Глава 3
ПОПОЛНЕНИЕ
Стаса, Савелия и Ксению окружал город – незнакомый и мрачный, с заброшенными, зачастую разрушенными зданиями, заросший травой и кустарником. Кое-где на местах развалин выросли уже и деревья.
В какую сторону идти, никто из них троих, разумеется, не знал, поэтому двигались наугад под испуганные всхлипывания и причитания Ксении, глухо доносившиеся из-под противогазной маски. Уныние, граничащее со страхом и отчаяньем, охватило и парней. Но, завернув за очередной полуразвалившийся дом, троица, как по команде, остановилась. Перед ними была дорога с потрескавшимся, а местами и вовсе отвалившимся асфальтом, где трещины и проплешины вовсю лохматились травой и кустами. Дорога, по которой годами никто не ездил, а если кто-то ходил, то уж явно не часто. Но все-таки это был путь, который одним своим присутствием словно намекал, что двигаться следует именно по нему.
Ксюша в очередной раз всхлипнула, но в ее глазах определенно появилась надежда, видимая даже сквозь стекла противогаза. Парни же и вовсе заметно повеселели.
– З-зачем здесь, интересно, нужна дорога, если она не ведет к храму… – пробормотал Стас. Из-под маски его слова прозвучали совсем тихо, почти неразборчиво, но Савелий их все-таки услышал.
– К какому еще храму? – спросил он. – На кой нам твой храм? И вообще, откуда ты знаешь, куда она ведет?
– Да я не знаю, – пожал плечами Стас. – А про храм – это я так… Читал где-то.
– К храму или не к храму, но куда-то же она ведет, – подала голос приободрившаяся Ксения. – Наверное, лучше нам по ней и пойти.
– Это уж точно, – кивнул Савелий. – Но вот в какую сторону?
– По-моему, мы пришли оттуда, – махнул рукой Стас.
– И что? – хмыкнул Савелий. – Предлагаешь вернуться домой?
– Я не предлагаю, – вновь дернул плечами Стас, – я просто сказал.
Он осторожно глянул на друга. Тот мотнул головой и буркнул:
– Прикольно!.. Ты «просто сказал». Давай я тоже что-нибудь просто скажу. Вон травка зеленеет, к примеру. Много от этого пользы? Мы зачем вообще все затеяли – просто поговорить?..
– Ладно вам, мальчики, – протянула к друзьям руки Ксюша. – Только не надо ссориться! Я ведь понимаю, что вы оба хотите пойти дальше, что вы только из-за меня… ну… сомневаетесь. Так вот, я готова. Все в порядке. Идемте!
– Но все же куда идти? – с явным облегчением в голосе спросил Савелий. – В ту или в эту сторону?
– По-моему, мы пришли оттуда, – посмотрев на девушку, повторил Стас, вновь сопроводив слова взмахом руки. – З-значит, нам туда, – ткнул он пальцем в другом направлении, куда все трое, не сговариваясь, и двинулись.
Но прошли они совсем немного. Их заставил остановиться раздавшийся неподалеку жуткий жалобный вой. Савелий тут же выхватил из кобуры пистолет. Стас крепче сжал пику и направил ее острием в ту сторону, откуда слышался этот леденящий душу звук.
– Кто это? – дрожащим голосом спросила спрятавшаяся за спины парней Ксения.
– Н-не знаю, – пробормотал, судорожно сглотнув, Стас.
Савелий водил стволом «макарова» из стороны в сторону, всматриваясь из-под нахмуренных бровей в темноту перед собой.
– Останься с ней, – не оборачиваясь, бросил он Стасу, а сам медленно двинулся к большой мусорной куче, громоздящейся перед разрушенным зданием, бывшим, вероятно, когда-то в прошлом двухэтажным. Вой, перемежающийся плаксивым скулежом, продолжал доноситься именно оттуда.
– Я тоже… – начал было Стас, но, оглянувшись на перепуганную девушку, лишь скрипнул зубами и замолчал.
А Ксюха внезапно вскрикнула:
– Там кто-то был! Я видела!
– Г-где? – закрутил головой Стас.
– Вон там, в тех развалинах, – показала Ксюша на остатки рухнувшего дома. – Кто-то в химзе, как и мы. Увидел нас и спрятался.
– Н-надо сказать Саве, – заволновался Стас и крикнул другу: – Сава! Осторожней! В развалинах человек.
Приятель остановился. Он подошел уже вплотную к мусорной куче и что-то внимательно разглядывал там.
– Идите сюда, – махнул он рукой. – Только смотрите под ноги.
Стас и Ксения подошли к Савелию.
– Ты слышал, что сказал Стас? – спросила у него девушка.
– Слышал, – кивнул Савелий. – Но вы сначала сюда гляньте.
Там, куда он показывал, метрах в трех от них, лежало на груде мусора странное существо. Оно было размером с большую собаку или с… волка. Впрочем, судя по серой шерсти и мощным лапам, это и был волк. Вот только вытянутая морда животного была точь-в-точь как у крысы – огромной зубастой крысы со злобными красными глазами-бусинами. Крупными такими бусинами, размером с орех. И хвост у этого создания был тоже крысиным: отвратительно голым и розовым, только длиной раза в два больше самого существа. Этим хвостом оно и постукивало – то ли испуганно, то ли нервно, готовясь к атаке. Хотя – теперь друзья видели это отчетливо, – ни на кого напасть этот зверь уже не мог. Его передняя правая лапа была намертво зажата двумя зубчатыми ржавыми дугами капкана и сильно кровоточила.
– Ого! – прокомментировал Стас. – Кто это его?
– Наверное, тот, – мотнула головой на развалины дома Ксюша.
– Кого ты там видела? – спросил Савелий.
Девушка повторила то, что сказала до этого Стасу.
– Прикольно. Пошли посмотрим, – предложил Савелий.
– Т-ты уверен? – Даже через стекло маски было видно, как нахмурился Стас. – А если он там не один? Если з-заманивает нас специально?
– Не, вряд ли. Будь их много, стали бы они тогда нас заманивать? Просто навалились бы гурьбой… Или перестреляли по одному.
– А если у них нет оружия? – высказала предположение Ксения. – Увидели твой пистолет, вот и опасаются лезть на рожон.
– Ладно, – подумав, сказал Сава. – Стойте тут, я пойду проверю.
– Я не хочу тут, с этим, – кивнула головой на крысоволка девушка. – Он так на меня смотрит – жуть берет.
Савелий навел пистолет на примолкшего мутанта. Раненый зверь тут же прижал к голове уши и тоскливо посмотрел на парня.
– Не стреляй! – вскрикнул Стас. – Побереги патроны. Он уже не опасен. А мы лучше пойдем с тобой. – И, не дожидаясь возражений друга, добавил: – Мы будем держаться сзади.
– Хорошо, – кивнул Сава. – Только смотрите под ноги, тут могут быть еще капканы.
Так они и побрели вдоль мусорной кучи: впереди шел с «макаровым» в руке Савелий, за ним – Ксюша, замыкал процессию, держа наготове пику, Стас. Не успели они пройти и половины пути до развалин, как сзади снова послышался вой. Теперь в нем, помимо жалобно-испуганных, звучали продирающие до костей ноты нестерпимой боли.
Стас оглянулся и увидел, что крысоволк принялся грызть попавшую в капкан лапу. Тут же вскрикнула Ксения, которая тоже обернулась на вой монстра.
– Меня сейчас вырвет, – проговорила она. – Может, пусть Сава его все-таки…
Савелий кивнул и быстрым шагом отправился назад. Короткий визг – и крысоволк замолчал.
Еще издали небольшая часть стены здания показалась им странной. Она словно была облицована темной квадратной плиткой, навешанной криво, как попало. Но в то же время она выглядело целой, что было удивительно на фоне общего состояния дома. Получалось, что была облицована уже после Катастрофы. Но кто это сделал? И самое главное – зачем? Чтобы навести сомнительную красоту на развалины?.. Более чем глупо. А может, это сделал тот человек, который сейчас прятался от ребят? Что ж, если они его найдут, то, вероятно, получат ответ и на этот вопрос.
Протиснувшись между упавшими на остатки стены бетонными перекрытиями, друзья очутились на заваленной битым кирпичом, сгнившими тряпками и прочим хламом, лестничной клетке. Ступени, ведущие вверх, обрывались на середине пролета. Вниз – вероятно, в подвал – тоже вели ступени, упирающиеся в очередную кучу мусора, откуда торчала ржавая спинка железной кровати. Один из прутьев этой спинки был оторван снизу, а сверху держался на одном честном слове. И сейчас этот прут медленно, c затухающей амплитудой, раскачивался. Загляни сюда ребята секунд на пять позже, они бы и не заметили, что кажущийся покой древних развалин был кем-то нарушен. Но они успели увидеть это движение и моментально сообразили: сам прут закачаться не мог, здесь не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. А значит… значит, его кто-то раскачал. И не нужно было иметь ученую степень, чтобы сложить два и два: прут задел человек, которого видела Ксюша. Но куда он в таком случае делся?
– Прикольно, – сказал Сава. – Он что, испарился?
– Ой, а может это тоже… привидение?.. – испуганно прошептала Ксения и юркнула за спину Стаса.
Парень с трудом сдержал счастливую улыбку. Ему хотелось стоять бесконечно. Вот только не было сейчас для этого времени, и Стас это хорошо понимал.
– Мне показалось… – начал он, и Ксюша сразу же, будто опомнившись, отстранилась.
– Что показалось? – быстро спросила она.
– Показалось, будто что-то скрипнуло, когда мы сюда лезли. Как раз где-то здесь и скрипнуло.
– Скрипнуло… – эхом отозвался Сава. – Скрипнуло, скрипнуло… А что тут может скрипеть? Только вот это и может. – Он ухватился за кроватную спинку и потянул ее на себя.
Раздался тот самый скрип, что услышал до этого Стас. Спинка кровати отошла от стены, прихватив с собой, как показалось ребятам, и ее часть.
– Это же дверь! – воскликнула Ксения.
Действительно, при ближайшем рассмотрении оказалось, что железная спинка была прикручена проволокой к двери, за которой скрывался проход в стене.
Савелий распахнул эту дверь шире и, выставив перед собой пистолет, шагнул в полумрак проема. Сразу за стеной находилась небольшая, примерно метр на метр, железная решетчатая площадка, от которой круто вниз, метра на три, уходила тоже железная, с решетчатыми же ступенями лестница. Свет исходил от забранной в защитный проволочный «абажур» тускло горящей лампочки на бетонной стене в самом низу. И в той же стене была железная дверь с металлическим штурвалом по центру, который в этот самый момент медленно поворачивался…
– Стой! – заорал Сава и скатился с лестницы, почти не касаясь ступеней ногами.
Оказавшись внизу, он сунул пистолет в карман и обеими руками вцепился в штурвал, выкручивая его в обратную сторону. К нему подскочили спустившиеся следом Ксения и Стас, но их помощь уже не требовалась – Савелий потянул за дверь на себя, и та неохотно подалась.
Когда дверь удалось открыть наполовину, стало видно, что с другой стороны, повиснув на штурвале, ее держит человек, одетый в костюм химзащиты и противогаз. Дышал незнакомец очень уж часто, громко и сипло. Казалось, что он сейчас задохнется. Его силы определенно были на исходе, а дверь он удерживал исключительно своим весом, судя по всему, не особо большим. Савелий, понимая, что помеха стала чисто условной, дернул дверь со всей силы, и та тут же распахнулась полностью. Человек, не удержавшись, упал. Он тяжело поднялся на колени и сорвал с головы противогазную маску.
Ребята невольно ахнули: перед ними был старик. Не просто пожилой мужчина, а именно старик – с потным, морщинистым, изможденным лицом землисто-свекольного цвета; жидкой грязно-седой бороденкой; желтовато-пятнистой, будто пергаментной, лысиной, окруженной редкими пучками таких же грязно-седых, что и борода, волос, и с маленькими, тусклыми, налитыми кровью глазами. Единственным, что гармонично смотрелось на этом лице и вызывало невольное уважение, был нос – мясистый, крупный, красный, напоминающий вытянутую помидорину. Правда, из его ноздрей торчали пучки желтоватых волос, на каждом из которых висело по большой мутной капле, так что уважение к носу, едва возникнув, тут же пропало. У Ксении так точно. Девушка быстро отвернулась, едва сдерживая рвотные позывы.
Старик часто, словно выброшенная на берег рыбина, хватал воздух безгубым и почти беззубым ртом. При этом он смотрел снизу вверх на ребят вовсе не затравленным и даже не особо испуганным взглядом. В красных глазах его читались скорее досада и усталость. Взгляд старика будто говорил: ладно, ваша взяла, добивайте.
Разумеется, ребята не собирались делать ничего подобного. Напротив, Сава наклонился к старику и помог тому встать на ноги. А после этого снял свой противогаз и спросил:
– Вы кто такой? Вы здесь живете?
Старик не ответил, лишь провел тыльной стороной ладони под носом, убрав мутные капли. Дыхание его выровнялось. Лицо становилось из свекольного просто землисто-серым. Нос тоже поменял цвет и напоминал теперь уже не крупный помидор, а небольшой баклажан. Глаза же остались кроваво-тусклыми. В них по-прежнему сквозила только усталость без малейшего намека на страх или хотя бы любопытство.
– Мы не причиним вам зла, – следом стянув с лица маску и поморщившись от резко ударивших в нос запахов, подключился к «беседе» Стас. – Просто скажите, кто вы такой и что здесь делаете. Вы ведь… немолодой уже…
– И Лени-и-ин такой молодой, и юный Октябрь впереди!.. – пропел вдруг старик сиплым фальцетом.
– Вас зовут Ленин? – испуганно пискнула Ксюша, единственная оставшаяся в противогазе.
– Ленин умер, – ответил старик неожиданно спокойным голосом. – И мы тоже умрем. Все. Совсем скоро.
Он снова надолго замолчал, изучая при этом взглядом ребят.
Стасу быстро надоели эти бессловесные гляделки, и он принялся рассматривать помещение: бетонная, метра три на четыре, коробка с голыми стенами, под потолком такая же, что и у входа, тусклая лампочка в решетчатом проволочном «абажуре» – ничего интересного… Возле одной стены стоял грубо сколоченный стол с широкой деревянной скамьей вдоль него. На столе – полулитровая бутылка, заполненная на две трети прозрачной жидкостью, металлическая, с отбитой эмалью, грязная донельзя кружка, бурые куски чего-то весьма на вид не аппетитного. Еще одну стену от пола до потолка закрывали стеллажи, заваленные разнообразным хламом – при плохом освещении и не разглядеть, чем именно. Там же – пара широких вертикальных ячеек. В одной висело темно-серое тряпье – вероятно, какая-то одежда. Вторую занимали два костюма химзащиты – таких же, что были на старике.
– Вы тут не один? – внутренне напрягаясь, спросил Стас и кивнул на костюмы.
Сава поймал взгляд друга и задал вопрос вслед за Стасом:
– Где остальные?
Старик опять не ответил, а друзья продолжили обшаривать глазами помещение. Если тут жили еще люди, и если они были не такими старыми, как этот неразговорчивый незнакомец, то дело могло принять весьма тревожный оборот. Однако в помещении никого больше видно не было. Зато там имелись, кроме входной, еще три двери, правда, вполне обычные, деревянные, выкрашенные когда-то очень давно белой краской, от которой остались теперь только лохмотья.
– Что там? – снова спросил Савелий, указав на двери. Голос его стал при этом более требовательным и жестким. – Там есть еще люди?
– Люди встречаются, люди влюбляются, женятся-я-ааа, – снова засипел фальцетом старик. – Мне не везет в этом так, что просто беда-а-ааа…
– Хватит паясничать! – сдернув наконец с лица маску, крикнула Ксюша. – Вас же по-человечески спрашивают. Стыдно должно быть. Пожилой человек, а так себя ведете!
– А вам не стыдно? – внезапно набычился старик. – Вломились в мой дом, устроили допрос… Вы сами сперва скажите: кто такие да откуда?
– Оттуда, – буркнул Савелий.
Стас же, пытаясь смягчить ситуацию, уже более дружелюбно ответил:
– Мы из Коломенского. Идем в город. Мы просто хотим узнать, что там и как. Надеемся встретить людей и…
– Нет там никакого города, – резко оборвал его старик. – И людей никаких нет. Ничего больше нет, и не будет.
– Да как же нет, если… – начала было говорить Ксения, но замолчала вдруг, понимая, что никаких внятных доводов найти не может.
Савелий же нахмурился, переводя взгляд с одной двери на другую. Стас понимал, что надолго терпения друга не хватит, и тот пойдет проверять, что – или кто – скрывается за ними. Но странный ответ старика его, что называется, зацепил, поэтому Сава снова посмотрел на хозяина.
– Вы объясните, что з-значат ваши слова? Как это – никого нет? А мы? А вы?.. И город… ну как же его нет? Вы пошутили?..
В ответ старик снова запел:
– Снятся людям иногда голубые города, у кото-о-оорых назва-а-аания не-е-еет!..
Затем он стал стягивать с себя костюм химзащиты и вскоре стоял перед ними полностью голый. Ксюша быстро отвернулась, а Стас и Сава пожалели, что сняли противогазы – настолько мощный смрад исходил от старика. Даже при тусклом освещении было видно, какой он грязный. И до безобразия худой – практически скелет, обтянутый серой морщинистой кожей. Стас вспомнил, что видел как-то в одной из книг фотографию мумии – сейчас перед ним будто предстал оригинал этого фото.
Старик же не спеша подошел к стеллажам, повесил рядом с двумя другими такими же свой защитный костюм и нарядился в висевшее рядом тряпье, на поверку оказавшееся чем-то вроде длинного мешка с отверстиями для головы и рук. Ноги он сунул в некое подобие галош, сшитых, судя по всему, из автомобильных покрышек.
Затем он выудил из недр стеллажа мятую алюминиевую кружку и пустую консервную банку, заменяющую, по-видимому, стакан. И кружка, и банка были почти черными то ли от грязи, то ли от копоти, а скорее всего – от того и другого вместе. Старик мотнул друзьям головой – сюда, мол, – и направился к столу. Уселся на скамью, наполнил из бутылки на треть эмалированную кружку и угрюмо проскрипел:
– Кто еще будет?
– А что это? – спросил, сглотнув, Стас, которому как раз очень хотелось пить.
– Что, что – водка, не видишь, что ли? Берег ее, родимую, аки зеницу ока. Последнюю… Аккурат к сегодняшнему денечку берег. Так будете, нет?
– Что такое водка? – шепнул Стас Савелию. – Ее можно пить?
– Пить-то можно, но не нужно, – прошептал в ответ Сава и сказал, уже в полный голос, старику: – Нет, спасибо, обойдемся как-нибудь.
– А почему именно для сегодня вы ее берегли? – спросила Ксюша, которая о водке что-то слышала от старших, но запомнила лишь, что ничего хорошего от этой водки не бывает.
– Потому что сегодня – день рождения моего Игорька, царствие ему небесное, – небрежно перекрестился старик. – Юбилей, мать его… Полтинник.
Он шмыгнул носом, еще раз перекрестился, тут же сплюнул и залпом выпил содержимое кружки. Поежился, крякнул и потянул со стола в рот кусок бурой массы. Пошамкал беззубым ртом, проглотил и снова мотнул головой:
– Что стоите-то столбами? Поговорить вроде хотели? Так садитесь, и поговорим. Пить не хотите, так пожуйте, вон.
Савелий первым подошел к столу и присел на скамью. Принюхался, поморщился и сказал:
– Прикольно. Что «пожуйте»-то?
– А вот. – Старик подцепил грязными, заскорузлыми пальцами очередной неаппетитный бурый кусок. – Крысяк это. Вы ж там, в капкане, такого видели. За ним и шел я, когда вы… того…
Сзади кто-то судорожно сглотнул. Савелий обернулся и увидел, что побледневшая Ксения прижала руки к своему горлу. Старик это тоже увидел и усмехнулся:
– Чистоплюи. Откуда и взялись такие?
– Я же сказал, мы из Коломенского. – Стас подошел к столу и тоже опустился на лавку. – В город идем…
– В город… – буркнул хозяин. Снова налил из бутылки в кружку, выпил, отправил в рот тошнотворную закуску, неторопливо прожевал и добавил: – Идите, коли ума нет.
Цвет лица старика опять начал приобретать свекольный оттенок – сказывалась, видимо, выпитая водка. Из-за нее же, вероятно, он стал и более разговорчивым. Для начала шикнул на Ксению:
– А ну, сядь иди, чистоплюйка! Не хочешь есть – не ешь, а столбом не торчи.
Ксюша нехотя приблизилась и присела на самый краешек скамьи.
Савелий нахмурился:
– Вы нами не командуйте. Хотим – стоим, захотим – сядем.
– Коли в мой дом незваными гостями явились, так хотя бы делайте, что вам говорят. А не нравится – не держу, – резко отреагировал хозяин и снова плеснул в кружку водки. Выпил, крякнул, закусывать уже не стал и заговорил вдруг другим, почти добродушным тоном: – Так что вы там узнать у меня хотели?
– Для начала, кто вы такой? – подался вперед Сава. – Что здесь делаете, кто еще тут есть?
– Что делаю?.. Живу я тут, – усмехнулся старик. – Кличут меня Павкой. Вы можете дедом Павлом звать.
– А что это за место такое? – повел вокруг рукой Стас.
Савелий же, строго на него зыркнув, повторил часть своего вопроса:
– Кто тут живет еще?
– Кто еще?.. – Дед Павел принял задумчивый вид. – Крысы еще, бывает, шастают. Далеко, правда, потом не убегают, у меня силки да ловушки по углам расставлены. Крысы – они вку-у-уусные! Куда вкуснее крысяка. Тот жестковат для моих десен-то.
– Хватит вам дурака валять! – Савелий вскочил. – Говорите, кто еще здесь живет! Что у вас за теми дверями?
– Тихо! – подняв руку, вскрикнула вдруг Ксюша. – Помолчите немного…
Девушка определенно к чему-то прислушивалась. Парни замерли и тоже навострили уши. А вот дед Павел, наоборот, закряхтел, завозился, принялся что-то напевать под нос. Он явно не хотел, чтобы ребята что-то услышали.
– Помолчите же! – взмолилась девушка.
– Сейчас он у меня замолчит, – угрожающе сказал Сава и двинулся к старику. – Сейчас свяжу его и кляп в рот вставлю.
Дед Павел недовольно зыркнул на юношу, но замолчал. Даже демонстративным жестом «запечатал» рот ладонью.
В наступившей тишине и впрямь отчетливо послышалось какой-то шорох, будто кто-то скреб ногтями по дереву. А потом послышался тоненький, жалобный, совсем, казалось, детский голосок:
– Откройте! Выпустите меня!..
Теперь на ноги вскочили и Стас с Ксенией. Вместе с Савой они бросились к одной из трех дверей, из-за которой и доносились эти звуки. Друзья, мешая друг другу, стали толкать и дергать дверь, однако та была заперта и не поддавалась.
– Кто там у вас? – обернулся к старику Савелий. – А ну, открывайте немедленно!
– Чего это вдруг? – угрожающе произнес хозяин. – У себя дома я командую.
– Вы держите взаперти ребенка! – вскинулась Ксюша. – Вы не имеете права! Он, наверное, голодный! Или больной… Да как же так можно?! – Казалось, еще немного, и она кинется на старика с кулаками.
– Ребенку третий десяток пошел уж… – буркнул старик. И неохотно пояснил: – Внучка это моя, Матрешка. Она и впрямь больная. Но не организмом, на голову слаба. Сидит там, чтобы себе ж не навредила. Так что нечего тут хай подымать.
– Открывай! – взвился вдруг Стас, сам не понимая, что на него нашло. В голове и где-то в груди у него стало вдруг так горячо от вспыхнувшей ярости, что казалось, будто сейчас закипит кровь.
Парень, выставив свою пику, двинулся на деда Павла, и неясно, чем бы могло кончиться дело, если бы у него на пути не встал Савелий, широко раскинув руки.
– Ну, ну, осади! – прикрикнул он на друга. – Сейчас он и так откроет. Так ведь, дедок? – обернулся он к старику.
– Я-то открою. – Дед Павел забренчал вынутыми из-за пазухи ключами. – Только я вас предупредил…
В замочную скважину он попал не сразу – сказывалась, видимо, выпитая водка. А может, и струхнул старик, увидев безумные глаза разгневанного Стаса.
Едва ключ провернулся в замке, как Стас резко дернул дверную ручку. Дверь распахнулась. Парень рванулся было внутрь, да так и замер с занесенной над порогом ногой. К дверному проему тут же подступились Савелий и Ксения. Девушка, заглянув туда, охнула и зажала рот ладонью.
Впрочем, зажимать было впору не только рот, но и нос. В маленькой комнатке нестерпимо воняло немытым телом, нечистотами и еще чем-то отвратительно-тошнотворным. Забранная в решетчатый металлический кожух тусклая лампочка – еще более тусклая, чем в «зале» со столом, – почти ничего не освещала, а скорее, наоборот, лишь подчеркивала сгустившийся по углам мрак. Поэтому ребятам пришлось некоторое время привыкать к такому освещению. Но постепенно они смогли разглядеть, что почти все пространство комнаты занимала железная панцирная кровать с лежащим на ней подобием матраца, практически черным от грязи. Комнатушка казалась еще меньше, чем была на самом деле, потому что стены ее были завешаны полками. И эти полки под завязку были набиты… книгами! Но книги размещались не только на полках. Они громоздились вдоль стен, были сложены под кроватью, лежали на самой кровати и просто беспорядочно валялись на полу. Кроме кровати и книг в комнате имелось лишь цинковое ведро, содержимое которого несложно было определить по исходившему оттуда запаху.
Запах источало и то косматое существо, которое стояло на четвереньках возле распахнутой двери. Если бы друзья не слышали слова деда Павла о внучке, они бы не сразу смогли признать в этом грязном, вонючем создании девушку. Да и сейчас их терзали сомнения, тем более что обитательница комнаты была привязана за талию к спинке кровати веревкой. Первой перестала сомневаться Ксения.
– Немедленно отвяжите ее! – топнув ногой, крикнула девушка. – Это вам не животное!
Стас не стал дожидаться ответных действий старика, а просто вынул из ножен клинок и перерезал веревку, поколебался с мгновение и подал несчастной узнице руку:
– В-вставайте! И не бойтесь, мы вас н-не обидим.
– Ох, смотрите, сами потом пожалеете. – Дед Павел покачал головой и равнодушно отвернулся. Потом снова прошел к столу, сел, налил в кружку водки и выпил.
Сава и Ксюша отступили от двери, давая возможность Стасу вывести пленницу, которая, оказавшись в помещении с более ярким для нее светом, замерла и заслонила глаза ладонью. У ребят наконец-то появилась возможность лучше рассмотреть девушку. Опять же, если бы дед Павел не сказал, что внучке уже третий десяток – то есть двадцать лет ей было как минимум, – то никто из них не дал бы ей больше пятнадцати. Худющая, как и дед, она была одета в такой же, что и у него мешок с прорезанными в нем отверстиями для головы и рук. Ростом девушка была почти с Савелия, но из-за неестественной худобы все равно выглядела маленькой. А вот волосы у нее были такими же длинными, как и у Ксюши, но настолько грязными, что определить их цвет не представлялось возможным. И спутаны они были так, что походили на паклю – причем, уже бывшую в употреблении. Зато когда внучка деда Павла убрала наконец ладонь от лица, все ребята одновременно ахнули – на чумазом длинноносом лице светились такие огромные, такие зеленые – под изумруд – глаза, что вся грязь и вонь будто разом слетели с девушки.
– Ни хе… – начал было Савелий, но тут же закашлялся, покраснел и отступил за спины друзей.
Девушка же улыбнулась вдруг (зубы у нее оказались удивительно ровными и белыми, даже Ксюша позавидовала), обвела ребят своим изумрудным взглядом и спросила, певуче и мягко:
– А вы кто?
– Ну-у… – протянул Стас, чувствуя, что все слова вылетели вдруг из головы.
– Знаю-знаю! – Чумазая красавица захлопала в ладоши. – Ты принц, и ты пришел меня спасать! А это твои верные слуги.
– Прикольно! – Забыв о смущении, Сава вынырнул вперед. – Мы с Ксюхой, стало быть, слуги? А Стасик – прррынц?.. А ты тогда кто – прррынцесса?
– Не надо, Савелий. – Ксюша взяла друга за руку. – Ну не надо, прошу, ты же видишь… – И, обернувшись к зеленоглазке, спокойно и дружелюбно сказала: – Мы не слуги. И принца среди нас нет. Мы такие же обычные люди, как и ты. А здесь мы оказались случайно.
– Случайно?.. – Девушка, словно задутая свеча, моментально потухла взором. – Значит, вы меня не спасете…
– А от кого тебя надо спасать? – спросил Савелий. – От него, что ли? – Он мотнул головой на деда Павла.
– Да, от него… Он никуда не пускает меня, привязывает, бьет… И почти не дает воды.
– Где я ее возьму, воду-то?! – старик подскочил и, пошатнувшись, едва не упал. – Что я, волшебник? Дед Мороз? Так у нас тут не Устюг… этот… Великий. Это там, может, какой-нить мутант с бородой в красной шапке скачет[2]… А я хоть и дед, да не Мороз, а всего лишь Павел. – Он насупился и пробурчал: – Воды ей!.. Запасы давно кончились, фильтры непри… негри… негодные, да и как я ее много натаскаю-то? Река – эвон где, а мне годков-то – восемьдесят скоро!..
– Я же просилась помочь! – вскинулась девушка.
– Ага, помочь!.. Сбежала бы и пары часов после не прожила. Да и не сбежала бы, так все одно и пустого-то ведра не подняла бы, а уж с водой!.. Помощница… – Дед Павел, словно в ожидании поддержки, обвел ребят поочередно пьяным уже взглядом. – Я ведь не нарочно… Мне ведь и впрямь никак… Сколько могу… А могу мало уже… Хорошо, дожди случаются. Но и додж… дожд… ждевой много не собрать. И фильтры, опять же… Голимую радиацию глотаем. И с водой, и с этим вот. – Он кивнул на бурую «закуску» и тут же обеспокоенно глянул на внучку: – Есть-то хочешь? Вон, тут осталось немного…
Девушка села за стол и стала жадно кидать в рот неаппетитные куски. Ребята невольно отвернулись. Дед Павел это заметил и, пьяно икнув, замахал пальцем:
– Ага, чистоплюи, не нравится вам? Вы сами-то лучше, что ли, столуетесь? А где это сейчас бывает лучше?.. Разве что там… – Он опустил палец к полу. – Вот и думаю… Принцы они, ага… Темного царства только…
– Чего-о?.. – Сава прищурился. – Дед, ты, похоже, перепил.
– Нет, я еще не допил! – Старик словно опомнился и схватился за бутылку, водки в которой оставалось совсем немного. Но и эти остатки он разделил, вылил в кружку не все, приберег еще глоток. А налитое не стал опрокидывать в рот сразу, сначала обвел всех слезящимся взглядом и, всхлипнув, жалобно простонал: – Эх, за сы́ночку моего, за Игоречка… Царствия бы ему небесного, да нет больше его, небесного-то, одно подземное осталось, бесовское… Так шта… прости, Игореша!.. – И только после этого проглотил содержимое кружки.
– Кто такой этот ваш Игорь? – спросила, приблизившись к столу Ксюша. – И что за подземное царство? О чем вы? Вы говорили, что ничего и никого больше нет? Как вы вообще здесь оказались, как выжить сумели?
– Рассказать? – неожиданно спросил дед и трезвым взглядом посмотрел на Ксению.
– Расскажите…
– Расскажи, деда, – сытым голосом промурлыкала внучка. – И мне интересно послушать.
– Сто раз уже слышала, – пробурчал старик, но ясно было, что и его уже пробрало на разговор, что развязала язык водка, что перед неожиданными слушателями можно облегчить душу. И он призывно махнул рукой: – Ладно. Садитесь тогда, буду рассказывать. Коль вы оттуда, – вновь ткнул он вниз пальцем, – то и так все знаете, ну да хуже все одно не будет. Потому – некуда хуже-то…
Парни подошли к столу и сели на лавку. Так уж получилось, что ближе к дедовой внучке оказался Стас. И девушка тут же прижалась к нему и горячо зашептала на ухо:
– Ты все равно мой принц, пусть и не настоящий. Ведь это же ты меня спас. И ты… красивый.
Стас почувствовал, как вспыхнули его щеки. Он хотел отодвинуться, но рядом, с другой стороны, сидел Сава. Да и дед Павел начал уже свой рассказ. Парню не хотелось пропустить чего-нибудь важного.
Говорил старик долго. И потому, что много пришлось рассказывать, а больше из-за своего состояния. Спьяну у него не сразу получалось произнести некоторые слова, он часто повторялся, забывал, о чем только что говорил, перескакивал с пятого на десятое, а то и вовсе бормотал нечто неразборчивое. Пару-тройку раз порывался запеть, и ребятам приходилось прилагать усилия, чтобы вернуть его к более-менее внятной нити рассказа. Но, как бы то ни было, определенный объем информации друзья все же получили.
Оказалось, что этот подвал, можно даже сказать – бункер, дед Павел (тогда еще вовсе не дед, а крепкий сорокалетний мужик) начал оборудовать еще в начале девяностых. То ли от потрясших тогда страну изменений у него слегка поехала крыша, то ли она поехала вовсе даже не слегка, а может, и вовсе была таковой изначально, но дураком дед Павел точно не был. И, хоть и не имел он высшего образования, ум у него определенно был инженерным, а уж руки, бесспорно, золотыми. Но тогда, в начале девяностых, когда развалился Советский Союз, Павел вбил себе в голову, что Бог отвернулся от своего творения – устал ли, разочаровался ли, то ему только ведомо, – и мир захватили темные силы – попросту говоря, дьявол со своей командой. «Меченого» Горбачева он считал однозначным ставленником сатаны, и по этому поводу с Павлом было лучше не спорить – крепко побить мог. Да никто и не собирался, тем более жена от него в девяносто третьем ушла, забрав с собой десятилетнего сына Игоря, а друзей он растерял еще ранее.
Но бункер дед Павел строил тогда не только для себя. Сначала думал – для семьи. Когда семьи не стало – для себя и для Игоря (жена все-таки позволяла встречаться с сыном). А уж когда в десятом году Игорь женился, и через пару лет у молодых родилась дочка Маринка, дед Павел (теперь уже настоящий дед) отдался «проекту» с удвоенной силой. В бункере было предусмотрено все: мощные перекрытия, фильтры для воды и для воздуха, огромный – на годы – запас воды и продуктов; имелся мощный дизель-генератор, запас солярки к нему, емкие аккумуляторы, печь… Приобрел он и три комплекта химзащиты с противогазами (тоже с большим запасом сменных фильтров). Правда, корил себя потом, что просчитался. Нужно было брать не три комплекта, а четыре: на себя, Игорька, его жену Иру и на Маринку. Но Маринка была еще такой крохотной, что представить ее в противогазе он просто не мог, потому и упустил из виду, что внучка вырастет. В итоге получилось, что не просчитался, а наоборот перебдел, но тогда-то он этого не знал, а потому сокрушался и после… После того, как Игореши с Ириной не стало. Когда не стало самого мира. Ведь Катастрофа была вызвана, по его словам, никакими не ядерными взрывами, а выходом наружу сил Тьмы. Поэтому и вместо Москвы теперь был Темный мир с раскрытым провалом в преисподнюю, и вместо всего остального мира – тоже. Где-то провалы были чуть меньше, где-то больше, не суть. Земля стала частью Темного мира. А Бог ушел. Уехал, улетел… И Царствие небесное переехало следом. Так что искать его теперь бессмысленно, и взывать к Богу тоже.
И так уж получилось, что как раз в день захвата мира силами Тьмы, в город по каким-то делам отправились Игорь с Ириной, оставив на деда Павла Маринку. Дед с внучкой выжили, за что он не уставал благодарить свою предусмотрительность. Дьявольские силы просто не заметили подземного бункера. Пока не заметили…
В общем, дед Павел стал жить-поживать, заботясь о внучке Маринке. Правда, он тут же переименовал ее в Матрену, потому что имя Марина ему не нравилось изначально: ну какая-такая «морская»? Откуда море в Москве? Матрешке же было все равно, поскольку к прежнему имени она привыкнуть не успела.
Первые годы, пока не кончились запасы воды, продуктов и топлива, жилось еще более-менее, хоть и сжималось иногда в тоске и отчаянии сердце деда. А вот потом… Хорошо, что на всякий случай дед Павел запасся и панелями солнечных батарей, хотя поначалу был уверен, что Солнце силы Тьмы тоже обязательно погасят. Но этого почему-то не произошло, а потому какую-никакую электроэнергию старик мог получать. Питаться пришлось крысами и теми мерзкими тварями, что удавалось поймать в силки и капканы. Зимой грелись у печки, в которой он сжег все деревянное, что смог достать в пределах досягаемости вокруг бункера. С водой было хуже… Все, что могло, пришло в негодность, включая фильтры. Дед Павел понимал, что они давно уже дышат радиоактивным воздухом, пьют радиоактивную воду, едят зараженное радиацией мясо, но все равно, выбираясь наверх, надевал костюм химзащиты и противогаз – это уже, наверное, стало традицией.
Он ожидал, что вот-вот заболеет лучевой болезнью и умрет Матрешка, но внучка, на удивление, словно не замечала радиации вовсе. Может, в организме девочки произошла такая вот полезная мутация? Дед Павел понимал, что мутировать мог бы зародыш, а не ребенок, который пережил Катастрофу. Но кто сказал, что причиной приспособленности организма внучки к радиации была именно Катастрофа? Дело в том, что его сын, Игореша, служил срочную на флоте, на подводной лодке, где-то на Севере, в каком-то Видяево, будь оно неладно. В общем, что-то у них там случилось. Что именно – сын не рассказывал. Вряд ли ему сильно хотелось об этом говорить, да и не мог он, наверное, ведь тогда с этим строго было. Но признался как-то по дембелю, будучи в подпитии: боюсь, мол, батя, детей у меня теперь не будет… Дите-то родилось, а вот какой оно «подарок» с отцовскими облученными генами приняло – кто знает…
Чего Матрене точно не хватало, едва ли не больше, чем воды, так это информации. Читать дед ее научил еще тогда, когда она была совсем маленькой – было в бункере несколько книжек. А потом она стала просить еще и еще. Да не просто просить, а умолять, словно и правда голодала без чтения. Пришлось разыскать библиотеку, благо та оказалась не сильно разрушенной, и натаскать в бункер целую гору книг. Он старался брать только полезные книги: учебники, справочники, энциклопедии. Но как-то принес случайно попавший в очередную стопку книг фэнтезийный роман, после чего Матрешка замучила его требованиями найти еще чего-нибудь «эдакого». В результате в голове у внучки, по словам деда Павла, образовалась настоящая каша, и она просто-напросто тронулась умом, то и дело пытаясь убежать то на поиски принца, то – волшебного королевства, а то и вовсе – секретного космодрома инопланетян, чтобы улететь с ними в иные, прекрасные миры. В итоге пришлось ее привязывать и запирать в комнате, а иногда и слегка лупить – в «лечебных», разумеется, целях.
– А вот и неправда! – подала голос Матрешка в конце дедова рассказа. – Ничего я не сумасшедшая. Просто мне тут очень скучно. Я и правда скоро сойду с ума от этих стен… Потому и убегаю… убегала. Я не верю, будто мир кончился. Не может такого быть! Я думала, что если не найду волшебного царства, то хотя бы людей встречу. Обычных людей, не обязательно принцев с принцессами. Я верю, что люди еще где-то есть! И я ведь была права – вот они, люди! И вот он, мой принц… – Девушка снова прижалась к Стасу и положила ему на плечо голову.
Савелий не выдержал и рассмеялся. Ксюша же, напротив, сидела с мокрыми глазами и так зыркнула на Саву, что тот едва не поперхнулся, но смеяться тут же перестал. Стас же готов был провалиться еще глубже под землю, пусть даже в ту самую преисподнюю, которая будто бы вышла наружу через провалы. Почему бы и здесь ей не выйти? Совсем чуточку, для него одного…
А дед Павел, закончив рассказ, допил, наконец, водку и сидел теперь, раскачиваясь и уставившись в никуда своими мутными красными глазами. Однако на слова внучки он все же отреагировал:
– Это не люди… Это бесы… Пропадешь с ними… В прис… в переспо… в преисподнюю затянут и мозг твой сожрут… Темные силы они потому шта.
Старик неожиданно замолчал, будто его выключили, и запел, подвывая:
– Вихри вражде-е-еебные веют над нами-и-ии,
Темные си-и-иилы нас злобно гнету-у-уут!..
В бой роково-о-оой мы вступили с врагами-ии…
Тут он снова «выключился», а точнее «переключился», поскольку продолжил начатое ранее:
– А душу пытать будут… вечно пытать… и Господь не зыс… зуст… не заступится, потому шта нету его… Умер Бог… И ты тоже умрешь… А я уже умер.
Тут дед Павел разразился вдруг могучим храпом и свалился со скамьи под стол, где и продолжал храпеть столь зычно и мощно, что ребята даже удивились. Как-то вовсе уж не вязались такие богатырские рулады с его хилым старческим телом.
– Прикольно, – Савелий сказал и поднялся. – А теперь пошли дальше. Нечего нам тут больше делать.
– Погоди, – тихо сказала Ксюша. – А что, если и правда…
– Что правда? Что мы бесы? Приспешники темных сил?
– Нет. То, что мира больше нет. Что только провалы кругом…
– Ксюха, перестань. – Стас нашел повод освободиться от Матрены и пересел ближе к подруге. – Дед Павел просто выжил из ума. Вот и про нас невесть что наплел…
– Хотя… – будто и не слушая Стаса, продолжила Ксения. – Хотя если и правда нигде нет ничего и никого, то какая разница теперь, куда мы пойдем?.. А возвращаться домой, не узнав правды, мне теперь совсем не хочется. Я не смогу с этим жить. Буду корить себя, что не попыталась узнать.
– Вот и ладно, – потер ладони Савелий, – вот и двинули. – И шутливо поклонился Матрешке: – Покеда, хозяюшка. Счастливо оставаться!
– Как?! – подскочила Матрена. – Как это «оставаться»?.. Да вы что?.. Я с вами!
– Вот уж нет уж, – замотал головой Савелий. – Даже не думай.
– Но я… – Зеленые глаза девушки потемнели от влаги. – Но я ведь не смогу тут… теперь уже точно не смогу, когда знаю…
– Сможешь, сможешь! Еще как сможешь. Тем более дед у тебя. Он же старый. И в чем только душа держится? Как он без тебя?
– А никак, – перестала вдруг плакать Матрешка. – Он все равно не сегодня, так завтра умрет, не видите, что ли? Он ведь и сам сказал, что уже умер. Мне тогда тоже придется умиреть. Даже раньше, чем он. Потому что если вы меня не возьмете, я жить не буду. Веревка есть вон, видели.
– Прикольно, – выпучил глаза Савелий. – Это что, шантаж?
– Нет, – покачала вдруг головой Ксения. – Это не шантаж, ребята. Она и правда покончит с собой, я чувствую. Надо ее взять, иначе я не прощу себе…
– А ты что скажешь, прынц? – повернулся Сава к Стасу.
– Я скажу, что в лоб тебя сейчас тресну.
– За что это?
– За прынца. Еще раз назовешь – точно тресну. Не обижайся потом.
– Так а с этой-то что будем делать? Учти, если ты тоже скажешь, что берем с собой, то нянчиться с ней ты сам будешь.
– Ну и буду, – заявил вдруг Стас неожиданно для самого себя. Вероятно, он это сказал в запале, наперекор Савелию, но отступать было уже поздно, не по-мужски.
– Спасибо… – заплакала вдруг Матрена. – Спасибо вам, родненькие! А дедушка… Вы не думайте, он без меня еще и дольше проживет. На одного ведь и еды, и воды меньше нужно…
– Ладно тебе сырость разводить, – насупился злой сам на себя Стас. – Одевайся скорей, пока не передумали.
– Во что одеваться? – удивилась обрадованная девушка.
– В химзу, во что еще-то?
– Мне… – запнулась, потупив взгляд, Матрена. – Мне не надо. Дедушка правду сказал, меня радиация не берет.
– Все равно одевайся, – сказала Ксения. – Не пойдешь же ты в этом… – махнула она на Матрешкин мешок.
– Ладно, я оденусь! Я буду делать все-все-все, что вы скажете! Только не бросайте меня, пожалуйста… – На глазах Матрены вновь заблестели слезы.
– Я ведь сказал: хватит лить воду! – прикрикнул на нее Стас.
– Кстати, о воде, – поднял палец Савелий. – Как только ее увидим – неважно, реку ли, лужу, – ты в нее полезешь. Без костюма, голая. Раз уж тебе все равно радиация нипочем.
– Зачем? – вытаращила зеленые глаза Матрена.
– Потому что ты воняешь!
Между тем на поверхности уже смеркалось. А может, так просто показалось ребятам, вышедшим под затянутое мрачными тучами небо. Но в голове у всех, кроме Матрены, сразу завертелись мысли о захвативших мир Темных силах.
– Вихри враждебные веют над нами… – пропел вдруг Стас и чертыхнулся: – Вот, черт, привязалась-то!..
– Не поминай имя лукавого, – монотонно, но очень отчетливо проговорила вдруг Матрена.
– Чего-чего? – обернулся к ней Стас. И тут же крикнул успевшим уже уйти чуть вперед друзьям: – Стойте! Скорее сюда! Тут…
А тут и впрямь происходило нечто странное. Матрена сорвала вдруг с лица маску, повалилась на землю, и ее стало крутить и выгибать, словно тонкое тело попало в огромные невидимые лапы. На губах девушки показалась пена.
Савелий и Ксюша подбежали как раз в тот момент, когда Матрена, устремив взгляд своих больших зеленых глаз в видимую ей одной точку, не переставая выгибаться, принялась вещать, заунывно и четко:
– Нету пути назад, ибо путь тот – в геенну огненную. К башням ведут пути через дворцы подземные… Не убоится кто, тот и получит все. Но просящему не воздастся, ибо с колен не взметнуться к небу.
– Мне страшно, мальчики, мне страшно, – запричитала, пятясь, Ксения. – Это все из-за меня, это я решила ее взять!..
– Ты не здесь не при чем, я тоже так решил, – попытался успокоить подругу Стас. Но девушка все пятилась и пятилась, пока не споткнулась и не упала.
Поднимать ее метнулся Савелий, а раздосадованный этим Стас повернулся к Матрене. Та уже сидела на земле как ни в чем не бывало и, глядя на поднимающуюся с земли Ксюшу, во весь рот улыбалась:
– Мы что, одновременно с Ксюшей упали? Вот ведь матрешки-то, да?
– Матрешки как раз не падают, – сквозь зубы процедил Стас. – Т-ты лучше скажи, что это было?
– Что было, Стасик, где? – Матрена поднялась на ноги и попыталась взять парня за руку, но тот отдернул ладонь. – Ты чего?.. А что вы так на меня смотрите? – перевела она взгляд на Савелия и Ксюшу. – Я что, еще больше испачкалась? Ну ничего, река-то уже близко. Я ведь помню, что мне в нее лезть нужно.
– Где река? – машинально спросил Савелий.
– А вон там, – махнула рукой Матрешка. – Ну что, идем?..
И они пошли. А что оставалось делать?