Междумирье. Глава 2. Междумирье (Евгения Фихтнер)

…И оказался на зеленой лужайке, в центре которой возвышался щедро накрытый стол. На низких топчанах полулежали четверо мужчин почтенного возраста, одетые в длинные белые хитоны. Один из старцев приподнялся на локте и приветливо улыбнулся Сергею Петровичу.

– О, друг мой, заходите на наш скромный пир! Сократ, посмотрите, кто к нам пришел: великий спорщик! С которым вам, почтенный мудрец, есть о чем поговорить – в его душе, кажется, начали бродить сомнения в собственной упрямой правоте. Не правда ли, друг мой?

– Платон, оставь юношу в покое! – старец приподнялся на локте и пригрозил собеседнику пальцем – Не пугай нашего друга, дай ему осмотреться.

Сократ! Платон! Сергей Петрович испуганно шагнул назад и уперся во что-то спиной. Оглянувшись, он увидел огромную оливу, к которой был приколочен металлический щит, с выгравированной надписью: «МЕЖДУМИРЬЕ».

«Кто это? Где я? Боже мой, неужели я на том свете? Или мне все это снится? Да, наверное, нервы стали шалить, вот и мерещится по ночам всякая ерунда…» Пытаясь проснуться, профессор ущипнул себя изо всей силы за руку. Стало больно, но старцы никуда не исчезли и с интересом наблюдали за манипуляциями гостя. С опасливым любопытством Сергей Петрович посмотрел на стол. На золотистой скатерти в большом серебряном блюде дымилась аппетитная жареная баранина, истекал янтарным соком виноград, белел сыр и возвышался большой сосуд. «Что это? Вино? – удивился профессор, – или нектар, который пьют боги?». Один из почтенных мужей улыбнулся и протянул руку:

– Присаживайтесь, юноша, не стесняйтесь нашего общества. Развейте свои страхи – мы не боги, куда нам до них. Да и зачем? Мы такие же простые смертные, как и ты. И, честно говоря, так устали спорить друг с другом, что рады любому гостю.

Сергей Петрович молча топтался на месте и не решался подойти. Старец встал со своего топчана, подошел к нему и взял его ладонь в свою теплую руку.

– Будем знакомы: я – Сократ. Вот (он указал на благообразного старика) – мой друг и любимый ученик Платон, без которого обо мне, может быть, и не узнали люди – ведь он все время записывал мои слова. Смотрите, юноша, он и сейчас пытается что-то писать – водит в воздухе рукой, словно деревянной палочкой по глине. Он хороший ученик – во многом обогнавший своего учителя.

Платон прижал руку к груди и поклонился учителю. Сократ сделал паузу и продолжил:

– Вот – многомудрый Пифагор, раньше всех на земле познавший тайну бытия. По совместительству – непревзойденный математик и геометр.

Пифагор хмуро улыбнулся гостю.

– А вот с этим, – Сократ обернулся к четвертому старцу, толстому и кучерявому, нужно всегда держать ухо востро. Это Диоген, великий пересмешник и бедокур. Кстати, здесь он всегда цепляется к Пифагору, но, я думаю, он может с удовольствием переключиться на тебя, наш гость. И тогда остается лишь посочувствовать твоей участи.

Диоген попытался отвесить шутливый поклон, но потерял равновесие и чуть не упал с топчана. Пифагор брезгливо поморщился. Сократ потер пальцами кончик носа, а Платон сделал вид, что вообще ничего не заметил.

Сергей Петрович смотрел во все глаза. Он не понимал, куда попал, не мог подвести под эту ситуацию ни одну из существующих теорий. Ну, понятно, ад или рай, реинкарнация или вообще – пустота, о которой он уверенно твердил студентам. Но чтобы встретиться не со слугами господа Бога, попасть не на высший суд, не в чистилище, а в общество философов – это было крайне непонятно. Да еще на какой-то горе. Что это? Олимп?

– Нет, юноша, это не божественный Олимп, – продолжил Сократ. – Это место мы называем Междумирьем. С легкой руки Платона, который впервые произнес это слово, и оно нам очень понравилось. Между – Мирье. Красиво звучит, правда?

Сергей Петрович судорожно начал вспоминать – да, он читал учение Платона о том, что души получают знания еще до рождения, а потом летят вниз, чтобы вселиться в тело младенца, находящегося во чреве матери. Но при падении они ударяются о землю и забывают вложенные в них в Междумирье знания. Идеи, которые человек должен всю жизнь искать и вспоминать. Но это же полная ерунда, которая изучается по принципу – да, была такая версия две тысячи лет назад…

– Да, души рождаются здесь – невозмутимо продолжал Сократ, который, видимо, был здесь за старшего – И сюда они возвращаются, чтобы понять – правильно ли они живут. Чтобы отдохнуть и излечиться от страданий. Или, как в твоем случае, чтобы понять, для чего они живут и что делать дальше.

Сергей Петрович озадаченно посмотрел на Сократа. И решил заговорить. Неожиданно для себя, голос его зазвучал неуверенно и робко.

– Междумирье – это ад или рай?

Старцы с изумлением взглянули на него и раскатисто расхохотались, словно услышали веселую шутку. Успокоившись, Сократ потер подбородок и подошел к Сергею Петровичу совсем близко.

– Ни то, ни другое. Здесь нет такого понятия. Междумирье возникло гораздо раньше, чем люди придумали рай, а потом создали себе ад.

– Я живой или мертвый? – перебил Сергей Петрович. На сей раз философы не засмеялись, а лишь переглянулись. Сократ кивнул головой Платону и тот, с благодарностью улыбнувшись учителю, продолжил.

– Как ты можешь быть мертвым, если говоришь с нами? Как ты можешь быть живым, если твоя мама привела тебя сюда? Ты – в Междумирье. Значит, между…

– …между жизнью и смертью?! – выдохнул профессор, поперхнулся и закашлялся.

– Да.

– Нет! – неожиданно заупрямился профессор. – Это противоречит науке! Этого не может быть, потому что…

– Потому что наш профессор не хочет в это верить? – ехидно заметил толстяк Диоген. – Учитель, вы слишком прямы в своих объяснениях! Знания нужно вливать как лекарство – маленькими порциями. Расскажите ему немного про переселение душ – может, хоть это его заинтересует. Он так ловко отбрил студента на своей лекции, что ему самому было бы любопытно узнать, кем он был раньше.

– Переселение душ? – профессор недовольно поморщился. Началось в колхозе утро. Вернее, продолжилось. Сначала этот мальчишка нес околесицу про путешествие из тела в тело. Теперь во сне начало сниться то же самое.

Сергея Петровича прошиб пот – неужели он уснул во время собственной лекции?! Профессор впился в запястье ногтями, и почувствовал боль. Все было явью! Сократ взглянул на него с потаенной улыбкой, взял за руку и подвел к Пифагору – худому старику с тонкими нервными чертами лица. Великий математик ни на кого не смотрел, увлеченно рисуя прутиком на песке какие-то формулы.

– Профессор, – мягко проговорил Сократ. – Чтобы прошли все ваши страхи, которые не дают покоя вашей голове, я хочу подружить вас с Пифагором. Он может многое рассказать о переселении душ, он неоднократно доказывал это неверующим. Замечательный ученый, только вот своего ученика велел утопить только за то, что тот отказался верить, что любое число можно представить как сумму дробей, и по глупости задал вопрос: «А как же числа π или ∈?» Да, друг мой Пифагор, ты тоже не безгрешен, не правда ли? Куда уж нашему гостю с его упрямым желанием повергнуть своего ученика. Пифагор, как на твой взгляд, профессор достоин звания мудреца?

– Нет, старейшина. Он был не слишком уверен в своей правоте. А если человек не уверен, он не мудр. Вот Диоген – тот действительно был мудр. Может, профессору лучше сдружиться с ним?

И хитро сощурившись, Пифагор указал пальцем на толстяка, лениво рассматривающего свой бокал, и заговорил с нескрываемым ехидством в голосе:

– Интересно, ответы на какие вопросы ищет он в своем бокале? Или ему не нравится местное вино – он предпочитает винодельни Александра Македонского? Расскажите, благочестивейший Диоген, за что это великий завоеватель вместо того, чтобы отрезать ваш длинный язык, дал вам ведро монет?

Диоген изобразил сплошное благодушие и ласково улыбнулся Пифагору:

– Я сказал Александру, чтобы он не загораживал мне солнце, когда македонский царь пришел на меня посмотреть как на главную достопримечательность завоеванных им Афин. До меня ему еще никто не говорил, что человек может заслонить собой светило.

– После этого Диоген ушел в поход вместе с Александром, – продолжил Пифагор, – но вскоре ему наскучила такая жизнь, и он запросился домой. Александру тоже было не до философа, и Диоген вернулся в Афины. Сам растолстевший, как бочонок, он едва влезал в свою бочку, в которой так и продолжал жить. Однако свой ехидный нрав он не умерил. Платон, ведь и тебе досталось от этого циника, верно?

Платон недовольно поморщился и махнул рукой. Сократ удивленно поднял брови, словно он ничего не знал о тысячелетнем споре: что такое человек.

– Так вот, уважаемый, – продолжил Пифагор, – когда Платон написал, что человек – это двуногое прямоходящее существо без шерсти и перьев, Диоген тут же ощипал… петуха и не поленился, пронес его по всем Афинам, горланя: «Посмотрите-ка на платоновского человека!». И пришлось посрамленному Платону сделать стыдливую приписку о том, что хоть у человека нет шерсти и перьев, у него есть плоские ногти…

Сергей Петрович слушал и не слышал. Рассказы философов друг о друге лишь отвлекали от понимания сути происходящего. На душе была сумятица. На душе? – удивился он своей мысли. Ее нет, души. Он это точно помнит – ведь он верил в это раньше. До того, как попал в Междумирье. Неужели душа может путешествовать? Нет, этого не может быть!

Профессор плотно стиснул челюсти и тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя навязчивую мысль о том, что он, кажется, начал сомневаться в своей правоте.

Сократ присел на топчан и обратился к Сергею Петровичу уже по дружески, как к равному:

– Ну что же, уважаемый профессор. Жаль, что сегодня с нами нет Аристотеля. Он такой же упрямец, как и ты, юноша. Он великий ученый, открыл круги кровообращения – а потом люди о них забыли на две тысячи лет. Он описал органы чувств, причем последним, шестым, он назвал любовь – за то, что она неожиданно возникает и также неожиданно может закончиться. Аристотель так верил в силу ума и опыта, что был очень удивлен, когда попал сюда, в Междумирье. Он понял, наконец, что невозможно все узнать при жизни, что есть вещи запредельные для понимания, их невозможно объяснить обычной логикой.

– А почему я попал в Междумирье? Я же не Аристотель, мне далеко до него…

Сократ согласно кивнул головой и поправил полу длинного белого хитона.

– В Междумирье хранятся высшие знания, и именно сюда тебе и суждено было сегодня придти. Ты должен многое понять для себя. И оглянуться назад – так было решено наверху, законом, управляющим твоей душой. Проще говоря, тебе суждено было вернуться в Междумирье…

– Зачем? За что мне такая участь? – серьезно спросил профессор.

– Чтобы отхлебнуть яда из чаши знаний, – вдруг раздалось из-за его спины. – Пей!

Все обернулись. У дерева стоял Пифагор и держал в руках серебряную чашу, обвитую большой коброй. Увидев гостя, змея подняла голову и начала раздуваться. Философ наклонился к ней и что-то прошептал. Змея недовольно прошипела, затем изобразила на мордочке улыбку и переползла на его плечо. Пифагор шагнул к Сергею Петровичу и протянул ему кубок:

– Выпей один глоток! Не бойся, это не то вино, которое преподнесли Сократу его палачи – в нем нет цикуты. Но на все живое оно действует разрушительно. Выпив несколько глотков, человек постигает истину, доступную лишь избранным. Я по крупицам собирал мировые знания – у халдейских жрецов, у вавилонских и египетских магов – и сливал в эту чашу.

– Почему же вы предлагаете выпить из чаши знаний мне, за что такая привилегия? – спросил Сергей Петрович. Ему стало страшно, и он отступил.

И мудрецы заговорили все вместе, и голоса вскоре слились в единое целое:

– Потому что ты спорил сам с собой, доказывая другим то, в чем не был уверен. Ты повелевал умами – не заслужив этого права. Ты не пришел к истине – и не пытался ее искать. А тот мальчик, на которого ты разозлился на лекции – он и не думал тебя посрамить. Он просто хотел найти хотя бы крупинку души в твоих словах. Но ты не злой, ты просто сделал неправильный выбор. Как можно не верить в великую сущность, сотворившую всю материю? Как можно сомневаться в вечном?

И вдруг все разом замолчали. Долго стояли философы около чаши, обернутой змеей. Наконец, Сократ кашлянул и торжественно произнес:

– Если человек выпьет из этой чаши здесь, в Междумирье, – он узнает настоящую Истину. И ему станет легче, хотя дается это познание вначале очень мучительно. А потом, шаг за шагом, он придет к настоящим знаниям и они сделают его счастливым…

– Вот бы мне на земле такую чашу, – почему-то грустно произнес Сергей Петрович. Но Сократ хмыкнул и отрицательно покачал головой:

– Если человек при жизни отопьет из чаши знаний – он будет великим ученым. Настолько великим, что будет понятен лишь единицам людей – таким же избранным, как и он сам. Если чашу со знаниями дать испить всем – будет большая беда, настоящая человеческая катастрофа…

– Почему? – удивился Сергей Петрович.

– Ну, вот представь себе, что все люди будут знать, как делается атомная бомба…

Сергей Петрович подпрыгнул на месте: откуда они могли знать про бомбу? Они же совсем древние. Не может быть…

– Да-да, именно атомная бомба! Юноша, ты все время забываешь, что в Междумирье нет понятия времени – здесь зарождаются души, сюда же они и возвращаются поделиться накопленными знаниями. Итак, если все будут обладать секретами производства оружия или ядов, или заклинаний, где гарантии, что люди не убьют друг друга? Что ваша соседка не организует мини-лабораторию по производству лучей, убивающих все живое вокруг него? Нет никаких гарантий. Поэтому и держится эта чаша со знаниями под надежной охраной и достается на земле лишь избранным. А здесь ты можешь спокойно узнать ответы на все твои вопросы.

Пифагор погладил змею по голове, и она ответила ему легким кивком.

– Ну что же, уважаемый профессор, пришло твое время. На какой вопрос ты хочешь получить ответ? Закрой глаза, подумай и скажи нам. Потом сделай один глоток – и ты узнаешь ответ.

Сергей Петрович закрыл глаза, и перед его глазами поплыла его жизнь. Ему совсем не хотелось узнать, почему так все сложилось – ведь он был материалистом. Он всего добивался самостоятельно, сам пробивал себе дорогу. Он никогда не шел по головам или костям. И совсем странным ему показалось, что ему не захотелось ничего узнать об этой своей жизни. Перед глазами неожиданно встал тот парень, Марк, со своим странным, все понимающим взглядом… Профессор поежился и, немного запинаясь от смущения, попросил:

– Я могу узнать, есть ли на самом деле переселение душ? И если оно есть – то кем я был раньше?

Диоген усмехнулся и повернулся к серьезному старцу:

– Пифагор, поговаривают, что ты, сын бога Меркурия, отдал свой дар бессмертия, только ради того, чтобы узнать о том, кем ты был раньше, в своих прежних жизнях. Правда ли это?

Пифагор утверждающе покачал головой и грустно улыбнулся:

– Да, потому что я получил больше, чем просто нестареющее тело. Я узнал, что душа поистине бессмертна. А прожить тысячи лет, изнывая от того, что видишь одно и то же из века в век – о, это такая скука…

И Сократ вновь обратился к Сергею Петровичу:

– Ты не хотел бы изменить свое желание?

– Нет, я хочу узнать – кем я был раньше! – твердо прозвучало в ответ.

– Ну, хорошо – пей, и ты узнаешь, прав ли был в том споре, который так дорого тебе обошелся. И еще ты поймешь, что не всё подчиняется законам, придуманным людьми.

Пифагор протянул Сергею Петровичу чашу, из которой резко пахнуло полынью. Змея изогнулась дугой, зависла над его головой и угрожающе зашипела. Профессор отпрянул. Мудрецы посмотрели с укоризной – нельзя бояться своих желаний. Пифагор успокоил кобру, и она сердито уставилась на Сергея Петровича. Набрав в рот напитка, едва сдержался, чтобы не выплюнуть в траву – таким горьким он показался. Но, немного свыкшись с неприятным вкусом, Сергей Петрович сумел протолкнуть его в горло. Язык слегка онемел, но на смену полынной горечи пришла сладость белладонны. Он облизнул с губ последнюю каплю напитка и посмотрел на философов. Ничего вокруг не поменялось, знаний в голове резко не прибавилось. Только трава, кажется(?), стала немного зеленее. Наверное, его обманули, подшутили?

– Итак, – сказал давно молчавший Платон. – Ты хотел узнать о том, кем ты был раньше? Тогда слушай. Твоя душа видела много оболочек. В некоторых она задерживалась совсем недолго – например, в тростнике или муравье, а в некоторых оставалась подольше. Но суть не в этом – сколько раз ты жил. Главное – делал ли ты выводы, переходя из раза в раз в другие тела. Подойди сюда, ко мне.

Платон сидел на краю глубокого обрыва, которого раньше Сергей Петрович и не замечал.

– Посмотри сюда, что ты видишь?

И вдали, внизу, стали выделяться странные очертания – большая комната и дубовый овальный стол, стоящий в ее центре; стены, увешанные тяжелыми доспехами и настенными канделябрами, большой камин, над которым висела огромная голова вепря.

– Что это? – с изумлением спросил профессор.

– Это дворец короля Артура, – уверенно ответил Платон.

– Короля Артура? – выдохнул профессор. – А при чем здесь я?

– Неужели ты ничего не помнишь, друг мой? – в голосе стоящего поодаль Пифагора чувствовалась легкая усмешка…

Профессор лишь пожал плечами:

– Нет, я вижу это в первый раз.

– Ты уверен? – прошептал незнакомый голос.

Кому он принадлежал – неужели, кобре? Не важно, уже не до этого. Его взгляд остановился на змее, которая, подобно маятнику на часах, мерно раскачивалась из стороны в сторону, словно готовясь к прыжку. И чем сильнее раскачивалась кобра, свисавшая с плеча Пифагора, тем более завороженным становился Сергей Петрович. – Смотри вниз! – приказал голос кобры.

Сергей Петрович повиновался и стал пристально всматриваться вниз. Смутные воспоминания мучили его, вызывая желание рассмеяться. Или – заплакать.

– Я был королем? – с тревогой спросил профессор.

– Нет, – произнес Платон – Твоя участь была немного счастливее.

– То есть?

– Ты был королевским шутом.

– Шутом? Какая странная прихоть. Я думал, что мое прошлое будет более героическим! – в голосе профессора (или – шута?) звучала ирония.

– Все мечтают быть королями, друг мой… – хмыкнул Сократ.

– Ты хочешь вспомнить, каково это – быть шутом при дворе Артура? – прозвучал неизвестный голос его спиной.

Сергей Петрович не ответил. Продолжая вглядываться вниз, он лишь слегка кивнул головой. Поэтому не заметил, как шутник Диоген тихо подкрался сзади и, резко толкнув в спину, сбросил его с отвесной скалы. «Умираю?» – неожиданно пронеслось в голове падающего Сергея Петровича. – «Нет, возвращаешься в свое прошлое», – кометой вспыхнул ответ.