Междумирье. Глава 1. Между землей и небом (Евгения Фихтнер)

«Профессор был хмур, как туча, затянувшая сентябрьский небосвод и сделавшая лица людей серыми и скучными…»

Наверное, именно так выразил бы свои мысли поэт, ищущий вдохновения в каждой капле дождя.

Но невыспавшийся Сергей Петрович не был поэтом, и сегодня ему было не до лирики. Этим утром профессор был зол, как черт, укушенный пчелой. Нет, он не поссорился с женой и не споткнулся в прихожей о кота, этого серого пролетария, всегда появляющегося там, где его не ждут. Не столкнулся в лифте со своей соседкой – стареющей красавицей с ядовито-морковными губами над прокуренными зубами и удушливым запахом духов, исходящим от ее необъятной груди. Ему не нахамили в маршрутке, в которую он сумел втиснуться в час пик. Вроде бы не было причин для душевной сырости и без вина похмельного настроения, но…

…Но этой ночью Сергея Петровича мучили застарелые кошмары, и он вновь от кого-то бежал, спотыкался и падал, запутавшись ватными ногами в зыбучем песке. И кто-то страшный, с перекошенным от ярости ртом, тяжело наваливался и с размаху, по самую рукоятку, вонзал кинжал в его грудь. Затем убийца выдергивал клинок, и профессор видел, как фонтан крови с неприятным свистом пробитого легкого, вырывался наружу и заливал его брюки. Защищаясь, Сергей Петрович сжался в комок, попытался зарыться в песок, но (как и раньше!) не смог сдвинуться с места.

Но неожиданно убийца споткнулся и навалился сверху, обдав тяжелым смрадным дыханием. Кинжал пробороздил песок рядом с профессорским ухом. И чья-то сильная, затянутая в украшенную драгоценными камнями перчатку, рука оттянула назад голову бандита и отсекла ее. Потом этот невидимый с торжествующим хохотом раскачал в воздухе кровавый маятник, отшвырнул его в сторону и растворился в ночи. Испуганный профессор напрягся и сбросил с себя обрубок чужого тела. Отрезанная голова оскалилась в зловещей улыбке и, лязгая зубами, подкатилась к ногам профессора, чтобы разорвать сухожилия.

Профессор зажал ладонью рану на груди, судорожно подтянул под себя ноги и пополз по песку. Но увяз в нем, закричал от страха и…проснулся.

Несколько мгновений он дико озирался в темноте в поисках того, кто затаился в углу и хочет продолжить свою охоту. Затем немного пришел в себя, включил торшер и посмотрел вначале на часы, затем на спящую жену. На ее мягкие, рыхлые плечи. На проблескивающие в свете торшера и навевающие странные мысли о кровожадных дикарях-людоедах проборы между намотанными на железные бигуди волосами. На волевой подбородок и тонкую линию поджатых губ, даже во сне не меняющих своего кислого выражения.

Глядя на жену, Сергей Петрович испытал очередной приступ тихого раздражения, случавшегося с ним теперь все чаще и чаще. И он завел ставший уже привычным монолог с самим собой.

«Брачные узы! Вот она, эта семейная повинность, к которой я приковал себя тридцать лет назад – лежит в постели, как гора сдобного теста. И кто мог подумать, что его Танюша с годами превратиться из тонкой идейной девушки, горевшей мечтой о светлом будущем, в такую бабищу! В такую безнадежно упрямую тетку! Как была деревенщина, так и осталась. Хоть и библиотечный техникум закончила заочно.

Ладно, пусть приглашает к себе подруг из деревни, пусть хвастает перед ними мужем-профессором, шелковым халатом с жар-птицами и немецким чайным сервизом. Но крестить внука – увольте! Всё мечтает о Царствие небесном, обчитывается литературой религиозной. Внука, еще не хватало, молиться научит сдуру. Сынок тоже ходит как оглоушенный – от компьютера не оторвешь, все читает о переселении душ. Того и гляди, свихнется со своей мамой за компанию. Ну что за семья? Ходят, как одурманенные! Бога нет и нечего его придумывать. В космос слетали, Луну покорили, а там и до Марса – рукой подать. Нет, мы так и будем топтаться на одном месте со свечкой в руках, надеясь на помощь свыше. На себя надо надеяться! На себя!»

Мысли Сергея Петровича шли внахлест, как морские волны. Он понял, что не любит жену, давно и безнадежно. Сергей Петрович кисло улыбнулся своему неожиданному открытию. Голову пекло так, словно он всю ночь лежал макушкой на батарее. Стараясь отвлечь взгляд от когда-то обожаемого лица, на которое неожиданно захотелось положить подушку, профессор попытался вспомнить свой сон, преследующий его всю жизнь и вызывающий желание перекреститься и поплевать через левое плечо. Но не смог – лишь какие-то обрывки, разрозненные куски мозаики. Помаявшись еще немного, Сергей Петрович уткнулся лицом в подушку и вновь провалился в пустоту.

Через полчаса резкий звук будильника выдернул его из постели. Наскоро, чтобы не столкнуться на кухне с женой, профессор попил чаю и попытался уйти незамеченным. Но из спальни донесся сонный голос:

– Сережа, вынеси мусор по дороге и приходи пораньше, сегодня к твоему внуку крестные приезжают.

Сергей Петрович дернул плечами, пробурчал что-то невразумительное и вышел из квартиры, демонстративно не взяв мусорного ведра.

Одолеваемый сердитыми мыслями и придерживая рукой плащ, от которого в утренней давке отскочила пуговица, Сергей Петрович подошел к университету. На тротуаре, прямо перед входом во двор, разлилась небольшая лужа, через которую профессор решил по-молодецки перепрыгнуть, но промазал. Зачерпнув ботинком воды, он чертыхнулся себе под нос и в отвратительнейшем настроении перешагнул порог Альма-матер… Лаборантка Леночка мигом оценила обстановку и, прячась от неминуемой грозы, испарилась из кабинета. «Дура набитая, – пробурчал Сергей Петрович – только танцы на уме. Сколько ее помню – все улыбается. И чему радуется, спрашивается? Высшему образованию? Тому, что прыщи с носа сошли? Так они ее и не портили особо, все равно страшнее атомной войны…»

Поняв, что Леночка уже не вернется и сорвать злость не на ком, Сергей Петрович пошел читать архитекторам лекцию о религии. Давно нужно было бы убрать эту тему из курса, который он читал уже много лет. Профессор не любил эту тему. Будущих великих зодчих он не любил еще больше. Амбиций куча, лезут с глупыми вопросами: «Почему, если Бога нет, все народы в него верят? – Сергей Петрович в уме гнусаво передразнил заумную второкурсницу. – А потому, деточка, что такие вот, как вы, и верят, внешне молодые, а в душе старухи. Придумали себе идола и верят в него, лишь бы было на кого свои ошибки спихивать. Как моя Танюша». При воспоминании о супруге профессор поморщился и сердито шагнул в аудиторию. В мокром ботинке противно чавкнула вода.

Студенты вяло записывали лекцию, не проявляя к предмету никакой заинтересованности или неприязни. Поэтому, плотнее стискивая раздираемые зевотой челюсти, слушали лектора, любившего, чтобы ему внимали молча.

И вдруг с последней парты донеслось:

– Сергей Петрович, а что будет с душой человека после его смерти? Вот вы говорите, что ничего. А вы сами в это верите?

Профессор оторвал взгляд от конспекта лекции и пошарил глазами по аудитории. Он не понял, к чему был задан этот вопрос? Голос вновь зазвучал с задних рядов:

– Неужели вы на самом деле не верите, что душа существует? И живет она тысячи лет, пока не устанет и не разлетится по Вселенной на мелкие частицы, чтобы стать частью силы, создавшей её?

Баритон принадлежал тощему парню, одетому в растянутый вязаный свитер. Он с любопытством смотрел на профессора и говорил, наклоняя голову к правому плечу. Сергей Петрович не успел раскрыть рта, как нахальный студент продолжил свое одиночное выступление:

– Почему тогда египтяне поклонялись Амону-Ра, надеясь, что он позволит им еще раз увидеть Солнце после смерти? Ведь они бальзамировали своих покойников, зная, что тело нужно сохранять для загробной жизни? А греки с их Хароном, перевозящим души через реку Стикс? Ведь все тоже верили, что душа бессмертна. Индийцы, китайцы, мусульмане, христиане – неужели все они ошибались, утверждая не только наличие, но и бессмертие души?.. Как же так?

Сергея Петровича перестали подтачивать назойливые мысли о семейных неприятностях и мокром ботинке. Профессор был атеистом, твердо уверенном в торжестве научных фактов, и терпеть не мог всех этих рассуждений о душе, Боге и реинкарнации. Поэтому и пресекал их в самом зародыше, пока не начинались пустые разглагольствования о «сути мирозданья». Он грозно взглянул на парня, который лишь улыбался, крутя длинными пальцами карандаш. Наконец тот выскользнул, со стуком упал со стола на пол и покатился по аудитории. Сергей Петрович проследил взглядом его движение и неожиданно успокоился – напряжение как рукой сняло. Это всего лишь очередной молодой умник! Из семьи бюджетной интеллигенции – мама учитель, папа врач. Если он еще есть, этот папа. А то, поди, воспитывают мама с бабушкой, пичкают мальчика книжками заумными, вот и получился нескладный итог. Еще один любитель острым вопросом поставить профессора в тупик. Чтобы потом группа оказала ему уважение: «Какой молодец, лихо ты профессора отбрил!». Такого Сергей Петрович допустить просто не мог – чтобы какой-то перечитавший на ночь фантастики недоросль издевался над уважаемым человеком.

– Молодой человек, у вас есть факты, на которые можно опереться? Научные доказательства, обоснования?

Парень тряхнул волосами и улыбнулся:

– У меня нет ни фактов, ни доказательств. Они мне просто не нужны. Доказывающий не знает, знающий – не доказывает. Мудрость Лао Цзы, верно, профессор?

Так, даосизм приплел к чему-то. Ну, хорошо, победа над сильным приятнее. Хотя – какая победа? Над этим выскочкой, возомнившим себя всезнайкой? Ну, это уж слишком, пойдем короткой дорогой к истине.

– Я очень рад, юноша, что вы кое-что знаете. Только не идите по ложному пути. Жизнь после смерти или реинкарнация или загробный мир – всего этого не существует! Это всего лишь вымысел необразованных масс, которые хотят верить в сказку о жизни после смерти.

– То есть вы хотите сказать, что мы живем один раз, так?

– Да, – твердо ответил профессор.

– И души нет?

– Нет. Есть высшая мозговая деятельность, отвечающая за рефлексы. Она позволяет человеку думать и фантазировать. А страх перед смертью заставил человека придумать загробный мир…

– Вы уверены? – перебил студент.

– А вы не уверены? – с раздражением спросил Сергей Петрович. Группа, стряхнув остатки дремы, встрепенулась и с любопытством наблюдала за происходящим.

– Я просто сомневаюсь и пытаюсь найти ответы на свои вопросы. Ведь известны такие факты, что человек вспоминает свои предыдущие жизни – когда его вводят в гипноз, например. Или, умирая, видит коридоры, по которым он летит. Или попадает в те места, где никогда не бывал. Греки называли такие места Междумирьем – туда попадают души, уходящих Наверх или возвращающихся на Землю.

Сергей Петрович тяжело опустился на стул и решил прекратить дискуссию:

– Как вас зовут?

– Марк, – ответил парень.

Сергей Петрович подавил смешок: как же, таких обычно зовут Марками. Тех, кто вечно не согласен с нормами и все время пытается вытащить на поверхность нечто особенное, этакое с подвывертом, с выпендрежем. Странное имя у парня, библейское. Еврей? Преподаватель пристально посмотрел на студента. Да нет, вроде не похож.

– Марк, а в чем вы, собственно говоря, сомневаетесь? – тон профессора приобрел покровительственность. – Во-первых, Междумирье – это термин Платона, это было очень давно, когда люди верили в Олимпийских богов. Надеюсь, вы сейчас в них не верите?

Профессор сыронизировал. Марк лишь хмыкнул, но Сергей Петрович любил доводить дискуссию до конца, до своей убедительной победы. Поэтому он проигнорировал хмыканье и продолжил, постукивая ладонью по конспекту лекции:

– Во-вторых, коридоры возникают из-за кислородного голодания умирающего мозга. И человеку кажется, что он летит по коридору и видит впереди себя свет. Или своих родственников, которые ведут его в чистилище. Но на самом деле этого нет. Человек живет один единственный раз и, к сожалению или к счастью, умирает тоже один раз. А потом – пустота…

– Да, – студент вздохнул, – я слышал о такой гипотезе. Но я читал, что в Индии очень часто встречаются люди, которые точно описывают то место, где они жили в прежней жизни. Например, недавно пятилетнюю девочку возили из Бомбея в глухую деревню – она утверждала, что она взрослая женщина и у нее трое детей. И когда приехали на место, она узнала своего мужа и первым делом спросила, куда он дел старую машину. Муж был в шоке. А когда девочку везли обратно в Бомбей, она спала всю дорогу, почти двое суток, и, проснувшись, уже ничего не помнила и не маялась – вроде бы душа побыла на старом месте и успокоилась. Хотя утверждают, что душа – не имеющий воспоминаний безличный поток божественной энергии. Как вы считаете, профессор?

И тут Сергей Петрович рассвирепел:

– Хватит нести бред! Вы мне сейчас напоминаете одну знакомую, которая на старости лет начала бить лбом поклоны! Возьмите Фейербаха и почитайте, только очень и очень внимательно почитайте! Он писал о том, что бога люди придумали, поставили его над собой и стали преклоняться своей же собственной выдумке. И в итоге стали бояться этого самого бога – плод собственных фантазий и иллюзий!

– В конце жизни Фейербах пришел к Богу. Надеюсь, что было не поздно, – уверенно и спокойно произнес студент.

По тому, как аудитория замерла, стало ясно, что все ожидают – кто кого. Сергей Петрович понимал, что доводы студента не лишены здравого смысла, и дело принимает не совсем хороший оборот для его репутации. Он нервно встал и навис над столом:

– Вы уж определитесь, уважаемый, о какой религии сейчас ведете речь? Сплели все – и даосизм, и христианство, и индуизм с переселением душ. Нахватались по вершкам и заблудились. Сами придумали себе забаву – и запутались. Объясните мне, по-че-му вы так уверены, что душа – не плод фантазии человека? Я уже не спрашиваю о переселении – одной из самых смелых его выдумок!

– Потому что её не может не быть – (в отличие от преподавателя его визави держался хладнокровно, только резко очерченный румянец полыхал на щеках). – Профессор, скажите честно – вы боитесь своего неверия? Вы ругаете свою жену за то, что она хочет крестить внука, а сами до конца не уверены – правильно ли ненавидите ее за это? Ведь где-то в глубине души вас одолевают сомнения? И вы иногда задумываетесь о смерти и побаиваетесь своего неверия…

Сергея Петровича бросило в жар. На лбу выступил пот, и он стал судорожно шарить в карманах в поисках носового платка. Откуда парню стало известно о предстоящем крещении его внука и тем более о его мыслях по этому поводу?

– Моя мама хорошо знакома с вашей Татьяной Ивановной, – продолжил свое тихое наступление студент, – они иногда вместе ходят в церковь. Моя мама работает реаниматологом – эта профессия, как Вы понимаете, далека от религии. Но она не захотела подавить в себе веру в человеческую душу – поэтому у нее так мало смертей во время операций. Она мысленно уговаривает души не покидать свои оболочки, побыть еще немного на этом свете. И знаете, много интересного узнает после операций от своих пациентов. Например, о коридоре, который вы называете кислородным голоданием. Иногда они видят просто дорогу в иной мир – она всегда ведет ввверх.

И тут Сергея Петровича прорвало. Он загремел набатом, сбросив с себя лоск цивилизованного человека:

– Вон из аудитории! Придумали тут какое-то крещение! Сидит, изгаляется тут передо мной, зубки скалит. Немедленно идите к декану и пишите объяснительную о своем поведении.

Студент ошарашено посмотрел на преподавателя:

– А что не так в моем поведении?

– Вон отсюда! Наглец!

Марк привстал, хотел что-то еще сказать, но потом как-то опал, съежился и стал суетливо заталкивать тетрадь в сумку. Румянец на его щеках полинял, по лицу разлилась тоскливая бледность. Ссутулившись, скособочившись, неуклюже загребая худыми ногами, он пошел к выходу. Уже в дверях он оглянулся и как-то нелепо, извиняюще улыбнулся. Как щенок, которого ни за что ударил любимый хозяин. Сергей Петрович посмотрел на него невидящим взглядом и повернулся к аудитории. Неожиданно для себя наткнулся на холодную стену прищуренных студенческих глаз. Однако и они дрогнули ресницами и опустили взгляды в конспекты с неоконченной лекцией…

Какой все же наглец! Опозорить перед группой пытался. Наверное, героем себя считает, дырку для ордена сверлит в свитере – пиджаки такие принципиально не носят, стиляги местного разлива. Ишь ты, провинциальные философы. Развелись тут на нашу голову. Лужи еще эти как назло! (Сергей Петрович вновь чуть было не наступил в знакомую лужу, которую теперь предпочел не перепрыгивать, а обойти). И вроде бы все нормально, пора успокоиться – куда против него этому мальчишке! А на душе по-прежнему скребли кошки. Не нужно было вчера с женой разговаривать вообще. Надоела со своими проблемами! Эх, надо было на Светке из параллельного класса жениться – работает сейчас инженером, звезд с неба не хватает. А эта – насидится в своей библиотеке, начитается романов и достает потом разными глупостями. Лучше бы щи готовить научилась, как положено. А то вся в своих бреднях. Сына такого же вырастила – молоток из рук вываливается, каша во рту стынет. Третий раз в академотпуск уходит – видите ли, не интересно ему учиться! И жену нашел себе под стать – напялят очки и беседуют о том, как лучше ребенка воспитывать. Какую бы книжку и ему уже впихнуть. Тьфу, не сынка вырастил, а такого же волосатика, как и сегодняшний заумник. Ну этот, со слов декана, хоть учится хорошо, а мой оболтус – в маму пошел, только на библиотечный техникум и хватит сил, наверное…

Мысли путались. В висках стучало так, что Сергей Петрович не замечал, что разговаривает сам с собой и на него с удивлением смотрят прохожие. Не слышал он и предупреждающих окриков женщины, попытавшейся дернуть его за рукав, когда он рванул через дорогу на запрещающий свет светофора. Не слышал визга красного «Москвича», судорожно тормозящего на мокром асфальте. Почувствовал лишь сильный удар, который резко сбил его с ног, заставил странным образом пролететь в воздухе и упасть на дорогу. «Какая нелепая смерть – под колесами старого автомобиля», – невесело усмехнулся Сергей Петрович. От удара голову его развернуло в сторону университета, и он заметил, как сидящий на лавочке парень поднял воротник и глубже в него уткнулся. Затем молодой человек (Марк?) – поднялся и пошел к телефонной будке. Набрав номер, он начертил на запотевшем стекле странный знак: чашу, обвитую коброй.

Сергей Петрович лежал на холодном асфальте, неподвижный, в неестественной вывернутой позе. Вокруг него начали собираться люди. Неожиданно он увидел то, что в другой ситуации его непременно бы напугало – сквозь толпу к нему пробиралась его мать. Она склонилась над ним, вытерла рукой кровь с его лица и спокойно сказала:

– Все хорошо, сынок, все хорошо. Вот мы и встретились…

– Мама? Ты же давно умерла?

– Сережа, это неправда. Матери никогда не умирают. Они живут рядом с детьми, чтобы всегда прийти им на помощь. Вставай, нам пора уходить.

– А куда мы пойдем? – удивился Сергей Петрович.

Мать улыбнулась и взяла его за руку:

– Мы пойдем туда, где на все вопросы есть ответы. Где не нужно делить истину на свою и чужую, где правда – главный закон.

Мать крепко сжала руку своего сына и повела его по краю дороги, освещенному странным светом, так похожим на свет автомобильных фар в темноте. Но, против всех законов физики, он не рассеивался, а сужался и уходил вверх, уплотняясь с каждым шагом. Сергей Петрович обернулся, пытаясь увидеть источник этого света, но не нашел его. Поискал глазами Марка и увидел, что тот стоит, упершись плечом в телефонную будку, и с интересом смотрит на человека, лежащего на асфальте. Уже успела подъехать скорая. Санитар отодвинул собравшихся, проверил у лежащего пульс, посмотрел в зрачки и ладонью прикрыл ему веки. Так же по-деловому быстро тело погрузили в скорую помощь и, захлопнув двери, тронулись. Сергей Петрович рванулся было догонять машину, но мать ласково провела по его руке:

– Сережа, нам в другую сторону.

И ему на самом деле стало понятно, что теперь нужно идти по той дороге, куда направляет его невидимая сила. Но почему же так хочется плакать, так невыносимо жжет в груди и хочется сжаться в комочек и стонать от невыносимой боли?

– Это душа прощается с живыми, с теми, кто остался в том мире. Скоро твоя печаль пройдет. Это происходит со всеми душами, уходящими из тела. Если ты будешь долго себя жалеть – ты измучаешь своих близких, которые остались там, далеко. Не стучись в их сердца, не заставляй их сжиматься от боли и отчаяния. Ты найдешь здесь новых друзей, тебе будет с кем поговорить и поспорить. Шаг за шагом ты будешь погружаться в новую жизнь. Если захочешь, то когда-нибудь позже ты можешь вернуться на землю. Мы изредка ненадолго туда возвращаемся. Понимаешь, Сережа, здесь все совсем другое, особенно время – оно течет иначе, то останавливаясь, то убегая далеко вперед.

Сергей Петрович зачарованно смотрел на ковылинки, которые совсем не мялись и не прогибались под его ногами. И вдруг он осознал, что для него все закончено – и то, что успел, и то, что оставлял на потом. Он вновь оглянулся и увидел, как вдалеке, на пригорке, маленький мальчик в буденовке с нашитой звездой машет ему рукой, сжимающей бумажный самолетик. Сергей Петрович узнал себя и посмотрел на маму – видит ли она. Та лишь покачала головой.

– Сережа, помнишь, как мы спорили о том, есть рай или его нет. Так вот: он – есть, и его – нет. Если захочешь – ты создашь его для себя, захочешь – разрушишь. И будешь чувствовать, что ты в аду. Здесь – мир иллюзий, ты можешь приблизить и отдалить от себя других, можешь найти родственную душу и вновь ее потерять. И одновременно с иллюзией здесь господствует истина. Пойми одну простую вещь – еще при жизни человек знает, что выбрать для себя, куда ему попасть. Хотя, скоро ты все узнаешь сам.

Сын смотрел на нее, ничего не понимая. Как можно выбрать для себя ад или рай? Кто же захочет в преисподнюю? Небось, очереди там не бывает…

Дорога становилась все круче. Сергей Петрович вновь оглянулся через плечо и увидел, что мальчишка все еще стоит у обочины. Утопая босыми ногами в жаркой пыли, он с любопытством рассматривал самолетик. Через секунду мальчишка все же запустил в небо свою бумажную игрушку и, радостно смеясь, бросился за ним вдогонку. Убегая от себя взрослого…

– Сережа… Вот мы и пришли.

Мать остановилась у неприступной горы, внезапно выросшей перед ними, и посмотрела сыну в глаза:

– А дальше ты пойдешь один. Тебе нужно узнать много удивительных вещей о себе.

– Мама, а мы еще встретимся?

Мать утвердительно качнула головой:

– Конечно, сынок. Немного позже. Только запомни, что время здесь течет совсем по-другому, ничему не удивляйся. Это тебе кажется, что ты не видел меня много лет, а для меня прошел всего один день.

Она погладила по волосам и поцеловала своего быстро выросшего сына. Сергей Петрович ощутил ее ласковое прикосновение и удивился этому. Как странно, подумал он, ведь нервные окончания бывают только в теле человека, неужели душа тоже чувствует? Мать вновь улыбнулась:

– Она все чувствует. Хорошо, что ты все-таки это понял. А теперь иди и ничего не бойся.

Гора взмывала ввысь, прокалывая вершиной белоснежное облако. Ни лестницы, ни ступеней – только резкий подъем вверх, по которому, казалось, невозможно подняться. Сергей Петрович обернулся, чтобы спросить у матери совета, и увидел, что стоит совершенно один.

– Мама, где ты?

– Где ты, где ты, где ты, – испуганно повторило эхо. И только ветерок прошептал – иди, иди, не бойся.

Сергей Петрович шагнул к горе…