Метроном вечности. Роман. Протуберанцы любви1 (Елена Фёдорова)

Лёля и Михаил отпраздновали бриллиантовую свадьбу. Шестьдесят лет вместе! Кто бы мог подумать? Дети выросли, родились внуки, правнуки. Их семейное древо крепко и ветвисто. Они счастливые люди. От Гоши дочь и внучка. У Тани трое детей, шестеро внуков и три правнука.

Несмотря на то, что жизнь была непростой Лёля и Михаил сохранили любовь, доверие и нежность друг к другу. Всё, вроде бы, хорошо, но паутинка, оставшаяся в Лёлиной душе, тянет её в прошлое. Тянет сильнее, чем корабельный канат. Нет сил сопротивляться.

– Вернись, вернись, вернись, – непрестанно стучит в висках Лёли. Нет больше сил сопротивляться, и Лёля заявляет решительно:

– Миша, я еду в Сибирь.

– Ты уже взяла билет? – он оторвался от чтения газеты, посмотрел на жену поверх очков.

– Ещё нет, – она улыбнулась. – Я просто решила туда поехать. Решила только что.

– Ну, раз решила, поезжай, а я воздержусь. Не двадцать уже, чтобы по местам боевой славы путешествовать. А ты поезжай. Поезда сейчас хорошие, не то, что раньше – теплушки.

– Спасибо тебе, родной, что отговаривать меня не стал, – она погладила его морщинистую руку.

– Я тебя, Лёлечка, понимаю, – Михаил снял очки, отложил газету. – Мы с тобой хоть и доисторические древности, но чувства наши остались сильными, как в молодые годы. Мне даже кажется, что с годами они сильнее, ярче стали. Я тебя люблю и доверяю тебе. Поезжай. Сходи на могилку Леонида Белого, расскажи ему про Георгия Победоносца своего, про меня. Хотя…

Условности всё это, Лёля. В той могилке давно никого нет, и кости сгнили, наверное, за шестьдесят с лишним лет. А вот душа – особая субстанция. Она бессмертна. Нет для неё преград земных больше. Летает твой Лёнька над землей и смотрит на нас с тобой. Радуется, что всё у тебя сложилось, что с хорошим человеком ты жизнь прожила.

– Так уж и прожила? – воскликнула Лёлька воинственно. – Ты мне это брось. Мы с тобой еще лет десять вместе прожить должны, как минимум. Хотя… На всё воля Божья, как сейчас модно говорить. И нам с тобой пора к какой-нибудь вере прикрепиться.

– Пора, пора, моя родная…

Лёля купила билет и отправилась в прошлое. Колёса стучат на стыках рельсов, навевая грусть. Вернусь… В её сумочке лежат письма и дневники Леонида Белого. Зачем она их везёт в Сибирь, не ясно. Просто везёт.

После Лёниной смерти она их ни разу не открывала, боялась. А теперь достаточно только взглянуть на тетрадь, чтобы память вернула забытое. Говорят в старости помнится прошлое лучше, чем настоящее. Возможно. Но как объяснить, что даже голос Леонида она отчётливо слышит сейчас, несмотря на то, что не слышала его вечность.

– Почему ты назвала наш дневник Хроматографом? – Леонид лежит на траве, закинув руки за голову. Она сидит рядом в ситцевом цветастом платье и сплетает венок из ромашек.

Лето. Солнце. Полуденный зной. Воздух чуть подрагивает поднимаясь над землёй.

– Почему Хроматограф? Да потому, что с помощью этого прибора мы с тобой проведём спектральный анализ, разложим на длины волн наши мысли, эмоции, чувства и поймём, что в жизни главное, а что в ней второстепенное, – ответила Лёлька.

– Второстепенного у нас с тобой нет, милая моя Лёлька. У нас всё главное. Всё, всё, всё. Каждый вздох, каждый миг рядом с тобой – радость, – Леонид приподнялся. – Люблю тебя безумно. Спасибо, что ты не испугалась и приехала ко мне «во глубину сибирских руд», в неизвестность, называемую Чугуевкой, – рассмеялся. – Я в последнее время слова на слоги раскладываю. Знаешь, очень любопытно. Вот к примеру Чугуевка. Чу – словно предостережение. Стойте, не спешите. Гуев – это сибирский старожил. Этакий старичок лесовичок бородатый. Ка – это удав из книги Киплинга. Только здесь нет удавов. Здесь змейки юркие, незаметные, поэтому и говорят о них без особой почтительности в финале.

– Выдумщик ты у меня, Лёнечка, – она потёрлась щекой о его щёку. – Выдумщик.

– Это точно, – подтвердил Леонид. – Но дар мой особенный появился благодаря тебе, Лёлечка дорогая. Ты во мне столько всего открыла, о чём я представить не мог. Внутри меня вулкан клокочущий, готовый вырваться наружу в любой миг. Или нет, лучше не вулкан, а протуберанцы, которые магнитным полем твоей любви удерживаются на солнце. А это значит, что их в хроматограф заталкивать не нужно. Нужно просто любить. Любовь – это величайший дар. Счастлив тот, кто его обретает.

– Обрести мало. Нужно сохранить любовь. Мне она видится огоньком на ветру, который может погаснуть в любой миг. Не хочу, чтобы он гас. Пусть разгорается сильнее день ото дня. Пусть в большущий костёр превратится…

– В пионерский, у которого мы будем петь пионерские песни, как в детстве, – добавил Леонид, поцеловав Лёльку в лоб. – Пионерские песни споём, и поверим в сближенье планет, и космической далью пройдём, чтобы вместе прожить до ста лет.

– Дожить до ста лет – это настоящая фантастика! Мне сейчас девятнадцать, тебе – двадцать два, это значит впереди у нас…

– Вечность, мой дорогой физик, – сказал Леонид, помогая ей подняться с травы. – Не переводи жизнь на цифры, Лёлечка. Наслаждайся её неповторимостью сегодня, потому что завтра будут другие облака, цветы, шмели, ветер, деревья, небо. Мы другими завтра будем, на день повзрослеем. Но мне лично хочется остаться ребёнком, смотрящим на мир восторженно и беззаботно. Знаю, знаю, от забот не уйти, но… заботы эти не должны над нами главенствовать, потому что мы с тобой – пионеры, первопроходцы, первооткрыватели…

– Хорошо мне с тобой. Лёгкий ты человек, – Лёлька надела Леониду на голову венок.

– Не-е, я не лёгкий, я тяжёлый. Это ты у меня лёгкая, как пушинка, – он подхватил её на руки, закружил. – Всю жизнь тебя на руках носить буду, Лёлька. Всю-ю-ю жизнь!

Поезд остановился. Купе опустело. Лёля с интересом наблюдала за жизнью перрона. Казалось, за шестьдесят с лишним лет здесь, в Сибири, ничего не изменилось. Ну, разве только наряды чутьчуть поменялись, а сама жизнь замерла на том временном отрезке, который был дорог Лёлькиному сердцу.

– Картошечка горячая! Огурчики малосольные! Рыбка пряного посола! – выкрикивали торговки. – Молочко натуральное!

От наблюдений Лёльку отвлёк высокий юноша, вошедший в купе.

– Здравствуйте! Я буду вашим попутчиком, – сел напротив. – Вы до какой станции едите?

– До Чугуевки, – ответила она.

– Совпадение какое! И я туда же. Тётушку решил навестить. Она у меня телефонистка со стажем. Юбилей у неё в этом году восемьдесят – солидный возраст, – сел напротив. – Меня Марком зовут. А вас?

– Лёля Наумовна.

– Прямо вот Лёля и всё?

– Прямо вот Лёля, – подтвердила она.

– Здорово. Редкое имя. Я люблю необычные имена, особенные. Есть в них что-то такое фантастическое что ли. В вашем имени слышится нежная музыка любви. Вы, наверное, счастливый человек, Лёля Наумовна. С таким именем несчастной быть нельзя. Я прав?

– Правы, Марк, правы, – она кивнула, вспомнила, что Леонид ей в первую их встречу такие же слова говорил. Дежавю. – Сколько вам лет, Марк?

– Мне двадцать два уже, а вам?

– Мне далеко за двадцать, далеко, – она рассмеялась.

– Смех у вас, как у девчонки, – сказал Марк. – Вы – женщина без возраста, Лёля Наумовна. Можно я вас угощу? Я тут пирожков купил на перроне.

– Ещё горячие, – сказала Лёля, взяв один. – С чем они?

– Не знаю, я не спрашивал, – ответил Марк. – Я забрал у бабушки всё, что было и в поезд прыгнул. Проводнику два чая заказал, пить хочу ужасно. Жарко, а в жару чай самое милое дело.

– Самое, – подтвердила Лёля. Миша ей всегда говорил про чай и прибавлял:

– Казахи в чай кумыс добавляют, а мы охлаждённой водичкой обойдёмся за неимением оного…

Лёля не сразу поняла, что эти слова она не вспомнила, а их произнёс Марк. Улыбнулась, положила пирожок на стол, спросила:

– А вы откуда родом, Марк?

– Мы все родом из детства, – он подмигнул ей, откусил пирожок. – О, с капустой. Вкусно. Кушайте, Лёля Наумовна.

Смутная догадка кольнула Лёлю в сердце. Два лица, Мишино и Лёнино, слились в лицо Марка. Наваждение. От жары, наверное.

– С вами всё в порядке? – спросил Марк участливо. – Вы так побледнели. Давайте окно откроем. Что же мы в духоте сидим. И дверь распахнём. Лучше?

– Да, спасибо. Но духота здесь ни при чём. Это память… – Лёля вздохнула. – Странная штука – память. Подкидывает порой нечто, а ты понять не можешь, что с этим делать-то теперь. Вот и сейчас вы мне мужа напомнили. Похожи вы на него двадцатилетнего.

– Не удивляюсь. На нашей планете есть множество похожих люди, двойников. Живут они себе в разных странах, и не подозревают, что где-то ходит точная копия, дубликат на случай потери кода ДНК. Мы задумали передачу сделать на эту тему. Название придумали: «Найди свою копию, землянин». Уже человек сто откликнулось. Точные копии, вы не поверите. Говорят они на разных языках, а ощущение, что близнецы. Так не бывает, думается нам, ан нет, бывает. Нас всех клонируют и помещают в разные жизненные условия. Проверяют на выносливость, на коммуникабельность. Подвид европейский отправляют в холодный климат. Африканский – в жару. И так далее…

– Вы кто по профессии?

– Я ВГИК закончил, сценарный факультет. Кушайте, кушайте, Лёля Наумовна. Чай пейте. Мы еще закажем, и я вам про свои планы расскажу, если захотите мою исповедь услышать.

– Исповедь – звучит интригующе. Готова вас послушать, Марк, – она надкусила таки пирожок. Сдобный, ароматный из юности.

– Ура! Наконец-то появился человек, желающий послушать собеседника, – Марк отхлебнул чай. Отхлебнул шумно, с причмокиванием. – Сейчас ведь слушать люди не хотят и не умеют. Все говорить любят. Кругом самовлюблённые ораторы, воспевающие собственную гениальность, граничащую с глупостью. Идеи воруют без зазрения совести. Что такого? Спрашивают потом с милой улыбкой:

– Разве это вы придумали, нет, это мы первыми были, это нам в голову пришло, значит, лавры наши, а ты посторонись, парень, – откусил пирог. – С чем у вас пирожок вы не сказали?

– С яблоками, – ответила Лёля. – Очень вкусно. Давненько я таких домашних пирожков не ела. Мы, когда в Чугуевке жили, наша хозяйка тётя Маня постоянно нас баловала пирожками из печки. У неё была деревянная лопата с длинной ручкой, на которой помещалось штук двадцать пирожков. Тётя Маня сгружала их в печь, а потом ловко доставала из огня румяные, пахнущие сдобой лакомства. Я любила наблюдать за этим таинством, но сама к печи подходить боялась. Я же городская девочка, почти принцесса, а печки – это старинные сказки, к которым с особым почтением относиться нужно.

– С почтением, вы правы. Жалко, что сейчас цивилизация вокруг. Я бы вернулся в ту пору, когда лучина тускло светит и люлька качается, и веретено поскрипывает, и огонь в печи горит, и бабушка сказки добрые рассказывает, – проговорил Марк мечтательно. – «Дела давно минувших лет, преданья старины глубокой», как сказал классик.

– Мне думается, что вы в Чугуевке и лучину и печку найдёте.

– Нее-ет, – Марк замотал головой. – Вы, Лёля Наумовна, заблуждаетесь. Не всё так плохо здесь, как вам показалось. Прогресс и сюда добрался. А, соответственно отношение людей к жизни стало слишком потребительским. Но я не об этом хотел говорить. Я с вами хотел свои грандиозные замыслы обсудить. Хотя, может, это они для меня – грандиозные, а в масштабах вечности – пыль…

– Звёздная пыль, – подсказала она.

– Вы романтик, Лёля Наумовна. Вы, наверное поэтесса?

– Нет, я – физик. Лирикой мой муж увлекался, а я слушала его внимательно. Внимала, – улыбнулась. – Ловила каждое слово налету.

– Не перестаю восхищаться вами, и благодарить судьбу за такую попутчицу! – воскликнул Марк. – Вы мне знамением с небес. Вот какими должны быть люди! Вот каким должен быть я сам. Рад, что познакомился с вами.

– И я рада. Вы меня от грустных размышлений отвлекли. Не думала, что путешествие в прошлое будет таким сложным, даже болезненным.

– «Путешествие в обратно я бы запретил» сказал поэт Геннадий Шпаликов. Я с ним согласен. В обратно не нужно, но нас почему-то, зачем-то упорно тянет в прошлое… Хотите ещё чая?

– Нет. Лучше своими планами делитесь, пока мы до нашей Чугуевки не доехали.

– Это – не планы даже, а размышления, раздумья, – Марк улыбнулся. – Земля наша с неистовой скоростью вращается. Ощущение такое, что она, как самолёт, вошла в штопор, из которого один выход – гибель. Как остановить падение? Есть ли способ отключить метроном времени? Кто должен взять на себя миссию освободителя? Эти вопросы легли в основу моего нового сценария.

Идея у меня такая: главная героиня попадает в серый мир, где в капсулах спят молодые люди. Их усыпляют в восемнадцатилетнем возрасте, чтобы они не помешали серым правителям вершить злые дела. Бороться в одиночку со всемирным злом сложно, поэтому у нашей героини есть помощник, проводник, досконально знающий серый мир. Это дух в облике человека. Общаются они телепатически. Даже прикосновения бестелесны. Её это не пугает. Ей легко с человеком духом.

Они вместе идут в центр управления, где находится система, которую нужно отключить, чтобы спасти серый мир от гибели. Причем отключить систему может только женщина, чьи отпечатки пальцев запрограммированы в системе. Наша героиня выбрана для этой ответственной миссии. По решению совета много лет назад её не усыпили, как остальных, а отправили в изгнание, стёрли память о прошлом, убедили в том, что она простая беззащитная женщина, живущая обычной серой жизнью, как и все земляне.

Нашей героине далеко за сорок, а значит ей пора узнать тайну своего рождения и изгнания. Пришло время возвращения, но… – Марк замолчал, отвернулся к окну. Вместо него заговорила Лёля Наумовна:

– Но серые правители не желают возвращения спасительницы, у них поменялись планы. Они желают больше оживлять молодежь. Они хотят жить вечно. Так?

– Да, – Марк повернул голову. – Да, Лёля Наумовна, вы правы. Серый мир полон тайн и загадок, разгадать которые не так-то просто.

Серые люди живут, а нашей героине придется умереть. Вам, Лёля Наумовна, придётся умереть…

– Мальчик мой, что это вы такое говорите? – воскликнула она побледнев. – Мне уже больше восьмидесяти. Фантастику и мистику я терпеть не могу с детства, не признаю её, не принимаю. Я – реалист до мозга костей и выбираю всегда реалистическую прозу или на крайний случай стихи. Я уверена в том, что всему, происходящему в мире, есть научное объяснение. Всему…

– Не буду вас разубеждать, Лёля Наумовна, – сказал Марк миролюбиво. – Я знаю о вас всё или почти всё, потому что вы – моя героиня. Человек дух вас сумел защитить, поэтому вы прожили такую прекрасную, долгую жизнь.

– Вы пугаете меня, Марк. Давайте прекратим этот разговор, – сказала она строго.

– Прекратим минутой позже, – он улыбнулся. – У вас в сумочке лежит тетрадь со стихами Леонида Белого, которую вы хотите отдать в редакцию. Так?

Лёля схватилась за сумочку, подумала, что никому не говорила про Лёнины стихи и про своё намерение их издать. Михаил ревностно относился к её прошлому, раздражать его она не хотела.

– Ваша главная беда, Лёля Наумовна, – самопожертвование. Вы совсем не думаете о себе. Других вы всегда ставите выше себя, а это не правильно и даже опасно для землян, потому что люди в большинстве своём лживы, напыщенны, эгоистичны, – голос Марка стал мягким. – Вам не нужно меня бояться. Я убивать вас не собираюсь. Я не маньяк убийца, которого ищет Интерпол. Я человек дух, посланный вам на помощь. Отдайте мне стихи Леонида. Я сам отнесу их в издательство…

– Ни за что, – Лёля крепче прижала сумочку к груди.

– Воля ваша, Лёля Наумовна, – Марк встал, поклонился. – Если решите меня найти, то зайдите на телеграф. Там работает моя тётя. Счастливо оставаться…

Он исчез, оставив Лёлю в полном замешательстве. Дверь купе закрыта. На столе стоят два стакана, в которых позвякивают ложечки, лежат надкушенные пирожки и листок с замысловатыми знаками. Лёля взяла его, надела очки, улыбнулась.

– Это же моя любимая формула! Откуда Марк узнал о ней? Зачем он оставил мне такое послание? Странно, очень странно, – Лёля спрятала листок в сумочку, тряхнула головой. – Пора просыпаться. Скоро Чугуевка твоя…

Распахнулись двери купе. Проводник улыбнулся, сообщил, что через пять минут поезд прибывает на означенную станцию и предложил свою помощь.

– Спасибо, милейший, но я сама справлюсь, – сказала Лёля, поднявшись. – У меня чемоданчик на колёсах – настоящая роскошь, кати, куда вздумается.

– Колеса дело хорошее, – сказал проводник. – Правда по сибирским дорогам далеко не уедешь. Асфальта-то нет. Так что вам телега нужна, лошадьми запряжённая.

– Если нужна, найдём, – рассмеялась Лёля, выходя из купе.

Поезд сбавил ход, остановился. Народу вышло много, но Марка среди пассажиров Лёля не увидела.

– Приснилось, – подумала она и пошла по знакомо-незнакомой дороге к дому, в котором они с Леонидом прожили несколько незабываемых лет.

Чем ближе Лёля подходила, тем сильнее в душе нарастало волнение. Думалось, что сейчас ей навстречу выйдет Лёня, обнимет, закружит как тогда, в далёком прошлом, когда она примчалась к нему в Сибирь несмотря на запреты и протесты родных.

Дом за долгие годы почти не изменился. Крепкий сруб покрыт красной черепичной крышей. На окнах белые резные наличники – кружева – Лёнина гордость. Лёлька вспомнила, как он ловко работал лобзиком, выпиливая тончайшие узоры, которые сам же и придумал. Здесь были и звёзды, и солнце, и дурман-трава, и чертополох, отводящий беду. Не отвёл…

– Кого ждёшь, бабуська? – звонкий детский голосок Лёлю напугал. Она ойкнула, уронила чемодан. Вихрастый мальчуган подхватил его, проговорил тоном знатока.

Конец ознакомительного фрагмента.