Глава 9
ВО ВСЕМ ВИНОВАТЫ ЖЕНЩИНЫ
Предоставленный мне завтрак я слопал минут за шесть. Разве что чай оставил напоследок, да так и замер с пиалой возле двери, иногда попивая остывающий, довольно приличный на вкус напиток и тщательно прислушиваясь. Что там творится на свободе? И в честь чего там кто-то глухо перекрикивается?
Оказалось, что кричат не на свободе, а из таких же узилищ, как мое. Правильнее сказать, не кричат, а ругают моего нового знакомого, если можно так сказать о разносчике еды. И обе переговаривающиеся стороны находились в четных камерах, на другой стороне коридора, под номерами восемь и четыре.
Как я сумел разобраться, из четвертой надрывался мужчина:
– И что, этот гадкий краб даже тебе завтрак не выдал?
– Именно! – отвечала ему женщина из восьмой, что напротив. – Поговорил с каким-то огрызком из седьмой и куда-то умчался! Вот же ушлепок! Я опять буду жаловаться!
– Ничего это не даст! – возмущался неведомый узник. – Пока у нас нет ни монетки, эта гнида будет ублажать каких угодно тварей с солнечной стороны, специально издеваясь над нами!
«Тварей? Огрызком? – пытался я сообразить, кого это так нелицеприятно обзывают. И за что? – Наверное, этих скандалистов правильно посадили в камеры внутренней стороны, без окошек. Да без денег… Так им и надо!»
Ведь поводов хаять услужливого разносчика не было малейших. Кормят здесь великолепно, а что на десять минут позже кто получит свою порцию – не смертельно. Как не давал и я им поводов видеть во мне врага или неполноценную особь. Но не стану же я перекрикиваться через закрытые двери и вопить: «Сам дурак!»
Тем более что вновь послышался приближающийся топот, откинулось раздаточное окно и запыхавшийся посланник бога Омакатля (ацтекского бога чревоугодия и набитых досыта животов) стал подавать мне заказанные продукты, питье и выпивку. При этом приговаривал, словно боялся, что не успеет или последует возврат доставки:
– Это пока только холодные закуски. Куры жарятся, рыба готовится, телячьи отбивные вымачиваются. Так что горячее принесу минут через тридцать, сорок. Приятного аппетита!
Пожелал он мне, конечно, несколько иначе, как принято в этом мире, но я мысленно для себя упорядочивал слова и фразы как положено. Выставив все принесенное на стол, я поспешил вернуться к двери, прихватив кусище мягкого ароматного мяса, и перешел на доверительный шепот с разносчиком:
– Ты как освободишься, на минутку ко мне загляни и стаканчик не забудь. Налью для компании, а то самому пить как-то не комильфо…
– Не извольте беспокоиться, господин баронет, минут через десять буду!
Это он хорошо меня назвал, уважительно. А я и не против:
– Заодно поговорим о том о сем…
– Всенепременно!
– Кстати, что это за баба вредная напротив меня сидит в восьмой и горлопан в четвертой? – продолжал шептать я, тут же без всякого зазрения совести закладывая иных узников: – Такими нехорошими словами на тебя плевались.
– О! Мне не привыкать. Сейчас еще не то услышишь! – Мужик хитро подмигнул, оглянулся по коридору в обе стороны и шепнул одними губами: – И увидишь.
После чего, не закрывая мое окошко, развернулся и открыл окошко двери напротив. Одновременно с лязгом железа разносчик еще и крикнул, словно шел в атаку:
– Эй, в восьмой камере! Сдать посуду с ужина! Ничего не разбито?
– Ах ты, отрыжка ядовитой медузы! – В видимом кусочке окна мелькнули огненно-рыжие локоны. – Ты мне еще на мой счет запиши эту старую рассыпавшуюся пиалу!
– Никакой записи. Все строго по закону. Пиала разбита? Значит, выбирай, потаскушка, без чего останешься на данном завтраке: без чая или без сока?
– Чтоб тебя крабы живьем сожрали! – возопила озлобленная женщина. – И пусть Строители лишат счастья всех твоих потомков до десятого колена!
– Сама вначале потомками обзаведись, – беззлобно посоветовал разносчик. – А от напитков ты, значит, отказываешься?
– Давай… сок! Скотина!.. – В этот момент мне удалось рассмотреть часть лица узницы. Та оказалась не только вполне симпатичной, но и молодой, примерно моего возраста. И когда это она успела заработать репутацию потаскушки?
Но тут же мне вспомнились иные девушки, которые становились в таком возрасте принцессами или императрицами. Так что года́ – нисколько не показатель для наработки истинного имиджа. Придя к таким выводам, я с усиленным напором продолжил поглощать мясо, прислушиваясь и присматриваясь, что будет дальше.
Сок рыжей красотке отдали, окно закрыли, и вскоре я услышал диалог возле четвертой камеры. Тамошний узник резко сменил свое поведение. Говорил уважительно, с достоинством поблагодарил. А в конце его тон вообще стал просительным:
– От моих сотоварищей никаких весточек нет?
– Никто ничего не передавал, – твердо ответил разносчик. После чего стало понятно, что и с воли он может не только весточку пронести, но и что посущественней. Лишь бы давали да про его интерес не забывали.
– А ты бы не мог сам наведаться к моей артели? Или послать кого?
– Не положено! – последовал строгий ответ, и окошко закрылось.
Хорошо здесь живется! Особенно некоторым. Ну не поверю, что князь, граф или иное ближайшее начальство разносчика не знает о его гешефтах. Скорей всего даже поощряет подобное вымогательство. Да и подслушай этот надзиратель что интересное, враз донесет кому следует. Такая у него планида. И не мне его осуждать.
А вот налить пришлось. Потому что разносчик остановился возле меня и выставил на откидную дверцу небольшую глиняную кружку:
– Стакана нет. Но не побрезгуйте налить в сей кустарный сосуд для страждущего.
– Охотно! – Одну из лейзуен я вскрыл и налил мужику почти до верха. – За знакомство! – А сам стал пить прямо из горлышка местной тары.
Сделал глотков пять, пока ощутил речку горячего металла, хлынувшую по пищеводу. Убрал лейзуену в сторону и долго, шумно выдыхал. И только тогда понял, что так пить дорогущий кальвадос – явный моветон. Глядящий на меня круглыми глазами разносчик больше принюхивался к ароматному напитку, чем потреблял его. А если и пил, то малюсенькими глоточками.
Но когда я вновь принялся с остервенением пережевывать ароматное мясо, мой благодетель не удержался от комментария:
– Первый раз вижу такого отчаянного выпивоху. Он же крепкий, зараза, и страшно пекущий! А ты его пил как воду.
– Голодал. Долго. Организм требует. Много. Но, хорош!.. Спасибо!
Что еще я мог сказать? Ляпнуть «…я не ел семь дней»? Так мало ли что впоследствии врать придется. А легенда не сойдется. Или сослаться на утраченное чувство обоняния или на отбитый при падении пищевод? Тоже нельзя, в следующий раз могут принести подпорченную пищу.
Ну и чтобы отвлечь внимание от себя, кивнул на камеру напротив:
– За что эта рыжая сюда попала?
Мой собеседник ухмыльнулся, хмыкнул, словно сомневаясь, а потом поделился сплетнями, правда, понизив голос до минимума:
– Эта девица слишком наглая и не умеет ждать. Повезло оказаться в ложе с князем, вот и возомнила о себе невесть что. А там и без нее фавориток хватает, целая плеяда кормится, при этом еще и княгиню ублажая всеми возможными способами. Тогда как рыжая все под себя подмять решила. Результат: княгиня ее сюда запроторила, а сам князь уже три недели о короткой интрижке даже не вспоминает.
«Сложно у них тут, – проснулась осмотрительность. – Лучше не влезать и вообще не комментировать!» Поэтому я с пониманием кивнул и поинтересовался мужчиной в четвертой камере:
– А горлопана за что свободы лишили?
– Вот он уже истинный отступник! – Облик мужика посуровел. – Представляешь, осмелился засомневаться в целесообразности деяний Строителей!
– Ах ты ж! – Я с пониманием закатил глаза, цоканьем языка показывая весь ужас такого святотатства. – Да как он посмел?!
– Заявлял, что он со своей артелью может улучшить многие конструктивные особенности наших жилищ. И сотоварищей по делу подбивал выступать вместе с ним, очерняя великие творения наших предков. И что ему, барану бестолковому, не нравилось-то? А? – Он в явном расстройстве махом допил оставшиеся два глотка.
Мне же оставалось только поддакнуть и сместить акценты на свою судьбу:
– Да уж, падают нравы-то… А что ночью-то случилось? Что-то взорвалось? Кто-то погиб?
– Ну еще бы! – сразу оживился разносчик. Видимо, умение сплетничать было не только его работа, но и призвание: – Это ж самого графа Диялло кто-то магическим взрывом уничтожил. Да не одного, кто-то с ним еще был. Причем случилось это прямо в спальне его супруги, графини Маланьи, а сама она в этот момент находилась во второй комнате своих апартаментов. И тоже не одна, поговаривают, со своим приятелем. Вместе и пострадали, когда стена между комнат рухнула да их обоих камнями оглушило.
– Уф, страсти-то какие! Это получается, все по причине ревности смертоубийство случилось?
– О какой ревности речь? – фыркнул мой собеседник вначале с презрением. Да и на меня глянул, как на придурка. Но тут же нахмурился и забормотал: – Хотя… Кто его знает, что там на самом деле случилось-то. Эта Маланья Диялло – та еще интриганка… Но опять-таки смерть супруга ей меньше всего была выгодна.
«Э-э, да этот дядя тут знает почти все и вся! – зашевелилась у меня в голове логика. – Надо с ним дружить!»
– Еще стаканчик?
– Нет. – Мой информатор оглянулся по сторонам и заговорщически пояснил: – Мне надо вначале тележку отвезти на кухню. А потом в харчевню «Карайса» наведаюсь, заберу твой заказ, и вот тогда… – он словно присмотрелся ко мне, вопрошая: «Если не жалко?..»
– С хорошим человеком и обеднеть приятно! – перефразировал я другое изречение, где говорилось про умного и дурака. – Так что вторую лейзуену при тебе открою.
Мой благодетель убыл по своим делам. Причем окошко не закрыл! И только жестом барским показал: мол, улучшай вентиляцию. А почему он такое вытворил?
С одной стороны, он тут хозяин, ему видней. К тому же я получаюсь как бы персона с особым статусом, только за один раз ему подарившая неслабый довесок к заработку. И невиновен я ни в чем, если глянуть на меня как на случайного прохожего.
А с другой стороны, все это выглядело как бы приглашением для свободного общения с другими узниками. Узниками ли вообще? Или с подсадными утками? Провокация? И сейчас разносчик стоит мне невидимый и внимательно прислушивается к каждому слову? Да и сами узники, возжелают ли со мной поговорить?
Возжелали. И первым послышался женский голос:
– Эй ты, новенький! Ты кто такой?
Я с полным равнодушием продолжил насыщаться, с трепетом и предвкушением ожидая горячие блюда. Поэтому не желал отвлекаться от этого блаженного дела даже на мгновение. Да и вообще, меня с детства родители учили во время еды не разговаривать, иначе подавиться можно.
А хорошо идет мясцо-то! И только начинает во рту или в глотке застревать, как я его одним глотком кальвадоса словно очищающей лавиной проталкиваю. Лепота!.. Если бы еще соседка не надрывалась жалостливо:
– О чем вы там с этим «кашеносом» шептались? Не вздумай с ним откровенничать! Подлая и мерзкая тварь. Стукач! Провокатор!
Ага! Еще недавно ты и меня, красотка, нехорошими словами унижала. Даже не спросив о сути моего заключения. Так что верить тебе – себя не уважать. Ну и подавиться не хочу, напоминая очевидное. Молчу. Ем. Наслаждаюсь. Чувствую, как все мои симбионты воспряли духом и стараются, стараются, стараются…
– Эй, новенький! – Ну вот, опять эта рыжая. Неужели так быстро слопала свою порцию? – Ты что, оглох? Или прикидываешься дубиной стоеросовой? Отзовешься или нет?
Чего ей неймется-то? Уже злобно хмыкаю, но еще сдерживаюсь. Тем более что в процесс перекрикивания подключается отступник, можно сказать, политический страдалец от теократии и возмутитель здешнего паноптикума из обожествляемых предков:
– Сюзанна! Не вступай в контакт с этим членистоногим! Он наверняка хочет у тебя выпытать о намерениях, после чего тебя вообще засадят в общую тюремную камеру.
Видимо, угроза в самом деле нешуточная, раз девица на какое-то время умолкла в раздумьях. Но имя-то какое у нее прекрасное и звучное. У-у-у!.. И родное. Словно далекой Землей повеяло. Даже не верится…
Имя хорошее, но вот характер у Сюзанны явно не сахар:
– Плевать на общую камеру! Мне уже все равно! – Она словно стала впадать в истерику: – Я на свободу хочу! Людей увидеть! Садовые деревья потрогать! А-а-а-а!.. Отзовись, моллюск безмозглый!
Я уже и мясо прожевал, запил его глотком кальвадоса и собрался пожалеть несчастную узницу. Но последние слова отбили все желание пообщаться, и я вновь приступил к наполнению своего желудка ценными углеводами, белками, крахмалом, алкоголем… ну и прочим.
После нескольких минут рыданий и причитаний всхлипы затихли, и послышался голос мужчины из четвертой:
– Зря ты так нехорошо отзываешься о нашем товарище по темнице. Он ведь нам ничего плохого не сделал…
Ну, кто на что учился. У кого темница, а у меня вон светлая комната. И я с удовольствием осматриваю открывшуюся моему взгляду долину. Или равнину? Но в любом случае красиво над ней местное светило движется… Хм! А ведь справа налево оно движется! То есть мы – в южном полушарии. Пригодится это знание или нет? Но в любом случае отложить в памяти будет полезно.
После чего я вернулся к открытому окошку двери, наступая на горло своей принципиальности и обращаясь солидным басом к мужчине:
– Насколько мне помнится, мистер безбожник, вы тоже в мой адрес позволяли неэтичные высказывания. За такое, знаете ли, бьют по морде лица.
– Прошу меня простить! – тут же ответил узник. – Все-таки в моем состоянии раздражительность не лучший сокамерник. Виноваты во всем: опоздание завтрака, отсутствие помощи и новостей от моих сотоварищей-архитекторов, полутьма постоянная давит и вообще вгоняет в крайнюю тоску полная бессмысленность моего заточения. Я ведь никоим образом не хотел умалить величие Строителей…
– И я! И я прошу прощения! – завопила рыжая узница. Наверняка мечтала выговориться или хоть что-то узнать о своей судьбе: – Была виновата! Сглупила! Осерчала! Да и вообще, стоит ли истинному мужчине серьезно относиться к нескольким словам отчаявшейся женщины? Вы ведь и так сильней меня, а потому должны прощать мелкие прегрешения. Да и вообще, я впоследствии вас очень, ну очень, очень отблагодарю за любую помощь и содействие…
Напоследок ее голос, даже доносящийся через щели вокруг стальной двери, стал настолько грудной, мурчащий и соблазнительный, что мне оставалось только встряхнуть плечами, отгоняя навалившееся наваждение, и воскликнуть:
– Однако! Сюзанна… С чего вы решили, что я – истинный мужчина? Я молод, даже юн! Мне всего восемнадцать, и у меня впереди прекрасное и светлое будущее. А потому я бы не хотел на вас жениться и ломать свою судьбу. Да и детей мне рано заводить…
Из четвертой камеры послышался гомерический хохот. И из восьмой – еле слышное шипение:
– Моллюск недоношенный! – Но с моим-то слухом я прекрасно слышал, как нервно дышит зарвавшаяся фаворитка местного князя. Зато последующие слова прозвучали все с той же обволакивающей страстью и вожделением: – Хорошо, мой юный спаситель! Мы не станем себя связывать узами брака, но я все равно буду выполнять все твои желания. Все, все! Даже самые сокровенные…
– Да-а?.. Ну тогда расскажи вначале, как князь управляет своим княжеством? И как ему в этом помогает княгиня? – задал нужные вопросы, рот свободен. Продолжим завтракать… плавно переходя к обеду.
Только вот обитательница камеры напротив отвечать не спешила. Испугалась? Или пыталась понять причины моего интереса? Наверное, второе, потому что осторожно спросила:
– Что за странные вопросы?
– Уж какие есть, – настоял я. – Или ты отвечаешь, или я прекращаю всякое с тобой общение. И уж тем более благодетельствовать не стану.
– А ты можешь? – Жаль, не видно ее ауры. Но по тону чувствуется, что красотка готова на все. Оставалось только выяснить, где это «все» заканчивается.
Поэтому я замолк, отдав дань уважения кулинарным изыскам Карайса, неизвестного мне хозяина ближайшей харчевни. Минут пять царила полная тишина, похоже, и отступнику стало интересно, что расскажет Сюзанна. А потом она затараторила четко и вполне разборчиво потоком слов. Причем отвечала так, словно ученица на уроке местного обществоведения. Скорей всего так мог рассказать любой подданный князя, у кого язык хорошо подвешен и умение поболтать присутствует. Минут через пять я прекрасно понял суть, права и обязанности местного властелина. А также основную концепцию его правления: тотальный консерватизм. Иначе говоря, ни единого изменения в законах, традициях и правилах. Все, как при далеких пращурах: ни шагу в сторону, ни малейшего новшества, никакого прогресса. Живем и дышим, как завещали нам великие Строители.
А! Что я еще понял: венерических заболеваний здесь нет. Посему нравы в обществе более чем фривольные. И отношение к обязательному браку – всего лишь дань пуританским традициям. Считается, что можно быть замужем или женатым, но при этом изменять своим дражайшим половинкам направо и налево.
На что оставалось мне только почесать озадаченно затылок:
«Это я попал! Но вот хорошо или плохо попал – тот еще вопрос! Как бы и здесь по незнанию мелочей в неприятности не влипнуть…»
Тогда как моя информатор требовательно поинтересовалась:
– Так ты готов мне помочь за мою лекцию?
– Помочь? Как? – вырвалось у меня.
– Одолжи мне денег! Мне надо связаться с верной подругой, а без денег этот кашенос ничего делать не станет.
– М-м?.. И много денег надо?
– Хотя бы две серебрушки.
– За твою лекцию о том, что все и так знают – и одной серебрушки много, – вынес я суровый вердикт. – Вот если ты таких лекций десяток прочитаешь… Кстати, наш кормилец идет.
Мы притихли, прислушиваясь к приближающемуся топоту и поскрипыванию колес. А потом я вновь чуть не захлебнулся слюной, когда разносчик стал подавать мне блюда через невероятно узкую для этого щель в решетке. Пришлось нам изрядно помучиться, пока весь комплект доставки не расположился у меня на столе и частично на кровати.
После чего я торжественно открыл вторую бутылку кальвадоса и щедро плеснул своему благодетелю новую порцию благородного напитка. И тост сказал соответствующий, правда шепотом:
– За хороших людей! – еще и тарелку выставил для угощения, как бы для закуски. Мужик и это оценил, хотя голодным однозначно не был. Зато после этого заулыбался и наклонился к самой решетке:
– Ну что, пообщался с этой козой рыжей? Денег просила?
– А то! – многозначительно хмыкнул я после очередного глотка.
– И что? Пожертвуешь?
– Еще чего? Не заслужила она и не заработала, – ляпнул я, лишь бы ко мне с этим вопросом не приставали. И тут наш кашенос меня поразил почти насмерть:
– Так пусть зарабатывает!
После чего допил угощение, отставил свою многоярусную тележку в сторону и шагнул к камере номер восемь. Открыл дверь и скомандовал:
– На выход! – Красотка вышла чуточку испуганная, но с гордо расправленными плечами. – Стоять! Ждать! – Кормилец открыл дверь ко мне, довольно грубо затолкал узницу в мою камеру и напутствовал словами: – Договаривайтесь как хотите!
Закрыл дверь и дверцу раздачи. И ушел.
Все это было проделано без малейшего слова согласия как с моей стороны, так и со стороны бывшей полюбовницы князя. А я так и замер с некрасиво торчащим изо рта куском курицы. Не подавиться бы…