Месть по иронии. Месть по иронии (Шарип Окунчаев, 2016)

Трагедия

Поселок Новые Алды находится в пригороде города Грозного. Территория его почти сливается с окраинами города.

День выдался холодным, на улице стоял февраль месяц. В это время года обычно бушуют лютые морозы. На Кавказе 15–20 градусов мороза страшнее и тяжелее перенести, чем 30 градусов на Севере России. Чем это объяснить никто не знает. Пронизывающий холод охватывает все тело. В этот день стоял не сильный, а легкий мороз. Снега было немного, кругом слякоть.

В то утро Расул проснулся раньше, чем обычно, на улице уже рассвело. Весь в поту от увиденного кошмарного сна, он смотрел «стеклянными» глазами на дверь, будто ожидал, что войдут солдаты и станут по ним стрелять. Скрипнула дверь, он съежился. Вошла мать – Тумиша.

– Ты что, сынок, на тебе лица нет? Спи, еще рано и 7 часов нет. Не заболел случайно?

Тумиша подошла к сыну, потрогала лоб, легкими движениями нежных материнских рук погладила сына по голове. Расулу только исполнилось 8 лет, но он был довольно-таки смышленым. Был любимчиком в семье, он был младшим из пятерых детей Тумишы и Адлана. Родился после двух девочек – Айны и Сациты (дословный перевод с чеченского «остановись»). Все хотели сына, и вот появился на свет долгожданный Расул. Рядом крепким сном спал старший сын Рамзан. Ему уже 17 лет. Старшей дочери Асе было 20 лет. В 18 лет она вышла замуж и жила с мужем в Тульской области. Там же жил и брат Тумишы, который, как дядя, был опорой молодым.

– Мама, я такой страшный сон видел. Хорошо, что это был сон, – тихим голосом произнес Расул, как бы радуясь, что он проснулся.

– Далий а, маликаший дикниг дойла[3], – сказала Тумиша. – Спи, а то брата разбудишь. Какой сон ты можешь увидеть, «молокосос» еще, – как бы в шутку сказала мать, успокаивая сына.

– Я видел, как пришли солдаты и стреляли, всех убивали, – не унимался Расул, желая рассказать увиденный кошмар.

– Остопирла, остопирла[4]! Что ты такое говоришь? Не дай Аллах, даже страшно подумать, – стала причитать Тумиша.

Какое-то волнение охватило ее, ведь идет война, и когда она закончится, один Аллах ведает. Вчера была зачистка, проверяли документы, вроде все улеглось. Но рассказывают, что в других селах при зачистках грабят, убивают, пропадают люди, производят аресты, особенно из числа молодежи. От этих мыслей на душе стало тревожно.

– Спи, – только и произнесла она и вышла во двор.

«Что за времена, люди стали как звери, неужели у этих военных нет родителей, детей?» – с такими мыслями она присела на ступеньки, утешая себя, что беда обошла их стороной, повторно вряд ли будет «зачистка». Больше всего она опасалась за Рамзана. Парень крепкого телосложения, видный, его могли в любую минуту забрать.

Подошел Адлан, он с утра обряжался в хлеву.

– Ну что, мать, чем опечалена? Не пора ли будить детей? Балуешь ты их.

– Да пусть спят. Что им делать-то? Вот Расул проснулся, сон страшный видел, как солдаты пришли и всех убивают. Что-то мне не по себе, – ответила Тумиша.

– Да ладно тебе, вчера ведь была зачистка, проверили документы, все в порядке у нас. Дурной сон это же к хорошей вести, по крайней мере, так говорят. Да и что по нам стрелять? Мы мирные люди, вон в горах им хватает с кем воевать.

– Дай Аллах, чтобы так и было, а то уже нервы не выдерживают у людей. Да, вот вспомнила, вчера солдаты некоторые говорили, что завтра придут страшные люди, лучше уходите из поселка, особенно выводите молодых ребят. Сказали, что они грабят и убивают, никого не щадят, – с опаской начала говорить Тумиша.

– Пошли в дом, на кухне поговорим. Холодно на улице, я озяб уже, – с этими словами Адлан вошел в дом. Тумиша пошла следом и уже на кухне продолжили разговор.

– А я вот что еще подумала, давай мы отправим Рамзана в Тулу к брату моему. Дядя племянника в беде не оставит, работу найдет, да ему и учиться надо вдобавок. Как ты думаешь? Тем более и наша дочь Ася там.

– Хорошая мысль, – сказал Адлан и добавил, – а знаешь, эти мысли у меня давно в голове бурлят, но не решался сказать. Не хочу я, чтобы мой сын был обузой кому-то, хотя твой брат и хороший человек, не оттолкнет племянника, но ведь у него своих проблем по горло.

– Да что ты говоришь? – обиделась Тумиша. – Какая обуза? Ваха там уважаемый человек, да и он сам мне как-то говорил, что Рамзана надо вывезти отсюда. Тут война, а молодежь не предсказуема, не дай Аллах, что случись, сами себе ведь не простим, тем более что есть куда отправить.

– Ладно. Что шумишь-то? Давай отправим, тем более если он сам тебе об этом говорил. А что ты раньше ничего не говорила?

– Да все думала, вдруг уляжется, дома-то дел тоже много. Дом надо достраивать. Все думаешь, война вот-вот закончится, а тут снова стреляют и стреляют, страшно что-то стало, особенно за детей боюсь.

– Хорошо, так и быть. Сегодня же займись этим, надо дозвониться до них, договориться, затем отправим, – уже приказным тоном заговорил Адлан, – а теперь давай завтракать, да и детей поднимай, пора уже.

В это время вошел Расул, посмотрел по сторонам и стал в нерешительности разглядывать родителей.

– Ты что, сынок? – первой заговорила Тумиша, увидев сына. – Опять сон видел?

– Да нет.

– А что с тобой? – не унималась мать.

– Ты что-то хочешь сказать, Расул? Говори, ты уже взрослый, – включился в разговор отец.

– Да я тут подумал, можно я тоже поеду в Тулу к дяде, там и в школу пойду, – нерешительным голосом и с опаской, что будут ругать за то, что подслушал, выдавил из себя сын.

– Ты подслушивал? Это не хорошо подслушивать, – начала мать поучать Расула. – А как же мы? С отцом одни останемся? Как твои сестренки без тебя?

Одной мне будет тяжело, а Рамзан уже взрослый, ему надо учиться дальше. Вот вырастишь, тоже поедешь учиться, – такими словами мать обнадежила сына, хотя в душе волновалась за сыновей. Конечно, можно было бы и обоих отправить, но неудобно перед братом. В глубине души Тумиша надеялась и на то, что скоро все закончится и наступят мирные дни. К тому же Расул ведь еще мальчик, ребенок. Кто может его обидеть? Это были мысли любящей матери, не понимающей, что жизнь жестока, а война не разбирает возраста людей.

Адлан сел и задумался. Тумиша, справляясь по кухне, спросила:

– О чем думаешь?

– Да вот всякие мысли в голову лезут, – ответил супруг и начал вслух размышлять. – Не понимаю, вроде все свои. Жили как братья в одном государстве, и на тебе – война. И почему именно у нас? Столько республик, краев и областей по всей стране, а бомбят только нас. Многие чеченцы семьями живут в России, вроде кого не спросишь, не жалуются и с местным населением как жили мирно, так и живут. Но что творится здесь? Жили со всеми мирно бок о бок, и вдруг стали врагами. Враги кому и за что? Делим-то чего? Ведь если вспомнить историю, это повторяется почти каждые 50 лет. Самый настоящий геноцид целого чеченского народа. Еще в памяти народа депортация 1944 года, сколько жертв и за что? Одни вопросы. Ведь сколько душевных ран с обеих сторон, здесь плачут матери по своим, и там, в глубинке России, плачут матери по погибшим здесь сыновьям. Развязали самую настоящую гражданскую войну. Пусть будут прокляты вдохновители и организаторы этой бойни! Голова кругом от этих мыслей.

– Одни загадки истории, – сказала Тумиша. – Аллах всех разберет, давай лучше завтракать, все равно нас об этом не спрашивают.

– Ладно, давай – со вздохом произнес Адлан.

Тумиша уже успела сварить рисовую кашу. Все стали дружно завтракать.

После завтрака каждый занялся своим делом. За делами по хозяйству Адлан и не заметил, как быстро пробежало время. Вошел в дом и увидел, что время уже приблизилось к обеду.

– Мы решили перед обедом выпить чая, – сказала Тумиша, как-то виновато поглядывая на мужа. – Я варю борщ, скоро будет готов. Садись, я налью чаю, мы только собирались тебя позвать.

– Ну давай, чай так чай, – сказал Адлан и сел за стол.

Где-то далеко еле было слышно, как ревут машины.

– Видимо, опять какая-нибудь колонна военных движется, – подумал Адлан.

– По-моему, шум приближается в нашу сторону, – с каким-то волнением произнесла Тумиша. Тем временем Рамзан, не допив чай, вскочил из-за стола и выбежал на улицу, за ним следом помчался и Расул.

– Куда? А ну марш назад! – завопила мать, но ребят уже было не остановить. Адлан молчал и думал о своем.

Тем временем шум моторов все больше приближался к поселку.

– Пойду посмотрю, что там за шум, – с некоторым волнением произнес Адлан и тоже вышел на улицу. Не успел он выйти за калитку, как навстречу к нему бежали Рамзан с Расулом и наперебой стали кричать.

– Папа, военные. Говорят зачистка, стреляют. На той стороне слышны крики, плач. Давай в дом зайдем.

Адлан увидел в глазах взволнованных ребят тревогу.

– Марш в дом, – не задумываясь, приказал отец сыновьям и сам быстро забежал во двор. – Мать, давай быстро спрячь ребят, говорят зачистка. Хотя с документами у нас все в порядке, но думаю подальше от греха. Надеюсь, проверят документы и уйдут без обыска, как вчера, – сказал он Тумише, хотя самому в это верилось с трудом, так как слухи о приходе какого-то особого подразделения военных уже ходили.

– О, Аллах, что делается-то? Когда же это все закончится? – начала возмущаться Тумиша. – Дети, быстро в дом, давай-давай. Рамзан, а ты возьми Расула и на чердак залезьте. Спрячьтесь там и чтобы тихо, не высовывайтесь, я вас потом позову, – это были приказы решительные, без компромисса, с надеждой на скорую развязку события.

Адлан с Тумишей были уже наслышаны о зачистках, проводимых не военными, где в основном солдаты, а так называемыми спецподразделениями. Действительно, это были зачистки все и вся. Обычно из дома уносили все ценное, в это время лучше было молчать, а то могли и расстрелять, якобы за оказание сопротивления, а то еще хуже – увезти. Те, кого забирали по любому поводу, в основном пропадали без вести, за редким исключением возвращались те, за которых хлопотали по горячим следам родственники и давали огромный выкуп.

Военнослужащие из числа командиров в основном находились в нетрезвом состоянии, вот они и отдавали приказы стрелять по людям. В таких случаях можно было иногда увидеть в глазах некоторых солдат слезу, которые в растерянности и нерешительности не могли нажать курок автомата.

Люди ходили толпами по комендатурам и другим инстанциям, искали своих родственников. Это были, главным образом, женщины или старики, которые искали кто сына или дочь, брата или сестру, внуков и так далее. Молодым мужчинам, ребятам призывного возраста было небезопасно не то что ходить, а то и вовсе показываться на улице. Забирали их без всяких объяснений.

Люди находили места массовых захоронений. И были благодарны Всевышнему за то, что нашли труп покойного, чтобы достойно, по всем канонам ислама, похоронить и оплакивать его. Ведь нет ничего хуже, чем всю жизнь ждать с надеждой возвращения без вести пропавшего родного человека.

Услышав разговоры на повышенных тонах, не успев толком что-то и предпринять, Тумиша выбежала во двор. Первое, что она увидела, это были военные, в основном в платках, вооруженные до зубов. Один, видимо, командир, отдавал приказы, чтобы заняли позиции и проводили обыски. В большинстве своем военные были зрелого возраста, молодых среди них было мало.

– Документы ваши и кто дома? – громко произнес тот, который отдавал приказы.

– Осмотрите все тщательно, чтобы мышь не проскочила, – обращаясь к подчиненным, произнес он.

– Оружие есть дома? – спросил он у Адлана.

– Какое оружие? Мы мирные граждане, – с волнением выговорил Адлан, протягивая паспорта.

– Знаем мы, какие вы мирные. Чеченцы мирными не бывают, одни бандиты, – процедил он со злостью.

– Нас вчера только проверяли, у нас все нормально, – не выдержала и вмешалась в разговор Тумиша. – Почему вы нас причисляете к бандитам, мы мирные люди и нечего оскорблять.

– Помолчи лучше, женщина, у нас у всех нервы не в порядке, – крикнул на нее командир.

– Молчи, мать, – спокойно произнес Адлан.

Тумиша заметила сильное волнение на лице Адлана, было видно, что он сдерживает себя от произносимых оскорбительных слов командира, с использованием грубого матерного лексикона.

«Только бы сдержался», – подумала она, зная вспыльчивый характер мужа.

Вдруг один из военных дал короткую очередь в сарае.

– Что случилось? – крикнул ему командир.

– Да тут за коровой что-то шевелилось, я и выстрелил, – послышался ответ.

– Что вы делаете? Там же маленький теленок. Разве можно так?! – заорала Тумиша. – Спросили бы сначала.

– И кого ты там? Посвяти фонариком, дурень, – крикнул командир.

– Да, это точно теленок тут в углу, по крайней мере, был. Я его наповал, – с ухмылкой произнес военный.

– Ладно, проверяйте дальше. По двуногим животным надо стрелять, а ты теленка бедного загубил, впрочем, какая разница, тут все животные, – с ненавистной иронией произнес командир, изредка бросая взгляд на паспорта.

– Что вы, изверги что ли? – не унималась Тумиша.

Но ее никто не слушал. Везде были слышны выстрелы, а вокруг – крики о помощи, плач женщин. Видимо, в поселке творилось что-то ужасное.

– Что вы возитесь во дворе? Быстро в дом, проверьте везде, они оружие и бандитов умеют прятать, – крикнул на других командир.

Двое уже были в доме, проводили обыск, забирая все ценное, забежал еще один, остальные остались на улице, заняв позиции. Следом за ним забежала Тумиша.

– Куда?! Отставить. А ну назад, – приказал солдат Тумише. Но она уже успела забежать внутрь дома и о чем-то спорила с военными.

– Быстро выведи ее из дома, – приказал командир одному из стоящих во дворе.

Военный забежал в дом и силой выталкивал Тумишу из дома. Та сопротивлялась, как могла, выкрикивая в адрес «пришельцев» слова возмущения.

Адлан, который стоял как вкопанный и с ужасом смотрел на происходящее, не выдержал и крикнул:

– Не трогай ее! – и только сделал шаг, как услышал приказ.

– Стоять! Еще один шаг и ляжешь.

Он понял, что это не просто угроза и дал команду Тумише:

– Остынь и успокойся.

Но Тумиша не унималась. Главное ее беспокойство – дети. Она забыла второпях лестницу, что вела на чердак. Люк закрыла, а лестницу забыла.

Вдруг из дома вывели рыдающих девочек, которые сразу подбежали к матери и сильно за нее ухватились.

Все трое обратно вошли в дом, переворачивая все вверх дном, выискивая что-то ценное.

Адлан даже не понял, сколько времени прошло, хотя все происходило быстро, как вдруг дрожь по телу прошла, ноги не слушались. Какая-то непонятная слабость появилась во всем теле, когда он увидел, как военные выводили Рамзана.

Тумиша не выдержала и кинулась к сыну.

– Вай Аллах! Вай Аллах! Не трогайте сына, он еще мальчик, – в голове проносились мысли: «А где же Расул?» – сама себя утешила тем, что, видимо, хорошо спрятался.

Действительно, Расул забился в самый угол крыши, как раз у входной двери, в козырьке между потолочной доской и шифером. Козырек был односкатный, как бы пристроенная крыша, дополнительно над ступеньками у входа в дом. Так как козырек был чуть ниже основной крыши, там в лазейке Расул нашел укромное место. Рамзан был здоровее и в эту расщелину не смог пролезть, потому его и заметили, спрятавшегося за трубой дымохода.

Кроме того, козырек был еще не достроен, то есть не обит фронтонной доской, и Расул четко видел все происходящее во дворе, командир как будто бы стоял перед ним, а отец спиной к нему. Он разглядывал командира, у которого один глаз слегка подергивался в тике, глаза были как у пьяницы – с обвисшими веками. Шрам на левой щеке и на носу, чуть затрагивал губу, из-за чего был виден пробел в редких усах. Расулу иног да казалось, что он смотрит на него, хотя это было невозможно, если только чем-то не выдать себя.

– Ты говорил, что в доме больше никого нет, а откуда этот бандит? – произнес командир, обращаясь к Адлану. – И где его документы?

Адлан в растерянности и с волнением произнес:

– Да это… это сын… мальчик еще. Я думал, его дома нет, – чуть приврал он.

Адлан не мог сказать внятных слов, в горле пересохло. Ожидая, что-то страшное, он был в такой растерянности, что абсолютно не знал, что предпринять. Из-за поведения «пришельцев», да и криков, раздававшихся со всего поселка, его охватила страшная тревога. С волнением и с надеждой на «развязку» он обратился к главному:

– У меня его документ, командир. Вот, – он вытащил из внутреннего кармана пиджака справку, удостоверяющую личность Рамзана, и протянул ему.

Тот взял справку, посмотрел, то есть пробежал глазами:

– Ничего мальчик, здоровенный бугай, – сказал тот и порвал справку со словами: – Это не документ, я знаю, как вы можете подделать любую бумагу, – и обратился к Рамзану. – Подойди поближе. И где же твое оружие?

– У меня нет оружия… – только и успел произнести Рамзан, как получил удар в челюсть, да так сильно, что не удержался на ногах и упал.

Тумиша с криком кинулась к сыну, пытаясь защитить его собою и помочь встать. Рамзан хотел встать, но тут же второй военный нанес удар ногой в живот. Рамзан от боли в гримасе согнулся. Тумиша прикрыла его собой с криком:

– Сволочи! Нелюди! Что вы делаете?

– Закрой ей рот, – крикнул командир.

Тот, который ударил ногой Рамзана, нанес ей сильный удар прикладом по голове, от которого Тумиша упала и больше не шевелилась. К ней кинулись с рыданием дочки:

– Мама, мама…

Тумиша лежала без чувств.

В это время Адлан, скрепя зубами, стоял под прицелом двоих военных. Один держал дуло автомата прижатым к горлу, второй к животу.

– Подонки, с детьми воюете, – только и «прорычал» сквозь зубы Адлан.

К нему вплотную подошел командир и процедил сквозь зубы:

– Животные, вас приказали мочить, а мы выполняем приказ, ясно? Будем мочить всех вас, ясно говорю? …Мать вашу, – крикнул он в лицо Адлану, видно было, что он выпивший, потому как Адлан слегка отвернулся от пьяного угара.

– Собака ты пьяная, – только и произнес Адлан и резким движением вывернулся, нанес удар в лицо командира, отчего тот еле удержался на ногах. Не успел он что-то предпринять, как тут же получил удар прикладом. Адлан упал, только хотел встать, как услышал приказ командира:

– Расстрелять!

– Хьо вуй ма хаиталахь, хIара диц ма делахь[5], – кричал Адлан, чтобы услышал Расул, понимая, что он где-то рядом.

– Может не надо? Они и так получили свое, – произнес один из военных, самый молодой среди них.

– Что он мелит на своем? Расстрелять я сказал. Ты кого учишь?! Заодно с ними? Расстрелять я сказал и точка.

– Да я думаю… – только и произнес молодой.

– Не надо думать, здесь я думаю. Только вчера, да и не один раз прокручивали вам видеозапись, как они наших пацанов резали. Тебе мало? Еще показать?

– Да это специально, подстава, чтобы нас стравить. Мало ли подонков везде, но по ним же не судят людей, тем более на глазах у детей. Если бы показали, как мы режем, и, что наши тут вытворяют, то во всем мире люди дар речи потеряли бы, – не унимался своими доводами молодой.

– Отставить разговоры. Ты, что, сука, мелишь? Пулю тоже захотел? Адвокат что ли? Мы на войне. Вернемся в часть, я тебе покажу… – этими словами он сам вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в Адлана, пытавшегося встать. Командир, видимо, побоялся, что он снова что-то предпримет.

– Папа… – только и вымолвил Рамзан, как короткая очередь из автомата сразила его самого. Стрелял как раз тот, который ударил ногой Рамзана.

– Мочить так мочить, – спокойно сказал он и ткнул ногой безжизненное тело Рамзана, – этот готов.

– Смотри, сука, он на меня еще руку поднял, – не мог успокоиться командир после удара Адлана, – губу разбил, вот сука… тварь… вашу мать. Ну б… я вам устрою.

В это время застонал Адлан, он был ранен. Знал бы свою участь, конечно, пролежал бы молча, прикинувшись мертвым, но не умел он ни при каких обстоятельствах «фальшивить». Он, видимо, и не подумал о том, ушли или не ушли военные.

– Смотри, он еще живой, – только и успел сказать командир, как короткая очередь из автомата оборвала жизнь Адлана. Стрелял тот же, кто сразил Рамзана.

– Мочить так мочить, – опять спокойно произнес он.

– Вот как надо, адвокат недоделанный. Следующе-го ты уложишь. Понял? Откажешься стрелять, получишь пулю, – потряс командир пистолетом перед самым носом «молодого», который стоял, как обезумевший.

– Пошли отсюда, – отдал приказ командир и все двинулись к выходу, оставив навзрыд рыдающих девочек и безжизненных мужчин и женщину.

– С этими что делать? – глядя на девочек, произнес один из военных.

– Оставь, маленькие еще, были бы чуточку… можно было бы поразвлечься… а так оставь, – с иронией и ухмылкой произнес командир.

– Что-нибудь нашли? – обратился он к тем, которые обыскивали дом.

– Да так, мелочь, золотишко чуть-чуть, в общем бедняки они. День еще впереди, товарищ командир, что-то да раздобудем, – вымолвили в один голос «сыщики».

– Ну-ну, не с пустыми же руками возвращаться.

Сзади, еле волоча ноги, поплелся тот самый молодой, который устроил словесную перепалку. Перед выходом он резко обернулся. Он услышал плач откуда-то с крыши, но молча побрел за остальными.

Расул съежился весь, рыдая в кулак, едва не выдал себя, тем более, когда услышал слова отца в свой адрес. Заметил он и военного, который посмотрел в его сторону, Расулу показалось даже, что они встретились глазами, но он, почему-то ушел. Видимо, Аллах милостив к нему.

Расул даже не помнит, насколько долго он оставался в своем «тайнике». Тело не слушалось его. Тот страх, который его охватил, это была не трусость, это был страх отчаяния и бессилия.

Обессиленный он вышел на крыльцо. К нему с рыданием кинулись сестры.

– Они их убили, – рыдали они, – что нам делать, Расул? Не выходи ради Аллаха, вдруг тебя заметят, – в один голос, сквозь слезы, начали они умолять брата. – Пусть все солдаты уйдут из поселка.

Расул их и не слушал, а стеклянными, мокрыми от слез глазами смотрел на безжизненно валявшихся родителей и брата. Он отодвинул девочек, не говоря ни слова, подбежал к матери. Она лежала рядом с Рамзаном, лицом вниз. Платок, что был на голове матери, был весь в крови. Не переставая рыдать, он уселся рядом на колени и стал гладить голову матери.

– Ой, что это? – резко вырвалось у Расула.

Мать застонала, она была жива. Голова была разбита, но не сильно, но была вся в крови.

– Мама, – тихо произнесли все в один голос, – мама, мы с тобой.

Мать опять застонала и начала говорить невнятные слова.

– Мама, мы здесь, очнись, мама, – рыдая, они стали кричать ей чуть ли не в ухо.

В один миг у детей все перевернулось в сознании, поэтому вели себя, как взрослые. Отлично понимая обстановку, они боялись, поднимать шум, кричать. Они слышали крики отовсюду. Плач, рыдания, крики о помощи, видимо, жертв было много, так как по всему поселку были слышны выстрелы, то одиночные, то автоматные очереди. Хотя шум военных быстро отдалялся от их дома, но страх от увиденного ужаса сковывал их.

– Где я? – вдруг тихо произнесла мать. – Что со мной?

– Не спрашивай, мама, – ответила Айна. Они помогли ей присесть.

– Что это, почему они так лежат? – она пристально посмотрела на лежащих без чувств Рамзана и Адлана. Присмотрелась и, увидев лужу крови, упала, потеряв сознание. Ребята стали теребить ее:

– Мама, мама, ты что, мама? – но мать не отзывалась.

– О, Аллах! Что делать-то будем? – взвыла Айна. У всех слезы текли ручьями. Растирая их рукавом, каждый старался, что-то предпринять.

– Давайте маму занесем в дом, – выдавила из себя Айна.

– О, Господи, что делается-то? Господи, сохрани и помилуй, – с криком забежала во двор соседка, тетя Рая, как ее все величали в поселке.

Раиса Антоновна сама была русской, всю жизнь прожила в поселке, работала учительницей. Ее уважали все. Близких родственников у нее не было, единственная дочь жила где-то на Дальнем Востоке, была замужем за военным. Прошло более десяти лет, как Раиса Антоновна похоронила мужа. Жила одна и была частой гостьей Тумиши. После начала военных действий, постоянно говорила: «Хорошо, что Вася мой всего этого не видит. Как ветеран войны, он не выдержал бы такого насилия над людьми».

– Детки мои, родненькие, что вам приходится видеть. Ужас, какой. Взрослые это не могут видеть без боли в душе. Господи, за что? – начала она причитать. Быстро подбежала к детям: – Что с ней? Она живая? – начала спрашивать ребят, видя, как они хотели поднять свою мать.

– Да, но без сознания, – ответила Айна.

Раиса Антоновна подбежала к Тумише, проверила пульс. Удостоверившись, что жива, стала сразу давать команды:

– Быстро, дети, взяли за ноги. Только осторожно. Вот так. Молодцы, давайте сюда ее. Она у вас худенькая, легко справимся.

Раиса Антоновна держала Тумишу за туловище, а ребята за ноги, так они перенесли ее в дом и уложили на кровать.

В это время во дворе они услышали шум, крики. Первым выбежал Расул. Отец с братом так и лежали. Сердце мальчика сжалось от боли и снова потекли слезы. Расул не мог ничего с собой поделать, в голове не укладывалось, что он их больше не увидит, никогда.

– Ваша[6]! – только и сумел произнести Расул.

Все, что произошло во дворе, и так было видно. Это были двоюродный брат Адлана Ахмед и его супруга Зина.

– О, Аллах, что это такое?! Как же так?! За что?! – выкрикивал Ахмед. Сразу подбежал к Адлану и Рамзану и начал читать молитву.

– Вай! Не дай, Аллах! Вай! Как же так?! – стала во весь голос кричать Зина. – Ой, что делается? Ой, бедненькие мои, – уже обращаясь к детям, рыдала она.

– Звери, фашисты, будьте вы прокляты! Аллах вам всем судья! – не могла себя сдержать Зина, посылая проклятия в адрес военных.

В это время из дома выбежала Раиса Антоновна и подбежала к Зине, обняла и стала успокаивать.

– Зина успокойся. Слава Богу, Тумиша жива.

– Где она? – уже сникшим голосом, утирая слезы, произнесла Зина.

– В доме, но она без сознания, надо врача.

– Где его взять сейчас? Пойдем, посмотрим, что с ней, – произнесла Зина и побежала в дом.

– Зина, ты пока побудь с ней, а я тут помогу. Надо мужчин перенести в дом.

Кроме основного дома, во дворе была небольшая отдельная комната, где Адлан любил уединяться и читать Коран, вот и решили перенести покойных туда. Ахмед поздоровался с Раисой и обессиленным голосом сказал:

– Сможешь помочь, Рая? Конечно, это дело рук мужчин, но мне одному не справиться.

– Конечно, конечно, о чем разговор, – не задумываясь, ответила Раиса.

Они занесли покойников в домик, Ахмед уложил обоих, как полагается по мусульманским канонам.

– Рая, – сказал Ахмед, – я бы мог сейчас ругать всех русских, но как видишь, я этого не делаю. Потому что у тех, кто здесь был, нет национальности. Они, я это видел собственными глазами, застрелили нашу русскую бабушку Елену, которой 70 лет. Обрати внимание, что я говорю «нашу». Мы всю жизнь жили здесь одной дружной семьей, вместе делили хлеб-соль…

– Да что ты говоришь? Не может быть, – прервав Ахмеда, не удержалась Раиса и со слезами произнесла, – ведь только вчера с ней виделись. О, Господи, что делается-то, ее-то за что? Я понимаю тебя Ахмед, точно одной семьей жили. Вот изверги. Не понимаю, родились ли они вообще от женщины. Господи!

– Да-да, – продолжил Ахмед, – это еще не все. Николай наш пошел навстречу с белым флагом, и тоже застрелили, хоть и русский. Мы со своей «половиной» чудом остались живы. Нас просто не заметили. Мы спрятались на мансарде, когда начали стрелять. Жаль, что не было камеры, чтобы все заснять на пленку и показать всему миру, что «военщина» тут творит, какой наводят «порядок», изверги. Мы все видели, как они входили в поселок, как стреляли. Те, которые у нас на южной стороне проверяли, только грабили, но никого не убили. А здесь смотри, что делается. Не щадили никого, ни женщин, ни детей, ни стариков. Знал бы, что все так обернется, хоть Рамзана бы спрятал. Как только они стали уходить, я сразу сюда. Зная вспыльчивый характер Адлана, я сразу почувствовал что-то не ладное. Единственная надежда была, что не тронут их семью из-за маленьких детей. Когда я перебегал дорогу, то они были в метрах ста от меня – быстро уходили. К счастью, никто не обернулся из этих извергов в камуфляжной форме. Почти в каждом дворе валяются трупы, только и слышны крики женщин и детей, но я не мог остановиться кому-то помочь – бежал сюда. Каким-то внутренним голосом я чувствовал, что с Адланом что-то не так, и, как говорят, словно в воду глядел.

Раиса Антоновна много всякого повидала в своей жизни: и годы войны, и выселение чеченцев. Какие только трудности не испытала, но чтобы чеченские мужчины так плакали, этого она никогда не видела. Глядя на Ахмеда, который дал волю своим чувствам, было видно, какую боль он переносит в данный момент. Слезы текли по его мужественным щекам. Это были слезы боли и отчаяния.

– Не думал, что здесь такая мясорубка, – только и произнес Ахмед, – не прощу себе, что отсиделся, как трус. Вот как тут не воевать? Как не отомстить этим бандитам за брата? Сколько можно этого терпеть? – одними вопросами возмущался он, вытирая слезы уже почти мокрым платочком. – Я должен был лежать рядом. Рамзана за что? Ведь совсем еще юнец… жизнь не успел повидать. Неужели не видно, что здесь мирные, ни в чем не повинные люди? О, Аллах! Дай нам терпения. В твои руки все отдаем! – взмолился он.

– Расул, прости меня, не сумели мы сберечь вас, – крепко обнимая племянника, рыдал он. – Не думал, что вас тут так терзают. Думал, что проверят документы и уйдут, как вчера. Знай я это, хоть одного из них, но уложил бы. Я, дурень старый, двустволку спрятал, – не мог успокоиться дядя, обнимая детей.

Военные ушли, и многие, кто чудом уцелел, начали ходить по дворам со словами утешения и соболезнования. Подводили итоги самой страшной и жестокой трагедии.

Как и Ахмед, во всем поселке все открыли ворота в знак всеобщего траура – тезета[7]. Сразу всех похоронить никак не получалось, убитых было много, в том числе дети, женщины, старики. Плакали и стар и млад. Эта была самая трагическая страница в памяти жителей поселка Новые Алды.

Тумиша то приходила в себя, спрашивала, где ее дети, и снова теряла сознание. Многие думали, что не выживет. Зина с Раисой ухаживали за ней, как могли. На третий день Тумиша открыла глаза и начала смотреть по сторонам. Девочки с Расулом стояли рядом у изголовья. Она ощущала такую слабость, что не могла даже приподняться.

– Тумиша, вот ты и очнулась, родненькая. Не терзай себя, надо жить. Детей своих пожалей, слышишь? – сходу начала повторять Раиса, не умолкая.

– Где они? – спросила она. Все отчетливо понимали, что речь идет о погибших Адлане и Рамзане.

– Только не волнуйся, тебе сейчас нужен покой, так врач сказал, – начала успокаивать ее Зина.

– Где они? – еле спросила она опять, сама не понимая, к кому конкретно обращается.

Подошел Ахмед и присел рядом на краю кровати. В комнате стояла неимоверная тишина. Только изредка было слышно, как кто-то всхлипывает. И снова не мало повидавший на своем веку грозный горец не смог совладеть с собой и тихо заплакал.

– Прости нас, Тумиша, мы не смогли уберечь вас. Мы всех достойно похоронили. Весь поселок у нас в трауре. Даже детей не пожалели, в том числе и младенца. Ты чудом осталась жива, мы молились за тебя. Это были дьяволы в человеческом обличье. Но надо жить. Дети у тебя славные. Вон Расул смотри, уже взрослый тебе помощник, – утешал ее Ахмед. От слез за эти дни глаза у него были красные. Как ни старался, но совладеть с собой старик не мог. Тем временем Тумиша молча слушала Ахмеда, какое-то невероятное спокойствие овладевало ею.

– Не надо так горевать, никто не виноват в этом. Видимо, такова наша судьба, ведь все в руках Аллаха, – сказала Тумиша уже на удивление присутствующих, успокаивая деверя.

– Слава Богу! Господи, как хорошо, что ты с нами, – начала опять Рая. Понимая, что Тумише надо побыть одной с детьми, уже обращаясь ко всем присутствующим, объявила, что надо оставить больную одну и что она побудет с ней.

– Да-да, – следом повторила Зина. – Теперь все страшное позади и долгих лет нашей Тумише, – как бы стараясь подбодрить, произнесла она, – я тоже останусь. Надо поставить ее на ноги.

Тумиша пролежала в постели больше месяца. Рая всегда была рядом, только изредка уходила к себе ночевать.

Зина приходила рано утром и только вечером уходила домой. Иногда ездила в город за лекарствами для Тумиши. Общими усилиями Тумишу поставили на ноги. Часто наведывался Ахмед, приносил продукты, утешая детей и Тумишу, что он их в беде не оставит.

Дети взрослели на глазах. Распределив обязанности между собой, они самостоятельно занимались хозяйством. Расул на правах мужчины больше возился во дворе. Особо старательно ухаживал за коровой, доить которую приходилось Зине. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

Возрождение

2009 год. Грозный, да и поселок Алды не узнать. Возрождение республики происходило как в сказке «По щучьему велению», такими темпами, что поверить в это было невозможно. За считанные годы был восстановлен весь жилой фонд, а также энерго- и газоснабжение не только городов, но даже самых отдаленных горных сел. Проложены дороги, обустроены скверы и парки. Заново построены больницы, школы, детские сады, возобновили свою деятельность высшие и средние учебные заведения. Благодаря руководству республики население зажило мирной, созидательной жизнью. Одним словом, к этому времени республика залечила все военные раны и вышла на новый уровень развития. Следов от военных действий практически не оставалось, многие стали отходить от этого навязанного войной кошмара.

Люди не покладая рук строили, созидали, придавая новый неповторимый облик родному краю.

С вовлечением всего населения стали проводиться массовые субботники. У людей появилась надежда на светлое будущее. Тем не менее, девиз «Никто не забыт и ничто не забыто» остался в душе каждого человека, которого затронула война. Войны конца ХХ – начала ХХI веков – самые страшные и печальные трагические страницы в истории чеченского народа.

Тумиша всегда вставала рано, никак не могла расстаться с коровой. Родственники уговаривали продать ее, но мать семейства наотрез отказалась. Всем говорила, что из-за нее она на ногах, иначе давно бы была прикована к постели. Действительно, после такого тяжелого стресса Тумиша долго не могла прийти в себя – слишком большая была утрата. Горе сломило ее.

Она часто думала о том, что было бы лучше, если бы она тогда умерла, но тревога за будущее детей, чудом оставшихся в живых, успокаивала ее. «Значит на то воля Аллаха», – всегда любила повторять она.

После дойки Тумиша выпустила корову на пастбище. Уже было слышно мычание коров на улице и команды пастуха:

– Хьайц-хьайц! Давай, пошла, – и свист длинной плети, которой он размахивал.

Дни стояли теплые – лето вступало в свои права, в это время обычно бывают сильные дожди.

– Хоть бы дождь пошел, а то все засохло, – подумала Тумиша и зашла обратно во двор. Села на скамеечку, которую смастерил в свое время Адлан. Куда не кинь взгляд – во дворе все напоминало о нем.

– Привет, подруга. Вижу-вижу, устала ты очень. Как здоровье, родная? – с расспросами присоединилась к ней Раиса Антоновна.

– Ты что в такую рань? Что не спится? – спросила Тумиша.

– Какой сон? Бессонница у меня. Вчера вечером звонила дочь, спрашивает можно ли приехать? Боится, муж-то военный. Хотя он в ракетных войсках служит, но все равно, не верит, что самое страшное позади. Тем не менее, я не посоветовала им приезжать, а бес его знает, что может случиться. Ее с детьми, ой, как хочу видеть! Я же их с рождения не видела. Как уехала, так и с концами. Силы покидают меня, подруга. Умру, видимо, скоро. Что-то не спокойно мне, – с грустным тоном заявила соседка.

– Да ладно тебе, что с утра с такими мыслями. Тебе жить и жить еще, – начала ее успокаивать Тумиша, – не думай о плохом. Приедет Светка твоя, увидишь и внучат своих, так что не кисни. Чтобы я без тебя и Зины делала, ума не приложу. Век тебе благодарна, Рая. С Расулом и Сацитой дополнительно занимаешься, ты для них как вторая мать. Расул оканчивает школу, хочет ехать в Тулу, к дяде, но мне ничего не говорит. Не знает, как мне об этом намекнуть, – сказала Тумиша.

Рая сидела рядом тихо и слушала Тумишу. Только непонятно было: слушала или думала о своем.

– Рая, ты бы поговорила с ним, ему действительно надо учиться, но ведь тут у нас тоже есть куда поступить. Если он хочет ехать, я держать не буду, как-нибудь переживем свой век. Вон Айна замуж выскочила удачно, муж работает каким-то большим начальником, даже не знаю кем, но нам помогают. Так, зять этот тоже говорил, что Расулу надо учиться.

– Да, что ты, я уже говорила с ним. Он со мной делится, советуется. Из Тулы ребята ему звонят, у них там своя мастерская по ремонту легковых автомобилей. Кстати, они ведь недавно приезжали на побывку, навещали тебя. Они и тогда ему предложили приехать и научиться ремонтировать машины. Я в этом мало что понимаю, но говорят, что в этой мастерской стекла автомашин незаметно склеивают. Здесь этим мало кто занимается, так что денежная работа, говорят. Не волнуйся за него, он парень у тебя думающий и работящий. С ним вы точно не пропадете. Вон сколько ребят и девчат с дипломами о высшем образовании на руках, а работать негде. Пусть любимым делом лучше занимается, – продолжала убеждать Тумишу Раиса. – Да и кроме того он же может и заочно поступить и получить высшее образование. У него все впереди. Да, кстати, у него сегодня ведь последний экзамен.

– Да-да, помню, надо поднимать, пусть собирается, – ответила Тумиша и встала, – я сейчас, подожди Рая, чаю попьем вместе.

– Хорошо, буди его, а я пойду, пожалуй. Засиделась у тебя. После как сдаст экзамен, пусть зайдет ко мне, обрадует оценкой.

Раиса встала и пошла, тяжело переступая ногами.

– Конечно, скажу непременно, да и он сам, я думаю, сначала к тебе зайдет похвалиться, ведь это же твоя школа на дому дала в основном ему, да и многим другим нашим детям знания. Конечно, скажу. Вообще в обед заходи ко мне. Расул, я думаю, уже будет дома, да и стол по такому поводу накроем.

– Хорошо, постараюсь, что-то ноги болят, – Раиса Антоновна ушла домой.

Тумиша тем временем, проводив Расула в школу, начала заниматься застольем. Сацита, у которой начались летние каникулы, стала помогать матери. Уже почти взрослая, она все умела делать по дому. Мать часто болела, Айна вышла замуж и вот основные тяготы по дому легли на ее плечи.

– Мама, а кто к нам придет? – спросила Сацита, когда все было готово.

– Кто придет, тот и придет, разве у нас мало родственников, в том числе и соседей. Всем двери открыты, – ответила Тумиша. – Сегодня у многих праздник, у многих дети сдают последний экзамен. Как этого дня ждал ваш отец. Да! Не судьба, – от тяжелых мыслей и воспоминаний Тумиша еле удержалась на ногах и села на табурет.

– Мама, что с тобой? На тебе лица нет. Хватит тебе о грустном, – со слезами кинулась к матери Сацита, обняла ее. Каждый раз, как только вспоминался тот страшный день, в горле пересыхало, дышать становилось тяжело и слезы сами наворачивались на глаза. За все это время Сацита ни разу слышала, чтобы мама жаловалась или при них, детях, давала волю чувствам. Сегодня это произошло впервые.

– Ладно-ладно, доченька. Что это со мной? Со здоровьем все хуже и хуже, что-то ноги не слушаются, – ответила Тумиша, как бы стараясь сменить тему, но, увидев слезы на глазах у дочери, стала плакать. Она долго держалась, не выдавала своих чувств. Не хотела воспоминаниями нарушать и так расшатанную психику детей.

– Хватит, доченька, не могу видеть, как ты плачешь. Расул что-то задерживается. Не нужно, чтобы он пришел и увидел наши слезы. Хватит, это я постарела и с ума выжила, – самокритично высказалась Тумиша, тем самым успокаивая себя и дочь. – Давай не будем сейчас думать о плохом.

Забежал Расул, видно было, что торопился домой.

– Что с тобой, сынок? Сдал? – спросила Тумиша.

– Мама, я сдал последний экзамен на четверку, – с радостью ответил Расул.

– Иди теперь к тете Рае, обрадуй ее, а заодно пригласи к нам, у нас все готово. Сейчас подойдут Ахмед с Зиной, да и соседи зайдут. Давай скорее.

– Мама, я уже был у Раисы Антоновны.

– Когда успел?

– По дороге зашел, а что в этом плохого?

– Наоборот хорошо, она же с тобой занималась, да и переживала за тебя. Она относится к тебе как к родному сыну. Очень хорошо, что ты к ней зашел.

Чаепитие продолжалось до самого вечера. Расул покушал и ушел куда-то с ребятами, а гости сидели, вспоминая и рассказывая каждый о своем.

Вечером, когда уже все разошлись, Тумиша с Сацитой успели все убрать и помыть посуду. Расул пришел домой.

– Ну? Где был? – спросила мать.

– Да так, с друзьями посидели.

– А почему спрашиваешь, мама, ничего не случилось? – спросил Расул. – Мама, ты явно что-то не договариваешь, я же вижу.

– А ты сам-то ничего не хочешь мне сказать? Я-то наслышана о твоих планах после школы. Может быть, ты думаешь, что я ничего не понимаю? Может по твоему ничего путного тебе и подсказать не могу? – стала задавать Тумиша вопросы с некоторым возмущением.

– Мама, вот ты о чем. Да не волнуйся ты. Во-первых, было рано что-либо говорить. Во-вторых, я сам ничего еще не решил. Я собирался с тобой поговорить после экзаменов, не хотел тебя тревожить лишними разговорами.

– Ну а Раю известил о своих планах, – не унималась мать.

– Ну и что, так разговор вышел сам по себе, когда я у нее дополнительно занимался. Да и кроме того, она нам не чужой человек.

– Конечно, не чужой. Поэтому я и не обижаюсь на тебя, а просто хочу сама от тебя услышать о твоих планах.

– Не волнуйся, мама, давай поговорим.

– Давай.

Мать зашла в комнату и села в кресло, Расула попросила сесть на диван.

– Понимаешь, мама, я вот что подумал, – начал разговор Расул, уже как взрослый мужчина и глава семьи. – Я с ребятами говорил, когда они приезжали из Тулы. У дяди Вахи там своя мастерская по ремонту автомобилей. Сейчас особенно огромный спрос на такую работу, как склеивание трещин в стеклах автомашин. Понимаешь, у нас здесь это огромная редкость, мало таких специалистов. Если научиться этому, то мы, по крайней мере, будем жить в достатке. Они обещали меня научить, если я приеду к ним. Я ничего не обещал, просто сказал, что подумаю. Я же не могу вас бросить, как вы будете без меня? Я так просто не могу принять решения.

– Эх, сынок, а как же университет, ты же собирался поступить? – сказала мать, глубоко вздыхая. – Ты же отличник, хорошие знания получил. Я хотела, чтобы ты получил высшее образование. Да зять наш тоже говорил, что тебе надо в университет поступать и что он поможет, если надо.

– Я все понимаю мама, но жить и учиться на твою пенсию, я не хочу. Я уже взрослый и должен думать, как жить дальше. Сациту надо поднимать. Ты больная, еле-еле ходишь и тебя надо серьезно лечить. Ваха ведь обещал, что приедет и заберет тебя туда в Тулу на лечение…

– Да не поеду я никуда, на все воля Аллаха, – перебила мать сына. – Сколько отведено мне времени, столько и проживу. У нас тут тоже докторов хватает, если что. Дома оно сподручнее, здесь все свои, не пропаду. Сейчас речь идет о тебе, я-то свое прожила. Может ты и прав, брат мой, конечно, поможет, чем сможет. Итак каждый раз когда приезжает, столько для нас делает, что мне порой становится и неудобно даже. У него-то своих вон сколько, не считая наших всех братьев и сестер. Всем старается помочь. А сколько там надо учиться-то этому ремеслу? – спросила Тумиша.

Она отлично понимала логику мыслей сына. Приходилось очень тяжело, тело порой не слушалось, одна нога уже отнималась, страшно болела спина. Каждый раз она старалась скрыть от детей свои «болячки». Да и с коровой никак не могла расстаться, все-таки кормилица, но силы с каждым днем покидали ее. Дети, конечно, помогали, чем могли. Сацита уже сама доила Зойку, но у нее тоже школа, уроки, да и по дому дел куча. Как и все родители, она старалась жалеть детей, но, увы, жизнь диктовала свои условия.

– Не знаю, мама, это же не специальное заведение какое-то. Это, думаю, от меня еще зависит, чем быстрее, тем лучше. Там у Вахи в мастерской эту работу выполняет какой-то армянин – дядя Ашот. Так вот, когда Майрбек с ним переговорил, то он согласился меня научить, но при условии, что я научусь и сразу уеду. Видишь ли, мама, в этом деле огромная конкуренция сейчас, в Грозном таких специалистов только единицы. Мама, прости, но я не знаю, как быть, вас оставить не могу. Да, и с дядей Ахмедом я тоже на эту тему говорил, он одобрил, а с вами во время отсутствия сказал, будет жить его внук Аслан. Как ты на это смотришь?

– Да что там Аслан, мы и сами справимся, хотя ему, конечно, будет лучше здесь. Он же тоже занимается с Раисой, пусть поживет, – ответила Тумиша.

– Спасибо, мама. Я знал, что ты поймешь меня правильно. За университет не волнуйся, я поступлю заочно. Я тогда сегодня же позвоню Майрбеку, он на днях собирается приехать, вот с ним и уеду. Я думаю, что чем быстрее уеду, тем быстрее приеду, – с радостью закончил разговор Расул.

В чужом поселке

На машине «Тойота Камри» Расул с двоюродным братом Майрбеком доехали довольно-таки быстро. Расстояние почти 2000 км от родного дома Майрбек преодолел за какие-то 18 часов. Правда, пару раз остановили сотрудники ДПС и выписали штрафы за превышение скорости. Тем не менее, Майрбека это почему-то не смущало, и он «топил» автомобиль на большой скорости. Расул, находясь рядом, не решался делать замечания ас-водителю, мало ли подумает, что он боится. Иногда бывает, он дремлет рядом, даже не по своей воле, так как сон настолько сильный «наркотик» для человека, что преодолеть силу сопротивления дремоте бывает, практически, невозможно. Только от случая до случая, когда машину стряхнет, где-то на какой-нибудь ямке, бывает на миг приходишь в себя. В такие минуты Расулу становилось даже неудобно перед Майрбеком за такую слабость, а он, как ни в чем не бывало, рулил.

Расул первый раз в жизни выехал за пределы своей республики. Его удивляло все в окружающем мире.

Огромные просторы, ухоженные поля, сады, такой необъятный край – все это наводило Расула, ребенком пережившего ужасы войны, выросшего, перенеся все невзгоды тех лет, на естественные размышления: «Многострадальная чеченская земля! Сколько приходится ей платить за то, что люди там просто хотят нормально жить, как живет цивилизованное общество.

Чеченская Республика – клочок земли по сравнению с этими просторами. За что можно люто ненавидеть наш народ, чтобы без суда и следствия истреблять от мала до велика? Если это наведение конституционного порядка, то как можно направить всю державную армию, оснащенную всеми видами оружия, против собственного народа? Боевики боевиками, а как можно обращаться с населением как с животными?»

Расул вспомнил слова учителя истории, который им объяснял, что депортация чеченцев, как «изменников» родины, теперь трактуется как большая ошибка бывших правителей. И задумано это было с целью освободить территорию Чечено-Ингушской республики от коренного населения. Так же, как чеченцев и ингушей, выслали балкарцев, карачаевцев и калмыков. Такое же положение было и в Крыму, когда оттуда также депортировали коренных жителей – татар.

«Простой народ, чеченцы, русские, татары, да сколько их, всех и не перечислишь – живут дружно, – продолжал размышлять Расул. – Делятся последним куском хлеба, вместе трудятся, живут, созидают. Откуда берутся эти политики-бездари, которые лбами сталкивают собственный народ?! Народ, который вместе защищал и защищает при любом зове эту землю от внешнего врага во всех войнах. Откуда берутся и где находят этих палачей-монстров, которые бессердечно уничтожают детей, женщин и стариков? Когда же все наладится?»

От этих мыслей Расула пробирала дрожь. Никогда он не забудет эту физиономию палача в шрамах, который на его глазах расстрелял самых близких для него людей. Получалось, что он как бы едет в стан врага, но, слава Аллаху, он наслышан от ребят, которые родились и живут в России, что русские сами не меньше страдают от такой политики. Они бесправны на своей собственной земле.

Расула вспоминал своего знакомого Висхана, который много лет отсидел в тюрьме. В 1945 году как нарушившему режим спецпереселенца ему дали 10 лет. По возвращении он жил рядом по соседству и часто заходил посидеть с его отцом. Он говорил, что судьба русского народа и чеченского ему кажется одинаковой, единственная разница, что разного вероисповедания. А так и по менталитету, по многим нравам и самое главное, как народы-страдальцы, во многом одинаковы…

Заехали во двор, а их уже ждали все домочадцы. Специально по такому случаю, чтобы встретить брата, приехала сестра Ася с супругом Идрисом. Они жили не далеко от поселка в соседнем селе и имели свое большое хозяйство. Традиционно по-чеченски обнялись, справились о здоровье и зашли в дом.

Ваха встретил племянника со свойственным ему дружелюбием, расспрашивал о здоровье матери, близких родственников, интересовался положением в республике.

Хотя он сам частенько приезжал домой и не понаслышке знал, какие изменения происходят на его малой родине, но, тем не менее, эту тему он любил. Все те, кто уехал и живет за пределами республики, кто бы что ни говорил, живут с тоской по родному дому.

Проходит время – 10–30 и даже более лет, но жизнь на чужбине для чеченца носит в основном временный характер. Всегда перед ним стоят задачи, как заработать хорошие деньги, дать образование детям, достойно жить и вернуться домой. Многие пока они живут на стороне приезжают в республику и на заработанные деньги строят дома, то есть создают родной очаг. А те, у кого есть подворье, содержат его в образцовом порядке.

Воспитание детей происходит по такой же схеме: конечная цель их нахождения вдали от родного края – это достойно возвратиться домой к родному очагу.

– Так, теперь хватит на сегодня. Даже не заметил, как время пробежало, уже поздно, – сказал Ваха, давая понять гостям, что пора расходиться.

– Майрбек, вы с дороги, идите отдыхать. Тебе, Расул, скажу: правильно сделал, что приехал. Майрбек рассказал мне, что ты хочешь научиться хорошему ремеслу, это сегодня редкость «сваривать» стекла автомобилей. Если хорошо освоишь эту специальность, то тебе там, у нас дома, цены не будет, будешь иметь хорошие деньги. Но только одно тебе скажу, что отнестись к этому делу надо серьезно и очень вдумчиво. Помни одно, что это такая работа, где клиент всегда прав, и прежде чем учиться этому, надо об этом всегда помнить. Ты парень толковый, я знаю, не раз с твоей матерью я об этом говорил, поэтому верю, что у тебя получится, – с таким напутствием и советом закончил свой разговор дядя.

Расул утром встал рано, по домашней привычке. Спать и спать бы, но он этого уже не хотел. Он спешил быстрее ознакомиться с местностью, узнать как живут его родственники здесь. Дома он столько наслышан от ребят, как хорошо и спокойно тут жить. Много лестного слышал о здешних людях, для которых они здесь не приезжие, а свои.

Расул оделся и вышел во двор. На скамейке уже сидел дядя Ваха и читал газету.

– О, ты уже на ногах. Что не спится, тем более с дороги? – отложил Ваха газету и обратился к племяннику. – Ну давай тогда садись рядом. Рассказывай. Мне интересно все, что у нас в республике происходит, все новости, до мелочей.

– Да, что я могу рассказать нового, дядя, Вы же сами часто бываете дома и все знаете не понаслышке.

– Что я знаю, это я знаю, а что скажешь ты или кто другой, который побывал дома, мне не менее интересно. Из разных суждений и взглядов потом складывается истина, удобно сопоставить и сложить затем свою позицию. Ясно?

– Понятно, что тут сложного, – с улыбкой ответил Расул и сел рядом с дядей. Он отлично знал Ваху и был наслышан, как тот любит поговорить, рассуждать часами на разные темы.

Ваха был грамотным человеком, с высшим образованием, начитан. Знакомые и близкие часто видели Ваху за чтением книг или газет. Многие удивлялись его эрудированности и знанию истории, особенно истории чеченского народа. До перестройки он работал директором совхоза, и поэтому во всей округе почти все знали его. Люди относились к нему с большим уважением, особенно после того, как он помог восстановить местную церквушку. Ваха был глубоко верующим мусульманином, вместе с тем он, будучи директором, понимал, что за многое отвечает, особенно, если это касается жителей поселка и всего совхоза. Когда к нему обратились с просьбой помочь восстановить местную церковь, построенную еще в ХVII веке, он с удовольствием откликнулся. Он всегда говорил, что для всех Бог един, какой бы веры, кто ни был.

– Ладно, знать-то я знаю какая ситуация дома не хуже других. А вообще я удивлен тем, что такими быстрыми темпами восстанавливается разрушенная республика. Это что-то из области фантастики. Никогда не думал, что я увижу восстановленный Грозный, не говоря о республике в целом. Я, да и многие наши земляки, проживающие здесь вдали от родины, так горды за наш, действительно, героический народ. Столько пережить и перенести, можно сказать самую страшную, без всякого предела «бандитскую» войну, затем найти в себе силы и восстановить так быстро из руин республику, уверяю, весь мир в удивлении. Честно тебе говорю, что весь мир! А тебе, Расул, вот что скажу. Здесь в России мы не просто жили, многие СМИ, особенно во время военных событий, столько масла подливали в огонь, чтобы стравить людей между собой, во всех грехах пытались обвинить нашу нацию. Я рад тому, что основная масса людей на эту удочку не клюнула, все понимают, что народ тут не причем. Война эта для многих стала загадочной. Я вот вспоминаю нашу историю, все повторяется через определенное время. Кому-то не угодно, чтобы мы жили хорошо, достойно, мирно. То, что наш народ воинственный – это инстинкт самозащиты от насилия, беззакония, беспредела со стороны власти, против угнетения. На самом деле мы одни из самых мирных жителей этой страны, только лишь относились бы к нам по-человечески. Сколько всего мы пережили, я имею в виду за последние два века. Это и массовое уничтожение населения в ХVIII – ХIХ веках, и выселение целого народа в самый разгар конца Отечественной войны. И вот нынешняя «мясорубка», иначе не назовешь. Сколько же можно? Вот теперь смотрю на нынешнюю ситуацию дома и хочется верить в то, что все закончилось, я про противостояние между Грозным и Москвой. Между русским и чеченским народами противостояния никогда не было, это я тебе говорю со всей ответственностью. Я много перечитал из истории и понял, что во многом наши народы схожи между собой, та же наивная доверчивость, гостеприимство, патриотизм. Действительно, на самом деле мы близки друг к другу, только у нас есть преимущество: мы сохранили во многом обычаи и традиции предков, то есть свои устои, это очень важная деталь для любого этноса. Мы в этом консервативны. Русские в большинстве своем свои устои растеряли, отошли от них, особенно после революции 1917 года. Может, это было и не случайно, а для того чтобы такой сильный этнос, как русские, ослаб и тем самым «убили» двух зайцев – разложение устоев народа и как следствие государства. Логика тут есть, потому что врагов у России хватало за всю ее историю.

Расул внимательно слушал дядю, опустив голову.

– Ты меня слушаешь? – прервав свой разговор, Ваха посмотрел пристально на Расула.

– Да, ваша, конечно, слушаю. Есть много вещей, которых я не понимаю и поэтому внимательно слушаю. Я вспомнил нашего соседа покойного старца Висхана, он также отзывался о русских, – ответил Расул.

– Так вот, слушай меня, сынок, – по-отцовски, с душевной теплотой продолжил Ваха. – Да, этого Висхана я тоже помню. Бывший фронтовик, но судьба к нему оказалась жестокой, как и к многим нашим спецпереселенцам. Он родом был с наших краев, хотя жил у вас в Алдах. Пусть ему на том свете будет хорошо. Дала гечдойла цунна![8] Вот еще что я тебе скажу, – продолжил свой разговор дядя: – Я знаю твою личную трагедию, нам всем больно, но ты крепись. Твоя рана со временем залечится, это я тебе говорю. Не хочу тебя расстраивать воспоминаниями, ворошить прошлое. Я и все мои домочадцы – самые близкие тебе люди. На нас можешь положиться. Мы в беде вас не оставим. Но скажу тебе, хотя ты парень молодец, знаю, хорошо учился, всякой работы не боишься, у русских есть пословица: «На Бога надейся, а сам не плошай». Запомни это на всю жизнь. Я и своим, и всем тем, с кем общаюсь, об этом говорю. И последнее. Вот ты приехал сюда и будешь со многими общаться. Так вот, ты являешься лицом всего нашего народа и поступки твои должны быть такими же достойными. Веди себя так, как учили тебя дома, как жили наши предки. Вот тебе еще одна русская пословица: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». Это не говорит о том, что ты должен меняться, перестраиваться, просто надо оставаться самим собой. В отношениях с людьми, какой бы национальности кто ни был, соблюдай свою культуру общения, то есть чеченскую, наш этикет, и тебя будут уважать. Это правда. Я всю свою сознательную жизнь живу здесь и сохранял нашу чеченскую культуру общения. В первую очередь это уважение старших, женщин, нельзя обижать слабых и так далее. Как только начнешь диктовать свои условия, свои нормы, тебя не правильно поймут, и я тебя мигом отправлю домой. И такие молодцы тоже среди нас встречаются, может ты и наслышан, как я отсюда, подальше от греха, некоторых племянников отправил домой. «Не умеешь, вести себя, тебе здесь нет места», – вот так я всем говорю и вот тебе тоже об этом вынужден сказать. Только ты пойми меня правильно. Я, как старший, отвечаю за всех вас, особенно я в ответе перед вашими родителями. Ты понял меня?

– Да, понял. Не волнуйся, дядя, тем более я не думаю, что долго здесь задержусь. Только научусь новому ремеслу и домой. Там мои одни, – ответил Расул, уже строя свои определенные планы.

– А ты хоть позвонил домой-то?

– Да, конечно, вчера как приехал, сразу и позвонил. Мама просила всем привет передать. Маржан я об этом сказал, а тебе еще не успел.

– Это хорошо, что позвонил. Я так-то частенько звоню сестре, она славная мать, хвалю не потому что сестра, знаю сколько души она в вас вкладывает. Как-то приезжал в Грозный и хотел ее забрать сюда, чтобы вылечить, так она и слушать не захотела. Я же вижу, как она мучается с ногами, еле ходит и на сердце жалуется. Тут все врачи знакомые и больница здесь хорошая, даже из города сюда едут диагностироваться и лечиться, а она и слышать не хочет. Я, конечно, понимаю, что это она из-за вас, мол, как я детей оставлю и хозяйство на кого? Так, Ахмед с Зиной обещали помочь за время ее отсутствия. Все равно не согласилась, – с досадой возмущался дядя.

– Я об этом ничего не знал, – с удивлением посмотрел Расул на дядю, – а мне почему не сказали, ведь я и сам бы справился, да и Сацита все умеет по дому делать. Ахмед с Зиной и так нам очень помогают, мне порой и неудобно перед ними. И сейчас я уехал, а у нас стал жить их внук Аслан, чтобы мои не были одни.

– Да-да, я в курсе. Ахмед очень хороший человек, недаром он у вас в поселке пользуется большим авторитетом. Я звонил ему на днях, так он мне и сказал, что решил тебя отправить, а у вас оставляет Аслана. Ну, дай Аллах, все будет хорошо.

Вышла Маржан, не смотря на свой солидный вес и возраст, она по дому ходила с такой легкостью, что Расул был от этого немного в удивлении. Он не раз замечал, что женщины склонные к полноте, порой при каждом удобном случае стараются присесть и отдохнуть, а Маржан наоборот, все время как молодая невеста крутится по дому.

– Ну, вы что тут с утра так долго засиделись? – непосредственно обращаясь к супругу, спросила она. – А ты не замучил гостя своей философией? Рано ему в политику лезть, давайте на кухню, пора завтракать.

Маржан была очень доброй женщиной. Сколько ей приходится принимать и провожать гостей, Расул был наслышан. Во время войны родственники и со стороны мужа, и с ее стороны, особенно из числа молодежи, жили у них. Рассказывали, что за все это время она ни разу не подала и виду об усталости. Всегда приветливая, с улыбкой на лице она давала всем понять, что рада гостям и двери ее дома для них всегда открыты. Расулу показалось даже, что по характеру они с дядей Вахой чем-то схожи.

– Что вы, деци[9], мне наоборот очень интересно, тем более многое я слышу впервые, особенно из истории, – сразу ответил Расул.

– Ладно, жена, не шуми, а то ненароком можно подумать, что ты на меня голос повышаешь. Идем уже, – Ваха встал и пошел в дом. Расул последовал за ним.

Знакомство

Лето было в самом разгаре, а здесь чувствовалась легкая прохлада. Когда ребята ему рассказывали об этом крае, про красивые места, которые тут есть, Расул думал, чем они могут быть лучше его родного края. «Одно слово «Кавказ» говорит за себя», – размышлял он тогда.

В действительности же Расул был в восторге от всего увиденного, особенно от небольшой реки, которая текла близ поселка и где находилось пляжное место. Река спокойная, чистая, такая гладь, что хочется стоять и любоваться рябью воды. Так одухотворенно подействовала эта чудная природная красота на гостя. Самое главное, что заметил Расул, это исключительная тишина кругом, и спокойствие. Люди на удивление такие приветливые. Расул этого не ожидал.

Уже третья неделя прошла, как он приехал, Расул был в восторге и не заметил, как пробежало это время. С Ашотом его познакомили сразу же на второй день, как только приехали. Через неделю Ашот дал положительную оценку работнику, он сразу определил, что толк с него будет. Особенно ему понравилось трудолюбие и желание Расула освоить ремесло. Вахе он доложил, что если так будет продолжаться, что через месяц он может работать самостоятельно. Расул сам был доволен, что у него получается и старался не упустить и запомнить каждую мелочь из того, что говорил ему учитель.

Ребята успели многое показать Расулу. На пляж бегали почти каждый день. Днем, когда работали, не удавалось, если только в обеденный перерыв, и то это случилось один раз. Расул чуть не опоздал на работу. Мог, конечно, он и опоздать, вряд ли его за это поругали бы, но он усвоил с детства, что главное в человеке – это дисциплина.

Успели побывать и на дискотеке. Для Расула это была полная новизна и неожиданность, ему никогда и в голову не приходило, что вот так просто можно обнять девушку и танцевать. У себя дома с девушкой можно было общаться только на определенном расстоянии, и то в присутствии знакомых со стороны девушки. Это может быть ее подруга или родственница, а со стороны парня – друг. Здесь же можно познакомиться «поближе», даже обнять, на то и танец такой – танго, в отличие от лезгинки, где мужчина должен показать свой темперамент, а девушка свою грацию, нежность.

Каждый раз, когда приходилось танцевать, а это случалось особенно часто, когда объявляли белый танец, его бросало в такую краску, что не мог и слова вымолвить для знакомства. Дома всегда был занят: дом, учеба, работа, дом, что на девушек как-то не обращал особого внимания.

Ему нравилась Мадина с параллельного класса, но сказать ей об этом так и не решился. Иногда Расул злился на себя из-за своей застенчивости, но ничего не мог с собой поделать.

Здесь то же самое, понравилась девушка по имени Наташа, но как быть, как ей об этом сказать, не знал. Ребята спрашивали после каждого танца: «Ну как, понравилась или нет?» – он каждый раз не решался раскрыться.

Каждый раз, когда Наташа появлялась на пляже, у него в горле пересыхало, а от волнения казалось, что сердце выскочит из груди. За те три недели, что он находится в поселке, они общались два раза на дискотеке, затем он провожал ее до дома. На пляже увидятся, поздороваются, спросят как дела, и в основном на этом разговор заканчивался.

Сегодня, когда Ашот объявил, что пораньше отпустит его с работы, как будто читал его мысли, ученик еле скрыл свою радость. Расулу не терпелось сходить на пляж, чтобы увидеть ее. На этот раз он собирался подойти, поздороваться и поговорить с ней. Мысли в голову приходили разные: «Вдруг не правильно поймет, что тогда? Надо Майрбеку сказать, посоветоваться, он, наверно, скажет что делать. Может, у нее кто-то есть? Может, пока подождать, через неделю посмотрю, что да как, и после разговора с Майрбеком решу как поступить».

От разных мыслей голова шла кругом. Часто думал о матери и сестре, хотя и звонил каждый день домой, но волнение за них не покидало.

После работы Расул переоделся и стал ждать Майрбека. Он позвонил, сказал, что подъезжает уже – в Туле задержался по делам и просил подождать его. Пока он терзал свою душу, думы думая, подъехал и Майрбек со своим приятелем из местных ребят.

– Что-то ты сегодня рано? – выходя из машины, спросил Майрбек.

– Ашоту куда-то по делам надо было, поэтому и отпустил пораньше, – ответил Расул.

– Вот познакомься, друг наш, – представил он местного парня.

Тот протянул руку:

– Владимир, можно просто Володя.

– А меня Расул.

– Наслышан, Майрбек рассказывал о тебе, будем знакомы, – они пожали друг другу руки.

– Вы тут пообщайтесь немного, а я зайду к Ашоту и вернусь, мне с ним потолковать надо, я быстро, – оставив их одних, Майрбек зашел в контору станции. Там как раз находился и Ваха.

Станция технического обслуживания автомобилей была частной собственностью Вахи, но он только приходил и контролировал, а директором был назначен сын Майрбек. Второй сын Мовсар заведовал магазином «Автозапчасти».

– Ну как, понравилось тебе у нас или еще не успел все осмыслить? – начал разговор Володя. – Я тоже здесь почти приезжий, года два как переехали. Сами мы из Питера, но батя мой ушел с работы, и мама наша настояла, чтобы мы приехали сюда. По идее с детства я бывал здесь, это родина моей матери, приезжали иногда к бабушке, дедушке, но они все умерли.

Володя оказался разговорчивым, за маленький промежуток времени успел рассказать почти всю свою биографию. Расул смотрел и только слушал, иногда кивая головой, давая понять, что он внимательно слушает.

– Слушай, Расул, а тебе вообще повезло. Знаешь, ведь к Ашоту многие подходили, чтобы научиться этому ремеслу, но он всем отказал, даже слушать не хотел. Вот что в наше время бизнес, конкуренция. Я тоже просился к нему, тем более его сын Армен мой хороший друг, но, увы, отказал. Он сказал, мол, народная пословица гласит: «Дружба дружбой, а кошелек врозь». Вот так вот, «еврей» он самый настоящий, – дал заключение сказанному Володя. – Тебе, конечно, он не откажет из-за Вахи. Ваха тут царь и Бог. Ему кто откажет? Да никто. Кроме того, Ваха сам привез Ашота из Москвы. Прикинь, поменять столицу на периферию, значит тут лучше.

Вышел Майрбек из станции, подошел.

– Ну что, пообщались? А теперь в машину и поехали, – дал он команду ребятам и сел за руль.

– Куда едем-то? – первый спохватился Володя.

– Я на речку собирался, – вырвалось у Расула, который строил свои планы.

– На речку так на речку, тем более день сегодня такой жаркий, – ответил Майрбек, – только заедем в магазин возьмем что-нибудь покушать. Я думаю, мы там задержимся, отца я об этом уже предупредил. Сегодня должно быть народу там полно.

Майрбек словно читал мысли брата. Кроме того, он заметил его внимание к Наташе, которая жила через квартал от них. Сам ничего не хотел говорить Расулу, ждал пока он сам ему скажет, какие у него виды на нее. Наташа резко отличалась от других девушек своей порядочностью, застенчивостью. У нее долго болела мать, и Ваха помогал, чем мог. Возил по больницам, все расходы брал на себя. Наташина мама работала бухгалтером в конторе совхоза. Когда она умерла, Ваха организовал ее похороны. Наташа была единственным ребенком. Все относились к ней с большим сочувствием и помогали, особенно семья Вахи, где все считали ее своей, родной. Когда ее тетя Валентина Степановна переехала с семьей из Санкт-Петербурга, все вздохнули с облегчением, что хоть близкие родственники появились у девушки, есть на кого опереться, хотя многие понимали, что под опекой Вахи и его семьи Наташа не пропадет.

Конец ознакомительного фрагмента.