Метро 2033: Код зверя. Отражение первое. Охотник (Кира Иларионова, 2014)

Мерное постукивание жестких подошв армейских сапог по проржавевшим рельсам железной дороги, некогда путеводной нитью соединявшей дальний север с сердцем страны. Тихое стрекотание живности в корявых кустах. Проплывающая мимо скудная растительность, скидывающая зимние одеяния.

Весна. Когда-то она приходила в этот край молодой румянощекой красавицей, украшая раскидистые деревья россыпью нежных почек, пела веселым звоном капели. Просыпались от долгого холодного сна животные, пробивалась сквозь увядший, чуть пряный ковер молодая зелень. Люди встречали приход весны улыбками. Чествовали в древнем языческом обряде, сжигая в очищающем огне чучело ее суровой старшей сестры зимы. Когда-то весна была надеждой… Это время прошло, сгорело безвозвратно в горне ядерной войны. На месте гремучих зеленых лесов, коими славился город – низкие, безлистные, будто скрученные неизвестной силой, жалкие пародии на деревья и язвы выжженной, бесплодной земли. Сюрреалистический кошмар. Теперь с приходом тепла просыпаются монстры, что в разы опаснее своих зимних собратьев. Порождения чьего-то больного разума, они вселяют страх в сердца и души выживших людей. Уродливые, бессловесные, движимые лишь неутихающим чувством голода, с каждой новой весной они продолжают рвать на части остатки вида, некогда гордо именовавшего себя царем природы. Силы и мужества бороться с ними хватает немногим, но пока такие люди живут, у человечества еще есть шанс. Пусть призрачный, едва видимый, едва ощутимый, но шанс выиграть войну за место под солнцем. Когда-нибудь это обязательно случится, но не сейчас. Еще не сейчас. А пока… Стуча сапогами по шпалам, охотник шел в убежище под железнодорожной больницей, что за прошедшие три года так и не стало ему домом.

– Итого, сколько на этот раз? Пять. Нет шесть, точно шесть, – тихо бормотал он себе под нос. – Мда, за последний год живности в округе стало существенно меньше. Надо будет на досуге подумать, куда со станции берлогу перенести. Поближе к гнездовьям тварей.

Привычка разговаривать с самим собой появилась сразу после смерти Терентьича, долгое время бывшего единственным близким человеком в бункере. Из-за собственной скрытности охотник чурался людей, предпочитая их обществу долгие вылазки на поверхность, где для отдыха оборудовал берлогу в здании железнодорожной станции. Часы, проведенные в разрушенном городе в поисках очередного гнезда, разливающийся по жилам адреналин постоянных схваток с исковерканной живностью, удовлетворение от очередной отнятой жизни, просачивающийся в легкие воздух с привкусом смерти – все это как ничто другое способствовало бы превращению в зверя. А такие беседы с собой помогали ему не забывать человеческую речь, собственную сущность.

Размышления охотника прервала открывшаяся ему необычная картина. Странный старик, явно не из местных, с сильно отросшей шевелюрой и бородой непонятного из-за грязи и спутанности цвета, в одежде столь ветхой, что и не определить, чем она была изначально, тащил через рельсы полупустой мешок. А в небе над ним, победно клекоча, разворачивался для атаки молодой крылатый. Услышав боевой клич, мужчина поднял голову и застыл истуканом. На лице его отразился страх с примесью необъяснимой покорности. Охотник сорвался с места, моментально переходя на спринтерский бег.

– Мужик! По крыльям стреляй! – прокричал он, скидывая с шеи ремень потертого «калаша». – Да не стой же ты столбом, твою… Стреляй!

Монстр, сложив кожистые крылья, уже падал на свою жертву. Видя, что старик не реагирует, охотник тихо зарычал. «Не успеваю», – пронеслась в голове предательская мыслишка, заставив взвинтить организм до максимума. Легкий импульс по энерготокам, и натруженные за вылазку мышцы вновь стали эластичными, возвращая телу прежнюю скорость. Время привычно замедлило бег, стучавшее в ушах сердце замолкло, оставив разум кристально чистым. Совершив прыжок, которому позавидовали бы и кошки, охотник, сбив с ног старика, покатился вместе с ним по насыпи, едва разминувшись со смертоносными когтями твари. Резво вскочив, он развернулся к противнику, извлекая из ножен клинки. Отточенная сталь тонко запела, будто в предвкушении. Закрутив крыльями вихри из пыли и мелкого мусора, крылатый опустился на задние лапы и с гневным криком вытянул длинную тонкую шею в небо. В ответ охотник лишь по-звериному оскалился – в глазах его плескалась ярость. Сделав шутливый реверанс, будто приглашая тварь на танец, он одним быстрым неуловимым движением прыгнул вперед, метя в столь необдуманно подставленную самоуверенной тварью шею. Слишком быстрые для молодого крылатого клинки достигли цели, и темная, дымящаяся в прохладном весеннем воздухе кровь монстра оросила землю. Туша начала заваливаться назад, булькая разорванным горлом в предсмертной жалобе.

Вытерев мачете о траву и вернув их в ножны-колыбели, охотник направился к сидящему на насыпи старику, больше не обращая внимания на бьющегося в конвульсиях монстра.

– Мужик, раз уж ты добровольно откинуться решил, то хоть табличку на шею повесь с надписью: «Я ходячий труп». Ну, чтоб я лишний раз не напрягался, – он помог старику подняться на ноги. – Ты хоть слышал, что я тебе кричал? Какого лешего не стрелял?

– А? – мужчина медленно перевел взгляд от затихшего птера к нежданному спасителю.

Перед ним стоял человек среднего роста, довольно худощавое телосложение которого скрывал темный камуфляжный костюм и броня. На голове незнакомца красовалась черная маска-балаклава, открывающая взору лишь колючие зеленые глаза и насупленные брови.

– Так это. Нечем мне стрелять. У меня только вот, – он тряхнул поднятой с земли ржавой кочергой. – И то, она мне больше ходить помогает.

Охотник с резким выдохом провел ладонью по лицу.

– И откуда ты такой блаженный взялся? Без огнестрела на поверхность вылезти…

– А зачем мне оружие? – мужичок потопал к своему мешку. – Оно ж только чтоб в себе подобных стрелять и нужно. А я отшельник, один в лесу живу. Зверье уже привыкло, не трогает.

– Ага, видел я, как зверье тебя не трогает.

– А это ненашенское. Крылатых у нас в округе давно какой-то благодетель извел. Выжег все их гнезда к такой-то матери, – мужик кивнул на труп. – А этот – совсем молодой самец. Изгнал, наверно, его вожак из стаи, вот он и прилетел на ничейную территорию свою создать…

– Короче, Склифосовский, – видя, что старику явно хочется поговорить, а делать это он будет долго и не по существу, прервал охотник. – У себя в лесу ты можешь сколько угодно обниматься с белочками, или что там сейчас водится, хавать радиоактивные грибочки и голышом прыгать в полнолуние через костер. В городе такое не прокатывает. И если я перебил всех крылатых, это не значит, что другой живности здесь не осталось. Поэтому вот, – он вручил мужчине «калаш». – Он, конечно, в жутком состоянии, и магазина максимум половина, но отогнать зверье хватит. Хотел я его до бомбаря донести, да хрен с ним, тебе нужнее. Возвращайся в свой лес и в городе лучше не появляйся. Следующий раз тебе может не фортануть, и меня рядом не окажется. Бывай, – махнув рукой, охотник развернулся в направлении бывшей железнодорожной больницы.

– Эээ… – старик с обалделым видом смотрел на столь нежданно свалившийся в руки автомат. – Постой! Скажи хоть, как тебя зовут, я помолюсь за тебя.

– Молись за себя, старикан, – прокричал охотник в ответ. Чуть помедлив, сказал: – Вик, меня зовут Вик, – и едва слышно добавил: – И твой Бог давно от меня отвернулся.

Нарушая все известные протоколы, связист тихо посапывал у огромной стационарной радиостанции, уронив лохматую голову на сложенные руки. Тонкая ниточка слюны уже успела украсить влажным пятном рукав форменного кителя. Парень счастливо улыбался во сне, видимо, вспоминая жизнь до Последней войны. Неожиданно приборы ожили, и пробившийся сквозь невообразимый шум далекий голос заставил связиста встрепенуться, осоловело уставившись на станцию.

– Полярные Зори, Полярные Зори, ответьте… Полярные Зори, ответьте, прием…

Неверными от недосыпа и волнения руками парень придвинул к себе микрофон. Нервничать было с чего. Станция молчала уже многие годы, дежурства на ней велись больше для перестраховки и успокоения совести. И тут такое!

– Полярные Зори на связи. Слышу вас! – дрожащим голосом ответил солдатик, зажимая тангенту.

– Ну, наконец-то. Вы что там все, уснули? С кем имею честь говорить?

– Дежурный Андрей Чижов, – от этого уверенного, практически приказного тона рука парня непроизвольно потянулась к форменному кепи, чтобы отдать честь. Однако он вовремя спохватился, осознав всю глупость ситуации, и с нервным смешком продолжил: – Кто вы и где находитесь?

– Отставить вопросы. Мне нужен Олег Борисович Ярчук. Он же все еще занимает пост начальника гарнизона?

– Так точно. Только вот… – связист замялся. – У нас сейчас ночь и…

– Мне исключительно все равно, что у вас там! – яростно прокричал собеседник. – Позови мне Ярчука, моя информация предназначена только для его ушей. Скажи, Лесник на связи.

– Слушаюсь! – парень вскочил и очумело уставился на микрофон.

Немного подумав, он все же потянулся к телефону внутренней связи и набрал номер начальника гарнизона, заранее втянув голову в плечи в ожидании выволочки.

Минут через пятнадцать в помещении появился Олег Борисович. Кинув хмурый, не предвещавший ничего хорошего взгляд на вытянувшегося в струнку солдатика, он присел за приборы, подвинув ближе микрофон.

– Ярчук на связи.

– Олег? Олежа, это ты? – прокряхтели в ответ динамики. – Здорово, дружище!

Лицо начальника расслабилось, хмурые складочки на лбу исчезли, губы расплылись в улыбке.

– Колян, жив, чертяка! А я тебя уже похоронить, отпеть и помянуть успел. Все-таки пять лет, как о тебе ни слуху, ни духу. Как сам? Где пропадал? Рассказывай!

– Позже за жизнь поговорим. Дело у меня к тебе. Серьезное, – со значением добавил далекий собеседник, акцентируя внимание на последнем слове.

– Понял, подожди минуту.

Ярчук повернулся к солдатику, который от любопытства вытянулся к динамикам, не опасаясь свернуть шею или вызвать гнев начальства.

– Так, дежурный, а ну брысь отсюда. Снаружи постой. Закончу, позову.

С тихим вздохом и выражением вселенской скорби на лице молодой человек покинул помещение.

– Все, мы одни. Говори, что у тебя за дело.

– Не буду томить, да и времени нет. Помнишь наш последний разговор?

– О проекте «Целестис»? Ну, допустим, помню. Только при чем тут твой истерический бред? Опять в гости белочку позвал? – мужчина глухо засмеялся.

– А при том, Олежек, что белочка ко мне на свидание как раз не пришла, а вот тебе пора штурмовой отряд из лучших бойцов собирать и снаряжать их в поход до Кеми. Как я и надеялся, одному из детишек удалось выжить. Более того, добраться до большой земли.

Разом перестав потешаться над старым другом, Олег Борисович до белых костяшек вцепился в столешницу. Лицо его одеревенело, как от судороги.

– Хм… Информация достоверна?

– Более чем. Из первых рук, так сказать. Я лично с ним сегодня встретился и был впечатлен. Техника боя великолепна. Скорость, сила, реакция…

– Николай, ты же понимаешь, – какой он боец, нам не важно. Не ты ли мне плакался, как жестоко и несправедливо вы с сиротками поступали? Но факт остается фактом. Если ты не ошибся, и этот парень из программы, в его крови препарат.

– Я. Не. Мог. Ошибиться. Я годы рядом с ними провел. Ну, да это все вода. В общем, вам необходимо взять с собой медицинский термобокс для перевозки препаратов. Поместите в него пробирки с… – Лесник помолчал. – Да, неважно, с чем, хоть с отваром из грибов. Главное, чтоб никто из отряда, за исключением ведущего, не был в курсе, что в нем плацебо. А то, не дай Бог, сболтнут парню лишнего, не отмашемся потом.

– А может, проще сразу все ему рассказать?

– Не прокатит. Судя по нашей беседе, он более чем агрессивен. Да и как, по-твоему, он отнесется к человеку, бывшему, пусть и годы назад, его тюремщиком?

– Все, все. Понял и осознал. Готовься. Адрес тот же? Дня через три-четыре к тебе заглянут мои ребятки. Отправлю человек десять, из личного подразделения. Такие горы свернут и не поморщатся. Командиром Ермолов пойдет.

– Тот же, тот же. Куда я отсюда денусь, – в нескольких километрах от Заполярного Рая мужчина, сжимая микрофон самодельной рации, уставился в хмурое небо за узеньким окном землянки. – И не нужны горы. Нам всего-то нужно дойти до Москвы. Если необходимое оборудование где и есть, то только в столице. Надеюсь, мои расчеты верны… Все, Олеж, до связи. Да поможет нам Бог.

Треск в динамиках утих. Но Ярчук еще долго сидел за столом, вперив в приборы невидящий взгляд.

Услышав условный стук караванщиков Полярных Зорь, дозорный открыл гермоворота. На территорию убежища вступил тяжеловооруженный отряд солдат в полной выкладке. Все один к одному – бугаи типа «шкаф + антресоль». За исключением высокого мужчины интеллигентного вида, довольно неуместного в подобной компании. Выделялся он не только внешностью, но и снаряжением: новенькая офицерская «элька[2]», из оружия – лишь висящий на шее автомат.

Вперед, сняв респиратор, вышел мужчина лет сорока, с короткой стрижкой и гусарскими усами пшеничного цвета. Его суровую физиономию от левого виска к подбородку пересекал грубый шрам, три рубца – будто след от чьих-то когтей. Судя по звездочкам на камуфляже – капитан.

– Здоров, старик. Мне к твоему начальнику назначено, – пробасил офицер чуть скрипучим голосом.

– И тебе не хворать, – отозвался дозорный неопределяемого на вид возраста в старой, замызганной ушанке. – А к начальнику не положено. Вы вообще кто будете? Караванов на этой неделе не ждем. Как и на следующей, и через неделю, и…

– Слушай, старый. Если не знаешь, кто мы, на кой черт герму открыл? Хотели бы, давно уже весь бомбарь перерезали. Сказал же, назначено.

– А я говорю, не положено! Начальник занят. Когда я к нему с радикулитом пришел, он меня выставил и очень доверительно попросил не беспокоить. О как, – старичок ткнул указательным пальцем в потолок.

– Раз самому лень идти, развалина, вон, молодого своего отправь, – слишком спокойно проговорил капитан, сжимая кулаки, упакованные в кожаные перчатки без пальцев.

– Повторяю. Не положено. Занят начальник, – повысив тон, ответил дозорный.

– Да я тебя…

Отведенную для удара руку капитана перехватил интеллигент.

– Ермол, прибереги ярость для выполнения задачи, – тихий спокойный голос и колючий взгляд заставили усача спустить пар.

– Сам с ним разбирайся, – буркнул мужчина, буквально стряхнув щуплую руку.

Интеллигент примиряющее улыбнулся и обратился к дозорному, с любопытством наблюдавшему за сценой.

– Уважаемый… Простите, как вас? – мужчина скинул с плеч небольшой рюкзак, порылся в нем и достал ополовиненную упаковку анальгина.

– Михалычем кличут, – взгляд старика уперся в таблетки, глаза загорелись.

– Уважаемый Михайлович. Будьте так любезны, отправьте вашего помощника к начальнику. Он действительно нас ждет, – лекарство перекочевало в сухонькую ладонь дозорного.

– Это мы сейчас, это мы мигом. Толя! – прокричал старик в сторону прикорнувшего у костра парня. – Толян, етить твою растудыть!

– Чего? – промямлил проснувшийся парень, потирая глаза.

– Давай, метнись-ка к Натанычу, – дозорный обвел быстрым взглядом отряд. – Кажи, гости к нему. Из Рая. Говорят, назначено им.

– Толян то, Толян се… заколебал, старый пень, – парень поднялся и лениво потопал в глубь убежища. Стихающему эху шагов, отражающемуся от влажных стен темного тоннеля, вторила удаляющаяся недовольная ругань.

Совсем скоро дозорный вернулся. Торопливо, едва не срываясь на бег, пересек остаток коридора до гермоворот.

– Иван Натанович просил проводить вас к нему. Проследуйте за мной, пожалуйста, – быстро проговорил паренек и в том же темпе рванул обратно.

Переглянувшись, капитан с интеллигентом углубились вслед за ним в лабиринт коридоров убежища. Обыкновенные бетонные стены, местами украшенные влажными подтеками, капающая с проржавевших труб вода, небрежные жгуты кабелей под потолком, слабо мерцающие оголенные лампочки на тонких проводах – жалкая картина, с головой выдающая древность укрытия. Внутренние помещения небольшие: три основных зала – сердце колонии, и пара десятков крохотных каморок. Где-то под полом слышались крепкая мужская брань, стук металла и скрежет механизмов. Видимо, технические подсобки находились уровнем ниже. Все это было наполнено убойной смесью запахов пота, машинного масла, сгоревшей еды, сырости и затхлости.

– Недолго гадюшнику осталось. И надо было только добро разбазаривать на того ущерба, – недовольно бурчал Ермолов по дороге.

– А по-твоему, самое разумное – начинать дело с отправленного в лазарет старика? – хмыкнул в ответ его спутник. – Причем больничка ему светила в лучшем случае. А скорее – морг, ну или куда они тут трупы отправляют. Ермол, ты, вроде, взрослый мужик, а все туда же: сначала кулаками махать, потом думать. Как сопляки твои, честное слово!

Возразить капитан не успел – их проводник остановился у невзрачной двери и, пробормотав «вам сюда», немедленно ретировался. Улыбнувшись поведению паренька, интеллигент постучал в дверь и тут же ее открыл.

– Ермолов, Лесник. Проходите, проходите. Я вас заждался, – отставив в сторону недопитую кружку, мужчина средних лет в стареньком, но все еще добротном костюме поднялся из-за стола и пожал протянутые в приветствии руки.

– Да вы не стойте, присаживайтесь, – он махнул на два грубых стула. – Рассказывайте, по какому поводу к нам. Может, вам налить чего?

– Не стоит, – отрицательно покачал головой капитан. – Мы, собственно, по делу. Нам нужен один твой человек. Одолжишь?

– В этом весь ты, Гусар, – сразу быка за рога. И никаких преамбул, – мужчина сел в кресло, деловито сложив на груди руки. – Я бы с удовольствием, как не помочь старому партнеру. Да только сам знаешь, какая у нас обстановка. Каждый боец на счету. И так молодых по пальцам пересчитать можно.

– А нам твои бойцы без надобности. Вон, целый отряд головорезов у гермы прохлаждается. Нам охотник твой нужен.

– Эти-то у меня вообще в дефиците, – начальник убежища грустно улыбнулся. – Впрочем, вас интересует кто-то конкретный?

– Самый что ни на есть конкретный, Иван Натанович, – вступил в разговор интеллигент. – Самый лучший. Вик.

При звуке этого имени мужчина поперхнулся чаем и закашлялся. Глаза его удивленно расширились. Отдышавшись и поправив чуть съехавший на бок галстук, он заговорил, позабыв о напускной манерности:

– Зачем вам этот отморозок? Он же на привале всю группу порешит и не поморщится. А потом вернется и меня к праотцам отправит. За то, что против воли его куда-то послал.

– Он что, настолько плох?

– Более чем! Года два назад солдатика моего прирезал. Одного из лучших, кстати. Семь ударов клинком в корпус! Разве здоровый человек так поступит?

– Хреновые, значит, у тебя лучшие, чтоб так просто отдаться, – хмыкнул в роскошные усы Ермолов. – И чего вы его еще не расстреляли, если настолько боитесь?

– Дык, полезный же, сукин сын, – развел руками Натанович, будто извиняясь. – Мы до его появления от живности местной страдали. А сейчас – посмотрите, вы же без происшествий добрались? То-то. Вот за прошедшие три года, как он в убежище живет, все мутанты в округе издохли не своей смертью. К тому же поначалу, пока Терентьевич, что его в бомбарь пустил и у себя приютил, жив был, царство ему небесное, Вик вполне адекватно себя вел. Чурался только всех. На людях появлялся исключительно в полной боевой и с неизменным подшлемником на морде. Так что, как он выглядит, никто толком не знает. Кроме Ольги с младенцем, что с ним сейчас живут. А тут еще и малой приболел… – мужчина сделал большой глоток остывшего чая и продолжил: – Так вот. Вначале Вик нормальным мужиком был. А как Терентьевич от инсульта умер, так у него будто крыша поехала…

– Ну, будет вам, – чуть раздраженным голосом перебил его Лесник. – Вы лучше ответьте, отдадите нам своего неадеквата? Не бесплатно, конечно.

На стол перед начальником убежища лег внушительных размеров мешок. С наигранной ленцой перебрав содержимое, мужчина протянул гостям ладонь.

– Так и быть, по рукам. Но договариваться сами будете. Мне шкура дорога.

– Разберемся как-нибудь, – ответил Гусар, поднимаясь. – Показывай, где берлога твоего охотника.

На лицо мужчины выплыла ехидная улыбка.

– А она вам без надобности. Все равно на территории бомбаря он практически ни с кем не разговаривает. Вик сейчас на вылазке. Должен вернуться с минуты на минуту. Так что советую поймать его у гермы, снаружи. В противном случае разговора не получится. Давайте я вас провожу, а то заблудитесь в наших катакомбах.

Начальник убежища вышел из-за стола, явив миру старые разбитые туфли. Распахнув дверь кабинета, вытянул руку, корректно и ненавязчиво предлагая гостям выметаться. Первым, хмыкнув, вышел интеллигент. За ним, чуть приотстав, – Гусар и сам начальник. Поняв несложную мимику компаньона, Лесник ушел еще на несколько метров вперед, предоставляя мужчинами возможность поговорить приватно.

– Слушай, Ермол. Как там обстановка с караванами? Что-то они последнее время вне графика ходят. Проблемы какие? – шепотом обратился мужчина.

– Да мэр это все, – капитан скривился так, будто птер нагадил ему точнехонько на хромовые сапоги. – Он каким-то образом разузнал, что раз в месяц из его гарнизона бесследно исчезает группа одних и тех же бойцов. Теперь ходит весь такой подозрительный, разнюхивает. Парней моих вызвал на разговор по душам, после которого они бесследно пропали на несколько дней. Вернувшись, напоминали куски кровоточащего и ноющего фарша, а не элитных штурмовиков. Приходится обучать новых ребят и быть осторожней.

– Мда, неприятная ситуация, – задумчиво протянул Натанович. – А может, рассказать ему? Половину проблем можно будет смело вычеркнуть.

– Иван. Это не моя и не твоя тайна, а дело Ярчука. Ему и решать. И давай закроем тему. Лучше расскажи, что у вас с Общинными.

– Да все как обычно. Что им сделается, если они даже нашествие орды Шеки, считай, и не заметили? – он раздраженно махнул рукой. – Сидят себе в своем периметре и вовсю эксплуатируют имеющийся живой материал. Мы им на глаза тоже стараемся не показываться.

– И что, так и не собрались помочь заключенным? – Ермолов остановился, схватив за локоть Натановича и глядя на него исподлобья. Лесник сделал вид, что не заметил остановки спутников, и прошел дальше.

– Ермол, тебе же прекрасно известна обстановка в убежище. У меня молодых ребят от силы десяток наберется. Остальные – старики, инвалиды и пьяницы. Ну, еще бабы. Куда мне с таким воинством хорошо укрепленный объект осаждать? И им не поможем, и сами залетим по самые яйца, – он вырвал руку из хватки капитана и продолжил путь.

В конце коридора уже виднелся небольшой костерок, освещавший предбанник внутренних гермоворот.

– К тому же это их проблемы. И я не обязан в них вмешиваться. Там этих рабов знаешь сколько? Раза в два больше населения моего бомбаря. Взбунтовались бы, глядишь, и удалось свергнуть угнетателей.

– Трус ты, Ванечка. И слабость свою сладкими речами прикрываешь, – глухо буркнул в ответ капитан.

– Я бы назвал себя реалистом. Звучит приятнее.

Начальник убежища подошел к вытянувшимся в приветствии дозорным. Давешнего старичка на посту уже не было. Видимо, его сменил другой представитель местной фауны, мало чем отличавшийся от предыдущего.

– Ну что, господа, – Иван Натанович чуть повысил голос, в театральном жесте разводя руки. – Вот мы и пришли. Удачных переговоров, а я вернусь в кабинет. Работы по горло.

Обменявшись рукопожатиями с гостями, он неспешным шагом удалился.

– Какая у него там работа? – тихо спросил напарника Лесник, поднимаясь к внешней герме.

– Главная его работа – протирание штанов, – раздраженно проскрипел Гусар. – Крыса он. Забудь.

Гермоворота с грохотом опустились. Щелкнули затворы, наглухо закупоривая убежище. Поднявшись по короткой лестнице, бойцы оказались на свежем воздухе. Некоторое время они молча наслаждались пусть и временной, но все-таки свободой от затхлых помещений. Глазам их открылась умиротворяющая картина постапокалиптической природы, несмело вступившей в раннюю весну: расцветающее теплыми тонами закатное небо, подмигивающая сквозь чуть подтаявший снег промерзшая земля, далекий крик неизвестного животного. С молчаливого согласия респираторы решили не надевать – согласно показаниям приборов, местность была относительно чистой.

Вдалеке, в районе ветхой железной дороги, появилась невысокая черная фигура.

– Посмотри-ка, Николай, это не наш клиент там маячит? – Ермолов кивнул в сторону приближающегося человека.

– Наш. В общем, говорить буду я, согласен? Не то ты в самом начале переговоров в драку полезешь.

– Да ладно, ладно. Разговаривай, переговорщик, – капитан улыбнулся и легонько толкнул интеллигента кулаком в плечо.

– Полегче, бугай, переломишь, – больше шутливо, чем действительно недовольно ответил Лесник. – И еще, – он понизил голос: – Я тебя умоляю, что бы ни случилось, держи в узде своих орлов. Охотник нужен живым, и за его изрешеченную тушку нас с тобой по головке не погладят…

– Понял, не дурак, – Гусар окинул взглядом свое рассредоточившееся по местности согласно боевому расписанию маленькое войско, удовлетворенно хмыкнул: – Бойцы. Всем подойти ко мне.

Солдатики собрались вокруг командира, подобно верным псам, готовые внимать каждому его слову. Не забывая при этом сканировать пространство в поисках возможной опасности.

– Предупреждаю, клиент шуганый. Местами неадекватный. Потому без моего приказа огонь не открывать, даже если он вас резать живьем начнет. Поняли?

– Есть, – взвился в воздух слаженный ответ десятка луженых глоток.

– Есть на жопе шерсть, – буркнул капитан, пряча в усы довольную улыбку.

Медленным, пружинистым шагом охотник приближался к двери убежища. Еще на подходе он заметил непривычное скопление народа у гермы. Причем не абы какого, а явно вооруженный боевой отряд. «Общинники до нас добрались, что ли? Хотя нет, что-то подсказывает, что это по мою душу», – с подобными мыслями он прошел мимо солдат к спуску в бомбарь. Точнее, попытался пройти. Его остановил оклик:

– Погоди, Вик. Поговорить надо.

Охотник развернулся на голос, стащил с лица намордник респиратора и вперил тяжелый взгляд в незнакомца. Высокий мужчина, где-то под метр восемьдесят с лишним, черные с легкой проседью длинные волосы аккуратно зачесаны в хвост. Острые, буквально сканирующие карие глаза и тонкие черты лица, на котором в честь близости убежища не было ни респиратора, ни противогаза. Он казался Вику смутно знакомым.

– Говори, – глухой ответ походил на рычание дикого зверя.

– Мы прибыли за тобой из Полярных Зорь. Ты нам нужен для дела невероятной важности. У тебя есть шанс…

– Короче, – скрежет металла в голосе.

– У нас на руках есть то, что может вернуть остатки человечества под солнце, – интеллигент выдержал театральную паузу, ожидая реакции.

– Продолжай, – раздраженно буркнул охотник. Однако в его тусклых глазах начал зарождаться интерес.

– Вот в том чемоданчике, – мужчина махнул в сторону одного из бойцов, – вакцина, повышающая сопротивляемость организма радиации. Но ее очень мало, а для синтезирования в промышленных масштабах у нас в Полярных Зорях недостаточно оборудования. Однако, – очередная пауза заставила Вика скрипнуть зубами. – Однако, согласно полученной нами информации, все необходимое есть в Москве.

– Охрененно познавательно. А я тут при чем?

Лесник подошел к охотнику и, положив руку ему на плечо, доверительным тоном продолжил:

– Иван Натанович заверил нас, что ты потрясающе разбираешься в животных. Ходит слух, будто ты даже умеешь с ними разговаривать и приручать, за что некоторые кличут тебя Демонологом.

– Руки, – прорычал Вик, скидывая с себя панибратские объятия.

– Собственно, в этом качестве ты нам и требуешься. До Москвы путь неблизкий, нам необходима подстраховка, – ничуть не обескураженный подобным поведением, мужчина лучезарно улыбнулся на удивление ровными и здоровыми зубами. – Так что думаешь?

– Доказательства.

– Пожалуйста, пожалуйста. Убедись, как говорится, воочию.

С этими словами Лесник подошел к одному из бойцов, забрал у него чемоданчик и открыл. Заглянув внутрь, Вик поморщился от резкого запаха медикаментов, всколыхнувшего, казалось, давно забытые неприятные воспоминания. В боксе ровными рядками в объятиях надежных фиксаторов покоились восемь тонких, длинных пробирок с колышущейся мутно-серого цвета жидкостью. Он перевел взгляд на лицо интеллигента и некоторое время молчал, будто пытаясь запомнить каждую точеную черточку. Едва заметно кивнув собственным мыслям, Вик развернулся к мужчине спиной и сделал шаг к входу в убежище.

– Не интересует, – глухо бросил он.

– Но… – начал было опешивший Лесник.

Ермолов положил руку на плечо компаньона и сжал.

– Дубль два. Моя очередь, – коротко шепнул капитан и продолжил достаточно громко, чтобы Вик его услышал: – Эй, охотник! А как сейчас пневмония народными средствами лечится?

Парень едва заметно вздрогнул и остановился. Медленно, будто неохотно, повернул голову и глянул на Ермолова через плечо.

– В смысле?

– В прямом. Я спрашиваю, как детская пневмония травками да наговорами лечится? – капитан в нарочито расслабленном жесте зацепился большими пальцами за отполированную пряжку ремня.

Охотник отвернулся и опустил голову.

– Лучше, чем совсем никак.

– А что, если я скажу тебе, что мальца можно вылечить? Традиционным способом, – Ермолов достал из подсумка картонную коробочку и легонько тряхнул.

Покоящиеся внутри блистеры таблеток едва слышно зашуршали. Будто уловив этот «зов», Вик резко развернулся. Капитан перекинул упаковку в другую руку и хмыкнул. Шрамы, вспахавшие его лицо, преобразили улыбку в оскал.

– Да-да, антибиотики. В вашем клоповнике таких нет и не будет. Давно все аптеки повыбрали. Забавно, правда? – Ермолов вытянул руку, будто пытаясь рассмотреть плотную коробочку на просвет. – После войны остатки людей чаще убивают не заканчивающиеся патроны или мутировавшие твари, а отсутствие вот этих маленьких друзей.

Охотник смотрел на мужчину исподлобья, сжимая кулаки.

– Цена? – буквально рыкнул он.

– Все та же – ты идешь с нами в роли проводника. Никаких подстав, все по-честному – баш на баш.

Ткань маски-балаклавы на лице охотника натянулась, обозначив контур улыбки.

– То есть ты. Предлагаешь мне. Добровольно стать твоей шлюхой? – слова парня лязгали металлом. – Продать свою жизнь в обмен на ребенка? Не моего ребенка. И ты думаешь, я соглашусь?

– Смирись, Виктор. Ты уже согласился. Иначе почему ты все еще стоишь здесь? – Ермолов кинул упаковку парню.

Пролетев по небольшой параболе, коробочка, зашелестев таблетками, упокоилась в крепкой хватке охотника.

– И да, я всего лишь предложил разменять твое никчемное существование на жизнь младенца. У которого, может быть, – только «может быть», но все же, – иная судьба.

Вик сжимал бесценные по нынешним меркам антибиотики. Картон в его руке начал сминаться, и казалось, что сейчас охотник просто швырнет упаковку на землю, затопчет окованным «берцем» и, плюнув сверху, молча скроется в темноте убежища. В ставшей привычной для человека тьме.

Не швырнул, не растоптал.

– Ладно, – прошелестел Вик, пряча таблетки в рюкзаке. – Ладно!

– Отлично, тогда… – начал было Ермолов, разворачиваясь к своим бойцам.

– Но у меня есть условия, – сложив руки на груди, охотник упрямо посмотрел в глаза нахмурившемуся капитану. – Первое: я не подчиняюсь. Точка. Если я – проводник, это не я иду с вами, а вы идете за мной. Скажу бежать, вы побежите. Залечь – моментально прикинетесь трупами. Без вариантов.

– А второе? – спросил Ермолов, жестом останавливая набычившихся было бойцов.

– Второе проще, – Вик окинул более внимательным взглядом отряд. Когда его льдистые зеленые глаза останавливались на ком-то, объект изучения вздрагивал, как от холодного душа. – Этот, этот и этот, – он указал на трех бойцов, внешне ничем толком от остальных не отличавшихся. – Должны сегодня же отправиться обратно в свои Зори.

– С какой это стати, – проскрипел капитан. – Все они прошли самую жесткую подготовку. Проверены в боевых условиях, как против мутантов, так и против людей. Если они с поставленной задачей не справятся, никто не справится.

– Твои ребята дальше Кеми заходили? – охотник перевел взгляд на мужчину. – Хотя что я спрашиваю. Ответ очевиден, – он махнул рукой в сторону дороги, уходящей из города. – Буквально в пятнадцати, плюс-минус, километрах отсюда находится славная деревенька Вочаж. Первое серьезное препятствие. Так вот, эти трое его не пройдут.

– А я повторяю, мои парни справятся с любыми проблемами! – угрожающе повысил голос капитан, сжимая кулаки.

– Мне лучше знать. Хотя, если ты хочешь выписать им три билета на встречу с Костлявой, без права на помилование, – дело твое. И ладно, если они сами сдохнут. Так ведь весь отряд могут положить.

– Виктор, прошу тебя, объяснись. Право слово, мы не совсем тебя понимаем, – протянул молчавший доселе Лесник.

– Нечего понимать. Твари, поселившиеся в Вочаже, питаются страхом. И эти трое для банши – лакомые кусочки. Они не просто боятся, они страхом больны.

– Что за чушь? – хохотнул один из «претендентов на вылет», наводя автомат на охотника «от бедра», как герой дешевого боевика прошлого. – Может, тебе прямо сейчас показать, насколько я боюсь?

– Прокопенко, отставить!

– И что ты сделаешь? – даже подшлемник не мог скрыть хищной, звериной улыбки на лице Вика. – Выстрелишь?

Мгновение, одно смазанное для взглядов движение, как росчерк черной краски по грязно-белому полотну подтаявшего снега, и охотник уже стоял вплотную к бойцу, прижимая автомат плашмя к его груди. Серьезная разница в росте совсем не мешала Вику смотреть на солдата сверху вниз.

– Я вижу твою гнилую душонку насквозь, – едва слышно прошептал парень. – Я знаю, кто ты на самом деле.

Колючий изумрудный взгляд казался опасней приставленного ко лбу огнестрела. Чуть расширенные от сдерживаемой ярости зрачки и зарождающийся вихрь серебристых искорок манили, унося разум бойца в омут беспамятства.

Солдат стоял посреди безлюдной улицы. Чистенькие дома с наглухо зашторенными окнами, подметенные тротуары без малейшего следа мусора, высокие раскидистые деревья, усыпанные по-весеннему сочными резными листочками. В конце улицы виднелась цветущая сирень, сплошь покрытая нежными бело-фиолетовыми бутонами. Этот город, без названия, без отличительных черт, мог оказаться любым населенным пунктом из прошлого. Если бы был живым. Но он мертв. Его небо, затянутое серебристо-стальными тучами с медленно пульсирующими, подобно человеческому сердцу, всполохами света, не дарило тепла. Давящая, вязкая тишина мешала сделать новый вздох. Душа рвалась прочь из тела, стонала от невыносимой тоски. Просила. Умоляла.

Короткий порыв безвкусного холодного ветра сорвал с сирени маленький бутон и на ласковых ладонях донес его до парня. Боец поймал это чудо и поднес к губам. Ни запаха, ни нежности лепестков. Тонкая бумага, притворяющаяся живым цветком.

Краем глаза он заметил движение за спиной и рывком развернулся, выставляя перед собой автомат. Легкое теплое дыхание коснулось его затылка, новый всполох ветра донес едва уловимые нотки лаванды. Тихий шепот, воспринимаемый не слухом, а всем дрожащим существом, нежным касанием проник в разум.

– Я знаю, что ты скрываешь… – бесплотный бесполый голос, вмещающий в себя весь спектр возможных эмоций и бесчувственный, механический одновременно.

– Кто здесь?! – солдат вновь развернулся, но за спиной его ожидали лишь безмолвные улицы мертвого города, потерявшегося в «нигде» и «никогда».

Тень под его ногами дернулась, на ее голове прорезалась сквозная щель карикатурной улыбки. С едва заметным шелестом она удлинилась до горизонта. Заметив это, парень, вскрикнув, рванул ближе к тротуару. Механически хохотнув, тень с влажным шлепком отделилась от его ног и скрылась в ближайшем доме.

– Ты настолько труслив, что боишься даже своей тени… – этот голос ввинчивался в уши, дробился, отражаясь от стенок черепной коробки, и давил, сминал, крушил.

Его затылка вновь коснулось что-то холодное, чуть шершавое. Будто неведомая тварь решила попробовать, каков он на вкус.

– Выходи! – взвизгнул парень, крутясь вокруг своей оси и выцеливая подрагивающим автоматом то асфальт, то дом напротив.

Всего на мгновение ему показалось, что в оконном проеме он увидел нечто белое. Картина въелась в сознание бойца: из-под расплывшихся в улыбке бледных губ показались звериные клыки.

Подрагивающий палец тут же нажал на гашетку. Но вместо выстрела раздался хруст ломаемых костей, и тело парня буквально взорвалось фонтанами крови, бьющей, казалось, из каждой поры…

По округе разнесся грохот выстрела, спугнув с ближайшего корявого деревца обычных на первый взгляд ворон. И как финальный аккорд, раздался истошный крик боли. Боец отпустил автомат и, обеими руками зажимая кровоточащее разорванное ухо, упал на колени. Охотник стоял уже в нескольких шагах от него, с тихим шипением прижимая к груди едва заметно парящую в холодном воздухе ладонь. Глаза его были закрыты. За внутренней стороной век парень видел умопомрачительное переплетение тончайших силовых нитей своего тела. По ним толчками, в унисон с биением сердца, текла жизнь. Вот и почерневший узелок обожженной о ствол автомата ладони. Глубоко в груди, за решеткой из ребер, начал скапливаться сгусток энергии. Спустившись по руке, он вызвал под кожей легкое, даже приятное покалывание. Жжение в ладони почти сразу сошло на нет. Открыв глаза, Вик отнял руку от груди. Корочка на ожоге уже начала отваливаться, а под ней показалась нежная розовая кожица.

Заживление заняло всего мгновение, впрочем, достаточное для того, чтобы отряд отреагировал на выстрел. Командир, едва повысив голос, отдавал приказы вскинувшим было оружие бойцам. Медик метнулся к скулящему раненому. Вик все еще видел дрожащие факелы эмоций людей: малиновые и рыжие всполохи – злость капитана и солдат; зеленоватые – любопытство интеллигентного мужчины. И серые, вяжущие язычки – страх.

Вдруг разум его забил тревогу, на грани сознания появились невероятно быстро приближающиеся красные точки опасности. Рывком кидая тело в боевой транс, Вик ушел в сторону, пропуская мимо короткую очередь одного из двух оставшихся кандидатов на вылет. Дальнейшее разбазаривание боеприпасов остановил капитан, четким мощным ударом в висок отправив парня в нокаут. Охотник примирительно поднял руки.

– Успокойтесь, истерички, – тихо проговорил он.

– Под трибунал обоих, – глухо рыкнул Ермолов напарнику стрелявшего парня и продолжил, уже обращаясь к охотнику: – Какого хрена ты творишь, малец?

– Своего бойца спроси, когда визжать перестанет, – ответил Вик, скрещивая руки на груди. – Почему он дослал патрон? Может, всегда хочет стрелять первым, потому что боится?

Капитан молчал, сжимая кулаки. Как ни хотелось признавать, но охотник был прав. И даже если забыть о страхе, – эти трое были готовы стрелять в обход приказа. И как он сам раньше не заметил?

– Я тебя понял, – едва не выплюнул Ермолов. – Они остаются. И с первым же караваном отправятся домой.

– Раз организационные вопросы решили… – охотник спокойным шагом направился к спуску в бомбарь. – Готовьтесь. Выходим на рассвете.

Молчаливо наблюдавший за происходящим Лесник, проводив взглядом скрывшуюся в голодном жерле тоннеля фигуру, тихо обратился к капитану.

– Какой боец, ты оценил? Сила, мощь. Он даже от пуль увернулся играючи. Потрясающая работа. Настоящий цепной пес войны.

– Угу, оценил, – вытолкнул капитан сквозь зубы.

Теплый тусклый свет масляной лампы-вонючки, одиноко стоящей на покосившемся от времени железном столике, вырывал из объятий вечной темноты крохотную каморку. Нехитрая обстановка состояла из старой двухъярусной кровати, того самого столика, деревянной колыбели и вбитых в стену гвоздей, заменявших гардероб. Тем не менее, эта маленькая бетонная коробка была вместилищем самого дорогого, что осталось в убитом, растерзанном мире. В ней жили люди, которых связывали нежность, забота и, возможно, любовь. Если этим грубым изъезженным словом можно назвать то трепетное, несмелое, едва уловимое, но всепоглощающее чувство, теплящееся в их сердцах.

Только вот сегодня даже пыхтящая от натуги лампа не могла разогнать сгустившуюся, подобно грозовым тучам, грусть. Ольга сидела на кровати, прижимая к себе младенца. Охотник бродил из угла в угол, проверяя снаряжение.

– Опять уходишь? – прошептала девушка.

Здесь они всегда общались только шепотом. Не столько из-за ребенка, сколько из-за до безобразия тонких стен.

– Угу.

– Но ты ведь только из рейда, – серые глаза ее потемнели, как подтаявший весенний снег. В уголках уже начала собираться влага.

– Так надо, малыш.

– У тебя всегда так надо! Я уже слышала, что случилось наверху. И о твоем поступке, и о цели похода. Ты собираешься с ними в Москву! – девушка сжала младенца чуть крепче, чем следовало, на что он ответил ей обиженным хныканьем. – А ведь эти люди ничего тебе не рассказали! Просто наговорили бессвязной чуши, помахали перед носом таблетками, и ты… ты…

– Оль, не кричи, перед соседями неудобно. И дай мне ребенка, – Вик вытянул руки в просящем жесте.

Когда малыш вновь утих, Ольга наконец услышала ответ.

– Я не могу этого объяснить. Просто знаю: они не врут. Да, не говорят всего, но в основном честны. Этот рейд – шанс. Для меня, для тебя, для малыша… Шанс на будущее. Шанс иметь это будущее… – Вик аккуратно уложил мальчика в колыбель. – К тому же – ты меня знаешь, я не могу по-другому.

– Знаю, только от этого не легче, – по щекам девушки пролегли маленькие соленые реки.

Охотник присел на кровать рядом с Ольгой и сжал в теплых ладонях ее хрупкую ручку с привычно холодными тоненькими пальчиками. Она не поворачивала головы, уставившись в стену тускнеющим под напором приближающегося одиночества взглядом.

– Ты сможешь выполнить задание? – едва слышный шепот, едва уловимые движения пухлых губ.

– Я сделаю все возможное и даже больше. Если понадобится, я поднимусь до небес и переверну горизонт. Ты же меня знаешь, – легкая, полная нежности, улыбка.

– Ты сможешь вернуться?

Вик поднялся с кровати, отпустил ее ладошку, провел рукой по такому родному лицу, стирая слезы. Подхватил рюкзак и, накинув лямку на одно плечо, подошел к двери. Взялся за ручку.

– Оль, не ходи меня провожать. Валерка, конечно, только уснул, но может проголодаться в любой момент. Проснется, начнет тренироваться в оперном пении. Бабуська из-за стенки тебя потом живьем за бессонную ночь съест. Останься лучше с ним, хорошо?

– Ты сможешь вернуться ко мне? – вновь повторила девушка, будто пропустив все мимо ушей.

Не говоря больше ни слова, охотник вышел из каморки. Уже в коридоре его догнал истошный, срывающийся крик. И тоненький плач вновь проснувшегося ребенка.

– Ну почему ты не можешь просто соврать?!

– Потому, что я не умею… так… – тихий шепот трепетной пичугой взвился под потолок пустынного коридора, затерялся в переплетении труб и проводов, оставив после себя легкий привкус горечи на губах.

В полной боевой готовности, хотя и немного хмурые от недосыпа, бойцы во главе с Ермоловым и Лесником спокойно ожидали Вика у гермоворот. Вскоре появился и он. Выйдя на поверхность и набрав полные легкие прохладного предрассветного воздуха, охотник проделал несколько упражнений, разминая тело. Попутно поигрался с энерготоками, заставив кровь быстрее течь по жилам.

– Мы не успели вчера представиться, – обратился к нему интеллигент. – Я – Николай Львович, можно просто Лесник. Тот белобрысый усач – капитан Ермолов, или Гусар. Остальных ребят пусть он сам тебе представит…

– Советую и вам немного размяться перед утренней пробежкой. Вочаж необходимо пройти до зенита. Иначе ничем хорошим дело не закончится. Побрататься по дороге успеем, – Вик немного попрыгал, проверяя, не гремит ли рюкзак и насколько прочно он сидит на спине. Удовлетворенно кивнув собственным мыслям, охотник пробежался взглядом по лицам всех собравшихся.

– Ну, ни пуха, – и двинулся вперед легкой трусцой, задавая темп остальным.

Андрей задумчиво рассматривал маячившую впереди темную фигуру. Выработанные годами муштры инстинкты стрелка разведки тянули его занять привычное место чуть впереди отряда. Однако четкий приказ командира – «следовать за проводником» – и новая должность снайпера такой свободы действий не давали. Вот и оставалось парню лишь буравить спину этого странноватого типа хмурым взглядом, размеренной рысцой топая в основной группе.

– Наградил же нас Бог попутчиком! У меня от него мурашки по коже, – бурчал рядом Кирилл.

Андрей лишь коротко кивнул. И дело даже не в том, что разговаривал он редко и с неохотой, за что и позывной ему дали соответствующий – Сом. Просто напарник всегда трещал без остановки, частенько получая нагоняи от прапора. А если ему еще и отвечать – все, пиши пропало. Насмерть заговорит.

Хотя в чем-то Кирилл все-таки прав. Мурашек, правда, Андрей у себя не наблюдал, а вот внутреннее напряжение, надежно поселившееся где-то за грудной клеткой после первой встречи с охотником, явно присутствовало. От одного взгляда этих льдистых глаз, казалось, выворачивающих тебя наизнанку, засосало под ложечкой. Но не опасностью веяло от охотника. Чем-то до боли знакомым, общим. И оттого становилось еще более не по себе.

До сего момента бодро бегущий впереди Вик резко остановился, жестом заставляя последовать своему примеру весь отряд. Присел, касаясь рукой земли, ожидая чего-то.

– Что он там химичит? – тихо спросил Кирилл, получив в ответ лишь пожатие плечами.

Словно услышав шепчущихся, что с такого расстояния казалось невозможным, Вик резко развернулся, прижимая указательный палец к губам. После чего встал и скользящим бесшумным шагом, будто и не касаясь земли вовсе, направился к отряду.

– Значит так, братцы-кролики, – едва слышно проговорил он, подойдя вплотную. Впрочем, услышали его все. – Сейчас гуськом по моим следам. И чтоб ни звука, даже не дышите. Все вопросы потом. Кто хрустнет веткой, камнем или просто шумно засопит, – собственноручно прирежу.

Кирилл открыл было рот, дабы направить поток негодования в спину удаляющегося в направлении корявых придорожных кустов Вика.

– Что-то подсказывает мне, Балалайка, – спорить не стоит, – прапорщик и, по совместительству, тяжелое вооружение, успокаивающе похлопал паренька по плечу, заставив его уподобиться рыбе, беззвучно открывающей и закрывающей рот. – Разве ты сам ничего не заметил?

– Заметил что? – прошептал Кирилл. – Тихо.

– Разведчик, твою медь, – пробормотал прапор, двигаясь за охотником. – В том-то все и дело…

Вик тем временем уже углубился в заросли деревьев, ведя отряд одному ему известной тропой, – если путь, по которому шли солдаты, можно было так назвать. Местность казалась нетронутой. Появляющиеся в совершенно неожиданных местах ветки цеплялись за одежду, оружие, царапали лица. Выступающие из-под земли корни, как будто нарочно, подставляли горбы под подошвы армейских ботинок, заставляя парней тихо материться.

В очередной раз ловко увернувшись от лапы корявого деревца, так и норовившей вцепиться в лицо, Андрей замер, во все глаза рассматривая открывшуюся картину. Отряд остановился на краю небольшой, но довольно живописной полянки. Привычная невзрачная растительность здесь уступала место более богатым собратьям. Несмотря на раннюю весну, деревья, глухой стеной окружившие опушку, уже успели приобрести красочные наряды из сочной молодой листвы. Промозглый ветер путался в их кронах, заставляя листочки трепетно шептаться, создавая иллюзию дыхания. Высокие травы, не успевшие еще расцвести бурным цветом, нежно тянулись к деревянной фигуре, возвышавшейся в центре поляны. Рядом с ней, опустив голову, стоял охотник, прижимая ладонь к искусной резьбе, изображавшей поток растрепанных ветром шелковых волос. Что-то странное было в рукотворном идоле, в самом этом необычном месте. Будто измученная человеческими деяниями природа здесь отдыхала. В немом благоговении мир склонялся к вырезанной из цельного дерева женщине. Тоненькая фигурка неизвестной красавицы сидела в травах, по-детски поджав под себя ножки. От абсолютной наготы ее отделяла лишь волна длинных волос, прикрывающая небольшую грудь и низ живота. Стекая по хрупкому стану, волосы сливались с землей, будто соединяя разные сущности: низменную человеческую – и великую, вечную и непреклонную природную.

Бойцы молчали, – даже не в меру говорливый Кирилл. Любой звук, кроме пения ветра и шепота листвы, казался кощунством.

– Заканчиваем одупляться, – хрипловатый командный голос Вика вдребезги разбил хрусталь благоговейной тишины. – Все в центр поляны. Зарылись в траву и прикинулись бревнами, если не хотите кормить местную живность. А то у нас голодные и не слишком дружелюбные посетители.

Развернувшись к отряду, охотник подал пример остальным и первым залег в высокую траву. Впрочем, сообщение о нежданных гостях было излишним. Даже глухой на оба уха не смог бы не заметить мерный гул, топот и хруст ломающихся веток, доносившиеся со стороны дороги. Дождавшись короткого кивка Ермолова, подтверждавшего приказ, бойцы рухнули в траву вокруг статуи.

– Не сочти за грубость и недоверие… – тихонько прошептал Николай, подползая к охотнику. – Но тебе не кажется, что трава – слишком ненадежное прикрытие от зверья? Запах, да и наследили мы…

– Ты, главное, пасть закрой, – пробормотал Вик, кинув быстрый взгляд через плечо на статую. – Прикроют нас. А нет – не судьба, значит.

Тем временем в ближних кустах особенно громко захрустели под тяжелыми тушами ветки, и на полянку выскочили первые твари. Огромные нескладные болотного цвета тела упирались в землю непропорционально тонкими четырехпалыми лапами. Безглазые головы исследовали пространство маленькими, едва ли не кукольными, влажными кнопочками-носами, беззвучно открывая и закрывая снаряженные внушительными зубами пасти. Тупо потоптавшись на месте, они будто обменялись неслышимыми человеческому уху репликами и двинулись дальше. Пару минут спустя поляна буквально кишела уродливыми созданиями. Стонала земля, орошая их лапы слезами сминаемых, раздираемых трав; плакали деревья, осыпая сгорбленные спины сбитыми с ветвей листьями. Но сами мутанты проходили молча: ни рыка, ни писка не вырвалось из их хищных глоток. Вскоре поток этой исковерканной, нереальной живности иссяк, оставив за собой приличных размеров просеку, пропаханную когтями.

– Фьюх, пронесло! А я уж думал все, привет! – радостно выдал Кирилл, поднимаясь. – А ничего себе мутанти…

– Заткнись, сука! – рыкнул Вик, с силой дергая болтуна вниз.

Не успел. Одновременно с рывком охотника на поляну выскочили последние две твари. То ли отстали от общей толпы, закусив по дороге собратьями поменьше, то ли были вполне осознанным арьергардом, – роли это уже не играло. Отсутствие глаз и видимых органов слуха не помешало им заметить горлопана, – как и кинувшегося к нему охотника. Зарычав, хищники синхронно развернулись к залегшей в траве группе и, подняв зады, зарылись задними лапами в землю, готовясь к прыжку.

Андрей видел, как напрягся командир, как схватились за оружие сослуживцы, как сжался в жалобный комок Лесник. Но атаковать без приказа отряд не решался, а Ермолов медлил. Слишком близок был шум основной толпы монстров. Один выстрел, и вся округа сбежится на потеху. За столько лет хищная живность научилась несложному правилу: там, где грохочет рукотворный гром, есть двуногие; двуногие – еда. Сом провел рукой по бедру, коротким щелчком открывая кобуру до поры покоящегося пистолета, обхватил пальцами рукоять. В ближнем бою с ним сподручнее, чем с громоздкой снайперкой.

Тем временем охотник вел себя все более и более нелогично. Резко развернувшись к готовящимся к атаке тварям, парень, не сводя с них глаз, опустился на четвереньки и прогнул спину. Ошалевшие от подобного поведения хищники по-птичьи наклонили головы набок и оскалились. Вик зеркально отразил их маневры. Потупив морду, одна из тварей как-то боком подобралась к нему и, потыкавшись носом в щеку, к всеобщему удивлению, лизнула подшлемник. Охотник, в свою очередь, потоптался на коленях, мотнул задом и дернул головой в сторону ушедшей толпы, как бы приглашая животных следовать за основной группой. Совершенно по-человечески кивнув, монстр толкнул боком парня и за пару прыжков скрылся в кустах. Вторая же тварь задержалась, лишний раз втянув носом воздух. Но через мгновение последовала примеру более расторопного товарища.

Шли минуты; ничего не понимающие бойцы все так же лежали в траве, не сводя изумленных глаз с Вика. Уверенность в том, что он – обычный человек, пошатнувшаяся еще после инцидента на пороге убежища, разлетелась вдребезги. Теперь сгорбленная фигура вселяла иррациональный страх. Самые впечатлительные до побелевших костяшек вцепились в оружие. Андрей лишь быстро проигрывал в уме поведение парня. Странно, конечно, но оставалось ощущение, будто тот внезапно оброс шерстью, стал такой же тварью, как и их гости, и общался с мутантами на зверином языке. Необычно, но качество-то вполне полезное. Неизвестно еще, чем могла закончиться стрельба.

И тут Вик поднялся, наконец, на ноги. Повел плечами, будто сбрасывая звериную шкуру, развернулся и вихляющим от слабости шагом побрел к стоящему столбом Кириллу. Всеобщее оцепенение спало, и бойцы повскакивали с влажной земли, наставив на него все, что умело стрелять. Не обращая ни на кого внимания, охотник шел к болтуну. Его горящие ледяным огнем глаза, заливаемые выступившим от напряжения потом, не обещали ничего хорошего. Резким движением высвободив один из клинков, Вик свободной рукой прижал Кирилла к тотему.

– Скажи хоть одну причину не убивать тебя, дерьма кусок. Хоть одну! – глухо прорычал он прямо в лицо, прижимая мачете к бешено бьющейся жилке на шее парня.

Под лезвием выступила капелька крови.

– Я, я не…

Медвежья ладонь сжала локоть охотника.

– Успокойся, змееуст хренов, – пробасил прапорщик, отводя руку с зажатым клинком от слабо блеющего болтуна. – Дурак он и балабол, но за такое не убивают. У нас не убивают.

Взглянув на Чугуна и окинув взглядом напряженных бойцов с направленными в его сторону стволами, Вик все же отпустил парня, наградив увесистым пинком под правое колено.

– Еще хоть раз… – прошипел он в полные ужаса глаза и продолжил, обращаясь уже к прапору: – Такие долго не живут.

Вернув мачете в ножны, охотник отошел в сторонку, одернул какие-то ремешки на бронике и рюкзаке и уставился в небо, прикидывая что-то в уме. За спиной послышались команды старших, быстро и действенно приводящие группу в боевую готовность. Где словами, а где и пинками прапорщик вернул бойцам потерянный боевой дух и бодро отозвался:

– Командир, группа готова.

– Тогда двигаемся дальше в темпе вальса. Времени у нас почти нет, – ответил вместо Ермолова Вик и потрусил вперед, вызвав очередной зубовный скрежет со стороны капитана.

Через пару шагов его неожиданно догнал Лесник.

– А что ты такое со зверушками-то учудил? – задумчиво спросил он.

– Сказал, что я свой, – буркнул Вик и ускорил бег, мигом оторвавшись от застывшего с распахнутыми глазами интеллигента.

Дорога размеренной полосой вилась вдаль, теряясь среди остовов еще голых деревьев. Странное дело, но чем дальше от города, тем более безжизненной казалась местность. Растительность бездушными скелетами обступала разбереженный временем и непогодой асфальт. Изредка сквозь трупы деревьев проглядывался скалистый берег черной, смоляной реки. Когда-то этот край был прекрасен, полон света, надежд на новую жизнь. Теперь же объятия его были холодными, как сама смерть. Больно… тем, кто жил здесь До, это было слишком больно.

Иногда деревья расцепляли костяные ветки, чтоб явить взору мертвые городки. Пустые бетонные коробки совдеповских построек с грустью и упреком смотрели на виновников их одиночества. Узкие улочки забрала в полноправные владения жухлая трава, еще придавленная грязным талым снегом.

– Вик, – вдруг отозвался бегущий чуть впереди основного отряда Сом. – А эти города… Здесь есть люди?

Охотник в непонятном жесте дернул плечом. Но все-таки ответил, хоть и с запозданием:

– Нет… Всех, кто здесь жил, больше нет… Мы топчемся по их костям.

И вправду, около заброшенных городков дорога особенно сильно была припорошена маслянистой, липнущей к «берцам» пылью.

– В смысле?

– В смысле – мы идем сейчас по их пеплу… этих людей пожрал огонь.

Андрей вздрогнул и по-новому взглянул на асфальт под ногами. Осознавать, что вот так просто топчешься по чужим жизням… Сотням чужих жизней… Не столько страшно, сколько неправильно, ирреально. Но так уж заведено испокон веков: выживает сильнейший. Или наиболее везучий.

Многие караванщики из тех, что заходили в Полярные Зори, вместе с необходимыми вещами и забавными безделушками приносили истории из мест, которые посетили. Ребятня, бывало, часами заседала у костров, внимая каждому слову странников. Вот от них-то тогда еще маленький Андрей и услышал поверье нового мира. Караванщики говорили: хоть их родному краю и досталось сполна, но в сравнении с тем, что сталось с центральной областью, можно сказать, повезло отделаться легким испугом. Небеса Карелии защищал Северный противоракетный щит. И пусть сработал он не в полную силу, пусть в системе обнаружилась-таки брешь, но именно ему удалось спасти многие поселения, в том числе и сами Полярные Зори. И все же ни один клочок земли не остался безучастным полностью. Даже в абсолютно чистых районах со временем образовывались аномалии. Верующие называли их проклятиями нового мира. И теперь, ощупывая взглядом облепившую армейские ботинки смолянистую грязь, Сом в который раз в этом убедился. Прошли года, приносившие с собой и холода, и ветер, и проливные кислотные дожди. Но этот пепел так и остался здесь немым напоминанием о содеянном.

Солнце уже появилось из-за горизонта и уверенно карабкалось вверх по небосводу. Его лучи, еще по-весеннему легкие, не дарующие долгожданного тепла, ныряли в черные воды реки, наделяя волны необычным обсидиановым блеском. Умиротворяющая картина, как ничто способствующая мерному бегу по разбитому полотну дороги. Андрей подставил лицо под ласковые ладони небесного светила и улыбнулся уголками губ.

– Чего лыбишься? – пропыхтел рядом Кирилл.

Сом тут же опустил голову и уперся взглядом в асфальт. Как же сильно иногда раздражает Скальд. Прибил бы…

– Да ладно тебе. Надулся он, как девица. Лучше вон посмотри, проводничок-то наш явно нервничать начинает. Интересно, к чему бы это.

Андрей присмотрелся к охотнику. И вправду, от его спины веяло какой-то нервозностью, напряженностью. Он все чаще доставал из нагрудного кармана небольшие часы, откидывал потертую крышку и вглядывался в крохотный циферблат.

Впереди между деревьями вновь забрезжил просвет. И когда лесополоса отступила, взору группы предстало поросшее редким кустарником поле. Справа, чуть в стороне от дороги, виднелось скопление раскрошившихся от времени бетонных плит в окружении высоких курганов неправильной формы.

– Вот, пацанята, полюбуйтесь. Достижение инженерной мысли. Авиабаза, – пробасил где-то за спиной прапорщик. – Когда-то по этой взлетке разгонялись сотни самолетов. Правда, работать она перестала еще до войны…

Вдруг Вик молча свернул с дороги и по одному ему известной тропинке направился к виднеющемуся впереди кургану. Ноги бойцов моментально начали путаться в подгнившей, спаянной талым снегом траве, но охотник будто не замечал этого неудобства. Иногда обходя какие-то «особые» кочки, он целеустремленно пересекал разделяющее древнюю взлетную полосу и дорогу расстояние. Наученные горьким опытом бойцы повторяли за парнем все кульбиты, – хотя и не без раздражающего бурчания со стороны Кирилла.

Добравшись, наконец, до склона кургана, охотник плавным движением извлек из наспинных ножен клинок и широкими взмахами принялся рубить кустарник. Сталь едва не с голодным рычанием вгрызалась в тонкие стебельки.

– О, он совсем с катушек слетел, – выдал догнавший-таки Сома Скальд. – И чем нашему бешеному земляной отвал-то не понравился?

– Нет, Балалайка, я тебя все-таки выпорю когда-нибудь. Как может разведчик быть таким безглазым? – пробурчал над ухом у парня прапор, едва не заставив того подпрыгнуть. – Или ты настолько вдохновился демонологом, что теперь ничего, кроме него, не замечаешь? Эх, молодежь пошла. Я в твои годы по бабам бегал, а не на мужиков заглядывался.

Не обращая внимания на беззвучно хватающего ртом воздух Кирилла, как и на тихие смешки остальных ребят, Чугун со вздохом облегчения скинул с плеч тяжелый рюкзак. Вооружившись армейским ножом, он подошел к склону и принялся помогать охотнику.

Вскоре под сплетенным на манер плюща сухим кустарником показалась металлическая створка. Поверхность ее исходила ржавыми хлопьями, но все еще исправно выполняла изначальную задачу. Схватившись за крошащуюся скобу, охотник пару раз дернул.

– Крепко сидит…

Понимающе кивнув, прапорщик поддел дверь ножом.

– Тяни.

Жалобный скрип старого, больного железа разнесся по округе, заставив парней невольно заскрежетать зубами. С очередного рывка дверь все-таки поддалась и, сложившись, отъехала вбок, открыв взору просторные внутренности строения. На удивление группы, темно внутри не было. Солнечный свет проникал сквозь многочисленные, обвитые все тем же плющом окна. Пол, припорошенный пылью и нанесенной ветром землей, хрустел под рифлеными подошвами. По бетонным стенам змеились изъеденные ржой тонкие лестницы. Часть из них обвалилась и теперь грудой металлолома валялась по углам.

– Добро пожаловать на дневку, – Вик театральным жестом обвел рукой помещение. – Чувствуйте себя как дома.

– У нас же нет лишнего времени. К чему эти остановки? – пробасил Ермолов, сжимая кулаки. – Или ты забыл о поставленной задаче? Как можно быстрее…

– Наша задача – донести этот бокс до Москвы, – Вик кивнул на зажатый в руках пыхтящего от усталости Лесника чемоданчик. – Мы опоздали, банши нас не пропустят. А трупы ходить не умеют.

– Какие банши, что за бред ты… – начал было капитан, но вовремя бросил взгляд на бойцов.

И без того измотанные последними происшествиями, они уже сжимали в руках оружие, готовые в любой момент кинуться на посмевшего перечить командиру охотника. Такими темпами путешествие грозило закончиться, толком не начавшись. В очередной раз напомнив себе, что он – офицер, а значит должен подавать пример младшим по званию, Гусар резко, коротко выдохнул, разжал кулаки и одернул форму.

– Чугун, на тебе костер. Шмотье не распаковывать, перекусите по-быстрому сухпаем. Проследи, чтоб взвод проверил снаряжение. Остановка временная, скоро двинем дальше.

– Так точно!

Переведя взгляд на Вика, Ермолов продолжил тем же командирским голосом:

– Ты, отойдем. Надо обсудить ситуацию.

Андрей проводил взглядом удаляющиеся в глубь строения фигуры и, поправив пеньковый поджопник, присел на пол.

– Чего столбом встали, касатики? – елейно проговорил прапорщик. – Приказ слышали? Лис, Медведь, на фишке. Остальные – оружие к чистке.

Вскоре тишину ангара наполнили тихий шелест шомполов и стоны разбираемого оружия. Впрочем, долго молчать было выше сил Скальда.

– Товарищ прапорщик, а про каких таких беши говорил наш отморозок?

– Не беши, а банши, – протянул вместо Чугуна Николай.

Так как чистить снарягу его не заставили, Лесник сидел, облокотившись спиной о рюкзак, и задумчиво разглядывал лепестки пламени небольшого костра. Офицерскую «эльку» он стянул ранее, осознав-таки, что фон в округе вполне нормальный, а вот бегать в резиновом костюмчике – удовольствие ниже среднего.

– Ну, банши. Чего это за зверь такой?

– Строго выражаясь, это не совсем зверь. Скорее дух… Хотя тут ученые расходятся. Я придерживаюсь наиболее распространенного мнения, что банши – дочери племен матери-прародительницы Дану из кельтской мифологии. Эти племена пришли с северных островов и правили в Ирландии до появления сыновей Миля. Им приписывались многие способности, барды воспевали их в одах, но чаще наделяли свойствами обычных земельных духов. И называли Сидами. После поражения в битве с сыновьями Миля племена поселились в холмах, поросших высокой травой, в озерах и реках, в волшебных небесах. Банши же вышли из своих убежищ, чтобы найти новый дом. В легендах их изображали по-разному, но чаще всего это были стройные девушки с длинными серебристыми, как лик луны, волосами, в белых просторных одеждах до пят. Или же наоборот – иссушенные временем старухи, но с теми же седыми локонами и балахонами. Они приходили в дом и оплакивали умерших или тех, кто только должен был отойти в мир иной. Потому в Ирландии их считали предвестницами скорой кончины. Плакали банши на никому не известном языке, и в их воплях сливались воедино рыдания брошенного ребенка, крик диких гусей и волчий вой… – Лесник на мгновение замолчал, задумчиво потеребив кончик хвоста. – Вообще не слишком приятные представительницы мировой мифологии. Даже представить странно, откуда им здесь быть…

Во время всего повествования Николай увлеченно пытался выковырнуть из-под ногтей намертво засевшую грязь. Наконец, миссия была выполнена, холеные тонкие руки приведены в порядок. Лесник поднял на спутников торжествующий взгляд и только сейчас заметил звенящую тишину и вытаращенные в немом изумлении глаза.

– Эээм… Простите, я что-то не то сказал? – смущенно пробормотал Николай.

Андрей тихонько, но довольно отчетливо хмыкнул. И этот привычный звук будто послужил сигналом всем остальным. Невнятно похихикивая, парни вернулись к чистке оружия.

– Да чушь это все новомодная, – отозвался вдруг Чугун. – Где мы, а где эта твоя Ирландия. Нам и без забугорных штучек легенд хватает.

– Позволь поинтересоваться – и какие же легенды красочней, чем о женщинах Сид, ты знаешь? – Николай обиженно поджал губы. – Кроме подземных складов ДХ и «как мы с мужиками на татар ходили»?

– Слушай, Лесник, не стоит пытаться меня задеть. А уж если считаешь меня тупым солдафоном, то и подавно, – Чугун хмыкнул, сжал руку в кулак и уставился на него, будто видел в первый раз. – Прапорщик – состояние души, а не разума. У меня достаточно сведений самого разнообразного характера. В том числе и о мифологии родного края.

– Весь внимание, – глухо пробурчал Николай.

– Премного благодарен, – от широты чувств прапор даже изобразил шутливый поклон, что с его габаритами да из сидячего положения смотрелось более чем забавно. – Банши, говоришь. Девы-призраки, женщины-плакальщицы… – он задумчиво потер подбородок. – И до тебя слышали про них не раз. Да только вся эта клоака древних богов ничто по сравнению с нашим народом. Родину нужно любить, уважать и защищать. Особенно если в архиве ее истории имеются подобные нашим свершения.

Голос Чугуна стал более глубоким, красочным. Будто из ехидного солдафона он враз превратился в многомудрого сказителя.

– Был в Древней Руси обычай – полякование. Корни его тянутся еще во времена сарматов и скифов. Но так уж русским человеком заведено – душа широкая, вечно тянем к себе всякую новомодную пакость. Да суть не в том. По этому обычаю выезжал воин в чисто поле в одиночку и искал себе «поединщика». А найдя, дрался с ним насмерть, силушкой богатырской меряясь. Казалось бы – абсолютно мужское же занятие. Ан нет. В русских былинах «поляковщики» упоминаются так же часто, как и «поляницы» – женщины-богатыри. И они, ребятушки, скажу я вам, не какие-то там зачуханные заморские амазонки. Не полуголые одногрудые лучницы с ногами, как у старого кавалериста. Нет! Наши «поляницы» – бабы удалые, фигуристые, да в полных боевых доспехах, с копьями и мечами наперевес. Силой своей страху наводили на всех залетных богатырей. Но и красотой обладали писаной, перед которой спасовали такие знатные мужики, как Илья Муромец да Добрыня Никитич, – Антон улыбнулся. – Так что какие там банши – бесплотные духи. Если уж и есть проблемы в том Вочаже, то однозначно от наших, русских баб. От них постоянно одни проблемы. А без них скучно.

Прапорщик довольно хмыкнул, почесав короткую бороду. Бойцы, закончившие с чисткой огнестрела и слушавшие заместителя командира во все уши, мечтательно заулыбались, вспоминая оставленных в Полярных Зорях подруг. Лишь Андрей раздраженно дернул щекой и принялся копаться в вещмешке.

– А, ребятишки, смотрите. Отец-батюшка возвращается. И что-то вид у него нерадостный, видать, пригрел ниндзя недоде… – протянул было Чугун, кивнув в сторону двигавшегося к ним Ермолова, и вдруг напрягся, до рези в глазах вглядываясь в стену позади командира.

Андрей проследил за взглядом прапорщика. В темноте дальнего угла, среди железного хлама, едва угадывался тонкий силуэт вытянувшегося вдоль стены вьюнка. Не могло же растение так насторожить хладнокровного Чугуна… Или могло? Тут парень принялся тереть глаза. Всего на мгновение ему показалось, что вьюнок как-то слишком неестественно дернул веткой.

– А ну, стоять! – проорал прапор, наставив на тот самый угол хищное дуло «печеньки», как он в шутку называл такое грозное оружие, как «Печенег».

Как по команде, все бойцы подорвались с мест, выцеливая стену. Напряжение росло, а куст все неподвижно маячил в тени. Андрею уже начало казаться, что метаморфозы растения – всего лишь обман зрения. Что творилось в голове прапора, неизвестно, но опыт войны в горах Чечни, должно быть, подсказывал ему – не все чисто.

– Кто бы ты ни был, отзовись. Иначе превратишься в решето!

– Ох, какие же вы шумные… Так и быть, уговорил.

Под изумленными взглядами бойцов от стены отлепилась тень, подняла руки-ветки к потолку и медленно зашагала к ощетинившемуся стволами отряду. Остановившись на границе света, она, издав невнятное шуршание, завела одну конечность-обрубок назад, положила ее на треугольную макушку. И плавным движением сняла голову… Оказавшуюся обычным плотным капюшоном.

Возраст мужчины определить было довольно сложно. Больше половины его лица скрывал намотанный платок-арафатка. Однако черных с синеватым отливом волос еще не коснулась седина, а карие, с этакой золотистой чертовщинкой, глаза не обняли лапки мимических морщин. Единственной чертой, что выделила бы его среди множества таких же людей, был виднеющийся из-под платка край бордового ожога на правой щеке. В остальном же незнакомец казался ничем не примечательным жителем нового мира, коих в любом бункере встретишь с десяток. Просторный темный плащ в пол надежно укрывал его фигуру, оставляя на виду лишь мыски привычных «берцев».

Мужчина с усмешкой наблюдал, как, повинуясь рваным жестам-приказам командира, молодые парни зажимают его в кольцо. Подоспела даже та парочка, что охраняла вход в ангар.

– Я пришел с миром, – проговорил он, показывая открытые ладони.

– С миром приходят через парадный вход, – глухо проговорил Ермолов, по праву старшего принимая роль переговорщика. – Кто ты? Назовись.

– Что скажет тебе мое имя, служивый? – незнакомец перевел тяжелый взгляд на офицера.

Одинокий лучик солнца, прорвавшийся сквозь решетку вьюнов на разбитых окнах, преломился в его темных глазах, превратив их в бездонные черные дыры.

– Не в честь русскому офицеру убивать безоружного и безымянного.

– Не в честь? – мужчина хмыкнул, отчего край ожога на его щеке дернулся, преобразив невидимую улыбку в оскал. – Долг, честь, совесть – ничто иное, как тлен. Бессмысленная трата времени… А ведь лишь оно ценно.

– Чего там бормочет этот черт полоумный? – прошептал Кирилл, на мгновение оторвав взгляд от рамки прицела.

Ответ пришел с совершенно неожиданной стороны, заставив парня застыть камнем.

– Черт, говоришь. Так меня еще не называли. Немного задевает. Хотя… – незнакомец задумчиво потер переносицу. – Нет. Безразлично. Так или иначе, я пришел говорить с… Как его…

Он пробежал глазами по окружившим его бойцам и остановил взгляд на маячившей за их спинами темной фигуре охотника.

– Ах, да. С человеком, несущим на себе печать бесов.

Вик едва заметно вздрогнул. Бесовская печать – так набожный Николай Терентьевич называл татуировку на внутренней стороне его правого запястья.

– Что-то я в последнее время для всех козлом отпущения стал, – угрюмо проговорил охотник, выходя вперед.

По пути он намеренно задел плечом открывшего было рот Лесника и подарил ему убийственно-холодный взгляд. Николай разом проглотил слова, уже готовые слететь с языка.

– Ты пришел говорить? – Вик остановился на границе того же светлого пятна на полу, но с другой стороны. Теперь их разделяли лишь невесомые лучи солнца, просачивающиеся сквозь неровный каркас окна. – Я слушаю.

– Грозен. Как и всегда, Виктор.

– Откуда…

– Не это сейчас важно. Ты вознамерился остановить то, что не в человеческой власти? Тебе не кажется это глупым решением? – незнакомец шагнул вперед, дав охотнику возможность рассмотреть себя. – Время… Ты хочешь урвать хоть клочок лишнего времени, но оно крошится в твоих руках…

– И что я должен понять из этой ахинеи? – Вик скрестил руки на груди, настороженно вглядываясь в странного собеседника. «Черт, совсем не чувствую этого перца… Энергия не вихрится вокруг его тела, не слышно толчков в венах… Как будто передо мной труп».

– Лишь то, что достигнет твоих ушей, – мужчина ухмыльнулся и протянул руку. На раскрытой ладони тускло поблескивали старые командирские часы с разбитым циферблатом. – Тебе остается лишь бежать.

– Ты – псих.

– Не исключено. Но… Присмотрись.

Мертвый на первый взгляд механизм вдруг едва заметно трепыхнул стрелками-усиками. Секундная медленно, будто неохотно, сделала шаг вперед.

– Они еще живы. И пока они ходят, время остается в твоих руках… Торопись.

Незнакомец плавно опустился на одно колено и толкнул часы в сторону охотника. Жалобно проскрипев по пыльному бетонному полу, они уткнулись в мысок окованного «берца» Вика. Опережая механизм, мужчина, вновь накинув капюшон, быстрым шагом прошел мимо парня, едва слышно бросив на ходу:

– Тебе привет от Куколки.

Вик на мгновение застыл, устремив разом помутневший взгляд на часы. Придя в себя, он резко развернулся, желая остановить этого непонятного человека. Но незнакомец бесследно исчез.

– Куда он делся? – едва не прокричал обычно холодный охотник.

– Не… Не знаю, – жалобно ответил Лесник. – Только что был здесь. Я моргнул, а его уже и след простыл. Будто в воздухе растаял, как морок.

Остальные члены отряда угрюмо молчали. Капитан так же бессильно опустил руки. Стыдно признаться, но даже он, боевой офицер, каким-то неведомым образом умудрился упустить этого мужика из виду.

Тяжело выдохнув сквозь сжатые зубы, Вик опустился на одно колено и поднял часы. Механизм внутри них натужно стонал, отживая последние минуты. Без десяти двенадцать. Стрелки вновь конвульсивно дернулись.

Двое детей сидели на полу спортзала, облокотившись о стену. Сил не было ни на что, кроме как сидеть вот так и чувствовать, как бетон их подземной тюрьмы холодит измученные тренировкой спины.

– Знаешь, почему ты обычно проигрываешь мне, несмотря на способности, Тринадцать? – парень, что постарше, расслабленно потянулся.

– И?

– Все потому, что ты слишком много думаешь. Планируешь, пытаешься предсказать. И… – он повертел в воздухе кистью, пытаясь подобрать слова. – Точно! И время крошится в твоих руках.

– Опять несешь какую-то заумную фигню, Вадим, – его собеседник со стоном вытянул ноги. – Как время может крошиться?

– Нууу… наверное, как-то может. Неважно, – иногда, чтобы победить, нужно перестать думать. И просто бежать вперед. Бежать без оглядки.

– Угу…

Охотник с силой сжал кулак, едва не раздавив часы. Рывком поднялся и направился к выходу из ангара.

– Гусар, собирай людей. Мы выходим в сторону Вочажа. Сейчас же! – бросил он, проходя мимо капитана.

– Но ты же сам твердил буквально десять минут назад, что это небезопасно…

– Плевать, что я говорил. Немедленно выходим. Считайте это… Интуицией.

Теперь уже пришел черед Ермолова сжимать руки в кулаки. В его взгляде читалось желание придушить своенравного щенка. Но до сего момента в поступках парня, если исключить излишнюю импульсивность и агрессию, промашек не было.

– Чугун, поднимай ребят. Три минуты на сборы, – тяжело вздохнув, процедил командир.

Снятие с дневки не заняло и минуты. Но даже эта короткая задержка заставила Вика нервно переминаться с ноги на ногу. Он уже успел нацепить старенькие часы на руку и теперь практически не отрывал от них взгляда, лишь изредка поднимая глаза к солнцу, уверенно застывшему в зените.

Как только отряд показался в воротах ангара, охотник едва не бегом рванул вверх по дороге. До Вочажа оставалось всего ничего, пара сотен метров до развилки и по трассе на юг. Не больше десяти минут хода. И тем не менее Вик гнал во весь опор, отчего груженный припасами отряд едва за ним поспевал. Позже, анализируя произошедшее, Андрей понял причины столь странного поведения их проводника. Но на тот момент гонка лишь раздражала.

Наконец, отряд вступил на полотно первого моста через реку, одноименную с городом, из которого началось их путешествие. Все опасения по поводу обрушения переправы были излишни. Насыпная конструкция позволила мосту долгие годы оставаться во вполне приемлемом состоянии даже без обслуживания. Да, воды реки Кемь за двадцать лет подточили земляные отвалы, и сорняки попробовали на зубок полотно покрытия, – но не более.

На середине моста Вик сбросил скорость, перейдя на размеренный шаг и позволив воякам догнать себя. Поравнявшись с охотником, Андрей изумленно распахнул глаза, осознав, почему тот перестал бежать. Буквально в десяти метрах от него начиналась полоса тумана. Его серебристые мутные барашки, начиная свой путь где-то под мостом, лениво улетали в небеса.

– Ну, что встали? – послышался за спиной недовольный голос прапора. – Двигаем!

Бормоча что-то под нос, Чугун сделал пару шагов, намереваясь обойти замершего впереди охотника.

– Погоди, – рыкнул Вик.

Он предостерегающе вытянул руку, преградив мужчине путь. Резкий порыв сильного ветра, что часто гулял на просторах водохранилища, с силой бросил маслянистые воды реки на насыпь, подняв веер ледяных капель. Насквозь прошив самый любопытный завиток тумана, они повисли на камуфляже бойцов, не делая и попытки впитаться в ткань. Но вот основную массу студенистого облака ветер не смог даже зацепить. Все той же кисельной взвесью оно плыло впереди.

Охотник вновь взглянул на разбитый циферблат старых часов.

– Ну, давай же…

В последний раз конвульсивно дернувшись, минутная стрелка застыла на двенадцати часах. И в тот же момент задрожала земля.

– Что за черт? – ошеломленно пробормотал Лесник, напрочь позабыв о напускной степенности.

– ГЭС… Подужемская ГЭС впереди начала сброс излишков воды… – отозвался Чугун. – Но это бред! До войны автоматизировать водосброс на Карельском каскаде так и не успели.

Земля продолжала мелко подрагивать. Впереди, в недрах здания электростанции, стонали ржавые механизмы запоров, ворочались огромные шестерни, вяло и неохотно раскручивались турбины. Мгновение спустя к этой какофонии воплей больного железа добавился гул, и воды Кеми бурным потоком рванулись по каналам.

Туманная стена будто вздохнула и начала оседать. Когда последние лепестки оказались как раз на уровне насыпи, не касаясь полотна дороги, часы на руке охотника бешено затикали. Стрелки, будто глотнув новой жизни, заскакали по циферблату.

– Надо пересечь город до того, как вернется туман. ХОДУ! – проорал Вик и, подав пример остальным, первым рванул вперед.

Вслед за ним по старой дороге, кроша асфальт, дробно застучали десятки армейских ботинок. Первый пролет переправы удалось миновать без приключений. И хотя редкие языки тумана иногда лизали ноги бойцам, никто не останавливался и не задавал вопросов.

Андрей по привычке старался не отставать от проводника и одним из первых заметил неладное. С каждым новым вдохом воздух тяжелел, превращаясь в тягучий кисель, напрочь отказывающийся проникать в легкие. Ноги становились ватными, постепенно переставали слушаться. Бойцы, не сговариваясь, перешли с бодрого бега на шаг. Покрасневший, пыхтящий как паровоз Лесник и вовсе начал отставать. Единственным, кто, казалось, и не замечал перемен, был Вик. Разрыв между ним и основным отрядом неумолимо увеличивался.

Но когда они достигли середины дамбы, охотник вдруг резко притормозил и присел на одно колено, положив руку на рокочущий под ногами бетон. Совсем как утром, перед нашествием тварей. Андрею почти удалось настичь проводника, когда тот одним плавным движением поднялся и развернулся к бойцам. На мгновение снайперу показалось, что в изумрудных глазах охотника отразился страх.

– Дамба… ШЕВЕЛИТЕ КОНЕЧНОСТЯМИ! ДАМБА СЕЙЧАС РУХНЕТ!

Одновременно со слетевшими с его губ тяжелыми, как приговор, словами настил под ногами дрогнул особенно сильно. Секция позади отряда, которую буквально мгновение назад пересек отставший Лесник, начала уходить вниз. По бетону со звонким треском зазмеились молнии трещин.

Проявив чудеса слаженности, бойцы дружно рванули вперед во весь опор. Дамба под ногами шаталась и кряхтела, как подвыпивший моряк в десятибалльный шторм. Откалывающиеся то тут, то там фрагменты настила так и норовили ударить по коленкам или, напротив, провалиться в туман. Вот рядом с Андреем, громко матерясь, полетел на бетон Медведь, неловко угодивший ногой в расщелину. Сом лишь протянул руку, но тот уже кубарем катился к краю, за которым бесновались темные воды реки. Лис прыгнул ему наперерез и в последний момент успел все же вцепиться в рукав напарника. Однако туша парня, и без того не пушинка, в полной боевой выкладке весила свыше центнера, в полтора раза больше легконогого Лиса. Как он ни упирался, напарник уверенно тянул его вниз. Да и ходящая ходуном плотина под пузом не добавляла уверенности.

– Отпускай, рыжий.

– Ага, разбежался.

Мысленно Лис уже готовился к краткому полету с последующим купанием. Река внизу, будто почуяв удвоившуюся добычу, забурлила сильнее. То тут, то там возникали воронки, затягивающие в себя куски рушащейся дамбы, делая ее еще более неустойчивой.

Вдруг что-то черное едва заметным росчерком метнулось к парням. И тут же держать напарника стало легче. Лис с возрастающим изумлением смотрел на застывшего рядом охотника, вцепившегося в руку болтающегося над водой Медведя.

– На счет три… – прошипел Вик, поудобней перехватывая кисть парня. – ТРИ!

От сильного рывка «косолапый» не просто подтянулся, а буквально пробкой вылетел сразу на настил. Лис плюхнулся на зад, очумело тряся головой. Охотник, не дожидаясь, пока парни придут в себя или их окончательно притопит в бурной реке, схватил обоих за шкирки и как котят кинул вперед.

– Руки в ноги, бегите!

К этому времени остальные уже успели добраться до берега. Быстро пробежав глазами по парням, Андрей дернулся обратно на крошащуюся дамбу, но был остановлен резким окриком Ермолова.

– Стоять на месте!

– Но, Алексей Петрович, там же… – дрожащим голосом протянул Лесник.

– Плевать! Я не стану так глупо рисковать своими парнями!

– Лёха, там и ребята остались, – угрюмо пробасил Чугун.

– Нет. Наши все выбрались.

И правда, как раз в этот момент, с разбегу перепрыгнув расходящуюся щель между настилом и берегом, недалеко от отряда приземлились Лис и слегка прихрамывающий Медведь. Последняя секция дамбы за их спинами, натужно застонав, накренилась и начала уходить в беснующиеся обсидиановые воды реки. Андрей напряженно всматривался в хаос из камня и волн, силясь разглядеть среди брызг, бетонной пыли и странного тумана фигуру в темном камуфляже. Разум почему-то отказывался верить, что столь необычный, непредсказуемый, иногда смертельно опасный человек, как Вик, мог глупо погибнуть в самом начале их пути. Потому, когда в воздухе мелькнул едва уловимый силуэт, Андрей удовлетворенно вздохнул.

С элегантной легкостью перемахнув расстояние около десяти метров, охотник кувыркнулся вперед, гася инерцию, и замер, стоя на одном колене.

– Что встали? – прохрипел он, рывком поднимаясь на ноги и кидая настороженный взгляд на чудом не пострадавшие командирские часы на руке. – Двигаем! Мы все еще в опасной зоне.

Сделав пару шагов, он вдруг кинул через плечо:

– Будьте внимательны. Но не верьте ни слуху, ни глазам, ни осязанию. Что бы ни происходило, идите вперед. Если неожиданно покажется, что вы потеряли из виду группу, все равно продолжайте двигаться. Концентрируйте внимание на ориентирах в паре-тройке метрах от вас и передвигайтесь короткими перебежками. Так меньше вероятность, что вы попадете под их влияние.

– А с чего такие ЦУ странные? – попытался разрядить напряжение Кирилл.

– И лучше заткнитесь, словам сейчас нет веры, – грубо закончил Вик, поведя плечами. – С данной минуты и до выхода из Вочажа каждый сам за себя. Больше я спасать чужие шкуры не намерен.

От последних слов по спинам Лиса с напарником промаршировали мураши. Хоть охотник и не смотрел им в глаза, все равно оставалось ощущение, что сквозь затылок он буравит их недовольным, злым взглядом.

Пейзажи деревеньки не впечатляли мудреной и густой застройкой. Пяток домов слева от дороги, чуть впереди да на правой стороне. Вот и все красоты. До границы Вочажа навскидку минут пять ходу… Только вот она все никак не хотела приближаться. Будто нарочно с каждым шагом становилась все дальше, растягивая разбитое полотно асфальта, как резину. А пятки уже начал лизать странный кисельный туман. Охотник перешел на бег, ежеминутно всматриваясь в часы, стрелки которых трепыхались все более прерывисто и конвульсивно.

Неожиданно до ушей Андрея донесся едва слышимый всхлип. Тонкий, жалобный, чуть стыдливый. Так плакать умеют лишь женщины. Забыв обо всех наставлениях Вика, снайпер вслушался в окружающую его мертвенную тишину. Неужели показалось? Ан нет, вот снова. Чуть впереди и правее. Оторвав взгляд от мшистого камня, выбранного в качестве промежуточного ориентира, Андрей стал всматриваться в руины домов в стороне от дороги. Никого. Все так же молчит природа: не шелестит ветер, не хрустит под ногами асфальт. Будто уши плотно набиты ватой. На грани зрения мелькнула странная тень, заставившая парня вновь вглядываться в развалины. С каждым ударом сердца отдаленный, чуть приглушенный плач звучал в ушах все настойчивее. Еще несколько шагов, и останки построек скроются в тумане, а вместе с ними и неясные видения, отчего-то рвущие нутро на части.

– Еще немного, не тормозите, – голос охотника, бегущего всего в паре метров впереди, донесся будто сквозь толщу воды. Лениво, глухо.

Андрей вглядывался в спины бегущих мужчин. Чуть напряжены, но не более. Неужели они не слышат этот надрывный плач? И когда он успел от всех отстать? Бежал же рядом с Виком…

– Андрюшенька!

Сом замер. На остатках обвалившейся от времени стены сидела сгорбленная фигура, укрытая ветхой темной тканью глухого балахона. Мягкая паутина длинных платиновых волос, выбившихся из-под капюшона, трепетала на легком ветру, хотя загустевший, тяжелый воздух был недвижим. Из растрепавшихся широких рукавов мерцали белизной тонкие запястья прижатых к скрытому лицу рук. Согнувшаяся под весом горя спина мелко подрагивала.

Сам того не заметив, Андрей подошел к незнакомке почти вплотную и ласково провел ладонью по капюшону.

– Не плачь… – голос его охрип от вставших колом в горле слов. – Пожалуйста.

Женщина плавно подняла голову. Серые заплаканные глаза в обрамлении синюшных кругов, ярко выделявшихся на бледном осунувшемся лице, смотрели на него с надеждой. Тонкие, чуть угловатые черты лица скальпелем врезались в сознание. Даже теперь, измученная голодом, страхом, страдающая от боли в каждой частичке тела, она была прекрасна. Настолько, насколько может быть прекрасна самая дорогая, самая важная и родная для каждого человека женщина.

– Мама?

Уголки ее губ слегка дрогнули. Она протянула хрупкую ладошку и коснулась шеи Андрея. Почему-то от ее прикосновения кольнуло холодом.

– Отойди от… Этого! – знакомый голос неохотно ввинчивался в сознание застывшего с блаженной улыбкой парня. «Что он там бормочет? Не понимаю. Ну и пусть дальше кричит. Это все уже не важно. Ведь мама здесь, рядом. Снова рядом. Живая…»

Первым заметив неладное, Вик замедлил шаг и оглянулся через плечо. Отставший от группы Андрей медленно, будто в трансе, топал по траве к останкам жилого дома справа от дороги. Вновь взглянув на маячившие впереди большие валуны, отмечавшие границу деревни, охотник с силой сжал кулаки. «Пока остальные не заметили пропажи, можем успеть выйти. Практически без потерь». Часы на руке натужно стонали. «Мы можем уйти. Надо лишь оставить его. Это же такая малость… Черт, Вик!». Выдохнув сквозь сжатые зубы, он развернулся и зашагал обратно.

– Двигайтесь дальше, – выплюнул охотник, обращаясь к догнавшему его Ермолову.

Капитан грубо схватил парня за локоть, заставив остановиться.

– Забываешься, охотник.

– Командир, – голос Скальда звучал удивленно. – Смотрите, там Сом и…

– Заткнитесь и шевелите поршнями, – прорычал Вик, не поднимая головы.

Он рывком высвободил руку.

– Достаточно! – сдерживаемая до поры злость так и клокотала в горле Гусара. – Слушай сюда, малец, в группе старший по званию – я. А значит…

– Товарищ капитан, – как и совсем недавно у гермы убежища, Вик не говорил, а шипел. От этих плотоядных интонаций Ермолов едва не дрогнул.

Охотник схватил офицера за воротничок, оказавшись вплотную к нему. Мужчина почувствовал обжигающее дыхание на лице. Ледяные глаза Вика, казалось, выжигали дыры на подкорке черепа.

– А мне насрать, кто ты, что ты и чем ты. Я сказал: взял своих собачонок за шкирки и двинул дальше. Молча, послушно и без вопросов. Как и положено мясу.

– Щенок…

Намечавшуюся расправу в зародыше оборвал звонкий короткий щелчок. Одновременно с ним часы на руке охотника брызнули мелкими серебристыми осколками и деталями механизма, заставив его самого отступить на шаг, а Ермолова закрыть лицо рукой.

– Черт, окно закрылось, – пробормотал Вик, стряхивая с запястья ставший бесполезным раскуроченный браслет.

Не успели часы коснуться земли, как налетела плотная стена тумана. Застилая глаз и проникая в легкие, он поглотил, растворил в себе окружающий пейзаж. Мгновение спустя мертвенная тишина спящей деревни лопнула, как мыльный пузырь. Со всех сторон стали доноситься неясные звуки: вздохи, всхлипы, шелест. В белесой взвеси тумана на грани зрения замелькали размытые силуэты. Повеяло холодом. Он давил на сознание, проникал в разум и резал, крошил, вселяя панический страх, тоску и почти физическую боль.

Неясные фигуры двигались медленно, прерывисто, будто сломанные шарнирные куклы. От неловких движений падали и поднимались вновь. И стонали… Или выли волками. Какофония ввинчивалась в уши и приумножалась, многократно отражаясь от стенок черепа.

– Только не стреляйте, – настороженно проговорил охотник, заметив, что все бойцы схватились за оружие. – Пули не причинят им вреда, лишь разозлят. Пока они еще слабы и неуклюжи. Потому не…

Налетевший порыв ветра на мгновение разметал крылья кисельного тумана, позволяя рассмотреть существ, взявших отряд в кольцо. Очередную фантазию больного мира.

– Огонь на поражение! – приказ Ермолова набатом прогремел в головах солдат.

Группа взорвалась веером пуль. Встав спинами друг к другу, они поливали горячим свинцом приближавшихся тварей. К грохоту автоматного огня присоединился лай «Печенега». И чей-то безумный хохот. Пули навылет прошивали тела, задрапированные в истрепанные балахоны, сбивали нападавших с ног.

– Прекратить огонь! – зычно прокричал Гусар, когда в зоне видимости не осталось ни единой стоящей твари. – Ну вот, малец, все решается гораздо проще. Группа, по боевым парам, и двигаемся назад. Нужно забрать Сома.

Заметив, что Вик, и не думая сойти с места, сжимает в одной руке извлеченный из кобуры «Грач», а другой медленно тянется за спину к рукояти клинка, Ермол усмехнулся.

– Поздно спохватился, щенок. Плоховато у тебя с реакцией. Видать, перехвалили.

– Заткнись! – рыкнул охотник, озираясь. – Вот теперь у нас реальные проблемы.

– Ты…

Одна из фигур на земле заворочалась. Раздался странный звук, напоминающий хруст костей. Медленно, будто неохотно, она начала подниматься. И вслед за ней, как по сигналу, задвигались остальные. Выпрямляясь, твари размытыми темными росчерками растворялись в тумане.

– Что за черт?

– Капитан, слушай внимательно, – Вик говорил быстро. – Забирай группу, и дуйте к выходу из деревни. Если хотите жить.

– Что это за твари?

– Банши…

Со всех сторон раздался слаженный пронзительный крик десятка глоток.

– Очень голодные банши.

Ножом рассекая туман, к стоящему чуть в стороне Кириллу метнулась тень. Настолько быстро, что тот успел лишь плашмя выставить вперед автомат, в который тут же вцепились две когтистые лапы. Склизкая кожа на них непрерывно двигалась, будто состояла из клубка мелких змееподобных существ.

В мгновение оказавшись рядом с солдатом, Вик резко рубанул по рукам монстра, отсекая кисти, упавшие на землю со смачным плюхом. Тварь взревела. Из-под ветхого капюшона, скрывающего ее голову, пахнуло гнилым смрадом. Охотник махнул клинком вновь, метя в шею, но наткнулся на пустоту. Оставив конечности, существо растворилось в тумане.

Твари буквально посыпались на группу со всех сторон. Ни на минуту не замолкая, они мелькали в кисельной взвеси, нападали и вновь исчезали в белесых клубах. Непрерывно отстреливаясь, бойцы медленно пятились.

– Ермолов! – прокричал Вик, стараясь перекрыть вой мутантов и грохот оружия. – Выход из деревни по правую руку. Двигайтесь быстрее. Самых шустрых отстреливайте. Это их не убьет, но может затормозить.

– Виктор, стой, ты куда?

Невысокая фигурка охотника, будто последовав примеру банши, растворилась в тумане в противоположном направлении.

– У нас кое-кто отстал. Если он еще жив…

– Отойди от этого! – настырный голос ввинчивался в уши, разрывая в клочья негу.

– Зачем? Это мама… – Андрей с нежностью смотрел на сидящую перед ним женщину.

Она улыбалась уголками губ, безмолвно глотая слезы. Так хорошо, так спокойно с ней рядом. Будто и не было почти двух десятков лет. Будто она и не уходила, оставив его одного. Маленького, дрожащего, не знающего, что ему делать и как жить дальше без нее. И без сестры. От невысказанной тоски и годами сдерживаемой нежности колет в груди. Нет, не совсем в груди. Выше… там, где ее холодная рука касается шеи.

– Что бы ты сейчас ни видел, это не твоя мать. Присмотрись! – Вик стоял в паре шагов за Андреем и пытался выцелить тварь, сидящую перед парнем. К сожалению, тот стоял слишком неудачно, загораживая ее спиной. Подойди охотник ближе, и разволновавшаяся банши просто оторвет парню голову. Он такое уже видел. Краем глаза Вик заметил движение за спиной. Сородичи твари, те, что не участвовали в загоне основной группы, начали медленно охватывать его кольцом.

– Нам нужно уходить.

– Зачем? – Сом чуть повернул голову и бросил недоуменный расплывшийся взгляд на охотника.

По его шее текла тоненькая струйка крови.

– Я не хочу. Я останусь здесь, с мамой…

«Надо просто бросить его, и дело с концом. В одиночку смогу уйти. Тварь уже присосалась и так просто не отпустит. А даже если, он, скорее всего, отбросит копыта сразу после разрыва контакта. Решайся же».

Но Вик продолжал стоять, сжимая в руке рукоять пистолета. С какой-то потаенной жадностью он наблюдал, как парень мягко гладит существо по капюшону, не замечая, что на ладонях остаются нити ветхой ткани вперемешку со слизью и чешуей. Двери запертых в бессознательном воспоминаний на мгновение предательски приоткрылись.

– Мама! Мамочка!! Пожалуйста, мама! – тонкий детский крик, в котором смешались мольба, страх и… Понимание. Понимание, что мамы больше…

Выстрел.

«Бросить его? Не могу…»

– Андрей, прошу тебя. Присмотрись к ней. Всего на мгновение. Ну, зачем мне врать? – охотник опустил пистолет, уговаривая парня, как маленького ребенка. – Оно обманывает тебя, играет с тобой. Это не мама.

Сом замер. Голос Вика звучал странно, непривычно. Не было холода, жестокости и звериных ноток. Изменились не только интонации, но и тембр. Будто у Андрея за спиной стоял совершенно другой человек.

«Присмотрись… И что же я там увижу?» Парень прикрыл глаза. Выдохнул и вновь распахнул. Перед ним, все так же грустно улыбаясь, сидела его мать. В шее кольнуло особенно сильно, заставив парня скривиться.

– Ничего, не пугайся, мам, просто… Мама?

Неожиданно черты ее лица дернулись, заволоклись белесой дымкой. Болезненная пульсация в шее нарастала, и будто в такт с ней по родному облику пошли волны. Пропал нежный свет глаз, лицо перестало быть живым, превратившись в гротескную маску. Андрей попытался отпрянуть, но что-то с силой дернуло его назад, заставляя вглядываться в то, что сидело перед ним. Будто расплавленный воск, бледная кожа начала слезать с лица женщины, обнажая истинный облик. Это нельзя было назвать человеком. ЭТО им и не было. На морде существа, ни на минуту не останавливаясь, шевелились небольшие змеи, пауки, мухи, черви. Сплетаясь, наползая друг на друга, они образовывали жалкое подобие человеческого лица. Провалы на месте глаз и носа, беснующийся клубок ползучих тварей на месте рта. Все это истекало мерзкой слизью, пахнущей сладковато-кислыми нотками гниения.

– Что за черт… – пробормотал парень и вновь дернулся назад, но лишь сместился чуть вбок от держащего его за шею монстра.

В следующий миг голова банши брызнула во все стороны насекомыми и осколками желтоватых костей, раскуроченная выстрелом Вика. Андрей начал оседать, но был подхвачен сильными руками.

– Аллилуйя! Я уже беспокоиться начал, – смешливый голос охотника пробивался будто сквозь толщу воды.

Обезглавленное тело банши упало на спину, раскинув руки. Полы балахона распахнулись, открыв пожелтевший и потрескавшийся от времени человеческий костяк, от которого во все стороны устремились мелкие ползучие твари.

Почуяв, что стало с их товаркой, остальные существа взвыли.

– Эй, парень, не время отдыхать, – пробормотал Вик, схватившись за рукоять клинка. – Нам сейчас будет очень жарко. Андрей, ты меня слышишь?

Переведя взгляд на Сома, охотник чертыхнулся. Глаза парня закатились, на бледном лбу выступила испарина. Дыхание частое, прерывистое. На шее, там, где держала банши, висел целый клубок черных пиявок, наполовину всосавшихся под кожу в яремную вену.

– Твою ж мать!

Не обращая внимания на быстро приближавшихся монстров, Вик схватил переплетенных гадов за хвосты и с силой дернул. Из шеи Андрея брызнул веер крови, сам же парень выгнулся дугой, едва не отбросив спасителя. Скинув с ладони присосавшихся было пиявок, охотник придавил коленом грудь Сома, одной рукой прижал его голову к земле, а средний и указательный пальцы другой сунул в рану. Жар из-под сердца, пробежав по артериям, впился в раскуроченную хищником вену Андрея, ненадолго запечатывая ее.

– Жмурик, три минуты на оклематься! – прокричал Вик, из сидячего положения разворачиваясь к самой шустрой твари и принимая ее на клинок.

Взвизгнув на ультразвуке, банши отлетела в сторону, прячась за спины подоспевших товарок.

Дверь маленькой землянки содрогалась от мощных ударов. За ней раздавались азартные мужские крики и ругань. Молодая девушка суетилась, воздвигая из кустарной деревянной мебели баррикаду. Шестилетний ребенок прижимался к груди сидящей на полу матери, роняя безмолвные слезы. Мальчик стыдился их, пытался скрыть. Ведь мама всегда говорила, что он – мужчина, а мужчины не должны плакать. И бояться. Мужчины должны с оружием в руках защищать своих родных. Только вот он еще совсем маленький и даже поднять их ржавую двустволку не в состоянии. Что уж говорить о том, чтобы натянуть огромный блочный лук сестры.

– Андрюша, маленький мой, послушай, – голос мамы чуть дрожал, но лица ее не покидала улыбка.

Мягкая, нежная, проникающая своим светом в самые отдаленные уголки сжавшейся от страха души. От ее тепла казалось, что никакие беды на свете ребенка не коснутся. Казалось, что бы ни случилось, все будет хорошо.

– Не плачь, родной. Это всего лишь игра. Помнишь, мы уже играли в кротов? И рыли небольшую норку за стеной землянки? Наше с тобой потайное место. Даже Катенька о нем не знает.

– Мам, дверь долго не выдержит…

Зажав сыну уши, женщина угрюмо обратилась к дочери:

– Кать, не пугай брата. Я его спрячу и помогу тебе, хорошо?

– Ладно, ма, только быстрее. Даже если…

Девушка откинула с глаз пушистые, чуть вьющиеся платиновые волосы и обеспокоенно глянула на дрожащую груду мебели.

– Не волнуйся, я прикрою.

Она шутливо козырнула и провела пальцами по хвостикам стрел в висящем на бедре колчане.

– Прям как отец.

Женщина улыбнулась и отняла ладони от ушей мальчика. Прижав их к щекам сына, мягко подняла его голову, заставляя смотреть себе в глаза. Длинные волосы стекли с плеч, пушистым пологом отгораживая перепуганного ребенка от остального мира.

– Андрюша, а давай сейчас опять поиграем? Я буду куницей, а ты – маленьким кротенком. И если ты хорошенько не спрячешься, я тебя съем!

Отпустив лицо сына, женщина, скрючив пальцы наподобие лапок хищника, нежно защекотала живот мальчика.

– Съем, съем, съем!

Взвизгнув сквозь хохот, малыш, кувыркнувшись, откатился от матери. Топая пяточками в вязаных носках, побежал в дальний угол землянки, моментально скрывшись под деревянной кроватью. Заскрипели разбираемые доски, и вскоре мальчик затих.

В этот момент дверь дрогнула особенно сильно и немного приоткрылась. Азартные крики за ней стали громче.

– Все. Ну что, дорогая, – сосредоточенно проговорила женщина, поднимаясь с колен.

Взяв лежащую неподалеку двустволку, она распотрошила коробку с патронами. С силой переломив оружие, загнала два заряда.

– Жены и дочери русских офицеров не сдаются без боя, да?

– Да, мама, – Катя едва слышно всхлипнула, изо всех сил сдерживая слезы. – Еще посмотрим, кто кого!

Голос девушки был излишне бодрым. Отойдя от баррикады, она чуть дрожащими руками выудила одну из стрел и наложила на тетиву.

А потом были лишь невообразимый шум, грохот выстрелов и крики. Маленький Андрюша с силой сжимал уши, свернувшись в комочек в спасительной тьме. Без устали повторяя про себя: «Я – крот, я – крот… Куница меня не найдет. Куница меня не съест. Я – крот».

Сколько это длилось, он не знал. Вычленить отдельные звуки из какофонии, грохочущей за стеной, было почти невозможно. Почти. Но вот визг сестры оборвался на пике, и громко, с надрывом прокричала мама. К шуму добавились новый грохот, похожий на лай автоматического оружия, что он раньше часто слышал в боевиках.

А потом все стихло.

– Совсем чуть-чуть не успели… – донесся до мутнеющего сознания мальчика глубокий, с легкой хрипотцой, голос.

– Командир! Эта женщина еще дышит. Подождите, мы вам поможем! Док, сюда!

Опять тишина, разбавленная шелестом и булькающими звуками.

– Я ничего не могу сделать. Множественные пулевые ранения, а потом они ее еще и… твари.

– Пожалуйста… – глухой, едва различимый шепот. Мама, это мамин голос.

– Мама! – вскрикнул Андрей и тут же зажал себе рот обеими дрожащими ладошками.

– Вы слышали?

– Сын… спасите… Там… за крова… – она зашлась хлюпающим кашлем и затихла.

Андрей дрожал всем телом, вжимаясь спиной в земляную стену укрытия. Слезы непрерывным потоком лились по чуть впалым щекам. Смешиваясь с песком, они оставляли мутные дорожки, так похожие на извилистые бурные реки его родного края. Его мира, что сейчас крошился и стекал по щекам солеными каплями.

Раздался шум отодвигаемой кровати, и затем хруст ломаемых досок стены. В глаза мальчика ударил яркий свет фонарей.

– Командир, тут и правда ребенок! Эй, малец, – большая угловатая фигура загородила проход, отделяя его от пахнущего порохом и кровью хаоса, творящегося в землянке. – Как тебя зовут?

– Андрейка… – слова вылетели перед мыслями, но страшно почему-то не было. От этой фигуры веяло силой. И безопасностью.

– Андрей, значит. А меня Антон. Антон Чугунов. Можешь просто Чугун.

Сом приоткрыл слезящиеся глаза. Первое, что он почувствовал, – будто находится в оке урагана. Вокруг вихрем носилось нечто темное, непрестанно кричащее перлы, от которых даже у прожженного сапожника порозовели бы уши. Словесную дуэль с этим нечто вело разом несколько глоток, визжащих столь жутко, что даже ёжик на голове парня зашевелился.

– Вик? – Андрею казалось, что он прокричал, на самом же деле лишь едва пошевелил губами.

Впрочем, и этого хватило, чтобы острый слух охотника уловил слово.

– Очухался? Давай, брат, не время спать!

Оттолкнув налетевшую банши, Вик быстро убрал один из клинков в ножны и, сунув в руки слабо соображающего парня валявшийся на земле пистолет, подхватил его под плечо.

– А теперь двигай ножками и стрелять не забывай! Только меня свинцом не накорми. Я сытый!

Безумно хохотнув, охотник рубанул по лапе ринувшуюся в атаку тварь и ломанулся вперед с такой скоростью, что Андрей едва успевал переставлять ноги.

– Нет, товарищ командир, ну так нельзя! Нужно помочь парням! – раздраженно бросил прапорщик, поднимаясь с земли. – Где это видано: сидеть на жопе смирно, пока их там твари на куски рвут!

– Антон, сядь! – рыкнул в ответ Ермолов, глотнув из фляжки. Плюнув на экономию, вылил немного воды на ладонь и протер невыносимо зудевшие шрамы на лице. Фыркнул, сдувая капли с усов.

– Но, Лёха!

– Не забывайте о субординации, прапорщик! Это ты от пацанят своих нахватался, что ли? Шило в сморщенном заду заиграло?

– Нормальный у меня зад… – пробормотал Чугун, оседая обратно в траву. – Многим из молодняка на зависть…

Ермолов сжал виски. Голова гудела так, будто кто-то, как давно в учебке, надел на нее двадцатилитровую кастрюлю и от души прошелся половником.

– Как скажешь. Только вот объясни мне, Антошенька. Ну, отпущу я тебя туда. Заметь, отпущу одного. Потому как не хочу так глупо рисковать молодняком. И что ты будешь делать?

– Доберусь до парней и помогу выйти.

– Ага, а от баншей этих ты чем отбиваться будешь?

– Вестимо, шквальным огнем, – прапор тряханул в руках «Печенег».

– Отлично. А ты заметил, что им категорически все равно до количества всаженных в них пуль? Мы сами едва ноги унесли, хотя боевая мощь отряда немного выше твоей собственной.

– Заметил, конечно, но…

– Что но? Ты же, как медведь, неповоротливый. Да они схарчат тебя и не подавятся. Кому ты, откинувшийся, помогать будешь? Как?

– Товарищ командир. Если позволите, мы с Медведем могли бы пойти. Нам быстро и бесшумно передвигаться не в новинку, – обратился к Ермолову Лис, прижимая бинт к рассеченной брови.

– Господи, и вы туда же. Вы что здесь все, совсем охренели? Забыли, что за неподчинение приказам командира по законам военного времени – расстрел? Сидите смирно! Это приказ!

– И что это мы тут шумные такие? Давно с местной живностью не общались? – раздался за спиной капитана полный яда голос.

Следом на границе тумана показалась широкая многорукая фигура. Приближаясь, она постепенно преобразовалась в охотника, буквально волочащего на плече Андрея. Рванувшись к потерявшему сознание парню, прапорщик поддержал его с другой стороны и помог дотащить, за что получил короткий взгляд Вика с легким налетом благодарности.

– Док, сюда. Помощь нужна, – опустив Андрея на траву, охотник отошел от него, освобождая место врачу. – Как тебя звать?

– Так и зови Доком. Что с ним? – присев на корточки рядом с парнем, медик начал копаться в аптечном боксе.

– Банши с ним. Вена задета.

– Но кровь остановилась. И края раны… Ты их что, прижигал?

– Что-то вроде того, – хмыкнув, Вик отошел еще дальше и опустился на землю. – Зашей его, и топаем отсюда. С «трехсотым» на руках далеко не уйдем, но хоть на пару километров отойти стоит.

По торчащим из обсидиановой воды огромным бетонным валунам – последним напоминаниям о стоявшей здесь дамбе – прыгал человек в глухом темном плаще, тихонько бормоча себе под нос. Река уже успокоилась, и переправа, хоть и стала делом довольно кропотливым и далеко не сухим, все же осталась возможной. Если не страшны хищники, таящиеся в воде. К счастью, путнику они были безразличны.

– Кажется, они далеко ушли…

– Но для верности стоило подождать еще немного.

– Да сколько можно? А вдруг след потеряю.

– На широкой трассе это будет проблематично.

– Ага, конечно.

– Конюшня!

– Заканчивайте детский сад. Это заразно.

– Боишься стать ребенком?

– С ума сойти боюсь. И так вон прикидывался дебилоидом, экстрасенсом-недоучкой.

– Ну, по факту, ты – он и есть.

– Да сейчас. Я абсолютно здоровый человек.

– Только разговариваешь сам с собой, на десяток голосов.

– Я разговариваю не с собой, а с вами.

– Так, может, мы – твое раздесятерившееся внутреннее «Я», и ты давно сбрендил?

– Не дождетесь. Кстати, как вояки-то меня отпустили? Кажется, даже не заметили, как ушел.

– Подумаешь, премудрость. Мы просто тебя прикрыли.

– Каким таким образом?

– Сдвинув пласты видимого… Долго объяснять, да и не поймешь ты. Лучше под ноги смотри.

– А, черт, ну вот опять.

– Что и требовалось доказать.

– Я так всю рыбу разбужу.

– Ну, по факту, тут живет не совсем рыба…

– Заканчивай умничать, кукла! Блондинкам не положено иметь мозги.

– Прекратите препираться. Впереди территория банши.

– Если скажу, что мне ссыкотно, ничё так будет?

– Угомонись, прикроем. Просто иди вперед.

Добравшись, наконец, до берега, человек в плаще скрылся в клубах белесого тумана.

По обеим сторонам дороги и до горизонта – однообразный, немного унылый пейзаж: едва тронутый таяньем снег, еще голое разнолесье. Ранняя весна – не самый верный друг карельской природы. Все ее величие раскрывается гораздо позднее, когда пробудившиеся деревья надевают роскошные платья из пахучей, сочной листвы. Они ловят в мягкие объятия ветер, разговаривая с солнцем десятками птичьих голосов. Они скрывают в пушистом подлеске животных, даруя им дом и пищу. Приход ранней осени лес празднует в новых пестрых нарядах, соревнуясь сочностью цвета со скоморохами прошлого. Его живые краски везде: на каждой веточке теплые тона листьев, под каждым кустом холодные – ягод. Но лишь зимой в полной мере ощущаешь всю нежность, всю легкость и хрупкость этой природы. Когда суровая вьюга укрывает землю снежной ватой, когда лютые морозы заковывают оголенные деревья в хрустальные панцири изо льда, несмело, смущенно восходит солнце… И весь мир начинает сиять. Лучи отражаются в мириадах стеклянных граней, и кажется, будто все вокруг излучает свой собственный искрящийся свет. На смену короткому, холодному дню приходит бархатная полярная ночь, и такой низкий, такой глубокий небосвод коронует северное сияние. А в остальное время карельская природа сладко спит, надежно укрытая покрывалом из опавшей прелой листвы.

Коренные жители называют родной край «Страной тысячи озер». В незапамятные времена сошедший с гор на полуострове ледник вспорол каменное брюхо здешней земли, оставив сотни шрамов. Со временем пустоты заполнила влага, и с тех пор продолжается вечная битва двух стихий, – камня и воды. На стороне первой – минералы и металл; на стороне второй – миллионы ручейков и бездонное терпение. Человек же может лишь любоваться отголосками этого сражения – сотнями крохотных радуг, родившихся в брызгах разбивающейся о камни воды. Спустя годы от Последней войны на смену людям придут новые формы жизни, а стихии так и будут бороться, – истинным войнам не важна смена декораций.

– Лёха, слушай, пора привал командовать. Еще немного, и малышня свалится прям на дорогу, – тихо обратился к командиру Чугун, обеспокоенно поглядывая на бойцов.

Те и вправду выглядели не лучшим образом. Все, как один, бледные, глаза впали. Бежать не пытался никто – уже второй день отряд топал по дороге шагом. Чуть более бодрым утром – и упрямым, вымученным под вечер. Особенно плохо смотрелись Медведь с Лисом, тащившие носилки с Андреем: полное отсутствие осмысленности в нахмуренных лицах, ноги двигаются исключительно силой воли.

– Сколько мы за сегодня прошли? – Ермолов сверился с часами.

Начало темнеть, но солнце по весне заходит довольно рано, и он планировал маршировать еще пару-тройку часов.

– Километров двадцать пять, ну, может, тридцать. Местность однообразная – дорога и дорога. Точно и не скажешь.

– Меньше, чем вчера. Всего два часа после крайнего перекура и смены носильщиков идем. Такими темпами мы до Петрозаводска только к лету доберемся.

– Ну, к лету – это ты загнул, конечно, – прапор с хеканьем поправил лямку тяжелого рюкзака. – Но если мы сейчас парней заездим, то завтра они могут просто не встать.

– Буквально в полукилометре в стороне от дороги есть удобная для ночевки поляна, – прозвучал из-за соседнего дерева голос охотника, заставив Чугуна схватиться за рукоять пистолета.

– Тьфу ты, ниндзя хренов, напугал до чертиков!

– Радуйтесь, что это я, – хмыкнул Вик и махнул рукой. – Впереди справа увидите поваленное дерево. Оно приметное, не проскочите. Повернете в лес и метров через двести выйдете на поляну.

– Сам-то куда?

Охотник молча скрылся за деревьями.

– Ишь какой… – пробурчал прапорщик, пряча в усах улыбку.

Его единственного во всем отряде все меньше раздражала грубость Вика. По долгу службы Чугун большую часть времени работал как раз с молодняком. Обучал пацанов держать оружие, ходить строем, защищать родные Полярные Зори от мутировавших тварей, а иногда и от более опасного зверя – человека. И за долгие послевоенные годы навидался он всяких ребят – и упрямых, с норовом, и мягких, податливых, как пластилин. А уж после Вочажа прапор и подавно перестал видеть в действиях охотника немотивированную агрессию. Ну, взбрыкивает парень, как норовистый конь, ничего, и не с такими притирались. Зато вынослив, как тот же самый конь, и дело свое знает, – за три дня ни одна тварь незамеченной к отряду не подошла. Можно, конечно, и на везение списать, но Антон Чугунов был не из тех людей, что верят в случайности.

Вскоре, как и говорил Вик, показалось поваленное дерево. Не заметить его и правда было довольно трудно – на высоте метров трех один из раздвоившихся стволов обломился и рухнул вниз, образовав подобие арки. Свернув с дороги, отряд углубился в лес и через несколько минут вышел на небольшую полянку.

– Здесь и остановимся, – проговорил Ермолов, окинув оценивающим взглядом место для ночевки. – Командуй, Антон.

– Так точно, товарищ командир! – Чугун немного небрежно козырнул и продолжил, обращаясь к парням: – Привал, бойцы! Медицина, собери индивидуальные дозиметры, заряди их и иди собирать ветки для подложки. Застудить яйца на снегу – последнее, что нам сейчас нужно. Маша и Медведь, разведите костер. Балалайка, Фунтик, на вас растяжки.

– Я – Фрунзик, – пробурчал черноволосый парень, скинув на снег рюкзак и аккуратно укладывая на него СВД со сложенным прикладом.

– Хайк[3], стрелок ты мой звезданутый, не выкобенивайся, – хохотнул прапор. – Что-то я не расслышал, установки приняли?

– Есть… – нескладно протянули, простонали вымотанные парни.

– Есть на жопе шерсть, – спародировал командира Чугун под укоряющим взглядом оного. – А в доблестной русской армии отвечают – так точно!

– Так точно, товарищ прапорщик! – уже хором, хоть и не очень бодро ответил отряд.

– Орлы! Выполнять.

Приободренные отеческой улыбкой старшего, парни разбрелись каждый по своим делам. Закончивших с установкой растяжек Кирилла с Фрунзиком Чугун отправил следить за периметром, сам же начал разводить второй костер, для «офицерского» ужина. Так уж было заведено в отряде – как бы ни был близок прапор с бойцами, но на командира и себя еду готовил отдельно. «Для поддержания субординации». Благо с появлением Николая, так же трапезничающего с их котелка, бремя готовки поделилось поровну.

Когда Док, – сегодня, согласно очереди, поваром у «простых» солдат был именно он, – закончил с готовкой, и к костру подтянулись остальные бойцы отряда, из-за деревьев показался охотник. На плече у него болтались связанные за задние лапы тушки, отдаленно напоминающие зайцев. Разве что уши у них были гораздо меньше, да конечности подлиннее. Расположившись в стороне от основного отряда, Вик принялся деловито разделывать добычу.

– Только не говорите мне, что он собирается это есть, – обалдело прошептал Кирилл, наблюдая, как резво слезает шкура с третьей пары ног животного.

Тем временем охотник нанизал часть мяса на заранее заготовленные ветки и закрепил их над костром. Пока импровизированный шашлык готовился, растер на плоском камне потроха дичи с какими-то травками. Потянуло довольно неприятным гнилостным запахом.

– Док, ты конечно извини, но я, пожалуй, сыт, – пробормотал зеленеющий на глазах Медведь, отставляя едва ополовиненную миску. – Пойду, отолью.

– Под ноги смотри, косолапый. Там у куста растяжка, – в тон ему ответил Фрунзик, без особого энтузиазма ковыряя алюминиевой ложкой свою пайку. – Медицина, я тоже кончил. Что-то сегодня у тебя хавчик совсем не удался, горький и металлом отдает.

С тихим стоном Медведь поднялся и, покачиваясь на неверных ногах, побрел в сторону деревьев. Остальные бойцы, не сговариваясь, вывалили остатки трапезы обратно в котелок. Невнятно бормоча что-то о «неблагодарных транжирах», Док отставил еду в снег, слегка притушил костер и пошел к начальству на ежевечерний доклад.

– Ну, Костик, что доброго скажешь? – проговорил Чугун, когда парень уселся рядом.

– Радиационные показатели чуть выше нормы, старшой, – отрапортовал медик, вытягивая ноги к костру. – Но я бы больше удивился, будь они ниже. Местность, в общем-то, чистая. Одно слово – глушь.

– А в остальном? Как парни?

– Как, как… – Док со вздохом потер лоб. – Вымотаны. Как и все мы, товарищ прапорщик. Здорово нас деревенька подкосила. Знать бы раньше, что там в воздухе отрава.

– Что теперь поделаешь, – пробормотал Чугун, наблюдая, как командир готовится ко сну. – Откуда мы могли знать? Все ж далековато от нашего Рая.

– Могли. Если бы этот, – Костя кивнул в сторону охотника, – соизволил нас предупредить. И Сом бы сейчас на ногах был, будто бы нам и без носилок проблем не хватает.

– Оставить, медицина, – в голосе прапорщика прозвучали металлические нотки. – Андрейка – наш товарищ. А мы своих в беде не бросаем…

– Так я ж к Сому без претензий! Меня этот… Шаман…

– Что?

– Да нас всех который день колбасит, а он ходит, будто ничего и не было! – вскинулся было медик, но разом присмирел под осуждающим взглядом прапорщика и продолжил уже тише: – Напрягает это. Сильно напрягает. И, к слову, не только меня.

– Так, – отрезал Чугун. – Передай этим «не только»: коли аргументированные претензии к парню есть – я выслушаю. В порядке живой очереди. А коли нет, так и нечего пустозвонить. Установку принял?

– Так точно, товарищ прапорщик.

– Вот и умница. Топай спать. Завтра опять с ранья встаем.

Костя поднялся и вытянулся в струнку. Для полноты эффекта на мгновение приставил ко лбу сложенную ладонь, развернулся, едва не щелкнув каблуками, и зашагал в сторону солдатского костра. До сего момента молчавший Николай шумно вздохнул и пошерудил палочкой в углях, подняв в воздух хлопья тлеющего пепла.

– А не слишком ты был с ним строг, Антон?

– Не слишком. Взялись, тоже мне, разброд в отряде чинить, – Чугун с кряхтением растянулся на лежанке, уставившись в звездное небо. – Молодые они, глупые еще. Чуть не досмотришь – передерутся просто из спортивного интереса. Ладно, спать давай.

Утро началось для отряда даже раньше положенного. Буквально с первыми петухами. Этих незатейливых пернатых довольно правдоподобно пародировал срывающийся на крик Скальд.

– …ты совсем охренел, ниндзя-недомерок? Я тебя спрашиваю!

– Не употребляю, – раздался в ответ низкий, едва не рычащий голос Вика.

– Что?!

– Батон через плечо.

– Да что ты с ним разводишь, Балалайка, – пророкотал Медведь. – Слышь, охотничек, пойдем, отойдем. Решим вопрос по-мужски.

– По-мужски! Ой, косолапый, насмешил, – вторил ему едва не ласковый голос напарника. – Он же – форменная баба! Балаклаву напялил, теперь все можно? Гюльчатай, открой-ка личико!

– Тоха, – раздался из-за спины прапора глухой голос Ермолова. – С молодняком разберись. А то, видит Бог, я сейчас сам…

– Понял, Лёшка…

Поминая добрым словом норов некоторых небезызвестных ребятишек, Чугун поднялся с лежанки и с кряхтением размял затекшую спину. Потопал к солдатскому костру, у которого уже обещала разразиться драка. Все парни были на ногах. Напыжившиеся, злые до чертиков, они стояли полукругом, сжимая кулаки. Перед ними в обманчиво расслабленной позе расположился Вик. Воздух вокруг него буквально трещал от напряжения, выдавая истинное настроение охотника. Левая рука чуть зашла за спину, как бы невзначай поглаживая черную рукоять клинка.

– Эй, ребятушки, чего вы разорались, как девицы в первую брачную? – прервал перепалку прапорщик. – Чего вам не спится с ранья пораньше? Не устали? Так удвоить дневной километраж никогда не поздно.

Только сейчас заметившие прапорщика солдаты дружно развернулись к нему и вытянулись. Чугун бегло оглядел маленькое войско и пришел к неутешительному выводу, что причина утреннего конфликта была более чем серьезной. Небывалое дело – даже обычно спокойный, как танк, Медведь едва сдерживал эмоции.

– Вольно, – выдохнул прапор и, почесав отросшую щетину, продолжил: – Ну, касатики, слушаю.

– Да этот… Этот уе… – начал было вновь верещать Кирилл, но буквально подавился последним словом, схватив душевный подзатыльник от Медведя.

В их отряде, в числе прочих негласных правил, старшими поддерживался так называемый «закон о чистоте речи». Проще говоря, ни Чугуну, ни, тем паче, Ермолову не нравилось, когда их солдаты ругались, как сапожники. Нет, никто не спорит, что в запале боя парням спускались резкие высказывания. Но в повседневной походной жизни от них желательно было воздерживаться.

– Выдыхай, Балалайка, – прошептал Лис и продолжил, уже обращаясь к прапору: – Наш эмоциональный Трубадур хотел сказать, что охотник этот удумал нас травануть. И мы, в свою очередь, в довольно сдержанном и культурном диалоге старались доказать ему, что в этих действиях он не прав.

– В сдержанном и культурном? Ну-ну, – прапорщик посмотрел на чересчур искренне улыбающегося парня. – Вик, а ты что скажешь?

Охотник некоторое время молчал, исподлобья зыркая на отряд. Он не хотел отвечать. По его мнению, все было очевидно. Но под непривычно теплым взглядом старшого Вик сдался. Прикрыл глаза и коротко повел плечом, будто отбрасывая сомнения.

– Захоти я отравить вас, никто бы и не проснулся, – глухо, как до времени спокойный зверь, пророкотал Вик.

– Ну да, конечно, тогда какого ху… – вновь заверещал Скальд и схватил очередную оплеуху.

– Кирилл хотел спросить: тогда какого художественного замысла ты придерживался, кидая в наш костер эти… М-м-м… Потроха, – Лис ехидно улыбнулся.

Чугун присмотрелся к тлеющим углям. На них действительно дожаривалась, чадя сизым дымком, некая нелицеприятная масса. Запах уже по большей части развеялся, но его отголоски напоминали слегка подгнившее мясо с нотками лежалой травы.

– Вик, я слушаю, – угрюмо пробасил Чугун.

Коротко щелкнул загнанный обратно в ножны клинок. Охотник скрестил на груди руки.

– Это не отрава и не яд, – тихо проговорил он, в упор глядя на прапора. – Еще с вечера я заметил звериные тропы вокруг поляны. А ночью к нам подошла пара мутов. То ли одичавшие собаки, то ли волки. Они потоптались и ушли. Но нас почуяли. Могли вернуться с основной стаей. Это, – Вик кивнул в сторону костра, – потроха зайцев и кое-какие травки. Дым от их тления животным неприятен. Им кажется, будто здесь… Мертвое место. И сюда лучше не ходить.

– Да он и людям не особо, – пробормотал Док.

– Я просто отогнал животных, чтобы они вас спящими не схарчили, – продолжил Вик, будто и не заметив реплики медика. – Повторюсь, захоти я вас отравить – вы бы точно не проснулись.

Прапор вздохнул и вновь почесал щетину.

– А почему сразу парням не объяснил?

Ткань подшлемника на лице охотника натянулась, обозначая контур ехидной улыбки. Только вот глаза оставались холодными – двумя льдинками они буравили чуть съежившегося медика.

– Будто меня кто-то спросил, – хмыкнул он.

Новый день почти не отличался от предыдущих. Все так же стелилась под ноги разбитая временем трасса, мимо проплывали все те же корявые невзрачные деревца. Здесь, на открытой дороге, снег уже растаял и не мешал тихому, медленному шагу отряда. Слишком медленному.

Будто потратив на утреннюю перепалку весь заряд энергии, солдаты буквально волочили ноги. Все чаще то один, то другой отходил в придорожные кусты, откуда после раздавались рвотные звуки. На гневные вопросы Ермолова Костя лишь растерянно пожимал плечами. Ведь утром состояние бойцов было, конечно, не аховым, но вполне терпимым. Списать все на банальное пищевое отравление тоже не удавалось: во-первых, паек одинаковый, и будь причина в продуктах, недомогание коснулось бы и командира. А во-вторых, Костя сам готовил еду и питался с ребятами с одного котелка, но чувствовал себя вполне сносно, – общая усталость не в счет.

Состояние Андрея также внушало опасения. Повязку приходилось менять реже – рана на шее не гноилась; температура спала, и дышал он ровно, но… Не просыпался. При количестве потерянной им крови – если не очнется до утра, можно смело закапывать. В походных условиях вывести парня из комы Косте не хватит ни медикаментов, ни оборудования. Да и, учитывая общую протяженность маршрута, командир не позволит тратить дорогие по нынешним временам препараты. А тащить в неизвестность бесчувственное тело, которое может и не проснуться вовсе, – непозволительная роскошь и трата человеческих ресурсов. Да, русские офицеры своих в беде не бросают! Но живые все же дороже мертвых. И хоть эту простую, казалось бы, истину понимали все, принять, что придется бросить друга, члена семьи было трудно. Больно. Неправильно. Ведь человека определяют не звания, не социальный статус, не доход, не внешние признаки – прямая спина, две руки, две ноги, голова. Человека определяют поступки. Мысли. Способность действовать иррационально, вопреки всем известным «надо» и «обязан», наплевав на животный инстинкт самосохранения.

Потому Костя и продолжал хлопотать над спящим мертвенно-бледным Андреем. Потому уставшие, больные бойцы, едва способные передвигать собственные ноги, упорно тащили носилки. Даже в мыслях не позволяя себе жаловаться или, тем паче, решить бросить.

Скрытый деревьями, Вик хмуро наблюдал за этой ни дать ни взять ритуальной помощью. Постоянно курсируя вокруг отряда в поисках возможной опасности, он нет-нет, да останавливал взгляд на изможденных лицах бойцов. И в холодных глазах, где-то за изумрудной радужкой, проскальзывали тени подавляемых эмоций: омерзения ли, недоверия, насмешки, смятения. Что-то едва видимое, едва ощутимое. И когда эти призраки чувств касались холодного разума, охотник опускал голову и передергивал плечами, отгоняя их прочь.

На очередном привале бойцы попадали на землю и не смогли встать. Не подействовали ни ругань Ермолова, ни уговоры прапорщика. Костя, как мог, хлопотал над больными. Но опыта ему явно не хватало – как-никак, совсем недавно обучение закончил. В отряд он был направлен по рекомендации старшего врача Полярных Зорь. К сожалению, в нынешнее время обучить высококвалифицированных врачей было практически невозможно. Умеешь накладывать повязки, штопать раны и отличаешь жаропонижающее от слабительного – уже медик, в любом поселении с руками оторвут. Вот с вояками все гораздо проще – кто в суровых заполярных землях выжить смог, уже киношному Рембо фору даст. Жизнь учит.

Закончив с установкой растяжек, Чугун подошел к сидящему на валуне охотнику. Тот от нечего делать занимался чисткой пистолетов. Но даже за скрежетом металла и шорохом шомполов все равно услышал приближающегося прапорщика.

– По делу? – бросил Вик через плечо, не отвлекаясь от работы.

– Ишь, заметил, – хмыкнул Чугун, присаживаясь рядом в траву.

– Нужно быть напрочь тугоухим, чтобы… – начал было Вик, но замолчал.

Отложив в сторону оружие, он выжидательно уставился на прапора. Пауза затягивалась.

– Ну, что у тебя? – скрипнув зубами, прошипел охотник.

– Да в общем-то… – прапорщик запнулся и, резко выдохнув, решил не юлить: – Слухай, Вик, тот дым… Газ… Короче, что там в Вочаже было. Могло так на парней подействовать?

– С понтом дела хочешь опять на меня все спихнуть? – хмыкнув, Вик изогнул бровь, одним жестом показывая, что он об этом думает.

– Да нет, – протянул Чугун и тяжело вздохнул. – Просто хочу найти причину. Док у нас молодой еще, не справляется. А коли это токсин баншей, то, может, ты…

– Нет.

– Не хочешь лечить парней? Они же так… – вскинулся прапор.

Конец ознакомительного фрагмента.