Глава 4
Вторник, вечер
Говорят: «уходя – уходи». Но куда уйти от человека, если вы с ним помещены в замкнутое пространство, как мышки в стеклянный аквариум?
Марина была явно не рада его видеть. Наморщила нос, поджала губы. На ней были синие джинсы, почти не застиранные, и обтягивающая черная водолазка. Время властно над каждым, но эта женщина сохранилась едва ли не лучше всех в поселке. Разве что лицо ее было чуть одутловатым и не такими густыми стали волосы.
«Опять ты? – говорил ее взгляд. – Да как ты посмел, после всего, что ты мне наговорил?»
Почему он в свое время прикипел к ней? Наверное, дело было в ее внешнем сходстве с… Даже волосы у нее были такие же. И манера откидывать их назад, чуть наклонив голову. И, конечно… общее несчастье. Но оказалось, что одной разделенной боли маловато для того, чтобы построить что-то похожее на счастье.
И хорошо, что они были не наедине. Присутствие Васьки как-то держало их обоих в рамках.
Катастрофа 2013-го года застала Ваську из Долгопрудного молодым пацаном. Он тогда был учащимся ПТУ… А может, колледжа или техникума. Причем сам он этого скорее всего не помнил и говорил, что в первом учебном году больше «курил куришку и бухал бухашку», чем посещал занятия. Он был бабник, сквернослов и балбес. Нос картошкой, веснушчатое рябое лицо – теперь изрезанное морщинами, будто ему было не сорок, а шестьдесят. Марина Ваську терпеть не могла из-за его неинтеллигентной манеры вести себя. А еще потому, что он имел привычку распускать руки – щипать и щупать всех женщин, которых считал свободными и за которых не мог получить в глаз.
Но ей приходилось его терпеть, потому что этими же руками он умел налаживать любые механизмы. Да и, в отличие от того же Жигана, человек он был беззлобный и легкий, даже когда был пьян (он сливал откуда-то из автоцистерны на шоссе спирт высокой очистки).
А еще благодаря Ваське не возникло проблем с подключением экрана – такого, на котором можно было все рассмотреть подробно.
– Ни хрена себе, сказал я себе… – такими комментариями механик сопровождал просмотр диска. «Как раньше, в кино» – подумал Николай.
Кроме сцены на проспекте, больше на записи ничего интересного не было. Только полет над мертвой столицей, над бесконечным полем машин, обретших свою последнюю бесплатную стоянку. С прахом водителей внутри, получивших свою бесплатную кремацию. Судя по ровным рядам автомобилей, люди там погибли мгновенно. Иначе, даже объятые пламенем, машины бы врезались друг друга и вылетали с дороги, как бильярдные шары, – все эти «Форды», «Хёндаи» и «Гелендвагены». А так люди даже ничего не успели понять и наверняка закончили жизнь, проклиная мэра и пробки, и даже не подозревая о занесенной над ними длани Всевышнего.
– Етить твою налево… – произнес Василий, обгрызая ноготь. – Да скока же их там?
– Это еще относительно небольшая пробка. Совсем не «час пик». Когда какие-нибудь шишки с кортежем проезжают, пробки бывают и побольше, – ответил биолог.
Наконец они добрались до момента, где Николай увидел человека в ОЗК. Теперь, рассмотрев его лучше, они увидели, что тот идет, сгибаясь под тяжестью большого рюкзака. Через плечо у него был перекинут автомат – по виду «калашников».
Когда запись дошла до отметки, которую Малютин запомнил, он включил замедленный режим.
– Да в рот компот… – Вася аж заерзал на месте, глядя в экран вытаращенными глазами.
Оно явно было живое. Быстро перемещалось, словно прячась за автомобилями. И приближалось к человеку. А потом и это нечто, и человек в костюме химзащиты исчезли из поля видимости, потому что аппарат полетел дальше, безразличный к тому, что происходило внизу.
Марина смотрела молча, лишь лицо ее то бледнело, то наливалось краской.
– Я так и знала, – наконец произнесла она. – То, что столица погибла… это своего рода секрет Полишинеля.
– Какого шинеля? – поднял брови Васька.
– Да и про другие города… я тоже не сомневалась, – проигнорировав его вопрос, продолжала она. – Мы очень многого не знаем о мире, в котором теперь живем. Сидим здесь, как хомяки, доедаем свои запасы…
– Но люди-то в Москве есть, – произнес Малютин.
– Люди? На сотню тысяч мертвых увидели одного живого. И прячутся, как мы. А на открытом месте без костюма не пройти. Хорошая жизнь…
– Другой нет.
– Может, где-то и есть. Но далеко. Знаешь, я видела птицу… – ее голос стал задумчивым. – В бинокль. Я в него иногда смотрю на Москву, когда нет облаков.
– Мне давно птицы не попадались. Даже обычные грачи и воробушки. Никитич подстрелил какую-то курицу – и уже радость. Какую еще птицу ты видела?
– Да уж не синюю птицу счастья и не аиста, приносящего детей… Но и не ворону, – произнесла женщина задумчиво. – Я хоть и школьницей была, когда конь бледный пришел, но хотела поступать на астрофизику… Смешно, да? Все отговаривали. Зачем, мол, бабе на звезды смотреть? Зато я знаю, что такое угловой размер. И как, исходя из него и расстояния, определить реальные размеры объекта. А если я скажу, что у нее размах крыльев метров десять, ты не решишь, что я сумасшедшая?
– Я сейчас не удивлюсь даже Иисусу с эскортом ангелов. А тут какая-то птичка… – фыркнул биолог. – Может, это альбатрос. Или гриф. Из зоопарка.
– Ты все шутишь. А у меня есть другое объяснение.
Ему показалось, что она немного оттаяла. «Может, не все так безнадежно?» – подумал он и подсел поближе. И плевать ему было на то, что сволочь-механик криво усмехнулся.
– Понимаешь, она кричала, – продолжала Марина. – Меня пробирало прямо через кожу. Кричала она так, будто ей очень плохо. Будто она самое одинокое во всем мире существо… И будто она оплакивает Землю, и человечество, и нас.
– Да хватит уже. – Василий доел свою тушенку прямо из банки, но взять вторую не решился. – Достало нытье и депрессняк. Птица у нее кричала… А конь – бледный… Болел, что ли, он или накурился?
– Ну ты и придурок, Вася, – не выдержала завскладом. – Это из Иоанна Богослова.
– А тебе меньше пить надо. Ладно, давайте второй файлик запустим.
Вторая запись оказалась совсем короткой. Погода там была хорошей, и ровный полет аппарата под серым небом не предвещал ничего стоящего внимания: все тот же мертвый ландшафт внизу, по цвету похожий на небо.
Запись включилась, когда беспилотник пролетал над жилым районом, месторасположение которого Николай бы сроду не определил, – такие же типовые районы есть (или были) в каждом городе – от Калининграда до Владивостока: пятиэтажные «хрущевки», торговые павильончики, «девятки» и «Нивы» во дворах, детские площадки.
– Вакцина, – вдруг произнес Василий. – Ну точно она!
– Что? – хором переспросили Малютин с Мариной.
– Сергиев Посад-6. А по-простому – поселок «Вакцина». Мой дядя там жил. Я там бывал, когда совсем шкетом был. Примерно в этих местах. Это, типа, военный городок, но туда, типа, автобус ходит.
Его даже никто не поправил. Говорить о явлениях прошлого в настоящем времени было у них делом обычным.
Между тем городской микрорайон на записи уступил место ровным рядам елей или сосен. Деревья были черные и голые, что подтверждало теорию Николая о том, что хвойные леса не имели шансов уцелеть вблизи от мест заражения. Он вспомнил знаменитый «ржавый лес» вокруг Чернобыля. Теперь такие были повсюду.
Аппарат сбросил скорость. Лесопосадки внизу закончились. Впереди в обе стороны от дороги, которая уперлась в пропускной пункт со шлагбаумом, тянулась железобетонная стена с колючей проволокой. Куда более основательная, чем вокруг их поселка.
Асфальтовая дорога за ней сменилась бетонной. Первым стояло здание, похожее на административное. На какой-нибудь горсовет. На нем был даже флагшток, но сам флаг отсутствовал. Остальные строения россыпью стояли поодаль: частью обшитые пластиком, а частью – из простого серого бетона. Голый конструктивизм и никаких архитектурных изысков в духе «сталинского ампира».
– Филиал НИИ Микробиологии Министерства обороны, – вдруг произнес Малютин.
– Чего?
– Да не «чего», а микробиологии. Тут его филиал, вирусологический центр. Там вакцину от эболы делали и от прочей дряни.
Облетев комплекс зданий по кругу и зависнув ненадолго возле каждого из них, беспилотник, похоже, отправился в обратный путь.
– Подожди! Останови! – крикнул вдруг Николай.
Женщина нажала на паузу. Но только отмотав немного назад, они увидели то, во что биолог сначала не поверил: на глинистой и мокрой после дождя земле чернела цепочка следов. Явно человеческих. Будто там прошли человек десять. Минут пять они сидели, не произнося ни слова. И даже когда Васька, оправдывая свое «кошачье» имя, попытался утянуть из ящика очередную банку тушенки (хотя свою норму на неделю уже получил), Марина рта не открыла, а только треснула ему по руке тыльной стороной ладони.
Он думал, что она не видит. Николай показал мастеру на все руки свой кулак – мол, ты не один такой умный.
– Никому об этом видео – ни слова, – наконец нашлась женщина. – Разве что Семенычу. Хотя ему расскажем завтра утром.
«Всегда бы она была такой сдержанной и разумной», – отметил про себя Малютин.
Остаток вечера обещал быть скучным. Василий пошел перебирать запасной генератор, который он наделся либо привести в чувство, либо разобрать на запчасти.
А сам Николай вызвался помочь заведующей перетащить на первый этаж пару коробок и ящиков. Она по-прежнему делала вид, что холодна, как айсберг, который напоролся на «Титаник», но биолог видел, что все не так безнадежно. Уж чего-чего, а женский род он знал. «Пожалуй, если ставить себе реальные цели, то можно добиться…» – подумал он.
Про то, что ему обещали «тушняк» за несение караульной службы и якобы как в подарок ко дню рождения, он пока не напоминал. «Успеется, – решил Николай. – Если снова втереться к ней в доверие, то можно получить больше, чем несколько банок.
Он перетащил три самые тяжелые коробки, когда внезапно раздался противный, режущий слух, звук электрического звонка.
– Что это? – Малютин мигом выбежал из подвального этажа.
– Сигнал тревоги. – Марина склонилась над пультом. – Такой звенит здесь, когда кто-то открывает снаружи ворота. Жалко, что камер нет.
– Это могут быть только Колосковы. В Клубе тоже его услышали?
– Там я проводку разобрал, – вклинился в разговор Вася. – Сгнила.
– То есть, кроме нас, никто не в курсе? – быстро сориентировался биолог. – Мы ближе всего к выходу, мы и проверим. Давай, самоделкин, бери свою «Сайгу». Надеюсь, она заряжена у тебя.
Сам он подхватил стоящий в коридоре в специальной стойке карабин. Не забыли они взять и фонари, налобные. Без них снаружи нечего было делать даже вечером.
Одевшись, оба выбежали в шлюз. Дождавшись, когда Василий закроет внутреннюю гермодверь, Малютин повернул штурвал наружной.
На улице ощутимо похолодало. Снежная крупа падала на прозрачную крышу «трубы». Тусклый свет из окна склада почти не разгонял темноту, прорезая в ней лишь узкую дорожку. Остальной поселок был практически весь погружен во мрак.
Ближайшие ворота были в ста шагах отсюда. Снаружи их можно было открыть ключами, связку которых их группа нашла в поселке, когда несколько лет назад пришла сюда.
Стемнело еще не окончательно, и на фоне белесой стены хорошо выделялся прямоугольник распахнутой двери.
Но никого рядом не было.
– Да где же они? – Малютин был уверен, что это вернулись охотники.
– Гляди! – Василий указал в сторону стены, чуть левее ворот.
Там, прислонившись к бетону, сидел на земле человек в защитном костюме.
– Никитич, ты, что ли? – Малютин узнал его синий прорезиненный костюм, импортный, с какого-то химического производства. Больше ни у кого такого не было. – Никитич! Ты живой?
Костюм сидящего был заляпан, будто человек в нем полз по грязи. Именно поэтому они не сразу его заметили.
Дыхательная маска сбилась набок, рюкзака за спиной не было.
Старик поднял на них глаза. Только теперь биолог заметил широкую прореху в его защитной одежде, на боку. Блеснула в луче фонаря дорожка из капель крови на земле.
Он был жив и находился в сознании. Глаза его были открыты – страшные, отсутствующие. Зрачки расширены, как бывает от страха или шока, и на свет фонаря почти не реагировали. Кожа лица была землистой.
– Пошли! – встряхнул его биолог. – Обопрись на нас.
Похоже, на роду у него написано было быть нянькой для всяких покалеченных. И это при том, что он чувствовал к ним жалости еще меньше, чем доктор Хаус из популярного когда-то сериала.
Старик послушно поднялся. Они подхватили его под мышки. Шел он так, как будто вот-вот упадет, подволакивая левую ногу. «Кто ж его так потрепал?» – нервно подумал Николай.
– А где Боря с Лёхой? – сдуру спросил Васька старика уже в «трубе». Сам Малютин собирался все расспросы отложить на потом. Сначала надо было убедиться, что жизни того ничего не угрожает. – Они идут?
– Нету их, – прошелестели слова, как сухие листья. – Пропали.
Больше старик ничего не сказал, и у Васи хватило ума не переспрашивать.
Марина их уже встречала. Она приготовила аптечку и даже освободила пылившуюся в подсобке койку. Пахло спиртом и йодом.
Дантиста, который был самым опытным из них во врачебном деле, позвали, но первую помощь она могла оказать сама.
– Кто это вас так? Звери? – спросила она, обрабатывая рваную рану и накладывая повязку.
– Не звери, – пробормотал охотник.
– Люди?! – хором переспросили они его.
– Не люди.
Ответ еще больше запутал их. А рана, как показалось Николаю, который и сам кое-что понимал в анатомии, была мало похожа на ножевую.
– Мы завалили ее, – внезапно заговорил старик, голос его на время обрел четкость. – Долго с сынками караулили… Хотел доказать, что не врем… Она не испугалась. Хотела спикировать на нас… Только три «семеры» в корпус и очередь в крылья ее угомонили… Фон правда у нее неслабый. Мы подбили ее возле Посада. Она в пикапе, возле кафе «У Арама». И пацаны где-то там остались. Я на секунду отвернулся – а их нет. Увидел что-то. Побежал… Себя не помню… мозги помутились. Очнулся уже здесь. Надо сходить за ними…
– Да что он несет? – не поверил Василий. – Кого они подстрелили? И что за пикап? Я работающей машины хрен знает сколько не видел…
Он не знал, что старый хрыч недавно отремонтировал «Тойоту»-пикап и она стояла в гараже примерно в километре отсюда – там, где была большая станция техобслуживания, при ней армянское кафе и небольшой магазинчик. А вот Малютин про это слышал.
– По мне, это на бред не похоже, – не согласился биолог. – Он просит сходить за его сыновьями, с которыми что-то случилось.
Длинная тирада, видимо, истощила силы Никитича, и, когда они снова посмотрели на него, пожилой охотник лежал без движения. Только по слабому дыханию можно было понять, что он жив.
– Сознание потерял?
– Больше похоже на сон, если я хоть что-то понимаю, – Марина приподняла веко охотника и посветила фонариком. Тот забормотал бессвязные слова, но не очнулся. – Думаю, это связано с шоком. А ты как считаешь, Коля?
В другое время Малютин усмехнулся бы тому, что она так назвала его. Но в этот момент он боролся с внезапно подступившей дурнотой: вид кровавой раны сыграл свою роль. Паршиво она выглядела.
– Что-то мне нехорошо, – ни к кому конкретно не обращаясь, объявил он и побрел в санузел, где его чуть не вырвало. Держась за ржавую трубу, он почувствовал, как в глазах все расплывается.
«Не похоже на лучевую. Но плохой знак. Похоже, посадил на консервах желудок».
Когда он вернулся в хранилище на первом этаже, там уже была целая толпа – пять человек, не считая Марины. Все мужики, и все, как один, здоровые, плечистые. Все эти ребята более-менее умели стрелять и были в поселке неофициальной милицией. Малютина они не любили, а он отвечал им взаимностью.
– Где дед? – услышал биолог знакомый голос со стороны коридора. – Какого черта у вас тут вообще творится сегодня?
И точно: Семеныч собственной персоной зашел в помещение. Староста был в камуфляже (скорее, в форме охранника, чем военного) и при своей любимой кобуре, которую он иногда носил как символ власти. Следом вошел Максим Бураков, его помощник, с помповым ружьем в руках.
– Я ему в подсобке постелила, – отвечала кладовщица. – Завтра перенесем его в медпункт, но пока нельзя, нужен покой. Вроде лучше ему. Лев Тимурович сказал, что жить будет. Рана, конечно, грязная и рваная, но неглубокая… Остальное – ушибы, ссадины и сотрясение мозга. Похоже, от падения.
– Что за животные его подрали?
– Врач сказал, что на волков и собак не похоже.
– А сам он что говорил?
– Говорит: так и не понял, что это было. Мол, темно было. Но в пистолете у него всего два патрона. Похоже, в кого-то стрелял, хотя сам не помнит.
– Чепуха какая-то. Быть такого не может. И где Борис с Алексеем?
Ох уж этот Семеныч. Как и все люди его поколения, не признававшие Интернет, он считал мир простым и однозначным, не имеющим места для «небывальщины». Именно поэтому Малютин не стал излагать ему свои догадки. «Того и гляди смирительную рубашку наденут».
– Говорит, что они пропали уже тут, в двух шагах от поселка. Возле кафе, – ответила Марина на полтона тише. – Надо сходить за ними. Как бы чего не случилось…
– Ни за что, – отрезал Семеныч. – Только утром. Никто на ночь глядя из деревни не пойдет!
Его мордовороты молча покивали, косясь то на окно, то на шлюзовую дверь. Им было явно ссыкотно выходить за порог.
– Утром спасать будет некого, – произнес Малютин, и все повернулись к нему. – Если они еще живые. Или кровью истекут, или замерзнут, или дозу получат. Есть желающие пойти со мной?
Никто не заметил, как он минуту назад, проходя мимо стеллажа, опрокинул в себя из банки сто миллилитров спирта, предназначенного якобы для протирки микросхем, но который Василий явно приготовил для себя.
Николай почувствовал, что тоже хочет свои внутренние микрочипы.
– Никого не пущу, – уже не так уверенно повторил староста, обводя взглядом остальных. Но поддержки не нашел. Люди были не против дать «психу» шанс.
Но никто не рвался в добровольцы. Наступила такая тишина, что слышно было бульканье воды в трубах и звук работы фильтровентиляционной камеры.
– Пошли, Васёк! – громко сказал Малютин. – Прогуляемся. Ты же мужик. Надо помогать ближним.
Механик посмотрел на него дикими глазами, как на самоубийцу. Даже попятился.
– Меня в это не впутывай. Все знают, что ты на голову ушибленный и ищешь смерти. Вот только даже она тебя не берет.
Зато во взгляде Марины читалось: «Да ты просто герой!». В другое время биолог был бы этому рад, но сейчас просто отметил.
– Если живы. Приведу. Если нет… принесу то, что осталось.
Он повернулся к шлюзу и поправил несуществующую шляпу на голове.
Василий, так и не расстававшийся со своим ружьем, открыл ему гермодверь. И очень поспешно, с грохотом, запер за ним.
В самом начале, когда только стало можно выходить на поверхность, он сознательно искал встречи с Безносой старухой с косой в руках. Забирался на верхотуры – телевышки, заводские трубы, верхние этажи и крыши, – якобы для того, чтобы осмотреть окрестности. А на самом деле… В последний момент он всегда останавливался, будто натыкаясь на незримый барьер. Этот же барьер не давал ему даже просто поцарапать себе кожу ножом или бритвой.
Тогда Николай начал делать более дальние вылазки. Ходил так далеко, насколько это было возможно. Залазил в такие места, где, предположительно, был шанс наткнуться на других людей, – в супермаркеты, оружейные магазины, склады. Но ему не везло. Пару раз он натыкался на следы человека, но старые. А через пару месяцев это желание выгорело. Осталось только пустое любопытство, которому он иногда давал волю, чтобы прогнать уныние, подхлестнуть нервы и разогнать кровь.
Сейчас он шел в сторону кафе – в надежде отыскать сыновей Никитича.
Со стороны это, наверное, выглядело забавно: человек в непромокаемом плаще и респираторе идет в темноте по шоссе, вдоль полусгнивших березок, стоящих как палки в воде, обходя ржавые пустые машины, и напевает «Strangers in the night» Фрэнка Синатры.
– Two lonely people we were strangers in the night… Exchanging glances… – мурлыкал он песню о нежданных встречах в ночи и вечной любви, понимая, насколько сильно фальшивит.
Фура-длинномер перегородила дорогу так, что ему пришлось сойти на обочину, заросшую высохшим кустарником. Под ногами хрустела корочка льда и хлюпала грязь.
Ему неприятно было обходить эту махину, потому что она загораживала обзор. И с обеих сторон к нему можно было подобраться почти вплотную, а он и не заметил бы…
Ружье подрагивало в руке. Адреналин зашкаливал в крови. В ушах стучали молоточки.
Машины, машины, машины. Здесь в них не было мертвых. Все люди вылезли тогда, в день катастрофы, и ушли, чтобы найти последний приют в другом месте.
А вот и забор Станции техобслуживания. Надо же, как быстро он до нее добрался.
Он прошел мимо заправки, пнул ногой пустую канистру, которая загрохотала и покатилась под уклон в овраг. Сделал он это нарочно: если кто-то там есть, двуногий или четвероногий, пусть выходит сейчас, а не сидит в засаде.
Но встречать его никто не вышел.
«Даже тут я никому не нужен, хе-хе».
Прошел мимо нескольких ремонтных боксов. Раньше здесь регулировали развал-схождение, меняли колеса, делали тюнинг. Один из этих боксов и использовали охотники.
Вот впереди показалось кафе.
Перевернутая шашлычница, разбитый уличный холодильник, где раньше стояли напитки. Реклама кока-колы. Ветер, терзающий остатки навеса. Разбросанные пластиковые стулья и битые стеклянные бутылки.
В свете фонаря мелькнула вывеска.
«У Арама. Шашлыки и шаурма. Всегда из свежего мяса!»
А вот и пикап. Машина стояла на выложенной плиткой площадке.
Биолог узнал бампер и мощные прожекторы на крыше.
Фирма «Никитич и сыновья» – до войны вообще не существовавшая, а потому незарегистрированная, – подвергла пикап интенсивной переделке. И поскольку нормального бензина вокруг было днем с огнем не найти, они перевели двигатель на этанол. Теперь машина была таким же алкоголиком, как сам старик.
Фары не горели, но в салоне светился один тусклый огонек.
Дверцы были распахнуты. Рядом лежал измазанный кровью брезент.
А в кузове… Николай сначала принял это за тушу коровы, но, приглядевшись, он увидел…
Затаив дыхание и чувствуя, как от ужаса мороз по коже подирает, биолог смотрел на существо, которого просто не могло быть здесь в принципе.
На нашей планете такое создание могло существовать – ходить, летать или плавать – только в кайнозойскую эру. Огромный остекленевший глаз, казалось, следил за человеком. Кожистые крылья, в которых виднелись полные запекшейся крови пулевые отверстия, были сложены и смотаны металлическим тросом. Через борт свешивалась покрытая чешуйками лапа, которая была увенчана несколькими острыми когтями, как у гигантской курицы.
Борис и Алексей – ребята были не маленькие, но и втроем братья Колосковы не сдвинули бы с места эту тушу, не говоря уже о том, чтобы дотащить сюда, не будь у них машины с лебедкой в кузове.
Там, где у существа должна была находиться грудная клетка, виднелись голые ребра. Будто кто-то вырывал из нее плоть целыми кусками. И второй лапы не было. Торчала только бедренная кость и пучки сухожилий.
Хотя шкура – Малютин не проверял, но готов был поспорить на свой обед, – была почти как у носорога.
Биолог увидел, что ручка дверцы пикапа вымазана кровью.
И тут оцепенение как рукой сняло.
По снегу от самого бампера шел след, будто кого-то или что-то волочили в сторону закусочной Арама.
Со стороны кустов хрустнула ветка. Тихо, но отчетливо. В самом кафе что-то бумкнуло, будто кто-то тяжелый спрыгнул на пол.
И тогда инстинкт наконец-то победил и взял под контроль тело, отобрав рычаги управления у неадекватного разума. Николай побежал с такой скоростью, как не бегал даже в восемнадцать, когда его отправляли от института на соревнования.
Разум словно помутился, а взгляд бесстрастно фиксировал творящееся вокруг. Малютин перепрыгнул через что-то, до боли похожее на цепочку следов, отчетливо проступающих на свежевыпавшем снегу.
– Твою мать! Твою…
Он не заметил, как добежал до подъездной дороги, лавируя среди машин-статуй.
Десяток раз ему казалось, что он слышит позади себя тихие шуршащие шаги и чье-то тяжелое дыхание. Но невозможно было это проверить, не остановившись.
А вот и «Мирный»: дорожный знак, говоривший о том, что здесь находится населенный пункт.
К стене он подбежал, уже выдыхаясь. Прыжком заскочил в ворота и понесся дальше. И только оказавшись внутри периметра, Николай заставил себя остановиться и пройти остаток пути шагом.
Его впустили на Склад по условному стуку и сразу же накинулись с расспросами.
Конец ознакомительного фрагмента.