Вы здесь

Международная финансовая безопасность в условиях глобализации. Основные направления правоохранительного сотрудничества государств. Раздел 1. Мировая финансовая система в XXI веке (Е. Н. Кондрат, 2015)

Раздел 1. Мировая финансовая система в XXI веке

Глава 1. Глобализация как основная тенденция современного развития мира

§ 1. Понятие глобализации: сущность и основные процессы

Объективным процессом развития мира в последние десятилетия является глобализация. Происходит формирование новой системы общественно-экономических отношений, при которых происходит значительное углубление политических, социально-экономических и культурных связей различных государств. В экономическом аспекте глобализация обозначает процесс формирования единой мировой экономики, единого всепланетарного рынка товаров, капитала и услуг[5]. Россия как одна из ведущих держав мира использует предоставленные глобализацией возможности для укрепления своих позиций в мировой экономике и политике.

В 80—90-х гг. ХХ в. проблема глобализации стала активно обсуждаться не только в научной, но и в политической и деловой среде. Темой для обсуждения становились такие вопросы, как многополярность и однополярность мировой системы, экономическая взаимозависимость стран мира, культурное разнообразие и перспективы развития современной цивилизации. Глобализации уделяют значительное внимание юристы, экономисты, политологи, социологи, философы. Они констатируют серьезные изменения, происходящие в экономической системе, обществе и государстве в результате глобализации.

Ввиду сложного и многогранного характера глобализации не существует единого и устраивающего всех ученых ее определения. Одним из наиболее часто используемых является определение глобализации, данное французским исследователем Б. Бади. Он рассматривает глобализацию как исторический процесс, направленный на гомогенизацию и универсализацию мира, на размывание национальных границ[6]. Отечественными учеными В. М. Кулагиным, М. М. Лебедевой и А. Ю. Мельвилем глобализация понимается как новое качество взаимосвязанности и взаимозависимости человечества, создание наднациональных и вненациональных организаций, институтов и образований[7].

Глобализация мировой экономики исследуется учеными разных школ и направлений. Особый интерес вызывают проблемы развития национальных хозяйств отдельных стран в условиях мировых глобализационных процессов, а также проблемы, связанные с оценкой противоречивого характера воздействия глобализации на функционирование экономических систем. Тенденции глобализации переплетаются, создавая в каждой стране уникальное сочетание внешних и внутренних факторов, определяющих ее дальнейшее развитие и положение в мировом хозяйстве. Диапазон этих сочетаний – от полной зависимости периферийных стран до наднациональных, гиперконкурентных экономических систем. Таким образом, вопросы воздействия глобализации на экономическое развитие являются приоритетными для большинства государств.

В научной литературе теоретическая трактовка глобализации в общем виде сегодня сводится к следующим направлениям:

неолиберальная концепция (З. Бжезинский, Дж. Сорос и др.), в соответствии с которой глобализация трактуется с позиций новой эпохи в истории человечества, основанной на либерально-демократических ценностях Запада и однополярного мира[8];

транснационалистская концепция (Дж. Най, Р. Кохен), представители которой ратуют за уменьшение роли государства и размывание национальной идентичности в эпоху глобализации[9];

реалистская концепция (К. Уолц и др.) – глобализация признается не новым скачком в истории человечества, а его определенным эволюционным этапом. Представители этой концепции придерживаются точки зрения, согласно которой национальному государству уделяется решающее внимание в отстаивании своих международных политических и экономических интересов[10];

гуманистическая концепция. Она исходит из концепции глобальных проблем и определения центральной проблемы – проблемы человека, оказавшегося в потоке глобальных планетарных процессов, и освещается вопрос о допустимых пределах всех видов изменений на Земле – экологических, экономических, политических и др.[11];

неомарксистская концепция, в которой глобализация предстает в качестве высшей стадии капитализма, в форме сверхимпериализма, порождающего поляризацию мира и ведущего к его переделу[12].

Несмотря на разницу подходов и оценок, можно выделить несколько общих моментов, с которыми в той или иной степени солидаризируются различные школы в отношении современного процесса глобализации:

• универсализация мирового пространства под эгидой западных либерально-демократических и социокультурных ценностей;

• формирование единого планетарного сообщества, завязанного на росте взаимозависимости стран и регионов мира в различных сферах человеческой жизнедеятельности;

• слияние экономик в общемировую финансово-экономическую систему с единым рынком и общими правилами экономических взаимоотношений, всеобщая либерализация рыночных отношений при свободном и мгновенном движении капиталов. Международные экономические связи становятся основой существования всех составных частей мирового хозяйства: национальных хозяйств, их основных экономических комплексов, и отдельных субъектов хозяйствования на территории национальных экономик. Их тесные экономические связи и взаимозависимость свидетельствуют о том, что ни одна национальная экономика не может развиваться эффективно без активного участия в мирохозяйственных процессах;

• ослабление функций государства и одновременно возрастание роли и сфер влияния надгосударственных организаций и транснациональных корпораций (ТНК);

• создание всемирной информационной сети на базе новейших медиатехнологий и Интернета; «сжатие» времени и пространства при помощи современных коммуникационных средств. Глубинный смысл происходящих изменений состоит в том, что нарастает интенсификация обменов всех видов – от транспорта до инструментов трансляции слов, образов, символов, информации. Они получают название «потоков глобализации» (транспортных, экономических, финансовых);

• знания превращаются в базовый элемент общественного богатства. Принципиально меняется роль человеческого капитала и его интеллектуальной составляющей. Постиндустриальная эпоха все отчетливее проявляет свой инновационный характер, меняющий системную ориентацию экономики.

Глобализация – процесс чрезвычайно противоречивый и неравномерный. В ходе своего развития она привела к немалым негативным последствиям:

• растет разрыв между бедными и богатыми странами. Более 1 млрд человек живет в «абсолютной бедности». Если в 1960 г. разница между бедными и богатыми странами составляла 30:1, в 1990 г. – 60:1, то в 1997 г. – 74:1. Огромное число людей страдает от голода и болезней, не имеет возможности получить образование. Ситуация обостряется продолжающимся ростом численности населения и усилением миграционных процессов;

• одно из характерных противоречий глобализации – противоречие между глобализацией и регионализацией. Оно отчетливо проявляется в сфере экономики: наряду с развитием мирохозяйственных связей набирают силу региональные структуры. Наиболее показателен в этом отношении Европейский союз, ставший важнейшим центром экономической мощи, успешно продвигавший по пути интеграции в политической, финансовой, торговой, таможенной, визовой и других областях до определенного момента и находящийся сейчас в глубоком кризисе из-за финансовых проблем большинства входящих в него стран. В основе ЕС лежит принцип субсидиарности, согласно которому властные полномочия национальных государств делегируются на тот институциональный уровень – надгосударственный либо субгосударственный (региональный, муниципальный), на котором конкретная общественная потребность удовлетворяется наилучшим образом;

• регионализация позволяет полнее учитывать особенности тех или иных территорий, способствует сохранению национальных рынков и этнокультурного своеобразия. Сложное переплетение глобальных и местных, локальных процессов общественного развития получило название глокализация (от global — всемирный и local – локальный, местный). Глобализация воспринимается как нечто внешнее, подавляющее все локальное; глокализация – как конкретное проявление на местном уровне;

• глобализация меняет смысл современного государства, которое сегодня раздирается между двумя противоречивыми задачами: сохранить пространство, за которое оно несет ответственность, и не мешать движению товаров, услуг, финансов, перемещению людей и т. д. Глобализация ставит под вопрос суверенитет государства. Видоизменяются главные функции государства, и прежде всего функция безопасности[13];

• революционное развитие информационной среды способствовало, с одной стороны, трансформации мира, единению человечества, с другой – его диверсификации, поскольку плодами глобализации пользуются главным образом жители развитых стран. Слаборазвитые же страны не в состоянии не только создавать новые технологии, но и использовать уже имеющиеся научно-технические достижения. Это ведет к «утечке мозгов» из бедных стран в богатые и, как следствие, еще большему отставанию бедных стран от богатых;

• воздействие глобализации на функционирование экономических систем воскрешает старые и порождает новые общественные, экономические противоречия и политические международные конфликты. Вместе с переделами собственности происходит обострение международной конкуренции не только в производственной сфере за обладание материальными ресурсами, но и за обладание финансовыми, инвестиционными, информационными ресурсами. Борьба за капиталопотоки в мировом хозяйстве становится глобальной и выступает как одна из объективных составляющих процесса глобализации.

Субъектами глобализации являются:

1) транснациональные компании (ТНК), которые существенно влияют на политику государств, поскольку их экономические и финансовые возможности часто соизмеримы или превосходят государственные; часто ТНК являются еще и монополистами в сфере технологий, в том числе и военных[14];

2) транснациональные банки (ТНБ), которые содействуют созданию глобального финансового рынка, либерализации системы внешних заимствований. Основные тенденции в развитии глобальной финансовой системы сегодня проявляются в: ослаблении протекционизма внутри единой системы денежного обращения и экспансионистских проявлений во внешнеэкономических отношениях между странами; нарастании открытости и унификации денежного обращения национальных хозяйств; усилении неустойчивости мирового денежного обращения; укрупнении финансовых институтов и распространении сфер их деятельности практически на все основные регионы мира; ускорении процесса денежного обращения и синхронизации экономических циклов денежного обращения в разных странах; интернационализации и транснационализации финансовых рынков и т. д.

Среди форм воздействия ТНБ на финансовые системы выделяют: создание глобального финансового рынка, ведущим сектором и главным механизмом которого становится фондовый рынок; либерализацию системы внешних заимствований; возникновение параллельных национальному центральному банку мировых эмиссионных центров, ликвидация монополии центральных банков и министерств финансов на формирование денежно-кредитной политики;

3) международные межправительственные организации и институты. В условиях глобализации экономическая власть все больше сосредоточивается у «глобальных игроков», в которые превращаются транснациональные структуры – крупнейшие ТНК, а также международные финансовые центры. Экономический и политический климат формируют международные экономические организации (Всемирная торговая организация (ВТО), Международный валютный фонд (МВФ)), которые превратились в институт многосторонних межгосударственных отношений.

Формы воздействия международных межправительственных организаций и институтов на мировую экономику видятся в следующем:

• унификация государственных норм, стандартов, правил, налогов, пошлин, ведения и учета бизнеса и торговли;

• управление трансграничным движением капиталов, разработка рекомендаций по валютной, кредитно-финансовой и инвестиционной политике;

• упорядочение и глобальное регулирование правил и норм международной торговли;

• обеспечение максимальной совместимости национальных торгово-политических режимов;

• формирование механизмов согласования экономической стратегии государств;

4) различные неправительственные организации.

Объектами глобализации являются различные элементы национальных государственных экономических систем, которые в силу своих особенностей с разной скоростью и степенью интенсивности вовлекаются в процессы глобализации: информационная, финансовая, экономическая, культурная сферы – быстрее; производственная, правовая, политическая – медленнее.

Функционирование глобальных рынков ограничивает автономию национальных государств при разработке и проведении ими экономической политики. Вместе с тем в эпоху глобализации государство по-прежнему должно определять важнейшие параметры рынка, устанавливать ориентиры для деятельности отдельных предпринимателей. Оно формирует общее экономическое и юридическое пространство, скрепляет национальное единство, устанавливает ограничители общественно опасной деятельности, обеспечивает распределение и использование ресурсов, систему хозяйственной мотивации, стимулы к повышению эффективности, производительности и т. п.

Однако в условиях глобализации отмечается изменение хозяйственных функций государства, сокращение прямых форм его участия в экономической деятельности, расширение партнерских отношений с частным сектором в производстве общественных благ и оказании общественных услуг через контрактную систему. Роль государства не просто уменьшается, трансформируются приоритеты и механизмы его вмешательства в социально-экономические процессы.

Поскольку глобализация пронизывает все больше сфер жизнедеятельности человека, все более значимым становится вопрос о ее институционализации, о формировании системы глобального регулирования, наделенной соответствующим объемом полномочий и легитимности. Это глобальное регулирование может осуществляться в различных формах. Основными из них являются глобальное сотрудничество, при котором решающую роль в проведении согласованной общемировой политики будут играть существующие суверенные государства, и глобальное управление, при котором наднациональные международные организации были бы автономны в процессе принятия решений.

С ростом осознания в мире сложностей глобализации связано выдвижение на международных форумах идеи «глобализации с человеческим лицом», т. е. социально ориентированной и учитывающей приоритеты «устойчивого развития». Звучат призывы к достижению «солидарной» глобализации в противовес «асимметричной». В рамках ООН, Европейского союза (ЕС) и иных влиятельных международных организаций все больше внимания уделяется концепции повышения «социальной ответственности корпораций».

В 2002 г. на базе Международной организации труда (МОТ) в Женеве была учреждена Всемирная комиссия по социальному измерению глобализации. Она рассмотрела широкий комплекс проблем, оказала содействие в проведении международного и национальных диалогов по социальным аспектам глобализации (в России «запуск» такого диалога состоялся в октябре 2002 г.). В 2004 г. Комиссия подготовила итоговый доклад «Справедливая глобализация: создавая возможности для всех».

Таким образом, глобализация мировой экономики – процесс увеличивающейся взаимозависимости экономик различных стран мира вследствие роста трансграничных перемещений товаров и услуг, экспорта капиталов, интенсивного обмена информацией и технологиями, миграции рабочей силы. По сути глобализация является логическим выражением растущей интернационализации хозяйственной жизни. «Современный этап глобализации представляет собой процесс формирования единого мирового экономического, финансового, информационного и гуманитарного пространства, – отмечает член-корреспондент РАН С. Ю. Глазьев, – обусловливающий снижение роли государственных барьеров на пути движения информации, капиталов, товаров и услуг и возрастание роли наднациональных институтов регулирования экономики»[15].

На сегодняшний день только 10–15 % населения Земли проживают в условиях постиндустриального общества. Значительная же масса населения планеты живет в обществах, находящихся на доиндустриальных стадиях экономического развития, где все еще широко распространены ремесленничество, примитивное сельскохозяйственное производство, охота и рыболовство. Процветающие 20 % стран используют 75 % производимых в мире обработанных металлов, 85 % мировой древесины, 70 % энергии[16].

Глобализация позволяет ведущим странам не только поддерживать «статус-кво» на мировой арене, но и в еще большей степени осуществлять перераспределение ресурсов и готовых продуктов в свою пользу. В значительной степени этому способствует деятельность транснациональных корпораций, «материнские» страны которых представляют собой наиболее развитые государства. Последние доминируют на рынке капиталов, устанавливают правила игры в рамках международной банковской системы, контролируют глобальные коммуникации, занимают лидирующие позиции в технологической области. Менее развитым странам не остается ничего иного, как следовать в фарватере таких государств и служить для них дешевыми источниками сырья и трудовых ресурсов.

Анализ основных тенденций процесса экономической глобализации, характерных для последних десятилетий, позволяет сделать следующие выводы.

1. Углубление международного разделения труда. Многие развивающиеся страны сегодня становятся поставщиками рабочей силы для стран, уже вступивших на постиндустриальный путь развития. Особенности процесса миграции рабочей силы на современном этапе заключаются в следующем:

• процессам миграции подвержен в первую очередь высококвалифицированный труд, в результате чего формируется глобальный рынок высококвалифицированной рабочей силы. Неквалифицированный труд также, хотя он более ограничен национальными барьерами, начинает вписываться в общие процессы глобализации;

• глобальный рынок высококвалифицированной рабочей силы характеризуется динамичным характером роста, возрастающей интенсивностью движения трудовых потоков, высокой взаимозаменяемостью, положительным воздействием на демографические процессы во многих развитых странах мира и в целом на индекс человеческого развития;

• регулирование глобализацией процесса миграции рабочей силы имеет противоречивый характер. С одной стороны, интенсификация производства требует все новых притоков мигрантов в экономику высокоразвитых стран. С другой стороны, огромный поток мигрантов со своей культурой, менталитетом, религией, низким (по сравнению с традиционным населением) уровнем жизни и т. д. уже сегодня создает определенные проблемы социально-политического и экономического характера.

2. Усиление темпов экономического развития наиболее развитых государств «третьего мира». «Примерно два десятка лет тому назад, – пишет американский экономист индийского происхождения Дж. Бхагвати, – они переориентировались на внешние рынки, что привело к повышению темпов их экономического роста… В Китае активная внешнеэкономическая политика была начата в 1978 г. В 1980-е годы Индия также приоткрыла свою некогда изолированную экономику, а, начиная с 1990-х стала делать это систематически и целеустремленно. По оценкам ВБ, в течение двух десятилетий до 2000 г. ВВП в Китае рос в среднем на 10 %, а в Индии – на 6 процентов. Ни одна страна мира в этот период времени не являла таких темпов роста, как Китай, и менее чем в десяти странах (из которых лишь Китай мог сравниться с Индией по размаху нищеты и численности населения) показатели роста превосходили индийские»[17]. Названные страны и сегодня (по крайней мере, до начала глобального кризиса в 2008–2009 гг.) демонстрировали одни из самых высоких в мире темпы экономического роста.

3. Превышение темпов роста международного товарооборота над темпами роста объема мирового производства. Растущая либерализация международной торговли выражается в открытии национальных рынков товаров и услуг путем постепенного снятия торговых ограничений и барьеров, а также в противодействии протекционистским мерам в международной торговле.

4. Опережающий рост движения капиталов по отношению к движению товаров. Формирование мирового финансового рынка. Суммарная капитализация компаний, включенных в листинги крупнейших бирж США и Европейского союза – Нью-Йорка, Лондона, Парижа, Франкфурта, Милана, Амстердама, Цюриха, Стокгольма и Мадрида, – по состоянию на 2007 г. превышала 30 трлн долл.

5. Увеличение потоков портфельных и прямых иностранных инвестиций, львиная доля которых связана с инновационным инвестированием, основанным на все расширяющемся процессе превращения науки в главную производительную силу современного общества с далеко идущими последствиями для всех сторон его жизни. Дж. Сакс свидетельствует, что США раньше других стран уяснили себе, что сила американской экономики порождается сочетанием науки, технологических инноваций и высококачественного образования: а) в стране была усилена государственная поддержка науки, расходы на которую выросли до 85 млрд долл. в год; б) правительство поощряло развитие и распространение Интернета как «краеугольной основы экономического роста»; в) в США были разработаны специальные программы в поддержку высшей школы, реализация которых повысила в 1990-е гг. на 10 % число выпускников средней школы, поступающих в вуз (этот показатель увеличился до 67 %)[18].

6. Усиление влияния транснациональных корпораций, контролирующих в настоящее время до половины мирового промышленного производства и международной торговли, около 80 % мирового банка патентов и лицензий на новую технику и «ноу-хау». Транснациональный (наднациональный) сектор экономики связывает все «этажи» экономического здания планеты современными средствами коммуникаций, передовыми управленческими системами, информационными технологиями, общими принципами и правилами экономической игры и т. д. Вместе с тем усиление роли внегосударственных и надгосударственных регуляторов мировой экономики позволяет некоторым специалистам трактовать сохраняющееся множество отдельных страновых хозяйственных механизмов и потребность в единой мировой экономике как основное противоречие современной эпохи. «Противоречие между усиливающейся потребностью мира в единой экономике и господством национально-государственной формы хозяйствования, – утверждает В. В. Михеев, – представляет собой основное противоречие современной эпохи – эпохи глобализации»[19].

7. Повышение глобальной регулирующей роли международных экономических и финансовых организаций (ВТО, МВФ, Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и др.). Уже сейчас под их эгидой проводится разработка универсальных норм, стандартов и правил для мирохозяйственного общения.

8. Развитие интеграционных тенденций на региональном, субрегиональном и межрегиональном уровнях. Возрастание роли наднациональных органов в международной политике и экономике на региональном уровне.

9. Относительное замедление темпов потребления энергии начиная с последней трети прошлого века по сравнению с темпами роста ВВП. Ведется постоянный поиск новых источников сырья и энергии, внедряются энерго– и ресурсосберегающие технологии. Вызвано это в первую очередь быстрой исчерпаемостью природных ресурсов, что становится одной из глобальных угроз человечеству. В таких условиях сотрудничество наций в условиях глобальной экономики представляется одним из способов уменьшить нагрузку на экосистему.

10. Определяющее влияние глобализации на международную финансовую безопасность в мире. Прозрачность границ и формирование единого глобального финансового рынка способствуют не только позитивным, но и негативным, теневым, а то и криминальным тенденциям в сфере международного финансового взаимодействия. В связи с этим выработка необходимых правовых и институциональных механизмов по укреплению международной финансовой безопасности представляется в условиях глобализации первоочередной насущной задачей.

Современная постиндустриальная хозяйственная система базируется на производстве и потреблении знаний. Буквально на наших глазах все большую динамику приобретают постиндустриальные тенденции: происходит быстрая интеллектуализация труда; информация и научное знание становятся определяющими факторами экономического развития. Существенную роль в экономиках развитых стран начинает играть сектор услуг (в его широком понимании), увеличивается производство программных продуктов и телекоммуникационных услуг, характер труда подвергается качественным изменениям. Главным фактором устойчивого развития общества становится величина и качество человеческого капитала. Происходит смена типа воспроизводства, форм накопления и изменение критериев развития экономики. Все большее влияние на развитие общества начинает оказывать увеличение расходов государства на накопление человеческого капитала, нематериальных элементов богатства, интеллектуальной собственности. В этом заложено основное содержание нового качества экономического роста, которое должно найти отражение в стратегических разработках национальной экономики в целом, ее отраслей и подотраслей.

Особо следует выделить ключевую роль в современном мире высоких технологий, таких, например, как нано– и информационно-компьютерные. О стремительности развития сектора экономики, связанного с производством компьютеров, образно свидетельствует следующий пассаж, содержащийся в одном из отчетов Всемирного банка: «Если бы авиационная промышленность развивалась так же стремительно, как компьютерная с середины 60-х годов, то к середине 80-х годов «Боинг-767» стоил бы 500 долларов и мог бы облететь земной шар за 20 минут, потребляя всего 20 литров горючего»[20].

Действительно, за последнюю четверть века обрабатывающая мощь компьютеров росла экспоненциально – в среднем на 58–60 % в год. А лидером сферы услуг все последние годы остается Интернет. Число его пользователей увеличилось с 3 млн в 1993 г. до почти 300 млн в начале 2000 г. и до 1,2 млрд в 2008 г.[21]

Эти факты наряду с постоянно отмечаемой «глобализацией» информационных потоков вызывает нарастающее обособление западных стран от остального мира. «Формирование единого рынка, единой коммуникационной среды, информатизация общества, – пишет Е. В. Сапир, – все эти процессы реально охватывают одну пятую населения земного шара. Остальные четыре пятых живут в совершенно ином мире, не знающем Интернета, хитроумных финансовых построений, новейших технологий, западных стандартов и стиля жизни, причем разрыв между ними и «золотым миллиардом» не сокращается, а, напротив, быстро увеличивается. Одна пятая часть жителей планеты сегодня потребляют 86 % совокупного мирового продукта, в то время как на долю беднейших 20 % приходится не более 1,5 % мирового продукта»[22].

Развитие постиндустриального хозяйства переориентировало торговые и инвестиционные потоки, ранее направлявшиеся в «третий мир», на наиболее высокоразвитые государства. Результатом становится реальное «замыкание» западного мира в себе самом. Как следствие, быстро растущие объемы товарных потоков концентрируются в границах постиндустриального мира. Общий объем прямых иностранных инвестиций в XXI в. вырос более чем в 30 раз, но большая часть мировых инвестиционных ресурсов сосредоточена вразвитых странах. Это вынуждало развивающиеся государства сокращать внутреннее потребление ради накопления материальных ресурсов, необходимых для приобретения новых технологий. При этом развивающиеся страны обменивали на новые технологии либо свои невоспроизводимые природные ресурсы, либо товары, созданные трудом тысяч людей. Западные страны, поставляя технологии и наукоемкую продукцию, не снижают количества ресурсов, остающихся в его распоряжении. Обмен наукоемкой и технологичной продукции на продукты труда и энергоресурсы – вот что, по мнению исследователей проблем глобализации, лежит в основе раскола современной цивилизации, который ясно обозначился в XXI в.

На современном этапе Россия оказалась довольно глубоко втянутой в мировое хозяйство, является страной с достаточно открытой экономикой, что определяется высокой степенью зависимости ее экономики от внешних связей. Но до сих пор вопрос о вовлечении России в глобализационные процессы остается дискуссионным. На разных полюсах общественной и научной мысли можно встретить диаметрально противоположные подходы.

1. Одни утверждают, что процесс глобализации мировой экономики объективен и имеет положительные стороны, в том числе и для России[23]. Глобализация облегчает хозяйственное взаимодействие между государствами, стимулирует экономический рост, способствует ускорению иувеличению масштабов обмена передовыми достижениями человечества в экономической, научно-технической и интеллектуальной сферах, что, безусловно, содействует прогрессу всех стран мира. Исследование факторов развития глобализации позволяет, считают сторонники данной точки зрения, сделать вывод, что глобализация является закономерным элементом эволюции общества, она связана не просто с высоким уровнем развития технологии и техники, материального производства, науки и вооружений, а с качественно новыми тенденциями и направлениями развития мировой экономики. На основе прогресса международного обобществления производства и капитала, формирования технологических и экономически целостных производственных цепочек формируется качественно новая ступень международного разделения труда, превращающая мировую экономику в целостный глобальный организм, спаянный уже не просто международным разделением труда, но и гигантскими по своим масштабам, порой всемирными производственно-сбытовыми структурами, глобальной финансовой системой ипланетарной информационной сетью. Если России удастся встроиться в этот механизм, она только выиграет.

2. Другие выступают против политики глобализации, ее примата так называемых «общечеловеческих ценностей» над прочими национальными культурными ценностями. Известно, что во Всеобщей декларации прав человека, принятой под эгидой ООН в 1948 г., возобладала универсалистская точка зрения, утверждающая единство прав человека для представителей всех обществ независимо от их традиций и истории. «Эти права представляют собой постулаты, сформулированные европейской культурой, – они приводят к этноцентризму, к идее превосходства западной культуры над остальными. Поэтому глобалистские и националистические концепции, в конечном счете, смыкаются»[24]. Современные исследователи идеологии глобализма все больше склоняются к точке зрения, согласно которой «общечеловеческие ценности» нельзя понимать только как универсалии культуры. «Само признание различий должно выступать общечеловеческой ценностью. Вне учета таких объективных реалий современного мира, как уникальная национальная культура, социокультурное, этническое, конфессиональное многообразие, любая международная и национальная политика неизбежно становится бесперспективной и катастрофичной»[25].

По мнению А. И. Уткина, «важно отметить заинтересованность в глобализации, прежде всего, лидеров мировой экономической эффективности – тридцати государств – членов ОЭСР, в которых живет чуть больше десятой доли человечества, но которые владеют двумя третями мировой экономики, международной банковской системой, доминируют на рынке капиталов и в наиболее технически изощренном производстве. Они обладают возможностью вмешательства в практически любой точке земного шара, контролируют международные коммуникации, производят наиболее сложные технологические разработки, определяют процесс технического образования»[26].

Под воздействием глобализации, считают скептики, формируется экономическая зависимость России. По многим показателям Россия достигла критических отметок (или приближается к ним), позволяющих характеризовать ее экономику как опасно зависимую, находящуюся за чертой экономической, технологической и продовольственной безопасности. С точки зрения замдиректора Института Европы РАН В. Федорова, во многих государствах внешнеэкономические связи служат незаменимым фактором материального прогресса[27]. В их число входят как богатые природными ресурсами страны (например, Саудовская Аравия), так и обделенные, но преуспевающие за счет экспорта сложных товаров (Германия или Япония). Однако и в первых, и во вторых экспорт тесно связан с импортом: «сырьевики» закупают продукцию машиностроения, «производственники» – сырье. Ощутимые перебои в экспортно-импортных поставках в течение всего нескольких недель или месяцев означали бы для многих стран крах национальной экономики. Такова оказалась бы «расплата» за их успешное участие в международном разделении труда. Отсюда же проистекают заинтересованность ведущих мировых держав в сохранении контроля над международной торговлей и их опасения в возможности силового перекрытия морских торговых путей, нестабильности политических режимов в странах – поставщиках сырья. Иными словами, цель такова: использовать потребности мирового рынка в своих товарах, чтобы обеспечить конкурентоспособное развитие внутренних производительных сил.

Россия и здесь уникальна. Она обладает несметными природными богатствами, вывозит их за границу и тем самым живет, обслуживая свои повседневные нужды. Но она не предпринимает больших усилий с целью переплавить доходы от своего недрового экспорта в высокотехнологичные производства, которые в будущем взяли бы на себя роль экспортирующих подразделений. Происходит не интеграция нашего хозяйства в мировую экономику на взаимовыгодной основе, а приспособление его к чужим потребностям. Современная система взаимодействия с мировым рынком ущербна для России, несмотря на то, что исходные предпосылки более благоприятны для нее.

По мнению В. Федорова, мир больше заинтересован в России как торговом партнере, чем она в нем. И вот вместо того, чтобы в основу своих действий положить эту истину и дозировать наш вывоз невозобновляемых ресурсов за границу при одновременном форсировании отраслей, требующих приложения ума и рук, мы становимся добровольными помощниками других стран в их собственном развитии[28]. Благодаря глобализации они компенсируют свои геополитические недостатки, в то время как Россия утрачивает свои сравнительные преимущества. Конечно, глобализация – объективный процесс, и его не остановить. Но он благоприятствует сильным. Силу же, в том числе и военную, обеспечивает странам собственное инновационное производство, а не опустошение подземных кладовых. Таким образом, интенсификация процесса глобализации имеет для России негативные последствия.

Противники глобализации ставят под сомнение главный тезис сторонников либеральной экономики, отстаивающих всесилие «невидимой руки» рынка, которая, по мнению А. Смита, и являлась «волшебной палочкой» капиталистической экономики[29]. Для них очевидно, что рынок как саморегулирующийся механизм отнюдь не является универсальным способом решения всех проблем современного мира. «Самое дурное в глобализации, – пишет по этому поводу отечественный социолог В. Ядов, – это формирование такой экономической системы, в которой господствуют неконтролируемые силы, непонятные финансовые корпорации, и государство утрачивает способность гарантировать человеку устойчивое существование»[30]. Рынок более приспособлен для реакции на краткосрочные и с известной натяжкой – на среднесрочные сигналы и импульсы, но мало что может, когда речь идет о долгосрочных целях. Рыночная конкуренция рассчитана на быструю и постоянную отдачу в виде прибыли, в связи с чем показатели рыночного успеха могут вводить в заблуждение, если применять их к стратегического масштаба интересам и целям. Выбор соответствующих приоритетов в неизбежном международном экономическом сотрудничестве должен удерживаться под контролем государств, за которыми нужно оставить право корректировать правила глобальной конкуренции на внутреннем рынке в интересах своих граждан и деловых кругов. «Методы такой коррекции хорошо известны, – считает С. Ю. Глазьев. – Это национальный контроль над природными ресурсами и ключевыми отраслями экономики; защита внутреннего рынка и интересов отечественных товаропроизводителей на рынке внешнем; ограничение иностранных инвестиций в жизненно важных для реализации национальных интересов сферах; предотвращение финансовых спекуляций; проведение активной политики стимулирования научно-технического прогресса и инвестиционной активности; государственная монополия на контроль за денежной системой и управление эмиссионным доходом; эффективный валютный контроль. Это, наконец, выращивание предприятий – национальных лидеров, конкурентоспособных на мировом рынке и выполняющих роль «локомотивов» экономического роста»[31].

Из конкретных проблем, определяющих ближайшие перспективы экономической глобализации, особенно на фоне современного экономического кризиса, ключевой представляется преодоление неустойчивости сформировавшейся валютно-финансовой системы, которая наряду с несомненными выгодами для инвесторов и реципиентов породила чрезвычайно деструктивную разновидность валютно-финансовых кризисов, связанных с чрезмерным развитием финансовых спекуляций, предоставлением недостаточно обеспеченных кредитов, политикой искусственно поддерживаемых высоких курсов национальных валют и нереально высоких процентных ставок, все возрастающими рынками вторичных ценных бумаг – деривативов и т. д.

Оценивая ситуацию на планете в целом, В. В. Путин отметил:. «Мир меняется. Идущие в нем процессы глобальной трансформации таят в себе риски самого разного, зачастую непредсказуемого характера. В условиях мировых экономических и прочих потрясений всегда есть соблазн решить свои проблемы за чужой счет, путем силового давления. Не случайно уже сегодня раздаются голоса, что, мол, скоро «объективно» встанет вопрос о том, что национальный суверенитет не должен распространяться на ресурсы глобального значения. Вот таких даже гипотетических возможностей в отношении России быть не должно. Это значит – мы никого не должны вводить в искушение своей слабостью[32].

Учитывая вышесказанное, представляется, что важнейшим приоритетом экономической политики России должно стать создание экономики, открытой для международного сотрудничества и самодостаточной в той мере, в какой это необходимо для обеспечения экономической безопасности страны. Составляющими системы экономического суверенитета России являются: технологическая конкурентоспособность и новая экспортная стратегия, достижение которых возможно на основе структурно-технологической перестройки национальной экономики и перехода к радикально-инновационному типу расширенного воспроизводства, развития внутренней интеграции и внутреннего рынка, на основе создания ядра вертикально интегрированных корпораций, оптимизации отраслевой структуры национальной экономики.

§ 2. Проблемы управляемости глобализацией: теоретические подходы

Как уже отмечалось выше, одной из важных задач мирового сообщества является выработка эффективных и взаимоприемлемых механизмов по управлению процессом глобализации, предотвращение ее стихийного характера. Как указывается в специально подготовленном к 50-летию ООН докладе «Наше глобальное соседство» Комиссии по глобальному управлению и сотрудничеству, «не существует альтернативы совместной работе и использованию коллективного могущества, в интересах создания лучшего мира»[33]. Свою приверженность работе по поиску ответов на вызовы, стоящие перед народами, подтвердили и мировые лидеры в заключительной Декларации Саммита тысячелетия ООН в 2000 г.: «Глобализация может обрести полностью всеохватывающий и справедливый характер лишь через посредство широкомасштабных и настойчивых усилий по формированию общего будущего, основанного на нашей общей принадлежности к роду человеческому во всем его многообразии»[34]. Это является подтверждением признания на высшем уровне серьезности стоящих перед нами проблем и свидетельством качественного сдвига в мировосприятии, ведущего к осознанию необходимости управления процессами глобализации.

С исторической точки зрения мысль об объединении всего человечества на той или иной основе, служащая идеологической основой концепции глобального управления, прослеживается со времени зарождения мировых религий[35]. В XX в. завершение мировых войн сопровождалось обсуждением необходимости принятия совместных решений и создания соответствующих им органов, служащих цели поддержания стабильности и послевоенного мироустройства. Но в целом можно констатировать: собственно мирового правительства или какого-либо иного института, способного на систематической основе контролировать национальные государства, не сложилось. Тем не менее поиск концептуального обновления путей и средств достижения субъектами мировой политики своих интересов в таких основных сферах, как экономика и развитие, позволяет говорить о продолжающемся интересе к данной теме.

Процессы глобализации и технологическая революция заложили основу для формирования такой целостной мировой системы, при которой вырисовываются контуры единого глобального мировосприятия, качественно изменяется сама концепция управления в экономической и политической сферах. Кроме того, все больше связываются воедино национальные экономики, создавая объективную заинтересованность ведущих международных акторов в поддержании стабильности на этих участках, поскольку от этого может зависеть и стабильность самой системы, демонстрирующей признаки уязвимости от колебаний подобного рода. Так, бывший Президент Франции Ж. Ширак сказал в Генуе на встрече «Большой восьмерки» в июле 2001 г., что «глобализация должна быть лучше управляема». Аналитики также отмечают, что международные финансовые институты, столкнувшись с феноменом распространения кризиса в транснациональных масштабах, осознают важность поиска адекватных механизмов глобального управления[36].

Наконец, в течение XX в. прослеживается очевидная тенденция к росту количества различных международных организаций, компетенция которых расширяется[37]. Так, согласно данным Союза международных ассоциаций, их число увеличилось с 213 в 1909 г. и 955 в 1951 г. до более 50 тыс. в настоящее время (среди них около 6,5 тыс. межправительственных и 44 тыс. неправительственных), причем наиболее значительный пропорциональный рост пришелся на начало 1980-х гг. (в 2,5 раза), а количественный – на 1990-е гг. (на 16 тыс.)[38].

Институциональная основа для глобального регулирования уже имеет определенные конкретные черты, и центральное место в ней занимает система ООН. Несмотря на критику в ее адрес и наличие альтернативных центров принятия глобально значимых решений, очевидно, что ООН выполняет важнейшую функцию по координированию современной мировой политики в условиях глобализации. Не случайно Нобелевская премия мира за 2001 г. была присуждена именно ООН и ее Генеральному секретарю Кофи Аннану, а Нобелевский комитет в своем наградном постановлении отметил, что «единственным путем к миру и глобальному сотрудничеству является движение к этим целям вместе с ООН»[39]. Несомненно также, что система Объединенных Наций является наиболее универсальным, разветвленным и репрезентативным органом мирового сообщества; свою приверженность Уставу ООН выражают все институционализированные субъекты международных отношений.

Большинство споров об эффективном глобальном управлении сосредоточивается вокруг реформы ООН. Можно сказать, что эти дискуссии разворачиваются насчет того, насколько эффективно способна система ООН выполнять соответствующие функции и в какой форме она сохранится в будущем. Иными словами, анализ институциональной основы управляемости глобализацией неизбежно будет концентрироваться вокруг ООН[40].

Проблема глобального управления является крайне сложной еще и потому, что непосредственно затрагивает проблематику государственного суверенитета – краеугольный камень Вестфальской системы мирового порядка. Государства – главный системообразующий элемент международных отношений – традиционно с неприятием относятся к передаче собственных полномочий на международный уровень. Показательно, что без тезиса о переосмыслении концепции суверенитета государства не обходится практически ни одно исследование по глобальному управлению[41].

Тем не менее можно отметить, что отдельные страны принимают более активное участие в обсуждении тем, относящихся к проблематике международного сотрудничества и глобального управления. В основном это средние развитые страны, рассчитывающие таким образом повысить собственную значимость на мировой арене, – Канада, Норвегия и некоторые другие[42]. Позиция России в этой связи состоит в том, чтобы стремиться к «совместному поиску путей повышения управляемости мировых процессов и обеспечению стабильности в мире, одинаково необходимых всем государствам»[43].

Ввиду важности и актуальности данной проблемы вопросы управляемости глобализацией и глобального управления в целом получили уже достаточно подробную теоретическую разработку.

Следует также отметить, что изучение проблем управляемости глобализацией во многом обусловлено важностью проблем, способных поставить под вопрос бытие человечества, таких как диспропорции экономического развития в мире или нехватка ресурсов, в том числе углеводородных. Философско-мировоззренческая основа такого знания концентрируется в идеях холизма – представлении о едином взаимосвязанном мире или мире, представляющем собой неразрывное единство[44].

В глобалистском холизме можно выделить ряд основных позиций: макросоциологическую (Р. Робертсон, Д. Хелд), антропо-экологическую (Э. Янг, Н. Моисеев), культурологическую (В. Каволис, Б. Ерасов). Их сторонники рассматривают бытие человечества через призму его социальных, природных условий, а международные отношения в силу их политико– и государственно-центричности как достаточно частную сферу знания. Однако, во-первых, международные отношения начинают сближение с глобалистикой по мере того как ее предмет становится более широким за счет акцентирования конституирующей роли связей, а экономическая и военно-стратегическая повестка дня дополняется экологическими, социальными, демографическими измерениями. Во-вторых, постановка глобальных проблем при переводе их на прикладной уровень глобального управления требует поиска их решения и анализа обстоятельств политического порядка, которые могут быть положены в основание этого решения.

Становление такого рода знания о глобальности охватывает вторую половину XX в., но особенно активно развертывается с начала 1970-х гг., например, в прогностических работах Римского клуба, подходящего к анализу глобальных проблем с позиции системности, т. е. представления о постоянном росте взаимосвязей между элементами в единой планетарной системе[45]. Растущий дисбаланс между развитием человечества и возможностями природы должен стать предметом поворота к новой парадигме «устойчивого развития», восстанавливающей это равновесие, – переориентации с количественного роста на качественный, от внешних пределов роста к внутренним. И действительно, этот поворот может быть достигнут лишь на основе совместных международных усилий, конкретные механизмы которых определяются институциональными рамками организации взаимодействия действующих акторов.

Исходя из вышеизложенного, для анализа возможных способов организации глобального управления было бы целесообразным обратиться к работе английского специалиста Д. Митрани. Он выделяет три основных подхода.

Первый – ассоциативный – подход основан на признании целесообразности взаимодействия государств в рамках ассоциативного объединения некоторой степени интегрированности на случай возникновения кризиса. При этом политика и идентичность государств остаются нетронутыми. Образцом такого рода может послужить Лига Наций, при создании которой исходили из задачи определения правовой основы отношений между государствами в негативном смысле, например, не вести агрессивной войны. Однако ассоциативный подход не конкретизирует механизмы поддержания мира и безопасности, а такая межгосударственная организация, не имея возможности упреждающим образом влиять на политику государств, окажется неспособной разрешить военные кризисы, возникновение которых приведет к ее развалу.

Второй подход – федералистский – предполагает создание всемирной федерации или федерации региональных или идеологических объединений, однако он представляется Д. Митрани сомнительным как с нормативной точки зрения, поскольку в отсутствие однородного мирового общества всемирное государство окажется либо тираническим, либо сверхбюрократизированным, так и с фактической, поскольку подобные объединения, даже если они и будут созданы под воздействием внешней угрозы, приведут к росту отчуждения между собой.

В качестве альтернативы этим подходам Д. Митрани предлагает функционалистский подход, основанный на принципе «форма должна следовать за функцией» и организации управления в соответствии с «конкретными нуждами, учетом локальных особенностей и требований времени»[46]. В контексте глобального управления функционализм представляет собой попытку преодоления его фундаментального противоречия: между растущим запросом в мире на глобальное регулирование и неготовностью государств пойти на ограничение своего суверенитета, необходимое для этого.

Автор сознательно позиционирует свой подход как аполитический. Функции управления заключаются в обеспечении, с одной стороны, стабильности, с другой – изменений. Но если относительно первого ведущие государства теоретически могут прийти к согласию, что, к примеру, позволяет делать усовершенствованная в сравнении с Советом Лиги Наций структура Совета Безопасности ООН, то второе, даже с учетом создания специализированных агентств, неизбежно вызовет непреодолимые политические разногласия о проблеме передачи суверенитета. Поэтому управление должно строиться на основе не политического ограничения суверенитетов государств, а «их объединения» на благо решения конкретных задач[47], т. е. на основе международного сотрудничества «низкого уровня» в рамках деятельности функциональных органов, компетенция и сфера ответственности которых определяется индивидуально, согласно характеру проблемы, их возможностям и условиям работы. Тот факт, что после Второй мировой войны сохранились лишь такие функциональные органы предыдущей эпохи, как МОТ, свидетельствует о жизнеспособности такого подхода, преимущество которого заключается в возможности решения насущных проблем в отсутствие конституционалистских ограничений и центральной власти. Эффективность работы международных функциональных органов на конкретных направлениях должна способствовать дальнейшему расширению их системы, выявляя тем самым возможности глобального управления и потребность в учреждении центрального органа для его координации. Иными словами, при функциональном «разветвлении» сотрудничества его развитие в одной технической области помогает развитию в другой, и в конечном итоге функциональное сотрудничество может вторгнуться в политическую сферу и даже поглотить ее.

Формальные рамки Д. Митрани оставляет лишь для вопросов международного порядка и безопасности, исключительно в интересах которых уместно ограничение суверенитета. Однако здесь наблюдается некоторая неопределенность относительно роли функциональных органов – они могут принимать меры санкционного характера для упреждения агрессии, однако такие меры способны привести и к усилению агрессивных намерений. Это говорит о необходимости «позитивных мер» обеспечения мира, но остается неразрешенной проблема политического согласования по вопросу об ограничении суверенитета в случае возникновения острых кризисов.

Другое возможное направление решения проблемы заключается в анализе собственно международных организаций на предмет выявления условий, при которых они могут повысить свою роль в глобальном управлении путем более эффективного функционирования и подстраивания под интересы государств. Определенные функции ООН проявляются в выражении интересов государств-членов и выступлении в качестве форума их взаимодействия. Вместе с тем, как и любая сложная многосоставная организация, ООН обладает определенной долей автономности, необходимой в том числе и для эффективного исполнения своих функций.

Неофункционалисты Э. Хаас, К. Дойч, Дж. Най и др., трансформировавшие теорию Д. Митрани применительно к западноевропейской интеграции, показывают, как ранее принятые решения переливаются в новые функциональные области, включая все большее количество людей, требуют все больше и больше межбюрократических контактов и консультаций, встречая новые проблемы, вырастающие из прежних компромиссов[48]. Для достижения максимального эффекта переливания (spillover) важно, чтобы схема интеграции была сразу поставлена на успешную основу, поэтому выбирать следует соответствующие сферы – например, экономическую. Движущим мотором этого процесса являются группы экономических интересов, которые предъявляют национальной бюрократии все более «транснациональные требования», вынуждая последнюю адаптироваться и отстаивать свою компетенцию путем создания межгосударственных органов сотрудничества. Таким образом, естественный процесс постепенно приводит к переносу многих сфер деятельности от государств на уровень новых центров принятия решений в международных институтах, а государства, в свою очередь, привыкают к такой ситуации[49].

Основное значение функционалистской теории заключается в более гибкой трактовке глобального управления, позволяющей отразить происходящие в мировой системе процессы самоорганизации без непосредственного создания глобального правительства. Ее особенностью является градуалистский подход. Очевидно, что новые формы международного сотрудничества постепенно находят свое отражение в институтах, выполняющих разнообразные функции по обустройству различных сторон жизни мирового сообщества, но при этом не предполагая обязательное создание централизованной системы глобального управления.

Следующий аспект в теории глобального управления связан с поисками международным сообществом глобальной проблемы нехватки ресурсов. Бурный рост развивающихся стран (в первую очередь в двух его ключевых аспектах, создающих напряжение для окружающей социальной и экологической среды, – демографическом и индустриальном), нефтяные шоки и экономические кризисы, мировоззренческий сдвиг в развитых странах как реакция на переход к постиндустриальной эпохе и другие явления в 1970-х гг. формировали у людей представление, что мир вступил в состояние турбулентности. Артикуляции глобальных проблем способствовали работы ряда общественных исследовательских центров, наиболее значительными среди которых являются созданные в 1968 г. по инициативе делового и научного сообщества Римский клуб и Институт моделей мирового порядка.

В докладах, представленных на рассмотрение Римского клуба, обращалось внимание на пределы роста, превышение которых вело к недопустимой нагрузке на окружающую среду и в конечном итоге угрожало благополучию человечества: поставленный миру диагноз – всестороннее расбалансированное развитие его частей как в социально-экономическом (Север – Юг), так и структурно-функциональном отношении (промышленность и экология)[50]. Используя методику математической экстраполяции с помощью ЭВМ, авторы первых докладов рекомендовали стабилизировать рост населения, уменьшить загрязнение окружающей среды, перейти к ресурсосберегающим технологиям, однако при этом не предусматривались институциональные рамки принятия таких решений на глобальном уровне, хотя только при этом условии предлагаемые меры приобретали бы эффективность. В последующих докладах перед человечеством ставилась первоочередная задача создания «мировой общности, основанной на новом международном порядке и системе взаимосвязанных, географически плюралистичных центров по принятию решений, действующих на всех уровнях человеческой самоорганизации»[51]. Подобные рекомендации – например, передача контроля над общими глобальными ресурсами (Мировой океан, околоземное пространство) в ведение наднациональных органов, служащих центром взаимодействия публичного, частного и общественного секторов, – выдержаны в рамках концепции «сетей сотрудничества».

В дальнейшем Римский клуб, обогащая свою теоретическую базу за счет системных концепций управления, смещал акценты с проблем внешних, физических пределов роста к факторам внутренним, социально-политическим. Концепция «органического роста» отрицает существование его пределов, но ограниченность связана с недостаточно эффективным использованием достижений научно-технического прогресса в интересах гармоничного развития и повышения качества жизни. Программно-целевой метод управления, применяющийся в технологических системах, неприменим к сложным, нелинейным социальным системам. Поэтому изменение поведения объекта управления должно проходить благодаря мягкому воздействию на его возможности к саморегуляции, адаптации и эластичности[52]. Такой подход лежит в основе социально-экономических программ ООН, ориентированных на повышение качества жизни, образовательного уровня, целевую финансовую помощь развитию.

В отличие от Римского клуба исследовательская программа «Проекты моделирования мирового порядка» (World Order Models Projects, WOMP) была ориентирована на концептуальное осмысление глобальных проблем. Участники программы (С. Мендловиц, Й. Галтунг, Т. Вайсс и др., всего девять исследовательских проектов в различных регионах мира) положили в его основу методологию «альтернативных миров», предполагающую исследование возможных будущих путей развития мира, определение наиболее предпочтительных вариантов и поиск средств воздействия на благоприятные тенденции. Вокруг модели предпочтительного мира становятся возможными мобилизация общественной поддержки и стратегическое программирование[53]. В свою очередь, это означает, что демократизация международной политической жизни имеет положительное значение для глобального управления.

Над разрешением вышеуказанных проблем работали сформированные под эгидой ООН международные комиссии. Комиссия по вопросам мирового развития под председательством В. Брандта (1977–1983 гг.) изучала проблему экономики развивающихся стран. В докладе «Север – Юг: программа выживания» рассматривалась взаимосвязь экономического роста и социального развития и возможность достижения второго за счет финансирования первого. В этих целях, в частности, предусматривалась помощь развитого мира в размере 0,7 % от ВВП к 1985 г. и 1 % к 2000 г., или введение «налога Тобина» на финансовые трансакции. «Холистическое» видение задач глобального управления отражено в докладе Комиссии ООН по окружающей среде и развитию под председательством Х. Брунтланд «Наше общее будущее» (1987 г.). Такой подход представлен в рамках концепции устойчивого развития, понимаемого как развитие, обеспечивающее достижение потребностей настоящего дня (т. е. непрерывный рост и развитие) без ограничения возможности удовлетворения своих потребностей будущими поколениями. Рекомендации доклада включали развитие и расширение системы международных институтов сотрудничества и механизмов совместного решения общих проблем, разработку договоров в области окружающей среды, обеспеченных международными агентствами[54].

В целом 1970—1980-е годы свидетельствовали о значительном развитии более «мягких» механизмов международного сотрудничества и растущей транснационализации отношений в мировой системе. Их изучение, как уже отмечалось выше, может пролить дополнительный свет на процессы организации системы международных отношений, а в случае своей методологической ценности и эффективности при решении разнообразных проблем, стоящих перед мировым сообществом, составить одну из основ институциональной теории глобального управления.

Изучение «мягких форм» международного сотрудничества получило начиная с 70-х гг. наибольшую известность в работах представителей школы неолиберального институционализма. Основное внимание уделялось международным режимам, определяемым как «совокупность принципов, норм, правил и процедур принятия решений, к которым сводятся ожидания акторов в конкретной проблемной области международных отношений»[55].

В современных условиях термин «глобальное управление» (global governance) оказался в фокусе широких научных дискуссий главным образом после наработок В. Брандта и его коллег из Комиссии ООН по глобальному управлению. Эта Комиссия была создана для обсуждения возможности совместными усилиями решить такие глобальные проблемы, как экологическая, борьба с бедностью, инфекционными болезнями и др. В 1995 г. Комиссия подготовила доклад «Наше глобальное соседство», в котором в качестве обоснования необходимости глобального управления указывалось на то, что развитие глобального управления является частью эволюции человеческих усилий в деле разумной организации жизни на планете, и этот процесс будет продолжаться всегда[56]. Необходимость построения глобального управления в мире обосновывалась тем, что человечеству после эпохи глобальных войн и глобального противостояния представляется уникальный шанс принять «глобальную гражданскую этику», которая должна базироваться на совокупности основополагающих ценностей, которые объединят людей всех культурных, политических, религиозных и философских установок. Отмечалось также, что управление должно быть пропитано демократическими принципами на всех уровнях и осуществляться в соответствии с установленными правовыми нормами, которые должны распространяться на всех и каждого.

Определение глобального управления

В итоге проведенного исследования представляется возможным концептуализировать понятие управления глобализацией как составного элемента международной деятельности. Существует ряд определений глобального управления. До появления термина «глобальное управление» существовал другой термин – «глобальное правительство», означающий явление того же порядка, но весьма отличное. Так в чем же разница между этими двумя понятиями? Детально проанализировал это различие в своих работах Дж. Розенау[57]. Оба английских термина «government» («правительство») и «governance» («управление») обозначают системы правления, регуляционные механизмы, с помощью которых осуществляется власть, направленная на сохранение единства определенной политической системы и реализации намеченных целей. Отличие же состоит в том, что под правительством обычно понимают определенные структуры, в то время как под управлением – некие социальные функции и процессы, которые применяются в различных условиях и в различных формах с большим числом участников. Управлять – значит осуществлять власть, а иметь власть – значит иметь признание со стороны тех, на кого распространяется эта власть. Отсюда следует еще одно различие. У правительств власть зиждется на определенных конституционных положениях, указах, распоряжениях и прочих принятых официальных документах. Что же касается управления, то власть здесь ассоциируется с процессами, появившимися в результате повторяющихся практик, которые имеют властную природу, несмотря на то, что могут и не быть конституционно оформленными. В этом основное преимущество систем правления, которые имеют в своей основе правительство – как гарант обеспечения самого процесса регулирования. В случае управления гарантий выполнения обязательств, как правило, нет. В этом и состоит основная трудность реализации глобального управления.

А. Наджам, профессор Бостонского университета и Флетчеровской высшей школы права и дипломатии, дает следующее определение глобального управления: это управление глобальными процессами в отсутствие глобального правительства[58]. И такое определение вполне справедливо, имея в виду разграничение терминов «правительство» и «управление».

Т. Вайс определяет глобальное управление как коллективные усилия с целью обнаружения, дальнейшего изучения или решения мировых проблем, которые выходят за рамки возможностей их решения на государственном уровне[59].

Глобальное управление – это не нормативный термин, определяющий качественную оценку его проявления. Его скорее следует относить к конкретным договоренностям кооперативного характера, направленным на решение конкретных проблем. Такие договоренности могут быть формально закреплены в виде законов или официально признанных институтов, которые бы решали общие проблемы с помощью разнообразных акторов (государств, межправительственных организаций, неправительственных организаций, ТНК и других частных структур или представителей гражданского общества, отдельных частных лиц и т. д.). Но они могут иметь и неформальный характер (в случае осуществления определенных сложившихся практик) или временное действие (в случае создания коалиций).

Таким образом, можно согласиться с обобщенным определением глобального управления, предложенным Т. Вайсом и Р. Такуром: «глобальное управление – это комплекс формальных и неформальных институтов, механизмов, отношений и процессов, существующих между государствами и распространяющихся на государства, рынки, отдельных граждан и организации, как межправительственные, так и неправительственные, посредством которых на глобальном уровне определяются коллективные интересы, устанавливаются права и обязанности, разрешаются споры»[60].

Позиции основных теоретических школ по отношению к глобальному управлению

В настоящее время в мировой науке анализ процессов глобализации и управления ею происходит главным образом в рамках двух основных теоретических школ – реализма и либерального интернационализма – как наиболее авторитетных и, по большей части, противоположных. Школа реализма делает основной акцент на приоритетной роли суверенных государств на мировой арене. Школа либерального интернационализма, напротив, делает акцент на самостоятельной и независимой от государств международной деятельности экономических структур. Основные положения данных школ относительно глобализации сводятся к следующему.

Реализм

Политический реализм является старейшим направлением в изучении международных отношений, предтечами которого считаются Фукидид, Макиавелли и Т. Гоббс. Среди современных представителей этой школы Р. Гилпин в своей работе «Взгляд реалистской школы на международное управление» отмечает Е. Х. Карра, Г. Моргентау, Р. Нибура, К. Уолца и М. Вайта[61]. Все указанные ученые, включая Р. Гилпина, придерживаются единой позиции в отношении международных отношений. Сам реализм (так же как и либерализм, и марксизм), по мнению Р. Гилпина, – скорее, определенная философская позиция, нежели научная теория в чистом виде. А значит, такую позицию нельзя подвергнуть эмпирическому анализу и, следовательно, нельзя доказать, что она является верной или ложной.

Позиция школы реализма в международных отношениях определяется следующим:

• система международных отношений представляет собой анархию, верховной политической власти не существует;

• государство суверенно и не подчиняется какой-либо высшей светской власти;

• государства, как важнейшие акторы международных отношений, сотрудничают друг с другом, создают международные организации, но только в тех областях, в которых их интересы совпадают;

• в международных отношениях государства руководствуются принципами соблюдения национального интереса и обеспечения национальной безопасности;

• одним из основных понятий, определяющих роль государства в международных отношениях, являются отношения власти (преимущественно военной, но также экономической, психологической и др.).

Таким образом, в современном мире, согласно реалистской школе, государствам приходится «всегда быть начеку в свете реальных или вероятных угроз их политической или экономической независимости»[62], а саму глобальную систему, по образному выражению К. Уолца, можно охарактеризовать принципом «помоги себе сам» («self-help international system»)[63].

Что касается участников международных отношений, то реалисты, как уже отмечалось выше, считают государство главным актором на мировой политической арене, хотя при этом признают важность и других «игроков», таких как Всемирный банк, МВФ. Но это касается неореалистов, а не приверженцев традиционно реалистской парадигмы, где государства признаются вообще единственными акторами, реально влияющими на политический процесс. И все же что касается принятия первостепенных решений, то господство государств у реалистов (и неореалистов) не вызывает сомнений.

Процессы глобализации, наиболее очевидные в экономической области, реалисты объясняют не с позиции «размывания» государств и преобразования мира в единую экономику, а все с тех же позиций соблюдения национального интереса каждого отдельного государства, в том смысле, что на данном этапе выгоднее становится политика интеграции, но совершенно не обязательно, что так будет всегда.

Вместе с тем реалисты признают влияние ТНК и неправительственных организаций (НПО) и даже заявляют о том, что государства, может быть, и не будут существовать всегда (такое мнение, в частности, высказывает Р. Гилпин). Ведь они были созданы для решения определенных задач, а именно, были призваны обеспечить стабильность и порядок, а граждане в обмен на эти блага признавали власть своих государств и обещали подчиняться их законам. Следуя такой логике, если государства на определенном этапе перестанут реализовывать задачи, которые перед ними ставят граждане, они исчезнут. Другое дело, что такое развитие событий, с точки зрения реалистов, маловероятно, во всяком случае в ближайшей перспективе.

По сути, реалисты со скептицизмом смотрят на возможность глобального управления в международных делах. В то же время они отмечают прогресс в управлении мировой экономикой, а также говорят о том, что если и будет создан механизм глобального управления, то он будет создан в экономической сфере.

Тем не менее, признавая важную роль мировой торговли, деятельность ТНК в придании большего порядка современным международным экономическим отношениям, согласно реалистской школе, остается явно недостаточной, и им не удается переломить изначально анархичную структуру мира. Ведь они не смогли создать наднациональных органов власти, которые бы управляли поведением эгоцентричных государств. «И раз уж эффективный механизм глобального управления в области экономики так и не был выработан, то что уж говорить о перспективах наведения порядка в куда более сложных областях мировой политики», – отмечает Р. Гилпин[64].

По мнению реалистов, существуют три основные функции управления, которые по-прежнему принадлежат исключительно государствам: 1) выпуск национальной валюты; 2) налогообложение; 3) обеспечение государственной и индивидуальной безопасности. Сразу возникает вопрос о единой валюте Европейского союза. Доводы реалистов сводятся к следующему: евро – пока единственный пример передачи полномочий по чеканке монеты наднациональному органу и окончательный результат этого эксперимента еще неизвестен, кроме того, Союзу понадобится большая политическая интеграция, чтобы евро был достаточно стабилен. В свете проблем с принятием общей Конституции Европейского союза последний аргумент является особенно справедливым.

Для реалистов реализации глобального управления препятствуют три непреодолимые, с их точки зрения, проблемы:

«проблема власти»: реалисты настаивают на том, что любое правительство и любая система управления нуждается в эффективном механизме контроля, с тем чтобы предотвратить злоупотребления во власти[65];

«проблема мирных перемен»: каждая система управления должна иметь социальную, политическую и экономическую основу, но изменения в структуре сложившихся отношений власти все равно будут происходить, в этой связи необходимо включить в систему глобального управления механизм обеспечения «мирных перемен»[66];

«проблема предназначения глобального управления»: необходимо четкое определение социальных, политических и экономических причин, оправдывающих целесообразность формирования глобального управления.

И все же, несмотря на явную сдержанность по отношению к перспективам глобального управления, нельзя сказать, что реалисты полностью отвергают саму концепцию. Конечно, очевиден скептицизм к подобным перспективам, который школа политического реализма объясняет по преимуществу отсутствием возможности эффективного, справедливого (или демократического) глобального управления и, самое главное, не до конца выясненным предназначением реализации глобального управления на современном этапе.

Либеральный интернационализм

Либеральный интернационализм по определению соединяет в себе два достаточно отличных направления: либерализм и интернационализм. Либерализм ставит целью определение условий реализации политической свободы и либерального правительства, тогда как интернационализм связан с идеей распространения транснациональной (или глобальной) солидарности и интернационального правительства. Одно направление не обязательно подразумевает другое. Например, либералы ратуют за ограниченное правительство, а интернационалисты – за расширение полномочий правительства в международной сфере.

Несмотря на все видимые противоречия, существующие внутри рассматриваемого направления, либеральный интернационализм, возникший еще в начале XIX в. благодаря работам Т. Пейна, И. Канта, А. Смита, Дж. Бентама и Дж. Милля, переживает свое перерождение после окончания «холодной войны». Сегодня наиболее авторитетными представителями этой школы являются М. Дойль, М. Говард, Р. Кохэн, В. Хантли, Д. Дьюдни, Дж. Икенберри, Н. Вудс и др.

Проанализируем, чем характеризуется школа либерального интернационализма. По сути, это направление является своего рода антиподом политического реализма, причем не только в том, что касается объяснения миропорядка, но и в том, каким он должен быть. Достижение максимально возможной свободы человека и есть основная цель в рамках либерального интернационализма, но достичь этого можно лишь в условиях отсутствия войны и предпосылок к ее возникновению. А поскольку конфликты и войны являются неотъемлемой чертой существующей системы, при которой суверенные государства стремятся максимизировать свою власть, необходимые предпосылки для реализации человеческой свободы могут быть достигнуты лишь при условии «управления или выхода за пределы принципа политики с позиции силы» (governance or transcendence of power politics). Этот довод подкрепляется четырьмя основными положениями[67]:

1) рациональная политика является необходимым условием эффективного управления международными отношениями;

2) международное сотрудничество, как с рациональной, так и этической точки зрения, является предпочтительнее положения конфликта: растущая материальная взаимозависимость государств создает необходимость международного регулирования;

3) международные организации способствуют распространению мира и стабильности, усмиряя более сильные государства путем создания международных норм и новых правил проведения многосторонней политики, а также у них есть необходимые механизмы предотвращения или управления межгосударственными конфликтами;

4) в мировой политике прогресс возможен лишь тогда, когда принцип политики с позиции силы не будет рассматриваться в качестве обязательного условия поддержания межгосударственного порядка: этот принцип может быть значительно уменьшен либо совершенно преодолен по мере проведения постепенной реформы или «одомашнивания» международных отношений (правовое государство, всеобщие права человека и т. д.).

Все либералы верят в силу человеческого разума. Войны между государствами одни из них объясняют несовершенством отдельных внутригосударственных систем. Речь идет об авторитарных режимах с присущей им централизацией власти, секретностью, отсутствием гражданского общества и т. д. (Т. Пейн, И. Кант, Дж. Милль). Другие ссылаются на меркантилистскую организацию экономики, которая способствовала развязыванию войн с целью экономической выгоды (А. Смит, Р. Кобден). Отсюда вывод (и это относится к обоим подходам): чтобы способствовать предотвращению войн, нужно прежде всего провести реорганизацию внутри самих государств, а не всего международного сообщества государств. Так, Кант считал, что если правительства будут подчинены воле общественного мнения, то войн можно будет избежать, поскольку развязывание войны вряд ли найдет поддержку со стороны населения. Но несмотря на то что акцент был сделан на необходимости проведения реформ внутри государств, Кант и Бентам отмечали важность международного права, установления «космополитического права», направленного на обеспечение мира путем определения прав и обязанностей граждан и государств в рамках «конфедерации государств», где устанавливается отказ участвующих государств от политики войны. Многие аналитики рассматривали такое предложение Канта как предтечу современных систем коллективной безопасности. И по мере усиления взаимозависимости между государствами, укрепления демократии другие государства, по мнению Канта, тоже «подхватят» эту тенденцию, что и приведет к «вечному миру».

Однако что касается обеспечения мирового порядка, то Дж. Бентам не считает установление мирового правительства в качестве обязательного условия этого. Напротив, он настаивал на том, что «мирового правительства должно быть как можно меньше»[68].

Тем не менее споры по поводу того, каким либеральный интернационализм видит глобальное управление, продолжились. Впериод между мировыми войнами было пересмотрено отношение к вторжению во внутренние дела государства (state intervention) как к допустимой мере воздействия. В связи с успехом международных организаций, созданных в XIX в. (Международного телеграфного союза и Всемирного почтового союза), представители либерализма высказывались за создание некой формы международного управления при наделении этого органа соответствующими властными полномочиями, призванными «навязывать мир» (to enforce peace). Выдвигались предложения по поводу устройства этого вселенского международного органа. Вот лишь самые заметные:

• создание мировой федерации или конфедерации, предполагающей наличие мирового правительства, наделенного наднациональной властью;

• создание децентрализованной и плюралистической системы международного управления в традициях функционализма;

• создание системы более широкого международного сотрудничества и коллективной безопасности (в духе Лиги Наций).

Очевидно, что первые два предложения обустройства глобального управления были изначально невыполнимыми (во всяком случае, в их чистом виде) в силу явных противоречий, существовавших (и продолжающих существовать) между государствами (и другими акторами мировой политики). Достигнуть согласия всех на объединение во всеобщую конфедерацию, а тем более создать зрелую демократическую децентрализованную систему глобального управления на том этапе (как, в общем-то, и сегодня) было нереально, что не замедлила со всей наглядностью продемонстрировать действительность.

Третье предложение выглядело более реалистичным. В. Вильсон, идеолог либерализма первой половины XX в., полагал, что достичь справедливого миропорядка можно при соблюдении двух условий: 1) распространение демократии и 2) создание демократичной системы коллективной безопасности в виде Лиги Наций, как первого большого эксперимента в области современного глобального управления. Основной целью такой организации было выяснение всех конфликтных ситуацийв ключе диалога, без применения силы, атакже при соблюдении принципа равенства государств. Лига Наций включала элементы предложенной Кантом «конфедерации государств с республиканской формой правления» («Confederation of republican states») и предложенный Дж. Бентамом «Общий Верховный Суд» («Common Court of Abjudication») для урегулирования споров между государствами.

Несмотря на то что первый в истории эксперимент глобального регулирования во главе с Лигой Наций провалился, либеральный интернационализм не канул в Лету, а архитекторы поствоенного мироустройства не разуверились в реализуемости идеи управления на глобальном уровне. Интересно замечание Э. Макгру о том, что создание ООН и большого числа его специализированных учреждений, включая институты Бреттон-Вуддской системы, отражало стремление США как либерального гегемона, установить либеральный миропорядок, где бы процветали демократия и капитализм. Парадоксально, но оказалось, что такое развитие событий подрывало базовые принципы либерально-интернационалистической школы, поскольку это практически подтверждает известный довод реалистов о том, что международное управление в лучшем случае может существовать только при одобрении доминирующего государства, а в худшем – оно бы было просто инструментом выполнения интересов такого государства[69].

Как уже отмечалось, настоящим «подарком» для либералов-интернационалистов явился конец XX в., характеризовавшийся окончанием «холодной войны», третьей волной демократизации и растущими темпами глобализации. Тогда же была пересмотрена и логика международного сотрудничества. Современный этап развития изучаемой теоретической школы характеризуется четырьмя основными течениями:

1) либеральный институционализм. Признавая, что США как гегемон современного мира могли способствовать развитию международного сотрудничества, Р. Кохен, представитель данного течения, однако, не согласен с тем, что продолжающийся на протяжении всего послевоенного периода (и усугубившийся после «холодной войны») процесс многостороннего сотрудничества объясняется исключительно ролью США. Настоящей причиной международного сотрудничества он считает наличие конфликта, так как если бы в международных отношениях существовала гармония, то никакого сотрудничества не понадобилось бы. А международные организации, согласно либеральному институционализму, «не расшатывают власть государств, а, скорее, наделяют их большей властью», так как участие государств в международных организациях представляется выгодным, прежде всего, для самих государств[70];

2) структурный либерализм. Причина многостороннего сотрудничества в послевоенный период – либеральный характер гегемона мировой политики США. Благодаря США же сама система современного глобального управления представляется в этом течении как либеральная. При этом существуют предпосылки достижения состояния более стабильного мира путем увеличения числа демократических государств;

3) либеральный реформизм. Основная задача мировой политики – устранить основные недостатки существующей системы глобального управления (доминирование наиболее сильных государств в формировании международных институтов, «дефицит демократии» («democracy deficit»), отсутствие контроля за процессом формирования общественного мнения и др.)[71] и выработать необходимые условия для создания более эффективного и легитимного глобального управления, а именно: обеспечить демократический характер управления на всех уровнях «путем применения действительного принудительного права как на национальном уровне, так и в рамках всего «нашего глобального соседства»[72];

4) либеральный космополитизм. Основная задача – обеспечение справедливости в глобальном управлении, которое в своем современном состоянии представляется несправедливым, поскольку «закрепляет существующее глобальное неравенство, а следовательно, и глобальную несправедливость; поэтому необходимо провести перераспределение благ от богатых к бедным»[73].

Таким образом, либеральный интернационализм является достаточно разрозненным течением и представляет собой, по словам А. Мэйсона, «мнимое интеллектуальное единство при настоящем теоретическом плюрализме»[74].

Однако это не означает, что в нем назрел кризис. Разумеется, противоречия есть. Во-первых, по поводу того, следует ли государство считать барьером на пути к созданию подлинного либерального миропорядка, или оно является одним из составляющих элементов такого миропорядка[75]. Во-вторых, нет единства в том, будут ли соединены или разделены экономическая и политическая сферы в условиях новой системы либерального глобального порядка. Имеются и более глубинные противоречия: в чьих интересах будет вестись глобальное управление и какие цели преследовать? В-третьих, уже долгое время продолжаются дебаты относительно того, в какой форме должно существовать глобальное управление: должно ли оно проявлять максимальное участие или, напротив, проводить политику «минимального управления»?

Трудно переоценить вклад либерального интернационализма в теоретическое осмысление происходящих в мире перемен. Однако именно за идеологическое наполнение и чрезмерное моделирование (и теоретизирование) либеральный интернационализм и подвергается наибольшей критике, особенно со стороны представителей школы политического реализма и марксизма. Обвиняют его даже в искажении данных о действительных источниках власти в мировой политике и в лицемерии по поводу возможности демократического глобального управления.

Тем не менее либеральный интернационализм остается влиятельным направлением политической мысли и, пожалуй, основным в изучении глобального управления. Нельзя преуменьшать его очевидные достоинства. Эта теоретическая школа первой стала разрабатывать идею проведения политики и управления вне рамок государства, причем представила глубокий анализ природы, формы логики и недостатков современной системы глобального управления и возможности реализации подлинного глобального управления.

В то же время очевидны два серьезных недостатка: явная разобщенность объяснительной и нормативной базы, а также противоречие между присущим этому направлению этическим радикализмом и институциональным консерватизмом или даже агностицизмом, имея в виду отношение к данной теории как «лучшей институциональной структуре в изучении международной политики»[76].

В то же время практически общепризнанной является точка зрения, согласно которой современный этап формирования институтов и режимов глобального регулирования определяется процессами глобализации. Все это приводит к тому, что, по словам Дж. Розенау, «внутригосударственные и международные институты взаимодействуют, укрепляя друг друга: демократизация и расширение мирового сообщества прочно связываются с увеличением количества международных институтов, создающих пространство для реализации внутреннего выбора»[77].

Уровни наднационального управления

Достаточно сложным и пока мало изученным является вопрос о сочетании двух уровней наднационального управления – глобального и регионального (к примеру, ООН – Европейский союз). Каким образом будет осуществляться разделение предметов ведения и полномочий между этими двумя уровнями управления? Какой из них будет «главным» по отношению к другому (т. е. будет ли глобальная управляющая структура делегировать часть своих полномочий региональной или, наоборот, региональная наднациональная структура, которая сама уже существует на основании делегирования полномочий от входящих в нее государств, передаст некоторые из них «еще выше», на глобальный уровень, который, таким образом, будет производным от регионального и, что гораздо более важно, подотчетным ему)? Наконец, будет ли глобальная управленческая структура создавать свои собственные «территориальные органы» (или полпредства) в различных регионах мира (для условного примера, если центром глобального управления станет ООН, то как изменится роль существующих сейчас экономических комиссий ООН для разных континентов – получат ли они необходимые властные полномочия)? Все эти вопросы порождают к жизни немало футурологических построений и концепций.

Еще один вопрос – что станет с государствами после реализации глобального управления? Растворятся ли они вообще и предстанут не более как административные единицы «глобальной республики»? Или же, напротив, переход к глобальному управлению будет осуществлен через качественно интенсифицированное глобальное межгосударственное сотрудничество, и тогда в качестве модели мироустройства можно будет говорить о Соединенных Государствах Земли?

Как повлияет введение глобального управления на попытки размывания государственного суверенитета «снизу»? Как поведут себя внутригосударственные регионы в этом случае? Потребуют ли они особого глобального форума для своего представительства (по типу Комитета регионов Европейского союза)? На все эти вопросы пока нет четких ответов, но без них практическая реализация глобального управления будет невозможна.

Предложения ООН по глобальному регулированию

В докладе Программы развития ООН (ПРООН) о развитии человека за 1994 г. выдвинуто предложение о создании «новой глобальной архитектуры», которая предусматривала бы создание новых наднациональных институтов для решения глобальных проблем, которые не поддаются урегулированию на внутригосударственном уровне. Среди них выделены:

• Совет экономической безопасности – для деятельности в связи с угрозой безопасности человека;

• Всемирный центральный банк – для обеспечения глобального макроэкономического управления и контроля за деятельностью международной банковской системы;

• Международный инвестиционный фонд – для передачи избытков средств, образующихся в результате деятельности на международном уровне, развивающимся странам;

• всемирный антимонопольный орган – для наблюдения за деятельностью многонациональных корпораций и обеспечения честной конкуренции на рынках.

Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан в своем докладе в 1998 г. предложил серьезную и радикальную реформу структуры и функций ООН. В частности, он выступил за перераспределение ряда полномочий между отдельными органами ООН, призвав к передаче ряда вопросов из ведения Совета Безопасности ООН Генеральной Ассамблее. Эти шаги, по его мнению, позволили бы повысить репрезентативность принимаемых ООН решений, сделать сопричастными им все государства-члены.

В выполненном под эгидой ООН докладе комиссии Л. Брахими по проблемам современного миротворчества, представленном в 2000 г., предлагалось наделить ООН гораздо более серьезными полномочиями в сфере миротворчества, в частности предоставить ей право выступать инициатором миротворчества и антикризисного вмешательства.

Доклад ПРООН за 1999 г., посвященный человеческому измерению глобализации, еще более модифицировал и детализировал эти предложения. В нем в качестве элементов «новой глобальной архитектуры» названы следующие институты:

• Всемирный центральный банк с функциями последнего кредитора в критической ситуации;

• Всемирное экологическое учреждение;

• Всемирный инвестиционный фонд с перераспределительными функциями;

• Международный уголовный суд с более широким мандатом в области прав человека;

• двухпалатная Генеральная Ассамблея ООН, в которой были бы представлены, помимо государств, и институты гражданского общества.

ВТО в этом контексте предлагалось предоставить полномочия по формированию глобальной политики в области конкуренции в сочетании с антимонопольными положениями и кодексом поведения многонациональных корпораций.

Очевидно, что в случае реализации такой схемы было бы уже вполне возможным говорить о глобальном управлении как о свершившемся факте, поскольку ощутимо высокая степень наднациональности (и транснациональности), присущая этой системе общемировых институтов, делала бы ее функционирование в большой степени независимым от государств и, более того, de jure или quasi de jure обязывающим их соблюдать ее решения.

Сессия Тысячелетия: новый взгляд на глобальное сотрудничество

Сессия Тысячелетия Генеральной Ассамблеи ООН осенью 2000 г. имела очень важное значение для обсуждения и выработки практически реализуемых подходов мирового сообщества к глобальному регулированию. В частности, сессия выделила основополагающие принципы глобального взаимодействия в будущем: свободу, равенство, солидарность, терпимость, уважительное отношение к природе, общую ответственность. Таким образом, лидеры государств выработали под эгидой ООН своего рода кодекс глобального поведения, на основе которого должно будет осуществляться глобальное сотрудничество в новом веке.

В этой связи следует особо подчеркнуть, что разработка системы регулирования для XXI в. должна начаться с формирования твердой приверженности глобальной этике. Для того чтобы глобальное управление/сотрудничество было эффективным, должны сформироваться общие ценности, стандарты и позиции, воспринятые широкими кругами всех стран и на транснациональном уровне.

Декларация Тысячелетия ООН специально подчеркнула, что обязанность по управлению глобальным экономическим и социальным развитием, а также устранением угроз международному миру и безопасности должна разделяться между народами мира и осуществляться на многосторонней основе.

Помимо этого, на Сессии Тысячелетия было подчеркнуто, что центром формирования архитектуры нового глобального миропорядка может и должна оставаться ООН. Она глобальна и универсальна по своему составу, в нее входит более 190 государств, с ней сотрудничают все наиболее значимые экономические структуры и неправительственные организации. Кроме того, ООН является ядром семьи специализированных международных организаций, охватывающих важнейшие сферы в жизнедеятельности человечества в эпоху глобализации.

В итоге проведенного анализа можно сделать вывод, что для сохранения преимуществ глобальной рыночной конкуренции и направления сил глобализации на поддержку прогресса человека необходимо более эффективное регулирование. Острый характер глобальных проблем ставит на повестку дня вопрос о сознательном управлении мировым развитием. Поэтому изучение проблем глобального управления и глобального сотрудничества – крайне важная и актуальная задача.

Главным вопросом в этой связи является характер отношений между суверенными государствами и глобальными институтами. Принципиально важно не допустить серьезных конфликтов в мире, не поляризовать государства.

Важной проблемой является демократичность глобального управления. Возникают опасения, что структуры такого рода, если они будут созданы, не будут подотчетны никакому публичному контролю.

Анализ международной реакции на финансовые кризисы 1997–1998 и 2008–2009 гг. показал, что важнейшей функцией глобального управления должна будет стать транснациональная социальная защита.

Требуется также выработка четких и принимаемых всеми правовых норм, на которых будет строиться глобальное регулирование. Именно от этого будет зависеть уровень международной финансовой безопасности в среднесрочной перспективе.

§ 3. Тенденции развития транснациональных корпораций в условиях глобализации

В первые годы XXI в. процесс глобализации мировой экономики, начавшийся в последней трети прошлого века в связи с бурным развитием научно-технической революции, вступил в свою зрелую стадию. На данной стадии происходит своеобразное «стирание национальных границ», мировая экономика постепенно приобретает общую основу, главными составляющими которой становятся транснациональное производство, глобальная финансовая система, построенная на согласованных правилах система международной торговли, единое информационное пространство.

Главным вектором в развитии мировых производительных сил все более становится их интернационализация, служащая базой для интеграционных процессов, ведущих к формированию мирового хозяйства; глобализации рынков как всеобщей мировой экономической целостности. Основные движущие силы глобализации, делающие ее необходимым и динамичным процессом, – ускорение научно-технического прогресса, расширение деятельности ТНК и международной производственной кооперации, интенсификация обмена наукоемкой продукцией и высокими технологиями.

Важнейший и наиболее важный субъект (и символ) экономической глобализации – вертикально интегрированные структуры ТНК. Согласно общепринятым критериям транснациональными принято считать корпорации, которые имеют свои предприятия в двух и более странах, осуществляют общую для всех своих подразделений политику и контролируют их активы. Бурный рост числа ТНК привел к тому, что в настоящее время в мире насчитывается свыше 60 тыс. таких компаний; число их зарубежных филиалов – почти 600 тыс.; накопленные ими зарубежные инвестиции превысили 4,8 трлн долл., а их глобальные активы составили 17,7 трлн долл. 100 крупнейших компаний управляют капиталом в пределах 1,5 трлн долл. Отдельные из них имеют обороты капиталов, превышающие объемы национальных экономик. На предприятиях ТНК трудятся более 75 млн работников. С учетом же дочерних фирм и подрядных организаций число занятых в ТНК в несколько раз больше[78].

В свое время ТНК возникли в качестве ответа на объективную потребность мировой экономики в наращивании производственных, организационных и финансовых возможностей предприятий, в расширении экономических границ для более эффективного функционирования производительных сил, значительно активизировавшихся вследствие новых возможностей, открывшихся в результате научно-технической революции. Новые технологии и машины позволили рассредоточить процесс производства изделий по всему миру, переводить предприятия в те страны, где существовали наиболее благоприятные экономические и социальные условия, способствующие максимальному снижению издержек производства при массовом выпуске конечного продукта.

Специфическими чертами современных ТНК являются следующие:

• ТНК – активные участники международного разделения труда, способствующие его развитию;

• ТНК создают международные производственные комплексы, используя при этом глобальные производительные силы и ресурсы;

• движение капиталов ТНК осуществляется независимо от процессов, происходящих в рамках страны базирования;

• основные объекты внимания ТНК – высокотехнологичные и наукоемкие отрасли производства, которые требуют огромных капиталовложений и высококвалифицированного персонала;

• финансово-экономические интересы ТНК присутствуют во всех сферах мировой экономики: в производстве, технологии, услугах. По сферам интересов ТНК распределяются следующим образом: около 60 % – промышленность; 37 % – услуги; 3 % – базовые отрасли, добывающие и сельское хозяйство. В международном кредите господствует 50 ТНБ, в страховых операциях – 30 ведущих компаний, в рекламном деле – 20 ведущих мировых агентств, в воздушных перевозках – 25 международных авиатранспортных компаний.

Таким образом, в начале XXI в. ТНК выступают существенным фактором глобальной экономики, контролируя в совокупности около 2/3 всего товарооборота в мире и владея 80 %ц лицензий на новейшие технологии[79]. В настоящее время они в совокупности контролируют 1ц3 активов частного сектора мировой промышленности, 40 % мирового промышленного производства, 90 % экспорта промышленно развитых стран, 80 % прямых инвестиций, около половины внешнеторгового оборота, 80 % торговли продуктами высших технологий, 30 % мирового ВВП[80]. 500 наиболее крупных ТНК производят примерно четверть глобального ВВП, на них приходится 1/3 всего мирового экспорта обрабатывающей промышленности и 4/5 торговли технологией[81]. Среди них 218 являлись американскими, 155 – западноевропейскими, 76 – японскими. Из 100 крупнейших ТНК 35 представляют США, 42 – Европу, 21 – Японию, две – все остальные регионы планеты. Всем вместе им принадлежит 1/4 мирового объема инвестиций, сами они поглощают 1/5 их часть. Всего лишь пять крупнейших ТНК осуществляют более половины мирового производства товаров длительного пользования, самолетов, электронного оборудования, автомобилей и другой продукции. Практически две-три ТНК владеют глобальными телекоммуникационными сетями[82].

В настоящее время концентрация транснационального капитала принимает еще большие масштабы. В частности, это весьма наглядно проявляется в металлургической промышленности. Так, недавно произошло слияние двух ТНК – «Миттал Стил» и «Арселор», возникла новая мегакомпания с капитализацией свыше 60 млрд долл.

Аналогичные процессы не обошли стороной и нашу страну. Все чаще участниками международных слияний становятся российские фирмы. В той же металлургической отрасли некоторое время назад в результате сделки между отечественной компанией «РУСАЛ» и швейцарской «Гленкор» возникла гигантская корпорация «Российский алюминий».

В добывающей промышленности таким примером служит объединение усилий «Газпрома» и «Роснефти». Сегодня эти компании ведут активную совместную деятельность по освоению новых наиболее перспективных месторождений России. Речь идет о Штокмановском газоконденсатном и Приразломном нефтегазовом месторождениях на шельфе Баренцева моря, Харампурском нефтегазовом месторождении в Ямало-Ненецком автономном округе, а также ряде месторождений на других территориях. Объединение усилий «Газпрома» и «Роснефти» позволит снизить издержки, упростить обмен технологиями, повысило эффективность управления обеими компаниями. Такое решение, во-первых, оформляет владение контрольным пакетом акций объединенной компании за государством; во-вторых, дает «зеленый свет» либерализации рынка акций газового монополиста.

Стратегическое соглашение между ConocoPhillips и «ЛУКОЙЛом» является завершением приватизации крупнейшей российской нефтекомпании. В результате ряд важнейших проектов перейдет под операционный контроль совместного предприятия, совместной структуры. Количество контактов с руководством крупнейших мировых компаний («Шеврон-Тэксако», «Марафон Ойл», «Би-Эйч-Пи-Биллитон», «Тоталь», «Французский институт нефти») увеличивается. Большинство из них проявляют неподдельный интерес к расширению своего присутствия, к расширению инвестиций в российскую нефтегазовую промышленность.

Подобные тенденции характерны и для других отраслей. Так, в печати со ссылкой на материалы Конференции ООН по торговле и развитию 2000 г. приводились данные, согласно которым общая сумма слияний фирм из различных стран и поглощений местных компаний иностранными фирмами достигла 720 млрд долл.[83] В настоящее время этот процесс заметно ускорился.

Как уже отмечалось, характерная черта ТНК – их стремление перемещать свои предприятия в те страны, где возможны наименьшие издержки производства. Данное явление получило название «делокализации». По данным МОТ, только в 1990-е гг. прямые иностранные инвестиции выросли со 192 до 400 млрд долл. В значительном размере такие инвестиции идут в Южную и Юго-Восточную Азию, а также в страны Центральной и Восточной Европы, включая СНГ. Например, зарубежные инвестиции в экономику Китая составили в 2004 г. более 60 млрд долл. За один только 1999 г. во Вьетнам было вложено из-за рубежа около 10 млрд долл. Венгрия с 1994 по 2003 г. получила западных инвестиций на 25 млрд долл. Значительные инвестиции ТНК «закачивают» и в экономику стран СНГ[84]. В числе форм воздействия ТНК на мировую финансово-экономическую систему можно назвать следующие:

• транснационализация производства, подчинение национальных экономических интересов интересам ТНК;

• создание устойчивых трансграничных производственных комплексов и технологических ядер;

• либерализация экономической политики: открытие национальных рынков и введение свободного режима для всех видов прямых иностранных инвестиций;

• концентрация и централизация капитала и производства в результате слияний и поглощений.

Характеризуя положительные и негативные последствия деятельности ТНК, следует согласиться с исследователями, которые подчеркивают неоднозначный характер процесса экономической глобализации. Так, А. Н. Крестьянинов отмечает, что «по мере своего продвижения (как правило, из более развитых стран в менее развитые) ТНК несут с собой новые технологии, занятость, способствуют развитию смежных отраслей, насыщению рынка товарами и т. д. Наряду с этим глобальное предприятие, как илюбое другое, впервую очередь заинтересовано в росте прибылей, а значит, в повышении производительности труда, что, как известно, предполагает сокращение численности работающих. Таким образом, создавая какое-то количество рабочих мест, ТНК в качестве стратегической ставят перед собой совершенно иную задачу – последовательное сокращение числа работающих»[85].

Переводя свое производство на территории других стран, в первую очередь развивающихся, ТНК содействуют их индустриализации, экономическому развитию, обеспечивают занятость населения, вовлекают эти страны в мировые экономические и торговые отношения, в международное разделение труда, предоставляя им возможность осуществить модернизацию и реструктуризацию национальных экономик. ТНК способствуют концентрации и централизации капитала и производства в результате слияний и поглощений; созданию устойчивых трансграничных производственных комплексов и технологических ядер; сокращению трансакционных издержек, в том числе транспортных и коммуникационных.

Вместе с тем предприятия ТНК в стране пребывания, как правило, слабо интегрированы в национальное производство, «выкачивают» из него наиболее квалифицированную рабочую силу, сырьевые и энергоресурсы, замыкая на себя услуги местного рынка капиталов, далеко не всегда благоприятно влияют на процесс социального развития в странах пребывания. Все это ведет к дальнейшему увеличению неравенства между богатым «Севером» и бедным «Югом», способствуя углублению острых противоречий, которые не без оснований ассоциируются у многих с процессом экономической глобализации.

Стремление удешевить разработку и использование новейшей технологии побуждает крупнейшие ТНК идти на те или иные слияния, что становится все более характерной тенденцией в наукоемких отраслях промышленности. ТНК содействуют индустриализации развивающегося мира, переводя на их территорию ряд производств, в первую очередь так называемых «грязных», и невысокой или средней технологической сложности. Но и в этом случае роль ТНК не столь однозначна, как это кажется на первый взгляд или как бы это хотели представить сами корпорации. Слабо связанные с национальным производством, отвлекая от него наиболее квалифицированную часть рабочей силы, дефицитное сырье, замыкая на себя услуги местного рынка капиталов, ТНК оказывают неоднозначное влияние на воспроизводственные процессы в развивающихся странах: с одной стороны, они втягивают эти страны в мировые экономические отношения, предоставляя им шанс осуществить ту или иную стратегию модернизации; с другой стороны, перекачав через ТНК ресурсы из стран «третьего мира» и обеспечив себе условия для нового экономического рывка, развитые страны предусмотрительно отгораживаются от волн неблагополучия, которые возникают в этой связи в развивающихся странах, способствуя тем самым возникновению острых противоречий между глобализацией, тараном которых они по существу являются, и насущными потребностями национальных экономик отдельных государств.

Анализируя деятельность ТНК на международной арене, нельзя также не отметить, что они в своей совокупности осуществляют сегодня более мощное воздействие на процессы экономической глобализации, нежели иные государства, в свое время способствовавшие образованию таких корпораций.

ТНК оказывают все возрастающее влияние и на международную политику, стремясь обеспечить себе наиболее выгодные условия экономической деятельности. Это влияние весьма существенно и в вопросах внутренней экономической политики государств – у ТНК имеются не только громадные финансовые ресурсы для лоббирования собственных интересов на государственном уровне, но и соответствующий интеллектуальный, кадровый потенциал.

Как уже отмечалось, сегодня ведущим трендом экономической глобализации становится процесс концентрации, консолидации капиталов ТНК за счет слияний и поглощений. В ближайшей и среднесрочной перспективе, как представляется, указанная тенденция сохранится, что приведет к дальнейшей монополизации ряда секторов глобального рынка (по данным Международного института трудовых исследований, сегодня 75 % мировой торговли приходится на внутрифирменные операции в рамках ТНК. Их прямые зарубежные инвестиции составляют 2,5 трлн долл. – это примерно 90 % всего мирового объема таких инвестиций)[86].

Многие исследователи отмечают постепенную утрату контроля государств за деятельностью ТНК, которые пока еще продолжают играть по правилам, очерченным национальным законодательством, однако не факт, что так будет продолжаться вечно. Попытки создания каких-либо действенных международных механизмов контроля за ТНК особого успеха не приносят. Тем не менее еще в 1973 г. ООН одобрила так называемый Кодекс поведения для мультинациональных компаний. Он носит достаточно общий характер, но призван ввести деятельность таких структур в правовые рамки. Одновременно была создана Комиссия ООН по мультинациональным компаниям, которая провела определенную исследовательскую работу и затем была передана в ведение ЮНКТАД – Конференции ООН по торговле и развитию. Следует также упомянуть Глобальный пакт ООН, принятый по предложению Генерального секретаря этой организации Кофи Аннана и содержащий девять принципов, касающихся прав человека, трудовых стандартов и охраны окружающей среды, соблюдать которые должны все присоединившиеся к этому документу ТНК.

Определенные усилия в данном направлении прилагает и МОТ. Еще в 1977 г. она одобрила Трехстороннюю декларацию принципов, касающихся многонациональных корпораций и социальной политики, а в 2000 г. опубликовала Толкование указанного документа. Аналогичные документы были приняты также ОЭСР[87].

В последние годы большую активность в сотрудничестве с ТНК проявляют глобальные профсоюзные федерации, заключающие с ТНК рамочные соглашения, где содержатся ссылки на международные правовые нормы и конвенции МОТ, что также способствует соблюдению ТНК определенных правил поведения и норм международного права.

Тем не менее, несмотря на незначительность сдерживающего влияния на ТНК указанных выше ограничителей, они все же, с точки зрения самих корпораций, сковывают их деловую активность и отрицательно сказываются на прибыли. Поэтому наблюдаются многочисленные случаи несоблюдения достигнутых договоренностей. В будущем же, когда недовольство корпораций достигнет «критической массы», по мнению некоторых аналитиков, возможно создание некоего мирового альянса ТНК, который сможет успешно конкурировать с национальными государствами и существующими международными организациями в сфере как экономики, так и политики.

Из вышеизложенного можно сделать вывод, что у ТНК или их альянсов, в силу соизмеримости последних с возможностями государств, может возникнуть стремление изменить в свою пользу расстановку сил на международной арене. Сегодня ни для кого не секрет, что государства часто развязывают военные операции под воздействием крупных компаний, стремясь обеспечить их интересы в различных районах мира. Вполне возможно, что в будущем ТНК не придется прибегать к услугам государства в использовании военной силы. И это не выглядит фантастичным, ибо многие ТНК разрабатывают и производят наиболее передовые системы вооружений, обладают громадными финансовыми и интеллектуальными ресурсами, самыми современными технологиями, в том числе и двойного назначения.

Безусловно, мировые ТНК – носители технического прогресса, наиболее совершенные на сегодняшний день организации производства, их продукция, как правило, конкурентоспособна на мировом рынке. Однако основными результатами деятельности ТНК, как и результатами экономической глобализации в целом, пока напрямую может воспользоваться лишь незначительная часть населения планеты, главным образом проживающая в тех государствах, которые вступили на путь постиндустриального развития. Оно, по мнению Д. Белла, характеризуется следующими признаками: переход от производства товаров к экономике услуг; выход на передовые позиции особой профессиональной группы – класса технических специалистов; доминирование теоретических знаний как источника нововведений и формулирования политики; особая роль технологии и технологических оценок и так далее…[88]

Трансформация системы экономических отношений под воздействием глобализации закрепила иерархию государств по их месту в системе функциональных связей техносферы с внешним миром, изменила места государств в структуре организационно-экономических отношений, содействовала встраиванию национальных экономик в новую для них систему глобальных связей и взаимозависимостей, а также способствовала размыванию традиционного суверенитета государств. Мировая экономика в этой связи, как было показано выше, может быть представлена в виде четырех ярусов:

• верхний ярус – предприятия, где производятся наукоемкие и высокотехнологические изделия. В 1990-х гг. они повысили свой удельный вес в общем объеме мирового экспорта до 19,7 %, обогнав не только соответствующую долю сельскохозяйственной продукции, но и доли продуктов добывающих отраслей промышленности. Именно здесь главными игроками выступали и выступают ТНК постиндустриальных стран, и именно это преимущественное поле их внешнеэкономической активности;

• второй – это совокупность производств, выпускающих среднетехнологичные, капиталоемкие товары;

• третий ярус – продукция, не требующая наукоемких производств (продукция тяжелой металлурги и легкой промышленности);

• четвертый, самый нижний ярус – предприятия, специализирующиеся на добыче природных ресурсов, их переработке и обработке, сельскохозяйственном производстве, лесном хозяйстве и рыболовстве.

Каждый из этих ярусов глобальной экономики формирует свой мировой рынок, конкуренция на котором обладает собственной спецификой по сравнению с другими подобными рынками. На самом верхнем из них решающее значение имеют качественные параметры товаров, инновации в технологии их производства, в дизайне, в обслуживании после приобретения и т. п. Возможности инвестиционной экспансии в этой сфере почти неограниченны. Иначе выглядит конкуренция на рынке, образуемом товарами нижнего яруса. Природные свойства продукции сельского хозяйства и добывающих отраслей промышленности одинаковы во всем мире. Качественные различия здесь варьируются в узком диапазоне. Поэтому основным оружием в борьбе за покупателей является ценовая конкуренция. А цены таких товаров во многом определяются условиями залегания минеральных ресурсов, плодородием почв, условиями транспортировки и т. д. Основной способ расширения сбыта на мировом рынке на этом ярусе – экстенсивное развитие производства и снижение его издержек, что имеет достаточно ограниченные пределы, так как исчерпание лучших месторождений заставляет переходить к освоению худших или более труднодоступных, в то время как оплата труда имеет тенденцию к возрастанию, что в еще большей мере подтачивает конкурентоспособность такого рода товаров. К примеру, в России за годы реформ производство электроэнергии сократилось на 25 %, а численность промышленного персонала увеличилась в 1,5 раза; объем нефтедобычи, по данным на 2000 г., составлял 60 % от уровня 1990 г., а численность промышленного персонала выросла в 1,9 раза[89]. Все это объясняет, почему страны аграрно-сырьевого профиля или находящиеся на ранних стадиях индустриализации оказываются в наименее благоприятном отношении и почему все большая часть ТНК концентрирует свои усилия на освоении глобальных рынков высокотехнологических товаров, уменьшая свое присутствие на нижних ярусах производства и торговли.

Необходимо отметить, что сегодня на всех четырех ярусах мировой экономической пирамиды можно наблюдать некоторые общие черты, свидетельствующие о складывании постиндустриального способа производства, а именно:

1) возрастающая часть производительного потенциала национальных экономик ориентируется на международный обмен, а не на удовлетворение внутригосударственных потребностей. Это объективно ведет к становлению и развитию глобальной экономики, усиливает конкуренцию, динамизирует функционирование и повышает ее эффективность;

2) информационные технологии все больше превращаются в непосредственную производительную силу. К примеру, в США 3/4 добавленной стоимости производилось при помощи информационных технологий; в странах Европейского союза и в Японии доля капиталовложений в информационные технологии составляла в конце 1990-х гг. 2,8–3 % от ВВП этих стран[90];

3) начиная с 1980-х гг., с одной стороны, ведутся поиски новых видов энергетических ресурсов и путей замены использования традиционных видов энергии (нефть, газ) и, с другой стороны, «нелимитированных ресурсов» – ядерное топливо, энергия ветра, солнца, а также энергия, получаемая из природных источников (масла из продукции сельского хозяйства). В результате доля производства электроэнергии на АЭС возрастет с 16 % в 2000 г. до 23 % в 2020 г. Сегодня в мире построено более 30 солнечных электростанций, суммарная мощность которых превышает 380 МВт. В использовании энергии ветра лидируют США – свыше 1500 МВт из 1700 МВт установленной мировой мощности. Китай обладает 7 млн биоэнергетических установок с программой увеличения их до 30 млн, которые будут перерабатывать до 1 млрд т отходов и производить до 500 млрд куб. м биогаза в год.

Увеличение удельного веса нетрадиционных источников энергии (солнечной, геотермальной, ветровой) связано с ужесточением политики, направленной на повышение энергоэффективности, ограничение выбросов вредных газов в атмосферу, как это предусмотрено Киотским протоколом. В результате возобновляемые источники энергии становятся все более привлекательными, вытесняя топливно-энергетические ресурсы органического происхождения.

Не меньшими возможностями в области развития нетрадиционных источников энергии обладает Россия. Только использование энергии разведанных запасов термальных вод, оцениваемых в 21 млн куб. м в сутки, может заменить около 30 млрд т нефти. Благоприятны перспективы использования солнечной энергии в южных районах страны, силы ветра – на арктическом побережье, геотермальной энергии – на Камчатке.

Однако, как показывает практика, спрос на традиционные виды топлива сегодня в мире еще весьма высок. За последнюю четверть века структура энергопотребления на мировом и национальном уровнях претерпела существенные изменения, но первичные энергоносители по-прежнему имеют превалирующее значение. На их долю в начале 2000 г. в общем объеме мирового потребления энергоресурсов приходилось: на нефть – 38–40 %, уголь – почти 22–27, природный газ – 23 %. Несмотря на значительный рост производства энергии за счет использования, например, ядерных источников, их доля в мировом энергобалансе остается пока на уровне 6 %. По прогнозам Международного энергетического агентства (МЭА), к 2015 г. общее мировое потребление всех видов энергоресурсов возрастет примерно в 1,3–1,4 раза и составит около 17 млрд т. Доминирующее положение в структуре потребления топливно-энергетических ресурсов до 2020 г. сохранится за энергоносителями органического происхождения. Их доля в мировом энергопотреблении практически останется на уровне 85 %[91].

Следующая важная проблема в глобализации мировой экономики связана с финансовым рынком. Следует отметить, что сфера финансов в настоящее время интернационализирована в гораздо большей мере, чем производство. Глобализация финансовых рынков заметно ускорилась в последнее десятилетие вследствие отказа многих стран от жесткого регулирования денежного обращения, включая контроль над процентными ставками и обменными валютными операциями.

Современный этап развития мирового рынка капитала можно датироватъ началом 1970-х гг. Этот этап неразрывно связан с потоками капитала в форме прямых зарубежных инвестиций (ПЗИ). В указанный период начался резкий рост объема кредитов, в начале 1980-х гг. – портфельных, в 1990-х гг. – прямых зарубежных инвестиций. ПЗИ являются сегментом, определяющим современную динамику, в данной сфере изменения инвестиционной политики в 1990—2000-х гг. проявляются в следующем:

• происходят качественные изменения рынка – появляются новые субъекты экспорта и импорта капиталов;

• наблюдается рост привлечения капитала в ссудной форме, расширяется применение различных видов облигационных займов путем публичной эмиссии иностранных облигаций на национальном рынке ценных бумаг синдикатами местных банков в соответствующей валюте с котировкой на бирже данной страны;

• приоритетное значение приобретают прямые иностранные инвестиции, причем механизмы и каналы, по которым они осуществляются, находятся в процессе постоянного совершенствования и развития;

• усиливается зависимость международных прямых и портфельных инвестиций от статуса субъектов глобализации. ТНК и аналогичные им хозяйственные образования составляют наиболее мощный сектор мирового хозяйства, осуществляющий вывоз капитала. Основные потоки прямых и портфельных инвестиций осуществляются между промышленно развитыми странами. Это обусловлено, прежде всего, структурными сдвигами в мировой экономике под влиянием научно-технического прогресса, внедрением наукоемких и капиталоемких технологий, растущими требованиями к квалификации рабочей силы, усилением международной специализации и кооперации производства.

В настоящее время есть основания говорить о трехполюсной структуре прямых иностранных инвестиций: США, страны Европейского союза, Япония. На «триаду» приходится приблизительно 4/5 общего объема вывоза и ввоза инвестиций – существенно больше их удельного веса во внешней торговле. США стали самым крупным импортером капитала. Возрос уровень интеграции в ЕС на основе внутрирегиональных прямых инвестиций, а весь регион стал выступать в качестве крупнейшего экспортера капитала.

Кроме того, отмечаются высокие темпы роста вывоза инвестиций Японией. Страны Азии в ближайшие годы обгонят Западную Европу по объемам привлечения прямых иностранных инвестиций. Вместе с тем быстрыми темпами растет вывоз капитала и из развивающихся стран;

• изменяется соотношение отдельных компонентов в рамках рассматриваемых крупных агрегатов (ПЗИ, портфельные, прочие инвестиции). Общее увеличение объемов движения капитала в конце 1990-х гг. сочеталось с сокращением доли реинвестированной прибыли в потоках ПЗИ (т. е. рост шел за счет финансирования со стороны материнских компаний), доли собственно кредитов в «прочих инвестициях» (рост за счет торговых кредитов), ростом вложений в собственный капитал компаний (акций и долей участия – «equity securities») в потоках портфельных инвестиций;

• изменяется государственная экономическая политика в отношении движения капитала, повышается роль государства в его вывозе. В промышленно развитых странах государство ныне не только содействует вывозу частного капитала, но и непосредственно выступает экспортером финансовых ресурсов. Сегодня доля государственных средств, вывозимых из развитых стран в развивающиеся, составляет около половины всех финансовых средств.

Можно отметить качественные изменения государственной политики в отношении каждой из трех основных форм движения капитала, но наиболее ярко они, безусловно, проявились в сфере политики в отношении ПЗИ. Если в 1980-х гг. в мировой экономике наблюдалась пассивная либерализация инвестиционного режима в отношении ПЗИ и практически все страны мира были ориентированы на привлечение иностранных инвестиций с целью ускорения своего развития, то со второй половины 1990-х гг. многие страны мира (в первую очередь развитые страны, на которые приходится преобладающая доля ПЗИ) стали проводить активную политику в отношении ПЗИ, а также проводить политику либерализации, очем свидетельствует достаточно традиционный индикатор инвестиционной политики – число двусторонних договоров о защите и поощрении капиталовложений в мире.

Следует учитывать, что существование либерального инвестиционного режима само по себе еще недостаточно для иностранных инвесторов. В Китае, Индии, Малайзии и других странах инвестиционный режим далек от либерального, однако в эти страны сегодня направляется большой объем инвестиций. В то же время в некоторых странах Африки с абсолютно либеральными режимами можно наблюдать отсутствие инвестиций, что подтверждает необходимость стратегии привлечения ПЗИ. Здесь актуальным и востребованным становится опыт развитых стран, которые от стратегии привлечения всех прямых иностранных инвестиций переходят к «таргетированию ПЗИ».

Действия принимающих правительств стали направляться на то, чтобы максимизировать вклад ПЗИ в экономическое развитие. Сегодня правительства развитых стран ставят своей целью не просто привлечение ПЗИ, а изменение структуры их притока – модернизацию, интенсификацию положительного влияния ТНК на местные фирмы, увеличение выигрышей и минимизацию рисков ПЗИ[92].

В настоящее время на стратегию привлечения инвестиций влияют такие параметры, как размер компании, отрасль, создание новых мощностей, экспортно-ориентированность проектов и т. д. Это те характеристики, которые предопределяют чувствительность проекта к различным наборам стимулов. Это и позволяет странам осуществить переход к активной политике.

На стадии привлечения потенциальных инвесторов на первый план выходит дифференциация образа страны. Сегодня демонстрация соответствия инвестиционного климата международным стандартам или эффективности производства в ней сходит на нет. На первое место выдвигается подчеркивание уникальных черт, характерных только для данной экономики. Происходит также сужение и конкретизация списка приоритетов. К примеру, «пионерные» высокотехнологичные проекты, традиционные проекты, экспортно-ориентированные отрасли промышленности, внутренние отрасли, конкурентоспособные на мировом рынке, и т. д. уже не так привлекают современного инвестора.

Помимо изменений в применяемых инструментах инвестиционной политики в 1990-х гг., происходили изменения в условиях ее проведения. В результате элементы новой инвестиционной парадигмы наблюдаются в большинстве стран. Там происходит усиление роли государства в инвестиционной политике. Если раньше такие группы факторов, как емкость рынка, потенциал экономического роста, ресурсы, были на первом месте, на втором – макроэкономическая политика и только на третьем – собственно политика в отношении ПЗИ, то теперь вследствие глобализации и конвергенции экономики именно политика в отношении ПЗИ становится главным элементом. Усиление конкуренции и снижение нормы прибыли также делает инвесторов более чувствительными к государственной политике.

В эпоху глобализации наблюдается усиление конкуренции стран за инвестиции. Она приняла уже всеобъемлющий характер. И хотя основная борьба идет на региональном уровне, макрорегионы тоже начали конкурировать между собой. Указанная тенденция чревата усложнением взаимозависимости стран.

При отсутствии эффективного многостороннего регулирования, в условиях возрастающей роли ПЗИ предпринимаются попытки гармонизации национальных политик в отношении ПЗИ. Страны, конкурирующие за инвестиции, вынуждены следовать за политикой «лидеров».

Происходит усложнение государственной политики, воздействующей на ТНК. Она также должна оперировать большим количеством инструментов. Это порождает проблемы координации, кроме того, увеличивается риск возникновения «узких мест», когда по каким-либо направлениям будет наблюдаться недостаточная активность государства.

Сегодня в инвестиционной политике наблюдается тенденция отмены жестких ограничений для ПЗИ и увеличения числа «мягких» инструментов, а также активизации их применения. Одновременно с усложнением политики происходит ее децентрализация и перенос ее на микроуровень. В результате изменяются цели государственной политики в отношении ПЗИ. Если раньше результат инвестиционной политики определялся объемом капиталовложений, числом занятых, то сегодня в центре внимания находятся характеристики «динамических» эффектов влияния инвестиций на индустриальную структуру принимающей страны: изменение условий доступа на рынки, передача технологий и развитие человеческого капитала.

Правительства принимающих стран стали применять инвестиционные стимулы для поощрения расположения в своих странах специфических структур ТНК – штаб-квартир, центров по обработке информации и запросов клиентов, сбытовых подразделений, исследовательских структур, занимающихся НИОКР.

Акцентом на внешних эффектах обусловлен переход от поощрения отдельных отраслей к поощрению отдельных производственных процессов, приводящих к созданию динамичных кластеров (сборка, производство компонентов, сервис). Если раньше приоритетом было развитие местных компаний, то теперь – интеграция структур в рамки глобальных ТНК.

Вышеизложенное определяет политику нового поколения – активную политику принимающих стран по отношению к ПЗИ, нацеленную на максимизацию выигрышей и минимизацию проигрышей. В зависимости от сложившихся на национальном рынке условий государства привлекают именно те виды инвестиций и ТНК, которые окажут наиболее позитивное воздействие. В многочисленных рекомендациях международных организаций подчеркивается, что селективность на уровне отдельных проектов нежелательна, в то время как идентификация целевых секторов, наоборот, является «хорошей практикой».

Все больше стран в мире начинают активно привлекать ПЗИ. Наличия только либерального режима уже недостаточно. Пассивное ожидание иностранного капитала и притока технологий не гарантирует жизнеспособного индустриального развития. Активная же политика требует большей гибкости и профессионализма от правительственных структур: 1) наличия четкого представления о целях политики; 2) понимания изменяющихся технологических характеристик отраслей промышленности и стратегических соображений ТНК в условиях быстро развивающейся (формирующейся) глобальной инвестиционной среды; 3) изменения деловой культуры бюрократий принимающих стран, что часто обеспечивается созданием новых управленческих структур. Таким образом, переход к новому этапу развития мирового рынка капитала уже привел к формированию новой инвестиционной политики, соответствующей новым возможностям, которые связаны с дальнейшим развертыванием процессов глобализации.

Подведем некоторые итоги:

• сегодня наиболее важным субъектом глобализации являются ТНК, превратившиеся в своеобразный «скелет» мирового экономического пространства. В глобализирующейся мировой экономике они все больше способствуют росту международного производства, созданию устойчивых трансграничных производственных комплексов и технологических ядер, открытию национальных рынков и введению свободного режима для всех видов ПЗИ, концентрации и централизации капитала и производства в результате слияний и поглощений и т. д.;

• как показывает опыт развитых стран, использование в ТНК высокотехнологических и инновационных проектов, в частности в нефтяной промышленности, стимулирует привлечение в реальный сектор экономики как зарубежных, так и отечественных инвестиций;

• развитие вертикально интегрированных структур должно соизмеряться с осознанием национально-государственного интереса каждой страны. Стратегический национально-государственный интерес России должен акцентироваться на включении экономики страны через развитие региональной интеграции, в первую очередь со странами СНГ, в мировую воспроизводственную систему. Врастание в мировую геоэкономическую систему (встраивание в интернационализированные воспроизводственные ядра) позволит осуществить прорыв к полноправному участию России в формировании и распределении мирового дохода.

Таким образом, глобализация стала одним из определяющих процессов в развитии мировой экономики на современном этапе. В то же время она создает дополнительные возможности и для «теневых» секторов мировой экономики и политики, связанных в том числе с организованной преступностью и терроризмом. В этой связи ключевое значение приобретают проблемы международной финансовой безопасности и доверительного сотрудничества государств в борьбе с финансированием оргпреступности и терроризма.

Глава 2. Состояние и некоторые тенденции развития мировой финансовой системы в условиях глобализации

§ 1. Основы современной мировой финансовой системы: новые проблемы функционирования

Глобализация, традиционно рассматривавшаяся преимущественно в аспекте деятельности транснациональных корпораций, стремительно перерастает в единство мирового рынка и связанную с этим интеграцию национальных денежных систем, банковского сектора, страховых услуг, инвестиционных механизмов и других элементов, еще недавно существовавших в качестве внутренних финансовых инструментов.

Из сферы мировой финансовой системы исходят разнообразные вызовы, угрожающие безопасности многих стран, в том числе и России. Все это требует государственного реагирования, причем именно совместные действия стран Содружества могут оказаться существенно более эффективными, чем разрозненные и нескоординированные.

Но для того чтобы понять сущность этих действий, надо более тщательно понять основы современной мировой финансовой системы (мирового финансового порядка).

Современная мировая финансовая система основана на двух главных принципах[93].

1. На мировом пространстве не существует конституциированной денежной системы, т. е. денежной системы, основанной на обязательных для всех стран законах или договорах. Используемые в настоящее время на мировом пространстве денежные средства, такие как доллар или евро, де-юре есть чисто национальные деньги, международный статус которых не подкреплен никакими международными договорами.

Это существенно отличает наше время от предшествующих времен. Во времена золотомонетного стандарта мировыми, де-факто и де-юре, являлись любые национальные монетные золотые деньги, причем взаимоотношения между различными валютами определялись по весу содержащегося в них золота.

В послевоенный период до 70-х гг. доллар как мировая валюта имел конституциированный характер. Этот характер ему придавали Бреттон-Вудские соглашения, придавшие доллару характер мировой валюты. Но в 70-е гг. это соглашение было дезавуировано, и в настоящее время ни одна национальная валюта не имеет официально признанного международного характера. Доллар, евро, отчасти иена, британский фунт стерлингов и швейцарский франк используются как мировые деньги по факту, но не по закону или по международно-договорным отношениям.

Это вызывает определенные проблемы. Отсутствие международных договоров и соглашений в области использования национальных валют в качестве мировых денег приводит к тому, что государства – резиденты мировых валют не имеют перед мировым сообществом, использующим эти деньги, никаких зафиксированных на договорном уровне обязательств. Они могут действовать в финансовой сфере, руководствуясь сугубо национальными интересами, а вызываемые этими действиями последствия для других стран и народов они могут учитывать, а могут и не учитывать. Никаких обязательств и принуждений к этому в настоящее время не существует.

Но и иные государства, де-юре, свободны в своих действиях (или бездействиях) по отношению к этим валютам. Например, не существует международных договоров, которые бы требовали от всех государств защиты наличных (бумажных) денег иных государств. Например, осуществлять действия, направленные против фальшивомонетничества нерезидентных денег на территории страны, преследовать и карать лиц, занимающихся фальшивомонетничеством нерезидентных валют. И это вполне понятно. Ведь в настоящее время существует более двухсот суверенных государств, являющихся в международно-правовом плане равноправными. И защищать валюты всех этих государств просто физически невозможно. И потому та защита, которую оказывают деньгам некоторых государств или объединений государств – США, ЕС и др. – есть дело сугубо добровольное этих государств, от чего в принципе любое из них может в любое время отказаться либо представлять такую защиту только на паритетной основе. Максимум, что могут потребовать США или Европа в сфере защиты своих бумажных денег от других стран, – это предоставление таковой на базе законов по защите интеллектуальной собственности. Но понятно, что это очень слабый уровень защиты, который несопоставим с представляемой добровольно большинством стран защиты по законам против фальшивомонетничества национальных денег. Таким образом, возможность снятия защиты с нерезидентных денег с возможностью весьма серьезных последствий для национального и международного денежного обращения денег, используемых в качестве мировых, есть оборотная сторона медали неконституциированных национально-мировых денежных средств. Этот момент Д. А. Медведев назвал «национальным эгоизмом».

2. По мнению В. М. Юровицкого, особенностью мировой денежной системы XXI в. является разделение национальных валют по «сортам». Таких сортов три.

Первый сорт есть национально-мировые валюты. Это национальные деньги, используемые в качестве мировых денег. Таких фактически пять: доллар США, евро, британский фунт стерлингов, японская иена, швейцарский франк. Государство – эмитент этих денег может выходить на мировые товарные и финансовые рынки своими национальными деньгами, которые оно же и эмитирует, т. е. создает «из ничего».

Деньги второго сорта – это деньги, которые сами по себе на мировых товарных и финансовых рынках не используются, но они могут быть обменены на мировые деньги на мировом валютном рынке – рынке «ФОРЕКС». Таким образом, владельцам этих денег достаточно создать, сэмитировать национальные деньги, а затем их обменять на мировые. Таким образом, по своим свойствам эти деньги близки к деньгам первого сорта. Часто эти два сорта денег объединяют под единым названием «свободно конвертируемые валюты» – СКВ. К государствам с СКВ относятся все государства так называемого золотого миллиарда.

Деньги третьего сорта – все остальные валюты. При этом деньги таких государств на валютном рынке не котируются. Причем в этот класс валют относятся как свободно внутренне конвертируемые валюты (например, деньги РФ), так и валюты стран с неконвертируемыми валютами или с валютами с жесткой регламентацией и управлением процессом конвертации (валюта СССР, в настоящее время валюты КНДР, Туркмении и т. д.).

Но для выхода на мировые товарные и финансовые рынки и этим государствам нужны мировые деньги. Откуда они их берут? Они не могут использовать собственные деньги. Не могут взять их с мирового валютного рынка. Они могут получить их только на мировом товарном рынке. То есть им надо продать на мировом товарном рынке плоды своего труда или ресурсы, получить на этом рынке мировые валютные средства, которые и использовать в дальнейшем в мировом экономическом процессе. Более того, нынешняя мировая финансовая система требует создания у этих стран специальных банковских резервов мировых валют. Таким образом, мы видим, какое громадное неравноправие стран создает нынешняя мировая финансовая система – мировой финансовый порядок. К странам с валютой этого типа относятся слаборазвитые и развивающиеся страны, а также так называемые страны с переходной экономикой. Все эти страны принято объединять под названием «страны третьего мира» («второй мир» – мир социалистических стран – практически исчез в ходе всемирной политической революции 90-х гг.).

Таким образом, мир поделен на высокоразвитые страны – ВРС и страны «третьего мира» – СТМ. Конечно, грань между этими странами не абсолютно четкая, она размыта, и имеются некоторые промежуточные страны. Россия и все страны Содружества Независимых Государств автоматически оказались при распаде СССР в лагере СТМ[94].

Все нерезидентные деньги, находящиеся в странах «третьего мира», все денежные средства, находящиеся в высокоразвитых странах и принадлежащие финансовым лицам из СТМ, и представляют стоимостное выражение тех продуктов и ресурсов, что отданы фактически безвозмездно развивающимися странами высокоразвитым. Объем этих средств огромен. По приблизительным оценкам, он составляет величину порядка 100 000 000 0000 0000 (сто триллионов) долларов США. Именно такова цена высокого уровня жизни стран золотого миллиарда, такова цена эксплуатации стран «третьего мира» высокоразвитыми с помощью механизма мировых финансов. Создан этот механизм эксплуатации во время и после Второй мировой войны. Причем образцом для него послужила финансовая система оккупационных денег, разработанная фашистской Германией с целью эксплуатации покоренных территорий.

Нынешняя мировая финансовая система получила название Ямайской валютной системы. За последние столетия Европа, а затем и все мировое сообщество прошло целый ряд мировых валютных систем – Парижскую, Лозаннскую (послеверсальскую), Бреттон-Вудскую. Нынешняя мировая финансовая система также не вечна. И в настоящее время уже начинаются дискуссии по вопросу о том, какая новая мировая финансовая система должна прийти на смену нынешней. Эти обсуждения приобрели особую значимость в связи с тем, что столп современной финансовой системы – доллар США – начал шататься и может обрушиться, развалив не только сами Соединенные Штаты, но и всю нынешнюю мировую финансовую систему, под обломками которой могут оказаться государства и целые континенты. Это может быть куда масштабнее и страшнее, чем Великая депрессия 30-х гг. прошлого века, только в США, по некоторым данным, унесшая около 10 млн жизней[95].

§ 2. Тенденции международной валютной интеграции

Доминирующим фактором международной валютной интеграции является глобализация мирового экономического и финансового пространства, приводящая к слияниям не только отдельных технологических цепочек в мировом масштабе, региональных финансовых рынков, но и национальных финансовых систем и межнациональных финансовых объединений.

Рассмотрим подробнее тенденции интеграции валют, происходящие в мировом финансовом мире в настоящее время.

Внедрение в финансовые системы стран единой коллективной валюты со временем приводит к утрате национальными валютами части своих функций. Правила функционирования наднациональной валюты регламентируются всеми участниками соответствующего соглашения. Одной из основных причин введения универсальной валюты является противодействие гегемонии доллара США. Так, введение в оборот евро помимо евроинтеграционных причин имело целью ослабить влияние финансов США, в первую очередь в Европе. Системная неспособность одной мировой валюты наглядно показана в «дилемме Триффина». Неслучайно первые попытки унифицировать финансовые рынки отдельных стран стали предприниматься сразу после развала Бреттон-Вудской валютной системы. Таким образом, интеграция валютных систем является фактором, способствующим развитию полицентричности мировой экономики.

Валютная интеграция может иметь и другой характер. Когда процессы глобализации затрагивают относительно зависимые и слабые национальные финансовые системы, происходит «поглощение» национальных валют единой валютой, как правило, долларом США. В этом случае можно говорить о дальнейшем развитии единого глобального рынка, обслуживаемого одной валютой[96].

Создание единой валюты на основе одной из национальных валют свидетельствует в первую очередь о естественном отборе, в ходе которого использование той или иной валюты оказывается результатом свободного выбора, а не навязывается извне, как, например, в случае с долларом США. В любом случае использование иной валюты, кроме национальной, на территории страны происходит из-за того, что собственная валюта этого государства выполняет функции денег неэффективно.

На практике всегда «работает» правило, согласно которому более слабый в финансовом отношении партнер принимает в качестве наднационального средства платежа валюту более сильного партнера. Государства, принимающие чужую валюту в качестве средства внутреннего платежа, лишаются возможности проводить независимую кредитно-денежную политику, и данное обстоятельство является угрожающим для национальной экономики. Этого нельзя сказать об использовании коллективной валюты, принимаемой странами-участницами добровольно и на паритетных началах.

Процессы валютной интеграции должны оцениваться исходя из следующих критериев:

• сравнение мобильности факторов производства;

• уровень диверсификации производств;

• сравнение темпов инфляции;

• сравнение уровня заработных плат и гибкости цен;

• уровень финансовой интеграции;

• удельный вес экспорта в структуре экономики[97].

Соблюдение перечисленных условий на практике, как правило, не соблюдается никогда. Даже в зоне евро, где делались максимальные усилия для корректного перехода к единой валюте, соблюсти все условия не удалось. Мобильность факторов производства, уровень оплаты труда зачастую сильно разнятся не только между сходными по своему развитию странами, но и между отдельными регионами одного государства.

Особенностью денежных отношений, валютных интеграций в наше время является тот факт, что темпы роста общемировой торговли значительно опережают темпы роста мирового ВВП. Коллективные наднациональные валюты в этих условиях выполняют функцию минимизации трансакционных издержек в мировом масштабе.

Неопределенность обусловлена внешними и внутренними факторами. Внутренние факторы определяются невозможностью предсказать действия всех субъектов процесса, внешние связаны со сложностью предугадать все положительные и отрицательные последствия интеграции.

Частота сделок оказывает понижающее воздействие на трансакционные издержки. Чем чаще совершается сделка, тем выше осведомленность субъекта сделки о ситуации на рынке и, соответственно, его возможности для принятия правильного решения.

Специфичность активов проявляется в случаях, если превышается ценность актива над доходом от его наилучшего использования. Единая валюта, таким образом, является наиболее специфичным активом. Ситуация с евро сегодня обусловлена именно данной особенностью. Несмотря на разговоры о скором развале зоны евро, ведущиеся в последние годы, отказ от евро как от единой валюты будет сопровождаться громадными издержками.

Углубление валютной интеграции в межгосударственных отношениях помимо снижения трансакционных издержек приводит к увеличению темпов экономического роста в этих странах. Введение единой валюты особенно сказывается на развитии экспортно-ориентированных отраслей экономики. Кроме того, экономятся валютные резервы при торговле между государствами, находящимися в одной валютной зоне.

Стабильность валютной системы, как показывает опыт, зависит от соответствия ее принципов потребностям стран-участниц. В результате изменения режима валютного курса от свободного до фиксированного Ямайское валютное соглашение (1976 г.) ввело право выбора государствами режима валютного курса без согласования с МВФ. На практике большее распространение получил режим регулируемого плавания валютного курса.

Разрабатываемая развитыми странами (G-7, G-10) и МВФ система международной валютной политики ориентируется на свободно плавающие курсы национальных валют, основная цель при этом состоит в снижении активного сальдо торгового баланса развивающихся стран и увеличении их импорта путем запрета не только конкурентного изменения курса валюты и валютных интервенций, но и курсовой политики, если она способствует внешней нестабильности. В связи с этим требуют критического анализа аргументы введения режима свободно плавающего валютного курса в реформируемой мировой валютной системе[98].

В развитии международных финансов можно выделить две фундаментальные тенденции. Первая – перераспределение финансовой мощи между государствами, ввиду чего становится невозможным явное влияние одной страны или одного блока на мировую финансовую систему в целом. Вторая – перераспределение финансов между государством и негосударственными операторами рынка в пользу последних. Условия доступа к заемным средствам, активное влияние на курс валюты перестали быть прерогативой только государственных финансов.

В целом финансовая система становится менее зависимой от доллара США. Ослабление доллара особенно заметно на примере снижения его воздействия на рынках Японии, ЕС и Китая. И процессы децентрализации в долгосрочной перспективе будут лишь усиливаться.

Результаты создания единой валюты на территории России, Беларуси и Казахстана сомнительны. Финансовая система России не в состоянии сегодня взять на себя в полной мере риски, связанные с проблемами в финансовой сфере соседей. Зависимость от экспорта углеводородов также идет не на пользу стабильности рубля. В случае очередного спада мирового ВВП, за которым незамедлительно последует обвал цен на нефть, финансовая стабильность самой России может оказаться под угрозой.

Более практичным вариантом поддержания рубля было бы придание ему статуса региональной валюты. Однако, по мнению экспертов МВФ, рубль еще не готов к этому, и причины этого следующие.

Первая заключается в том, что ценообразование валюты в России происходит не полностью на рыночных условиях, так как при определении курсовой стоимости рубля участвует Банк России. Поэтому контролировать курс рубля и прогнозировать его стоимость гораздо сложнее, при этом игрокам рынка необходимо иметь в виду, что действия регулятора могут быть продиктованы вовсе не рыночными механизмами.

Вторая состоит в том, что важным условием для получения денежной единицей статуса региональной валюты является наличие ликвидного рынка государственного долга. Центральные банки размещают резервы не просто в валюте, а в определенных активах. Как правило, в государственных облигациях, номинированных в этой валюте. Покупая рубли, центробанки стран должны иметь доступ на рынок ценных бумаг. Учитывая крайне скромный по мировым меркам размер госдолга России, невысокую ликвидность на этом рынке, перспективы российской валюты и рублевых активов в качестве резервных активов резко снижаются[99].

§ 3. Международные инвестиции в современной экономике

Стержневой функцией мировой финансовой системы является эффективное опосредование трансфера (перемещения и распределения) финансовых ресурсов. Данное перемещение осуществляется благодаря деятельности межгосударственных и частных финансовых институтов, в рамках которых применяются самые разнообразные в зависимости от целей механизмы и инструменты регулирования международных финансовых отношений.

В развивающихся странах и странах с переходной экономикой возрождение реального сектора экономики может быть достигнуто только за счет массивного, сбалансированного привлечения национальных и иностранных инвестиций, разумного сочетания «прихотливо переплетающихся общественных и частных интересов», что невозможно без продуманной, целенаправленной государственной инвестиционной политики. Вопрос в том, чтобы «держать процесс движения капитала под контролем, направляя его туда, где он необходим в общественных интересах, и на тех условиях, которые конкретное государство в данный момент готово ему предоставить в публичном интересе»[100].

Юридическое понятие «инвестиции» является ключевым в сфере правового регулирования зарубежного инвестирования. Раскрытие правового содержания данной дефиниции имеет важное практическое значение. Законодательно закрепляя те или иные средства материального и нематериального характера иностранными инвестициями, государство распространяет на них определенные параметры доступа, правового режима, правовой защиты.

Между тем выработка полного определения правового содержания понятия «иностранные инвестиции» в силу сложности этого явления и самой категории, на что указывал еще в свое время А. Г. Богатырев, – задача непростая. Трудность определения вызвана сложностью этого понятия и наличием нескольких видов и форм капитала и инвестирования[101]. Тем более в условиях диверсификации правовых форм деятельности по предоставлению финансовых услуг, когда не происходит отмирания прежних форм инвестирования капитала. Наоборот, и прежние, и новые формы и способы инвестирования продолжают параллельно развиваться, иногда пересекаясь и переплетаясь между собой. Например, приобретение акций предприятия, возникшего как форма портфельного инвестирования, стало использоваться для прямого инвестирования через выкуп контрольного пакета акций, осуществление слияния и поглощения[102].

Раскрытие юридической сущности понятия «иностранные инвестиции» представляет принципиальное значение потому, что только на них распространяются специальное инвестиционное законодательство и правовые нормы, правила международных договоров двустороннего, регионального и многостороннего характера в сфере иностранных инвестиций.

Всемирная Ассоциация международного права на своем конгрессе в Хельсинки в 1966 г. констатировала, что понятие иностранных инвестиций как юридической категории является понятием новым, которое раскрывается при решении комплекса правовых проблем, возникающих при иностранных капиталовложениях между сторонами инвестиционного правоотношения[103].

Первоначально в это понятие включались все виды имущественных и интеллектуальных ценностей, вкладываемые иностранными инвесторами в объекты предпринимательской и других видов деятельности в целях получения дохода. Со временем, по мере накопления опыта, понятие «иностранные инвестиции» стало уточняться. Специалисты не без основания сочли необходимым внести в это понятие критерий долгосрочности. Иностранные инвестиции, как показала практика, прежде всего связаны с реализацией перспективных проектов. Что же касается краткосрочных займов и кредитов, то они должны регулироваться не теми же формами и методами, что и иностранные инвестиции. Кроме того, с развитием правового регулирования все более важное значение стал иметь критерий коммерческой заинтересованности, отграничивающий иностранные инвестиции от спонсорских вложений, благотворительных акций и т. д. Другими словами, был сделан вывод о том, что правовое регулирование иностранных инвестиций зависит от видов и форм иностранного инвестирования.

Инвестиции означают использование частными, т. е. юридическими и физическими, лицами имущества, прежде всего денег, для получения дохода или прироста капитала либо для того и другого. То есть речь идет о финансовых операциях, когда деньги помещаются в ценные бумаги, а также применимо к определенным действиям лица, совершаемым с целью получения прибыли и с риском утраты как предполагаемой прибыли, так и вложенного капитала[104].

Отсутствие до настоящего времени универсального определения данной дефиниции как в национальном праве, так и международном в определенной мере объясняется многообразием форм и видов осуществления иностранных инвестиций, а также их целей. Но главная причина этого состоит в том, что в теории и практике зарубежного инвестирования существуют разночтения по поводу того, все ли финансовые потоки из одного государства в другое следует определять в качестве иностранных инвестиций. По мнению, например, французских исследователей, международное инвестиционное право не дает единообразного толкования понятия «иностранные инвестиции». Это объясняется, по их мнению, тем, что на субъекты инвестиционных отношений накладываются в ходе осуществления данного вида предпринимательской деятельности конкретные права и обязанности, содержание которых определяется соответствующими актами. По этой причине понятие инвестиций будет меняться в зависимости от содержания и нормативного акта. Однозначно этим объясняется, считают они, что нет и не может быть единого понимания инвестиций[105].

Следует начать с того, что правовые определения понятия инвестиций тесно связано с экономической наукой. Другими словами, понятие «иностранные инвестиции» имеет чисто экономическое содержание[106]. В современной научной экономической литературе содержатся разного рода определения понятия «инвестиции». Во-первых, это финансовые средства, расходуемые на строительство новых, реконструкцию действующих предприятий, на жилищное, коммунальное и культурно-бытовое строительство. Как отмечает немецкий экономист Х. Г. Лоббес, «инвестиции представляют собой процесс затрат живого и овеществленного труда для создания производственных мощностей, с помощью которых в процессе производства живой труд создает большую стоимость, чем может потребить»[107]. Дж. Кейнс определяет инвестиции как «текущий прирост ценности капитального имущества в результате производственной деятельности данного периода» или как «ту часть дохода за данный период, которая не была использована для потребления»[108]. Выступает ли определение инвестиций с точки зрения права своего рода транскрипцией экономического определения данной дефиниции? При утвердительном ответе на этот вопрос получается, что юристу, как хорошему переводчику, надлежало бы присоединиться к определениям, которые общеприняты в экономической литературе. Это способствовало бы единообразному толкованию понятия инвестиции. Однако экономика и юриспруденция – вещи разного порядка[109]. При подходе к инвестициям с точки зрения их экономического содержания не учитывается функция права, которая проистекает не из законодательных актов, а из нормативного характера права[110].

Говоря о юридическом содержании данного понятия, необходимо отметить, что интереснее представляется для нас точка зрения известного юриста-международника Г. Шварценбергера, который иностранными инвестициями называет среднесрочные и долгосрочные кредиты и займы, предназначенные для импорта оборудования и услуг, а также любое другое имущество, включая «любые права и интересы за границей, которыми обладает прямо или косвенно». Собственность и инвестиции, утверждает он, являются синонимами, потому что такая либеральная формулировка собственности отвечает общей практике в международном праве[111]. Таким образом, ученый определяет «собственность» и «инвестиции» как включающие в себя права и интересы владения и распоряжения движимым и недвижимым имуществом.

Справедливости ради отметим то, что впервые в российской юридической литературе довольно подробно это понятие раскрыл еще в самом начале прошлого века Л. Воронов[112]. Иностранные инвестиции он сгруппировал в несколько основных категорий, находящихся в тесной связи одна с другой. Во-первых, это государственные займы, заключаемые как со специальными целями, так и для удовлетворения государственных потребностей. Второй способ приобретения иностранных капиталов, по его мнению, представляют долгосрочные займы общих и частных учреждений, заключаемые на внешних денежных рынках. В-третьих, иностранный капитал появляется на внутренних рынках в форме краткосрочных операций по учету векселей и ссуд, выполняемых при посредстве местных банковских учреждений[113].

С юридической точки зрения, считает А. Г. Богатырев, иностранные инвестиции – это иностранный капитал, собственность в различных видах и формах, вывезенная из одного государства и вложенная в предприятие (или дело) на территории другого государства[114]. Исходя из этого теоретического посыла он приходит к выводу о том, что смысл и суть правового регулирования инвестиций, инвестиционного процесса заключаются в установлении правовых норм (условий и гарантий), определяющих отношения субъектов инвестиционных отношений собственников[115].

Теория и практика международного инвестиционного права режимы иностранных инвестиций делит на абсолютные и относительные. Первые базируются на принципах полной защиты и безопасности, недискриминации, справедливого и равноправного обращения, обязанности соблюдать обязательства, касающиеся инвестиций, обращения в рамках международного права. Ко вторым относятся режим наибольшего благоприятствования и национальный режим[116].

Принципы абсолютного режима иностранных инвестиций направлены на обеспечение полной защиты зарубежных капиталовложений.

Справедливый и равноправный режим является традиционным общепринятым обычаем в международном праве, тесно связанным с классическим определением так называемого должного прилежания, хотя его значение точно не определено. В официальном комментарии ст. 1 проекта Конвенции о защите иностранной собственности указывается, что «справедливое и равноправное обращение означает минимальный международный стандарт, который составляет часть обычного международного права». В соответствии с этой точкой зрения данный стандарт охватывает всю систему международно-правовых принципов, в том числе принцип недискриминации, обязанность защищать иностранную собственность и международный минимальный стандарт.

Положению дел с международными инвестициями уделяется немало внимания «Группой двадцати. В июле 2013 г. G-20 были приняты «Принципы высокого уровня ОЭСР и «Группы двадцати» по долгосрочному финансированию инвестиций для институциональных инвесторов». Документ представляет собой восьмую редакцию Принципов высокого уровня ОЭСР и «Группы двадцати» по долгосрочному финансированию инвестиций для институциональных инвесторов, окончательно утвержденную Целевой группой ОЭСР по институциональным инвесторам и долгосрочному финансированию. Целевая группа открыта для участия членов ОЭРС, «Группы двадцати», СФС, АТЭС и включает несколько международных организаций.

Данные Принципы высокого уровня предназначены для оказания помощи ОЭСР, «Группе двадцати» и любым другим заинтересованным странам для облегчения и содействия долгосрочному финансированию со стороны институциональных инвесторов, особенно из числа таких институтов, как пенсионные фонды, страховые компании и суверенные фонды. Такие институты обычно имеют долгосрочные обязательства и, следовательно, могут рассматривать инвестиции на длительные периоды времени при условии их разумной доходности с учетом рисков. Данные принципы дополняют существующие международные принципы и/или руководящие принципы, а не заменяют их. Они способствуют последовательности в подходах к долгосрочному инвестированию в рамках различных стратегий и юрисдикций. Определенные вопросы, рассматриваемые в данных принципах, основаны на существующих рекомендациях ОЭСР в этой сфере и согласуются с ними. Это Принципы корпоративного управления ОЭСР, Основные принципы ОЭСР по регулированию негосударственных пенсионных фондов, Руководящие принципы ОЭСР для управления страховыми компаниями, Принципы ОЭСР для государственного управления государственно-частными партнерствами, Декларация ОЭСР по «зеленому» росту, Соглашение ОЭСР официально поддерживаемым экспортным кредитам, Руководящие принципы ОЭСР для транснациональных компаний и Кодекс либерализации движения капиталов ОЭСР. Все эти документы поощряют международное инвестирование со стороны институциональных инвесторов[117].

§ 4. Макрорегулирование международных финансовых рынков

Динамика происходящих в последнее время событий на мировых финансовых рынках, являющихся в настоящее время сложными социально-экономическими категориями, заставляет пересмотреть базовые понятия и гипотезы системы управления финансовыми рисками.

Финансовые и экономические рынки и все чаще возникающие на них кризисы с каскадными сценариями распространения демонстрируют системный характер открытого мирового финансового рынка как сложной открытой системы, поведение элементов которой определяется условиями нелинейности, сильных обратных связей и эффекта масштаба.

Все возрастающая открытость и связность глобализованной мировой финансово-экономической системы до определенного времени отвечали стратегическим интересам ведущих мировых держав по стимулированию процессов накопления богатства и экономического роста. Посредством стимулирования процессов финансовой глобализации и международной торговли решались задачи по эффективному перераспределению богатствав интересах определенных групп финансовой плутократии ипоощрению роста отдельных экономик (к примеру, путем установления низкой премиизарискнафинансовыхрынках, политики процентных ставок и валютных курсов, большого количества финансовых инноваций на кредитных рынках, низкой стоимости капитала, высокой ликвидности финансового рынкаи пр.).

При этом ведущие мировые державы ошибочно полагались на достаточность и эффективность построенных ими систем макрорегулирования в раннем выявлении системных рисков в условиях все возрастающей монетизации экономик и бесконечного расширения финансового сектора, а также на возможность диверсификации все возрастающих рисков (в первую очередь посредством увеличения производных финансовых инструментов) и тем самым уменьшения общесистемного риска[118].

Глобальный экономический кризис 2008 г. стал результатом провала сложившейся финансовой системы в результате низкого качества регулирования, из-за чего огромные риски оказались вне должного учета.

Мировые финансовые институты регулирования не отреагировали на происходящие в последние годы события адекватными действиями, что подтвердило несоответствие их деятельности потребностям современного многополярного мира. Из-за отсутствия инструментов по предотвращению и минимизации последствий кризисных явлений и рычагов влияния на стратегии участников рынка мир столкнулся с серьезными экономическими потрясениями и – как результат – с ростом глобальной социальной нестабильности.

Для значительной части человечества еще сложнее становится обеспечить комфортное жилье, образование, качественное медицинское обслуживание и даже продовольствие. Из-за кризиса мировой подъем последних лет практически не сказался на улучшении ситуации для наименее обеспеченных слоев населения.

Россия исходит из того, что в условиях глобализации для нормального функционирования мировой экономики необходима стабильная, предсказуемая и функционирующая по заранее известным правилам международная валютно-финансовая система, в основе которой лежит поддержание макроэкономической и финансовой дисциплины ведущими мировыми экономиками. Нынешний кризис показал, что поддержание такой дисциплины остается нерешенной задачей как для суверенных государств, так и для ведущих компаний, оперирующих на глобальных рынках.

Глобальный экономический кризис 2008 г. свидетельствует о необходимости отказа от стандартных подходов и требует принятия коллективных, согласованных на международном уровне решений, направленных, по своей сути, на создание системы управления процессом глобализации. Мы должны действовать максимально решительно, чтобы восстановить устойчивое экономическое развитие, а также доверие и стабильность на финансовых рынках.

Новая международная архитектура финансовых отношений, по мнению России, должна строиться на принципах:

• совместимости деятельности и гармоничности стандартов национальных и международных институтов регулирования;

• демократичности и равномерной ответственности за принятие решений;

• достижения эффективности на основе легитимности механизмов международной координации;

• прозрачности деятельности всех участников;

• справедливого распределения рисков[119].

Реформирование мировой финансовой системы регулирования

должно идти по следующим основным направлениям.

1. Повышение легитимности и результативности международных институтов регулирования на новой конвенциальной основе в целях обеспечения совместности и совместимости экономических стратегий отдельных государств.

Эффективной система коллективных решений может стать лишь тогда, когда она станет легитимной, т. е. будет отражать интересы широкого круга участников. Поэтому основные цели и принципы реформ должны определяться с учетом мнения всех ключевых экономик мира – развитых и развивающихся.

На смену отжившему однополярному устройству мировой экономики должна прийти система, основанная на взаимодействии нескольких крупных центров. Но чтобы новый многополярный мир не стал непредсказуемым, необходимо укреплять систему глобальных регуляторов, основанных на международном праве и системе многосторонних соглашений. Поэтому так важно переосмыслить роль ведущих международных организаций и институтов.

2. Укрепление устойчивости мировой финансовой системы путем развития диверсифицированной системы резервных валют и финансовых центров.

Необходимо учитывать, что большинство стран мира размещает свои международные резервы в иностранных валютах и хотели бы быть уверены в их надежности. В свою очередь, эмитенты резервных и расчетных валют объективно заинтересованы в том, чтобы их денежные знаки пользовались спросом и доверием у других государств. Очевиден взаимный интерес и взаимная зависимость. Поэтому принципиально важна бо́льшая открытость в проведении кредитно-денежной политики стран – эмитентов резервных валют. Эти страны должны принять на себя обязательства руководствоваться международными правилами макроэкономической и финансовой дисциплины.

3. Формирование современной системы управления рисками, адекватной степени развития финансовых технологий.

Участники рынка должны иметь возможности для адекватной оценки своих контрагентов, новых нерегулируемых рынков и финансовых инструментов, для чего необходим постоянный мониторинг ситуации и укрепление наднационального и национального регулирования и надзора за финансовым сектором.

4. Формирование системы стимулов к рациональному поведению участников финансовых рынков, основанному на сбалансированной оценке рисков и оценке получаемых возможностей[120].

В этом контексте Россия поддержала ряд предложений и инициатив, нацеленных на обеспечение финансовой стабильности.

Россия поддерживает идею о необходимости воздерживаться от возведения барьеров на пути мировой торговли и движения капиталов. И даже если в условиях кризиса определенное усиление протекционизма окажется неизбежным, нельзя позволить себе скатиться к изоляционизму и экономическому эгоизму.

Наша страна поддерживает идею взаимодействия МВФ и ФФС в вопросах раннего предупреждения кризисов и идентификации и смягчения системных рисков и уязвимых мест. Россия считает, что заслуживает поддержки намерение МВФ пересмотреть Программу оценки финансового сектора (FSAP) с целью включения анализа в рамках FSAP в механизм надзорной практики МВФ и консультаций по ст. 4 Устава Фонда. Россия считает принципиально важным четко определить возможный порядок использования «карты финансовых рисков» и «глобального кредитного реестра», которые в определенных обстоятельствах сами по себе способны вызвать кризисные явления[121].

По вопросам адекватности и достаточности капитала финансовых институтов необходимо проводить линию на увеличение общих требований к капиталу. При этом особое внимание следует уделять его структуре и оценке образующих его элементов. Повышение требований к капиталу должно учитывать защиту конкурентоспособности национальных финансовых институтов и не усугублять сегодняшние проблемы с кредитованием.

Необходимо также продолжить поиск решений, уменьшающих различия в регулировании существующих секторов финансового рынка. Целесообразно больше внимания уделить возможностям формирования моделей регулирования, построенных не по принципу деления или объединения видов деятельности, а по принципу регулирования рисков финансового рынка, в частности рисков финансовой устойчивости и недобросовестной деятельности. Дополнительное внимание следует уделить тем институтам и инструментам, которые не входят в сферу регулирования.

Существенным вопросом является проблематика вознаграждений (компенсаций) в финансовом секторе. В интересах социальной справедливости надо стремиться к распространению «лучшей практики» корпоративного управления на финансовые институты. Важно повысить ответственность менеджмента публичных компаний перед своими акционерами, жестко обусловливать подбор руководителей финансовых организаций критериями профессиональной компетенции и опытом управления рисками. Системы оплаты труда должны стимулировать оценку рисков и ориентировать на достижение стабильных положительных результатов.

В Предложениях Российской Федерации к саммиту «Группы двадцати» в Лондоне (апрель 2009 г.) сформулирован ряд задач.

1. Регулирование макро экономической и бюджетной политики

Необходимо разработать и принять международно признанные стандарты в области макроэкономической и бюджетной политики, соблюдение которых являлось бы обязательным для ведущих мировых экономик, в том числе и стран – эмитентов резервных валют.

2. Стимулирование внутреннего спроса в период кризиса

В настоящее время странами «двадцатки» принимаются меры по стимулированию внутреннего спроса в национальных экономиках. Признавая необходимость этих антикризисных мер, Россия считает необходимым так обеспечить их реализацию, чтобы они не вступали в противоречие с задачами обеспечения средне– и долгосрочной макроэкономической устойчивости, выраженной в низкой инфляции, приемлемом бюджетном дефиците и уровне государственного долга.

В целом Россия поддержала намерения по уменьшению «процикличности» денежно-кредитной политики – снижению дополнительного влияния поведения финансовых институтов на ход экономического цикла.

В этом смысле необходимо предусмотреть согласованные действия регуляторов по сдерживанию спекулятивных сделок и операций на финансовом рынке на различных этапах экономического цикла. Особого внимания требуют так называемые короткие продажи, иные необеспеченные и маржинальные сделки. При этом следует, учитывая специфику различных финансовых рынков, искать наиболее оптимальные соотношения собственных и привлеченных средств при совершении операций с финансовыми инструментами.

3. Регулирование и надзор

Основной задачей в сфере регулирования является необходимость сглаживания противоречий между наднациональным характером инструментов и институтов финансового рынка и национальным характером деятельности регуляторов.

Для развития мировой экономики важны как поддержка существования глобальных финансовых рынков, так и множественность финансовых продуктов и разумная самостоятельность частного капитала в построении сложных финансовых инструментов.

При этом необходимо усиление роли государственных и наднациональных регуляторов финансовых рынков. Представляется, что, прежде всего, роль таких регуляторов должна быть направлена на снижение информационной асимметрии, возрастающей в условиях постоянного усложнения финансовых рынков.

Предлагаем разработать и принять международное соглашение, определяющее глобальные стандарты регулирования и надзора в финансовом секторе – Standard Universal Regulatory Framework (SURF).

При этом принципиально важно предусмотреть механизмы мониторинга реализации такого соглашения (возможно, на базе МВФ).

Соглашение SURF, как представляется, должно включать:

a. Стандарты ОЭСР;

b. Единый стандарт финансовой отчетности (с дополнительным исследованием целесообразности единого стандарта бухгалтерского учета);

c. Единые критерии определения «неблагонадежных» юрисдикций и контрмер их в отношении;

d. Правила регулярного обмена максимально полной информацией о финансовых институтах и сделках (в том числе в рамках надзорных коллегий);

e. Имитационное моделирование взаимодействия надзорных органов в условиях кризиса;

f. Учет (возможно, преимущество) национальных требований к базовым активам при обращении производных инструментов на зарубежных рынках;

g. Стандарт деятельности рейтинговых агентств.

Международные усилия должны быть направлены на установление глобальных стандартов раскрытия информации о характере финансовых инструментов и деятельности рыночных институтов. Финансовая отчетность, данные о крупных сделках, слияниях и поглощениях, сведения о руководстве компаний, его профессионализме, опыте работы и характере вознаграждений, о крупных собственниках и других лицах, влияющих на принятие решений, должны быть доступны не только для государственных регуляторов, но и для всех потенциальных инвесторов и потребителей услуг. Данные о недобросовестных менеджерах и о хозяевах компаний, действия которых привели к банкротству или невыполнению контрактов, должны быть публичны. Это должно касаться не только финансовых корпораций, но и компаний реального сектора экономики. Институты, оказывающие значимое влияние на состояние мировых рынков, но долгое время остававшиеся «в тени» мирового регулирования (например, хедж-фонды, трасты и пр.), также должны подчиняться общим правилам прозрачности и публичной отчетности.

Регулирующие органы, осуществляющие контроль в отдельных странах или на отдельных сегментах рынка, должны наладить систему оперативного обмена информацией о деятельности связанных финансово-промышленных групп и о возникающих системных рисках.

Принципы деятельности, отчетности и раскрытия информации, правила допуска на рынок и ухода с рынка должны быть унифицированы во всех ведущих странах. Система регулирования не должна быть такой раздробленной и неповоротливой, каковой она представляется сейчас.

Активно поддерживаем предложения о необходимости усиления надзора за хедж-фондами, включающие требования к раскрытию информации о трансакциях, взаимодействии с банками и т. д.

При этом, конечно, и сами регуляторы должны быть транспарентны перед обществом. Это касается в том числе и назначения чиновников и принятия мер регулирующего воздействия. Это особенно важно в условиях временного усиления государства как собственника рыночных институтов и возникновения дополнительного конфликта интересов – государства как собственника и государства как регулятора.

Важную роль следует отвести развитию институтов саморегулирования, которые могли бы взять на себя разработку стандартов профессиональной деятельности, профессиональной этики и содействовать досудебному разрешению споров. Не менее важное внимание следует уделить развитию институтов самоорганизации потребителей услуг, представители которых могли бы участвовать в советах директоров частных компаний, нивелируя конфликт интересов между собственниками, менеджерами и потребителями и способствуя более прозрачной деятельности корпораций.

Важную роль в предоставлении информации о характере рыночных рисков играют представители рейтинговых агентств, аудиторы, оценщики, актуарии, финансовые консультанты, андеррайтеры и пр. Представляется, что все, кто оказывает подобные услуги, на профессиональной основе и публично высказывая свое мнение о характере деятельности третьих лиц или их активов, должны быть не только сами образцом независимости, компетентности и непредвзятости, но и в полной мере соответствовать стандартам прозрачности, подотчетности и ответственности. Эти стандарты необходимо выработать в ближайшее время.

В целях урегулирования потенциальных межгосударственных и коммерческих споров и конфликтов необходимо создать систему компетентных международных арбитражных институтов.

4. Реформирование международной валютно-финансовой системы

В текущих условиях крайне важно стимулировать проведение расчетов и формирование цен в нескольких валютах, эмитенты которых отвечают установленным на международном уровне требованиям. Эти требования должны применяться к уровню развития экономики и финансовой системы, бюджетной и денежно-кредитной политике, регулированию инвестиций и финансовых операций.

Мы призываем к реформированию международной валютно-финансовой системы с целью укрепления ее стабильности и урегулирования (снижения подверженности к образованию) глобальных дисбалансов в мировой экономике. Для этого мы предлагаем поручить МВФ (или специальной уполномоченной рабочей группе «двадцатки») подготовить исследования следующих сценариев:

• расширение (диверсификация) перечня валют, используемых в качестве резервных, на основе принятия согласованных мер по стимулированию развития крупных региональных финансовых центров. В этом контексте следует проработать вопрос о создании специфических региональных систем, способствующих снижению волатильности обменных курсов таких резервных валют;

• создание наднациональной резервной валюты, эмиссия которой будет осуществляться международными финансовыми институтами. Представляется целесообразным рассмотреть роль МВФ в этом процессе, а также определить возможность и необходимость принятия мер, которые позволят СДР стать признанной всем мировым сообществом «суперрезервной» валютой.

Стоит также предусмотреть обязательность диверсификации валютной структуры резервов и операций национальных банков и международных финансовых организаций.

Полагаем целесообразным результаты исследования вынести на обсуждение министров финансов и председателей центральных банков стран «Группы 20» с целью оптимизации дальнейших шагов по согласованию проводимой странами валютной политики и осуществления эффективной реформы МВФ.

В целях противодействия финансовому протекционизму представляется целесообразным обсудить возможность разработки согласованных правил «расчистки» трансграничных долгов, в том числе путем координации действий стран, «представляющих» кредиторов и должников.

5. Реформирование международных финансовых институтов

В средне– и долгосрочном плане выступаем за пересмотр роли и мандата МВФ, приведя их в соответствие с новой структурой мировой валютно-финансовой системы, модификация которой будет, очевидно, завершена в результате текущего кризиса.

В целях преодоления текущего кризиса необходимо значительно увеличить ресурсы МВФ. Полагаем, что сумма доступных Фонду средств должна быть достаточна для обеспечения выполнения им функции кредитора. Считаем также необходимым разработать новые кредитные механизмы, использование которых позволило бы оказывать содействие странам, сталкивающимся с финансовыми проблемами.

В краткосрочной перспективе МВФ должен завершить проводимую реформу квот и голосов, имея в виду перераспределение голосов и квот в пользу стран с формирующимися рынками и развивающихся государств. Исходя из результатов первого этапа реформы, завершенного в апреле 2008 г., поставленные цели пока не достигнуты. В этой связи мы полагаем целесообразным аннулировать пакет решений по реформе квот и голосов, согласованный в апреле 2008 г., и продолжить работу в рамках МВФ с тем, чтобы вынести на ратификацию уже более радикальный вариант реформирования, в большей степени отражающий существующую расстановку сил в мировой экономике. Формула расчета квот МВФ также должна быть изменена с целью соответствующего отражения в ней экономического веса стран-членов.

Кроме того, считали бы целесообразным создание региональных фондов и механизмов финансирования экономического развития и преодоления кризисов, капитал которых формировался бы за счет средств стран того или иного региона. За счет этих фондов осуществлялось бы предоставление средств на заемной основе с возможным привлечением софинансирования МВФ, Всемирного банка, региональных банков развития. Примером такого регионального механизма может являться Антикризисный фонд ЕврАзЭС, учреждение которого осуществляется в настоящее время.

Совет по финансовой стабильности, под эгидой которого в настоящее время действуют отдельные национальные и международные регулирующие и надзорные органы, должен стать основным институтом по вопросам целостности и прозрачности финансовых рынков. Отсутствие в его составе системообразующих стран с формирующимися рынками препятствует обсуждению тем, связанных с учреждением надзорных коллегий, формированием системы раннего предупреждения кризисов, идентификации и смягчения системных рисков, а также сближению подходов к регулированию стандартов бухгалтерского учета, аудита, страхования вкладов, процедуры банкротства и т. д.

Считаем возможным также рассмотреть вопрос о целесообразности привлечения различных наднациональных структур, не связанных с МВФ, к реализации следующих функций:

• мониторинг и формирование системы раннего предупреждения кризисов на основе постоянно обновляемой оценки системных рисков;

• глобальный кредитор последней инстанции;

• мониторинг реализации международного соглашения SURF;

• эмитент глобальной резервной валюты.

Предложения о реформировании международной валютной системы и международных финансовых организаций требуют подробного обсуждения и анализа, возможно, в рамках МВФ.

Для наилучшего экспертного сопровождения этого процесса полагаем целесообразным вернуться к обсуждению создания международной комиссии авторитетных независимых экспертов («финансовых гуру»).

6. Финансирование развития

Считаем принципиально важным сохранить наметившиеся за последние годы поступательные тенденции в финансировании развития, обеспечить поддержку развивающихся стран, подавляющее большинство которых стали жертвами разразившегося кризиса, и не допустить повторения ситуации начала 90-х годов предыдущего столетия, когда вслед за рецессией в мировой экономике произошло значительное (более чем 20-процентное) сокращение объема предоставляемой помощи. Полагаем необходимым, чтобы страны-доноры, международные организации, государства-партнеры совместными усилиями предотвратили ситуацию, когда финансовый кризис может спровоцировать и повлечь за собой кризис в сфере помощи. При этом считаем целесообразным в условиях кризиса сконцентрироваться на поддержке наиболее бедных и уязвимых слоев населения в развивающихся странах, а также финансировании инфраструктурных проектов, создающих основу для экономического роста и одновременно обеспечивающих решение проблемы занятости.

7. Финансовая грамотность населения

Среди мер, призванных обеспечить устойчивость финансового благосостояния населения в долгосрочной и краткосрочной перспективе, а также повысить уровень защиты прав потребителей, полагаем целесообразным разработать и запустить не только на национальной, но и на международной основе специальные программы повышения финансовой грамотности населения.

8. Концепция энергоэффективно гороста

Решения, которые мы примем на Лондонском саммите, должны быть не только адекватны текущей ситуации, но и учитывать потребности нового, посткризисного мира.

На этапе выхода из кризиса глобальная экономика может, в частности, столкнуться с нехваткой энергетических ресурсов, оказаться под угрозой «обесточивания» будущего роста. С одной стороны, сократятся инвестиции в энергосбережение и альтернативные источники энергии, а с другой – уменьшатся вложения в нефтедобычу, и последует ее неизбежный спад, что в конечном счете обернется очередным неуправляемым ростом цен на этапе подъема экономики.

Вместе с тем текущий кризис может сделать обеспечение глобальной энергетической безопасности источником будущего роста.

Поэтому, не умаляя значения задачи низкоуглеродного развития, мы в то же время считаем, что в посткризисный период акцент должен быть поставлен на концепции энергоэффективного роста.

Составными частями концепции должны стать:

• энергосбережение;

• снижение ценовой волатильности на основе обеспечения доверия и взаимозависимости между производителями, потребителями и транзитерами энергоресурсов;

• повышение роли ядерной и современной возобновляемой энергетики[122].

Глава 3. Теоретико-правовые основы международной финансовой безопасности

§ 1. Понятие международной финансовой безопасности

Обеспечение международной финансовой безопасности является новой и важной задачей для многих стран. Эта задача становится приоритетной в условиях финансового кризиса.

Финансовые и глобальные экономические вопросы все последние годы в повестке дня ведущих государств планеты. Это основа всех саммитов «Группы двадцати» и одна из регулярных тем на саммитах «Группы восьми». В то время как G8 является международным политическим, правительственным клубом и неофициальным форумом лидеров стран, формат международных встреч участников G20 сформировался из совещаний министров финансов и руководителей центральных банков стран с крупнейшими национальными экономиками. Сейчас в саммитах «Группы 20», кроме министров, принимают участие и высшие должностные лица.

G20 представляет 90 % мирового валового национального продукта, 80 % мировой торговли (включая торговлю внутри ЕС) и две трети населения мира.

В 2008 г. на Саммите «Группы 20» началась совместная работа стран-участниц по противодействию глобальным финансовым угрозам. Уже менее чем через год в приоритетах «Группы двадцати» появились темы развития и экономического роста, финансового надзора, укрепления мировых финансовых институтов.

С 1 декабря 2012 г. Российская Федерация стала председателем в этом ключевом международном форуме по вопросам глобальной экономики и международных финансовых рынков – «Группе двадцати».

В приоритетах «Группыдвадцати», сформулированных в 2012 г. в Лос-Кабос (Мексика):

• укрепление финансовой системы и укрепление финансовой интеграции в целях содействия экономическому росту;

• улучшение международной финансовой архитектуры в мире;

• реформа финансового сектора.

В Итоговой декларации лидеров «Группы двадцати» (Лос Кабос, 2012) подчеркнуто стремление G20 уменьшить дисбалансы за счет укрепления финансов государств с дефицитом посредством взвешенной и устойчивой политики, которая учитывает меняющиеся экономические условия, а также в странах с крупным профицитом по счету текущих операций посредством укрепления внутреннего спроса и перехода к более гибкому обменному курсу.

В Заявлении лидеров по случаю пятилетия Группы двадцати: взгляд в будущее, отмечалось: «в рамках «Группы двадцати» мы подтверждаем нашу приверженность к совместной работе в целях:

• повышения темпов роста, создания рабочих мест и укрепления доверия;

• поддержания фискальной устойчивости;

• продолжения сокращения внутренних и внешних дисбалансов;

• обеспечения открытости рынков для торговли и инвестиций;

• содействия функционированию международной экономики в рамках правил;

• обеспечения стабильной, эффективно функционирующей и транспарентной глобальной финансовой системы;

• поддержки сильных и более представительных глобальных институтов;

• содействия открытости и транспарентности правительств; и • построения всеобъемлющей и устойчивой глобальной экономики для всех»[123].

G20 отметила также значимость эффективных глобальных и региональных сетей безопасности. Мы приветствуем твердые обязательства по увеличению ресурсов МВФ. Это является результатом масштабных международных усилий значительного числа стран. Эти обязательства превышают 430 млрд долл. в дополнение к увеличению квотных ресурсов в соответствии с реформой квот 2010 г. Эти ресурсы будут доступны для всех акционеров МВФ и не будут предусматриваться исключительно для какого-то одного региона. Эти ресурсы, квалифицируемые как резервные активы, будут предоставляться в форме двусторонних займов и инвестиций, таких как соглашения о приобретении нот в рамках Счета Общих ресурсов МВФ, в соответствии с условиями, одобренными Советом директоров МВФ. Эти усилия демонстрируют обязательства «Группы двадцати» и международного сообщества по принятию мер, необходимых для обеспечения глобальной финансовой стабильности и расширения роли МВФ в предотвращении и разрешении кризисов[124].

Проблема финансовой безопасности отдельных стран уже давно привлекает внимание многих ученых. Несмотря на отсутствие специальных трудов по заявленной теме, существует достаточно широкая методологическая база, на которую можно опереться. Следует выделить работы и публикации отечественных и зарубежных экономистов, посвященные вопросам развития систем экономической и финансовой безопасности. Среди них: Л. И. Абалкин, С. А. Асалиева, К. Л. Астапов, Э. Аткинсон, С. А. Афонцев, П. Я. Бакланов, Е. В. Балацкий, В. В. Бурцев, С. Ю. Глазьев, А. Н. Илларионов, Д. Кидуэлл, Г. В. Коржон, Г. М. Лонская, Г. Молл, Г. Моргентау, К. Мюрдох, А. Г. Немцов, Г. В. Новиков, Е. А. Олейников, Р. Петерсон, А. А. Прохожев, Д. Риккардо, В. К. Сенчагов, А. В. Третьяк, Г. Ю. Трофимов, Дж. Фергюссон, Г. Г. Фетисов, Е. Г. Ясин и др. При всем этом в анализе проблемы финансовой безопасности остается немало нерешенных вопросов. Изучение генезиса вопроса требует прежде всего уяснения понятия «безопасность».

Согласно словарю Роберта термин «безопасность» начал употребляться с 1190 г. и означал спокойное состояние духа человека, считавшего себя защищенным от любой опасности. Однако в этом значении в лексику народов Западной Европы он прочно не вошел и практически не использовался вплоть до XVII в. В XVII–XVIII вв. в большинстве стран мира утверждается точка зрения, что государство имеет своей целью обеспечение общего благосостояния и безопасности. Поэтому термин «безопасность» получает в это время новую трактовку: состояние, ситуация спокойствия, проявляющаяся в результате реальной опасности (как физической, так и моральной), а также материальные, экономические, политические условия, соответствующие органы и организации, способствующие созданию данной ситуации[125].

Современные представления о феномене безопасности необычайно разнообразны. Во-первых, безопасность понимается как отсутствие опасности[126]. Основу данного понимания составляет этимологическое рассмотрение термина «безопасность» (без опасности). Так, согласно толковому словарю В. И. Даля, безопасный означает «неопасный, не угрожающий, не могущий причинить зла или вреда… Безопасность – отсутствие опасности»[127]. Во-вторых, безопасность рассматривается как свойство (или атрибут) системы. В основе данного понимания – предположение о естественной защищенности любой системы (начиная от элементарных частиц и атомов до человека и далее) от разрушительного воздействия каких-либо сил[128]. В-третьих, безопасность понимается как специфическая деятельность[129]. Деятельностного понимания безопасности придерживаются многие исследователи, хотя и по-разному определяют характер этой деятельности.

Существует большое количество оригинальных дефиниций безопасности, где в качестве стержневой основы используются такие характеристики, как система или совокупность отношений[130], защищенность[131], способность[132], совокупность условий или факторов[133] и др.

Среди всего существующего плюрализма подходов к определению категории безопасности наиболее распространенным следует признать подход, согласно которому безопасность определяется как определенное состояние[134].

Понимание безопасности как определенного состояния защищенности составляет основу дефиниции безопасности, закрепленной в Законе Российской Федерации «О безопасности». Статья 1 этого Закона определяет безопасность как «состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз». Это была официальная попытка определения безопасности в России. После этого, казалось бы, оснований для теоретических дискуссий о феномене безопасности быть не должно, так как официальный статус определения предопределял и определенное признание закрепленной законом дефиниции. Вместе с тем, указывает Н. Н. Рыбалкин, проявившаяся в последнее десятилетие ограниченность традиционного понимания безопасности побудила многих исследователей не только искать новые подходы, но и критически переосмысливать сложившиеся представления, даже если они и получили законодательное закрепление. Более того, отдельные авторы полагают, что «закрепленное законом понимание безопасности не отражает сущности феномена»[135].

В результате активизации научных усилий к настоящему времени кроме официального понимания феномена безопасности в науке сложилось более десятка подходов к определению соответствующей категории. При этом следует отметить, что все без исключения определения соответствующего феномена, как и существующие к нему подходы, подвергаются критике. В частности, отождествление безопасности с отсутствием опасности вызывает критические возражения исследователей, по мнению которых практически невозможно найти ситуацию, когда в отношении какого-либо субъекта отсутствует всякая опасность и тем более угроза[136].

Очевидно, что дискуссии, возникающие по базовой категории, не могут не отражаться на характере понимания частных проблем, в частности понятия финансовой безопасности.

В Современном экономическом словаре «безопасность финансовая» определяется как «создание условий устойчивого, надежного функционирования финансовой системы страны, государства, региона, предотвращающих возникновение финансового кризиса, дефолта, деструкцию финансовых потоков, сбои в обеспечении основных участников экономической деятельности финансовыми ресурсами, нарушение стабильности денежного обращения»[137].

В. В. Бурцев определяет финансовую безопасность как важнейший элемент экономической безопасности страны. По его мнению, в современных условиях воздействие геофинансов, мировых финансовых систем на отдельно взятое государство переходит на качественно иной уровень[138]. С учетом господствующего положения, занимаемого финансовой составляющей в современной экономике, можно охарактеризовать последнюю как экономику, управляемую через финансовые механизмы, с помощью финансовых рычагов, финансовых стимулов и в финансовых целях. А глобализм в современном мире создал условия для установления особой финансовой власти, которая, владея мировыми деньгами и управляя финансовыми потоками, позволяет воздействовать как на все мировое хозяйственное пространство, так и на отдельные государства. По мнению Э. Кочетова и Г. Петровой, «существо нового содержания финансовых потоков состоит в том, что они, с одной стороны, оторваны от воспроизводственных циклов (уход в виртуальное геофинансовое пространство), с другой стороны, они наполняют новым содержанием меновую стоимость. В этой ситуации углубление процесса отхода от эквивалентного обмена и перелив финансовых потоков в спекулятивный капитал формируют новейшую экономическую ситуацию, когда финансовый менеджмент и финансовое право (как часть финансового управления) получают новейшую функцию регулирования мировых денежных потоков»[139].

По мнению автора, финансовая безопасность представляет собой такое состояние защищенности финансово-экономических интересов государства, которое:

• позволяет обеспечить финансовую стабильность государства на прогнозируемый период в любых условиях, в том числе минимизировать последствия кризиса денежной и финансово-кредитной систем;

• нейтрализует влияние мировых финансов и экономической экспансии зарубежных стран на национальную безопасность;

• удовлетворяет потребности общества в финансовых ресурсах и обеспечивает экономический рост;

• способно противостоять существующим и возникающим опасностям и угрозам, стремящимся причинить финансовый ущерб государству, вызвать зависимость государства от внешних факторов, подорвать конкурентоспособность отечественных товаропроизводителей, вызвать отток российского капитала за рубеж;

• обеспечивает гибкость законодательства при проведении экономических преобразований, а также соответствие национального законодательства международным стандартам;

• обеспечивает защищенность финансовых интересов государства и общества;

• обладает эффективным механизмом финансового контроля в сфере распределения и использования потоков государственных денежных средств;

• создает инвестиционную привлекательность посредством создания соответствующего инвестиционного климата и правового режима защиты иностранных капиталовложений;

• обеспечивает эффективность в использовании административных методов при формировании доходной части бюджета.

Баланс (четкое осмысление правовых и экономических критериев различия) между воспроизводственными финансами, опосредующими инвестиционный процесс, и виртуальными финансами, опосредующими в определенной части мировой финансовый рынок, становится одним из основополагающих элементов обеспечения эффективного получения национального дохода… Неразграничение этих двух сфер финансово-правового регулирования ведет к накоплению необоснованного национального долга, когда внешние финансовые обязательства России возрастают в зависимости от манипулирования реальными и виртуальными финансовыми обязательствами в мировом финансовом обороте[140].

Обеспечение финансовой безопасности Российской Федерации – это деятельность государства и всего общества, направленная на осуществление общенациональной идеи, на защиту национальных ценностей и интересов. Данная деятельность также должна быть направлена на предупреждение и противодействие угрозы правам и свободам человека, материальным и духовным ценностям общества, конституционному строю, суверенитету и территориальной целостности страны, а также всесторонне способствовать развитию государства и его граждан в первую очередь в плане повышения качества их жизни[141].

К числу наиболее важных национальных интересов России в финансовой сфере можно отнести:

• поддержание государственных расходов в соответствии с имеющимися ресурсами;

• обеспечение целевого финансирования государственных программ (в первую очередь социальных);

• широкое инвестирование в сферу наукоемкого и высокотехнологичного производства;

• создание необходимых условий для свободной конкуренции на рынке;

• уменьшение последствий воздействия мировых финансовых кризисов на национальную экономику;

• преодоление разногласий между органами управления разных уровней по поводу распределения и использования ресурсов национальной бюджетной системы;

• усиление сдерживания инфляционных процессов в экономике и поддержание стабильно высокого курса национальной валюты;

• противодействие незаконному вывозу капитала за границу;

• привлечение иностранных инвестиций (особенно долгосрочных в промышленный сектор экономики);

• принятие в кратчайшие сроки необходимых нормативно-правовых актов, обеспечивающих формирование и успешное функционирование финансово-кредитной системы страны;

• построение эффективного правоохранительного механизма защиты государственных финансов от воздействия криминальных процессов и посягательств.

Раскрывая содержание национальных финансово-экономических интересов в современной экономике, можно констатировать, что они соответствуют условиям смешанного общества и многоукладности национального хозяйства. Национальные интересы включают в себя наряду с финансово-экономическими интересами общества как целого интересы разных социальных групп и представляют собой определенное единство. Специфика и противоречия национальных финансово-экономических интересов наших дней определяются рядом взаимосвязанных факторов: многообразием форм собственности, дифференциацией социальной структуры, проявляющейся, с одной стороны, размыванием классовых критериев организации общества, а с другой – тенденциями усиления социальной дифференциации.

С учетом сказанного можно выделить три подсистемы национальных интересов (и, следовательно, финансово-экономической безопасности), образующих определенное единство: интересы общества в целом, как условие его существования и безопасности; интересы, реализация которых означает осуществление принципов социального государства и безопасности его граждан; интересы предпринимательства и его безопасности в той части, в какой они рассмотрены выше. Такая структура национальных экономических интересов и финансово-экономической безопасности, с одной стороны, определяет приоритеты развития, а с другой – раскрывает основу противоречий интересов в обществе.

Характер взаимодействия разных групп интересов в экономике современной России обладает рядом особенностей. Исходя из реальной практики, можно выделить следующие институциональные уровни согласования интересов и повышения финансово-экономической безопасности.

1. Государственный уровень согласования интересов выражается в нормативном регулировании вопросов корпоративного управления. Возникающие здесь проблемы являются главным образом результатом несложившейся административной и судебной практики осуществления норм Гражданского кодекса РФ. Поэтому на государственном уровне необходимо приложение максимума усилий к формированию судебной практики, популяризации и распространению нормативно-правовых знаний среди широкого круга лиц.

2. Корпоративный уровень согласования интересов определяется развитием внутрикорпоративных норм, традиций и установок. Детализация законодательных норм, а также выбор конкретных процедур реализуется через внутрикорпоративные документы: устав, положение об общих собраниях акционеров, о совете директоров, о правлении. Необходимость выхода предприятий на международные рынки в условиях неразвитости отечественной банковской системы и фондового рынка требует соблюдения западных стандартов в области как корпоративного управления, так и финансовой отчетности. Эту проблему призван разрешить принятый кодекс корпоративного поведения, который, по замыслу разработчиков, должен стать своеобразной библией взаимоотношений акционеров и менеджеров.

3. Социальный уровень согласования интересов (общественное сознание) выражается в задаче создания класса собственников и формировании ответственных и компетентных руководителей. Социальная составляющая в структуре финансово-экономических интересов России включает интересы домашних хозяйств, государственная – государственные интересы, а корпоративная – интересы национальных компаний[142].

В настоящее время обеспечение финансовой безопасности страны зависит от преодоления последствий мирового финансово-экономического кризиса.

В числе первоочередных мер по повышению финансовой безопасности государства в современных условиях объективно должно присутствовать создание действенных механизмов, препятствующих, с одной стороны, проникновению в страну финансовых средств нелегального происхождения, с другой – незаконному оттоку ресурсов из страны. Наиболее привлекательным каналом для отмывания грязных денег и транспортировки капиталов по нелегальным путям во всем мире является банковская сфера. Соответственно, процесс создания вышеупомянутых механизмов в первую очередь должен затрагивать именно эту сферу. Одиннадцать ведущих банков мира – в их числе Societe Generale, Deutsche Bank AG, ABN AMRO Bank N. V., Banco Santander Central Hispano S. A., Credit Suisse Group, UBS AG HSBS, Barclays Bank, The Chase Manhattan Private Bank, Citibank N. A., J. P. Morgan – подписали 30 октября 2000 г. Всеобщие директивы по противодействию отмыванию доходов в частном банковском секторе (Вольфсбергские принципы). Вольфсбергские принципы очерчивают приоритетные направления политики кредитных учреждений и базовые элементы механизмов предотвращения легализации полученных преступным путем доходов через банковский сектор; практически представляют собой руководство к действию, на основе которого каждый банк может определять свои собственные механизмы противодействия отмыванию доходов.

Таким образом, в современном мире финансовая безопасность конкретных стран теснейшим образом связана с международной финансовой безопасностью, архитектура которой создается усилиями международного сообщества.

Существовавшая международная система институтов в течение долгого времени постепенно наращивала потенциал регулирующего воздействия на мировую экономику. Международный валютный фонд, Всемирный банк, «Группа восьми», «Группа двадцати», ВТО, региональные структуры активно внедряли в международную практику различные инструменты финансово-экономического воздействия и одновременно разрабатывали принципы и нормы функционирования экономических подсистем различного уровня[143]. Однако это наращивание регулирующего воздействия на мировую экономику постоянно «запаздывало» по времени и по степени воздействия по сравнению с реальной потребностью в этом регулировании в связи со стремительным развитием различных форм международных финансово-экономических операций, находящихся за пределами национального контроля.

На международном уровне предпринимались различные попытки компенсировать возникающее несоответствие. Одной из наиболее заметных и значимых стало создание надгосударственного органа для повышения эффективности международного сотрудничества в сфере финансового надзора. Министры финансов и председатели центральных банков «Группы семи» в 1999 г. на встрече в Бонне образовали Форум финансовой стабильности (Financial Stability Forum) (далее – Форум, ФФС).

С помощью новой структуры предполагалось утвердить новые формы и подходы к развитию сотрудничества между национальными и международными финансовыми и надзорными органами в целях обеспечения стабильности международной финансовой среды. ФФС объединил национальные органы, ответственные за обеспечение финансовой стабильности, ассоциации регулятивных и надзорных органов, занимающихся выработкой стандартов и лучших практик, международные финансовые институты, а также экспертные комитеты центральных банков.

Новая инициатива по приданию большей эффективности международному финансовому регулированию последовала в разгар финансово-экономического кризиса в 2008 г. 14–15 ноября 2008 г. в Вашингтоне в ходе антикризисного саммита «Группы двадцати» главы государств двадцатки пришли к выводу о необходимости расширения числа участников ФФС и придания ему больших полномочий. После достижения консенсуса на лондонском саммите «Большой двадцатки» 2 апреля 2009 г. Форум был преобразован в Совет по финансовой стабильности (Financial Stability Board) (далее – Совет, СФС) с новыми компетенциями и новым составом.

СФС из многостороннего форума постепенно превращается в структурно оформленную международную экономическую организацию. Форум, преобразованный в Совет, опирается на существенно более основательную институциональную платформу. В структуре СФС существует распределение зон ответственности и полномочий между различными подразделениями. Так, основные управленческие функции были переданы сессиям Совета, на которых, в соответствии с Уставом, утверждается программа деятельности и отчеты, вырабатываются принципы работы, принимаются решения по вопросам членства в Совете и вносятся изменения и дополнения в Устав. Административное руководство осуществляется Исполнительным комитетом.

Во главе СФС стоит председатель, избираемый на пленарных сессиях сроком на три года с возможностью однократного продления срока действия полномочий.

В состав преобразованного СФС вошли уполномоченные представители (как правило, финансовой власти) от 24 суверенных юрисдикций (с оговорками о квазисуверенности Гонконга), среди них Аргентина, Австралия, Бразилия, Канада, Китай, Франция, Германия, Гонконг, Индия, Индонезия, Италия, Япония, Республика Корея, Мексика, Нидерланды, Россия, Саудовская Аравия, Сингапур, ЮАР, Испания, Швейцария, Турция, Соединенное Королевство Великобритании, США.

Перед СФС поставлены масштабные цели повышения эффективности международной финансовой системы и заполнения вакуума международных регуляторных и надзорных функций в интересах обеспечения общей финансовой стабильности.

Существенно расширились и функции СФС по сравнению с его предшественником – форумом. Перед последним ставились довольно «скромные» задачи по оценке «узких мест» глобальной финансовой системы и информационно-аналитическому сопровождению мер, необходимых для их устранения. Много работы проводилось также по обмену информацией между национальными органами, ответственными за обеспечение финансовой стабильности.

В числе новых функций СФС следует выделить ключевые: осуществление мониторинга экономической ситуации в целом и на финансовых рынках в частности; взаимодействие с существующими институтами (например, с МВФ) с целью обнаружения кризисных явлений на ранних стадиях их зарождения; сопоставление ситуации в экономике с существующими регулятивными мерами и подготовка рекомендаций по внесению изменений в существующее законодательство; распространение лучших практик в области регулирования в финансовой сфере; проведение мероприятий поливариантного планирования для целей трансграничного кризисного управления, в особенности в отношении системообразующих банков и компаний.

«Группой двадцати» обговаривалась одна из важных особенностей Совета – его непосредственное взаимодействие с другими международными организациями, в частности совместная деятельность с МВФ. Таким образом, полномочия вновь созданной структуры дополняют полномочия традиционно признанных. Практика начального периода деятельности СФС показала, что взаимное дополнение различных организаций усиливается. СФС фигурирует в отчетах и как самостоятельная единица, и как звено тройки СФС – МВФ – Базельский комитет по банковскому надзору. Эта тройка выделяется на фоне других международных структур активными действиями по внедрению в международную практику мер, обеспечивающих финансовую стабильность и защиту от новых кризисных явлений.

Основы выстраиваемой системы международного сотрудничества для целей обеспечения глобальной финансовой стабильности с интеллектуальным центром в виде СФС были подкреплены принятием главами стран «Группы двадцати» в ходе питтсбургского саммита 25 сентября 2009 г. обязательства придерживаться вырабатываемых под эгидой СФС международных финансовых стандартов (включая 12 стандартов и кодексов, разработанных в рамках ФФС). Эта договоренность является основой создания вертикально интегрированной международной структуры, в рамках которой будет происходить и уже происходит выработка и принятие решений по обеспечению глобальной финансовой стабильности путем реализации единых мер и подходов в сфере финансового надзора и регулирования. Полномочия СФС были подкреплены положениями итоговой декларации саммита «Группы двадцати» в Торонто в июне 2010 г.

Первоочередные оперативные задачи СФС обусловлены необходимостью устранения основных причин глобального финансово-экономического кризиса. В период устойчивого экономического роста и относительной финансовой стабильности рыночные агенты стремились извлекать высокие прибыли без адекватной оценки операционных рисков. Отсутствие должных стандартов финансовой защиты, несовершенный риск-менеджмент, растущие масштабы использования сложно структурированных и непрозрачных финансовых продуктов, чрезмерное привлечение заемного капитала значительно увеличили уязвимость глобальной финансовой системы. Вместе с тем регуляторные и надзорные органы развитых государств не смогли адекватно оценить нарастающую угрозу на финансовых рынках и не предприняли необходимых защитных мер. В числе основных факторов, приведших к финансовому кризису, плохая координация макроэкономических политик и недостаточные структурные реформы.

В течение первого года работы СФС был сосредоточен на антикризисных мерах и восстановлении глобальной финансовой стабильности. Затем была поставлена фундаментальная задача обеспечения устойчивого роста мировой экономики. В результате определились некоторые приоритетные направления деятельности СФС, в числе которых:

• утверждение приверженности международным принципам экономического регулирования и финансового надзора;

• формирование стандартов достаточности капитала и ликвидности;

• изменение практик в области компенсационных выплат;

• совершенствование рынка производных финансовых инструментов;

• «мягкий» контроль над деятельностью системообразующих институтов;

• перенастройка стандартов финансовой отчетности;

• создание системы макропруденциального надзора;

• регулирование операций хедж-фондов;

• лицензирование деятельности рейтинговых агентств;

• внедрение более надежных практик секьюритизации[144].

Все это требует надежной правовой основы, широкого использования рычагов правового регулирования международного финансового права.

§ 2. Роль международного финансового права в регулировании международных финансовых отношений и в обеспечении стабильности

Глобализация и отход от протекционистских методов в экономике в связи со становлением ее рыночного характера ведут к неизбежной унификации основополагающих финансово-правовых принципов построения национальных финансовых и банковских систем. Все это диктует потребность в разработке теоретической базы международного финансового права, которое до настоящего времени не получило широкого признания в отечественной правовой науке.

Становление международного финансового права происходило в послевоенный период. В целях стабилизации межгосударственных финансовых отношений в конце Второй мировой войны были созданы две международные финансовые организации – Международный валютный фонд и Международный банк реконструкции и развития. Их создание обусловило переход на многостороннее регулирование международной финансовой системы.

В настоящее время в мире действует множество международных финансовых организаций межгосударственного и межправительственного значения, универсального и регионального характера. Их функционирование направлено на поддержание правопорядка в мировой финансовой системе. Россия, в силу исторических особенностей ее развития, стала полноправной участницей большинства международных финансовых организаций лишь в 90-х гг. прошлого века. Возможно, именно этот фактор и объясняет отсутствие в отечественной правовой науке однозначного понимания международного финансового права.

По мнению В. М. Шумилова, в предмет международного финансового права входят две группы отношений: между государствами, международными организациями по поводу трансграничного движения финансовых ресурсов и между публичными лицами по поводу внутренних правовых режимов, в рамках которых вращаются финансовые ресурсы и взаимодействуют между собой частные операторы. Кроме того, автор указывает на переплетение публичного уровня данных отношений с уровнем частным[145].

По его мнению, «международное финансовое право – лишь часть международного права, а именно подотрасль международного экономического права. Международное финансовое право рассматривается как право публичное»[146].

Развитие этой подотрасли права происходит весьма активно, поскольку движение товаров и услуг на мировых рынках сопровождается транснациональным продвижением валютно-финансовых потоков, отражающихся в национальных платежных балансах. Неоднократно руководители слабых в экономическом плане государств отмечали, что принцип справедливости не действует в международной финансовой системе. Для исправления этой ситуации необходимо усовершенствовать механизм международно-правового регулирования трансграничных финансовых отношений, усилить эффективность использования специальных (подотраслевых) принципов межгосударственного сотрудничества в финансовой сфере при осуществлении внешнеэкономических отношений между государствами, добиться повышения результативности применения норм международного финансового права на практике.

Международный правопорядок в мировой финансовой системе, являющийся составной частью международно-правового режима в сфере международных экономических отношений, имеет свои особенности и тенденции развития.

Специфика методов и средств правового регулирования финансовых отношений определяется неоднородностью отношений в этой сфере, особым составом их участников, а также тем, что в регламентации этих правоотношений тесно взаимодействуют нормы международного публичного права, международного частного права и внутригосударственного финансового права.

Нормы международного финансового права регулируют правоотношения в рамках современной мировой финансовой системы, которая представляет собой форму организации финансовых отношений между государствами в сфере международных экономических отношений, сложившуюся в итоге длительной эволюции и закрепленную в межгосударственных соглашениях.

Сферами правовой регламентации международных финансовых отношений являются: обслуживание внешней задолженности государств, регулирование международных и национальных валютных рынков, обеспечение функционирования организационно-правового механизма финансового сотрудничества между государствами, налаживание кредитных отношений.

Предмет международного финансового права составляют правоотношения по поводу трансграничного движения финансовых ресурсов, правоотношения, касающиеся бюджетных дефицитов; форм международных расчетов; состояния платежных балансов; предоставления кредитов, установления условий погашения или реструктуризации государственных долгов; определения условий оказания финансовой помощи, правоотношения в сфере международных платежных средств (валют); международных расчетных единиц; условий обратимости (конвертируемости) валют; режимов мировых рынков валюты. Трансграничное движение финансовых средств осуществляется через механизмы совершения кредитных, платежно-расчетных, валютных операций.

Вот почему основную роль в том, что государства стали проявлять усиленный интерес к международному финансовому праву, сыграло стремление многих развивающихся стран и государств с переходной экономикой устранить трудности, связанные с платежными балансами, и решить проблемы возврата по иностранным кредитам. Поскольку национальные финансовые системы государств оказались в состоянии незащищенности перед наступлением глобального финансового кризиса, все больше и больше вопросов внутренней компетенции государств попадает в сферу регулирования международного финансового права.

Среди нерешенных научных проблем наибольшую трудность представляет разграничение международного финансового права от международного валютного права. Основное различие между ними состоит в объекте регулирования. Следует выделить, что к сфере регулирования международного валютного права относятся валютные ценности и валютные операции, а к сфере финансового права – все иные расчеты и операции с финансовыми инструментами и денежными средствами. По мнению И. И. Лукашука, «международное финансовое право – совокупность международно-правовых принципов и норм, регулирующих межгосударственные валютно-финансовые отношения»[147]. Он считает, что ввиду преобладания в системе данных отношений валютных правоотношений ряд авторов эту подотрасль международного экономического права именуют международным валютным правом[148]. В. М. Шумилов посвятил характеристике международного финансового права специальный учебник. По его мнению, количество норм и институтов, непосредственно относящихся к этой области отношений, стало настолько значительным, что можно говорить о международном финансовом праве как об отрасли международного экономического права[149]. По его мнению, название «международное финансовое право» представляется более правильным, чем используемый в научной и учебной литературе термин «международное валютное право».

В трудах ученых были предложены разные наименования отрасли, регулирующей международные валютно-финансовые отношения: международное валютное право, международное финансовое право, международное валютно-финансовое право, международное финансовое и валютное право[150]. Но наиболее часто в последнее время используется термин «международное финансовое право», который, по мнению ряда авторов, больше других подходит для данной отрасли. Ведь понятие «финансовые отношения» является более широким по своему содержанию, чем понятие «валютные отношения», и включает в себя также и валютные отношения. Общая черта различных концепций международного финансового права состоит в том, что необходим согласованный подход к регулированию международных валютно-финансовых отношений как на внутригосударственном, так и на международном уровне. На основе функциональных взаимосвязей между международным финансовым правом и национальным финансовым правом целесообразно уточнить соответствие действующих внутригосударственных норм финансового права нормам международного финансового права. В международных финансовых отношениях, так же как и в международных валютных отношениях, отчетливо прослеживается тенденция перехода норм международного права в нормы внутригосударственного права, наблюдается усиление воздействия международного финансового права на национальные системы регулирования финансовых отношений, происходит активизация процесса унификации финансового законодательства различных стран. В международных финансовых отношениях (в широком понимании этого термина) участвуют не только государства, но также физические и юридические лица: преимущественно банки, биржи, фонды и другие кредитные учреждения.

Более того, в последнее время судам различных стран приходится в ряде случаев обращаться к иностранному финансовому праву, что обусловлено тем, что отдельные государства продолжают вводить валютные ограничения, что является частью протекционистских мер. Участились случаи, когда такие ограничения вводятся государствами под предлогом национальной безопасности.

Поскольку государства оказались незащищенными перед мировым финансовым кризисом, особое значение для них имеют некоторые специальные (подотраслевые) принципы международного финансового права.

Профессор В. М. Шумилов среди специальных принципов международного финансового права отмечает принцип «совместных действий по недопущению финансовых кризисов». Следует с ним согласиться, этот принцип действительно является важнейшим принципом международного финансового права, как и принцип оказания финансовой помощи в случае финансового кризиса. О. А. Сафина в качестве собственного принципа международного финансового права выделяет принцип «предупреждения финансовых кризисов»[151]. Действительно, реализация этих принципов может помочь в противостоянии мировым финансовым кризисам. Центральное место среди источников международного финансового права занимают международные договоры, которые закрепляют и обеспечивают обязательства сторон, оказывая тем самым правовое воздействие на межгосударственные финансовые отношения, устанавливая их правовой режим и принципы осуществления.

Однако важное практическое значение для улучшения правового регулирования международных финансовых отношений имеют и другие источники.

Можно утверждать, что международное финансовое право – это совокупность норм международного и внутригосударственного права, регулирующих функционирование международной финансовой системы, сформированная в различные институты.

Нормы международного финансового права обладают признаками системности, определенной внутренней организации, и, опираясь на систему национального финансового права, а также на международно-правовую специфику отрасли, можно предположить, что в ее систему входят общая и особенная части. В свою очередь, в общую часть входят нормы, устанавливающие базисные принципы отрасли; международно-правовые формы и методы финансовой деятельности различных субъектов; финансово-правовые основы государственных объединений; система международных финансовых организаций; разграничение их компетенции в международной финансовой системе; основы финансового контроля в международной сфере и другие вопросы, которые имеют общее значение для всех без исключения международных финансовых отношений.

Особенная часть состоит из нескольких подразделений (подотраслей), в которых детализируются нормы общей части: международно-правовое регулирование валютных, расчетных, банковских, налоговых, страховых, инвестиционных отношений; финансово-правовое регулирование международных отношений в сфере государственного кредита (долга) и финансовой помощи; международно-правовое регулирование рынка ценных бумаг и финансовых инструментов.

Комплексный характер международного финансового права определяется включением в его содержание норм публичного и частного международного права и позволяет его рассматривать в качестве самостоятельной отрасли международного права, а не подотрасли международного экономического права, которое имеет более частную направленность.

Так, например, правовое положение иностранных физических и юридических лиц в финансовых правоотношениях, внешнеэкономические финансовые операции, международное налогообложение относятся к частноправовой сфере международного финансового права, а межгосударственные финансово-правовые отношения – к публичной. Соответственно к источникам международного финансового права можно отнести любые формы внешнего выражения международных частных и публично-правовых норм, регулирующих международные финансовые отношения: национальное законодательство, международные договоры, обычаи и др.

Спецификой международного финансового права является значимая роль именно национального права в регулировании вопросов международного уровня. Многие международно-правовые нормы со временем находят отражение в национальном законодательстве, однако определенное число вопросов международного значения урегулировано напрямую на уровне национального финансового права (различные внутренние правовые режимы для иностранных субъектов). Соответственно, от качества внутреннего финансового законодательства напрямую зависит привлекательность государства для иностранных инвесторов, уровень его интеграции в международную финансовую систему.

Особенностью развития международных финансовых отношений последних десятилетий стала глобализация мировой экономики, изменение баланса интересов в пользу экономически развитых государств (США, Японии), новых объединений государств (ЕС), утверждение деления стран в международной финансовой системе на экономически развитые и развивающиеся, легализация принципа «дискриминации нерыночных государств».

Девяностые годы прошлого века характеризовались усилением позиции России в международной финансовой системе, что было обусловлено ее вхождением во многие международные финансовые организации (Международный банк реконструкции и развития, Европейский банк реконструкции и развития, Парижский и Лондонский клубы кредиторов, «Группу восьми» и др.). Думается, что в качестве одного из приоритетных направлений государственной международной политики должно быть избрано дальнейшее усиление позиций России в международной финансовой системе, что окажет влияние на развитие международного и национального финансового права[152].

Для усиления правового воздействия на международные финансовые отношения с помощью международного финансового права, по мнению Л. И. Воловой, необходимо:

1) произвести реформирование существующих международных финансовых организаций. Действующие в рамках МВФ международно-правовые нормы следует дополнить нормами, предусматривающими усовершенствованный метод регулирования валютных паритетов и валютных курсов и возлагающими на страны – члены МВФ обязанность поддерживать стабильность валютных паритетов и валютных курсов. Нужно создать более приспособленную к современным условиям форму организации финансовых отношений в мировом масштабе;

2) усилить многосторонний уровень регулирования международных финансовых отношений;

3) создать новые международные финансовые регуляторы. Целесообразно на межгосударственном уровне на основе принципов международного публичного права учредить орган, уполномоченный координировать международные финансовые отношения. Под его эгидой появится возможность принимать приемлемые для большинства государств международные валютные стандарты. Такой орган будет способен аккумулировать наиболее конвертируемые валюты и будет способствовать развитию мировой валютной системы;

4) обеспечить прозрачность международной финансовой деятельности государств. Кризис отчетливо выявил имеющиеся институциональные проблемы и противоречия, присущие современной международной валютно-финансовой системе, например то, что международный валютный рынок непрозрачен и неподконтролен ни одной из международных организаций и, кроме того, имеет место недостаточность прозрачности в управлении финансами отдельных стран;

5) выработать более приспособленные к новым условиям правовые средства защиты национальных финансовых систем от отрицательных воздействий зарубежных финансовых кризисов. С этой целью могут быть использованы новые формы совместной финансовой деятельности государств, например выработка единых или приближенных принципов и норм валютного регулирования;

6) предусмотреть в соглашениях государств повышение их ответственности за последствия финансовой деятельности, за недобросовестную конкуренцию на финансовых рынках, тем более что в нормах международного права уже закреплены правила ведения добросовестной конкуренции на финансовых рынках;

7) осуществить реформирование мировой валютной системы, поскольку есть угроза, что в будущем произойдет ее раздел на региональные валютные зоны. Чтобы этого не допустить, необходимо совершенствовать правовые основы ее регулирования;

8) добиться повышения ответственности МВФ и Всемирного банка за состояние мировой валютно-финансовой системы;

9) наделить МВФ более широкими полномочиями по надзору за соблюдением государствами-членами правил поведения в финансовой сфере;

10) усилить взаимодействие МВФ с Всемирной торговой организацией в целях формирования единого пакета международно-правовых актов финансового и валютного законодательства, полностью соответствующего международным стандартам;

11) разработать пакет российского финансового и валютного законодательства, полностью соответствующего международным стандартам;

12) повысить роль международных договоров в приведении норм российского валютного законодательства в соответствие с международно-правовыми валютными нормами и практикой их применения. Наблюдается также повышение роли обычаев делового финансового оборота в регулировании международных финансовых отношений;

13) добиться повышения роли обычаев делового финансового оборота в регулировании международных финансовых отношений;

14) осуществить унификацию и сближение финансового законодательства различных государств[153].

§ 3. Источники международного финансового права

Нормы международного права существуют в различных международно-правовых источниках. Несмотря на различие теоретических концепций относительно видов и статуса источников международного права, по этому вопросу имеется международное соглашение, участниками которого являются большинство государств. В ст. 38 Статута Международного суда прямо указано, что: «…Суд, который обязан решать переданные ему споры на основании международного права, применяет:

• общие принципы права, признанные цивилизованными нациями;

• международные конвенции, как общие, так и специальные, устанавливающие правила, определенно признанные спорящими государствами;

• международный обычай как доказательство всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы;

• с оговоркой, указанной в ст. 59, судебные решения и доктрины наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм».

Основные принципы международного права можно определить как общепризнанные нормы, имеющие существенное, наиболее важное значение для обеспечения нормального функционирования межгосударственной системы отношений. В Декларации о принципах международного права 1970 г., в которой упоминается о действии семи принципов международного права, указывается, что «добросовестное соблюдение принципов международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами, и добросовестное исполнение государствами обязательств, принятых в соответствии с Уставом, имеют важнейшее значение для поддержания международного мира и безопасности и для достижения других целей Организации Объединенных Наций».

Кроме Устава ООН и Декларации о принципах международного права 1970 г., основные принципы международного права содержатся также в Заключительном акте Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе от 1 августа 1975 г.

Основные принципы международного права можно условно классифицировать на три группы:

1) принцип мирного сосуществования государств независимо от их экономических, социальных и политических систем;

2) принципы, непосредственно относящиеся к поддержанию международного мира и безопасности: принцип неприменения силы или угрозы силой; принцип мирного разрешения международных споров; принцип территориальной целостности государств; принцип нерушимости послевоенных границ;

3) общие принципы международного сотрудничества: принцип суверенного равенства государств; принцип невмешательства; принцип равноправия и самоопределения народов; принцип сотрудничества государств; принцип уважения прав человека; принцип добросовестного выполнения обязательств.

Субъекты международного права, а также все лица, осуществляющие международную финансовую и денежно-кредитную деятельность, безусловно обязаны соблюдать основные принципы международного права.

Международные конвенции (договоры) – это явно выраженные соглашения между субъектами международного права, призванные регулировать их отношения посредством создания взаимных прав и обязанностей. В зависимости от уровня, на котором заключен договор, заключаются договоры межгосударственные, межправительственные и межведомственные. В зависимости от количества участников различают двусторонние и многосторонние договоры (среди последних договоры с ограниченным кругом участников и общие (универсальные) договоры). Ограничения по поводу участия в универсальном международном договоре недопустимы, за исключением (в некоторых случаях) участия международных организаций (например, в Венской конвенции о праве договоров 1986 г. указывается, что к ней может присоединиться любая международная организация, которая обладает правоспособностью заключать международные договоры, о чем должно быть указано в самом договоре).

В зависимости от объекта международные договоры подразделяются на политические (Устав ООН), экономические (Римский договор о создании ЕЭС в 1957 г.) и по специальным вопросам в области финансов, транспорта, связи, информации, образования, научного сотрудничества, правовой помощи, социального обеспечения и т. д. Объектами договоров между международными организациями являются, как правило, специальные вопросы, входящие в компетенцию международных организаций согласноих учредительным документам.

В связи с тем что предметы многосторонних конвенций в области международных валютно-кредитных отношений существенно дифференцированы, следует произвести их классификацию. Систему международных договоров, касающихся международной финансовой деятельности, можно определить следующим образом.

I. Соглашения о создании международных (региональных) организаций, основным предметом деятельности которых является обеспечение международных валютно-кредитных отношений (включая нормы, изложенные в уставах указанных организаций):

1) межгосударственных международных и региональных организаций:

• Договор о создании Международного валютного фонда (1944);

• Договор об учреждении Европейского экономического сообщества (1957), Договор об учреждении Европейского фонда валютного сотрудничеста (1973), Единый Европейский акт (1985);

• Договор о Европейском союзе (1993);

• Договор о создании Арабского валютного фонда (1977);

• Договор об учреждении Валютного союза Центральной Африки (1972) и др.;

2) международных (региональных) межгосударственных банков:

• Договор о создании Международного банка реконструкции и развития (1944);

• Договор о создании Банка международных расчетов (1930);

• договоры о создании Азиатского банка развития (1965), Арабско-Африканского международного банка (1964), Арабо-латиноамериканского банка (1977), Арабского банка экономического развития Африки (1973), Африканского банка развития (1963), Банка развития государств Центральной Африки (1975), Западноафриканского банка развития (1973), Западноафриканской клиринговой палаты (1975), Европейского инвестиционного банка (1957), Европейского банка реконструкции и развития (1989), Исламского банка развития (1974), Карибского банка развития (1969), Межамериканского банка развития (1959), Центральноамериканского банка экономической интеграции (1960), Черноморского банка торговли и развития (1994) и др.

II. Соглашения о международных расчетах, т. е. о порядке осуществления расчетов за торговые и неторговые операции в сфере международных экономических отношений:

1) платежные соглашения, в которых государства выражают свою волю относительно платежей в свободно или ограниченно конвертируемых валютах в соответствии с законодательством, действующим в странах – участницах соглашений:

• Договор о товарообороте и платежах между СССР (Россией) и Японией (1991), Финляндией (1989), Болгарией (1990);

• Протокол об урегулировании расчетов и платежей между Россией и КНР (1990);

2) клиринговые соглашения, предусматривающие взаимный зачет долгов и требований по внешнеэкономическим операциям между договаривающимися государствами без перевода валюты: договоры СССР с некоторыми государствами Европы, например с Италией (до 1957 г.), с Францией (до 1960 г.), с Норвегией и Швецией (до 1965 г.) и др.;

3) платежно-клиринговые соглашения:

• Договор о товарообороте и платежах между СССР и Финляндией (1979);

• Договор о товарообороте и платежах между Россией и Японией (1991) и др.

III. Международные кредитные соглашения, т. е. межгосударственные договоры о предоставлении кредита (в том числе соглашения о синдицированном кредите) в определенной валюте или международной счетной единице (ЭКЮ, СРД) или о поставке товара в кредит:

• Соглашение об урегулировании задолженности государства Камбоджа перед СССР (Россией) по государственным кредитам (1991);

• Соглашение об урегулировании задолженности государства Лаос перед СССР (Россией) по государственным кредитам (1991);

• Соглашение о государственном кредите для поставок из КНР в СССР (Россию) товаров (1991);

• Соглашение в форме обмена письмами о кредитной гарантии для экспорта сельскохозяйственных товаров и продовольствия из Европейского сообщества в Советский Союз (1991) и др.

IV. Межгосударственные соглашения об инвестициях (капиталовложениях):

• Соглашения о поощрении и взаимной защите капиталовложений, заключенные между СССР (Россией) и государствами: Испания (1990), Великобритания (1989), КНР (1990), Канада (1989), Нидерланды (1989), Финляндия (1989), Франция (1989), Германия (1989) и др.;

• Единый инвестиционный кодекс Андской группы стран;

• Сеульская конвенция об учреждении Международного агентства по гарантиям иностранных инвестиций (1985).

V. Международные соглашения об обеспечении финансовых обязательств субъектов международной финансовой деятельности:

• Конвенция ООН о международных переводных векселях и международных простых векселях (1988);

• Женевская конвенция об единообразном законе о переводном и простом векселе (1930);

• Женевская конвенция, разрешающая коллизии законов о переводных и простых векселях (1930);

• Женевская конвенция об единообразном законе о чеках (1931);

• Женевская конвенция о гербовом сборе в отношении переводных и простых векселей (1930);

• Брюссельская конвенция об унификации некоторых правил о коносаменте (1924);

• Брюссельский протокол к Брюссельской конвенции об унификации некоторых правил о коносаменте 1924 г. (1968);

• Конвенция о международной финансовой аренде (лизинге) (1988);

• Конвенция о международном финансовом представительстве (факторинге) (1990) и др.

VI. Межгосударственные налоговые соглашения, систематизирующие налогообложение субъектов международной деятельности и исключающие двойное налогообложение:

• Соглашение об избежании двойного налогообложения доходов и имущества между СССР (Россией) и Бельгией (1987) и др.

VII. Международные соглашения об экономическом сотрудничестве:

• Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Российской Федерацией и Европейским сообществом и его государствами-членами (1989);

• Соглашения о торговле и экономическом сотрудничестве между Российской Федерацией и государствами Гамбия (1991), Венгрия (1990), Катар (1990), ОАЭ (1990);

• Соглашение между Правительством и Центральным банком Российской Федерации и Правительством и Национальным банком Республики Казахстан о взаимных обязательствах и взаимной поддержке в связи с введением национальных денежных знаков Республикой Казахстан (1993) и др.

VIII. Иные международные соглашения об отношениях имущественного и неимущественного характера, возникающих при функционировании субъектов международной финансовой деятельности, а также о порядке рассмотрения споров между ними:

• Венская конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров (1980);

• Нью-Йоркская конвенция об исковой давности в международной купле-продаже товаров (1974), Венский протокол об изменении Конвенции об исковой давности в международной купле-продаже товаров (1980);

• Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже (1985);

• Европейская конвенция о внешнеторговом арбитраже (1961);

• Вашингтонская конвенция о порядке разрешения инвестиционных споров между государствами и иностранными лицами (1965);

• Арбитражный регламент ЮНСИТРАЛ (1976);

• Арбитражный регламент Европейской экономической комиссии ООН (1966);

• Гаагская конвенция об облегчении международного доступа к судам (1980);

• Брюссельская конвенция о судебной подсудности и исполнении судебных решений по гражданским и торговым делам (1968);

• Гаагская конвенция о гражданском процессе (1954);

• Гаагская конвенция о предоставлении судебных и внесудебных документов (1965);

• Гаагская конвенция о доказательствах (1970);

• Нью-Йоркская конвенция о признании и приведении в исполнение арбитражных решений (1958);

• Регламент Арбитражного суда Международной торговой палаты (1975; с изменениями 1988 г.) и др.

Несмотря на то что международные соглашения, касающиеся международной финансовой деятельности, можно гармонизировать, следует отметить наличие некоторых проблем в отношении эффективности их действия.

Во-первых, международные соглашения (даже если последние не находятся в противоречии с нормами jus cogens) разделяются по степени эффективного действия в зависимости от государственного органа (президент, правительство, государственные ведомства и т. д.), от имени которого исходила воля по поводу действия соглашения: в частности, в США, согласно распространенной точке зрения, ратифицированные международные договоры и не подлежащие ратификации исполнительные соглашения, подписываемые от имени президента, имеют одинаковую юридическую силу по сравнению с иными международными соглашениями. Данная точка зрения распространяется также на действие международных обычаев, которые на основании ст. 38 Статута Международного суда также являются основными источниками (средствами) достижения универсальности регулирования международных экономических и финансовых отношений, поскольку восполняют пробелы конвенционного регулирования международных отношений.

Во-вторых, сфера действия международных норм может быть ограничена в зависимости от региона, в котором признано ее действие.

В-третьих, эффективность действия международных норм, на которые могут ссылаться субъекты международной финансовой деятельности, может быть ограничена их различным статусом по отношению к системе внутреннего права различных государств:

• в одних государствах (Нидерланды, Бельгия, Люксембург) международный договор имеет исключительное верховенство над национальным правом в целом, включая конституцию;

• в других государствах (Франция, Испания, Швейцария, Португалия, Греция, Болгария, Кипр, Хорватия, Словения) признается верховенство международных договоров только по отношению к национальным законам;

• в третьих государствах (Германия, Австрия, Дания, Финляндия, Венгрия, США, Ирландия, Италия, Швеция, Великобритания, Турция, Норвегия, Исландия, Лихтенштейн, Сан-Марино, Румыния, Албания, Польша, Литва) международные договоры имеют силу национального закона;

• в иных государствах (Австрия, Швеция, Дания, Ирландия, Германия, Греция) при реализации относительно важных для государства международных договоров компетентные органы государства имеют право на трансформацию международного договора в национальную систему права посредством нормативного акта, т. е. международный договор в таких случаях подчинен национальному законодательству.

В-четвертых, эффективность действия международных норм может быть снижена в результате неединообразного их образования, т. е. в том случае, если государство заявляет о каких-либо оговорках относительно действия международных норм.

В-пятых, при реализации международных договоров, особенно при рассмотрении споров, связанных с их действием, возникают вопросы политического характера, которые имеют существенное значение для субъектов международной финансовой деятельности: в частности, согласно «доктрине политического вопроса» (США), в сферу компетенции национальных судебных органов не входят функции, относящиеся к сфере деятельности законодательной и исполнительной власти национального государства (в том числе национального банка), – соответственно, суды не имеют права не только рассматривать споры между субъектами международной финансовой деятельности (особенно в области публичных финансов), например по синдицированным кредитам, займам, инвестициям и т. п., но и толковать положения международных договоров, в которых участвуют государственные органы США (президент, правительство, Федеральная резервная система, государственные ведомства).

Самоограничительные функции суда существуют не только в США, но и во Франции, Германии, Англии и некоторых других странах.

Хотя «доктрина политического вопроса» связана с действием публичных норм в международном праве, все-таки не отрицается влияние этой доктрины на характер действия частных экономико-правовых норм. Об этом свидетельствует следующий пример: в 1976 г. консорциум международных банков предоставил крупный кредит банкам Коста-Рики. В связи с тем что выплата долгов не состоялась в результате введения моратория в соответствии с законодательством Коста-Рики, суд вынес решение в пользу консорциума, поскольку право штата Нью-Йорк рейшментировало кредитное соглашение. Однако апелляционный суд в 1984 г. пересмотрел решение суда первой инстанции, мотивировав это тем, что действия государства Коста-Рика по поводу запрещения платежей по иностранным долгам соответствуют праву и политике США, как последняя сформулирована президентом и правительством. В 1985 г. решение апелляционного суда было пересмотрено (отменено) на том основании, что исполнительная власть США, принявшая участие в процессе, заявила об ошибочной позиции апелляционного суда относительно истолкования политики США: теперь законы Коста-Рики стали несовместимыми с правом и политикой США.

Как видим, международному сообществу следует предпринять важные шаги к тому, чтобы именно международное право (соответственно, международные судебные органы) регламентировало очевидные противоречия в межнациональных экономико-правовых системах, поэтому, вероятно, правильно, если государства признают доминирующие позиции международных норм по сравнению с нормами национальными.

Специалисты финансово-кредитных институтов должны также помнить о том, что общепризнанные нормы и принципы международного права, а также международные договоры с участием Российской Федерации являются частью правовой системы Российской Федерации (ст. 15 Конституции 1993 г.) и могут быть использованы в судебно-арбитражной практике[154].