Вы здесь

Медленной шлюпкой в Китай (сборник). История бедной тетушки (Харуки Мураками, 1983)

История бедной тетушки

1

А началось все в ясный июльский полдень. В исключительно прелестный воскресный полдень. Даже валявшаяся на газоне скомканная обертка от шоколада в этом королевстве июля сияла горделивым светом, подобно легендарному кристаллу на дне озера. Непрозрачная и изящная солнечная пыльца, как бы стесняясь, медленно планировала на земную поверхность.

Возвращаясь с прогулки, я присел на площади перед кинотеатром и вместе с подругой рассеянно принялся разглядывать бронзовые статуи единорогов[8]. Закончился сезон дождей, и свежий ветерок шевелил древесную листву, гонял невысокие волны на поверхности мелкого пруда. В прозрачной воде утонуло несколько рыжих банок из-под колы – они смотрелись на дне руинами заброшенного города. Пока мы с подругой сидели на бережке, прямо перед нами успели пробежать несколько бейсбольных команд в одинаковой форме, собака наперегонки с велосипедом из проката и молодые иностранцы в спортивных шортах. Из забытого кем-то на газоне радиоприемника едва слышно развевалась по ветру слащавая попса. Песня о потерянной либо грядущей любви. Мелодию я, кажется, узнал, но вот слышал ли я ее раньше? Может, просто похожа на другую песню. Солнечные лучи без остатка впитывались в мои руки.

Не знаю, почему бедная тетушка потревожила мою душу в такой солнечный полдень. Ведь поблизости не было никаких бедных тетушек – так с чего бы мне ее воображать? Но она все равно мне явилась – и тут же исчезла. Задержалась в сердце на долю секунды, навсегда оставив по себе странную леденящую пустоту в человеческом облике. Словно кто-то за окном пролетел.

Бедная тетушка?

Я еще раз обернулся, на всякий случай даже задрал голову к летнему небу. Слова гасли в воскресный полдень, подобно ветру или же невидимой траектории пули. Все так начинается. В какой-то момент все существует, потом раз – и все потеряно.

– Хочу что-нибудь написать о бедной тетушке, – сказал я подруге. Ведь я из тех, кто пытается писать истории.

– О бедной тетушке? – слегка удивилась она и пожала плечами, будто бы покрутив в руках саму фразу «бедная тетушка», но так ничего и не поняв. – Почему о тетушке?

Почему, не знал я и сам. Меня отчего-то всегда цепляет то, чего я не понимаю. Мимолетное чувство – вроде пробежавшей тени облачка, только и всего.

– Просто подумал о ней. Невзначай.

Пока мы искали слова, зависла долгая пауза. И сердца наши связывал лишь нежный звук вращения Земли.

– И что, ты будешь писать о бедной тетушке?

– Да, я.

– И кто-то будет читать?

– Может, и будет, – ответил я.

– Но ты все равно напишешь?

– Ничего не поделаешь, – попробовал оправдаться я. – Не знаю, как тебе объяснить… Может, я и впрямь открыл не тот ящик. Но в конечном итоге, я сделал это сам. Как-то так.

Она молча улыбнулась. Я вынул из кармана мятую сигарету и закурил.

– Кстати, у тебя что, среди родственников есть бедная тетушка?

– Нет.

– А у меня есть. Настоящая. Я прожила с ней несколько лет.

– А-а.

– Но я о ней ничего писать не собираюсь.

В радиоприемнике сменилась мелодия – очень похожа на первую, но ее я совсем не узнал. Казалось, весь мир полон потерянной и грядущей любви.

– Выходит, у тебя нет ни одной бедной тетушки? – продолжала она. – Но даже при этом ты хочешь о ней что-то написать. Не странно?

Я кивнул:

– Интересно, почему?

Она лишь склонила голову набок, но ничего не ответила. Казалось, от моего вопроса у нее свело судорогой пальцы, которые засасывал подводный ил. И только мой вопросительный знак по-прежнему сверкал на солнце, как до блеска отшлифованная железка на дне пруда. Лежит там и наверняка достает тем же вопросом окружающие жестянки из-под колы.

Почему? Почему? Почему?

– Я не знаю, – спустя вечность отрывисто сказала подруга.

Я подпер ладонью щеку и, как был, с сигаретой во рту, еще раз окинул взглядом единорогов. Два животных, встав своими четырьмя копытами на дыбы, словно махали вслед унесенному куда-то времени.

– Я лишь знаю, что человек с подносом на голове не сможет задирать голову к небу. Это я о тебе.

– А если конкретней?

Вытерев мокрый палец о рукав, она посмотрела мне прямо в лицо.

– Кажется, я тебе сейчас ничего объяснить не смогу. Ничегошеньки.

Я вздохнул.

– Извини.

– Да ладно. Похоже, мне сейчас даже подушка-думочка не советчик.

Она снова улыбнулась:

– К тому же у тебя нет даже бедной тетушки.

Да.

У меня

Нет даже бедной тетушки…

Ну чем не куплет?

2

А вдруг бедной тетушки нет и у тебя? Раз так, выходит, что «неимение бедной тетушки» – наша общая черта. Странная общая черта! Общая черта, похожая на тихую утреннюю лужицу.

Однако ты же не мог не видеть бедную тетушку на чьей-нибудь свадьбе.

Как стоит на любой книжной полке хоть одна долго не читанная книга, как висит в любом гардеробе хоть одна долго не ношенная сорочка – на любой свадьбе есть хоть одна бедная тетушка.

Никто ее никому не представляет, никто с ней не заговаривает. Никто не просит толкнуть речь. Она, как старая молочная бутылка, аккуратно садится за стол, беспомощно хлюпая, поглощает кукурузный суп, ест салат вилкой для рыбы, вылавливает фасоль – и в конце ей не хватает ложечки для мороженого. Ее подарок, если повезет, растворится в глубине антресолей, если нет – при переезде отправится на помойку вместе с различными кегельбанными призами.

Она даже возникает порой на страницах изредка раскрываемых свадебных альбомов, но доверия не внушает, даже если выглядит аккуратной утопленницей.

– Кто эта женщина? Смотри, вот эта, во втором ряду, в очках…

– А-а, да никто, – отвечает молодой муж. – Просто бедная тетушка.

У нее нет имени. Просто бедная тетушка. Только и всего.

* * *

Конечно, можно сказать, что имя рано или поздно исчезнет.

Но произойти это может по-разному. Первый тип – когда имя исчезает сразу после смерти. Все просто. «Высохла река. Погибла рыба». Или же: «Пламя охватило лес, сгорели птицы»… Мы оплакиваем их смерть. Второй тип – как у старого телевизора: после смерти на экране проскакивают белые полосы, но в конце концов все гаснет. Тоже неплохо. Как под стопой заблудшего индийского слона, но все-таки – неплохо. И, наконец, последний тип – когда имя пропадает еще до смерти. В смысле, как у бедных тетушек.

Но бывает, я и сам, себя не помня, впадаю в «состояние бедной тетушки». В сутолоке вечерних перронов не помню ни имени, ни адреса, ни куда мне нужно ехать. Само собой – ненадолго. Секунд на пять – десять.

Бывает и так. Кто-нибудь говорит:

– Никак не могу вспомнить твое имя.

– Ладно. Не бери в голову. Ничего важного в этом имени нет.

А он тычет себе в кадык и приговаривает:

– Ведь вертится на языке…

В такие минуты я чувствую, будто зарыт в землю и на поверхности торчат лишь пальцы правой ноги. Этот кто-нибудь замечает и начинает извиняться. Ты, мол, прости, но вот-вот было вспомнил…

Хорошо, а куда исчезают потерянные имена? В городе-лабиринте вероятность их выживания крайне мала. Некоторые расплющиваются в лепешку под колесами тяжелых грузовиков, некоторые умирают под забором, не найдя денег на электричку, некоторые тонут в глубокой реке с полными карманами гордости.

Но даже при этом какие-то умудряются выжить, добрести до города утерянных имен, где они создают себе укромное общество. Маленький, очень маленький городок. При входе в который, пожалуй, стоит вывеска:


ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!


Зашедшие туда без всякой надобности должны получить легкое возмездие.

Или же то было легкое возмездие, устроенное мне самому. К моей спине прилипла маленькая такая бедная тетушка.

Впервые я обратил на нее внимание в середине августа. Причем не то чтобы как-то заметил ее присутствие. Просто вдруг почувствовал. Глядь, а на спине у меня – бедная тетушка.

Нельзя сказать, что мне было неудобно. Ноша не из тяжелых, в ухо гадостью никто не дышит. Она просто прилипла ко мне – плотно, словно отбеленная тень. Ее не замечали даже посторонние – если не присматривались. Живущие у меня кошки подозрительно косились на нее первые два-три дня, но когда поняли, что на их территорию она не претендует, быстро к ней привыкли.

Не могли успокоиться лишь несколько моих товарищей. Бывало, в самый разгар посиделок с выпивкой у меня из-за спины на них устремлялся острый взгляд.

– Прямо жуть берет.

– Не обращай внимания, – говорил я. – Вреда-то никакого.

– Это понятно, но все равно как-то не по себе.

– А-а.

– Где ты ее подцепил-то?

– Да нигде, – ответил я. – Появилась, пока я тут думал. Вот так.

Он кивал. При этом вздохнув.

– Понимаю. Это в твоем характере.

– Ну.

Еще час мы пили виски, однако настроение было испорчено.

– Слышь? – спрашивал я. – Что в этом такого невыносимого?

– Такое ощущение, будто за мною следит мать.

– Интересно, почему?..

– Что значит – почему? – смущенно говорил он. – Потому что она сидит у тебя на спине.

Обобщив некоторые мнения, я пришел к выводу, что у меня за спиной (сам я этого видеть не мог) – не какая-то конкретная тетушка, а нечто эфемерное, меняющее облик в зависимости от моих собеседников.

Один приятель увидел в ней свою собаку Акиту-ину, умершую прошлой осенью от рака пищевода.

– Было ей пятнадцать лет. Возраст для собак преклонный. Но не от рака же пищевода!..

– Рак пищевода?

– Да – рак, образующийся в пищеводе. Тяжко. Мне бы так не хотелось. Каждый день постанывала. Но голоса при этом не подавала.

– А-а.

– Я хотел было ее усыпить, да мать была против.

– Почему?

– А кто ее знает? Видимо, не хотела пачкать руки, – совсем без интереса ответил он. – А та два месяца мучилась на капельнице. На полу в чулане. Сущий ад… – И он на время замолк. – Не собака – так себе. Трусиха. Как увидит людей, давай лаять. Толку от нее никакого. Только надоедает. В болячках вся.

Я кивнул.

– Ей бы не собакой, а цикадой родиться. Куда больше счастья. Без умолку трещи себе – никто слова не скажет. И не было бы этого рака пищевода.

Но она оставалась собакой и сидела у меня на спине с пластиковой трубочкой изо рта.

Одному риелтору она казалась учительницей из начальной школы.

– Пятидесятый год. Самое начало Корейской войны, – говорил он, вытирая пушистым полотенцем пот с лица. – Два года подряд вела наш класс. Приятно вспомнить. Хотя чего приятного, когда я ее почти забыл?

Посчитав меня родственником этой учительницы, он предложил мне холодного ячменного чаю.

– Если подумать, бедная женщина. Не успела выйти замуж, как мужа забрали в солдаты. Посадили на судно, а судно по пути того – хлоп из пушки, и все. Кажется, в сорок третьем. Она продолжала преподавать, а на следующий год бросилась в огонь при налете. С левой щеки и до самой руки… – Он провел пальцем длинную линию от левой щеки, допил чай и вытер полотенцем пот. – Говорят, была красивая. А тут такая жалость… Даже характер изменился. Была б жива, под шестьдесят уже было бы. А так… уже в пятидесятом…

Вот так приобретает очертания карта квартала, а также таблица мест на свадебный банкет. Постепенно расширяется круг бедных тетушек, и прежде всего – на моей спине.

Но вместе с тем из моего окружения один за другим, как зубцы расчески, стали пропадать друзья.

– Сам-то он парень ничего. Вот только не хотелось бы каждый раз видеть лицо матери. – Или же старой собаки, умершей от рака пищевода, или учительницы с ожогами.

Я почему-то стал ощущать себя креслом дантиста. Никто меня не грузит, никто не презирает. Но все меня при этом избегают. А встретившись где-нибудь случайно, тут же пропадают по вполне уважительной причине. Одна девчонка даже призналась честно: с тобой я чувствую себя неловко.

– Но я ведь не виноват.

– Понимаю. – И она неприятно засмеялась. – Была бы у тебя за спиной стойка для зонтиков, еще куда ни шло…

Стойка для зонтиков.

Ну и ладно. Шибко общительным меня не назовешь. Чем жить со стойкой для зонтиков, лучше уж так, как сейчас.

Вместо этого обо мне начали писать в некоторых журналах. Репортеры заявлялись чуть ли не каждый день, фотографировали, а если тетушка на снимке выходила неудачно, еще и сердились. И завалив неуместными вопросами, убирались восвояси. Я эти журналы даже не открывал. Прочел бы какую-нибудь статью о себе – наверняка бы повесился.

Один раз даже попал на утреннюю телепрограмму. Меня разбудили в шесть, отвезли на машине в студию, напоили подозрительным кофе. Ведущий – полупрозрачный комментатор средних лет. Поди чистит зубы по шесть раз на дню.

– Итак… наш сегодняшний гость – господин N.

Аплодисменты.

– Доброе утро.

– Доброе утро.

– Господин N по некой случайности стал носить на спине бедную тетку. Не могли бы вы рассказать, как это все и как оно вам…

– В принципе, ничего ужасного. Она не тяжелая, еды и питья не просит.

– И плечи у вас…

– …не болят.

– Как давно она к вам прицепилась?

Я вкратце рассказал историю о площади с единорогами, но ведущий смысла так и не уловил.

– Одним словом, – сказал он, откашлявшись, – эта тетка хоронилась в пруду, у которого вы присели, а затем забралась вам на спину?

Я покачал головой. Хотя тут явно требовался какой-нибудь анекдот или, на худой конец, второсортная страшилка.

– Бедная тетушка – не призрак. Она нигде не прячется. Ни к кому не цепляется. Она, если так можно сказать, – просто слово, – раздраженно пояснил я. – Просто слово.

Все слушали молча.

– В общем, слова – это нечто вроде электрических полюсов, соединенных сознанием. И если через них долго пропускать одинаковый импульс, в них непременно возникнет какая-нибудь реакция. Естественно, вариант этой реакции у каждого свой. У меня это – чувство независимого существа. Такое ощущение, будто во рту набухает язык. И к спине у меня, в конечном итоге, прицепилось словосочетание «бедная тетушка». В нем нет ни смысла, ни формы. Можно сказать, нечто вроде общего символа.

Ведущий не знал, что сказать.

– Вот вы говорите – без смысла и формы. Однако мы сейчас отчетливо видим у вас за спиной некую форму, которая несет для каждого из нас свой смысл.

Я пожал плечами:

– Ну… это и есть символ.

– Выходит, – чтобы хоть как-то разрядить обстановку, начала вопрос молодая ассистентка, – при желании вы можете свободно вычеркнуть собственной волей из сознания этот имидж или существо?

– Это невозможно. То, что уже возникло, продолжает существовать вне моей воли. Это как воспоминания. Знаете же, какие они бывают – нипочем не забудешь, особенно если хочешь забыть.

Ассистентка, несогласная с моим ответом, гнула свое:

– Например, мне тоже под силу процесс общей символизации сказанных вами слов?

– Думаю, да.

– Если я, – вставил свое слово ведущий, – например, буду каждый день, каждый раз повторять слово «общий», значит, у меня на спине когда-нибудь может возникнуть общая фигура?

– Пожалуй.

– Получается, осуществляется общая символизация слова «общий»?

– Именно так. – От прямых попаданий софитов у меня разболелась голова.

– Кстати, а как выглядит это самое «общее»?

– Не знаю, – ответил я. – Эта проблема превышает силу моего воображения. С меня хватает бедной тетушки на спине.

Разумеется, все в мире – буффонада. Кто может этого избежать? От ярко освещенного павильона телестудии до шалаша отшельника в глубине мрачного леса, – все неизменно. И я с бедной тетушкой на спине продолжаю свой путь в этом мире. Разумеется, в этом мире буффонады я – редкостный клоун. Еще бы – ведь у меня на спине бедная тетушка. Видимо, права была та девушка со своей стойкой для зонтиков. Может, тогда бы люди приняли меня в свой круг. Я бы раз в две недели перекрашивал стойку, появлялся бы на вечеринках.

– Привет! Что, на этой неделе стойка розовая? – спрашивает некто.

– Да, – отвечаю я. – Всю неделю настроение – в розовых тонах.

Глядишь, ко мне бы приставали молодые симпатичные девушки:

– Послушай, твоя стойка – такая милашка!

Для них было бы прекрасным переживанием – нырнуть в постель с парнем, таскающим за спиной розовую стойку для зонтиков.

Но, к сожалению, таскал я не стойку, а бедную тетушку. Со временем интерес людей ко мне и моей тетушке на спине поубавился. И в конце концов, оставив по себе лишь каплю злости, исчез напрочь. В результате (как говорила моя подруга) бедная тетушка не волнует никого. Легкая начальная заинтересованность изжила себя и растворилась бесследно. Осталась лишь тишина – как на морском дне. Но такая тишина, будто я и бедная тетушка слились в единое целое.

3

– Смотрела по телевизору твою программу, – сказала подруга.

Мы сидели на берегу того же пруда. Встретились спустя три месяца. Начиналась осень.

– Похоже, ты был уставший.

– Верно.

– На тебя не похоже.

Я кивнул.

Она вновь и вновь пыталась аккуратно сложить мягкую ветровку.

– Похоже, у тебя за спиной была бедная тетушка?

– Похоже.

– Ну?.. И как?

– Как у арбуза, упавшего на дно колодца.

Она засмеялась, поглаживая аккуратно сложенную на коленях ветровку, словно кошку.

– Что-нибудь понял в ней?

Конец ознакомительного фрагмента.