Вы здесь

Междверье. Паутина в её руках (А. В. Михалевская)

Паутина в её руках

Она сидит на песке и вяжет паутину кружева. Становлюсь за спиной, молча наблюдаю. Колени девушки покрывает разноцветное плетение – странный узор, никогда таких раньше не видел. В сумерках кажется, что нити кружева живые и едва заметно извиваются под прикосновением тонких пальцев.

– Хочешь помочь? – спрашивает она, не оборачиваясь.

Загоревший затылок, мальчишеский ёжик волос, лёгкое воздушное платье открывает худые плечи. Нет, с моими непослушными руками вряд ли я буду полезен. Остановился из любопытства – что-то в девушке показалось неуловимо знакомым, и я не смог пройти мимо. За двадцать лет журналистcкой карьеры перед глазами мелькало много людей, возможно, брал у неё интервью или снимал репортаж, или…

Опускаюсь рядом на влажный песок, она поворачивает голову, обжигает взглядом. Необычный цвет – жёлтый с зеленью, почти кошачий. Становится не по себе, будто встретил друга, который предал. Или которого предал я сам?

– Анха! – Она по-мужски протягивает мне руку. Твёрдая сухая ладонь.

– Володя, – отвечаю на автомате, раздумывая над её именем. Его звучание отзывается тревогой и ещё – противоречием. Не пойму, чего хочется больше: немедленно сбежать или поближе познакомиться.

– Знаю, это сложно, – шепчет Анха на ухо. – Не думай ни о чём. На вот, лучше подержи!

Она суёт мне в руки клубок, просит натянуть. Чувствую под пальцами шершавую нить и успокаиваюсь, руки почти не дрожат. Ветер гладит по щеке, перекрикиваются как базарные торговки чайки, волна жадно облизывает берег. Я вдыхаю, словно пью солёный морской воздух.




Последние годы не смотрел по сторонам. Реанимация, больницы, процедуры, изнуряющие попытки стать здоровым. Но травма не отпускает. Да, я уже могу выйти из дома сам, но бывают дни, когда накатывает слабость, перед глазами рябит, и я тупо смотрю на каракули в блокноте. Тогда включаю компьютер и мучительно долго набиваю текст статьи – пытаюсь работать. Всегда думал, ещё успею, откладывал на потом. Дооткладывался. В мои сорок пять – ни семьи, ни детей. Лишь пустая квартира, заваленная хламом тяжёлых мыслей и осколками воспоминаний. К какому ни прикоснись – порежешься…

До меня не сразу доходит, что думаю вслух. Анха внимательно слушает, не переставая переплетать нити. Клубок в моих руках истончается, в ладони остаётся маленький оранжевый узелок. Девушка бросает на меня быстрый взгляд. Ожидая увидеть в нём жалость, я вдруг ловлю задорную искорку. Может, надо обидеться, но я устал от гнилого сочувствия и опущенных глаз. Уж лучше насмешка.

Анха кладёт в руки новый клубок – салатнозелёный. Цвет весенней травы и первого чувства. Усмехаюсь. Старею, становлюсь сентиментальным. Кажется, нить отливает серебром, хотя сумерки давно перешли в ночь, и единственным источником света на пляже теперь служит луна. Дорожка от неё опускается в море как трап. Как приглашение.

– Ты встретишься с Катей? – вдруг спрашивает девушка.

– Не в этой жизни!

Злюсь на себя – не понимаю, когда успел проболтаться о Катерине… Мы расстались слишком давно. Она замужем, у неё семья. А если и развелась, сорок для женщины – не рубеж. Поздно ворошить старое.

– Сам-то веришь в это?

Девушка неумолимо серьёзна. Глаза блестят, тонкие губы сжаты. Анха торопливо закладывает за ухо выбившуюся прядь каштановых волос. Я напряжённо сглатываю, моргаю. Точно помню: когда подходил, у неё был светлый ёжик. Волосы отросли и потемнели за полчаса? Или это отголоски травмы играют с моей памятью в «верю-не-верю»?

Молчу, делаю вид, что поглощён разглядыванием кружева. Оно и правда красивое. Пододвигаюсь ближе, кладу руку под паутину, ощущаю необыкновенный трепет и сразу тепло. Будто там, под тонким плетением, – совсем другая вселенная.

– Рано ещё! – Анха мягко отводит мою руку.

– Столько лет прошло… – Плотина прорвалась, и мысли о Кате нахлынули волной. – Когда-то мы были одержимы друг другом. Но что мы могли понимать: ей пятнадцать, мне двадцать.

– Будто сейчас понимаешь больше… – ехидничает Анха.

Крыть нечем, она права.

– Катя была сорвиголовой… В первое свидание притащила меня на мост, хотела прыгнуть с тарзанки. И пока девушка-тренер подтягивала на ней ремешки системы, не сводила с меня горящего взгляда… Потом призналась, что до чёртиков боялась высоты… В тот год между нами вспыхнуло какое-то безумное чувство. Каждый раз, когда отпускал Катю, казалось, не дотяну до следующей встречи. У всех людей были лёгкие, а я будто дышал через неё…

Умолкаю, перевожу дух. Анха потихоньку тянет нить из клубка в моих руках. Светлое пятно платья, блеск глаз, мельканье рук; в темноте её силуэт размывается, но я знаю – она слушает меня, этого достаточно.

Тогда я действительно испугался притяжения Кати. Как жить, когда ничего от тебя не зависит? И сам прописал себе пилюлю. Объяснил девушке, что нашёл другую, хотел уязвить побольнее, чтобы она больше не подошла ко мне. Я верно рассчитал, она действительно исчезла – съехала с семьёй из квартиры этажом ниже. Без записки, без слова прощания. На пыльной кухне остался лишь жухлый подсолнух – мой последний подарок, сорвал его для Кати в соседнем дворе, потом мы вместе убегали от злющих псов… Я пытался отвлечься, начать новую жизнь, но как только оставался один, ощущение непоправимой ошибки доводило до отчаяния. Раз даже дал объявление в газету. Почти сразу позвонила девушка, она, мол, знала, где живёт Катерина. Но я не поверил, незнакомка и внешность толком не смогла описать… Я часто приходил на мост, откуда прыгала моя подружка, беседовал с пустотой – оказалось, так много не успел сказать Кате.

Руки дрожат, исхудавший клубок падает в песок. Становится стыдно. За то, что не владею сейчас своими пальцами? За то, что когда-то не владел своей судьбой и упустил решающий миг, как только что – шершавую нить? Не знаю.

Внезапно Анха обнимает меня, гладит по голове. Так странно и неожиданно приятно. Кладу руку на плечо девушки и чувствую под пальцами туго сплетённую косу. Вздрагиваю. Здравомыслие бьётся в неравной борьбе с паникой. Кто-то из нас двоих – точно галлюцинация.

– Чего ты всё время боишься? – мягкий голос Анхи успокаивает, и мне удаётся не думать о косе.

– Потерять себя и ничего не найти взамен.

– Так не бывает! – Анха смеётся. – Но ты и правда ничего не найдёшь, если до конца не потеряешь себя. – В глазах девушки отражается лунный свет.

Она подбирает с песка клубок с золотистой нитью, соединяет конец с салатной и начинает вплетать в кружево новый ряд. Подхватывая клубок, я натягиваю нить, расправляю разноцветную паутину – кажется, я научился понимать, как облегчить Анхе работу.

– Меня спас друг, – продолжаю свою историю. —Устроил на телеканал, таскал за собой во все горячие точки, взваливал самые тяжёлые репортажи. Поначалу злился на него, а потом вошёл во вкус. Мне нравилось рисковать. Чувствовал, что привязан к тарзанке и вотвот прыгну. Мысли о Кате затёрлись суетой. Я завёл несколько интрижек и думал, что навсегда избавился от своей одержимости, пока нашу группу не послали к панельной десятиэтажке. Дом как дом, ничего особенного – если бы по торцам балконов не карабкалась какая-то девица. Без страховки, снаряжения, поддержки. Чёртова альпинистка, ругался я про себя, пока не разглядел в прицел камеры знакомый силуэт. Катя?! Спасатели запаздывали, и я сорвал голос, пытаясь её остановить. А когда понял, что не получится, рванул на последний этаж, благо хозяйка нужной квартиры сразу открыла дверь. Катя едва не сорвалась на моих глазах, но каким-то чудом хозяйка успела ухватить её за куртку… Мы долго сидели в обнимку в незнакомой квартире. Конечно, я начисто забыл про репортаж…

– Катя знала, что придёшь туда, она просто хотела тебя видеть, – между делом замечает Анха.

– И для этого рисковала жизнью?! Достаточно было позвонить домой, на телеканал, куда уго… – говорю и осекаюсь.

Только сейчас понимаю: она, как и я сам, боялась признать это чёртово чувство…

– Она простила меня? Скажи!

Замираю, будто жду оправдания. Но Анха молчит.

Вскакиваю, мечусь по пляжу и, кажется, слепну – рядом с девушкой мерцает едва уловимое свечение, которое мешает смотреть на неё прямо. Я не просил этого разговора! Хочется оттолкнуть её, разорвать кружево, пустить по ветру ошмётки. Но одновременно становится до слёз жаль беззащитную Анху и её удивительную паутину. Она не виновата, что моя жизнь сложилась именно так.

– Ведь было ещё что-то? – говорит девушка, словно не замечая моего беспокойства.

– Да… Через года три я встретил Катерину в ресторане. У меня был деловой ужин, у неё, видимо, свидание, напротив сидел редактор новостей нашего канала, обходительный, серьёзный, образчик надёжности, женщины любят таких. Катя выглядела необыкновенно красивой. Наши глаза встретились, и я понял: мы уйдём вместе. Так и случилось. Я передал с официанткой записку, Катерина распрощалась с кавалером, и я отвёз её к себе. Мы спешили, мы хотели всё успеть. Перебивая друг друга, рассказывали о жизни порознь, плакали, занимались любовью, дурачились… Мобильными обмениваться не стали. Может, каждый думал, что другой спросит первым. Или то был изначальный молчаливый договор… Всё ждал, что Катя появится на пороге, а потом смирился. В конце концов, у неё был парень, я надеялся, он сделает её счастливой…

– А почему не попробовал сам?

– Я привык к фривольной жизни, оброс любовницами. Не знаю, смог бы поменяться. Не хотел делать Кате больно.

– Врёшь! – резко заявляет Анха. – Ты боялся потерять её второй раз!

– Теперь это не имеет значения.

Чувствую неловкость, будто Анха раздевает меня догола. Так не должно быть: какая-то девчонка учит взрослого мужика жить! Но ведь взрослый мужик не спешит уходить, напоминаю себе я.

– Возьми! – девушка укрывает мои колени тонким кружевом, и ночная прохлада сменяется уютным теплом. Через год новости о Кате принесла сотрудница. Тихая неприметная девушка, проработала всего неделю ассистенткой шефа. Откуда-то она узнала о трагедии, мол, подслушала в кулуарах – неудачные роды у жены редактора, ребёнок здоров, но мать борется за жизнь и не очень успешно. Я помчался в больницу, в чём стоял – рубашке и джинсах в двадцатиградусный мороз. Не помню, что говорил хирургу, но тот смотрел на меня, как на сумасшедшего. Кажется, я даже угрожал. Швырялся деньгами. Выгреб всё, что имел. Доктор отсчитал нужную сумму, остальное вернул и пообещал сделать, что сможет. В коридоре столкнулся с Катиным мужем – в тот миг я его ненавидел. По лицу понял: он уже смирился со смертью Катерины…

Она позвонила мне лет через пять. За это время я пережил три вялых романа, два ремонта и бесчисленные попойки. Надумал было жениться, но невеста не выдержала моего вечно пьяного вида, расстались без скандала. Жизнь катилась по накатанной и, в основном, под откос. Меня это направление вполне устраивало. По голосу я почувствовал, что Катя изменилась – стала более спокойной, открытой. Мы долго говорили, я не мог прервать разговор, так как чувствовал: следующего раза не будет. Она предложила встретиться, сказала, что придёт с сыном. Я вежливо отказался. Не знаю, что на меня нашло. Ревность? Зависть к чужому счастью? В общем, не смог. И правильно сделал. Через месяц меня послали в эпицентр вооружённого конфликта, вернулся я уже в машине «скорой» с пулевым ранением мозга. Как выжил, непонятно. Полгода вспоминал себя. Заново учился ходить, говорить, писать…

Замолкаю, во рту пересохло. Ставлю точку в рассказе и понимаю, что такая же неумолимая точка поставлена в жизни. Всё, возврата нет. Я закрываю страницу.

– Хватит себя жалеть! – Анха хлопает меня по плечу, как старый боевой товарищ. – Ты ещё многое можешь сделать.

Меня разбирает нервный смех. Многое! Да кому я нужен с дыркой в голове?! Начинаю хохотать, хрипя и булькая. В кои-то веки мне всё равно, терять больше нечего.

– Тряпка! – Пощёчина обжигает щёку.

Анха становится во весь свой невысокий рост, нависает надо мной. В проступающем сквозь рассветные сумерки луче я снова вижу светлый ёжик волос, тонкие губы, угловатые загоревшие плечи. И вспоминаю её лицо! Такая логическая и ожидаемая точка истории превращается в запятую.

– Кто ты?

Мороз бежит по коже, тяну на себя кружево – укрыться, спастись от холода, но девушка срывает паутину с моих плеч, бросает на песок и заставляет смотреть.

– Видишь?

Пристально вглядываюсь в узор – он больше не кажется сплетением нитей, там переплетаются события моей жизни! Снова смотрю в бездонные глаза. Я видел их не раз. Это ведь Анха поправляла на Кате страховочный пояс перед прыжком с тарзанкой. Она звонила мне, чтобы сказать, где искать Катерину. Втащила её в окно десятиэтажки. Анха передала записку в ресторане. Подсказала больницу, где умирала любимая. Если бы не она…

– Кто ты?

Фигура девушки дрожит, становится прозрачной. Оранжевый диск выныривает из-за горизонта. Свет ослепляет, и я на миг закрываю глаза, а когда открываю, вижу пустой пляж. Ни паутины кружева, ни Анхи.

Привиделось? Нет! Во мне столько изменилось, это не могло быть сном! Оглядываюсь – песок испещрён следами, тонкая цепочка ведёт к пирсу. Кого я видел, кто слушал меня всю ночь, кто плёл для меня нити? Судьба? Обычная девушка? Было это лишь кружево или моя жизнь?..

До меня доносятся голоса первых пляжников. Пара в возрасте, взявшись за руки, подходит к воде. Старик идёт неспешно, прихрамывает. Оба оживлённо беседуют, чему-то смеются.

Понимаю – вот мой ответ! «Ты ещё многое можешь сделать!» – звучит в голове голос Анхи.

Подходя к мосту, прячу руку в карман. Вдруг снова дрожать начнёт? Но привычный тремор исчез. Под мышкой – здоровенный подсолнух. Специально полез в тот же двор, псы давно сдохли, преследовать меня было некому. Только сосед-старичок таращился в окно – не мог, наверное, понять, зачем прилично одетый мужчина рвёт штаны на заборе. Хотя полицию вызывать не стал. Решил не связываться с психом.

Издалека узнаю её – Катя опирается о перила моста, смотрит вдаль. Упрямый профиль на фоне вспоротого закатом неба. Сердце пропускает удар. Борюсь с навязчивым желанием свернуть в боковую улочку и сбежать. Но вспоминаю Анху, её кропотливую работу, чувствую незримую поддержку. Кто-то всё время пёкся обо мне, дураке. Направлял, подсказывал, прощал. Я не имею права давать задний ход.

Замираю перед Катериной, с нескрываемой жадностью рассматриваю её лицо, мне интересна каждая мелочь, я так долго отказывал себе в этом удовольствии. В уголках её губ прячется улыбка, глаза горят, как на первом свидании.

Рядом крутится мальчишка лет семи – с непослушным светлым вихром, веснушками на щеках. Ребёнок заговорщически смотрит на меня, подмигивает. Катерина улыбается всё шире и переводит взгляд с меня на мальчика и снова на меня.

Последним в этой компании я наконец понимаю, что связывает нас троих. Выгляжу сейчас, наверное, как тот старик в окне. Но растерянность постепенно проходит. Я вручаю сыну подсолнух, беру любимую за руку.

– Пойдём!

Тяну их прочь от моста. Хватит с нас высоты и прыжков в пустоту. Мы ведь просто можем вместе ходить по земле. Жаль, ушло столько времени, чтобы понять эту нехитрую истину.

Боковым зрением вижу Анху, девушка ободряюще кивает и снимает с нас теперь уже ненужную страховку из светящихся нитей.