История»
«Нерон и Геркулес – оба во мне»
«Владимир вдруг ощутил такой период времени, что все вокруг утратило новизну и яркость. Иссякло воодушевление, жизнь приобрела тусклые краски. Ни радости, ни веселья. Не говоря о каком – то счастье. Ситуация ухудшалась с каждым днем. Он стал чувствовать нехватку воздуха, как Зевс, на которого навалилось грузное тело Пифона.
Писатель решил прибегнуть к помощи врача. После общения с Владимиром врач спросил, способен ли тот точно следовать его инструкциям в течение дня. Владимир ответил утвердительно. Тогда врач велел автору провести следующий день в том месте, с которым связаны самые счастливые воспоминания его детства. Врач разрешил ему взять с собой еду, но предупредил, что он не должен буде ни с кем не разговаривать, читать, писать и слушать радио. После этого он передал Владимиру четыре сложенных листа и предписаниями и предложил прочитать одно в девять утра, второе в полдень, третье в три часа дня и четвертое – в шесть вечера.
– Вы это серьезно? – недоверчиво писатель.
– Когда получите мой счет, сами поймете, что я не шучу! – отвечал врач.
На следующий день Владимир отправился на побережье. Открыв первое предписание, он прочел: «Слушайте внимательно!». Он решил, что доктор не в себе. Как это можно слушать в течение трех часов! Но поскольку он пообещал врачу, что буде выполнять его указания, то стал слушать. Вначале до его слуха доносились вполне обычные звуки – шум моря и пение птиц. Но через некоторое время он начал различать и то, что не слышал вначале. Слушая, он начал думать о том, чему его учило в детстве море – о терпении, уважении и чувстве взаимозависимости всего сущего. Он слушал звуки, слушал тишину и в нем росло ощущение покоя.
В полдень он развернул второй лист бумаги и прочел: «Попытайтесь вернуться назад». «Куда это назад?» — с недоумением подумал он. Может быть, в детство, в свои счастливые воспоминания? Владимир стал думать о своем прошлом, о мгновениях счастья. он старался представить их во всех подробностях. И, вспоминая, ощутил, как на душе у него становится теплее.
В три часа дня Владимир развернул третий лист. До сих пор предписания врача выполнять было несложно. Но это было совсем иным, в нем значилось: «Проанализируйте свои мотивы». Вначале Владимир занял оборонительную позицию. Он думал о том, к чему стремился в жизни – об успехе, признании, безопасности – и находил убедительные подтверждения всех этих мотивов. Но вдруг ему пришла мысль, что все они недостаточно хороши и что, возможно, именно в этом и кроется причина его нынешней депрессии. Гордон тщательно разбирался в своих мотивах. Он подумал о счастливых состояниях своего прошлого. И наконец нашел ответ.
– «И вдруг с удивительной ясностью я увидел, – вспоминал Владимир, – что при неправильных мотивах ничто в жизни человека не может быть правильным. Неважно, кто вы – почтальон, парикмахер, страховой агент или домохозяйка. Когда вы понимаете, что служите другим, вам все удается. Если же вас заботят только собственные интересы, дела ваши идут не слишком успешно – и это закон, столь же непреложный, как закон всемирного тяготения».
Когда стрелки часов подошли к шести вечера, оказалось, что последнее предписание выполнить проще простого: «Напишите все свои тревоги на песке», – значилось на листе. Владимир присел на корточки и написал обломком раковины несколько слов, потом повернулся и зашагал прочь. Он не оглядывался назад, зная, что скоро начнется прилив…
А в сознание накатилась другая волна – чувственная яркость строк поэта, ставшего больше, чем век, с ощущением онтологической непрочности бытия:
«Пусть остылой жизни чашу
Тянет медленно другой»
Близкое состояние, с очевидным, хорошо просматриваемым ключом к ответу, позволил себе описать Иосиф Бродский:
«Когда так много позади,
Всего, особенности – горя,
Поддержки чьей – нибудь не жди,
Сядь в поезд, высадись у моря»
Об этом великом уроке, что каждый закат – это начало очень – очень яркого и большого рассвета, напомнили Владимиру эти слова:
«Уже поздно возвращаться назад, чтобы все правильно начать, но еще не поздно устремиться вперед, чтобы правильно закончить»
Они оживляли в сердце Владимира мощь эпикурейского вожделения – что жизнь коротка, как вздох – возносящего ум от суеты к первообразу человека – воспринимать мир как «жизненный пир», с напряженным призывом – «наслаждайтесь жизнью, ощущайте ее полноту, ее интенсивность.
Будьте героями на Празднике жизни.»