Место Снов. Глава 6. Всадник П. (Эдуард Веркин, 2006)

Зимин очнулся и обнаружил, что его тащат по земле. Ноги были привязаны к большой еловой ветке, а ветка на длинной веревке волоклась за черной лошадью. На лошади задом наперед сидел накачанный парень лет четырнадцати, в панцире, с мечом за спиной и вообще в рыцарской амуниции. Парень прихлебывал из глиняной бутылки, откусывал от целого каравая и что-то мычал. Зимину показалось, что он поет что-то вроде «Королевы бензоболонки» или «Сердце красавиц», разобрать было трудно. Видимо, он был не чужд элементов духовной культуры.

Парень пел, размахивал караваем и бутылкой – явно пребывал в радужном настроении. Зимину же было не очень весело – его голова то и дело стукалась о дорожные камни, отчего в глазах вспыхивали легкомысленные звездочки. Зимин хотел было крикнуть всаднику, чтобы он остановился и немедленно его отпустил, но тут Зимин увидел Ляжку и окрикивать всадника передумал.

Ляжка весело шагал рядом с Зиминым. На шее у него болталась грубоплетеная веревка, а в руке тоже был хлеб. Ляжка жевал. И чтобы принимать пищу более равномерно, забегал вперед и ждал, пока лошадь не натянет петлю. В промежутках он успевал откусывать от горбушки большие куски и быстро их прожевывать. Выглядел Ляжка счастливо, это совсем не понравилось Зимину. Он собрался было сказать Ляжке, что тот свинья и что лишь такая же свинья, как Рулетова, способна, но стукнулся головой о камень.

Второй раз очнулся Зимин от того, что на него лили воду. Он открыл глаз и обнаружил над собой Ляжку. Ляжка лил на Зимина воду из серебряного кофейника и периодически к этому же кофейнику прикладывался, клацая зубами. На шее у Ляжки все еще была веревка.

Зимин попробовал встать, но обнаружил, что и руки и ноги его стянуты прочными кожаными ремешками, а на шее болтается заусенистый чугунный ошейник. Затем в поле его зрения вошел тот самый всадник, только без хлеба и бутылки.

– Проснись, несчастный, – сказал всадник. – Открой глаза, взгляни на мир суровым взором.

И продекламировал:

Зимин открыл второй глаз и взглянул на мир бинокулярно.

Они находились на небольшой лесной полянке. На полянке горел костер, над костром парил котелок, а метрах в двадцати пасся тот самый черный конь.

– Ты, как я погляжу, доход, – всадник бессовестно пощупал у Зимина бицепс и ткнул его железным пальцем в живот. – И силою ты не отмечен тоже. Это пло и это зло. Но ничего, у тебя еще есть шанс спастись. Уверуй, пока не поздно.

Всадник прижал руку к сердцу, там, где, наваренные серебряной вязью на броню нагрудника, красовались две латинские буквы – «L» и «R».

– Уверуй, свинопис, – сказал всадник. – И я ограничусь ножными кандалами. Бери пример со своего друга.

Всадник дернул за веревку, и Ляжка подхалимски улыбнулся.

– Ты доход, – всадник снова ткнул Зимина. – А твой дружок жиртрест. Вы никуда не годитесь. Хотя из вас бы вышла отличная пара. Дон Кихот и Сашка Панцирь.

Всадник дернул за веревку два раза. Ляжка подхалимски расхохотался.

– «L» и «R» – это что, «лево-право»? – спросил Зимин.

– Молчи, свинопис! – Всадник выпрямился и принял достойную позу. – Молчи, покуда не проткнул тебя копьем навылет! Перед тобой сэр Персиваль Безжалостный, рыцарь ордена Алмазной Твердыни, носитель Клинка Апокалипсиса третьей степени с Золотыми Дубовыми Листьями, кавалер Золотого Локона! Покорись!

– Что за тупое имя? – спросил Зимин. – Никогда не встречал никаких Персивалей, да еще с золотыми локонами…

Всадник отобрал у Ляжки кофейник и пребольно стукнул им Зимина по голове. Удовлетворившись этим, сказал уже более миролюбиво:

– Ты еще юн и питаешься отрыжкой, поэтому ничего не понимаешь. Это не тупое имя, это имя славное, имя великого героя и борца. Но поскольку ты сер и ничтожен, как барсучьи какашки, я, так и быть, тебе расскажу и открою твои нелепые глаза в этот прекрасный мир. Ты – неофит. То есть салабон и ничтожный хрюндель, ты собачьи слюни, текущие при виде мозговой кости, плавающей в огненном борще! Ты перхоть мира, осыпающаяся с уставших от времени небес, ты жалкая бородавка бытия…

На бородавке бытия всадник Персиваль остановился, задумался в восхищении от себя и продолжил уже более по-человечески:

– Я вас захватил в плен, и отныне вы будете моими верными вассалами. Что такое вассал – понятно? Это если на моем пути вдруг встретится трясина, вы должны броситься в нее, чтобы дать дорогу мне и моему коню! Это очень почетно, и я думаю, что вы будете добрыми вассалами!

Зимин сделал скептическое лицо.

– Будете, будете, – уверил Персиваль. – Я вот тебя, хилоид, тут на ночь оставлю, так ты сразу одумаешься. И будешь моим вассалом и денщиком. Будешь готовить еду, рубить дрова, петь мне хвалебные гимны, молоть кофе в персональной кофемолке. Кофемолке с большой буквы. Это называется ленные отношения…

– Засунь свои ленные отношения себе в надпочечники, – посоветовал Зимин. – Или даже в аппендикс…

– Не забывай называть меня «сэр», – сказал Персиваль. – Сэр Персиваль. Надо говорить: «Засунь себе свои ленные отношения в аппендикс, сэр Персиваль». Понятно? Если же твой слабый ум не в силах удержать в себе свет этого великого имени, можешь называть меня моим коротким благородным именем – «благородный всадник П.». Это тоже звучит.

– Пошел-ка ты в Нансельбукен, – сказал осторожно Зимин. – Сэр Пэ.

Персиваль мелко засмеялся, приблизился к Зимину, забрал его нос двумя пальцами и сделал «сливу».

– А-а-а! – закричал Зимин. – Ты что вытворяешь?!!

Из глаз Зимина брызнули слезы. Он попытался эти слезы вытереть, но руки были связаны, не получилось. Ляжка ликовал.

– И простер он десницу свою и сплющил хлебальник его, – продекламировал Персиваль. – И испещрил его письменами своими, и на челе его высек рунами огненными: «Се раб»…

И всадник Персиваль сделал Зимину «сливу» еще раз.

– У-у-у! – завизжал Зимин. – Хватит!

– Понял ли ты меня, жалкий гоблин, душа перепончатая? – спросил рыцарь Персиваль. – Это хорошо. Твой друг оказался гораздо смышленей. Ты пойми, свинорылый, я против тебя лично ничего не имею, ты мне даже чем-то симпатичен… Мой прошлый денщик удрал, понимаешь, хотя я к нему был добр, как родная мать Тереза Калькуттская. Неблагодарный, я спас его от вампиров… Они, между прочим, у него хотели выпить всю кровь до последней жалкой молекулы… Ну да пусть с ним, пусть идет своим путем и пусть путь его не пересекается с моим путем, потому что если его путь пересечется с моим путем, его путь пресечется незамедлительно. Ух!

Всадник П. выдохнул. Затем продолжил:

– А без денщика мне никак нельзя, положение не позволяет. Никак. Поэтому начнем с малого – я сейчас тебя освобожу… Не совсем, не совсем, не думай, не обольщайся, только руки и ноги. А цепь на шее мы оставим, так, для порядка…

И Всадник П. с ловкостью опытного работорговца освободил Зимина.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал он, – давай теперь, свари мне кофя. И поскорее. А твой упитанный друг пусть обдувает меня опахалом, это мне пристало. А я пока поразмыслю и, может быть, сочиню балладу про героизм и про подвиги…

Всадник Персиваль подозвал коня, снял седельные сумки и извлек из них гамак, лиру, огромную кофемолку и кожаный мешок. После чего он прицепил к ошейнику Зимина цепь, а цепь к дереву, в результате чего Зимин оказался прикован к толстой сосне. Ляжку он привязывать не стал.

Затем Персиваль сунул в руки Зимина кофемолку, а в ноги мешок и сказал:

– Мели кофе, раб. А то пожалеешь, что твоя мать однажды познакомилась с твоим отцом. Если они, конечно, не были братом и сестрой. Мели, сопротивление бесполезно. А ты иди, сломай ветку, да побыстрее.

Персиваль развесил между двумя соснами гамак, возлег в него и стал бряцать на лире и задумчиво петь:

Конь захрапел и отошел, Зимин насыпал в мельницу зерен и принялся вращать ручку. Ручка вращалась тяжело, Зимин скоро почувствовал усталость в плечах и подумал, что рабы на кофейных плантациях, наверно, постоянно испытывают боль в передних дельтоидах, от этого они регулярно бунтуют или медленно спиваются.

Ляжка стоял над Персивалем с веткой и махал.

– Труд освобождает, – говорил рыцарь. – Это верно подметили еще древние тевтонцы. В какой-то мере это правда. Особенно здесь. Работай – и станешь свободен, как тушканчик из прерий. А то и рыцарем еще станешь. Героем. Поедешь в мертвый лес, где не поют птицы, где в ручьях застыла вода… И там, в центре остановившегося леса, в замке из серых камней, будет ждать тебя этот… Король-Рыболов…

Зимин ворочал ручку. Кофе получалось почему-то мало, казалось, что кофейные зерна просто исчезают в кофемольных глубинах, да что там говорить, кофе не получался вообще. Зимин сыпал и сыпал в жернова коричневые семена, в воздухе распространялся запах арабики, но никакого порошка так и не выходило.

– Крути, крути, – советовал из гамака Всадник П. – И укрепишь тем свои неумелые руки. К тому же нам предстоит долгая дорога в Светлозерье, я должен взбодриться кофейным напитком, вы же сможете отведать питательной гущи. Умный человек ускорит ее добывание.

И Всадник П. извлек из лиры крайне негармоничную гамму.

– Теперь надо придумать вам имена. – Всадник П. отложил лиру. – Это не так просто, как кажется…

– У меня есть имя, – сказал было Зимин, но рыцарь его не послушал.

Он сунул руку за пазуху и извлек на свет растрепанную толстую книжицу.

– Имя – великая вещь, и тут нельзя ошибиться, – изрек Всадник П. – Рыцарского Имени вы недостойны в силу своей подлой субстанции и неизвестного происхождения, а также в силу отсутствия заслуг, вам надо что-то попроще…

Персиваль принялся листать свой фолиант и листал его довольно долго, хмыкал и слюнявил пальцы. Наконец он остановился и сказал неудовлетворенно:

– И простых имен вы тоже, впрочем, недостойны… Простое достойное имя – оно ведь тоже имеет в себе элемент благородства… А в вас я его не вижу. А ну-ка встаньте-ка!

Зимин и Ляжка вытянулись перед гамаком.

– Да, – протянул Персиваль. – Да… Прогнило что-то в гадском королевстве, закваска стухла и спалилась на компост… Тебя длинный, я, пожалуй… Пожалуй, я назову тебя все-таки Доход. Да, это имя тебе идет. А ты, мой пухлый друг, ты будешь… Ты будешь… Ну да, конечно, ты будешь Ляжка. Тебе это имя тоже очень идет, очень. Отлично! Доход и Ляжка! Работать!

Зимин хотел было послать Всадника П. и его книгу подальше и сказать, что они еще посмотрят в итоге, кто здесь Доход, а кто благородный Персиваль Рыцарь Двух Локонов и одной Алмазной Твердыни, но, вспомнив искусство Персиваля в поставлении «слив», передумал.

– Чего ты там копаешься, Доход? – торопил Персиваль. – Желудок сводит спазмом.

– Чего-чего, зерна сыплю, а ничего не выходит!

– Сразу видно, что ты из подлых, – констатировал Персиваль. – Не обучен обращаться с предметами. Кофемолка – это тебе не табуретка, это механизм, она подхода требует! Смотри, дерёвня!

Персиваль вывалился из гамака, подошел к Зимину, отобрал кофемолку и хряпнул ее о землю.

– Ты чо, корявая! – заорал Всадник П. и начал угрожающе ходить вокруг ящика с ручкой. – Ты чо пучишь?! Те чо, в тот раз мало было? Ну так получи!

И Персиваль принялся пинать кофемолку своими сафьяновыми сапожками злобно и страшно. Зимину даже показалось, что кофемолка издала жалобный звук. Но усилия Персиваля возымели действие – кофемолка выставила сбоку ящик, доверху наполненный коричневым порошком.

– Эльфийская вещица, – пояснил Персиваль. – Надо держать в узде, а то она думает, что имеет право на всякие пакости. Думает, может меня кидануть. Да я сам могу кидануть! Кого хочешь, когда хочешь и как хочешь могу кидануть! Давай, вари кофе, зараза! А ты, Ляжка, позабавь меня веселым рассказом. Чтобы сердце встрепенулось.

Зимин поднял из травы кофейник, насыпал горсть кофе и залил водой.

– Идиот, – сказал Персиваль. – Сначала воду кипятят, а потом кладут кофе. Ничего не умеешь. Ладно, вари так, жрать охота. А ты, бугай, давай, рассказывай.

– А чего рассказывать-то? – не понял Ляжка.

– Балладу мне расскажи или шванку [9] какую. Для лучшего пищеварения. У тебя лицо человека, который может рассказать пищеварительную балладу. А не будешь балладу, я тебе в клюв. Понял?

– Понял, – понял Ляжка. – Баллада. Я расскажу вам очень добрую, светлую балладу про то, как один мальчик пошел в общественную…

– Это интересно, – отметил Всадник П. – Давай…

Ляжка стал рассказывать балладу, Зимин сунул кофейник в костер, обложил его хворостом и приготовил мутную коричневую бурду, по вкусу напоминавшую настой на сосновой коре – бабушка Зимина лечила таким рожу и опоясывающий лишай. Всадник П. попробовал и сказал, что в мире предела совершенству нет, после чего вылил большую часть напитка Зимину на голову. Затем он достал из сумки круглый сыр с прожилками плесени и съел половину. Зимин и Ляжка получили себе вкусную и питательную корку, которую поделили пополам.

Зимин сначала этой коркой неосмотрительно пренебрег и отбросил ее в сторону, но с ближайшей сосны на корку сразу же прянул огромный бессовестный бурундук. Так что Зимину пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы корку отбить. Бороться за корку на привязи было нелегко, но Зимин справился. После чего употребил корку с большим аппетитом. Она была ничего, эта корка, чуть жестковата, правда.

Кофейная гуща тоже оказалась вполне сносной, правда, была тоже чуть жестковата, но это уже мелочи.

– Смерд же, довольствуйся малым, – сказал на это Всадник П. – Ибо ложкой роешь себе могилу в глубины земные. Смиряй свою плоть и борись с пороком, ибо лишь благодетельный муж сможет пройти по светлому пути познания и попасть в Валгаллу израненным мечами и копьями…

– Перец страдает словесным поносом, – шепнул Ляжка Зимину. – Остановиться просто не может… Мне кажется, Перец идет ему больше, чем Персиваль. До Персиваля ему колдобить и колдобить…

Зимин согласно кивнул.

Позавтракав, они отправились в путь и оставили лес со статуями позади, вместо него начался новый лес, обычный, такой можно встретить везде. Всадник П. трясся на коне, имя которого было выговорить чрезвычайно трудно. Иггдрасиль или что-то в этом духе, будто зубы стучатся. Персиваль называл его сокращенно – Игги.

– Иггдрасиль – суть мировое древо, кажется, ясень, впрочем, может быть, и бук, знаете, из бука получается отличный шпон… Ну да ладно. Непосвященные склизкие умы думают, что это имя женское, в то время как Иггдрасиль – благороднейшее из растений, связующих небо и землю… – с удовольствием объяснял Всадник П.

Зимин думал, что он вообще склонен все объяснять, видимо, в детстве на него упала полка с Большой Советской Энциклопедией. А может, на маму его упала, еще во время беременности.

Так вот, Всадник П. ехал на Иггдрасиле, а Зимин шагал рядом, держась за стремя. Ляжка шагал по другую сторону и тоже держался за стремя. Персиваль их не стал снова спутывать и даже снял ошейники, но предупредил, что бежать не стоит, поскольку: во-первых, он отлично стреляет из арбалета, во-вторых, в лесу полно голодных вампиров и их приспешников, в-третьих, недалеко отсюда его ждут друзья, вооруженные по последнему слову рыцарской техники. И очень не любящие беглецов. А вообще…

– А вообще, тут надо держать уши по ветру, – говорил Всадник П. – И если вы плохо подготовлены, то лучше вам поискать покровителей. Тот, кто слаб, не должен идти, особенно если в нем нет духа, это может подтвердить даже неразумный конь…

Игги благородно прядал ушами и вертел хвостом, норовя при этом плеснуть им то Зимина, то Ляжку.

– Рыцарь должен быть щедр, но непреклонен, – поучал Всадник П., – а между тем наши запасы подходят к концу, в то время как энергетические резервы надо пополнять регулярно. В нескольких лигах [10] отсюда живут эти недостойные, я приметил их пуэбло по пути сюда, у них всегда можно поживиться, все равно у них кризис перепроизводства…

Лес постепенно менялся. Деревья становились выше, толще и реже, их кроны зеленели уже где-то в высоте, и Зимину казалось, что едут они не по лесу, а по нагромождению белых колонн. А все потому, что деревья были белые, как зимнее небо. Зимин стал вспоминать, что это за деревья, и вспомнил, что их называют секвойями.

– И вот я вооружился копьем, на которое эльфы наложили сорок сороков заклинаний, а лезвие его было закалено в жерле вулкана, а остужено в крови молодого колдопера. И я отправился в эту землю в одиночку, поскольку если бы я взял с собой вассалов, то сказали бы, что я сражался с ним в круге с соратниками, а рыцарю сие недостойно, почета мало…

Всадник П. рассказывал, и непонятно было, кому он это рассказывает, себе в пятидесятый раз или Зимину с Ляжкой в первый, рассказывал про то, как он расправился с устрашающим Вормским Червем, похитителем рыжих девственниц и грозой земли Сидон.

– К тому же этот ползучий скот отказался соблюдать заключенный ранее конкордат. Ну, в результате я велел своим рабам изготовить из шкуры его огромную попону, которой можно было накрыть целое футбольное поле вместе с футболистами и даже их семьями. Эта попона висит на стене в моем замке, между прочим.

– Эй, Персиваль… – позвал Зимин.

– Называй меня лучше Мастер, – поправил Всадник П. – Можно Мастак, но Мастер мне нравится больше. И прежде чем обратиться, говори следующее: можно ли к тебе обратиться, Мастер? Да, Мастер мне, пожалуй, больше даже нравится, чем сэр. Называй меня Мастер. Первый раз я тебя прощаю, но потом буду учить плеткой. А плетку связали мои рабы из усов того самого червя, вот, можешь взглянуть…

Всадник П. продемонстрировал Зимину плетку, сплетенную из похожих на стальные жилы хвостов.

– Этой плеткой я могу перебить позвоночник медведю, – сказал Персиваль. – Это круче, чем булат. Я забил ею двух рапторов, они кинулись на меня из засады.

– Кого?

Всадник П. вытянул Зимина плеткой, и это было больно, драконьи усы ожгли ему ухо. Ляжка злорадостно захихикал.

Прибью эту гадину, подумал про себя Зимин. Как только руки освобожу, так сразу и прибью. В смысле, Персиваля. Заставлю его сожрать свою кофемолку вместе с плеткой. Хотя он вон какой здоровый, разъелся тут… Но все равно прибью. Прибью. Прибью. Прибью. Перец чертов!

Мысли Зимина были просты и особой плотностью не отличались, Зимин слишком вымотался, проголодался и хотел спать, подробный план расправы с мускулистым Персивалем он решил разработать завтра, с утра.

У Ляжки мыслей вообще не было.

– Это тебе урок, вассал, – назидательно сказал Всадник П. – Помни, кто я, Доход.

– Я вот всегда это помнил, Мастер, – пискнул Ляжка. – И всем об этом говорил.

– Можно ли спросить тебя, Мастер, кого ты забил этой чудесной плеткой? – исправился Зимин.

– Рапторов. О, это скверные твари, они обитают тут повсеместно. Это такие зеленые динозавры, маленькие, но ужасно свирепые… Кто их только выдумал?

Зимин отвернулся и поморщился. Года два назад он серьезно увлекался юрскими стрелялками. Любил бродить по влажным доисторическим саваннам и темным лесам, лупить из слонобойного штуцера по тираннозаврусам рексам, ну и по всякой мелочи вроде рапторов. Тираннозавра штуцер заваливал примерно с пяти выстрелов, у раптора штуцер красиво отламывал голову, по рапторам стрелять Зимину нравилось больше всего. Впрочем, динозавры, судя по всему, не давали покоя не только ему.

Не хватало только тираннозавра встретить, подумал Зимин. А то и чего похуже.

– Раньше тут и тираннозавры водились, – будто прочитал его мысли Перец. – Потом, правда, повыбили их, я вот жалко что не успел. Мой добрый сосед, рыцарь Эфиальт из домена Повезло, добыл себе одного в честном бою и поместил голову у себя в пиршественной. Красиво… Так что больших дино перебили, а мелочь всякая, типа рапторов, осталась. Ничего, прижились, размножились. Нападают на стада, воруют овец… Да тут вообще полно всякой дряни…

Справа, в глубине леса, пронзительно закричало, и Перец отстегнул арбалет и положил его поперек седла.

– Не бойтесь, вассалы, – сказал Перец. – Дрожать и трястись – это и значит быть рабом. Это и отличает благородного мужа ши от подлых людишек ся. Скорее всего, это вампир, они так мерзко кричат, когда голодны. Тут их тоже много.

– Вампир, мастер? – испугался Ляжка.

– Тебя это удивляет? – хмыкнул Перец. – Ты считаешь, что мало кретинов, которые любят вампиров? Которые готовы воплощать их направо и налево? Вампиров выдумывают просто пачками, причем всяких! Челюсти тут, челюсти там, челюсти сбоку, челюсти на… на пятой точке. Даже вампиры-лошади и то есть, я одну тут встречал. Благо мой верный Игги затоптал ее копытами. Вампир – самая популярная нечисть в нашей милой Стране Мечты.

– Я не знаю… – Ляжка подошел поближе к коню.

– А я знаю, – подмигнул Перец. – Знаю, что такие сочные парни найдут у вампиров самый горячий прием.

Ляжка настороженно озирался.

– Впрочем, они и костлявым будут рады. Правда, Доход?

Зимин не ответил и тоже поближе придвинулся к Игги.

– Скоро ночь, – продолжал Перец. – Здесь быстро темнеет. И лучше нам где-нибудь устроиться, я не хочу всю ночь жечь костры и отстреливаться от тутошной дряни. Надо бежать быстрее. Этот лес – самое опасное место в окрестностях.

– Я быстрее не могу, – пожаловался Ляжка. – У меня на пятке шпора…

Всадник П. не обратил на это никакого внимания и только прибавил ходу, и Зимину пришлось уже бежать, стукаясь о лошадь. Ляжка тоже бежал, несмотря на свою якобы шпору и грузность телосложения.

– Поспешайте, насекомые, – веселился Перец с коня. – Или вы хотите ночевать в лесу? – смеялся Перец. – Я могу предоставить вам такую возможность. Ознакомитесь с гастрономическими пристрастиями здешней сволочи…

И Перец прибавил ходу еще.

И Зимин не смог следовать за ним, он оторвался от стремени и свалился в мох рядом с тропинкой. Ляжка, сильно любивший жить, как всегда, продержался чуть дольше.

Когда Зимин поднялся, Перец был уже далеко, а Ляжка возвращался, задыхаясь и припадая на колени.

– Во мутант, – сказал Зимин. – Свинья…

– Что же делать? – Ляжка задрожал подбородком. – Может, на дерево влезем?

– На какое? – Зимин постучал по секвойе. – Тут и альпинист не взберется.

Рыцарь тем временем растворился в деревьях, Зимин и Ляжка остались одни. Копыта Иггдрасиля еще какое-то время бумкали по песку, но вскоре затихли и они. Зимин сел, прислонился спиной к ближайшей секвойе и попытался отдышаться. Ляжка переминался рядом и бегал глазами – опасался вампира.

Зимин вспомнил, как физкультурник учил их восстанавливать дыхание – надо расслабиться, резко и глубоко вдохнуть раза три-четыре, провентилировать легкие, а затем дышать мелко, постепенно уменьшая частоту вдохов. При этом желательно дышать не животом, как дышат все мужики, а грудью, как женщины.

Зимин начал было дышать, но восстановить дыхание полностью у него не получилось – на третьем вдохе вопль в лесу повторился, и уже гораздо ближе.

– Ай-ай-яй! – воскликнул Ляжка и вцепился в плечо Зимину. – Кажется, я его вижу…

Зимин поперхнулся, вскочил на ноги и двинул в сторону уехавшего Всадника П.

Сначала Зимин передвигался быстрым шагом. Ляжка семенил рядом, но когда крик повторился еще ближе (причем в крике Зимину почудился явный голод), Зимин всхлипнул и побежал в две тысячи тридцать восьмой раз за этот бесконечный день.