Глава вторая
Самолет из Лондона приземлился, как ни странно это звучит, минута в минуту по расписанию. Даже такие удивительные случаи, говорят, в авиации бывают! Тем не менее долго пришлось ждать, когда освободится выдвижная пассажирская галерея-«гармошка», заменяющая привычные для других аэропортов трапы. Но галерея все же освободилась, «Боинг-747» подрулил на стоянку, и рукав «гармошки» выдвинулся к открытому люку. Действие было проведено предельно точно. В лондонском аэропорту Хитроу рукав, как помнил профессор Груббер, попал на место только со второй попытки.
Здесь минуты экономились, но дальше предстояло их только терять. Владимир Иванович Груббер очень не любил терять свое драгоценное время на таможенном досмотре, но вынужден был встать в общую очередь. Однако через минуту два офицера в пограничной форме подошли к нему и вежливо спросили:
– Полковник Груббер?
– Так точно.
– Пойдемте с нами, товарищ полковник. Ваши вещи таможенники осмотрят в VIP-зале.
Более молодой офицер подхватил тяжелый чемодан Владимира Ивановича и понес в руках, не желая катить его. Хватало человеку здоровья. В VIP-зале заканчивали осмотр вещей какого-то мелкого и суетливого человека, говорящего с таможенниками на американском языке, как определил Груббер, потому что английским этот язык можно было назвать только с очень большой натяжкой. По крайней мере, он не понял половину торопливо произнесенных и скомканных в окончаниях слов.
– Как погодка в Москве? – спросил Владимир Иванович старшего из пограничников.
– Пока держится. К вечеру обещают штормовой ветер. С Балтики до нас добирается.
Из-за больших стеклянных дверей VIP-зала Грубберу помахал рукой генерал Макарцев. Хотя профессор и знал, что его обязательно встретят, все равно было приятно, что встречают вот так, почти с почетом, хотя и без оркестра.
Таможенные процедуры были закончены быстро. Кажется, таможенника даже не интересовало содержимое чемодана Владимира Ивановича, а осмотр проводился только для проформы. Предыдущему клиенту, вертлявому американцу, внимания было уделено несравненно больше. У того перерыли оба вместительных чемодана. Но такое невнимание могло только радовать.
Заработав штамп в загранпаспорт, Владимир Иванович двинулся к выходу. Генерал-майор Макарцев, здороваясь, даже приобнял профессора за плечи, словно они невесть сколько лет не виделись. Встречать Груббера приехала машина из института, естественно, не просто машина из гаража, а персональная профессорская – снежно-белый «Мерседес S-500 AMG». Водитель, знающий привычки шефа, привычно устроился на заднем сиденье, поскольку впереди всегда сидел охранник, к нему присоединился генерал-майор Макарцев, а сам Владимир Иванович занял водительское место за рулем. Водить он не только любил, но и умел. Еще когда три года назад создавалась лаборатория, профессор затребовал себе именно такую машину, отвечающую его немалым габаритам. Думал, что его попросят умерить аппетиты, потому что на таких машинах ездят только министры, а заместители министров пользуются транспортом поскромнее. Но Владимиру Ивановичу не возразили. Слишком долго его уговаривали возглавить лабораторию, чтобы возражать из-за каких-то нескольких миллионов рублей. Он тогда поездил на ней и по городу, и за городом, и единственный вопрос, который, покачав в восхищении головой, задал менеджеру автосалона после окончания тест-драйва, был таким, что менеджер растерялся:
– Скажите, а летать эта штука не умеет?
И сейчас, соскучившись по своей машине, Владимир Иванович просто «полетел» по дороге в лабораторию. Лаборатория располагалась за городом, официально она называлась «Санаторием-профилакторием Министерства обороны», хотя с Министерством обороны даже не сотрудничала, и охрану на воротах и по периметру территории вели солдаты ФСБ.
– Юрий Васильевич, у вас лицо сегодня очень торжествующее, – не отрывая взгляда от дороги, заметил он.
– Конечно. У нас сегодня праздник. Даже двойной, – ответил генерал. – Первый – вы вернулись. Второй – ночью прилетел рейс из Афин, и вам привезли небольшую посылку. Как раз то, что вы заказывали.
– Привезли? Очень рад. Мы, кстати, садились на самолет почти одновременно с доктором Равви. Ему, видимо, еще не сообщили, мне, по крайней мере, Дорон не пожаловался. Хотя мог и просто скрыть, он человек со странностями. Правда, я не думаю, что в лаборатории у него не сохранились дубликаты работ. Если не сохранились, для всего Нес-Циона[10] это станет большой трагедией. Но завтра, Юрий Васильевич, у нас будет еще один праздник. Ко мне прилетит один из участников нашей английской конференции. Я обещал поделиться с ним кое-какими своими наработками, он поделится со мной своими. У него просто не было с собой необходимых материалов, иначе он прилетел бы вместе со мной.
– Обмен опытом, – с небольшим недовольством произнес генерал. – Иногда это бывает полезно. Откуда гость?
Он заворочался на заднем сиденье, зная, что претензии за такого гостя руководство выскажет ему. И претензии могут быть очень серьезными, если профессор Груббер поделится с гостем какими-то своими наработками.
– Из Германии. Профессор Отто Огервайзер. В мире он считается самым большим специалистом по идентификации отличительных генов. Как раз в том вопросе, где наша лаборатория пока слегка «плавает». Для нас это камень преткновения, а герр Огервайзер разработал систему определения по сравнительным тестам, что может дать толчок всей нашей деятельности. Он умудрился определять силу конкретного гена в конкретном человеке. Не просто наличие гена, а его силу и способность как к поражению, так и к сопротивлению. То есть, скажем, имеется семья, где муж и жена являются людьми разных этносов. Что будет с детьми в ситуации поражения одного из них? Ген какого родителя будет в том или ином варианте сильнее, материнский или отцовский? Это вопрос, который пока ни одна лаборатория, кроме немецкой, не смогла решить. И у нас дело сильно застопорилось именно на этом вопросе. Надеюсь, с помощью профессора Огервайзера нам удастся разобраться в нем. Да, еще… К приезду герра Огервайзера я попросил бы вас найти мне бутылку хорошего марочного грузинского коньяка.
– Взаимовыгодный обмен, – слегка успокоился генерал, теперь уже зная, что сказать своему руководству. – Ну да… Коньяк я вам достану. А что касается обмена опытом… Это почти то же самое, что ваша лондонская конференция. Если приглашают на контакт, а вас государство не пускает, значит, вы не просто исследователь вопросов генетики, а создатель оружия. Кого приглашали и кто не приехал – список, наверное, составлен. То же самое и с гостевыми визитами по обмену опытом. Отказ, как я понимаю, всегда вызовет подозрение. Как конференция, кстати, прошла? Было что-то интересное, что нам поможет?
– В общем все прошло по-английски рутинно. Открытий никаких не было, хотя был очень интересный спор. Касался он событий две тысячи второго года на Мадагаскаре. Тогда на мадагаскарцев напала какая-то странная эпидемия. Более двух тысяч человек заболело, больше полутора сотен умерло в первые два дня после заражения. Болезнь сильно походила по симптоматике на обычную простуду и сначала не вызвала беспокойства. Шел сезон дождей, а в этот сезон всегда много больных. Только когда эпидемия распространилась широко, врачи забили тревогу. Тогда же ООН срочно направила на Мадагаскар специальную команду врачей и ученых из французского института Пастера. Странным было то, что эпидемия поражала людей только одной этнической группы. И еще тогда возникла версия испытания генетического оружия. Именно после этого случая по всему миру начали про него говорить, и стали одна за другой открываться лаборатории. Но пока ни одна страна не взяла на себя ответственность за мадагаскарские испытания. А китайские специалисты на основе мадагаскарского случая предложили обсудить разработанную ими методологию определения возможного авторства. Мы целый день потратили на обсуждение китайской методологии, но пришли к выводу, что она больше замешана на политике, чем на научных данных, и не может стать инструментом, определяющим критерий виновности того или иного государства, поскольку допускает простейшие провокации, с помощью которых легко обвинить любую сторону как заинтересованную.
Ворота лабораторного двора открылись без проверки машины.
– Юрий Васильевич, приглашаю вас в свой кабинет. Можно пока без коньяка, но с посылкой в мой адрес. Мне не терпится посмотреть содержимое.
– Принесу через десять минут, – пообещал генерал.
Было прохладно, а ноги все без исключения солдаты взвода промочили основательно. Все-таки середина осени сильно отличается от лета даже в сравнительно южных широтах Дальнего Востока. Спасение в этом случае давало или движение, или возможность просушить одежду. Старший лейтенант Гавриленков решил совместить и то, и другое. И потому сам встал на роль ведущего, чтобы в высоком темпе добраться до обозначенного на карте относительно большого возвышенного острова, где решил сделать привал с разведением больших костров, чтобы солдаты могли просушить одежду и обувь. Запоздало пришла в голову мысль, что в такой рейд следовало бы взять с собой обычные костюмы противохимической защиты. По крайней мере, в болотах они защитили бы солдат от промокания. Полностью облачаться в такой костюм необходимости не было, следовало использовать только одни штаны-комбинезон, как используют их по всей России рыбаки, всякими правдами и неправдами приобретающие себе такие костюмы. Но если уж не взяли, если ни командование, ни сам командир взвода вовремя не подумали, не стоило больше заострять на этом внимание. Сергей Сергеевич сам тоже сильно промок и грелся только за счет скорости передвижения. Наверное, и солдатам эта скорость помогала.
Раздражало то, что идти приходилось не по прямой линии, а только по мелководью. Вообще для таких операций следовало бы использовать суда на воздушной подушке, стоящие на вооружении подразделений морской пехоты. Эти суда, как видел Гавриленков на учениях, легко преодолевают болота там, где нет крепких и высоких деревьев. Здесь деревья были, но, если бы за управлением судна сидел опытный механик-водитель, ему не составило бы труда обойти их стороной, тем более что не было необходимости передвигаться не только с максимальной, но даже с крейсерской скоростью[11]. Но привлечение посторонней помощи, а морская пехота согласилась бы наверняка выделить такое десантное судно исключительно со своим механиком-водителем, не входило, видимо, в планы руководства операцией. Любые посторонние люди – это вариант для расширения круга информированных лиц. И чем уже круг, тем лучше. Старое правило, которого всегда следует придерживаться, если операция не желает себе обширной рекламы.
С этими мыслями шел старший лейтенант Гавриленков во главе своего взвода. Активно пытались пробиться в сознание и другие мысли, хотя он усиленно отгонял их, не имея возможности разрешить проблему. Если нет такой возможности, не стоит и голову себе забивать, и нервы портить. Тем не менее мысли эти, помимо его воли, все же приходили вновь и вновь. Что же произошло с группой полицейского спецназа? Там ведь наверняка были не мальчишки с улицы и не постовые полицейские, там были спецназовцы, волки, которые отлично умеют кусаться. Их просто так, голыми руками, взять невозможно. А у полицейских подозрительность ко всему, выходящему за рамки обыденного, в несколько раз выше, чем, скажем, у бойцов того же спецназа ГРУ. В спецназе ГРУ приветствуется осторожность, а в полицейском спецназе именно подозрительность заменяет осторожность. В силу специфики своей службы полицейские спецназовцы становятся подозрительными очень быстро. Тем не менее даже профессиональная подозрительность их не спасла, погибли все. И неизвестно, отчего они погибли, может быть, какое-то отравление. Может быть, еще что-то. На случайность списать можно все. И кто-то, возможно, попытался бы и этот инцидент списать на случайность, если бы не расстрелянный полицейский. Расстрелянный и сброшенный в воду. Только почему так близко от берега? Хотя, конечно, труп могли бросить где угодно, но его принесло именно к берегу. Возможно, к месту убийства.
Но спецназ ГРУ, хотя в последние годы часто используется вместе с правоохранительными органами, не имеет следственных полномочий и не может вести следствие. Он даже методологии следствия не обучен. Из разговоров с другими офицерами старший лейтенант Гавриленков знал даже то, что не все видят разницу между арестом и задержанием. Это первая мелочь, самая мелкая. А крупных много, и все они имеют свою глубину, требуют своей трактовки. Правовые же знания спецназа ГРУ сводятся к обязательному курсу о возможном поведении бойцов в чужих домах, вызывающих подозрение, в селах, в которые спецназ входит, причем явный уклон делается на кавказские села. Даже начальник штаба бригады не припоминал случая, когда спецназ ГРУ использовался в других регионах России.
И вот пришлось использовать в другом регионе…
Впереди открылось большое по площади озеро.
Старший лейтенант Гавриленков остановился, поднял бинокль и стал всматриваться в зеркальную поверхность. Травы и кустов из воды выглядывало много, что давало характеристику глубине. Внешне казалось, что пройти через озеро можно, глубина, похоже, не превышает двадцати сантиметров. Подумав, Гавриленков двинулся вперед. И не ошибся, озеро действительно оказалось вполне проходимым. Только следовало путь выбирать тщательнее и шестом работать чаще, чтобы не уйти на чистую воду или не провалиться в яму. У Гавриленкова шест был длиной около трех метров. В одном месте он попытался проверить дно в стороне от зарослей травы, и шест ушел на всю длину, даже руку пришлось под воду опустить, но дна не достал. Значит, в озере много ям.
– Передать по строю, – сказал старший лейтенант через плечо. – Где нет травы, ямы глубиной больше трех метров. Соблюдать осторожность.
Команда быстро пролетела во всей цепочке и дошла до замыкающих колонну офицеров ФСБ…
Озеро прошли за час с небольшим. Уже на берегу, выбрав сухой бугорок, Гавриленков сел и вытащил карту, которую и без того хорошо помнил, но все же решил свериться. Да, озеро было и на карте, только не такое большое и не такое округлое, а похожее на кляксу с растекшимися языками. Видимо вода сильно прибыла и округлила озеро. До того самого островка, где Гавриленков наметил привал, оставалось сорок минут хода.
– Вперед! – скомандовал старший лейтенант стоящим рядом солдатам первого отделения. – Лазоревский, вставай ведущим, поддерживай темп.
– Есть поддерживать темп! – командир первого отделения младший сержант контрактной службы Коля Лазоревский пошел так быстро, словно в бой ринулся.
А сам старший лейтенант решил дождаться группу майора Зотова…
В лаборатории у профессора Огервайзера кабинет был более просторным, чем в компании «Пфайфер Лоок», хотя выглядел более скромным. Ощущение простора добавлял еще и вид из окна. Окно в кабинете, занимавшем половину этажа, было единственное, зато во всю стену. И сам кабинет находился на одном из верхних этажей «небоскреба», до которого даже скоростным лифтом добираться было нудно.
Доктор Алоис Матиссе Гросс имел свободный вход в здание, поскольку считался официальным куратором лаборатории в бундесвере. Сам полковник Гросс занимал должность заместителя начальника подразделения со странным названием «Управление аномальных методов ведения войны». От такого названия за несколько километров несло запахом НЛО и безумными пассами экстрасенсов, и, к удивлению Отто Огервайзера, создание генетического оружия руководство бундесвера почему-то отнесло к подобным же явлениям, хотя генетика – это наука, а все аномальные явления, по мнению профессора, относились к вненаучным явлениям. И даже в том случае, если подтверждались практически.
Конец ознакомительного фрагмента.