Повести и рассказы
Из моей колдовской практики
Месть ведьмы
Это было пятнадцать лет назад, но я хорошо запомнила эту женщину. Она тихо вошла и нерешительно затопталась у двери. Я пригласила её присесть на диван, напротив которого стоял мой столик. Она осторожно присела на краешек. Вид у меня, наверное, был очень строгий и она заметно волновалась. Широко улыбаться клиентам у нас не принято (вежливость да, а панибратство не приветствуется). Не нужно, чтобы клиенты заблуждались, думая, что мы можем стать друзьями-подругами. Я попросила женщину присесть на диван, успокоиться, представиться.
– Меня зовут Надежда. – Слушаю Вас. Женщина вытащила из кармана своей сумки фотографию и протянула мне. Я внимательно посмотрела на фото. На меня смотрела пожилая женщина лет шестидесяти. Можно было бы не сомневаться в возрасте, если бы не глаза. Они были очень юными. А в шестидесятилетнем возрасте глаза шестидесятилетние, как бы не пытались имитировать их блеск.
– Дочь моя старшая, Олеся – неожиданно разрыдалась Надежда. – Мы уже четыре месяца по врачам и больницам мотаемся. Никакого генетического заболевания не обнаружили. Старушки-соседки мне сказали, что порчу навели на мою дочку. Что-то же с ней случилось?! Что, с моей дочерью? – слёзы лились ручьём. – Старится она с каждым днём. За полгода уже вон как состарилась. А ей ещё нет и двадцати. Посмотрите, какая она была ещё полгода назад, – протянула мне другое фото, – симпатичная. Что с ней, скажите, пожалуйста!
– Думаю, что это тяжёлое. Отчего, почему, как и что – выясню.
Я смотрела в глаза девушки и понимала – в том, что с ней произошло, большая вина самой девушки. В принципе, мы не должны и не обязаны вдаваться в подробные объяснения причин случившегося. В основном я выявляю причину и нахожу способ устранения этой причины, если это в моих силах. Не все ведь нам по зубам. И не каждую порчу нам «разрешается» снимать. Я сказала Надежде, чтобы она не отвлекала меня своими стенаниями и рыданиями, и что будет лучше, если она выйдет в приёмную, где может подождать моего «вердикта», а моя помощница немного отвлечёт от скорбных мыслей, напоит кофе и прочие ухаживания – обхаживания. Надежда чуть постояла в нерешительности, надеясь, что я передумаю, проникнусь, пожалею и предложу ей остаться. Не дождавшись милости от меня, она удалилась. А мне уже было ясно, что девушка заполучила мощное заклятие под названием «Ведьмино зеркало», которое старит человека за считаные месяцы. Такое заклятие может наложить только ведьма высокой квалификации.
Знаю, что ведьмы не имеют права самостоятельно принимать решение о наказании без крайне веской причины – обязаны спросить разрешение использовать наказание. Как правило, они его получают, но не сразу, а после прокачки на адекватность поступку или действию, за которое нужно наказывать. Да – да, и там такая вот «бюрократия» имеется. И получается наказание с отсрочкой, потому, что выносится на «обсуждение» на шабаш, который нередко экстренно собирается для обсуждения и принятия решения. В этом плане у них все на высшем уровне – своих не бросать. Каждое личное оскорбление любой ведьмы воспринимается как неуважение и плевок на шабаши. Поэтому всегда даётся разрешение на наказание за такой выпад в любой форме. Кроме того, такие внеплановые «летучки» позволяют получить внеплановые задания и карт-бланш на исполнение промежуточных пакостей.
Ведьмы поймут и знают, о чём я говорю. Но что-то я не туда уже. Кстати, если кому-то захочется поговорить на тему, что колдунья и ведьма – это одно и то же, не напрягайтесь, и не старайтесь убеждать в это меня. Побродите по просторам интернета, загляните в Википедию. Где-нибудь и найдёте информацию о том, что это две совершенно разных практики. Мне жалко времени даже на поиск информации для тех, не видит разницы между ними. А уж тем более тратить время на подготовку и размещение материала на эту тему. Настоящие колдуны и ведьмы, как правило, не поддаются сиюминутным эмоциям, которые влекут за собой решение о молниеносном наказании. Они всегда дают обидчику возможность исправить свою оплошность, ошибку и дают на это время. Но есть очень сильные чёрные ведьмы, которые как раз, крайне эмоциональны. Вот таких следует опасаться до дрожи в коленках.
Узнать, что перед вами именно ведьма, и такая ведьма в частности, трудно, конечно. Просто нужно помнить одну народную мудрость и придерживаться её: «Не груби, не зная характера, и кто перед тобой стоит». Вот и девушка не поняла, не узнала, не распознала и совершила поступок, который повлёк за собой такое жестокое наказание. И ещё «легко» отделалась. Ведьма могла бы её убить за пару-тройку дней. Такое мощное заклятие ведьмы накладывают крайне редко, из мести – за нанесённое лично ей тяжкое оскорбление. За какое именно оскорбление ведьма наложила заклятие на девушку, мне и предстояло рассказать её матери.
Ведьмы и колдуньи почти никогда не пересекаются в своей работе. Этакий суверенитет, который нарушать никто не имеет права. Договориться – да. Вторгаться – ни-ни. Только договариваться. Лишь изредка сталкиваются на кухонной «бытовой» почве начинающие ведьмочки и молоденькие колдовки – амбициозные «кухонные» бои, не более. Не смертельно, но для людей беспокойство. А тут работала высокопрофессиональная ведьма. Я пригласила в комнату Надежду и спросила, приходила ли к ним в дом чёрная кошка. Долго ли жила, куда и когда ушла. Женщина потеряла дар речи. Минут пять искала – молчала и, по-видимому, в себя приходила. Я подождала, когда она обретёт способность говорить и сказала, что жду рассказа. Надежда рассказала, что кошка была, но неожиданно пропала куда-то.
Исчезновение кошки расстроило Танюшку и Надежду, но постепенно смирились с её странной пропажей. И спросила меня, почему я задала вопрос о кошке и что это может значить. Я не торопилась с ответом, хотя сразу поняла, откуда, когда и зачем приходила кошка. – Когда и как появилась кошка? – спросила все же я. Надежда рассказала, что однажды, тёплым летним вечером она вышла на улицу отдохнуть от домашних дел, прогуляться. Было уже десть часов вечера, когда она, досыта нагулявшись, присела на лавочку возле своего подъезда. Тут и соседка по лестничной площадке, Светлана, тоже вышла свежим воздухом подышать. Затем ещё две закадычные подружки: вездесущие баба Оля и баба Сима, соседки с этого же подъезда, подсели. И начались обыкновенные бабьи пересуды. Незаметно ещё часик пролетел. Надежда засобиралась домой. И тут баба Оля, испуганно ойкнула и вскочила с лавочки. Об её ноги тёрлась чёрная кошка. Никто и не заметил даже, как и когда она подошла к лавочке, откуда появилась. – Тьфу, нечисть, напугала до смерти, – нарочито строго прикрикнула она, и замахнулась на кошку своей клюшкой.
«Нечисть» отскочила на безопасное расстояние, но не уходила. Стали гадать, чья это гостья, из какого дома. Вроде ухоженная, не облезлая – выходит домашняя. А кошка сидела и внимательно наблюдала за этими угадываниями по поводу её места жительства. Одна из собеседниц обратила внимание на то, что кошка как-то по-особенному смотрит на Надежду, прямо сверлит её взглядом, будто изучает. А баба Сима сказала, что взгляд у кошки человеческий – странно и страшновато. Думали – гадали, и предложили бабе Оле забрать приблуду. Она жила одна, все веселей будет. Баба Оля не успела и слова сказать, как кошка прыгнула Надежде на колени, и начала громко мурлыкать, тереться об руку, прижиматься к её животу.
Все рассмеялись:
– Ну вот, Надюха, и решился вопрос. Тебя кошка приметила, к тебе ластится, тебе и привечать гостью загадочную – затараторила баба Сима. – Принимай нового члена семьи, тем более что и Танюшка твоя просит взять в дом котёнка. А эта, – посмотрела на кошку, – нестарая, год ей примерно. На черных-то нынче спрос великий, – засмеялась.
Надежде не очень хотелось брать неизвестно откуда взявшуюся чернушку, но кошка была ласковая, нежная. В глаза смотрела доверчиво, ласково урчала. «Возьму, – подумала, – а там видно будет. Может быть и хозяева найдутся. А нет, так пусть живёт. Лишняя не будет». Прижала кошку к груди и молча понесла домой. Её младшая дочь, пятилетняя Танюша, очень обрадовалась появлению этого хвостатого чуда. Старшей, Олеси, дома не было. Девушка на два месяца уехала со своей подругой Ириной в деревню к бабушке Ирины, где у них был огромный коттедж с большим участком земли – решили там пару месяцев на каникулах отдохнуть. Они и в прошлом году почти все лето в деревне у бабушки Ирины провели.
Надежде не очень нравилась дружба дочери с Ириной, которая была очень заносчивой и, как казалось Надежде, коварной и подлой. Всех девушек и парней, у кого туфли, футболки и брюки были дешевле тысячи долларов, Ирина считала нищими и презрительно называла нищебродами. Надежда считала, что Ирина просто использует Олесю в каком-то неприглядным качестве, как контраст, что ли. Дочь симпатичная, но не красавица, жили они скромно. Одевалась Олеся неброско. Надежда не раз пыталась поговорить с дочерью об этой странной дружбе. Но Олесю не волновало мнение матери. Такой вот она была.
Девочки учились в одной школе. Ирина на два класса старше. Непонятно чем и как привязала к себе Олесю, но дочь только отмахивалась, когда Надежда пыталась выяснить, что общего между ней и Ириной, дочерью влиятельного чиновника. Ирина таскала Олесю за собой везде и всюду: на танцы, по клубам, в деревню к своей бабушке. Отец для дочери не жалел денег на вещи, золото и Ирина шиковала. Давала Олесе одежду, украшения. Та брала и носила их с удовольствием. Благо размер одежды подходил. Надежде все это не нравилось, но Олесю невозможно было уговорить не носить чужие вещи, пусть они и дорогие, и красивые.
Олеся была равнодушна к животным: кошкам, собакам. Но не заводили до сих пор, потому что у мужа Надежды была аллергия на кошачью и собачью шерсть. Уже больше года как он умер. Теперь можно и кошку завести, тем более, она сама пришла и как будто попросила приюта. «Против черной кошечки Олеся не будет» – думала Надежда. Назвали кошку достойным кошачьим именем – Чернушка. Танюшка сразу начала играть с ней в какие-то свои игры. Вертела-пеленала как куклу, катала её в кукольной коляске. А кошка не сопротивлялась. Может с детьми росла, кто знает.
Так и зажила найдёныш обыкновенной жизнью: сыто пила-ела, спала вдоволь, купаться любила, даже плавала в ванне, чего не свойственно кошкам – любить воду. Жили, не тужили. Однажды позвонила Олеся и сказала, что они с Иришкой возвращаются из деревни. Надежда обрадовалась. Правда переживала немного, как воспримет Олеся то, что в квартире поселилась кошка.
Но Олеся не возмутилась присутствием кошки, словно не замечая её. Зато хвостатая изменила своё поведение. Завидев девушку, она внезапно останавливалась, и ждала пока та пройдёт мимо неё. Затем тихо кралась за ней, стараясь идти след в след. Смешно было смотреть на эти кошачьи чудачества. Никто тогда и не подозревал, что это смешное вскоре станет горьким. Однажды утром Олеся сидела на кровати и смотрелась в зеркало. На вопрос матери, что она там рассматривает, девушка ответила: «Любуюсь собой». Обе рассмеялись. Девушка поставила зеркальце на прикроватную тумбочку и направилась в ванную. Проходя мимо открытой двери спальни дочери, Надежда увидела кошку, сидящую на тумбочке. Чернушка пристально вглядывалась в круглое зеркало Олеси. «Кокетка», – усмехнулась женщина и позвала кошку. Но та даже не отреагировала на зов.
Надежда ушла на кухню. Олеся, выйдя из ванной, зайдя в комнату и увидев, что кошка сидит на столике, заругалась: – Если уж взяли кошку, смотрите за ней, чтобы нигде не лазила. Подойдя к столику, швырнула Чернушку на пол. Та фыркнула, зашипела, и неожиданно для всех кинулась на девушку, расцарапав ей левую ногу. Олеся вскрикнула, схватила кошку за шиворот и выкинула её на лестничную площадку. Надежда попыталась заступиться за животное, но дочь так посмотрела на неё, что женщина не решилась говорить что-либо. Девушка пошла в кухню, достала йод, вату и стала обрабатывать расцарапанное место. Внезапно она услышала лёгкий стук в окно.
Обернувшись, увидела смотрящую через стекло кошку, которую в гневе выкинула на площадку несколько минут назад. Чернушка внимательно смотрела в глаза девушки. Олеся вскрикнула. Прибежала Надежда и спросила, что случилось. Девушка дрожащим голосом сказала, что на подоконнике снаружи сидит их кошка и смотрит в кухню. Надежда подошла к окну. Из-за стекла на неё, действительно смотрела их Чернушка. Встретившись с Надеждой взглядом, кошка, как показалось, жалобно мяукнула. Женщина поспешила открыть окно, чтобы впустить в квартиру обиженную на весь свет Чернушку. Но кошки там не было. И тут Надежда замерла в ужасе. Внешняя часть подоконника была не широкой. Даже голубь едва разместился бы.
Но кошке места явно не хватило бы. Но даже не это шокировало Надежду. Их квартира находилась на восьмом этаже девятиэтажного дома. У Олеси началась истерика. Надежда с трудом успокоила дочь, хотя сама испугалась не меньше. Она увела девушку в комнату, накапала её корвалола, и Олеся уснула. Когда девушка проснулась, Надежда попыталась обсудить с дочерью событие в кухне, но девушка очень удивилась вопросу матери, как кошка могла попасть на подоконник кухни: «О чем ты, мама?». Она вела себя так, как будто ничего не произошло. Надежде показалось, что дочь как-то таинственно улыбается.
Это не на шутку встревожило женщину. Но на все её попытки поговорить с дочерью о происшествии и необходимости посетить психолога, Олеся отвечала категорическим отказом обсуждать эту тему вообще. Вскоре все вошло в свою колею. Жизнь потихоньку налаживалась, и все уже забыли о том, что произошло тогда в кухне. Только Надежда стала замечать, что дочь стала подолгу смотреться в своё настольное зеркало, чего раньше никогда не было. На вопрос Надежды, чего она там все высматривает, девушка рассмеялась: «Свою судьбу». Надежда сказала дочери, что есть давняя народная примета – в зеркало меньше смотреть, а то не высмотришь свою судьбу, а просмотришь.
Однажды утром Надежда услышала душераздирающий крик Олеси и вихрем ворвалась в комнату дочери. Девушка закрывала лицо руками и кричала не переставая. Бросилась к дочери и попыталась оторвать её руки от лица, но Олеся сопротивлялась так, как будто Надежда пыталась ей яду в рот налить. Не прекращая дикой истерики, девушка, наконец, открыла лицо. Надежда грохнулась в обморок. Придя в себя, она, решила, что все происходило в её сне. Но это была явь. Лицо дочери было покрыто кошачьей шерстью. На сей раз истерика началась у обеих. Несколько часов дочь и мать просидели, обнявшись, и не переставая рыдать. Никакие успокоительные уже не помогали.
Женщины не понимали, что произошло и не знали, что делать. Часам к трём ночи обеих внезапно сморил сон. Они решили, что пойдут в больницу или будут искать бабушку-целительницу и, обнявшись, уснули. Яркий луч солнца в окно разбудил Надежду. Она открыла глаза и с ужасом вспомнила события минувшей ночи. Будильник показывал половину девятого. Повернулась и взглянула на дочь. Олеся спала и улыбалась во сне. Лицо у неё было совершенно чистое. Женщина потрясла головой, словно старалась стряхнуть своё недоумение и ночной кошмар. С минуту она соображала, сон это был или явь. Осторожно высвободила руку и сползла с дивана, стараясь не разбудить дочь. Села в кресло и задумалась о том, что же всё-таки произошло.
Услышав шорох, вернулась из задумчивости. Это проснулась Олеся. Потянулась, и, увидев мать, сидящую в кресле, сказала:
– Какой мерзкий сон я видела. Будто иду я по берегу реки в той деревне, куда мы с Ирой ездили. И вдруг реки и берега нет, а вокруг тёмный лес. Дороги нет, а лишь едва видная в траве тропинка. По ней я и пошла. Дошла до какого-то небольшого не то озерка, не то болота. Во сне не разобралась. На берегу этого водоёма стояла древняя избушка, словно из сказки «О рыбаке и рыбке». Одолело любопытство, и я зашла в неё. А там на лавке сидит дряхлая старуха. И почему-то в моих джинсах и футболке, которые я отдала одной деревенской девчонке, пристроившейся неподалёку от нас на пляже, когда мы с Иринкой в последний раз ездили в деревню. У старухи на коленях сидит наша кошка, смотрит на меня и улыбается, как человек. Я спросила старушку, кто она, и почему живёт в такой древней халупе и такой нищете. Неужели ей некому помочь?! Ведь на дворе двадцатый век. Ещё я спросила, откуда у неё мои вещи, которые я отдала девчонке на речке. Но старуха утверждала, что я именно ей отдала эти вещи. И что у неё есть кому помочь и помогают. И добавила, что я скоро стану такой же дряхлой, как и она. Взгляд у неё был недобрый. Я испугалась и выскочила из домика. Вслед мне хохотала кошка, и я слышала, как мне кто-то вслед мерзко хихикал и шептал, что «скоро я встречусь со своим папочкой». Я побежала оттуда без оглядки, вдоль берега, вижу горбатый мост через реку. А река вроде та, что и в деревне, куда мы с Ирой ездим к её бабушке. Вдруг я споткнулась. Но не упала, а полетела над землёй, водой, мостом и упала в болото, которое, почему-то, начиналось прямо от моста. Рядом упала и барахталась Ира. Она плакала и просила меня помочь ей выкарабкаться из болота. Я кинулась, пыталась плыть, но помешал откуда-то взявшийся плот, который остановился между мной и Ирой. На нём сидела та старуха из избушки, и улыбалась. Мне было трудно дышать, я начала уставать и закричала, чтобы она помогла мне, вытащила меня. Но старуха рассмеялась и сказала, что меня, если захочет, вытащит та, которая и затащила меня в это болото. И добавила, что ещё не поздно исправить ошибку и загладить вину. Сказала, что у нас обеих будет очень трудный выбор, но именно в этом выборе и спасение. Я пыталась ухватиться за плот. Старуха покачала головой: «Не сейчас, и не сразу». И плот стал уплывать от меня. Я пыталась догнать его, продиралась сквозь трясину, меня тянуло на дно, я захлёбывалась. И вдруг начала тонуть, задыхаясь от попавшей в рот болотной вонючей жижи. Но каким-то невероятным усилием я смогла высвободить голову и руки. Возле меня опять этот плот. Только на нём уже одна Ирка, а женщины не было. Я умоляла Ирку спасти меня, но она отказалась и начала пятиться к краю плота, говоря, что он может выдержать только одного человека, и она не может жертвовать собой ради меня, без пяти минут покойника. Мне было страшно, я кричала, плакала, но Ира отвернулась от меня и стала смотреть в другую сторону. Плот опять начал потихоньку отплывать, и я почувствовала, что силы совсем покидают меня. Я плакала, что Ира меня бросила. Я ни за что так не поступила бы. Сил у меня уже не было. Рот и глаза были забиты илом. Вдруг кто-то схватил меня за волосы и вытащила меня на плот. Я протёрла глаза и увидела ту старуху из той избушки. Рядом с ней сидели две чёрные кошки. Одна из них подошла ко мне и уставилась на меня немигающим взглядом. Но я не стала отгонять её. Мне было страшно. Болело лицо, голова, руки, в груди было горячо. Я прошептала: «Можно я посплю? А где Ира?» Старуха сказала мне, если я не осознаю свою ошибку, скоро усну навечно. И добавила, чтобы я не волновалась за свою подругу – она о ней очень позаботится. Плот быстро доплыл до берега. Мне показалось, что это тот самый берег реки в деревне, куда мы с Ирой ходим загорать и купаться, когда приезжаем к её бабушке. Старуха сошла на берег, держа в руках обеих своих кошек. Повернулась и сказала мне: «Вы скоро сами ко мне придёте. Как меня найти, вам подскажут. За подругу не переживай. Да и плохая она подруга. Сама все увидишь и поймёшь. Не опоздай, Олеся. Подруге твоей ещё за тобой убирать и доедать». И я проснулась. Мама, как ты думаешь, что этот сон может значить?! Что Ира будет доедать и убирать за мной?! Ужас какой-то. Мне страшно, мама. – Не знаю. Но радуйся, что это всего лишь сон.
– Пойдём стол накрывать и завтракать, – ответила Надежда. – Вон уж и Танюша проснулась. И пошла на кухню хлопотать с завтраком. За столом балагурили, словно старались забыть, что произошло накануне. Днём Олеся уехала к Ирине. Вернувшись, сказала – подруга не поверила рассказу о ночном происшествии, сказав, что такого не может быть, назвав рассказ Олеси фантазией. Но сон это или явь – с той самой ночи девушка люто возненавидела кошек. Если рядом случайно оказывалось животное кошачьей породы, Олеся гнала его от себя пинком или бросая в него всё, что попадёт под руки. Кроме того, она перестала подолгу смотреться в зеркало. Так, по-быстрому подкрасится и все. Молодость взяла своё и вскоре девушка забыла о кошмарном происшествии. Прошёл месяц. У младшей сестры заболел зуб, и Олеся повезла её к детскому стоматологу. Танюша стойко перенесла все манипуляции у стоматолога и к обеду они были дома. Надежда попросила Олесю сходить в магазин за хлебом, так как сама она не успела – готовила.
Олеся ушла, а Надежда отвела Танюшу в её комнату и уложила в кровать отдохнуть после стоматологических страданий – кушать-то два часа нельзя. Включив девочке телевизор, вернулась на кухню. В дверь позвонили. «Кого это принесло?», – подумала Надежда. – «У Олеси свой ключ». И пошла к двери. Взглянув в глазок, она увидела соседку Светлану. Открыла и вскрикнула. На полу у лифта лежала Олеся. Рядом лежал пакет с хлебом.
– Что с ней?! – наклонилась над дочерью.
– Не знаю, Надюша! Я вышла мусор вынести и увидела, что она лежит. Крови нигде не видно. Похоже в обмороке. У тебя нашатырный спирт есть? Надежда побежала в кухню, где у неё была аптечка. Схватив вату и пузырёк с нашатырём, бегом обратно. Намочив ватку, поднесла её к носу дочери. Олеся зашевелилась, оттолкнула руку матери. В глазах девушки был неподдельный ужас. Её лихорадило.
– Где она?! – закричала девушка. – Кто? Что случилось, доченька?! – Кошка! Ваша чёртова кошка! Я её только что видела!
Надежда оглянулась: – Нет тут никакой кошки. Где ты её видела?
Но Олеся расширившимися от ужаса глазами смотрела в сторону подъездного окна:
– Как нет, когда вон она сидит на подоконнике и смотрит на меня! – у девушки началась истерика.
Надежда и Светлана посмотрели на окно, но там никого не было.
– Что с ней, Надя? – спросила Светлана.
– Не знаю. Сейчас вряд ли что от неё добьёшься. Помоги мне довести её до кровати. Надежде не хотелось ничего рассказывать соседке. Назавтра уже весь двор трезвонил бы о том, что Олеся сошла с ума. Женщины довели девушку до кровати, и Надежда, поблагодарив соседку за помощь, проводила её до двери. Светлане, конечно же, очень хотелось узнать и понять, что происходит с Олесей, но Надежда деликатно её выпроводила. Уже то, что Светлана стала свидетельницей происшествия, станет темой для обсуждения на очередном дворовом собрании. Просить Светлану никому ничего не говорить, было бесполезно – она была заслуженной меж дворовой сплетницей. Проводив соседку, Надежда вернулась к дочери. Олеся лежала, повернувшись к стене. Надежда окликнула её, но ответа не последовало. Поняв, что дочь уснула,
Надежда накрыла её тёплым пледом и вышла из комнаты. Решила, что после выходных отвезёт Олесю к психологу. Посмотрела на часы. Было пятнадцать тридцать. Заглянула в комнату младшей дочери. Танюша тоже уснула. Выпив успокоительного, Надежда прилегла на диван в своей комнате и незаметно задремала. Проснулась она от лёгкого прикосновения. Открыла глаза и увидела стоявшую рядом Олесю:
– Мамочка, пойдём чайку попьём. Я там уже стол накрыла. Болела голова. «Не нужно было ложиться, наверное. Теперь до самой ночи будет болеть» – посетовала про себя. Приняла таблетку цитрамона и поплелась на кухню вслед за дочерью – чаёвничать. Олеся уплетала бутерброды, балагурила. – Мамочка, мне сейчас эта приблудная мерзость приснилась. Жуткий сон. Как будто я вышла из лифта и меня окликнули по имени. Я оглянулась и увидела сидящую на окне Чернушку. Мамочка, у неё были такие огромные человеческие глаза. Злые, колючие. Она звала меня по имени и взглядом прямо тянула к себе. Я пыталась отвернуться, но у меня ничего не получалось. Я не могла двинуться с места, чтобы убежать. Кошка спрыгнула на пол и стала приближаться ко мне, говоря при этом человеческим голосом: «Скоро ты придёшь и будешь умолять меня о прощении». Медленно так приближалась. При этом её морда превращалась поочерёдно в лицо: девушки, женщины, старухи.
– Боюсь, это не сон, дочка, – Надежда отодвинула стакан и внимательно посмотрела на дочь. – Олеся, ты можешь мне объяснить, что произошло на лестничной площадке? Ты чего в обморок-то упала? – Я в обморок? Когда?! Где?! – недоуменно посмотрела на мать Олеся, перестав жевать. – Какой обморок?! О чём ты?!
– Ты пошла за хлебом. Тебя не было полчаса. Тётя Света, соседка наша, увидела тебя, лежащую на площадке у лифта. Позвонила в дверь. Я вышла и увидела тебя. Вот, – показала на пузырёк с нашатырным спиртом и ватку, – я тебе давала понюхать, чтобы ты в себя пришла. На мой вопрос, что случилось, ты закричала: «Где она?!» и все про кошку нашу бредила.
Олеся побледнела:
– Значит это был не сон?! Значит эта тварь не привиделась мне?! Почему я в обморок упала?! Что эта мерзость делала на площадке?! Почему она меня преследует?!
У надежды сердце разрывалось от жалости и горя. Она пыталась успокоить дочь, но та забилась в истерике:
– Мамочка, что происходит со мной?! Я же не наркоманка, чтобы глюки ловить! За что она меня преследует и почему я должна просить прощения?! И у кого? Мне страшно! Мне страшно! Что происходит?! Что со мной?!
– Доченька, успокойся, прошу тебя! Давай в понедельник сходим к доктору. К психологу. Возможно он выяснит причину и назначит лечение.
– Я что, с ума схожу?! Я псих?! – у Олеси продолжалась истерика.
– Доченька, не психиатр, а психолог. Это совсем другое. Вот, – накапала в рюмку корвалола и подала дочери. – Выпей и успокойся. Пойди, полежи, отдохни. А в понедельник к доктору сходим. Успокойся, родная моя, – прижала к себе дочь.
– Сходим, – обречённо проговорила и, выпив капли, поплелась в свою комнату. Надежда обратила внимание на то, что у дочери какая-то тяжёлая шаркающая походка. Но списала это на усталость и нервное перенапряжение. Пошла вслед за дочерью. Олеся попросила плед, сказав, что её морозит и клонит в сон, и чтобы не будили её к ужину, если она уснёт. Сказала, что хочет выспаться. Надежда заботливо укрыла дочь, и вышла из комнаты. Зайдя минут через пятнадцать, увидела, что Олеся спит. Закрыв дверь в комнату дочери, Надежда решила занять свою младшую, чтобы она не шумела – включила ей мультфильмы. Сама решила заняться приготовлением ужина.
Приготовив и накрыв на стол, позвала младшую дочку. Олесю будить не стала. «Пусть поспит, успокоится», – решила. Собрала Танюшу и вышла с ней во двор прогуляться перед сном. Летние вечера тёплые стояли. На площадке столкнулась со Светланой.
– Как Леська-то? – полюбопытствовала соседка. – Что это с ней было? С чего она в обморок-то грохнулась? Может она беременная? А что, – хихикнула, – дело молодое. Сейчас без мужика рожать стало модно.
– Любопытная ты больно, – буркнула Надежда. – Даже если и так, тебе-то какое дело? Сама вон, двоих внебрачных растишь. Отстань! Как-нибудь без тебя разберёмся, – отмахнулась, – иди себе, подружка, иди.
Светлана фыркнула и скрылась за дверью своей квартиры. А Надежда с дочерью вышли на улицу. Надежда не переставала думать о старшей. Что происходит с Олесей? Что будет дальше? Нужно срочно показать её врачу. Вернувшись с прогулки, Надежда заглянула в комнату Олеси и прислушалась. Дочь тихо посапывала. Лицо было спокойное и умиротворённое. Будить не стала и тихонько отошла от двери. Еще раз поужинали вдвоём с Танюшей, почитали книжку. Уложив девочку спать, Надежда ушла к себе в комнату. Включила телевизор, но отвлечься не удалось. Мысли о состоянии Олеси не давали покоя. Но незаметно женщина уснула.
Разбудил её истошный крик. Взгляд упал на часы. Было пять часов утра. Крик нёсся из комнаты старшей дочери. Надежда вскочила и побежала в комнату Олеси. Девушка сидела перед зеркалом и, закрыв лицо руками, визжала не своим голосом. Надежда подбежала к ней и попыталась оторвать руки дочери от лица. Но Олеся сопротивлялась, продолжая визжать и закрываться. Наконец, Надежде удалось уговорить дочь открыть лицо и в ужасе отпрянула.
Лицо дочери покрылось сеткой мелких морщин, а щёки едва заметно провисли. У девушки началась такая истерика, что пришлось вызвать неотложку. Надежда рассказала врачу и фельдшеру что произошло и показала им паспорт дочери. Врач пожал плечами и сказал, что есть такая генетическая болезнь, при которой люди стареют в десятки раз быстрей положенного срока и живут недолго. Сделали Олесе успокоительный укол и, порекомендовав обратиться к врачу по профилю, бригада скорой помощи уехала.
Начались больничные мытарства: врачи, анализы, лечение. Врачи ломали голову – ничего такого, что говорило бы о генетическом заболевании не находили, но Олеся продолжала стремительно стареть. Девушка дважды пыталась покончить жизнь самоубийством. Наблюдалась у психиатра. Когда Надежда пришла ко мне, Олеся выглядела на шестьдесят – шестьдесят пять лет. Но спасти её ещё было не поздно. Я попросила женщину как можно быстрей привезти дочь ко мне. И добавила, что привезти девушку должна не она, а та самая подруга, с которой девушка ездила в деревню. Надежда посмотрела на меня:
– А почему не я?! – Так нужно, – отрезала я. – Жду вашу дочь. И чем быстрей, тем лучше.
Женщина с минуту потопталась у двери в ожидании объяснений, и вышла. Через два дня Ирина привезла Олесю. Вид девушки шокировал даже меня, не раз видевшую тяжёлые последствия разного рода порчи. На меня смотрела пожилая женщина лет шестидесяти пяти. Морщины на лбу, сеть мелких морщин по слегка обвисшим щекам, вокруг глаз и губ. Заметная одышка. «Ничего себе, раздухарилась ведьмочка. Через бронхи-лёгкие решила угробить» – усмехнулась я про себя. – «Могла бы и помягче».
Пригласила девушек присесть на диван. Внимательно посмотрела на Олесю. Было ощущение, что девушка страдает тяжёлой формой бронхиальной астмы: тяжёлый вдох, свистящий выдох. Симптомы бронхиальной астмы были знакомы мне, так как моя свекровь страдала этим заболеванием. Мне было жаль девчонку. Но за причинённое зло всегда приходит расплата. Внезапно девушка заплакала:
– Что со мной?! Вы можете мне помочь?! – умоляюще смотрела на меня. – У меня болит сердце, тяжело ходить, задыхаюсь. Я скоро умру?!
– Ещё два – три месяца, и тебя не стало бы, – сказала я. – Хотя тут не столько моя помощь нужна. Все от вас обеих зависит. И повернувшись к Ирине:
– Ты больше самой Олеси виновата в том, что с ней произошло.
– Я?! – обалдело смотрела на меня Ирина. – Я-то в чём виновата?! Я сама в шоке оттого что происходит. Что с ней?!
– В том, что произошло с Олесей, ты, Ирина, виновата больше, чем Олеся, – повторила я. – Поверь – это так.
– С чего это вдруг?! – удивлённо переспросила. – Садись и слушай, – резко сказала я девушке. – Вы обидели ведьму, а это никогда не остаётся безнаказанным, поверьте мне.
– Кого?! Кого мы обидели?! – одновременно вскочили девушки. – Какую ведьму?! О чём это вы?!
– Твоя мама, – обратилась я к Олесе, – рассказала мне, что тебе приснился сон, который ты назвала странным и неприятным. Не странный он, а вещий и объясняющий тебе причину твоего старения. Я сразу поняла причину. Опыт. Немало я подобных последствий от обиженных ведьм видела. Ведьму вы жестоко обидели. Вот и получили ответ.
– Но если мы обе обидели, она-то, – показала на Ирину, – не пострадала, – заплакала Олеся.
– Ты сейчас о себе говори, девочка, – усмехнулась я. – Мне на тебя даже смотреть больно. Передо мной пожилая женщина сидит, а девичье сердце страдает. Ирина…
– А что я?! – перебила меня Ирина. – В конце концов, кого мы обидели и как?! Какую ведьму?! Бред какой-то! – возмутилась Ирина. – Я-то за что должна страдать?! Что я сделала?! Вы можете объяснить нам, наконец?! – всё больше распалялась девушка.
– Вспоминайте, какая девушка рядом с вами находилась на берегу речки, – повернулась к Олесе, – я по твоему сну все поняла, девушка… Вспоминайте, – обратилась уже к обеим, – что происходило там, на речке. Я могу, конечно, в общих чертах рассказать, что происходило. Но вам-то лучше знать, что и как.
– Ничего особенного и не происходило, – заворчала Ирина. – Мы просто купались, загорали, пили пиво, шашлык жарили.
– Вдвоём?
– Да. Никого с нами не было. Местных парней мы не звали. Они там все такие уроды. От всех конюшни и навозом воняет, нищеброды.
Я усмехнулась.
– Ладно, про навоз и лошадей мы сейчас говорить не будем. Не вспомнили, кто ещё с вами рядом находился на берегу?
– Точно! – у Олеси моментально высохли слёзы. И повернувшись к Ирине, – помнишь, там была девчонка с кошками?! Ну помнишь?! Которая потом куда-то незаметно исчезла? Ну, у которой ты велосипед брала, помнишь
– И что? – захохотала Ирина, – Олеся, ты хочешь сказать – та убогая побирушка, который ты подарила свои заношенные джинсы и потёртую футболку – ведьма?! Ну ты даёшь! Ну и рассмешила! – продолжала хохотать Ирина.
– Именно та, по твоему мнению, побирушка и есть сильная ведьма, которая наложила заклятие на Олесю. Думаю, девочка, – усмехнулась я, – она и тебе приготовила подарок.
– Мне-то за что?! И какой подарок?!
– Этого я уже не знаю, Ирина. Поживём – увидим.
– И вы это так спокойно мне говорите?! Знаете, что мне что-то угрожает, и ухмыляетесь? Вы тоже ведьма?! Защититься как-то можно?!
– Нет. Я не ведьма. Но знаю, как ведьмы умеют мстить. Сейчас речь не о тебе, и проблема пока не у тебя, а у Олеси. И её (проблему) нужно решать вместе. А ты обязана помочь подруге.
– Что значит «пока»? Чем я могу помочь, интересно? – раздражённо спросила Ирина.
– Я сейчас все скажу, немного терпения. Есть два варианта спасти Олесю. О них я скажу чуть позже. А сейчас поговорим подробней о том, за что ведьма наказала вас.
– «Вас?!» – переспросила Ирина. – Я вроде не страдаю и не чувствую ничего. Не думаю, что та голодранка была ведьмой и могла наказать нас. И не нас, а Олесю.
– Поживём, увидим. А сейчас поговорим всё-таки о той девушке, которая с вами на берегу расположилась. Эта, как ты, Ирина, выражаешься, голодранка, самая настоящая ведьма, не сомневайся. Может мне все честно расскажете? Оттого, насколько вы будете правдивы, зависит как быстро решится проблема – обратилась я к обеим девушкам.
– Пусть Ира рассказывает, – опустив низко голову, проговорила Олеся. Её голос вновь задрожал. – Мне неприятно вспоминать тот день. Я наказана за тот день?! – заплакала…
Даже мне, видевшую немало слёз, было жаль эту глупую девчонку:
– За тот. Это уже понятно, – сказала я. – Ну так, слушаю, тебя, Ирина. – Повторяю, я все поняла из сна Олеси. По нему сложно, конечно, судить что именно вы натворили. Но судя по тому как ведьма отомстила, говорит о том, что участницей события была и кошка. От вас я хочу услышать подробности. Хотя бы для того, чтобы не тратить драгоценное время на просмотр этих событий. Зеркала всё равно покажут событие. Но через них… лучше сами расскажите.
– Это как через зеркала? – полюбопытствовала Ирина. – Не отвлекайся. Рассказывай. Ты, или Олеся, мне без разницы, кто расскажет. Главное, не занижайте долю участия каждой в этой истории.
– Да пожалуйста. Ничего особенного. День как день, – рассмеялась Ирина. – Пили пиво, жарили шашлык. Недалеко от нас на берегу сидела девчонка, наша ровесница примерно. А может постарше, – начала свой рассказ.
– Ничего особенного. А одежда, – засмеялась, – платье застиранное, – поморщилась, – какая-то смешная панамка. Да мы особо и не рассматривали её, внимание на ней не заостряли. Сидит себе деревенская золушка, и сидит. Нам какое дело. Мы пили пиво, шашлыки ели. Ну так, иногда на эту девку взгляды бросали посмеиваясь. Она в нашу сторону раз десять подолгу смотрела. Прислушивалась или голодная была. У них там не каждый может позволить себе шашлыки, если своего скота нет. А у моей бабушки есть свиньи, куры. Бабушка любит скотину, хозяйство. Мои предки ей говорили, чтобы жила себе спокойно – деньги ей даём, продукты возим, лекарства покупаем. Но она копается в своём огороде и в свинарнике. Отец ей помощницу из той же деревни нанял. В общем, мясо своё, яйца. К бабушке многие деревенские ходят за яйцами. Смешно. Жить в деревне и покупать яйца. – Не отвлекайся, – остановила я попытки Ирины порассуждать на тему деревенского житья-бытья.
Ирина фыркнула. Но продолжила:
– Так вот, решили мы ту девчонку пригласить к костру, чтобы шашлычка поела. Жалко, что ли? Потом посуду помыла бы да подъела за нами. Домой прихватила бы остатки – накормить папашу-алкаша. Я крикнула, чтобы она шла к нам. Девушка отвернулась, как будто и не слышала. Звать ещё раз я не стала, конечно. Продолжили одни. Вскоре пиво закончилось. За добавкой, – хохотнула, – нужно было идти в деревню. А лень было пешком тащиться. Заметила, что рядом с золушкой велосипед. Я сказала Олеське, чтобы она попросила его у деревенской, сгонять туда и обратно за пивом. Олеська пошла. Смотрю – возвращается пешком. Сказала, что не даёт она велосипед. Меня, конечно, зло взяло. Что ей, жалко?! На полчаса, не больше. Пошла сама. Олеська же тупая, не умеет договариваться.
Конец ознакомительного фрагмента.