Глава 1
«КРЭНБРУК ПРОДАН?
Судьба Крэнбрук-Парка стала объектом повышенного внимания на прошлой неделе, после того, как один из центральных телевизионных каналов заявил о тяжелом финансовом положении его владельца, чем вызвал озабоченность кредиторов поместья.
На территории Крэнбрук-Парка, главной достопримечательностью которого являются развалины аббатства, построенного в XII веке, с пятнадцатого столетия проживают представители одного и того же семейства.
Оригинальный зал Тюдоров, построенный Томасом Крэнбруком и значительно расширенный в последние десятилетия, а также сам парк, основанный в XVIII веке Хампфреем Рептоном, долгое время являлись излюбленным местом жителей Мейбриджа. Нынешний баронет, сэр Роберт Крэнбрук, великодушно приветствовал проведение на территории своего поместья благотворительных мероприятий.
Журнал «Обозреватель» связался сегодня с представителями агентства недвижимости, чтобы прояснить ситуацию, но они отказались давать комментарии».
«Обозреватель Мейбриджа», четверг, 21 апреля
Сэр Роберт Крэнбрук кинул взгляд через стол. Могущество этого мужчины не могло скрыть даже инвалидное кресло и разбивший его инсульт. Только рука его предательски тряслась, когда он взял у адвоката ручку, чтобы поставить подпись под отказом от власти и привилегий, передававшихся в его семье из поколения в поколение.
– Тебе, случайно, не нужен образец моего ДНК, мальчишка? – спросил он, бросая ручку на стол. Его речь была невнятна, но взгляд сверкал высокомерием пятисотлетней выдержки. – Ты готов к тому, что имя твоей матери будет не раз произнесено в суде, чтобы удовлетворить твое притязание? Потому что я собираюсь жестоко оспаривать твое право наследовать мой титул.
Даже сейчас, когда он потерял все, он продолжал думать об имени. Титул барона, который к нему прилагался, был очень весом.
Рука Хэла Норта не дрогнула ни на секунду, когда он собирал бумаги и ставил под ними свою подпись. Он никак не отреагировал на презрительное обращение к себе.
Сам Крэнбрук-Парк не имел для него никакого значения. Главное – чувство победы над врагом, сидящим сейчас на другом конце стола, которое приносило ему полное удовлетворение. Или почти полное. Приспешник Крэнбрука, Тэкерэй, не дожил до этого момента, но его дочь все еще снимала коттедж на территории поместья. Оставалось выгнать ее из дома, и его миссия будет завершена.
– Ты не сможешь сражаться со мной, Крэнбрук, – сказал он, возвращая ручку адвокату. – Ты заложил свою душу налоговому инспектору, и если я не оплачу твои долги, ты станешь банкротом и проведешь остаток жизни в приюте для нищих.
– Господин Норт…
– Мне совершенно неинтересен тот аспект, что ты – мой отец. Ты отказался признавать меня своим сыном, когда еще это было для меня значимо, – продолжил он, игнорируя возгласы протеста со стороны стряпчего Крэнбрука. Прошлое касалось только их двоих. Больше никого. – Я не собираюсь признавать тебя. Мне не нужно ни твое имя, ни твой титул. В отличие от тебя, мне не пришлось дожидаться смерти отца для того, чтобы завоевать свое место под солнцем и стать мужчиной. – Он взял в руки документы на владение Крэнбрук-Парком – пергаментный свиток, перевязанный красной лентой с королевской печатью. Теперь имение принадлежало ему. – Ни одному человеку в мире я не обязан своим успехом. Все, что у меня есть, включая это имение, которое ты потерял из-за того, что был слишком ленивым любителем легкой жизни, – все это я заработал честным непосильным трудом, который ты всегда считал ниже собственного достоинства. Ты мог бы избежать подобного плачевного состояния, если бы был более трудолюбивым человеком.
– Ты – браконьер, обычный воришка…
– Зато теперь я обедаю с президентами и премьер-министрами, пока ты дожидаешься смерти в мире, ограниченном одной-единственной комнатой с видом на клумбу. – Хэл повернулся к своему адвокату, передал ему свиток, словно это была лишь свернутая в трубочку газета, и встал в надежде закончить разговор. Ему нужен был глоток свежего воздуха. – Подумай о том, как я буду сидеть за твоим столом, как я все тут переделаю, Крэнбрук. Подумай о моей матери, которая будет спать в королевской спальне и сидеть за столом, где твои предки подхалимничали перед королем, вместо того чтобы служить ему верой и правдой. – Он кивнул свидетелям. – Мы закончили.
– Закончили! – Сэр Роберт Крэнбрук оперся на стол и постарался встать. – Твоя мать была лживой шлюхой, которая взяла деньги, желая избавиться от тебя, а потом использовала тебя как средство для шантажа, чтобы и дальше содержать своего бесполезного мужа-пропойцу.
Он сел на место, отмахиваясь от подоспевшей помощи.
Хэл Норт никогда не стал бы мультимиллионером, если бы с детства не научился скрывать истинные эмоции. Вот и теперь он стоял с каменным выражением лица, пытаясь заглушить кипение внутри.
– Невозможно шантажировать невиновного, Крэнбрук.
– Никто не заставлял ее снова и снова приходить сюда. Просить с каждым годом все больше. Я ее купил, полностью оплатив все счета.
– Хэл… – тихо произнес один из его адвокатов. – Пойдем уже.
– То, что она спала в королевской кровати, не сделало ее другой женщиной, а те суммы, которые ты ей выплачивал, не делают тебя менее похожим на подлеца.
Крэнбрук поднял палец, который на этот раз уже не дрожал, и указал им на Хэла:
– Ты ненавидел меня за все те годы, когда я не признавал тебя, а теперь свершилось то, о чем ты так долго мечтал, и ты думаешь, что наконец победил. Наслаждайся моментом, потому что завтра ты поймешь, что тебе незачем вставать с кровати. Жена тебя бросила. Детей у тебя нет. Мы с тобой в одинаковом положении.
– Не смей так говорить!
– В одинаковом, – повторил Крэнбрук. – Ты не можешь побороть генетику. – Его губы скривились в подобии усмешки. – Именно об этом я буду думать, когда меня будут кормить через трубочку. Поверь мне, хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Клер Тэкерэй свернула на велосипеде с основной дороги и поехала по пешеходной дорожке, ведущей через Крэнбрук-Парк.
Знак, запрещающий передвижение на велосипеде, незадолго до Рождества был сбит квадроциклом, к тому же было слишком поздно и она очень устала после долгого рабочего дня, поэтому идти пешком ей не хотелось.
Обычно она не нарушала правил, к тому же в это время суток вряд ли кому-то понадобится здесь идти. В основном здании никто не жил, кроме смотрителя, правда, иногда здесь появлялись рыбаки, которые спешили воспользоваться безлюдностью поместья в это время года и половить форель сэра Роберта в Крэне. Еще оставался Арчи.
Совершая очередной поворот, она была готова увидеть ослика Арчи, который не любил, когда кто-то передвигался в быстром темпе по его владениям, и создавал подобие живой преграды на пути, до ужаса пугая любителей бега трусцой. Поэтому у нее всегда было с собой угощение для него, и теперь она опустила руку в корзину, чтобы вытащить оттуда яблоко.
Она не смогла нащупать фрукт и посмотрела вниз.
Ее первой ошибкой стало то, что она не остановилась в ту минуту, когда поняла, что ей нечем будет отвлечь внимание животного, и если первое еще можно было упустить, второе представляло реальную опасность. И пока в ее голове роем проносились вопросы относительно того, что происходит, Арчи появился из одной из дыр в ветхом заборе, без труда пробираясь через прутья, а сама она была слишком занята, усердно вращая педали, чтобы обогнать его.
Второй ее ошибкой стало то, что она оглянулась назад, чтобы посмотреть, насколько далеко ослик. И следующее, что она поняла, – это то, что катится по земле кувырком, не понимая, где заканчиваются ее конечности и начинаются детали велосипеда. Самое странное было то, что конечности в этой свалке участвовали не только ее. В результате она приземлилась лицом вниз на клумбу с колокольчиками, растущими возле изгороди.
Арчи остановился возле нее, принюхался и, убедившись, что миссия выполнена, поспешил спрятаться в ожидании новой жертвы. К сожалению, мужчина, в которого она врезалась и который представлял собой вторую часть их с велосипедом сэндвича, никуда не торопился.
– Какого черта вы здесь делаете? – спросил он.
– Нюхаю колокольчики, – пробурчала она, пытаясь сохранять спокойствие, хотя в голове у нее пролетали тучи мыслей, одна мрачнее другой.
Ей понадобилось некоторое время, для того чтобы обрести хотя бы малейшую ясность сознания, и первое, что она сделала, – это отодвинула руку, которая оказалась зажатой некоторой частью мужского тела, находящейся под ручками велосипеда.
– Прекрасный аромат, не находите? – Она поспешила продолжить игру, разрываясь между желанием послать его к черту и надеждой на то, что он не сильно ушибся.
Не обращая внимания на ее попытки разрядить обстановку, мужчина произнес:
– Это – пешеходная дорожка.
– Я знаю, – пробурчала Клер, понимая, что он может создать ей серьезные неприятности в связи с нарушением закона, если окажется, что он пострадал. Эта мысль ей не понравилась. – Мне очень жаль, что я на вас наехала.
Так оно и было. Ей было очень, очень жаль.
Жаль, что ее бобовые атаковали утром мухи. Жаль, что она забыла яблоко для Арчи. Жаль, что на ее пути оказался господин Ворчун.
Тридцать секунд назад она уже опаздывала. А теперь ей придется идти домой и приводить себя в порядок. И хуже всего, что ей придется звонить редактору новостного отдела и говорить, что ему придется отправлять другого корреспондента на встречу с председателем комитета по планированию.
Он будет вне себя от ярости. Она провела в Крэнбрук-Парке всю свою жизнь, и именно она должна была освещать происходящие в нем события.
– Вам не следовало использовать ее как гоночный трек…
О боже… Вот она лежит в грязи, придавленная велосипедом, с незнакомым мужчиной, обнимающим ее из-за нелепого стечения обстоятельств, и он уже читает лекцию по поводу безопасного поведения на дорогах.
– …к тому же вы даже не смотрели, куда едете.
– Возможно, вы не заметили. Но за мной гнался осел, – сказала она.
– О, я заметил.
Без сочувствия, но с явным удовлетворением.
– А сами-то вы? – спросила она. Хотя она его почти не видела, ей удалось заметить, что на мужчине был темно-зеленый комбинезон, и если она не ошибалась, в момент падения перед ее глазами промелькнули ноги, обутые в резиновые сапоги. – Смею предположить, что у вас нет разрешения на рыбную ловлю в окрестностях парка.
– И вы совершенно правы, – признался незнакомец, явно не испытывая ни малейшего угрызения совести. – Вы ушиблись?
Наконец-то!
– Просто пока вы не подвинетесь, я не смогу встать.
– Мне очень жаль, – сказала Клер с легким намеком на сарказм, – но после подобного падения двигаться нельзя. – Она писала статью о курсах по оказанию первой медицинской помощи для одного из женских журналов, поэтому неплохо в этом разбиралась. – Мы могли сильно пострадать.
– Вы шутите? Вы предлагаете лежать и ждать, пока мимо нас пройдет врач?
– У меня в сумке лежит телефон, – сказала Клер. Сумка слетела с нее в момент падения и теперь лежала слишком далеко для того, чтобы она могла сама до нее дотянуться. – Если можете достать его, наберите 911.
– У вас что-то болит? – Наконец она услышала в его тоне нечто отдаленно похожее на беспокойство. – Я не собираюсь вызывать скорую помощь из-за ушибленного эго.
– У меня может быть сотрясение, – заявила она. – И у вас тоже.
– Если вы получили его, вам некого винить, кроме себя. Велосипедный шлем должен находиться на вашей голове, а не в багажнике.
Естественно, он прав, но председатель комитета по планированию был мужчиной старой закалки. Любая журналистка, мечтающая написать статью, должна была быть безупречно воспитана и одета по случаю в юбку и туфли на высоких каблуках. И после долгих стараний, потраченных на создание высокой прически для ублажения старого женоненавистника, Клер не собиралась портить ее велосипедным шлемом.
Она собиралась поехать на автобусе сегодня утром. Но тут случилась эта история с черными бабочками, и она на него не успела.
– Сколько я пальцев показываю? – спросил господин Ворчун.
– О… – Она часто заморгала, когда прямо перед ее носом появилась испачканная ладонь. Вторая рука оставалась на ее спине в достаточно фамильярном положении. Но она не собиралась подавать вида, что заметила это. Более мудро с ее стороны было сконцентрироваться на второй руке, грязные пальцы которой поразили ее своей утонченной формой и невероятной длиной. – Три? – предположила Клер.
– Почти.
– Мне кажется, в данной ситуации «почти» не очень уместно, – проворчала она. – Может, попробуем еще раз?
– Сначала попробуйте сосчитать до трех.
– Прямо сейчас я не совсем уверена, что помню, как меня зовут, – солгала она.
– А имя Клер Тэкерэй тебе знакомо?
И в этот момент она сделала глупость и, оторвав взгляд от колокольчиков, взглянула на своего собеседника. И сразу забыла про сотрясение.
Теперь ей грозил сердечный приступ. Во рту пересохло, дыхание остановилось.
Господин Ворчун оказался вовсе не раздражительным стариканом, защищающим честь парковой дорожки. Возможно, он был сердитым, но совсем не старым. Он был в полном расцвете сил. Такими становятся смазливые юноши, прошедшие пору двадцатилетия и достигшие полного расцвета.
Хотя Хэла Норта смазливым назвать было трудно.
В юности он был довольно худощавым и очень диким по характеру, что одновременно пугало и привлекало ее. Когда она была еще совсем маленькой, ей очень хотелось привлечь его внимание, но она была готова бежать со всех ног в противоположном направлении, как только он бросал на нее взгляд. Когда она стала подростком, его образ поселился в ее фантазиях, которые довели бы ее мать до сердечного приступа, если бы она только предположила, что ее драгоценная девочка мечтает о городском хулигане.
Хотя беспокоиться насчет Хэла Норта у ее мамы причин не было. Клер была слишком наивна, чтобы идти дальше фантазий, и слишком молода, чтобы Хэл заметил ее существование. Кругом были толпы девиц его возраста, девиц с оформившимися фигурами, которых привлекала аура опасности и риска, окружавшая его и заставлявшая все ее тело дрожать от чувств, которым она не умела дать определение. Она чувствовала себя так, словно видела перед собой кумира из любимого фильма или рок-звезду, внезапно сошедшую с экрана телевизора. Ощущала внутреннего возбуждение, значение которого не понимала и не знала, что с ним делать.
Возможно, дело было в другом. Клер была «ботаником», никогда не принадлежала к стае крутых девиц, которые хихикали по углам по поводу того, что она не понимала. Пока ее одноклассницы практиковали свои женские способности, она ограничивалась чтением чужих переживаний на страницах литературы девятнадцатого века.
Он заметно возмужал с того момента, когда сэр Роберт Крэнбрук выгнал его из поместья по какой-то неизвестной ей до сих пор причине. Ее мать обсуждала случившееся с ее отцом шепотом, и когда Клер приближалась достаточно близко для того, чтобы расслышать, о чем они говорят, она сразу надевала на лицо дежурную улыбку и делала вид, что ничего не происходит. А с местными девчонками близких для сплетен отношений у нее не складывалось.
И тогда на страницах ее дневника появились записи о том, что на самом деле могло случиться, о том, как он вырастет и вернется за ней, обнаружив, что из гадкого утенка она превратилась в прекрасного лебедя. Хорошая тема для сказки… Прошло много лет, дневник затерялся в коробке среди старых школьных тетрадей, а сам сказочный герой был забыт во время реального любовного романа.
И теперь он лежал совсем близко к ней, ближе, чем она осмеливалась это представить в своих фантазиях. И она снова почувствовала силу его привлекательности, поняв, что ее влечение к нему никуда не делось, а с годами только окрепло.
Из худощавого юноши он превратился в широкоплечего мужчину. Его огромные ладони не смотрелись теперь так нелепо на фоне тонких запястий. Его скулы выглядели все так же мужественно. Все тот же волевой подбородок и орлиный нос, который, как она предположила, пару раз ломали. Мягкий изгиб нижней губы.
Клер напомнила себе, что ей теперь двадцать шесть. Теперь она – ответственный взрослый человек с серьезной работой и маленьким ребенком. Зрелая женщина, которая не краснеет. Никогда.
– Я удивлена, что ты меня узнал, – сказала она, пытаясь не выдавать волнения, несмотря на бешено стучащее сердце и пылающие щеки. Еще ей не давала покоя ее рука, зажатая между его ног. Сложно не потерять самообладания, оказавшись в подобной ловушке с мужчиной, который был плодом фантазий в ее девичьей спальне.
Она быстро отдернула руку, отчаянно мечтая не выглядеть глупо.
– Ты не сильно изменилась.
По его тону она поняла, что это не комплимент.
– Все такая же чопорная и скованная. И все так же катаешься на велосипеде по пешеходной тропинке. Могу поспорить, это – единственное правило, которое ты нарушила за всю свою жизнь.
– Не вижу ничего привлекательного в нарушении правил, – сказала Клер, пытаясь не реагировать на его едкие замечания. Его слова по поводу того, что она выглядит так же, как когда носила школьный пиджак и панамку, скрывавшую косички, ее потрясло. – Не вижу смысла в том, чтобы прятаться за ивами и воровать форель сэра Роберта. Или для тебя жизнь по правилам не имеет смысла?
– И все так же остра на язык.
Это уже слишком. Возможно, случившееся было неприятно, но тем не менее… За ней гнался осел, и любой другой мужчина на месте Хэла к этому моменту уже пытался бы сдержать улыбку. А большая часть из них уже бы громко смеялась.
– Кстати, о форели, – добавил он. – Роберт Крэнбрук никогда не был владельцем рыбы. У него лишь было право стоять на берегу и пытаться поймать ее. Хотя теперь он и это не может себе позволить.
– Возможно, нет, – сказала Клер. – Если верить слухам о финансовом положении сэра Роберта, новый владелец вряд ли обрадуется твоей самодеятельности. Но не беспокойся, – добавила она, предпринимая попытку разрядить обстановку, – я тебя не выдам, если ты пообещаешь забыть о моем нарушении.
– Может, вылезем из канавы, прежде чем ты начнешь переговоры?
Переговоры? Боже, она лишь пыталась пошутить!
– Кажется, сотрясения ты не получила, – продолжил он. – И если ты только не скажешь, что не чувствуешь ног или что-то сломала, я предпочту не отрывать врачей скорой помощи от более срочной работы.
– Правильное решение. – Вызов скорой помощи был не лучшим вариантом – и дело было не в недоверии к медикам, просто она не хотела сама оказаться на новостных полосах газет. – Подожди, – сказала она, хотя ей и не стоило беспокоиться по поводу того, что он начнет оказывать ей помощь. – Я посмотрю.
Клер попыталась пошевелить руками и ногами, согнуть пальцы. При падении больше всего пострадало ее плечо, и она была уверена, что с минуты на минуту почувствует боль, но, скорее всего, отделается лишь синяком. Вращающаяся педаль повредила ей голень. Костяшки пальцев были поцарапаны о ручку тормоза, а левая нога по щиколотку находилась в грязной холодной луже.
– Ну и?.. – спросил он.
– Сойдет. – Клер очень не хотела, чтобы Хэл понял, что ей трудно дышать в его присутствии. – Конечно, будут синяки, и еще сильно болит в том месте под талией, где находится твоя рука.
Он не счел нужным извиниться, в конце концов, это она въехал в него на полной скорости. Ей не следовало думать о том, на каких частях его тела появятся синяки. Особенно не следовало вспоминать, где находилась ее рука после падения.
– А ты как? – спросила она немного отстраненно.
– Чувствую ли я свою руку на твоей попе?
Уголки его губ поползли вверх, и ее несчастное сердце, которое только-только начало успокаиваться после того, как она его узнала, гулко ухнуло вниз.