Глава 1
Спустя тридцать лет
Война обернулась для фрусгманского государства огромными людскими и материальными57 потерями. Страна потеряла примерно одну треть своего национального богатства. Сокращение рабочей силы, отсутствие полноценного питания и жилья, вели к снижению уровня производительности труда по сравнению с довоенным периодом.
За рубежом считали, что восстановление разрушенной экономической базы займёт не менее двадцати пяти лет. Однако восстановительный период в промышленности58 составил менее десяти лет!
Восстановление промышленности проходило в очень тяжёлых условиях. Впервые послевоенные годы труд людей мало, чем отличался от военной чрезвычайщины. Постоянную нехватку продуктов, тяжелейшие условия труда и быта, высокий уровень заболеваемости и смертности, объясняло населению тем, что долгожданный мир только наступил и жизнь вот-вот наладится. Однако этого не происходило…
Наряду с приоритетным развитием военно-промышленного комплекса, преимущество отдавалось также машиностроению59, металлургии60, топливной, энергетической промышленности, на развитие которых уходило восемьдесят процентов капиталовложений61. Лёгкая62 же и пищевая промышленность, как и прежде, не удовлетворяла даже минимальных потребностей населения.
Одной из важнейших задач было возрождение разрушенной войной образовательной системы. Начиналось оно со строительства школ. Неуклонно росли расходы на науку и образования. К концу четвёртой пятилетки в ВУЗах63 было подготовлено, грубо говоря, шесть сот пятьдесят две тысячи специалистов, из них, которые: инженеры64, учителя, врачи, агрономы65 и другие.
Вскоре Фрусгман расцвёл и шёл на одной ступени со всеми странами, и в чём-то даже превосходил.
*****
В 1913 году в начале марта был пойман и тайно арестован Бартел Чемонт.
По правде сказать, Бартел больше походил на какого-то бродягу, нежели на достойного богатого господина. И когда происходил его арест, то поначалу, те, кто его арестовывали, не могли поверить своим глазам, что настолько богатый человек, мог выглядеть как какой-то бездомный. В одежде он был опрятный, и никакого ужасного запаха от него не исходило; но обросшая до не узнаваемости голова, и одежда, не говорили, о его так сказать благосостояние.
Его упекли в тюрьму особого содержания, сокращённо названная ТОС, расположенная на краю запада столицы. Фрусгманское государство опасалось, что если кто узнает о его содержание, то непременно разгорится мировой скандал. И во избежание этого, его держали вдали от остальных заключённых. Был так же издан указ об истребление птиц, особенно голубей, пролетавших над территорией тюрьмы.
Вы хотите спросить: «Причём здесь мировой скандал?», так вот, хочу вам сказать, что Бартел Чемонт находясь в бегах в зарубежных странах, был прозван месье Чемонтом. Со слов очевидцев66 и пострадавших, месье Чемонт проживал как величественный магнат67. Используя своё богатство, он входил в доверие различных чиновников68, и тем самым беспощадно разорял их. Приезжая в другое государство он получал неприкосновенность, платив сумасшедшие деньги. И точно так же проворачивал очередную аферу, он вновь скрывался. Вскоре его в прямом смысле этого слова ненавидел весь мир. И если бы узнали за рубежом, что месье Чемонт находится в заточение, в Ца̀рзкой-Гу̀берни, то многие чиновники потребовали мирового суда, с жестокой расправой над ним. Как бы то ни было, это всего лишь, людские слухи. Но для фрусгманского государства, была поставлена цель, узнать, где он спрятал своё богатство.
Хочу сказать, что месье Чемонт изредка появлялся в столице, где он под крылом преступного мира, приобрёл авторитет мирового мошенника69. В столице и без него хватало криминальных сообществ, которые безбрежно вели свои дела. С каждым разом как он появлялся в столице, развязывалась ожесточённая криминальная война. И о чём это он тогда говорил своему капитану, что положит конец всем война, что столицу ждёт процветание и благо. Но где, то, что он говорил? То обещанное, от чего устал мир? Я не вижу в нём какой-либо искренности70 и доброты. Он не вписывается в представление героя и патриота71 своей страны. Но я верю и знаю, что в каждом человеке, каков бы он ни был, есть частичка, которая заставляет проявить какое-либо доброе дело.
*****
Время шло, и наступил апрель.
Чёрная туча поднялась на западе, отрезав пол солнце. Потом она накрыла его целиком, так что стало темно. На улице посвежело.
Эта тьма, пришедшая с запада, покрыла громадный город; не просто город, а целый полуостров! Исчезли мосты, дворцы. Всё пропало, как будто этого никогда не было на свете. Через всё небо пробежало несколько разрядов молнии. Потом город потряс со всех сторон небесный гром, и началась гроза.
Жители столицы вздрогнули. Тьма вцепилась в город словно осьминог, окутав щупальцами жертву. Люди в спешке покидали улицы, которые тускло, из-за небесных слёз, освещались фонарями. Погода будто предвещала что-то ужасное, не обратимое.
А неподалёку от ТОСа, возле сточной канавы, остановился весьма неприметный легковой автомобиль. Из него вышел атлетически сложенный человек. Его серьёзное, но симпатичное, лицо, выглядело не много недружелюбно, и это не какое-то обстоятельство вынуждало его так выглядеть, а по природе он был таков. Всё это недружелюбие лица, скорей подчёркивалось его грустноватым взглядом, из-за его широких глаз, а иначе щенячьего взгляда. Облечённый в длинный брезентовый72 плащ с капюшоном, который укрывал его голову от дождя; он, хлюпая по лужам, подошёл к багажнику и, открыв его, достал клетку с голубями. Затем он поставил клетку на багажник и поочерёдно выпустил голубей, а они в свою очередь направились в сторону тюрьмы. Выпустив голубей, он сразу же направился к сточной трубе, и при этом достал из кармана брезента авоську73.
На территории тюрьмы раздались выстрелы.
«Сейчас их всех перебьют» – наматывая на трубу авоську, думал человек с щенячьим взглядом. И тут вместе с потоком выбрасываемой воды, в сетку попадает небольшой свёрток. Высвободив свёрток от сетки, он, спотыкаясь, бежал к автомобилю.
Вскоре его автомобиль со всей скоростью нёсся по городским шоссе, поднимая брызги фонтанов луж. Хорошо знавший город, он, легко разыскал ту улицу, которая ему была нужна. На том самом углу, где улица вливалась в базарную площадь, автомобиль свернул в переулок. Волнуясь до того, что сердце стало прыгать, как птица под чёрным покрывалом, водитель, заглушив двигатель и погасив фары, скинул капюшон, под которым кудрявились чёрные волосы. Его вытянутый нос, пошмыгивая, дёргался на вытянутом лице. Достав пойманный свёрток, он стал читать под играючи свет спички, прерывающим шёпотом: «Поезжай в редакцию „Мир новостей“, и найди месье Журникса Кориспикса, после чего сообщи ему о моём место нахождение (в скобках (ТюСтРе)), и пусть печатает газету. Месье Бартел Чемонт (ниже его подпись)».
*****
Только солнце поднялось из-за горизонта, не успев осветить весенними лучами столицу, как на улицах вовсю горланили молодые мальчишки, тряся перед носом прохожих, газетами: «Сенсация74, сенсация! Арестован великий мошенник месье Бартел Чемонт!». Такая весть не могла не заинтересовать, какого-либо прохожего. Газеты шли нарасхват. Вскоре весть о поимке месье Бартела разнеслась по всей столицы.
Площадь с вызывающем названием «Часовая», которая разделяла мэрию75 от королевского дворца, одна из достопримечательности76 столицы.
Её построил некий аристократ77 Томас Лидри, которого, к сожалению, все забыли, для своей возлюбленной графине Розалинде, в эпоху исследования электричества. Само название возникло от «Грозовых часов», которые спасали от разрушения площадь во время грозы, наделённые молниеотводами. Три громоздких памятника, изображавших людей, обнажённых до пояса и стоящие на левом колене, удерживали на своих плечах гигантские песочные часы. Стекло было расчерчено множеством шкал, благодаря которым можно узнать не только фрусгманское время, но и других зарубежных стран. Эти часы окружало двенадцать фонтанов. Но к сожалению, графиня отказала Томасу в любви, на что тот покинул страну, и никто больше о нём не слышал.
Я вроде как ушёл от темы, а, впрочем, совсем нет. И я уверен, что об этой площади вы вспомните и не один раз. Ну, так вот продолжим…
В мэрии, как нам уже известно, располагавшаяся через площадь от дворца, сидел за большим столом и в кожаном кресле, читая газету, мэр78 Освальд. Кабинет, в котором он заседал целыми днями, был не столь большой; слева от него вдоль стены тянулся шкаф с множествами дверцами, с ручками подобно дверным, те что с замками; справа – такой же шкаф, но только с сервантом, располагавшимся вблизи второй двери, та что рядом к окну, – ведущая в зал заседания. Вблизи этих шкафов, стояли креплённые передвижные лестницы, с мудрёным механизмом, подле ножек, благодаря которому можно было регулировать наклон лестницы, для извлечения чего-либо из полок, за дверцами. На паркетном полу, как и полагается в подобных заведениях, лежал красный ковёр, ведущий к столу мэра, а также от него к двери зала заседания. Позади кабинета, то есть за спиной кресла мэра, вовсю стену было окно, прикрывающееся темно-зелёной занавеской и белой тюлью.
Глаза мэра бешено бегали по строчкам утренней сенсации, а вслед за ними шевелились губы, – подёргивающие усы, свисавшие чуть от подбородка. Он долго бормотал про себя, меняясь в лице каждую секунду. Держа одной рукой газету, другой он вытирал, выскочивший пот на лысом темя79 своей головы, – белым платком. Неожиданно, от чего дрогнул мэр, раздался телефонный звонок. Он, протянув руку с платком, взял трубку, произнёс «Да…». Но в ответ вновь раздался звонок. Он опустил газету и, держа трубку около уха, похолодел. Вновь раздался звонок. Звонок красного телефона. Обычно такой телефон предвещал звонок от главы государства, то есть короля. И он, бросив молчащую трубку, схватил красную, и, заикаясь, еле выговорил «Сл-луш-шаю…». После чего он выбежал из кабинета, распахнув здоровые двери. Тут вскочил секретарь, пытаясь, что-то сказать, но мэр уже успел скрыться.
Бедный мэр, он бежал через всю площадь, территория которой составляло около одного километра. В его шестьдесят пять лет, да вдобавок с выпиравшим округлённым животом, было не так уж легко. И вот он, достигнув лестницы дворца, глупо улыбнулся и по штопору рухнул. К нему тут же подбежали караульные80 и, подняв, затащили внутрь.
Очнувшись, он, не вставая, даже не зная, на чём лежит, стал оглядывать комнату, как ему на первый взгляд показалось. В ней царил загадочный полумрак, с сопровождением сладкого запаха, а точнее, – какао. Здесь же был трон, а на троне сидел Николай Русгман I, одетый в синий мундир81, и читая газету, пил из чашки то самое какао, от которого исходил по всей комнате сладкий запах. Королю было тридцать с хвостиком лет. Волосы на голове уложены гладко: те что зачёсаны в право, в большем количестве, а те что влево – в меньшем. Под симпатичным, маленьким носом, – усы, с приподнятыми краями. Подбородок украшала бородка, но никак не борода! Рядом с троном стояла прислуга короля, с серебряным подносом в руке. Трон располагался у стены с художественной галереей82, – портретами полководцев. За служащим короля висело самое большое полотно, с изображением какой-то старинной битвы; солдаты в своём обмундировании, напоминали гусаров83 XVIII века России. С правой стороны, от лежащего мэра, высился шкаф; как бы буквой «Г», он переходил к стене, на которую указывали ноги мэра, где стояло четыре кресла, а левее была дверь. На потолке весела большая хрустальная люстра. И в завершение его глаза опустились на красную кушетку, на которой он сам и лежал. Поморгав в потолок, он принял сидячую позу, но при этом заметил, что его воротник рубахи значительно расстёгнут, из-за чего стремительно стал он это исправлять.
– Вам уже лучше? – Спросил король, не отрываясь от газеты.
– Да, ваше Высочество, – кивая головой, отвечал мэр, взъерошивая свой чуб на границе лба и темя.
И только пошёл разговор, как тут же раздались звуки пишущей машинке, на которую обратил своё внимание мэр, обернувшись влево. За небольшим столом, у окна, сидел молодой паренёк. Весьма солидно одет и приятной наружности, ловко бил по клавишам машинки.
– Господа, запомните, – говорил полицеймейстер84 Григорий Ятом, смотря в окно, – что месье Чемонт очень умён, но бездушен до отвращения, – он повернулся к присутствующим. – Во всяком случае, это умнейший из всех мошенников, какие встречались мне во всех частях нашего грешного85 света. Но таких как он, ещё сыскать надо!
– Вы, это к чему говорите? – Встревожено, спросил мэр.
Молчание.
Король, сложив газету, положил на поднос, после чего жестом указал слуге, что он свободен, и обратил свой взгляд на молчащего полицеймейстера.
Высокий и широкоплечий, с волосами, зачёсанными назад, Григорий Ятом прошёл от окна к возвышавшему шкафу из красного дерева, то есть за спину мэра, от чего мэру пришлось повернуться ещё левее, как бы за спину. Развернувшись, и приняв диктаторскую позу, держа левую руку за спиной, а правую задрав, при этом из кулака торчал указательный палец, смотрящий в потолок, полицеймейстер стал говорить:
– А всё к тому, что этот пройдоха ещё покажет нам, где раки зимуют! Куда бы мы его не спрятали, да хоть в гробу лежать он будет, и всё равно не перестанет нам досаждать!
– Выражайтесь ясней, – сказал король, обращаясь к Григорию.
– Извините, ваше Высочество… – Поклонившись, говорил полицеймейстер. – Мои тенденции представляют благо нашего государство, и я обеспокоен столь неприятной ситуацией. С утра газетчики потрясли нашу страну, своей так говорится «сенсацией», а вечером об этом будет глаголить весь мир. Ведь нам придётся играть на публику, убеждая другие государства в неправдоподобную ложь газет.
Король, нахмурившись и не дав закончить речь, возмущённо воскликнул:
– Какая ещё «тенденция», какая ещё «публика»! Я же сказал, выражайтесь ясней. Вы знаете, толкование, хотя бы как вы выразились тенденции?
– Э, э… – На секунду задумался полицеймейстер, после чего стал отвечать. – М-м, понимаете, ваше Высочество, слово «тенденция» воспринимается весьма позитивно и имеет успех в употребление, – изменив гримасу и тупо смотря наискось в потолок, затихающе продолжал. – Оно великолепно воспринимается людьми на слух и в заключение, скажу, что «тенденция» чаще всего употребляется у представительских лиц.
– Вы хоть сами поняли, что, только что сказали? – Возмутился король. – Месье Пётр Штатс поясните, пожалуйста, нашему, столь замысловатому другу, слово «тенденция», – обратился король к подьячему86.
Не отрываясь от машинки, которая, стуча, звучала и по окончанию строки издавала звонящий звук, громко и отчётливо говорил молодой Пётр Штатс:
– Тенденция – это направленность во взглядах или действиях; склонности, стремления, свойственные кому-, чему-либо.
– Спасибо, месье Штатс, – поблагодарил король, после чего переключился на Григория Ятома, расспрашивая его о том, ясна ли ему суть87 толкования «тенденции». И пока они вели спорящую беседу, мэр Освальд с восхищением наблюдал за подьячим. «Какой умный человек… – Думал мэр. – Да, с ним бы у меня шла работа по белому, как по маслу». На его лице появилась улыбка, и он поник в мечтание.
– А вы что думаете? – Неожиданно спросил король, обращаясь к мэру, прервав его мечтания.
– Э-э… Я э-э… – Растерявшись от неожиданности, отвечал мэр. – Я не могу понять, как вообще об этом узнала пресса88!
– Хороший вопрос. Понимаете… – Говорил полицеймейстер и, покосившись на короля, боясь, чтоб вновь не выскочили замысловатые слова, он подошёл к столу подьячего, и, взяв жёлтый конверт, подал мэру, который в свою очередь достал чёрно-белые фотографии. – Взгляните на эти фотоснимки. Видите, вот этот… – Указывая на держащую фотографию мэром, продолжал. – Это сточная труба, а на ней авоська. Мы проследили её путь и выяснили, что окно месье Чемонта располагалось прямо над сточной решёткой. А, следовательно, он спустил туда какое-то послание, а на краю, то есть у сточной трубы, уже кто-то поджидал.
– Но как он узнал, что его поджидают у сточной трубы? – С большим интересом спрашивал мэр.
– Голуби!
– Не понял, какие ещё голуби? – Скривив лицо, спросил мэр.
– Тот, кто поджидал послание у сточной трубы, выпустил пятерых голубей, – расхаживая по комнате, объяснял Ятом. – А, как вам уже известно, на территории тюрьмы стреляют любых пролетающих пернатых, что и послужило сигналом.
– Какая чёткая экспертиза89! – Воскликнул мэр.
– Ну что вы, что вы… – Расчувственно произнёс Григорий.
– И как вы думаете, к чему это? – Спросил король.
– Понимаете, в чёрной ночи не видать руки в чёрной перчатки, – как бы загадочно, а верней замысловато отвечал полицеймейстер. – На сей раз господами вертит кто-то иной, связанный по рукам и ногам с месье Чемонтом, чтобы разрушить наше государство.
– Так, с вами всё ясно, – говорил король, вставая с трона. – Пока я буду беседовать с мэром, расшифруйте, то, что вы сказали и дополните свою речь.
Затем король отошёл с мэром в другую комнату, то есть кабинет, через дверь расположенной за столом подьячего. Они оказались в весьма уютном маленьком кабинете. Здесь уже не было трона, на его месте стаяло кожаное кресло, задвинутое в стол из красного дерева. А рядом стояли два стула. В общем, это был личный королевский офис, где король принимал особ, по очень важным вопросам или же находясь один размышляя, открывал для себя какие-то выводы. Мэру за свои пятнадцать лет службы, из которых он являлся мэром всего третий год, ещё ни разу не доводилось бывать в этом кабинете. Хотя по многим слухам, он был наслышан о этом таинственном для многих людей месте. И как только он зашёл, то обратил свой взгляд на газетную вырезку, которая высилась за креслом короля. Именно эта вырезка и была причиной желающих попасть в этот кабинет. Заголовок, как-то уж не обычно извещал о некой статье, —«А король-то голый!». Да, да, именно так звучал заголовок.
– Соберите совет… – Усаживаясь в кресла, говорил король, но заметив отвлечённого мэра, тут же понял на что тот за острил своё внимание. – Хм! – Громко произнёс король, обращая на себя внимание.
– Простите, что вы говорили? – Содрогнувшись, вымолвил мэр.
– Я заметил, что вы, как и многие другие, заинтересовались этой газетной вырезкой, что у меня за спиной.
– Простите, да, – чувствуя себя не ловко, извинялся мэр.
– Я даже знаю, о чём вы хотите меня спросить.
– И о чём же? – Весь во внимание спросил мэр.
– Давайте сделаем так, – предлагал король, доставая из ящика стола лист бумаги, – я запишу на данном листе ваш вопрос, – показал лист, – а вы зададите мне свой вопрос, а в конце посмотрим, угадал я его или нет.
– Как скажите, ваше Высочество, – не ожидая такого от короля, согласился мэр, подёргивая уголками губ, как бы показывая свою улыбку.
Как-то быстро король, что-то начеркав на бумаге сложил её в несколько слоёв и со словами протянул мэру:
– Задавайте свой вопрос.
– А если он не совпадёт с вашим, тогда что? – Немного испугавшись остановил свою руку мэр на пути к свёртку.
– Что-что, ни чего! Задавай и узнаешь! – Вырвалось у короля, да таким тоном, что мэр испугался в себе, и на минуту задумался, а после, – робея90 спросил:
– А почему король голый?
– Не переживайте, всё нормально, я так к каждому интересующемуся придираюсь. Вот все говорят об этой статье, но никто не говорит, как и что он выведал. А то, что я вам дал, то оставьте себе, дома прочтёте. Итак, отвечаю на ваш вопрос. Во-первых, заголовок никак не относиться к королю, то есть к моему покойному батюшке91, Царствие ему Небесного, – и перекрестился, а за ним и мэр. – Во-вторых, заголовок относиться к сказке про голого короля, надеюсь, вы её знаете, – на что мэр закивал. – В-третьих, эта новость, я бы даже сказал, что эта самая громкая сенсация того года, извещала о шестнадцатилетнем мошеннике, который ловко надул богачей столицы. Когда в его контору вошли полисмены для его ареста, то никого не обнаружили, кроме как лежащую на столе сказку о голом короле. Один из следователей выходя, нёс сказку о короле, на что тут же обратили внимание журналисты. И спросив его, что это такое, он без какой-либо задней мысли, и без комментариев92, просто показал им обложку, на которой был изображён голый король, а над ним собственно и название этой сказки. Мой отец, прочитав эту статью о голом короле, громко высказал моей маменьке, мол, —«А почему король голый?». А когда я появился на это свет Божий, то отец мне частенько читал эту сказку перед сном. Ну как, я удовлетворил ваше любопытство?
– Да, – кивая отвечал мэр.
– А сейчас давайте перейдём к делу. Соберите совет, и организуйте встречу с прессой. Далее привлеките их внимание к столь не приятному положению, подсчётами убытка той или иной сферы в период после военные годы, а также нынешнего времени. То есть тот ущерб, который нанёс Бартел Чемонт. Да вот ещё, пусть это всё зачитывается из протокола93, который будет представлен в обвинение этого мошенника.
– Хорошо, ваше высочества.
– Ну, а как в целом идут дела в совете?
– Мне больно об этом говорить, – очень плохо. – Вздыхая, отвечал мэр.
– А именно? – Нахмурившись, спросил король.
– Они только спорят и спорят. Независимо к кому я обратился, и какой вопрос решаем.
Король на минуту задумался, после чего сказал:
– Вы сейчас пройдите в тот кабинет, и пока я буду беседовать с полицеймейстером, проверьте моего подьячего. И если он вам понравится, то будет присутствовать у вас в кабинете на собраниях, – встав с кресла и направляясь к дверям кабинета, продолжил. – При этом будет записывать каждое сказанное слово, а если возникнут проблемы, то тут же прям депешей94, шлите изложенное на бумаге мне.
Мэр вышел из кабинета, с сияющей улыбкой на лице и направился к писарю. А полицеймейстер, неохотно шёл к королю на беседу.
Но перед тем, как мэр стал проверять писаря, он, дождавшись, когда дверь, та что отделяла их от короля, закроется, поспешно достал свёрток и развернув прочёл следующее:
Всё что вы не спросите, будет связано о голытьбе короля!
И убирая этот ответ, он мысленно повторял «Не спросите, не спросите».
Пётр Штатс идеально владел искусством писать на машинке. Никогда мэр ни чего подобного не видел. Ему не нужно было ни диктовать знаков препинания, ни повторять указаний; что бы он ни делал, из-под руки Петра, шла почти без подчисток идеально ровная страница, без единой грамматической ошибки. Надо отдать справедливость Петру Штатсу, – дело своё знал. Впрочем, он вполне устроил своей работоспособностью мэра и тут же был переселён в мэрию.
*****
Поздним вечером в тайне от прессы, да и не только от прессы, а вообще от всех посторонних лиц, в тюрьму ТюСтРе был переведён Бартел Чемонт. Весь путь был тщательно спланирован и к счастью, прошёл без каких-либо происшествий.
Как вы помните в этой же тюрьме, так же был заключён и Федерик Редкед, который отбывал тридцатый год. И по справедливости его должны были освободить, как только поймают месье Чемонта.
За все свои годы жизни в заточении, Федерик, уже в преклонных95 годах, до безумия был обросшим, и по виду можно было назвать его каким-нибудь дикарём. Его голова была словно львиная, вся обросшая, и сливавшаяся с волосатостью на лице. Узнав о поимке Бартела и о том, что его будут содержать в этой же тюрьме, Федерику стало не по себе. Не из-за обид тридцатилетней давности, а из-за самого Бартела. Ведь этот пройдоха, не мало кому перешёл дорог и его жизнь весела на волоске.
Наступила ночь.
В камерах потух свет, и лишь луна тенила решётки на окнах по полу камеры. Тюрьму настигла мёртвая тишина, которую изредка нарушали шаги надзирателей. Но вдруг, из камеры №44, где находился месье Чемонт, поднялся шум. Раздался звук упавшей посуды, удары в дверь, и падения чего-то тяжёлого. Этот шум хорошо проникся в мёртвой тишине в соседние камеры. И вот из соседней камеры №45 раздались удары посуды о дверь с диким криком: «Мужики, Бартела убиваю, человека без суда жизни лишают. Охрана, охрана…». Тут же на этот крик откликнулись ещё две камеры; из – №43 кричали: «Кричите сильней, до этих псов долго доходит. Охрана, охрана…»; из – №46 кричали: «Эй вы, свиньи, зажравшиеся, не слышите, вас зовут!» После этого вся тюрьма дико кричала охрану, называя её, кто как, лишь бы она поскорей пришла. За криками так же следовали различный шум, грохоты, бряки и лишь где-то через две-три минуты, сначала поднялся гул сирены, а после – забегала охрана. Это просто возмутительно!
Бартела доставили в лечебный корпус. Его бока были не по-человечески изрезаны. Кровь с трудом остановили. Он был при смерти.
В камере, где он находился, был проведён обыск, решив, что он хотел покончить самоубийством, но ничего не нашли. Так же был проведён опрос, и как выяснилось, к Бартелу кто-то зашёл в камеру с парадного входа, после чего из камеры послышался шум. На что и среагировали заключённые. Но кто смог проникнуть к Бартелу совсем незамеченным, да и затем так же уйти? Подозрение пало на охрану. Но у каждого было железное алиби96.
Начальник тюрьмы ТюСтРе, Ертют Мрютич, не находил себе место в своём кабинете, где так же была собрана дежурившая охрана.
– Да я вас всех на экспедицию, куда-нибудь, сошлю! – Кричал на охрану начальник, расхаживая по кабинету, то, держась за голову, то, махая руками в воздухе, а то и вовсе, кидался на служащих. – Вы хоть понимаете, что за это сделать могут?
Молчание.
– Да куда вам, – продолжал начальник и направился к телефону. – Это же катастрофа! Нужно срочно что-то делать…
Тут затрещал телефон и через секунду начальник с кем-то уже говорил.
Обратимся на другой конец провода, чтобы быть в курсе всех событий. И так звонок нас приводит вновь во дворец короля.
– Да, – подняв трубку, говорил король – Что! Когда? Да что же вы сразу не позвонили! Где? Да я вас… Ладно. Все ясно. Завтра жду отчёт, – после чего он с силой всадил трубку в рогулины, и уже обращаясь к присутствующим, стал говорить. – Господа, у нас большие проблемы с Бартелом Чемонтом. Только что звонили из тюрьмы и…
Но тут его резко перебивает полицеймейстер, вскрикнув:
– Сбежал! А я же говорил, говорил вам, что он ещё тот мошенник и добра от него не ждите.
– Нет! Не сбежал он, – громким голосом перебил король. – Он находится при смерти в лечебном корпусе…
Тут вновь перебивает полицеймейстер:
– Халтура! – Встав с места, кричал он. – Это первый признак к побегу…
– Да прекратите перебивать! – Не выдержал король и вытянувшись вперёд, крикнув, ударил кулаком по боковинам трона. – Кто-то проник в его камеру и изрезал ему все бока. Сейчас же доставить к его палате ребят из моего подразделения. И что бы завтра утром были здесь с отчётом. И никакой прессы пока всё не выясним!
Но на этом ночь не закончилась.
В тюрьме ТюСтРе, в лечебном корпусе, палата №13. У входа этой палаты стоят, трое солдат из королевских войск. И только все утихомирилось, как вдруг глаза Бартела открылись, и чуть дыша, стал говорить: «Начальник, начальник, начальник». Услышав голос чуть живого Бартела, караульные вошли в палату.
– Что, что… – Растеряно, произнёс один.
– Врача, врача… – Кричал второй, выбежав из палаты.
– Он что-то пытается сказать! – Сказал третий.
– Федерика, Федерика ко мне… – Еле выговаривал умирающий.
– Какого ещё Федерика? – В недоумении один спрашивал другого.
– А я откуда знаю? Зови начальника.
Вскоре явился начальник.
– Федерика, Федерика ко мне, – повторил Бартел.
– Мне велено никого не пускать, прости, не могу, – ответил начальник.
– Федерика, Федерика ко мне, – все ещё повторял он.
– Сказал же нет, значит, нет! – Возразил начальник и только собрался уходить, как вдруг внезапно из последних сил прокричал Бартел:
– Федерика сказал! Помираю я, дай с другом попрощаться, а то помру, во сны являться буду, с собой заберу.
Начальник от услышанного замер, выпучил глаза и покрывшись потом, который нервно стал вытирать ладошкой, зашевелил губами и не найдя слов задыхаясь, побежал.
Не много позже начальник явился с Федериком. Федерик подошёл к Бартелу и, взяв его за руку, уселся на край кровати. Бартел чуть слышно шептал «Наклонись, наклонись…». Он медленно наклонился, приставив своё ухо, которого не было видно из-за обильности волос, к его рту. И Бартел чуть дыша, стал что-то нашёптывать. И договорив последние слово, как тут же в его глазах потух зрачок.
Отчаяние повалило Федерика. На душе у него было до того больно и горько, до того одиноко и страшно, что, он, не сдержавшись, зарыдал. Его тело обессилило, он уселся на пол, и, рыдая, проклинал себя.
*****
Через не сколько дней, Бартела похоронили.
И даже после смерти месье Чемонта, где-то на протяжении недели, пресса выдвигала новости, как бы связывая с ним. Вот, например, газета «Мир новостей» заявила, что смерть инженера тюрьмы ТюСтРе Егора Некапи, ни что иное, как месть за месье. А газета «Ночной собеседник» заявила о пропажи людей, а в частности ученных, что якобы их похитили для того, чтобы они оживили месье Чемонта. Впрочем, любые плохие вести приписывали месье Бартелу Чемонту.