Глава 1. Проблема «порядка» в теориях международных отношений
Дискуссии о сущности и истоках порядка в отношениях между государствами на протяжении многих лет делят научное сообщество на несколько теоретических направлений, каждое из которых имеет свое видение этой проблемы. Наиболее острые дебаты разворачиваются вокруг следующих вопросов. Во-первых, является «порядок» естественным состоянием международных отношений или, напротив, отклонением от нормы? Во-вторых, кто создает и поддерживает международный порядок? В-третьих, каковы факторы стабильности и причины кризиса международного порядка? В-четвертых, возможно ли создание справедливого международного порядка? В зависимости от принадлежности к тому или иному теоретическому направлению, исследователи дают разные ответы на эти и другие вопросы, касающиеся понимания феномена порядка в международной политике.
Далее будут рассмотрены четыре наиболее влиятельные парадигмы теории международных отношений, формирующие современную повестку дня в теоретических спорах о международном порядке – неореализм, неолиберализм, неомарксизм и социальный конструктивизм.
1.1. Неореализм и проблема «порядка» в международной политике
Сторонники неореализма в целом скептически относятся к идее установления устойчивого порядка в международной политике, указывая на неприменимость универсальных моральных принципов к действиям государств[2], анархичность международных отношений (отсутствие высшей власти вне границ национально-государственного суверенитета), ориентированность государств на краткосрочные национальные интересы, а также неопределенность в отношении намерений друг друга как главные препятствия к формированию разделяемых правил и норм международного поведения[3]. Вместе с тем неореалисты признают существование ряда упорядочивающих принципов (ordering principles) в международной политике, к которым они относят «анархию» и «иерархию». Первый принцип произрастает из «одинаковости» (sameness) и суверенного равноправия взаимодействующих акторов и, как следствие, предполагает преобладание отношений соперничества между государствами, составляющими международную систему. Второй принцип проистекает из дифференциации взаимодействующих акторов в зависимости от уровня их материальных возможностей (силовое неравенство) и, в итоге, доминирования отношений субординации и подчинения[4]. Иерархия, так же как и анархия, постоянно присутствует в качестве структурной характеристики международной системы, которая в разные исторические периоды эволюционирует в направлении глобального доминирования либо относительного баланса сил между несколькими примерно равными соперниками. Известные представители неореализма Ч. Кегли и Г. Рэймонд указывают что, иерархия существует постоянно, но место государств в ней меняется в зависимости от динамики распределения материальной мощи. При этом иерархия «…порождает соревнование, а соревнование в системе неравных, стимулируемое завистью и борьбой за статус, ускоряет начало войны…»[5], ведущей к перераспределению мощи в рамках международной системы и, как следствие, к формированию нового порядка, отражающего изменившееся в результате победы одной из сторон соотношение сил.
Международный порядок, таким образом, определяется исключительно структурой системы, которая решающим образом влияет на поведение государств: в условиях преобладания анархии международные отношения характеризуются преимущественно конкуренцией и борьбой за ресурсы и влияние, в то время как иерархический порядок в большей степени провоцирует государства к использованию кооперативных стратегий, поскольку значительное силовое неравенство не позволяет им всецело опираться на собственные возможности и суверенитет при обеспечении национальной безопасности.
Вместе с тем не все сторонники неореалистской парадигмы склонны сводить международный порядок к структурным характеристикам международной системы. Так, Р. Гилпин утверждает, что во имя достижения своих интересов государства «создают общественные, экономические и политические соглашения», способные накладывать определенные ограничения на поведение государств[6]. Ученый также исходит из того, что во всякой «системе человеческого взаимодействия» (в том числе и в международных системах) присутствует минимальный набор правил, которые регулируют общественные отношения в различных сферах. В области международной политики это относится прежде всего к дипломатии и политическим взаимоотношениям, законам и обычаям войны, а также к экономике и торговле[7]. Российский исследователь Э. Баталов дополняет это утверждение, высказывая мнение, что базовые правила международного порядка формируются в процессе острой конкурентной борьбы между центрами силы, определяющей «границы допустимой активности» друг друга, а также «контекст, в котором происходит интерпретация норм международного права»[8]. Кроме того, структурные характеристики международной системы (анархия и иерархия) могут оказывать влияние на «…дифференциацию и специализацию международных ролей, принятие ключевых решений, международную стратификацию, а также поддержание коммуникаций внутри системы…»[9]. Из этого следует, что структура выступает основой силовой стратификации акторов (супердержавы, великие державы, средние и малые державы)[10], предписывающей государствам специфические роли и модели поведения, что является одним из ключевых аспектов международного порядка. Схожего мнения придерживается и российский исследователь А. Богатуров, относящий к числу обязательных условий порядка в международной политике такие факторы, как наличие признаваемой иерархии между субъектами международных отношений и общих правил международного поведения, а также систему принятия решений по наиболее важным вопросам, методы их реализации и набор морально допустимых санкций за нарушения решений[11].
Формирование порядка в международной политике оказывается зависимым не только от структуры международной системы, но и от способности государств договариваться о приемлемых правилах взаимодействия в наиболее важных областях общественной жизни, легитимных санкциях за их нарушение, а также о распределении социальных ролей между ними. Это важное допущение позволяет сторонникам неореалистской парадигмы разделять понятия «легитимного» и «революционного» порядка, первое из которых характеризуется принятием ведущими державами существующих норм, в то время как в рамках второго существует хотя бы одна великая держава, отказывающаяся строить свои отношения с другими государствами на основе сложившихся «правил игры»[12]. Как следствие, согласие/несогласие ключевых акторов принимать существующие нормы международного поведения (или свою роль в рамках имеющегося порядка) оказывается, наряду с балансом сил и структурой международной системы, важным фактором поддержания/трансформации сложившегося порядка.
Отдельного упоминания в рамках неореалистской парадигмы заслуживает теория гегемонистской стабильности (hegemonic stability theory), сторонники которой (Р. Гилпин, Ч. Киндлбергер, Р. Кеохейн и др.) рассматривают доминирующее в системе государство в качестве главного источника и гаранта международных правил и норм. Военное и экономическое превосходство гегемонистской державы с точки зрения теории гегемонистской стабильности позволяет последней выступать в качестве лидера по отношению к другим государствам и системе в целом – обеспечивать международную безопасность, устанавливать правила экономического взаимодействия, а также применять санкции в отношении нарушителей существующих норм. Вместе с тем лидерство государства-гегемона предполагает, что другие державы также извлекают выгоду из сложившегося положения (доступ к иностранным рынкам, финансовая стабильность, отсутствие крупных конфликтов и т. д.) и, как следствие, поддерживают статус-кво и международный порядок в целом. Таким образом, как утверждает один из ведущих представителей теории гегемонистской стабильности Р. Кеохейн, «…гегемония играет ведущую роль в формировании институциональной среды, благоприятной ее собственным интересам… но также принимает издержки опоры системы, предлагая финансовые услуги, источники капитала и военную поддержку. Гегемон – главный бенефициар системы, но также главный источник ресурсов для других участников; он извлекает огромные выгоды, но при этом несет самую большую ответственность»[13].
Залогом стабильности международного порядка в первую очередь является способность доминирующей державы обеспечивать мир, безопасность и процветание в рамках международной системы (Римская империя в эпоху античности, Британская империя в XVIII–XIX вв., "Pax Americana" во второй половине XX – начале XXI в.) путем формулирования и поддержания норм международного поведения. Так, на протяжении последних трех столетий Великобритания, а затем Соединенные Штаты Америки, выступали в качестве источника ключевой валюты (британский фунт, американский доллар) и управляли международной финансовой системой, оберегая сложившийся статус-кво, а также принципы свободной международной торговли, что отвечало интересам этих держав. При этом политика гегемонистских держав была выгодна и другим государствам, которые желали присоединиться и имели возможность извлекать выгоду из существующего политического и экономического порядка[14]. Таким образом, способность доминирующих государств создавать и поддерживать ключевые нормы межгосударственного взаимодействия является важнейшим условиям сохранения сложившейся системы властных отношений и международного порядка в целом. Утрата такой способности или ослабление привлекательности гегемонистских норм в глазах второстепенных государств грозит доминирующей державе ухудшением ее имиджа в международной системе и неминуемо ведет к кризису нормативного фундамента общественного порядка, провоцируя обострение соперничества между великими державами, стремящимися к пересмотру ключевых параметров сложившегося статус-кво.
Еще одним важным направлением в рамках неореалистской парадигмы, исследующим проблемы формирования и сохранения порядка в международной политике, является теория транзита власти (powertransition theory), для которой характерно представление о международном порядке как иерархической (а не анархической, как в классическом реализме) структуре. Именно иерархия определяет способ функционирования всего международного порядка, стабильность которого поддерживается до тех пор, пока доминирующая держава сохраняет значительное силовое превосходство над любой из существующих великих держав или их возможным союзом[15]. При этом сторонники теории транзита власти считают, что критическим фактором, влияющим на поведение государства, выступает удовлетворенность сложившимся статус-кво. Как следствие, большинство великих держав являются надежными союзниками доминирующего государства именно потому, что они удовлетворены правилами системы и существующим распределением материальных благ. До тех пор пока великие державы довольны тем, как функционирует международный порядок, они поддерживают государство-гегемона, и изменения в относительной мощи между этими державами не влияют существенно на их поведение[16]. Как следствие, «большие войны» (major wars), совпадающие по времени или вытекающие из «транзитов власти», ведутся не столько за перераспределение благ между восходящей державой и гегемоном, сколько вокруг правил согласно которым должно происходить это распределение.
С точки зрения теории правила международной системы всегда подстраиваются под доминирующее государство, которое извлекает непропорционально большую выгоду из существующего положения. Предполагается, что восходящая держава не удовлетворена таким положением дел, и по мере обретения ею достаточной мощи можно ожидать, что она бросит вызов существующему статус-кво[17], провоцируя кризис международного порядка. Таким образом, согласно теории транзита власти, государства поддерживают международный порядок в том случае, если его нормы отражают реальное распределение материальной мощи и положение самих государств в рамках этого порядка адекватно их военно-экономическому потенциалу и уровню политического влияния. Напротив, если рост экономического и военного потенциала одной или нескольких держав не вызывает изменений существующих норм и системы распределения материальных благ в их пользу, то это способствует нарастанию неудовлетворенности статус-кво и усилению ревизионистских настроений в отношении всего международного порядка.
Известным представителем неореалистского направления, делающим акцент на роли правил, норм и институтов в формировании и поддержании международного порядка, является британский исследователь, ведущий представитель английской школы[18] X. Булл, рассматривающий в качестве ключевой предпосылки порядка в международной политике наличие «первичных целей общественной жизни» (сохранение сообщества государств мира, ограничение насилия, поддержание независимости и суверенитета отдельных государств и т. д.)[19]. Согласно его точке зрения, несмотря на анархичность международных отношений и несовпадение национальных интересов, все государства опасаются неограниченного и неконтролируемого международного насилия, а также потери собственной независимости, из чего проистекает их общая заинтересованность в достижении названных «базовых целей» (elementary goals), обеспечивающих как стабильность всей системы, так и суверенитет и безопасность составляющих ее элементов. Ключевую роль в поддержании международного порядка играют «правила», предписывающие желательный образец поведения, и «институты», придающие эффективность этим правилам[20]. В то же время, как подчеркивает ученый, правила и институты, лежащие в основе международного порядка, «…выступают в качестве инструментов не столько общих интересов членов общества, сколько интересов правящих или доминирующих групп…», поскольку «все реально существующие системы общественных правил наполнены конкретными интересами и ценностями тех, кто эти правила создает… любая историческая система правил будет служить интересам правящей или доминирующей группы в большей степени, чем интересам остальных…»[21].
Другой представитель английской школы, британский ученый А. Уотсон, увязывает эволюцию порядка в международной политике с разной степенью политической автономии акторов, составляющих международную систему. Он рассматривает все исторические международные системы в границах континуума, на одном конце которого находятся «системы независимых государств» (каждый актор обладает полной автономией в области принятия как внешних, так и внутренних решений), а на другом – «империи» (основанные на прямом управлении периферийными акторами из имперского центра). В промежутке располагаются «гегемонистские системы», внутри которых существует держава, способная устанавливать «правила игры» и контролировать внешнюю политику других государств, «сюзеренные системы», предполагающие согласие (хотя бы частичное) второстепенных государств с гегемонистским правлением, и «доминионы», в рамках которых правительства менее могущественных держав, несмотря на зависимость от доминирующего государства, сохраняют собственную идентичность и суверенитет во внутренней политике[22].
Природа международного порядка, согласно этому подходу, во многом определяется неструктурными факторами – степенью внутриполитической автономии второстепенных акторов, принятием ими легитимности политики и положения доминирующей державы, способности последней формулировать приемлемые «правила игры» и управлять разнородной периферией. Иными словами, изменения в распределении материальной мощи между участниками системы не являются единственным фактором порядка в международной политике, так как существенную роль играют идеологическое влияние государства-лидера, легитимность его действий, а также способность формировать нормативный фундамент международных отношений.
Схожую точку зрения высказывают известные американские неореалисты С. Брукс и У. Уолфорт, подчеркивающие значение институционального порядка в условиях однополярного баланса сил, сложившегося после завершения холодной войны. Так, по их мнению, несмотря на подавляющее экономическое и военное превосходство США над другими государствами мира, сохранение лидерства единственной сверхдержавы зависит от ее способности поддерживать институциональный фундамент современного международного порядка, «который включает не только формальные организации и соглашения, но также неформальные правила и стандарты легитимности»[23], позволяющие вырабатывать стратегии взаимодействия, снижать издержки и решать общие проблемы как в сфере экономики, так и в области безопасности.
В целом неореалистская парадигма придает наибольшее значение структурным факторам (распределение материальной мощи, количество великих держав в системе, локальный и глобальный балансы сил)[24] с позиции формирования, поддержания и трансформации международного порядка. Нормативные факторы (правила, институты, ценности) рассматриваются в качестве важных переменных, но все же зависящих (и зачастую производных) от материального фундамента существующего порядка, и прежде всего сложившегося соотношения сил между ведущими державами.
1.2. Неолиберальная традиция и мировой порядок
В отличие от сторонников неореализма, последователи неолиберальной парадигмы рассматривают стремление людей и социальных общностей к «порядку» в качестве их естественной черты, природной склонности, обусловленной заложенным в каждом человеке желанием быть частью общественного организма. Ключевым фактором, влияющим на политику государств, выступают не эгоистические национальные интересы (как считают реалисты), а международные нормы, основанные на согласии этих государств относительно общих целей (безопасность, процветание) и границ допустимого поведения (пределы использования военной силы, нарушение суверенитета во имя гуманитарных целей и т. д.). Поэтому неолиберальные теоретики, исследуя феномен порядка в мировой политике, не придают большого значения таким понятиям, как «структура» и «баланс сил», делая акцент на международных институтах, транснациональных организациях и сетях, образующих подобие системы глобального управления, которая «институционализирует сотрудничество и сдерживает конфликты…»[25]. При этом под «глобальным управлением» понимаются не только формальные институты и организации, создающие и поддерживающие правила и нормы, управляющие мировым порядком, но и все те организации и группы влияния (от транснациональных корпораций и общественных движений до неправительственных организаций), «преследующие цели и задачи, достижение и решение которых зависят от транснациональных правящих и властных институтов»[26]. Как правило, в рамках неолиберальной парадигмы система глобального управления предстает в качестве прообраза мирового правительства (world government), занимающегося решением глобальных проблем, с которыми сталкивается большинство государств мира. Однако практическая реализация концепции глобального управления на практике может предполагать как создание мирового правительства (в результате реформирования существующей системы ООН либо вследствие учреждения некоего подобия глобального федеративного государства), так и установление однополярного мира во главе с единственной сверхдержавой[27]. Необходимо отметить, что идея мирового правительства присуща в основном крайним формам либерализма (в частности, его федералистскому направлению). Для неолиберальной парадигмы характерно более умеренное понимание глобального управления как совокупности международных и транснациональных институтов и режимов, которые не ведут к созданию мирового правительства.
Близким по духу и содержанию к глобальному управлению является понятие «мирорегулирование», трактуемое сторонниками неолиберального подхода как возможность управления международными отношениями в целом «в интересах какого-то государства, коалиции государств или всего мирового сообщества…». Мирорегулирование «принуждает субъектов международных отношений вести себя во внешнем мире… в условиях определенных ситуаций (кризиса, разрешения спорных проблем, военных действий) соответствующим (предопределенным) образом, предотвращая хаос и устанавливая определенный порядок, определенные зависимости во внешней среде»[28]. Отсюда вытекает понимание международного порядка, с одной стороны, как «фиксированного выражения того или иного способа мирорегулирования применительно к данному этапу развития международных отношений…», а с другой – как «состояния системы международных отношений, соответствующим образом запрограммированного на ее безопасность, стабильность и развитие…»[29].
Делая акцент на важности процессов глобального управления и мирорегулирования, сторонники неолиберализма указывают на возрастание роли негосударственных акторов (религиозных групп, бизнес-сообществ, неправительственных организаций и т. д.) в процессе формирования нового мирового порядка конца XX – начала XXI в. Так, Дж. Розенау констатирует появление нового «многоцентричного мира, состоящего из разнообразных, "не обремененных суверенитетом", объединений, которые существуют параллельно и даже конкурируют с государство-центричным миром акторов, ограниченных суверенитетом»[30]. Как следствие, появление новых негосударственных акторов и усиление их влияния на мировые политические и экономические процессы обусловливают необходимость «большей упорядоченности и четких правил поведения»[31] в сфере международных взаимодействий.
Одно из центральных мест в неолиберальной теории международных отношений занимают институты, которые рассматриваются в качестве важнейших регуляторов межгосударственных взаимодействий в различных сферах, «предписывающие роли, ограничивающие деятельность и формирующие ожидания акторов»[32]. Получая свое воплощение в разного рода организациях, бюрократических агентствах, соглашениях, а также неформальных практиках, институты формируют специфический образец поведения для государств (паттерн). Институты, таким образом, выступают в роли ключевого фактора порядка в международной политике, воплощая разделяемые ценности и ожидания, а также формируя условия стабильности и предсказуемости в отношениях между государствами.
Особую значимость международные институты имеют в процессе обеспечения международной безопасности. Неолиберальная парадигма делает акцент на том, что в современном мире отдельно взятые государства не в состоянии обеспечить собственное выживание и полноценную защиту от угроз, носящих зачастую транснациональный характер. Кроме того, усиливающаяся взаимозависимость государств, связанных торговлей и взаимными инвестициями, сводит к минимуму вероятность агрессивного поведения или военного соперничества. Поэтому классические механизмы поддержания порядка в международной политике – уравновешивание, формирование союзов, поддержание силового равновесия – не отвечают современным условиям, поскольку утрачивают свой рациональный смысл. При этом сторонники неолиберального подхода настаивают на эффективности института «коллективной безопасности», предполагающего, что национальная и международная безопасность неотделимы друг от друга и устранение военной силы из международных отношений может быть обеспечено путем следования транснациональным нормам, которые должны прийти на смену эгоистическим национальным интересам государств как главного императива их внешнеполитического поведения. Кроме того, усиление транснациональных угроз и вызовов (международный терроризм и проблема распространения оружия массового уничтожения, экология и энергетика, демографические и миграционные проблемы, здравоохранение и борьба с эпидемиями и т. д.) приводит к еще большей взаимозависимости государств в сфере безопасности и осознанию того, что они «не могут защитить себя или обеспечить национальную безопасность без помощи других государств» и «решение проблем безопасности невозможно без активного сотрудничества»[33]. Поэтому сообщества коллективной безопасности способны гарантировать устойчивый мир, поддерживая коллективные идентичности и разделяемые ценности, укрепляя транснациональную политическую, экономическую и культурную взаимозависимость, а также содействуя развитию международных структур управления[34].
Кроме того, согласно распространенному среди сторонников неолиберальной парадигмы мнению, в современном мире меняется сама природа политической власти, использование которой становится все более «мягким» и сдержанным. Так, Ч. Купчан утверждает, что изменения в источниках власти, развитие международных норм как ключевых регуляторов поведения государств, а также глобальное распространение демократии создают условия для реализации великими державами умеренной внешней политики, основанной на «разделяемом чувстве общности, помогающем сформировать транснациональное пространство, внутри которого правила эгоистической конкуренции более не применяются…»[35]. Как следствие, национальные интересы государств и традиционные методы их реализации, предполагающие наращивание военной и экономической мощи, утрачивают свою роль, уступая место «мягким», кооперативным формам международного взаимодействия, регулируемым транснациональными правилами и общими интересами. В результате мировой порядок оказывается под сильным влиянием норм и ценностей, воплощенных в институтах, международных режимах и сетях, нередко образующих собственные политические порядки, претендующие на легитимность в определенной сфере (регулирование капиталов, миграция, экология, здравоохранение, культура и т. д.)[36]. Это приводит к тому, что национальные государства перестают быть единственными и главными легитимными акторами в мировой политике, все чаще сталкиваясь с конкуренцией со стороны транснациональных норм и наднациональных институтов.
Важно подчеркнуть, что сторонники неолиберальной парадигмы, анализируя природу современного мирового порядка, с одной стороны, отмечают его высокую институционализированность, а с другой – указывают на особую роль гегемонии одного государства (Соединенных Штатов Америки) в его создании и поддержании. Так, известный американский исследователь Дж. Айкенберри в своих многочисленных трудах, посвященных феноменам американской гегемонии и либерального мирового порядка[37], отмечает два ключевых фактора, влияющих на характер и определяющих устойчивость международного политического порядка во второй половине XX – начале XXI в.
Во-первых, это конституционный характер институтов и практик, способствующий снижению вероятности возвращения к «жесткой» силе, что снижает риски участия как для сильных, так и для слабых государств. В свою очередь, это делает политику уравновешивания и конкуренцию между великими державами за относительные выгоды менее вероятными. Во-вторых, институты либеральной гегемонии демонстрируют «возрастающие выгоды», что затрудняет для потенциально ревизионистских государств борьбу за устранение существующего порядка[38]. США, как подчеркивает Дж. Айкенберри, добровольно принимают «стратегическое ограничение», гарантируя своим партнерам, что участие в либеральном мировом порядке не приведет к системному доминированию, так как США согласны действовать в рамках институционального политического процесса, «успокаивая» тем самым своих партнеров и способствуя развитию кооперативных связей. В результате, благодаря лидерству в рамках многочисленных международных институтов, созданных для разрешения как политических конфликтов, так и экономических споров, США сохраняют способность оставаться в центре расширяющегося либерального порядка[39].
В целом неолиберальная парадигма рассматривает порядок как естественное и достижимое состояние мировой политики, к которому стремятся как национальные государства, так и негосударственные акторы (транснациональные движения, международные правительственные и неправительственные организации и т. д.). Общепринятые правила поведения, лежащие в основе мирового порядка, воплощаются прежде всего в международных институтах (международное право, дипломатия, суверенитет и т. д.) и организациях (ООН, ВТО, МВФ, НАТО и т. д.), отражающих желание членов мирового сообщества совместно решать глобальные проблемы и бороться с транснациональными угрозами. Именно понимание общности угроз и вызовов, а также осознание невозможности противостояния им в одиночку, побуждает как государства, так и негосударственных акторов вырабатывать взаимно приемлемые образцы поведения (паттерны), формирующие нормативный фундамент глобального миропорядка.
1.3. Мировой порядок в неомарксистской парадигме
Неомарксизм принято относить к числу «радикальных» теорий международных отношений, делающих акцент на проблемах неравенства и неравноправия в современном мире, а также видящих решение этих проблем в кардинальном преобразовании существующей действительности. Для неомарксистов свойственно обращать первоочередное внимание на социально-экономические аспекты глобального неравенства – неравноценный экономический обмен между развитыми и развивающимися странами, полуколониальная зависимость вторых от первых, эксплуатация ресурсов государств третьего мира транснациональными корпорациями и т. д.[40] Несмотря на разнородность и зачастую противоречивость взглядов исследователей неомарксистского направления на общественные процессы[41], можно выделить три ключевых аспекта, определяющих, с их точки зрения, природу мирового порядка.
Во-первых, это представление о мировой системе как подвижном образовании, состоящем из двух взаимодействующих подсистем – мир-экономики и межгосударственной системы национальных государств. При этом мир-экономика отождествляется с глобальным капитализмом, управляемым рыночными силами, а также специфическими отношениями производства и обмена. Что касается межгосударственной системы, то она, по мнению неомарксистов, на протяжении всей своей истории испытывает влияние двух противоположных тенденций – централизации и децентрализации. Первая означает гегемонию одной державы, в то время как для второй характерно приблизительное силовое равновесие («баланс сил»)[42]. Эти тенденции являются объективным следствием того, что все международные системы подчиняются в своем развитии «циклическим ритмам» и «регулярным процессам экспансии»[43], являющимся результатом непрекращающегося накопления и аккумулирования капитала в руках наиболее развитых государств. Как следствие, природа международного порядка определяется тем, какая из тенденций в наибольшей степени характерна для той или иной исторической эпохи.
Во-вторых, это абсолютизация производственных и экономических факторов положения государств в капиталистической системе (влияние «экономического редукционизма»). В этом смысле политика государств и их взаимоотношения друг с другом во многом являются производными от их экономического потенциала, доступа к ресурсам и передовым технологиям. Процессы формирования и эволюции мирового политического порядка оказываются тесно связанными и даже неотделимыми от процесса развития «капитализма как миросистемы…», в ходе которого «создаются все более мощные космополитическо-имперские (или корпоративно-национальные) блоки властных и предпринимательских структур, обладающих возможностью расширять… масштаб мировой капиталистической системы»[44].
В-третьих, это убеждение в том, что общественные отношения (в том числе и в сфере международной политики) всегда основаны на эксплуатации между доминирующими и подчиненными социальными группами (развитыми государствами и странами периферии). При этом капиталистическая мир-система не только способствует увеличению разрыва между богатым «ядром» и бедной «периферией», но также формирует отношения зависимости, от которых последняя не в силах освободиться[45]. С этой точки зрения природа любого общественного порядка определяется экономическим неравенством между классом «производителей» (обладающих рабочей силой) и классом «эксплуататоров» (владеющих средствами производства и технологиями), а преобладающие нормы и институты произрастают из материального фундамента социума и служат закреплению и воспроизводству существующих властных отношений.
Современную международную систему неомарксисты считают продуктом исторической эволюции капиталистической мир-системы, состоящей из суверенных государств, «главными характеристиками которых являются территориальная обособленность и ограниченность межгосударственной системой». При этом одна из ключевых функций суверенных государств заключается в том, что они определяют правила, в соответствии с которыми товары, капиталы и рабочая сила могут пересекать их границы, а также формируют нормы, касающиеся прав собственности внутри страны[46].
Так же как и последователи неореализма, сторонники неомарксистской парадигмы придают ключевое значение конфликту и борьбе в качестве важнейшего фактора общественной жизни. Так, неомарксизм рассматривает конфликт (классовую борьбу) в качестве «процесса постоянного и непрекращающегося совершенствования человеческой природы и формирования новых паттернов общественных отношений, которые меняют правила игры и из которых… рождаются новые формы конфликтов»[47]. При этом любые общественные институты являются следствием развития исторического процесса и прежде всего эволюции производительных сил общества.
Делая акцент на институтах и институционализации с точки зрения поддержания стабильности мирового порядка, сторонники неомарксистского подхода уделяют особое внимание феномену «гегемонии» как специфического общественного устройства, основанного главным образом на согласии подчиненных общественных групп с существующей системой властных отношений. Так, один из самых известных неомарксистов XX в. А. Грамши считал, что залогом стабильности любого общественного порядка является достижение социального компромисса, отражающего текущее соотношение общественных сил. С его точки зрения, господствующий класс занимает доминирующее положение не с помощью насилия, а с согласия остальных общественных групп, вместе с которыми он формирует «исторический блок» – «сложный, противоречивый ансамбль суперструктур, отражающих всю совокупность общественных отношений производства…»[48]. А. Грамши использовал это понятие для описания «взаимно поддерживающих обоюдных отношений между социально-экономической базой и политико-культурными практиками (надстройкой), которые вместе составляют фундамент данного порядка…»[49], уделяя особое внимание роли нематериальных, идеальных факторов в сохранении устойчивости конкретной системы общественных отношений. При этом «исторический блок» представляет собой нечто большее, чем просто политический союз элит, объединенных общими материальными интересами и ценностями. Это объединение различных общественных интересов, распространяемых в обществе не только ради достижения политических и экономических целей, но и для обеспечения более широкого культурного и морального единства[50]. Именно поэтому «исторический блок» неизменно опирается на комплекс как материальных (производительных) сил, так и институтов и идеологий, представляя собой союз различных общественных групп, организованных вокруг совокупности гегемонистских идей, доминирующей идеологии, нацеленной на укоренение гегемонии в обществе посредством классовых союзов[51].
Стабильность мирового порядка зависит от способности доминирующего государства сформулировать адекватный идеологический проект, оправдывающий силовое неравенство путем апелляции к тем благам и преимуществам, которые менее могущественные державы могут извлечь при условии сохранения статус-кво. Как следствие, распространение норм и ценностей гегемонистского государства является ключевым нематериальным фактором стабильности всей системы общественных отношений. Поэтому гегемония предполагает не только возвышение «обладающих несоразмерной мощью» международной коалиции классов и сил, но и распространение «определенных форм общественных, экономических и политических институтов, разделяющих идеологические убеждения, рассматриваемые в качестве универсальных…»[52]. Международные институты являются главным механизмом артикуляции и распространения гегемонистских ценностей и норм, легитимирующих гегемонистский порядок, способствующих его расширению, а также позволяющих «контролировать элиты периферийных стран и поглощать антигегемонистские идеи»[53]. В этой связи возвышению исторического блока и формированию гегемонии неизменно сопутствует процесс установления и функционирования международных организаций, посредством которых выражаются универсальные нормы гегемонистского порядка. Как следствие, устойчивость гегемонии обеспечивается благодаря распространению разделяемых идей и ценностей, воплощенных в международных правилах и нормах, определяющих границы конкретного мирового порядка.
В целом для неомарксистского понимания мирового порядка характерны «историцизм» (всякий мировой порядок ограничен временными рамками и выступает результатом исторического развития общества) и акцент на эволюции производительных сил, определяющих характер преобладающих властных отношений. Нормы, ценности и институты, составляющие ядро всякого мирового порядка, являются отражением интересов наиболее производительной социальной группы и призваны оправдывать ее лидерство в рамках всей общественной системы. Кризис мирового порядка наступает тогда, когда существующие институты перестают адекватно отражать изменения, происходящие на уровне экономического базиса в масштабе всей миросистемы (в результате конкуренции между государствами и частными корпорациями, технологических прорывов и их последствий или как последствие издержек капиталистической экспансии). В этом случае неизбежно кардинальное изменение не только экономического уклада, но и всей совокупности политических структур, обеспечивающих системную стабильность.
1.4. Социальный конструктивизм и проблема международного порядка
Для данной парадигмы в теории международных отношений характерно понимание социальной реальности как «конструируемого» феномена, а не как объективной данности (неореализм), не зависящей от субъективного восприятия. В частности, в области международной политики эта установка обусловливает отношение к национальным интересам как к переменным, зависящим от того, каким смыслом наделяют их государства, политические элиты, общество и т. д. Поэтому на поведение государств существенное влияние оказывают не столько материальные структуры (баланс сил, уровень экономической и военной мощи, полярность международной системы), сколько их собственные представления о себе и окружающем мире, на основе которых формируются их интересы и ожидания в отношении других социальных субъектов.
Главная особенность конструктивистского понимания природы мирового порядка заключается в убеждении, что любой порядок проистекает не только из баланса сил, международных институтов или режимов, но и из внутренних ценностей и принципов стран, составляющих международное общество. С этой точки зрения, например, фундаментом современного либерального мирового порядка являются демократические государства с республиканской формой правления, общества которых разделяют ценности демократии, прав человека, верховенства закона, рыночной экономики и т. д. Центральную роль в рамках конструктивистской парадигмы играет понятие идентичности (понимание «себя» по отношению к «другим»), на основе которой и формируются интересы социальных акторов. Сами идентичности также имеют социальную природу (формируются в результате взаимодействия различных субъектов) и, как следствие, могут меняться и менять интересы разделяющих их акторов[54].
Конструктивисты рассматривают порядок в международной политике как результат определенного соглашения между социальными субъектами (людьми, государствами, транснациональными группами, международными организациями и т. д.), специфика которого обусловлена их восприятием реальности и идентичностью. Сторонники конструктивистского направления ключевое значение придают нормативной структуре мирового порядка, формирующей идентичности и интересы акторов, а также регулирующей их деятельность на основе определенных социальных правил[55]. Именно нормы, по мнению конструктивистов, являются фундаментом всякого политического действия, в том числе в международной сфере. Они «формируют решения, придают смысл действиям и обеспечивают людей посредником, с помощью которого они могут осуществлять коммуникацию»[56]. Таким образом, нормы, взаимные ожидания и идентичности, а не характер распределения материальных ресурсов (как утверждают реалисты) определяют структуру международной системы. При этом, по мнению конструктивистов, распределение материальной мощи, безусловно, воздействует на расчеты государств, но то, как это происходит, всегда зависит от интерсубъективных пониманий и ожиданий, составляющих «ядро» их представлений о «себе» и «других»[57].
В качестве одного из важнейших факторов порядка в международной политике конструктивисты рассматривают «конституционные структуры» ("constitutional structures"), относящиеся к числу ключевых международных институтов и представляющие собой «взаимосвязанные совокупности интерсубъективных убеждений, принципов и норм», определяющих сущность легитимности в международной политике, а также основные параметры правомерности действий государств[58]. Конституционные структуры, как подчеркивает А. Санта-Круз, формируются в результате практики наиболее значимых акторов (в международной политике – прежде всего великих держав), взаимодействие которых направляется интерсубъективными ожиданиями с целью решения ключевой проблемы – упорядоченного сосуществования в анархической международной системе[59]. К числу конституционных структур могут быть отнесены такие фундаментальные институты, как государство, суверенитет, международное право и дипломатия, поскольку все они, во-первых, формируются на основе общего понимания и разделяемых ожиданий и, во-вторых, призваны обеспечить относительный порядок в международной политике. Например, суверенитет предполагает, что государства исходят из взаимного признания прав друг друга принимать независимые внутри – и внешнеполитические решения (определять форму политического режима, выбирать союзников и т. д.). При этом согласно принципу суверенитета, государства признают права и обязанности друг друга, а также принимают на себя соответствующие обязательства (уважать территориальную целостность и неприкосновенность границ друг друга, не вмешиваться во внутренние дела суверенных государств и т. д.). Эти общие понимания и основанное на них поведение (паттерны) государств, по мнению конструктивистов, представляют собой одну из фундаментальных опор любого международного порядка.
На международный порядок и его устойчивость существенное влияние оказывают идентичности, ценности и нормы, формирующие специфические идеационные структуры (ideational structures), которые влияют на поведение государств (и других акторов) путем обеспечения лингвистических или моральных оснований, и ограничивающие тем самым их деятельность[60]. При этом, как утверждает Дж. Рагги, эти идеационные факторы выражают как индивидуальные, так и коллективные намерения, имеют нормативное и институциональное измерение, а «их смысл и значение зависят от места и времени»[61]. Поэтому, в отличие от неореалистского подхода, понятия «международный порядок», «великая держава», «баланс сил» не существуют объективно, как материальная реальность, а могут быть обнаружены в результате исследования того, как социальные акторы (государства) понимают и интерпретируют данные явления. При этом автономность акторов в осуществлении разного рода практик и взаимодействий позволяет им конструировать, воспроизводить и видоизменять как материальные, так и идеационные структуры[62]. Нормативные структуры формируют идентичности и интересы акторов, которые, в свою очередь, посредством своих практик и взаимодействий воссоздают эти структуры.
Что касается правил и норм, лежащих в основе общественного порядка, то они, с точки зрения конструктивистов, могут быть разделены на конституирующие (определяющие идентичность акторов и структурирующие сферы их деятельности) и регулирующие (предписывающие тот или иной тип поведения в определенных ситуациях)[63]. Эти институциональные нормы воспроизводятся и укрепляются с каждым действием, соответствующим этим нормам и, напротив, ослабляются в результате поведения, противоречащего нормативным предписаниям. Поскольку политика государств является следствием определенного понимания ими «себя» (self) по отношению к «другим» (others), а также разделяемых ожиданий в отношении действий друг друга, то нормы и институты оказываются подверженными частым изменениям. Таким образом, устойчивость порядка, с точки зрения конструктивистской парадигмы, становится зависимой от того, как и насколько существенно меняются идентичности социальных акторов, а также их отношение друг к другу. Стабильные идентичности и взаимные ожидания государств (в особенности великих держав) поддерживают порядок в международной политике, придавая последней предсказуемость и относительную бесконфликтность. Напротив, кардинальные изменения идентичностей ключевых акторов могут привести к пересмотру ими существующих норм международного поведения и вызвать кризис и переосмысление разделявшихся ранее ценностей, что неминуемо будет способствовать ревизии основополагающих правил и институтов сложившегося порядка.
1. Почему неореалисты скептически относятся к идее установления прочного международного порядка?
2. Благодаря чему, с точки зрения сторонников теории гегемонистской стабильности, обеспечивается порядок в международной политике?
3. В чем, согласно теории транзита власти, заключаются главные причины кризиса международного порядка?
4. Какие цели международного общества, с точки зрения теоретиков английской школы, относятся к числу первичных (элементарных) и почему?
5. Что представляет собой система глобального управления? Почему сторонники неолиберального подхода уверены в ее необходимости?
6. Каким универсальным тенденциям, по мнению неомарксистов, подвержена международная система? С чем это связано?
7. В чем, согласно неомарксистской парадигме, заключаются главные факторы стабильности мирового порядка?
8. Что конструктивисты понимают под конституционными структурами? Приведите примеры конституционных структур в международной политике.
9. В чем заключается различие между конституирующими и регулирующими нормами международного порядка?
Бакалова Б. Конструктивизм в исследовании международных норм защиты прав человека. От генезиса, признания и соблюдения к нарушению, оспариванию и эрозии // Международные процессы. 2015. № 1.
Зуйков Р. Исторические трансформации порядка: от гегемонии и империи к миру-системе // Международные процессы. 2012. № 1.
Зуйков Р. Мировая система в начале XXI века. Опыт реконцептуализации // Международные процессы. 2013. № 2.
Конышев В. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории. СПб.: Наука, 2004.
Конышев В. Современная американская политическая мысль: историография неореализма. СПб.: Изд-во С-Петерб. ун-та, 2006.
Панченко М. Неолиберальные модели управления региональным международным порядком // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 21. Управление (государство и общество). 2009. № 3.
Панченко М. Реалистская парадигма международного порядка: прошлое и настоящее // ПОЛИС. 2009. № 5.
Сергунин А., Макарычев А. Современная западная политическая мысль: «постпозитивистская революция». Н. Новгород: Нижегородский гос. лингв, ун-т им. Н. А. Добролюбова, 1999.
Симония Н., Торкунов А. Новый мировой порядок: от биполярности к многополюсности // ПОЛИС. 2015. № 3.
Цыганков П. Теория международных отношений. М.: Гардарики, 2002, 2005.
Шакиров О. Как формируется международная повестка дня? Ответ конструктивизма // Международные процессы. 2012. № 3. С. 83–90.
Chernoff F. The Power of International Theory. Reforging the Link to Foreign Policy-Making through Scientific Enquiry. London; New York: Routledge, 2005.
Idealism and Realism in International Relations. Beyond the Paradigm / ed. by E. Crawford. London; New York: Rutledge, 2000.
Jackson R., McDonald M. Constructivism, U.S.Foreign Policy and the "War on Terror" // New Directions in U.S.Foreign Policy / eds I. Parmar, L. Miller, M. Ledwidge. New York: Routledge, 2009.
Kane Th. Realism // New Directions in U.S.Foreign Policy / eds I. Parmar, L. Miller, M. Ledwidge. New York: Routledge, 2009.
Leiphart A. The Structure of Scientific Revolution in International Relations // International Studies Quarterly. 1974. N 1.
Lynch T. Liberalism and Neoliberalism // New Directions in U S. Foreign Policy / eds I. Parmar, L. Miller, M. Ledwidge. New York: Routledge, 2009.
Logic of Anarchy. Neorealism and Structural Realism / eds B. Buzan, R. Little, Ch. Jones. New York: Columbia University Press, 1993.
Neorealism and Neoliberalism. The Contemporary Debate / ed. by D. Baldwin. New York: Columbia University Press. 1993.
Stokes D. Marxism // New Directions in U S. Foreign Policy / eds I. Parmar, L. Miller, M. Ledwidge. New York: Routledge, 2009.
The Power of Power Politics. From Classical Realism to Neotraditionalism / ed. by J. Vasquez. New York: Cambridge University Press, 2004.
Understanding International Relations / ed. by Ch. Brown, K. Ainley. 3rd ed. New York: Palgrave Macmillan, 2005.
Waltz K. Structural Realism after the Cold War // America Unrivalled. The Future of the Balance of Power / ed. by J. Ikenberry. Ithaca: Cornell University Press, 2002.
Wendt A. Constructing International Politics // International Security. 1995. N 1.
Wohlforth W. Gilpinian Realism and International Relations // International Relations. 2011. N4.