Вы здесь

Между империализмом и революцией. ВВЕДЕНИЕ (Л. Д. Троцкий)

ВВЕДЕНИЕ

От срока, назначенного для Генуэзской конференции[2], нас отделяют – сейчас, когда пишутся эти строки – менее, чем три недели. Сколько времени отделяет нас от самой конференции, этого, по-видимому, еще не знает никто. Дипломатическая борьба вокруг конференции теснейшим образом переплетается с политической агитацией вокруг Советской России. Между дипломатией буржуазии и ее собственной социал-демократией соблюдается в основе разделение труда: дипломатия ведет официальные интриги, социал-демократия мобилизует общественное мнение против республики рабочих и крестьян.

Чего хочет дипломатия? Наложить на революционную Россию как можно более тяжелую дань; заставить ее заплатить как можно больше возмещений; как можно шире раздвинуть на советской территории рамки частной собственности; создать иностранным и русским финансистам, промышленникам, ростовщикам как можно больше преимуществ над русскими рабочими и крестьянами. То, что служило раньше прикрытием этих требований: «демократия», «право», «свобода», – ныне отброшено буржуазной дипломатией, как купец отбрасывает бумажную оболочку с куска ткани, когда приходится показывать товар, торговаться и мерить на аршин.

Но в буржуазном обществе ничто не пропадает даром. Бумажная оболочка «права» поступает в распоряжение социал-демократии: это ее товар, она этим торгует. II Интернационал, – а сказанное о нем относится и к отбрасываемой им налево тени, в виде Интернационала 2 1/2, – стремится изо всех сил доказать рабочим, что, так как Советское правительство не соблюдает «права» и «демократии», то трудящиеся массы России не заслуживают поддержки в их борьбе против мировых ростовщиков.

Наше неуважение к «праву» и «демократии» мы наиболее полно проявили, как известно, в Октябрьской Революции. Она и является нашим первородным грехом. В течение первых лет буржуазия пыталась искоренить социалистическую революцию мечом. Теперь она ограничивается внесением к ней существенных капиталистических поправок. Борьба идет из-за их размера.

II Интернационал хочет, однако, воспользоваться Генуэзской конференцией для восстановления «права» и «демократии». Казалось бы, отсюда должна вытекать вполне определенная программа: не допускать в Геную «узурпаторского», «диктаторского», террористического правительства Советов, а доставить туда демократические реликвии Учредительного Собрания. Но такая постановка вопроса была бы слишком смехотворна и, кроме того, шла бы вразрез с практическими шагами буржуазии. II Интернационал менее всего претендует на роль сумасбродного рыцаря демократии. Он только ее Санхо-Пансо[3]. Он не смеет поставить вопрос в полном объеме. Он хочет лишь иметь маленькую пользу.

Знаменем борьбы за маленькую демократическую пользу является сейчас Грузия. Советский переворот произошел там всего лишь год тому назад. В Грузии у власти стояла партия II Интернационала. Меньшевистская республика все время металась между империализмом и пролетарской революцией, ища у первого помощи или помогая ему против второй. Но такова же роль и всего II Интернационала. Меньшевистская Грузия расплатилась собственным крушением за свою связь с контрреволюцией. Но и II Интернационалу грозит неминуемо та же судьба. Немудрено, если борьба международной социал-демократии за «демократическую» Грузию получила в некотором роде символический характер.

Однако же в пользу претензий грузинских меньшевиков самые изобретательные головы II Интернационала не смогли выдвинуть ни одного довода, который не был бы уже тысячекратно использован защитниками «демократических» прав Милюкова – Керенского – Чернова – Мартова. Принципиальной разницы нет никакой. Социал-демократы преподносят ныне in octavo то, что объединенная печать империализма преподносила ранее in folio. В этом не трудно убедиться, если взять в руки постановление Исполнительного Комитета II Интернационала по поводу Грузии.

Текст постановления заслуживает рассмотрения. Стиль – это не только человек, но также и партия. Послушаем, каким политическим стилем II Интернационал разговаривает с пролетарской революцией.

I. «Территория Грузии была занята войсками Московского правительства, которое поддерживает в Грузии власть, ненавистную ее населению, и является в глазах пролетариата всего мира единственным ответственным лицом за уничтожение Грузинской республики и за террористический режим, установленный в этой стране».

Разве реакционная печать всего мира не утверждала этого в течение 4-х лет относительно Советской Федерации в целом? Разве не говорила она, что власть Советов ненавистна населению России и держится только военным террористическим режимом? Разве не удерживали мы Петербург и Москву при помощи «латышских, китайских, немецких и башкирских полков»? Разве не «насильственно» распространялась Москвою Советская власть в Украине, в Сибири, на Дону, на Кубани, в Азербайджане? Если теперь, вслед за отбитой нами реакционной сволочью, II Интернационал повторяет эти же фразы, слово в слово, специально в отношении Грузии, – меняет ли это их природу?

II. «Ответственность Московского правительства еще усугубилась после недавних событий в Грузии, в особенности же после забастовок протеста, устроенных рабочими (?) и подавленных силой, как это делается реакционными правительствами».

Да, революционное правительство Грузии силой помешало меньшевистским верхам железнодорожной бюрократии, не успевшим бежать чиновникам и белым офицерам саботировать рабоче-крестьянское государство. По поводу этих репрессий Мергейм[4], довольно известный мелкий прислужник империализма во Франции, пишет о «тысячах» грузинских граждан, которым пришлось покинуть свои жилища. «Среди этих беглецов – мы цитируем его дословно – находится громадное количество офицеров, бывших чиновников республики и все вожди Народной Гвардии». Это и есть тот самый меньшевистский аппарат, который беспощадно давил в течение трех лет революционных рабочих и непрерывно восстававших грузинских крестьян, а после низвержения меньшевиков оставался готовым орудием реставрационных попыток Антанты. Что революционное правительство Грузии круто расправилось с саботажной бюрократией, это мы всецело признаем. Но это же самое мы делали на всей территории революции. Установление господства Советов в Петербурге и Москве прежде всего натолкнулось на попытку железнодорожной стачки, под руководством меньшевистско-эсеровской железнодорожной бюрократии. Опираясь на рабочих, мы разгромили эту бюрократию, очистили и подчинили ее власти трудящихся. Реакционная сволочь всего мира кричала по этому поводу о нашем варварском терроризме. Те же вопли, вслед за реакционной сволочью, повторяются теперь, в отношении одной только Грузии, социал-демократическими вождями. В чем же перемена?

Но не поразительно ли, что у социал-демократических вождей поворачивается язык говорить о подавлении силой рабочих забастовок, как о методе действий «реакционных правительств»? Или мы не знаем, кто входит во II Интернационал? Носке и Эберт – руководящие члены его. Или они исключены? Сколько рабочих стачек и восстаний раздавили они? Может быть, это не они – палачи Розы Люксембург и Карла Либкнехта? Или это не социал-демократ Херзинг[5], член II Интернационала, провоцировал мартовское движение в Германии, чтобы утопить его в крови? А последние самые свежие мероприятия социал-демократа Эберта против железнодорожной стачки в Германии?

Или Исполнительному Комитету из Лондона не видно, что делается на континенте? Но в таком случае да разрешено будет почтительно спросить Гендерсона: не был ли он тайным советником короны во время пасхального восстания в Ирландии в 1916 году, когда королевские войска громили Дублин и расстреляли 15 ирландцев, в том числе социалиста Конноли, уже раненого перед этим? Может быть, Вандервельде, бывший председатель II Интернационала, маленький тайный советник маленькой короны, не призывал русских социалистов во время войны мириться с царизмом, бродившим по горло в крови рабочих и крестьян и вскоре захлебнувшимся в ней? Нужно ли умножать примеры? Поистине вождям II Интернационала так же к лицу защита права стачек, как Искариоту – проповедь верности.

III. «В тот момент, когда Московское правительство требует своего признания другими государствами, оно должно бы было, если оно хочет, чтобы уважались его собственные права, с таким же уважением относиться к правам других народов и не нарушать элементарных принципов, на которых должно покоиться общение между цивилизованными народами».

Политический стиль – это партия, это ее душа. Последний пункт есть высшее достижение II Интернационала. Если Советская Россия хочет добиться признания (от кого?), то она должна «с таким же (с каким?) уважением относиться к правам других народов и не нарушать – заметьте это себе – элементарных принципов, на которых должно (должно!) покоиться общение между цивилизованными народами».

Кто это писал? Мы бы сказали, что это писал сам Лонгэ, если бы он не переселился в Интернационал N 2 1/2. Может быть, это Вандервельде, тонкий юрист бельгийской короны? Или мистер Гендерсон, вдохновленный собственной воскресной проповедью на религиозном собрании «Братства»? Или, может быть, Эберт в свои свободные часы? Прямо-таки необходимо установить для истории автора несравненной резолюции. Конечно, мы не сомневаемся, что мысль II Интернационала работала коллективно. Но кто явился тем избранным каналом, по которому прорвался гнойник этой коллективной мысли?

Вернемся, однако, к тексту. Для того, чтобы быть признанными буржуазными, империалистскими, рабовладельческими правительствами (а речь идет именно о них!), Советское правительство должно «не нарушать принципов» и «с таким же уважением относиться к правам других народов», с каким… С каким же это «уважением»?

Четыре года империалистские правительства пытались свергнуть нас. Не свергли. Их экономическое положение безнадежно. Их взаимная борьба до крайности обострилась. Они увидели себя вынужденными вступить в сношения с Советской Россией, во имя ее сырья, рынка и платежей. Приглашая к этому, Ллойд-Джордж разъяснял Бриану[6], что международная мораль допускает соглашение не только с разбойниками Востока (Турция), но и с разбойниками Севера (Советская Россия). На крепкое слово Ллойд-Джорджа мы не в обиде. В этом вопросе мы целиком принимаем его откровенную формулу. Да, мы считаем возможным, допустимым и необходимым вступать – в известных пределах – в соглашения и с империалистскими разбойниками как Запада, так и Востока.

Соглашение, налагая на нас обязательства, должно в то же время заставить наших врагов отказаться от нападений на нас с оружием в руках. Таков намечающийся пока что итог четырехлетней открытой борьбы. Правда, и буржуазные правительства требуют признания «элементарных принципов, на которых должно покоиться общение между цивилизованными народами». Но эти принципы не имеют ничего общего с вопросами демократии и национального самоопределения. От нас сухо требуют признания нами долгов, заключенных царизмом для подавления той же самой Грузии, Финляндии, Польши, всех окраин и трудящихся масс самой Великороссии. От нас требуют еще возмещения потерь частных капиталистов, потерпевших от революции. Нельзя отрицать того, что пролетарская революция нанесла ущерб некоторым карманам и кошелькам, считающим себя самым священным из принципов, на коих «покоится общение между цивилизованными народами». Об этом будет речь в Генуе и в других местах. Но о каких таких принципах говорят вожди II Интернационала? О разбойничьих принципах Версальского мира, определяющих пока что взаимоотношения государств, т.-е. о принципах Клемансо, Ллойд-Джорджа и микадо? Или же на своем плутовато-уклончивом языке они говорят о тех принципах, на которых не покоится, а должно только покоиться общение между народами? Тогда, зачем они их выдвигают, в виде условия нашего принятия в достопочтенную «семью» нынешних империалистских государств? Или они хотят, чтобы мы разоружались уже сегодня и очищали перед империализмом территорию, исходя из соображений о том, каковы будут взаимоотношения народов завтра? Но мы один такой опыт перед лицом всего мира произвели. Во время брест-литовских переговоров мы открыто проделали свое разоружение. Разве это остановило германский милитаризм от вторжения в наши пределы? И, может быть, германская социал-демократия, опора II Интернационала, подняла знамя восстания? Нет, она осталась правительственной партией Гогенцоллерна.

В Грузии правила мелкобуржуазная партия меньшевиков. Ныне там правит партия грузинских большевиков. Меньшевики опирались на материальное содействие европейского и американского империализма. Грузинские большевики опираются на содействие Советской России. По какой же логике социал-демократический Интернационал хочет обусловить заключение мира между Советской Федерацией и капиталистическими странами возвращением Грузии меньшевикам?

Логика плоха, но цель ясна. II Интернационал хотел и хочет низвержения Советской власти. Он сделал в этом направлении все, что мог. Эту борьбу он вел вместе с капиталом под флагом демократии против диктатуры. Рабочие массы Европы сбили его с этой позиции, не позволив открыто бороться против Советской Республики. Теперь, из-за грузинского прикрытия, социал-демократия возобновила борьбу.

Трудящиеся массы всего мира сразу обнаружили стремление брать русскую революцию в целом, и в этом их революционный инстинкт совпал, не первый раз, с высшим теоретическим разумом, который учит, что революция, с ее героизмом и жестокостями, борьбой за личность и попранием личности, можно постигнуть только в материальной логике ее внутренних отношений, а не путем расценки отдельных ее частей и эпизодов по прейс-куранту права, морали или эстетики. Первый большой теоретический бой, который коммунизм дал в защиту революционного права диктатуры и ее методов, принес свои плоды. Социал-демократы окончательно распрощались с методами марксизма и даже с его фразеологией. Немецкие независимые, итальянские социалисты и им подобные, прижатые своими рабочими, «признали» диктатуру, чтоб тем ярче обнаружить свою неспособность за нее бороться. Коммунистические партии выросли и стали силой. Но в развитии пролетарской революции обнаружилась глубокая заминка. Ее смысл и значение достаточно полно выяснены третьим конгрессом Коммунистического Интернационала. Кристаллизация революционного сознания, в виде роста коммунистических партий, сопровождалась отливом стихийно-революционных настроений первого послевоенного периода. Буржуазное общественное мнение снова перешло в наступление. Главная его задача состояла в том, чтобы уничтожить или, по крайней мере, омрачить обаяние революции.

Началась грандиозная работа, в которой грубая и крикливая ложь принесла буржуазии гораздо меньше пользы, чем тщательно подобранные осколки правды. Через свою газетную разведку буржуазия подошла к революции с заднего двора. Знаете ли вы, что такое пролетарская республика? Это паровозы, страдающие одышкой, это тифозная вошь, это дочь знакомого почтенного адвоката в нетопленной квартире, это меньшевик в тюрьме, это нечищенные отхожие места. Вот что такое революция рабочего класса! Буржуазные журналисты показали всему миру советскую вошь под микроскопом. Мистрис Сноуден[7], вернувшись с Волги на Темзу, прежде всего сочла своим долгом публично почесаться. Это стало почти обрядом, при помощи которого символизируются преимущества цивилизации над варварством. Однако же этим все-таки не исчерпывается вопрос. Господа осведомители буржуазного общественного мнения подошли к революции… сзади, притом во всеоружии микроскопа. Некоторые детали они рассмотрели с большой, даже чрезмерной тщательностью. Но то, что они рассмотрели, не есть революция пролетариата.

Однако самое перенесение вопроса в плоскость наших хозяйственных затруднений и бытовых неурядиц явилось шагом вперед. От монотонных и не очень умных разговоров о преимуществах Учредительного Собрания над властью Советов буржуазное общественное мнение как бы перешло к пониманию того, что мы существуем, а учредилки нет и не будет. Деловые обличения транспортных и иных непорядков были в своем роде равносильны признанию Советов de facto и шли к тому же по линии наших собственных тревог и усилий. Признание ни в каком случае, однако, не означает примирения. Оно означает лишь, что место сорвавшегося решительного наступления заняла позиционная война. Мы все еще помним, как во время великой бойни на германо-французском фронте борьба внезапно сосредоточивалась вокруг какой-нибудь «сторожки лесника». В течение ряда недель сторожка ежедневно поминалась в сообщениях штабов. По существу дела борьба из-за сторожки означала либо попытку прорвать устоявшийся фронт, либо, по крайней мере, причинить врагу как можно больше вреда.

Продолжая войну с нами не на жизнь, а на смерть, буржуазное общественное мнение, естественно, ухватилось за Грузию, как за очередную сторожку лесника в нынешней стадии позиционной борьбы. Лорд Нортклиф[8], Гюисманс[9], Густав Эрве[10], правящие румынские бандиты, Мартов, роялист Леон Додэ[11], мистрис Сноуден и ее свояченица, Каутский и даже фрау Луиза Каутская[12] (см. «Wiener Arbeiter-Zeitung»), – словом, все роды оружия, какими располагает буржуазное общественное мнение, объединились на защите демократической, лояльной, строго нейтральной Грузии.

И вот мы наблюдаем необъяснимый на первый взгляд рецидив неистовства: все те обвинения – политические, правовые, нравственные, уголовные, – какие ранее направлялись против Советской системы в целом, теперь мобилизованы против Советской власти в Грузии. Оказывается, что именно здесь, в Грузии, Советы не выражают воли народа. А в Великороссии? Неужели забыт разгон Учредительного Собрания при помощи «латышских и китайских полков»? Разве не доказано давно, что, не имея нигде корней, мы всюду приводим «извне» (!!!) вооруженную силу и выметаем ко всем чертям самые солидные демократические правительства со всеми их корнями? Ведь именно с этого вы начинали, господа! Ведь именно поэтому вы предсказывали падение Советов через несколько недель: и Клемансо – в начале версальских переговоров, и Каутский – в начале германской революции. Почему же теперь речь идет только о Грузии? Потому, что Жордания[13] и Церетели живут в эмиграции? А все другие: азербейджанские мусаватисты[14], армянские дашнакцаканы[15], кубанская рада, донской круг, украинские петлюровцы, Мартов и Чернов, Керенский и Милюков? Почему такое преимущество грузинским меньшевикам перед московскими? Для грузинских меньшевиков они требуют возвращения власти, а для московских – только изменения меры пресечения. Это не очень логично, но политическая цель слишком ясна. Грузия – свежий повод для новой мобилизации вражды и ненависти против нас в затянувшейся позиционной войне. Таковы законы войны «на истощение». Наши противники воспроизводят in octavo то самое, на чем провалились in folio.

Этим определяется в значительной мере содержание и характер нашей работы. Нам пришлось снова перебирать вопросы, уже нашедшие свое принципиальное истолкование, в частности, в нашей книге «Терроризм и коммунизм». Мы стремились на этот раз достигнуть наибольшей конкретности. Задача состояла в том, чтобы на частном примере показать действие основных сил нашей эпохи. На истории «демократической» Грузии мы пытались проследить политику правящей социал-демократической партии, вынужденной определять свой путь между империализмом и пролетарской революцией! Мы хотели бы надеяться, что именно детальная конкретность изложения позволила приблизить внутренние проблемы революции, ее потребности и ее трудности к пониманию такого читателя, который не имеет прямого революционного опыта, но заинтересован в том, чтобы овладеть им.


Мы не всегда в тексте приводим ссылки на источник: это было бы слишком утомительно для читателя, особенно иностранного, так как дело идет о русских изданиях. Кто захотел бы проверить наши цитаты и получить более полные документальные данные, того отсылаем к следующим брошюрам: «Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии», Тифлис 1919 г.; «Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика и Грузинская Демократическая Республика и их взаимоотношения», Москва 1922 г.; Махарадзе, «Диктатура меньшевистской партии в Грузии», Москва 1921 г.; Мещеряков, «В меньшевистском раю», Москва 1921 г.; Я. Шафир, «Гражданская война в России и меньшевистская Грузия», Москва 1921 г.; того же автора «Тайны меньшевистского царства», Тифлис 1921 г. Две последние брошюры основаны на разработке части материалов, найденных специальной комиссией Коммунистического Интернационала в Грузии и в Крыму. Кроме того, мы пользовались архивом Народных Комиссариатов Иностранных Дел и Военного.

Наше изложение, как и наши источники, не могут и в отдаленной степени претендовать на полноту. Наиболее ценные материалы не доступны для нас: это вывезенные бывшим меньшевистским правительством наиболее компрометирующие документы, равно как и архивы соответственных учреждений Великобритании и Франции, начиная с ноября 1918 г.

Если бы добросовестно собрать эти документы и издать их, получилась бы очень поучительная хрестоматия для руководителей II и 2 1/2 Интернационалов. При всей затруднительности финансового положения Советской Республики, правительство ее, несомненно, взяло бы на себя расходы по изданию. Незачем и говорить, что при условии взаимности оно обязалось бы передать для такого издания все без исключения документы советских государственных архивов, относящихся к Грузии. Мы очень опасаемся, что наше предложение не будет принято. Ну, что ж: придется подождать, пока найдутся другие пути, чтобы тайное сделать явным. В конце концов, такой день настанет.

Москва,
20 февраля 1922 г.