Глава третья. Золотая клетка. Виктория
Сколько себя помню, столько мечтаю стать некрасивой. Да-да, именно об этом мечтаю, хотя у всех нормальных (и ненормальных, наверное, тоже) девушек мечты всегда прямо противоположны моей. Они грезят об идеальной фигуре, смазливом личике, поскольку считают, что все это автоматически обеспечивает яркую и невероятно счастливую жизнь.
Если бы это было так, я была бы самой счастливой женщиной на свете. Красотой родители и природа наградили меня с избытком. Но – в порядке компенсации, полагаю, – снабдили совершенно неженским складом ума и полнейшим равнодушием к представителям противоположного пола. И это еще не все.
Меня угораздило родиться в семье с достатком, мягко говоря, ниже среднего, зато с целой кучей практически неразрешимых проблем. Мы жили в двухкомнатной смежной «хрущобе» с совмещенным санузлом и крохотной кухней, причем на первом этаже, а значит – даже без балкона, зато всегда – в полумраке. Отец систематически пропивал всю зарплату слесаря ЖЭКа, мать работала медсестрой на две ставки, да еще бегала делать уколы частным образом, бабушка медленно, но верно сползала в маразм, а мой старший брат старался проводить дома как можно меньше времени. Где его носило целыми днями – оставалось только догадываться, и просто чудо, что все как-то обходилось без конфликтов с милицией.
Мне же мальчишки не давали прохода класса с шестого, за что меня же люто ненавидели чуть ли не все девчонки в школе. Я была хуже всех одета, но все равно… Да еще и училась исключительно на «пятерки». Особых усилий от меня это не требовало: я с первого раза запоминала прочитанную страницу с точностью до запятой, а все, сказанное учителем на уроке, могла дословно повторить даже несколько месяцев спустя. В результате я была самым настоящим изгоем и никак не могла понять: за что? Я же не виновата в том, что у меня хорошая память.
Подруг у меня, естественно, не было, ни на какие вечеринки и дискотеки я не ходила (да и не в чем было бы ходить!), зато научилась виртуозно обращаться с пьяным отцом и полусумасшедшей бабкой. То время, которое у меня оставалось свободным от них и разных домашних дел, я тратила на чтение.
А потом в нашей школе появился компьютерный класс… Господи, как же я была счастлива! Этап «чайника» я преодолела за считанные недели, а потом с каждым днем становилась все более и более умелым компьютерщиком. Мне казалось, что мы с умной машиной составляем одно целое. А уж когда я научилась сама писать программы и создавать компьютерные игры, все остальное фактически потеряло для меня смысл. Я жила только тогда, когда сидела перед монитором и нажимала на клавиши.
Увы, о собственном компьютере я могла только мечтать. Все заработанные мамой деньги уходили на самое необходимое. Мне же подрабатывать было некогда: бабушка уже нуждалась в круглосуточном уходе.
Школу я закончила с золотой медалью и, ни на секунду не задумываясь, подала документы в МГУ на мехмат. Вступительных экзаменов у меня не было: за время учебы в школе я столько раз становилась лауреатом и победителем всевозможных физико-математических олимпиад, что грамотами можно было бы обклеить всю нашу квартиру. Иногда я об этом задумывалась почти всерьез: ремонт нашему жилищу требовался уже давно, а денег не было даже на обои.
Впрочем, в этом – в отсутствии денег – была виновата и я сама. Сколько раз мне на улице предлагали «сняться в кино», стать «лицом рекламы» неизвестно чего, фотомоделью, манекенщицей! Я только отмахивалась, искренне не понимая, как можно заниматься такой чепухой, если есть возможность стать высококлассным специалистом по компьютерам. Обыкновенные же свидания, которые мне пытались назначить по десять раз на день, я просто игнорировала.
Как я уже говорила, мужчины меня не интересовали совершенно, а об отношениях полов я узнала слишком рано и слишком много: супружеская жизнь моих родителей, то есть ее интимная сторона, фактически происходила на моих глазах и совершенно не вдохновляла, а вызывала чувство омерзения. Да еще – острую жалость к матери, которая то и дело «залетала» и потом наспех и по дешевке делала аборты. В неполные сорок пять лет она выглядела на все шестьдесят, да еще с хвостиком.
Но… от судьбы, как говорится, не уйдешь. Поэтому первая физическая близость с мужчиной у меня произошла без всяких свиданий, ухаживаний и тому подобной чепухи. Меня элементарно изнасиловали, когда я возвращалась вечером домой из института. Изнасиловали три пьяных подонка, лиц которых я от ужаса и отвращения даже не разглядела…
Когда я, чуть живая, доползла до дома, мама, не вникая в суть произошедшего, назвала меня шлюхой и наградила оплеухой. Вот и вся поддержка, которую я получила. Слава Богу, что не забеременела: вряд ли я бы смогла пережить еще и это.
Между тем, Интернет был уже не научной фантастикой, а просто новым образом жизни. И сама жизнь стала для меня чуть-чуть полегче: бабушка умерла, брат подался на ПМЖ куда-то за границу и в квартире стало заметно просторнее. Отец, правда, пил по-прежнему, но у меня теперь была своя маленькая комната и по сравнению с прошлыми годами все выглядело просто детскими игрушками. Главное: я могла какое-то время побыть совершенно одна, ни с кем не общаясь.
Кое-какие деньги я теперь зарабатывала сама: писала программы, делала сайты, разрабатывала игры. Мама могла уже ограничиться одной ставкой и не надрываться – нам бы хватило. Но тут случилась настоящая беда: у мамы обнаружили какое-то редкое и плохо поддающееся лечению заболевание крови. Больница, лекарства, усиленное питание, снова больница… Теперь мне самой хватало денег только на то, чтобы не умереть с голоду.
Маму в очередной раз положили в больницу, и я в очередной раз пришла ее навестить. Но до палаты не дошла: меня перехватила заведующая отделением.
– Зайдите ко мне, деточка, – медовым голосом сказала она.
Я похолодела. Такое предложение могло означать только одно: смертный приговор матери. Но я ошиблась.
– Деточка, – сказала заведующая, усадив меня в кресло в своем кабинете, – вашей маме можно помочь. Появилось одно новое, очень эффективное лекарство. Но… очень дорогое, конечно.
Я оторопела: смеется она надо мной, что ли? Ведь прекрасно знает, что денег на дорогое лекарство у нас нет, едва хватает на дешевое.
– Я все понимаю, – закивала она сочувственно. – Но есть человек, который мог бы вам помочь. То есть оплатить весь курс лечения.
– И что от меня для этого требуется? – осведомилась я.
– Просто встретиться с ним и рассказать о своей проблеме.
– И все?!
– Ну, дальше вы уже сами договаривайтесь, но я думаю, что ничего такого страшного или, упаси Бог, криминального вам делать не придется. Он очень богат и очень… щедр. Любит помогать людям. Позвоните ему вот по этому телефону, сошлитесь на меня.
И она протянула мне белую визитную карточку с золотым обрезом, на которой было написано: Забелин Александр Борисович. И номер телефона. Ни должности, ни титула, ни звания – ничего такого, на что сейчас так падки все, у кого есть деньги, чтобы заказать визитку.
На следующий день я позвонила. По-видимому, это был его служебный телефон, поскольку приятный женский голос осведомился, как меня представить. И почти тут же я услышала в трубке сочный мужской баритон:
– Слушаю вас, Виктория.
– Александр Борисович, мне сказали, что…
– Да-да, я в курсе. Вот что мы с вами сделаем: приезжайте ко мне в офис… ну, скажем, через час. И мы спокойно побеседуем.
Если у меня и были какие-то страхи и предчувствия, то после этого короткого разговора они испарились без остатка. И я поехала по любезно названному мне секретаршей адресу: не в самый центр Москвы, но и не на ее окраину. Там, в окружении стандартных пятиэтажек я обнаружила обнесенный каменным забором участок, размером с футбольное поле, а на участке – внушительных размеров особнячок, выстроенный в довольно затейливом стиле. Эдакая смесь средневековой готики и раннего модерна.
Ворота распахнулись, едва я назвала в переговорное устройство свою фамилию. В вестибюле, в стеклянной будке солидных размеров сидел охранник. Он попросил у меня паспорт, а взамен выдал кусочек пластмассы: универсальный ключ, как оказалось.
Но ключ мне не потребовался. В вестибюле возник молодой человек атлетического сложения и осведомился:
– Вы Виктория?
Я кивнула.
– Я провожу вас к Александру Борисовичу. Пойдемте.
Вот это прием. Можно подумать, что не мне отчаянно нужен господин Забелин, а именно я позарез нужна ему.
Мы поднялись на второй этаж, прошли через запертую на кодовый замок дверь и, миновав небольшой коридор, оказались в приемной. За столом, уставленным всякой оргтехникой, сидела элегантная женщина средних лет, надо полагать, секретарша. При нашем появлении она встала и негромко сказала:
– Здравствуйте, Виктория. Вас ждут.
Она открыла одну из выходящих в приемную дверей и провозгласила:
– Александр Борисович, ваша гостья прибыла.
И сделала мне приглашающий жест. Несколько шагов по устилавшему пол нежно-зеленому бобриковому покрытию, и я оказалась в святая святых – кабинете самого шефа.
Наверное, подсознательно я ожидала увидеть один из тех роскошных кабинетов, который так любят показывать в телесериалах. Но это была всего лишь просторная, с двумя окнами комната, значительную часть которой занимали письменный стол хозяина (замечу, без единой бумажки) и приставленный к нему торцом длинный стол с креслами. Надо полагать, для заседаний. Целую стену занимали застекленные полки с книгами и разными сувенирами. Вот, пожалуй, и все.
Зато сам Александр Борисович уж точно поразил мое воображение. Это был жгучий брюнет, волосы у которого росли, кажется, везде, кроме… головы. Она была абсолютно лысой. Цепкие темные глаза украшали очки в символически-тонкой оправе. Ни золотой цепочки на груди, ни перстней… Не так я себе представляла мецената-миллионера.
– Присаживайтесь, Виктория, – мягко улыбнулся он.
Улыбка у него, кстати, была совершенно неотразимой.
– Можно просто Вика, – пискнула я, неловко плюхаясь в комфортное кресло для посетителей.
– Договорились, – снова одарил меня улыбкой собеседник.
В этот момент секретарша вкатила столик с каким-то невероятным количеством предметов: чайник, кофейник, чашки, вазочки с конфетами и пирожными, еще что-то… Действительно, прием по высшему разряду.
– Кофе? Чай? – осведомился у меня хозяин кабинета.
– Кофе, пожалуйста, – ответила я.
Слишком быстро ответила и со слишком большой заинтересованностью в голосе. Обожаю кофе, но это для меня слишком дорогое удовольствие.
Секретарша налила в чашечку восхитительно пахнущий напиток. Александр Борисович предпочел чай.
– Слушаю вас, – произнес он, когда секретарша удалилась, бесшумно затворив за собой дверь.
А я не знала, с чего начать. Со времени фантастического предложения финансовой помощи, с того момента, как заведующая отделением больницы вручила мне визитную карточку Забелина, я сто раз мысленно репетировала свой монолог. Но именно сейчас все тщательно подготовленные слова вылетели у меня из головы.
– В принципе, я в курсе вашей проблемы, – пришел мне на помощь Александр Борисович. – И готов вам помочь. Оплата лечения – уже решенный вопрос. Но сейчас, после личного знакомства, мне кажется, что этого недостаточно. В чем нуждаетесь вы сама?
«В хорошем компьютере», – чуть не брякнула я, но вовремя прикусила язык. Даже если завтра в нашей квартире и появится это чудо техники, самое позднее через три дня оно исчезнет. Отец пропьет, как систематически пропивает все, что имеет хоть какую-то цену.
– Вы работаете, Вика? – прервал затянувшуюся паузу Александр Борисович.
– Я учусь в институте. И подрабатываю, конечно.
– У такой красивой девушки есть для этого масса способов.
– Простите? – не поняла я.
– Вы можете быть манекенщицей, фотомоделью…
– Актрисой, – устало закончила я. – Увы, меня эти предложения совершенно не прельщают.
Брови моего собеседника изумленно поползли вверх.
– А что же вас… прельщает?
– Программирование, – коротко ответила я. – Работа с компьютером.
– Очень интересно. А что об этом думает ваш друг?
– Какой друг?
– Ну, может быть, возлюбленный или жених. Простите, что вторгаюсь в вашу личную жизнь…
– Не за что. У меня нет ни друга, ни возлюбленного, ни жениха.
– И… не было?
Я покачала головой.
– Меня эта сторона жизни совершенно не интересует.
– Но что-то ведь у вас есть… для счастья?
– Конечно. Когда отец ночует не дома, а в вытрезвителе, я могу выспаться. Или когда у мамы бывает некоторое улучшение здоровья.
«Или когда мне удается взломать защиту какого-нибудь „крутого“ сайта, а потом виртуозно замести следы». Но этого я своему собеседнику сообщать не собиралась. Это была моя самая интимная тайна.
Впрочем, Александр Борисович все-таки сумел вытянуть из меня информацию о, так сказать, «детстве, отрочестве, юности». И воспринял эту информацию как-то очень эмоционально.
– Бедная девочка, досталось вам… Ну, теперь считайте, что все ваши неприятности позади. Маму вылечим, с отцом разберемся, ваши материальные проблемы тоже… аннулируем. А с такими внешними данными, как у вас, быстренько найдем мужа-миллионера.
– Ну, это уже лишнее, – даже испугалась я. – Вы и так собираетесь изменить мою жизнь до неузнаваемости, причем к лучшему. Я же буду перед вами в неоплатном долгу.
– Почему? Есть разные способы возвращать долги. Впрочем, в данном случае ни о каком долге и речи не идет. Я люблю помогать людям.
– Как я смогу вас отблагодарить? – само по себе вырвалось у меня.
– Скажите мне «спасибо» и этого будет довольно.
Я подумала, что так бывает только в сказках, а бесплатный сыр – только в мышеловке. Что за все в жизни так или иначе приходится платить. Чаще всего сразу, иногда – в рассрочку. Но других аттракционов в этом луна-парке все равно не было.
– Большое спасибо, – вежливо сказала я. – Вы, наверное, очень заняты. Я…
– Вас отвезут домой, – прервал меня Александр Борисович. – Прямо сейчас отвезут. Но… Но я бы хотел увидеть вас еще когда-нибудь.
– Ну… разумеется… я только… у мамы в больнице… институт…
Ничего более связного я произнести не могла, как ни пыталась.
– Я вам позвоню, – опять пришел мне на помощь Александр Борисович. – Вы не откажетесь как-нибудь со мной пообедать?
– Конечно! – с огромным облегчением выдохнула я.
Только долгое время спустя я поняла, что именно в этот момент и щелкнула пружина мышеловки, в которую я ринулась, как говорится, «добровольно и с песней». Но тогда события стали разворачиваться стремительно и прекрасно. Мамино здоровье заметно улучшилось, отца каким-то волшебным образом определили на лечение от алкоголизма, дома было тихо и спокойно, а я с головой ушла в институтские занятия и работу.
Кстати, первый обед с Александром Борисовичем прошел великолепно. Маленький, почти пустой зал какого-то ресторанчика, вкусная еда, интересная беседа. Мой покровитель (так я его про себя определила) не делал никаких сомнительных предложений, не рассыпался в пошлых комплиментах и вообще как бы не замечал, что я – особа противоположного пола. Проводил меня до подъезда и раскланялся, отбыв по своим делам. После этого примерно раз в неделю звонил, но опять же как добрый и заботливый дядюшка. При самом горячем желании я не могла ни к чему придраться.
Месяц спустя Александр Борисович снова пригласил меня пообедать. Маму уже выписали из больницы, настроение у меня было прекрасное и я не видела причин для отказа. Этот обед начался так же, как и первый (причем в том же самом ресторанчике), но закончился несколько неожиданно. Для меня.
– Вика, – сказал Александр Борисович проникновенным голосом, – я хотел бы попросить вас об одном одолжении. Вы мне не откажете?
– Разумеется, нет, – не задумываясь, отозвалась я. – А что я должна сделать?
– Не должны, Вика, а можете… если захотите. Меня пригласили на одно очень важное мероприятие, но туда нужно идти со спутницей, такие правила игры. Я не женат, постоянной подруги у меня нет, некогда, знаете ли, ухаживать и все такое… Если бы вы согласились сопровождать меня…
Честно говоря, я растерялась. Мероприятие? Какое? Почему на него нужно идти обязательно с дамой? И в чем я пойду на это самое мероприятие? Тем более, что я их вообще ненавижу.
– Вы не волнуйтесь, – словно бы прочитал мои мысли Александр Борисович, – парадную форму одежды и все такое вам обеспечат. От вас потребуется только мило улыбаться и поддерживать светскую беседу… если понадобится, конечно.
– Я не умею… светскую…
– Значит, будете просто мило улыбаться. Это даже лучше. Вы согласны?
Как я могла отказать ему в такой ерунде?
Через неделю Александр Борисович сам заехал за мной вечером. То есть за рулем машины, конечно же, был шофер, но мой покровитель впервые переступил порог моего, мягко сказать, непрезентабельного жилища. И надо отдать ему должное: никаких эмоций не выразил, хотя наверняка был шокирован увиденным. Я имею в виду квартиру, потому что меня к этому вечеру подготовили по полной программе: косметические процедуры, прическа, макияж и элегантный вечерний туалет. Точь-в-точь как в фильме «Красотка».
– Вы неотразимы, дорогая, – только и сказал Александр Борисович.
Руку он поцеловал, только не мне, а моей маме, задал ей несколько учтивых вопросов о ее здоровье и отмахнулся от выражений благодарности. Пообещал доставить меня домой не слишком поздно в целости и сохранности, и мы с ним отправились на «мероприятие».
Сколько подобных приемов мне потом пришлось посетить! Но если в первый раз все было ново и интересно, да и трусила я порядком, хотя действительно пришлось только улыбаться и в порядке исключения произнести несколько ни к чему не обязывающих слов, то потом для меня все это стало настоящей пыткой. Просто потому, что нагоняло смертельную скуку, и еще… и еще по некоторым более важным причинам.
Спустя два месяца я получила о Александра Борисовича… предложение руки и сердца. Точнее, получила не я, а моя мама, которая на своего «спасителя-благодетеля» только что не молилась. Естественно, она чуть ли не на коленях умоляла меня это предложение принять: в случае отказа могло произойти все, что угодно, включая прекращение материальной и прочей поддержки, к которой она (да и я тоже, если честно) уже успели привыкнуть. Что мне оставалось?
– Но вы же меня совсем не знаете, – попробовала я поговорить на очередном обеде вдвоем. – Зачем я вам понадобилась?
– Во-первых, знаю я о вас, Вика, почти все. Виноват: после вашего визита ко мне за вами месяц следили, и очень пристально. Все подтвердилось. Вы редкая девушка: не лжете, не кокетничаете, равнодушны к «красивой жизни», хотя сами невероятно красивы. О такой жене можно только мечтать.
– Но я… я не люблю вас.
– А вы никого не любите, – усмехнулся Александр Борисович. – И меня это вполне устраивает. Привыкнете. Быть моей женой значительно интереснее, чем просто сопровождать меня на всякие тусовки. Любое ваше желание будет исполняться мгновенно. И ваши родители… словом, вам о них не придется беспокоиться.
– Но я хотела бы закончить институт…
– Ради бога, Вика, заканчивайте хоть три! Я же сказал: любое ваше желание будет исполнено. Просто будете ездить на занятия на машине с шофером, и возвращаться – так же. И не придется подрабатывать, будете жить в свое удовольствие.
– Похоже, у меня нет выбора, – улыбнулась я, наивная идиотка.
– Похоже на то, – подтвердил Александр Борисович.
Через месяц я стала его женой. Свадьба – по моей просьбе – была сверхскромной, медового месяца, как такового, не было: Александр Борисович на три дня отвез меня в Вену, которую я почему-то с детства мечтала увидеть. И еще я переехала в его загородный дом, где у меня было все, о чем только можно мечтать. Все, кроме… свободы.
На машине с шофером-телохранителем – в институт. Таким же образом – домой. Никаких факультативов, никакой подработки. Конечно, я могла сколько угодно ездить по магазинам, всяким салонам красоты и прочим местам, о которых большинство женщин может только мечтать. Но… это мне было решительно неинтересно. Точнее, скучно.
Так же скучно было почти каждый вечер сопровождать своего теперь уже супруга на всевозможные светские мероприятия. Тоскливо и занудно выслушивать однообразные комплименты и улыбаться механической улыбкой. От шампанского у меня болела голова, но никто упорно не желал понять, что я предпочитаю минеральную воду с лимоном или сок. Слава Богу, Александр Борисович терпеть не мог фотографов, так что эта чаша меня миновала. Равно как и необходимость отклонять постоянные предложения об интервью всевозможных глянцевых журналов: это кто-то делал за меня.
Через год внезапно скончался мой отец. Официальная версия – сорвался и снова запил, вот сердце и не выдержало. Но мое собственное сердце подсказывало мне, что все не так просто, хотя никаких доказательств у меня, естественно, не было. Впрочем, я бы покривила душой, если бы сказала, что смерть отца нанесла мне глубокую травму. К сожалению, подобную травму она нанесла маме. Понять ее страдания по поводу ухода из жизни человека, который не принес ей ничего, кроме горя, я не могла. Но мама страдала и, в свою очередь, не могла понять моего равнодушия.
В результате наши с ней отношения стали заметно прохладнее – с ее стороны, во всяком случае. Соответственно и встречаться мы стали реже. В моей помощи она не нуждалась: сотрудники Александра Борисовича обеспечивали ее всем необходимым и сверх того. Но все-таки это был единственный человек, которого я любила. И которого горько оплакивала после внезапной, необъяснимой смерти во сне. «Остановка сердца», – сказали мне. Возможно, так оно и было, только мне казалось, что сердце остановилось у меня.
Квартиру Александр Борисович распорядился продать, деньги перевел на мой личный счет, который, правда, всецело находился под его контролем. И какое-то время спустя я осознала, что меня очень умело заперли в клетку: роскошную, необыкновенную, но клетку. В которую, к тому же, в любой момент мог вторгнуться муж и потребовать чего угодно: от исполнения пресловутого «супружеского долга» до поездки с ним за границу, где у него были какие-то дела, а у меня – возможность сидеть в очередном роскошном номере очередного пятизвездочного отеля. Правда, я могла осматривать местные достопримечательности, но опять же только с сопровождающим.
Единственной остававшейся отдушиной был мой персональный компьютер, с которым я, собственно, и проводила практически все свободное время. И довольно быстро сообразила, что все мои занятия, а главное – путешествия по сети Интернета контролируются не менее жестко, чем мое собственное поведение. Ну, тут я могла оказать достойное сопротивление: установила защиту такого уровня, что моим надсмотрщикам была доступна лишь крохотная вершинка огромного айсберга. Считалось, что я играю во всякие игры и периодически захожу на типично женские сайты. На самом деле…
На самом деле я научилась всему, что может дать современная электроника. Для меня не существовало никаких кодов, паролей и сложнейших систем защиты, я их даже не взламывала, просто открывала одним движением руки. Не могу сказать, что мое поведение было безупречным: я потихонечку таскала деньги из самых разных банков и складывала на специальный счет, доступ к которому имела только я. Зачем мне это было нужно? Затем, что через два года счастливой семейной жизни я начала всерьез задумываться о бегстве и уходе в «нелегалы».
К этому времени я уже знала достаточно много о деятельности своего супруга. Пожалуй, даже слишком много. В том числе, удостоверилась в том, что меценатство и благотворительность вовсе не являлись его любимыми занятиями. Случай со мной был, пожалуй, уникальным, но объяснялся очень просто: меня купили. Купили как любую продажную женщину, только обставили это очень изысканно и я бы даже сказала – затейливо. И легально уйти мне было некуда, да и практически невозможно: никто бы меня не отпустил. Александр Борисович патологически не любил выпускать из своих рук то, что в них попало, даже если ему это было не слишком нужно.
А я, увы, была ему нужна. Возможно, он даже по-своему любил меня, хотя интимная сторона нашего брака была, мягко говоря, странной. Моя абсолютная инертность в постели его нисколько не смущали и не отталкивали, он делал со мной все, что хотел и когда хотел, и не ждал никакой ответной реакции. К тому же он хотел, чтобы я родила ему ребенка, конечно, сына, продолжателя бизнеса. Но с этим как-то ничего не получалось, хотя я имела только теоретическое представление о средствах предохранения и ими не пользовалась. По-видимому, мой организм не был создан для материнства, вот и все. Но Александр Борисович был одновременно терпелив и неумолим.
Мое же терпение кончилось в тот день, когда я получила диплом об окончании института. «Красный диплом», разумеется. И, разумеется, тем же вечером завела разговор о своем трудоустройстве, но натолкнулась на самую настоящую каменную стену.
– Моя жена работать никогда и нигде не будет, – отрезал супруг.
– Но что же мне делать?
– Господи, да что хочешь!
– Я хочу работать.
– Зачем это тебе, скажи на милость?
– Затем, что интересно.
– Заинтересуйся чем-нибудь другим.
– Например?
– Ну… чем угодно. Другие женщины ведь находят себе занятие по душе. Хочешь, куплю пару хороших коней, будешь кататься верхом? Очень полезно для здоровья.
– Я, кажется, на здоровье не жаловалась. В общем, я бы хотела работать. Пусть даже в твоей фирме.
– Забудь. На фирме тебе вообще делать нечего.
– Мне и так нечего делать.
– А мне некогда придумывать тебе развлечения. Все, разговор закончен. Надеюсь, мои пожелания будут учтены.
Я промолчала. А про себя решила, что нужно освобождаться от этого брака, который все больше и больше напоминал рабство. Мне не нужны были ни модные наряды, ни меха, ни драгоценности, меня абсолютно не интересовала светская жизнь. Мне хотелось двух вещей: работы и свободы. Как очень скоро выяснилось, и то, и другое было почти одинаково нереально.
Тем не менее, я посмела ослушаться. Составила резюме и разослала по нескольким адресам, где вакансии представляли для меня какой-то интерес. И, получив первый ответ, отправилась на собеседование, совершенно открыто, не делая из этого никакой тайны. За что и была наказана мгновенно и достаточно жестоко.
За ужином (дома, что бывало крайне редко) Александр Борисович подозрительно кротким голосом осведомился у меня о том, как я провела день. Я отчиталась – коротко, без излишних деталей. Но и этого оказалось больше, чем достаточно.
– Я же сказал – забудь, – все тем же кротким голосом сказал мне муж. – Но мои слова для тебя, по-видимому, пустой звук. Что ж, поступим иначе. Возможно тогда ты что-нибудь поймешь.
Я глазом моргнуть не успела, как один из личных помощников Александра Борисовича крепко прижал меня к стулу, удерживая за плечи, а второй сделал какой-то укол в вену. Подействовало мгновенно: предметы сначала расплылись, потом все вокруг потемнело, я перестала слышать, а потом – перестала быть вообще…
Когда я очнулась, то обнаружила, что нахожусь в помещении, больше всего похожем на больничную палату. Это и оказалось палатой, только в психиатрическом отделении. Запястья обеих рук были перебинтованы, а появившийся врач объяснил мне, что я пыталась перерезать себе вены, и меня спасли только чудом. А попытка суицида – это проявление душевного расстройства, которое нужно лечить.
Вот так из одной тюрьмы я попала в другую – куда менее комфортабельную. Конечно, меня можно было запихнуть и в более «элитную» психушку, но, по-видимому, мой супруг счел это недостаточно суровым наказанием. А обычную психбольницу исключил из планов, во-первых, из-за возможной утечки информации, а во-вторых, полагаю, из остатков человеколюбия. Экспериментальное образцово-показательное заведение устраивало его по всем параметрам.
Сказать, что я испытала потрясение, значит, ничего не сказать. Остатков моей сообразительности хватило только на то, чтобы хранить молчание. Я не разговаривала ни с врачами, ни с сестрами, ни с санитарками. Почти не притрагивалась к роскошным передачам, исправно доставлявшимся в палату. И только несколько дней спустя, осознав, что обе мои соседки, точнее, сестры по несчастью, оказались точно так же «подставлены», как и я, начала думать, как из этой ситуации выбираться. Задача была почти невыполнимой, но трудности меня никогда не останавливали, только подстегивали. Нужно было создать программу, только не для компьютера, как обычно, а для нас троих. Такую, чтобы мы вышли на свободу с минимальными потерями, а наши обидчики расплатились по полной программе.
Трудно, конечно. Но – возможно, если все тщательно обдумать, выверить все ходы и начать действовать методически и целеустремленно. Причем не одной, а с двумя помощницами, которые, к счастью, психически были вполне полноценны. Нужно было только объединить имевшиеся у каждой из нас возможности.