Глава 4
Проклятый старый дом
Самарская область, г. Похвистнево
(координаты: 53°39′00'' с. ш., 51°08′00'' в. д., 2033 год от РХ)
Луна плыла в очистившемся небе. Красиво, но опасно. Серая хмарь неба лучше бы чернела, наливаясь дождями, градом, снегом, чем угодно, хоть падающими лягушками. Чистое небо? Значит, жди беды.
Мороз ли опустится стремительным рывком огромного колючего языка, или что другое? Азамат не загадывал, знал – надо двигаться, пока возможно. Расстояние тут невелико, по меркам до Войны. Половину они преодолели в проклятый буран, подарив четырехногим хозяевам снежной ночи страшную жертву.
Пока им везло, на небе лишь остро вспыхивали искорки звезд – и все. Ничьи крылья не закрывали трупную зелень серебряного молчащего черепа в небесах. Азамат, как ни старался, ни разу не видел в Луне улыбающегося толстяка или неведомого морского коня. Никогда. Светящаяся блямба, катившаяся себе по непроглядному бархату вверху, казалась лишь чьим-то огромным костяным последышем. И не более.
Разговоров не случилось. Знал ли Костыль о таком варианте для матери и дитяти? Глупо предполагать, что знал. Подозревать его в желании откупиться, скинув за борт тетку с грудником, оставив там стаю? Вполне легко. А смысл?
Раз-два… раз-два… Они все качали и качали, разгоняя железную бричку. Усталость глухо забилась куда-то в самые далекие уголки. Ее время вернется, когда дрезина полностью остановится. А сейчас, закостенев в опустошающей злости от собственного бессилия, хотя тут кому как, двое мужиков знай себе гнали старую путевую тележку. Не время трындеть, время работать.
Земля чернела во все стороны. Деревья, темнее темного, торчали скелетами, раскинув сухие загребущие лапы. Сырость хватала через мокрую одежду, цапала промозглыми лапами открытую кожу. Пар не валил, развеивался резкими ножевыми ударами постоянно меняющегося ветра.
– Скоро докатимся, – буркнул Костыль, – афедроном чую. Всей спиной вижу, аки глаз у меня по ней насыпано, как иголок у ежа.
– Ну-ну, – Азамат все же ответил, – посмотрим.
Раз-два… раз-два… до чего ж надоело…
Колеса стучали мерно, разве что не баюкали. Даже хорошо, ведь усталость, коварно и незаметно, хитро и со спины, начинала охватывать добрым десятком мягко-когтистых кошачьих лап. Пару раз Азамат успевал лишь ухватить момент дремоты и выйти из него. Пока справлялся.
Люди – не машины. Люди сильнее и выносливее. Машинам нужны смазка, техосмотр и замена изношенных частей. А людям порой хватает лишь воли. А потом? Ну, а потом случается всякое. Но все равно люди куда сильнее машин. Хотя именно сейчас Азамат не отказался бы от двигателя, неожиданного выросшего у дрезины где-нибудь, пусть даже вместо Костыля. Не больно-то жалко.
– Дома, – Уколова, дующая на ладони и постоянно их разминающая, кивнула головой вбок. – Азамат, дома. И огни, туда дальше.
– Огни? Славно, славно… – Костыль выдохнул, явно устав не меньше Пули. – А домов тут должно быть немало. В отличие от огней.
Он был прав. Подбельск лежал за спиной, судя по всему. И прокатились они мимо него в буран. Азамат неплохо помнил окрестности Похвистнево, но в темноте мало чего разглядишь. Увидеть бы Копейку, все встало бы на свои места. Гора… Горушка невеликой высоты торчала над городом, заметная издалека. Слышал Азамат такую байку – мол, после Войны, стоило лишь Беде начаться, Копейка явственно доказала свое название.
Тот самый купец, которого якобы там и кокнули при царе Горохе, стал являться всем, оказывающимся на вытянутом плоском горбу, нависшем над городком. Так вроде и пер, едва начинало смеркаться, к людишкам, невесть как забредшим туда. Покачиваясь, зло поглядывая налитым кровью глазом, тряся рубахой, изгвазданной в кровище, и постанывая. Что там стонало привидение, никто не знал. Стонет, мол, и все тут.
Ох… Азамат снова задремал, сам не заметил, как, задумавшись про купчину, давным-давно сгинувшего за-ради найденной при нем лиходеями одной копейки. Твою ж…
– Точно, Похвистнево, – Костыль оглянулся, – у них на форту всегда ночью красный горит. Типа, стой, прохожий, иначе помрешь.
– И нам стоять придется? – поинтересовалась Дарья.
– Посмотрим. Но мне не хотелось бы. Желается оказаться в тепле, каком-никаком уюте и, по возможности, помыться. И пожрать. И выспаться в кровати. И…
– Ты на пожрать-то имеешь что за душой? – поинтересовалась Уколова. – А то бабу ему подавай.
– Какую-такую бабу? – удивился Костыль. – Даже и в мыслях…
– Верю-верю всякому зверю, – Уколова слабо улыбнулась, – даже ежу. А тебе, Костыль, погожу.
– Да и…
Что скрывалось за «да и…», они не узнали.
– Ракеты! – Даша встала. – Смотрите!
Тах… Тах… Осветилки вылетали по две.
– Нас услышали, – Костыль кивнул самому себе, – сбрасываем ход. Форт близко.
– Услышали?
Вот бестолочь, а еще на станции жила… Азамат хмыкнул. Такой лязг подняли по ночной округе, рельсы гудят в любом случае, а она спрашивает. Большая вроде, а все как ребенок.
Свет резанул по глазам, привыкшим к темноте. Прожектор бил издалека, нащупывал – и нашел их. Не иначе, «Луна» военная с бронетехники… Ох, и шарашит же, аж обжигает.
– Ща горлопанить начнут! – деловито поделился Костыль. – Точно вам говорю.
– Сбрасывайте скорость! – рявкнул матюгальник со стороны города. – Говорит капитан форта. Сбрасывайте скорость.
Предупредительные трассера легли по бокам, канув в тьму. Красиво летели, сволочи, жужжа и светясь. Костыль вздохнул, почти перестав качать. Ну, а что?!
– Эй, просто Дарья… – наглый попутчик наклонился вперед. – А что у тебя с глазами, а?
Азамат успел только обернуться. Мазнуть глазами по совершенно белому лицу с черными провалами зрачков, разом заполнивших радужку. Уколова, все же задремавшая и пропустившая даже ор мегафона, не успела ничего.
Даша просто встала на борт дрезины и шагнула в черное несущееся пространство. Раз – и как не было девчушки…
– Стой! – Уколова перевесилась наружу, всматриваясь в темноту. – Стой!
– Не останавливаться… – почему-то прошептал Костыль. – Етишкин кот…
– Не останавливаться! – рявкнули с форта. – Не останавливаться!
Очереди легли ближе. Почти просвистели рядом, заставили Уколову нырнуть назад. Губы старлея тряслись.
Азамат, качая головой, налегал на рычаг. Не останавливаться, пят`ак! Хорошо, пока не останавливаемся.
Форт город сделал из бывшей водонапорки и больших вагонов-рефрижераторов. Проезд загораживал маневровый тепловоз с закрепленным на корме ножом бульдозера и наваренными бойницами. Пыхтя и вздрагивая, металлическое чудовище готовилось двинуться. Вперед, давя неизвестных, либо назад, если пропустят.
По флангам громоздких укреплений, перекрывая подходы, тянулись сразу два рва и валялись разбросанные тут и там «ежи» из сваренного старого железа. Колючка, тряские грохочущие консервные банки, наверняка «егоза» по периметру и самопальные сигналки. Все как обычно.
– Встали, руки вверх, оружие не лапаем. Открыли лица и смотрим вверх, вспоминая о Боге. Вы же готовы встретиться со всевышним, бродяги?!
Костыль стянул маску и сплюнул.
– Матвей, хорош гнать… Это я.
Вместо металлического рыка по металлу зацокали металлом набоек. Невысокий, в ладно подогнанном стареньком «дубке», в кожаном шлемофоне и маске, Матвей спустился вниз очень быстро.
– О как, какого бешеного пса к нам принесло попутным ветром. Откуда путь держишь, менестрель сраный?
– За сраного можно ответить, – Костыль хмыкнул. – После дежурства, само собой. Да и не пою я больше.
– Ну да, как я забыл. После женушки Кривого и мне бы петь не захотелось. Чего ж не остался, если сделал супругу серьезного человека вдовой и хозяйкой целого курятника?
– Не люблю деревенскую жизнь. И в говне ковыряться тоже не люблю. Да и бабенка глуповата. Так… на пару раз отдохнуть, хотя, сам понимаешь, сиськи зачетные. Неужель никого не нашла?
– С таким приданым как же не найти, нашла. Это кто?
– Знакомые. Помогли с Черкасс удрать.
– О как. Есть из-за чего удирать?
Костыль ответил не сразу. Азамат понял. Расскажешь про хрень, творящуюся в селе, – можно помереть прямо здесь. Если, конечно, в карантин не попадешь в лучшем случае.
– Перебежал дорогу тамошнему голове. Сам понимаешь, из-за чего. Больше сисек богу сисек. И самогона.
– Дурак ты человек, – Матвей усмехнулся, – нигде не задерживаешься из-за одного и того же. Погубят тебя бабы.
– Погубят его не бабы, а неумение думать головой и умение думать чем-то другим, – Уколова не выдержала. – У меня девочка убежала, надо…
– Надо? – удивился Матвей. – Вам надо, так возвращайтесь. Мы к чертовой бабушке не полезем. Ну его в… Ну его, чертов черный дом. Не… Хотите – возвращайтесь. Подсвечивать дорогу не станем, потом еще к нам придет. У нас нейтралитет с этой дрянью.
– С какой? – спросил Азамат, радуясь неистраченным десяти патронам. Если караульные, тертые калачи с пулеметами, не хотят куда-то идти, то придется ему. И, видать, дело серьезное. Жаль, кончились пули боло. – С какой дрянью?
– Я ж сказал, – лениво процедил Матвей, – с чертовой бабушкой. Раз девчонка туда пошла, значит, позвала ее старуха. И теперь какое-то время по окраинам детишки пропадать перестанут. Нажрутся твари и спать лягут.
– Как – нажрутся? – Уколова сглотнула.
– Ну, как… может, молча, а может, и обсуждая текущую политическую ситуацию в мире. Кто их разберет, упырей. Хана ей, вот и все. Живыми оттуда никто не возвращается. А если возвращаются, то мы их сжигаем, как правило. И безопасности ради, и эстетики для… Больно уж вонюче они пахнут. А че, когда помер, то гниешь, знамо дело. Жутко падаль эта воняет, трупниной несет от них, кто все же возвращается. Вот и жжем. А им насрать, они ж померли.
Конец ознакомительного фрагмента.