Потому что люблю
Мрачное, серое, затянутое тучами небо словно нависало над головами людей. Первые капли дождя упали на сухой асфальт, медленно, нерешительно, как будто ожидали чьего-то позволения для того, чтобы через несколько минут уже полноправно завладеть этим мрачным городом.
Словно в замедленной съемке, когда ставишь на паузу, а потом с помощью перемотки, кадр за кадром просматриваешь картинку, так и он сейчас видел мир. Сначала злость, потом испуг, сменившийся удивлением и, наконец, ужас.
Все эти эмоции мог спокойно рассмотреть на лицах своих друзей Ваня. Вот, капля дождя упала на капот служебного автомобиля и, скатившись вниз, попала на грязное колесо. Вот, капитан Савельев что-то кричит, его широко распахнутые глаза смотрят прямо на него. Кому он кричит? Ему? Не слышно. Возможно, в этом виноват дождь, его оглушающий стук по крышам машин, по окнам домов, по мостовой.
Взгляд Вани сместился правее, туда, где стоял майор. В его взгляде можно было прочитать те же самые эмоции, что и у Савельева. Почему они кричат? Откуда это выражение ужаса и боли на лице?
Ваня перевел взгляд на Олю, что стояла рядом с ним, в момент…, а что произошло? В памяти, словно дыра образовалась. Он не мог понять, что же произошло, отчего испуганные лица друзей обращены в его сторону? И она… девушка, которую Иван так любил, но боялся признаться в своих чувствах. И почему только сейчас он думает о том, что стоило раньше рассказать?
– Ваня!
Сквозь густую мутную пелену, как из тумана просочился испуганный голос блондинки. Она смотрела на него, широко открыв глаза, в которых плескалась такая буря чувств, что хотелось закричать. Почему? Что произошло? Все поплыло перед глазами, а мир превратился в одно серое пятно. Мозг пронзила, словно игла, короткая вспышка, затем еще одна и еще. А с ней пришла и боль…
Сразу несколько холодных капель упало на лицо молодого человека. Капли острые, быстрые, почти ледяные. Словно пули, летящие с неба, те самые, что сейчас прорезали воздух вокруг, но которых совсем не замечал Ваня.
Сейчас было важно другое – в порядке ли Оля?
– Нет!
Опять до него донесся звук ее голоса, обеспокоенный, наполненный паникой и сильным страхом. Боль пронзала его грудь, словно огромная кошка скребла длинными когтями, раздирая на куски, впиваясь в податливое тело, убивая.
Внутри все горело огнем, дышать было тяжело, а руки вмиг стали очень тяжелыми, словно в них залили свинец. Он хотел сказать Оле, чтобы она не волновалась, что все хорошо, но вместо слов, из горла вырвалось какое-то булькание.
Ваня почувствовал, как в груди разливается тепло, прогоняя боль куда-то далеко, за пределы его сознания. Тепло убаюкивало, успокаивало, словно пытаясь убедить Ивана, что ТАМ ему будет лучше. Где ТАМ? В мире, где нет боли, нет слез, нет стрельбы и оглушающего дождя. Нет смерти.
А что же сейчас? Что происходит сейчас? Почему вместо привычных ярких красок мира, он видит тусклые, серые оттенки? Почему медленно, неохотно, поднимается земля, а дома падают куда-то в сторону. Нереально, невозможно, странно.
И тут Ваня понимает, что это не дома падают, а он падает. Оседает вниз, крепко удерживаемый чьими-то руками. Он может чувствовать прикосновения к своей спине и груди. Сильное нажатие на грудную клетку, резкий крик рядом, кто-то еще присел возле Тихонова.
В нос ударяет сладкий аромат духов. Ее запах. За столько лет совместной работы он успел изучить все ее привычки, все пристрастия, все, что только можно было.
Плохо слышно, словно в уши ваты напихали. Он старается, силится открыть глаза, выплывая из этого болота, пытаясь ухватиться за что-то родное, что до сих пор удерживало в этом мире, не позволяя уйти, последовать в тихое, спокойное место.
– Ваня! Ванечка!
В голосе слышатся слезы. Она плачет. Если бы были силы, то он непременно улыбнулся бы, стараясь показать, что слышит, что понимает. Но сознание отказывалось возвращаться в мир боли и страха, здесь комфортнее, лучше, тут спасение.
Грудь сильно сдавило, и с губ сорвался стон.
– Ваня!
Наконец, ценой неимоверных усилий, ему удалось открыть глаза. Серое скучное небо, крыши домов и… испуганное лицо Оли, склонившейся над мужчиной.
– Ваня! – уже тише повторила девушка, чуть улыбаясь. – Слава Богу! Не отключайся, слышишь? Сейчас приедет скорая!
Он медленно качнул головой, отчего боль с новой силой напомнила о себе.
Какие же у нее красивые глаза: теплые, нежные, родные. Ее улыбка, ее смех, то, ради чего Ваня готов был жизнь отдать.
И отдал.
Столько времени потеряно, столько пустых слов, ненужных разговоров, а ведь достаточно было одной фразы. Страх быть отвергнутым перевешивал все остальное. Он видел, как она встречается с другими, как улыбается им, как целует…
Почему же она не могла посмотреть на него, Ваню, такими глазами? Почему не захотела рассмотреть в нем мужчину, который любил? Искренне, верно, безответно.
– Ванечка.
Голос дрожал, из глаз по щекам катились слезы. А может, это капли дождя, что лил сейчас, заставляя промокнуть всех без исключения. Но Ваня не чувствовал ни холода, ни сырости, ничего, кроме ее теплых рук на своей груди. Ее губы что-то еще шептали, но молодой человек не слышал – слишком тихо, слишком далеко. С огромным усилием он поднял руку и дотронулся до щеки девушки. Та сразу же схватила его ладонь в свою и крепко сжала, словно это поможет, точнее, должно помочь обязательно, и Ваня не уйдет, не сможет, ведь она держит его.
– Почему? – шептала Оля, кусая губы. – Почему?
Ваня посмотрел в любимые глаза и улыбнулся. Разве есть другой ответ на этот вопрос, кроме очевидного? Замечала ли она до этого, какие чувства Иван испытывал по отношению к ней? Понимала ли, насколько дорога и желанна?
– Почему?
Он посмотрел на небо, что, как нельзя, кстати, оплакивало его жизнь, его безответную любовь, его надежды и мечты. Ему очень хотелось бы остаться вместе с ней – не уходить, не умирать, но разве он решает? Нет. В его силах лишь одно – сказать последние слова, на прощание.
– Потому что люблю…
Грудь в последний раз поднялась в глубоком вдохе и опустилась, чтобы застыть уже навсегда.
Оля затаила дыхание, не в силах поверить в то, что его больше нет. Сердце, которое еще секунду назад так сильно билось под ее ладонью, замерло. А вместе с ним замерло все вокруг: дождь, птицы, люди, не существовало больше никого в эту секунду. Только он, только его последние слова, сказанные с такой любовью в голосе, что хотелось закричать.
Больно. Очень больно! Глаза жгло огнем, а голова кружилась. Оля крепко сжала ладонь Вани и, поднеся к губам, поцеловала.
– Ваня…
Рыдания вырывались из ее груди, смешиваясь с шумом дождя, превращаясь в одно целое, в один сплошной крик боли и страданий. Все внутри сжалось в маленький комок, пряча в себе гордость, смущение, и, выпуская на свободу, отчаяние и тоску. Оля закричала, крепко зажмурившись и упав лбом на грудь мертвого уже Вани.
– Нет! Нет! Ваня!
Слезы душили девушку, не давая дышать. Она потеряла его навсегда. Вани больше нет, как нет и этих глаз, что смотрели на нее с любовью. Огромная дыра в сердце и душе, пустота, которую уже никто и никогда не сможет заполнить. Слишком поздно для признаний, слишком поздно для ответа…
– Потому что люблю…