Глава 4
Погода располагала к прогулкам, солнце зашло за горизонт, но полностью темно еще не стало. Скудельный ветер приятно дул в лицо, остужая горящие щеки, и гладил кроны деревьев парка, что оставался позади Марии и Брандмейстера, идущих по оживленной, плотно застроенной улице, ведущей к кварталу Сохо. Из-за воронки на дороге скопился транспорт, потоки самоходного железа под указ регулировщика неспешно пробирались по не разбитой полосе. Однако особо торопливые водители часто давили клаксон. Сердились на затор, они высовывали голову из кабин, желая выяснить, в чем дело. К неугомонным автомобильным сигналам добавился пронзительный свисток, а так же короткие, резкие или тянущие возгласы. Выкрики тянулись по каньону серых зданий, чьи фасады обложенные мешками с песком, уже сливались с темнотой. Город погружался во мрак.
– Мистер Хаджест пришел в сознание? – с тревогой спросила Мария.
Брандмейстер помотал головой.
– Отравление у него тяжелое, но медики утверждают, что он поправится.
– Лишь бы так и было.
Мария помрачнела. Девушка не ожидала, что отравление мистера Хаджеста дымом столь серьезно.
Брандмейстер обнял ее плечи в попытке утешить.
– С ним все будет в порядке. Он оправится.
Девушка подняла взгляд и с минуту молча всматривалась в небо. Одна за другой появлялись звезды. Маленькие сверкающие точки окружали узкий рогалик луны. Затем она все тем же грустным голосом сказала:
– Мы уже давно смотрим в небо не для того, чтобы разглядывать звезды. Хоть они и лучше видны.
Они шли мимо зенитной пушки на лафете. Ее задранный вверх ствол в сгущающихся сумерках больше походил на собственную тень.
– Это больше подходит к артиллеристам, нежели к нам, – отмахнулся Брандмейстер.
Мария посмотрела на шефа: округлое лицо, с глазами непоколебимой уверенности, спокойная твердая речь. Рядом с Финли Мария чувствовала себя в безопасности, пусть порой он и теряет самообладание. Но для этого нужно еще постараться, в такие моменты Брандмейстер использует брань и грубость в отношении к человеку или обстоятельствам, что спровоцировали такой его настрой. И зачастую сама ситуация требует от него именно таких суровых мер. Брандмейстер никогда в своем присутствии не позволит другому человеку впасть в отчаяние. А сам он с таким чувством казалось незнаком. И в данный момент совсем не понимал и не разделял волну дурных мыслей, одолевших Марию.
– У тебя сажа на лице, – с улыбкой подсказал он.
Мария попыталась стереть сажу, просто поводя по щеке пальцами.
– Размазала только, оставь. В темноте все равно не видно.
– Полгорода таких же чумазых, как и я.
– Да, сажа на всех.
Брандмейстер перестал обнимать Марию, достал коробок и стал чиркать спичкой.
– Разве можно курить, Финли?
– Ничего, я быстро. Как твои родственники?
– Все так же пытаются ужиться под одной крышей, – после вопроса о близких у Марии скользнула добрая улыбка. – Мама шлет тебе привет.
– Досадно, что мы ни разу не виделись, хоть и наслышаны друг о друге.
– Она хочет с тобой познакомиться.
– Как-нибудь выпадет случай. А ты… Ты скучала по мне?
– Я женщина. Я не признаюсь тебе в этом, даже если и так! – весело ответила Мария, пойманная врасплох, хоть Финли и спрашивает об этом каждый раз, даже после самой короткой разлуки в несколько дней, но каждый раз такой вопрос получается внезапным.
Брандмейстер, оставаясь в интриге, после паузы вдумчиво продолжил:
– Парни из части удивляются, говорят, работа трудная, рисковая. Сидела бы Лайтоллер диспетчером, координировала наряды в центральной. Так нет же. Хотя, по-моему, удивляться нечему. Идет война – женщины собирают танки, самолеты, выполняют разную мужскую работу. Многие из них дилетанты, обученные на скорую руку, так как занимались совершенно другим делом либо бездельем. Кто-то еще только учился на профессию…
– Я же еще до войны поступила в академию, вовсе не зная о том, что она начнется.
– Зачем?
– Огонь же – это стихия? Победил огонь – укротил стихию.
Брандмейстер вскинул брови, с такой позиции он еще не смотрел на свою работу.
– Я шучу, – со смехом добавила Мария.
– Я уж было подумал, что ты серьезно. Причина признаться так себе. Но звучит красиво.
– А если серьезно, то я над этим не думала. Помню, как в детстве имитировала, что я – пожарная машина. Бью в колокол, тороплюсь. Затем я уже главная – раздаю команды. Конечно, не так повелительно, как ты… Ребята, что принимали участие, как будто разматывали шланги, затем тушили пожар, утирая лоб. Потом я кричала, что огонь перебросился на соседние постройки, и нам нужна подмога. Но не все ребята хотели играть в пожарных, и нам приходилось их уговаривать и даже грозить самым упертым, что мы больше не будем с ними общаться, если они нам не помогут.
– Маленькие манипуляторы. Нужно позаимствовать тактику, мне нравится, – подвел итог Брандмейстер. – Но реальная служба отличается от наивных, романтичных представлений о ней?
Мария, немного подумав, согласилась. Брандмейстер умел спустить на землю.
Пройдя по площади, а затем еще несколько улиц, пожарные свернули на пешеходный бульвар. Здесь было не менее оживленно: беседуя, прогуливались парочки, а также компании девушек и молодых людей. Молодые люди в выходной военной форме, девушки на каблуках и марафете, звонко смеялись над остротами. Порой остроты получались особо удачными, молодые люди тоже заливались гоготом. Также встречался одиноко идущий человек, в основном мужского пола. Он пошатывался, слегка запинаясь о самого себя, горланя песню не связной речью. Если встречался одиноко идущий человек – женщина, то это была быстрая, целенаправленная походка. Иногда попадались пожилые парочки – супруги, решившие прогуляться перед сном, но по виду их угадывалось, они и сами уже поняли, что это не самое удачное место по вечерам для тихих, уютных прогулок.
– Нам сюда, – Брандмейстер указал на несколько ступеней, ведущих в цоколь под неприметной вывеской. Надпись на бочке, стоявшей возле входа, повторяла название бара и одновременно служила урной. Финли закинул туда окурок, открыл дверь, пропуская девушку вперед.
Войдя, Мария оказалась на балконе деревянной лестницы, где однозальное помещение с круглыми столами хорошо осматривалось.
Над головами посетителей, словно пар из носика кипящего чайника, взмывал сигаретный дым, его притягивало в узкие окна под самым потолком, которые снаружи получались над землей, и в них видна была только обувь прохожих. Стены, обшитые деревянными панелями темного цвета с едва синим отливом, придавали приятную гамму для глаз, а для декора на них висели картины, медные блюда, соусники, а также аккуратные светильники с мягким матовым светом. Возле небольшой сцены под гитарное соло выплясывали двое мужчин. Выглядел их танец так: руки согнуты в локтях с безвольно качающимися ладонями, расслабленными в кистях. Ноги слегка согнуты в коленях, а ступни выкидываются вперед, и так они танцуют вокруг друг друга, меняя направление. Но при любом положении каждый из них всегда находился боком к другому, а сами движения похожи на то, будто мужчины семенили. Музыка сливалась со звуками шума и гама: смехом, возгласами, тостами, звоном бокалов, бряканье пивных кружек.
Натертый воском паркет был местами липким от пролитой выпивки, а на выход вела лестница, и пьяному гостю сперва нужно преодолеть ступени, прежде чем выбраться на поверхность. Само же заведение не ставило себя как место, где с вытянутыми спинами говорят об искусстве, и в целом внутреннее убранство, атмосфера, понравились Марии больше, чем вид бара снаружи. Посетителей же в этот вечер собралось много, столики все были заняты, а возле стойки весьма оживленно и бурно скопились мужчины со стаканами в руках.
Мария, сказав, что скоро вернется, направилась в дамскую комнату, по пути лавируя между столами и стараясь не столкнуться с официантами, снующими с груженными подносами. Брандмейстеру тем временем повезло: он занял столик возле лестницы как раз в тот момент, когда прежние гости его покинули. Теперь, он расположился удобно, с трудом, но подозвал официанта, заказал две пинты темного пива и стал рассматривать антураж. Струны гитары, логично завершившие игру, смолкли, прозвучали бурные овации. Какой-то мужчина, с закатанными рукавами рубашки на выпуск, воспользовался тишиной и обрушил свою речь на присутствующих.
– Множество людей веруют, только когда им удобно. Но Господь видит всех и каждого. Атеисты прозрели, когда с неба посыпались бомбы.
Жадно глядя на стаканы с выпивкой, он облизывал губы и с эмоцией вещал тоном диктора с трибуны.
– Может, кто-либо из вас угостит меня выпивкой?! Будьте уверены, на небесах вам это зачтется. Скорее всего, в божий сад вы не попадете, но ваши муки могут сократиться от бесконечных до просто вечных.
Брандмейстер наблюдал, но не мог понять, кем является этот мужчина – то ли безумным сумасшедшим, то ли пьяным служителем церкви. Еще один мужчина средних лет, более трезвый его приятель хватал диктора под локоть, пытался отвести в сторону, призывая на этом и окончить речь. Но не слишком убедительно и диктор продолжал:
– И почему услуги жриц любви подорожали? Неужели они стали симпатичней, или их орудие труда стало уже?
Задал он эти вопросы с таким видом, словно будучи учителем, стоял перед классом у доски и выискивал взглядом, кто же вскинет руку, чтобы дать ответ. Среди гостей раскатилась волна смеха. Но не всем были по нраву его речи, и тут же послышался раздраженный крик:
– Ты пьян и мерзок, убирайся отсюда!
– Я смотрю, мои слова мало кого трогают, – не унимался диктор. – Тогда я исполню а капеллу, пока вы перекусываете.
– Никто концерт твой не заказывал, – выкрикнул светловолосый здоровяк, сидящий у стойки. При этом из его рта вылетели кусочки еды. Он второпях извинился перед сидящими рядом и докричал:
– Хватит нести чушь!
– Страна в опасности, а вы околачиваете пивнушки!
Более трезвый приятель, проявив настойчивость, все же осек оратора. Что-то говоря и шикая, он отвел его в сторону, затем вернулся на то место, где стоял диктор, и обратился к посетителям:
– Простите его, почтенные джентльмены и леди! Он перебрал.
Изобразив поклон, более трезвый приятель повел оратора к выходу. Тот шатался, постоянно оборачивался, но теперь уже послушно стал подниматься по лестнице. На ступенях он пытался что-то спросить у только что вошедшего мужчины в шляпе, сдвинутой на лицо, одетого в короткое пальто. Тот помотал головой, не вдаваясь в подробности вопроса, и, посторонившись пьяного диктора, поспешил спуститься, а приятели вышли наружу. Мужчина же в коротком пальто медленно пошел через зал, сняв шляпу и поправляя волосы пятерней. Осматривал же он посетителей, ища кого-то определенного, или просто искал свободное место, по его виду было не понятно. Когда мужчина дошел до стойки, откуда просматривался зал целиком, он облокотился на нее и стал водить глазами.
Брандмейстер снова развернулся к лестнице. По ней спускались изящно одетая дама и молодой человек в костюме с иголочки. Дама выглядела чуть постарше спутника, с сумочкой на изгибе локтя и в белых перчатках, она скользила рукой по лакированным, но уже местами обшарпанным перилам, но затем, отдернув руку, сцепила их вместе, держа проницательный, с интересом к происходящему взгляд ровно перед собой. После неторопливого, чинного спуска по лестнице, пара остановилась возле Брандмейстера. Молодой человек бормотал на ухо даме о том, что зачем они сюда пришли, и не стоит здесь задерживаться. Дама, слушая, ухмылялась уголком губ и словно по-лисьи сузила глаза. Когда молодой человек закончил шептать, она громко ответила, не обернув головы.
– Я устала от театров, Уильям!
– Но посмотри – здесь и мест свободных нет, – снова бормотал он.
– Ничего страшного – найдем! Чего ты скулишь? Мы же договорились, что зайдем в первое попавшееся…
– Но я не думал, что оно будет таким! – возмутился спутник, но тише, чем говорил до этого.
– Ладно тебе, Уильям, успокойся, – дама оставалась непоколебимой. – Пойди, спроси винную карту. И скажи, чтобы нам выделили столик.
Молодой человек фыркнув, в знак протеста, но бесполезного, покорно направился к стойке.
Показалась Мария, Брандмейстер привстал, чтобы девушка его увидела. Он убедился в этом, снова сел и продолжил наблюдать за Уильямом. Тот уже пробрался к стойке и робко спросил у бармена винные карты. Бармен дружелюбно рассмеялась и сказала, что у нее только два вида вина – красное сухое и белое полусладкое. Пристально его оглядев, она добавила, что, судя по виду, ни одно из вин ему не понравится.
Мария, дойдя до столика, села на стул. Лицо теперь у ней было чистое, без сажи, волосы она разделила прямым пробором, шарф перекинула на шее, а пуговицы пиджака расстегнула. Она спросила Брандмейстера, за кем он так внимательно наблюдает. Финли кивнул в сторону бара.
– Интеллигенция познает оркестровую яму в плавно затухающем золотом свете подполья.
Девушке понравилась фраза.
– Ооу, Финли, я бы сходила на представление или оперу. Ты как к подобному относишься?
Тот дернул плечом.
– Может, на следующей неделе… почитаем афишу.
Тем временем Уильям вернулся к изящной даме и обреченно доложил.
– У них нет винных карт.
– А шампанское ведь у них есть?
Он понял, что придется идти еще раз.
– Чего же ты сразу не спросил? Тебе нравится ходить по двадцать раз?
Уильям молча поплелся обратно к стойке, а изящная дама добавила ему в спину.
– Любое самое терпимое шампанское, какое у них есть. И стол пусть побыстрее предоставят, я уже устала стоять!
На этом Брандмейстер перестал следить за окружающими. Мария вернулась и забрала все внимание.
– Ты как, в порядке? Голова не кружится, одышки нет?
– Нет, нету. Все в порядке! – Мария поняла, к чему клонит Брандмейстер, они оба совсем недавно наглотались дыма.
– А ты?
– Я в полном порядке! – ответил тот, проследив взглядом за рукой, что поставила на стол две пинты темного пива.
– Чудно, – сказала Мария. – Сегодня без тостов. Оба мы просто нуждаемся в обильном питье.
– Так вроде чай тогда нужно пить. И что же там так коптило в окне?
Отпив сразу половину кружки, Брандмейстер понял свой прокол. Ему нужно было заказывать четыре, а то и шесть пинт кряду из-за медленного обслуживания. Мария же выпила только треть, и у нее больше оставалось шансов дождаться следующую партию пива, не сидя впустую.
– Догадайтесь, мистер Аддингтон!
Брандмейстер пожал плечами. Это он еще на прошлой неделе задал вопрос об отличии животного и человека, над которым Мария уже сломала голову. Все варианты он браковал, так и не назвав правильного. Теперь у девушки появился шанс проделать то же самое. Улыбаясь, щурясь от восторга, она развела руками, давая понять, что шеф должен догадаться сам.
– Брось, Лайтоллер. Мне же нужно будет указать.
Снова ответа не было, лишь хитрая улыбка. Брандмейстер решил сперва рассказать историю, а после сделать еще одну попытку выудить причину черного дыма из спальни. То, что влетело в окно и вызвало пожар, для него не было загадкой – раскаленный осколок ракеты.
– Вспомнился мне один случай. В нашей части служил парнишка. Как же его имя? Вспомнить не могу. Такой крупный, массивный… Очень медленно говорил…
Он посмотрел на Марию, спрашивая взглядом вспоминает ли она описываемого человека.
– Э, нет! Не припомню.
– Ну так вот. В жизни болвана глупее не встречал!
Брандмейстер прервался, чтобы заказать идущей мимо официантке четыре пива. Та кивнула и отправилась по делам. Марию же разбирало любопытство, она вся внимала Брандмейстеру, который продолжил.
– Видать, ты его уже не застала, хотя я без тебя четырнадцатую уже не представляю. Ну, так вот: выехали мы на пожар, причину уже не помню, кажется, из-за неисправной проводки. Тогда люфтваффе еще не сбрасывало на города бомбы, и пожары случались, в принципе, редко. Парень тот был не хрупким, всегда справлялся сам – и разматает и гидрант найдет. А горела лавка сувениров на первом этаже, огонь был несильным да и по нынешним меркам не представлял сложности вообще.
Брандмейстер допил вторую половину и оставил пустую кружку.
– И вот он стоит, поливает водой. И тут его кто-то окликнул с весьма простецким вопросом, наподобие «Который час?». Этот дурень услышал, как его позвали, развернулся всем телом…
– И что же? – весело спросила Мария, сгорая от любопытства хоть уже догадываясь о дальнейшем.
– Он развернулся, как есть, с брандспойтом в руках, и струя воды начала сбивать прохожих с ног.
Мария прыснула смехом, представив оплошность парня. Когда прошла самая сильная реакция на историю, она, все еще смеясь и мотая головой, восторженно объявила.
– Не может быть!
– Может, – заверил Брандмейстер. – Пока тревожный импульс дошел до его мозга, этот парень и некоторых других пожарных сбил и зевак, окатил автобус, несколько машин. А зеваки – все время поблизости, норовят сунуть свой нос. Интересно ведь, чем там пожарные занимаются! Вот некоторые из них и поплатились мокрой одеждой и растрепанной прической. Его жертвы пришли в ярость, парень раз сто повторял «Простите, извините!», но при этом ни словом не обмолвился о том, что он кретин.
– Я смеюсь не над прохожими-бедолагами, которых он окатил, а над его глупостью, – пояснила Мария, утирая уголок глаза. – Это же надо!
– Кроме того, там была маленькая собачка. Ей тоже досталось. Уж она-то точно шла и никого не трогала. Поводок вырвало с руки хозяйки, струей воды собачку подхватило и кинуло в витрину. Как Зевс, я гремел и метал молнии, думал, изобью парнишку. Так сильно я разозлился на него…
– Ужасно! – воскликнула Мария, теперь серьезно опасаясь за собачку. – С ней все в порядке?
– Да, бедняга перепугалась сильно, но, слава богу, серьезно не пострадала. Этот инцидент мы еле утрясли. Лишь через неделю я, вспомнив все это, улыбнулся. Спустя время. Еще мне этот парень запомнился тем, что постоянно задавал глупые вопросы. Однажды я не сдержался и сказал ему: «Хватит глупых вопросов!» Он часто заморгал, видимо, из-за мыслительных процессов в голове, а затем спросил: «Как же я пойму, что вопрос глупый, если вы мне об этом не скажете?»
В этот момент Мария хотела глотнуть пива, но снова засмеялась, и кружка осталась висеть в руке, над столом.
– Однажды, ты имеешь в виду после второго его глупого вопроса максимум?
– На редкость я долго сдерживался. Ребята после этого случая стали говорить:
«Осторожно, этот парень вышел на тропу труда!»
– А где он сейчас?
– Точно не знаю. Я вынудил его уйти со службы. Перевода я ему не дал, иначе меня бы за такого кадра… Своей тупостью он представлял угрозу и для себя, и для всех. Вероятно, он где-нибудь на полях сражений, быть может, в водах Атлантики. Конечно, несмотря на все это, надеюсь, что с ним все хорошо.
Почувствовав, как кто-то стоит рядом, Мария обернулась. Брандмейстер же узнал стоявшего у столика мужчину, это был человек, которого он разглядывал ранее – в шляпе и коротком пальто. Финли не заметил, как долго незнакомец стоит рядом, но тот слегка улыбался, частично подслушав историю.
– Добрый вечер! – вежливо сказал мужчина.
– Здрасти, – процедил Брандмейстер.
– Здравствуйте, сэр! – учтиво отозвалась Мария. – Хотите, чтобы я спела?
– А вы поете?
– Люди утверждают, что да.
Но девушка тут же опомнилась, что в этом баре впервые, и посетители, вероятно, не подозревают о ее таланте. В том баре, где Мария завсегдатайствует, часто именно за этим и подходят к столику.
Мужчина в коротком пальто снова улыбнулся.
– Признаться, я не за этим. Разрешите присесть?
Брандмейстер занял позицию наблюдателя, поймав себя на мысли, что этот тип ему сразу не понравился, как только вошел.
Поэтому ответила Мария, все так же учтиво:
– Да-а, пожалуйста! Выпьете с нами?
– О, благодарю вас!
Мария подвинула к незнакомцу одну из кружек, что незаметно для нее принесла официант, в то время как Мария смеялась. Мужчина выдвинул стул, затем опустился на него, не снимая пальто. Но шляпу положил на дальний край стола, чтобы та никому не мешала. Незнакомец был лет сорока, с волевым, но не злобным лицом, щетиной, но не запущенной, темные волосы его были убраны назад и пахли одеколоном. Пытливые, ясные глаза не без доли шарма, таящие в себе скрытую угрозу.
Он оценивающе оглядел Марию.
– Вы не завиваете? – делая круговые движения пальцем.
– Кудряшки? – догадалась Мария. – Терпеть их не могу.
Мужчина продолжал разглядывать девушку все то время, пока доставал из кармана пальто пачку сигарет. При этом он о чем-то сильно размышлял. Найдя в кармане искомое, он слегка небрежно кинул пачку на стол и кивнул на нее:
– Угощайтесь.
– О нет, я не курю.
Тогда мужчина взял пачку курева в руку, протянул Брандмейстеру. Финли поблагодарил и выудил одну, обратив внимание, что пачка довольно старого выпуска. Сама упаковка бумажная, мягкая, но в нее вставлена жесткая карточка, на картинке которой было изображено дерево с зарубками и веревочной петлей, опоясывающей ствол. Рядом шло краткое описание текстом того, как свалить дерево в нужную сторону.
– Они неплохи, – сказал незнакомец. Он был уверен, что закинул крохотное зерно доверия в сухую почву дороги, что ведет к расположению Брандмейстера. Затем он снова перевел взгляд на Марию и, тут же опомнился, изрек.
– О-о, прошу прощения! Я сижу и пялюсь на вас. А то, может, вам неловко от этого?
– Совсем немного. Так смотреть, будто прямо уставиться, – неприлично. Вам не кажется?
– Ой, да бросьте, мисс! Если бы в мире соблюдались все приличия, то лично я на этот свет точно бы не появился, – он откинулся на спинку стула и безвредно ухмыльнулся, тем самым вызвав у Марии улыбку.
– Вы столь прекрасны, мисс. Я даже не могу подобрать подходящих сравнений. И эта форма вам к лицу.
– Только не вздумай здесь стихов слагать, – вмешался Брандмейстер.
Мужчина в пальто не ответил на его реплику, пропустил ее мимо ушей, точно она не касалась его, и вновь обратился к девушке.
– А вы – Мария? Мария Альберта Лайтоллер? Двадцать первого года рождения?
– Да, это я, – все так же учтиво и непринужденно ответила девушка.
– И ваш отец – Джон? Лайтоллер, соответственно.
– Верно, – Мария покивала головой. – Вы его знаете?
Выражение лица незнакомца изменилось. Легкая улыбка исчезла, на смену ей пришли серьезность и деловой тон речи.
– Если говорить кратко – я военный детектив. Выслеживаю людей, которые не хотят, чтобы их нашли.
Здесь он выдержал паузу, поднес огонек зажигалки к сигарете, затянулся дымом. Мария в это время протянула.
– Так, – желая, чтобы тот продолжил.
– А вы и не прячетесь. Ведь так?
– Разве что от назойливых ухажеров. Иногда.
– А ты не по поводу собаки? – предположил Брандмейстер.
– Какой собаки? – тут же спросил мужчина, не понимая о чем речь.
– Хм, в таком случае не важно.
Незнакомец продолжил.
– Вот, например, я знаю, что в Лондоне вас вчера не было.
– Верно, – подтвердила девушка. – Это, должно быть, вы меня искали? Зачем?
– Вот об этом и будет речь. Скажите, Мария, мы можем обсудить с глазу на глаз?
– Говори при мне, – твердо сказал Брандмейстер.
– Финли – не посторонний. Вы можете говорить при нем.
Мария внутри себя напряглась и теперь она пристально всматривалась в мужчину.
– Ладно. Признаться, я не люблю быть вестником дурных вестей.
– Выкладывай уже, – нетерпеливо вмешался Брандмейстер.
Незнакомец вновь затянулся дымом, выдержал паузу:
– Мисс Лайтоллер, речь пойдет о вашем отце. Минувшей ночью в ходе военной операции его тяжело ранили, но искал я вас не для того, чтобы просто сообщить об этом. Дело в том, что у Джона большая кровопотеря…
– Эм, стойте. Секунду! – Мария приподнялась от стула и выкинула ладонь перед собой, будто останавливая слова мужчины. На лице читались ужас и оцепенение.
– О, бог мой! Я все что угодно гадала в голове, но только не такое! Я думала вы по поводу Колдера. Вы уверены? А-а, в смысле… Откуда вы об этом знаете? Кто вы такой?
– Уверен, мисс. К сожалению… И я вам уже сказал, кто я такой.
Мария собиралась продолжать задавать вопросы, но дыхание перехватило, вместо слов получился лишь отрывистый стон. Медленно девушка опустилась на стул и только после этого, запинаясь, выдавила скомканный вопрос.
– Он выживет?
– Состояние тяжелое, несколько огнестрельных ранений. Ваш отец нуждается в переливании крови, но в этом и возникла проблема: редкая совместимость, и родственники – это те люди, кто первые приходят на ум, но последние, к чьей помощи хотелось бы прибегнуть в данной ситуации. Донора найти сложно, но ваша кровь ему подходит, и, мисс, я не в праве возлагать на вас такую ответственность, но смерть и жизнь вашего отца зависит от вашей готовности помочь нам в данной ситуации.
Выслушав, Мария посмотрела на Брандмейстера, будто тот должен был сказать, что это неправда или дурной розыгрыш. Но тот и сам сидел мрачнее тучи. Повисла словесная пауза, во время которой мужчина налил из графина стакан воды и отдал его в руки Марии. Она сидела, словно окаменев, сжимая стакан, редко моргая.
С другого конца зала доносились бурные поздравления именинника. Сперва одиночные, затем общее хоровое. Посыпался звон бокалов, восторженные буквенные крики. Люди на том краю зала дружно чокались, и выпивка плескалась через край.
– Можем мы взглянуть на ваше удостоверение? – нарушил недолгое молчание Финли. – Как мне думается, нужно сразу показывать свои полномочия. Представился, открыл… Разве нет?
Мужчина кивнул на справедливое замечание, полез рукой в карман, но в то же время будто после просьбы чего-то несуразно глупого, показывая всем своим видом, что не заслуживает подобного недоверия. Фотографию в раскрытом к нему служебном удостоверении Брандмейстер сравнил с лицом незнакомца, затем согласно кивнул, давая Марии понять, что мужчина тот, кем представился.
– И где он сейчас? – спросила девушка, используя вернувшуюся к ней способность говорить. Она поставила стакан с водой на стол, не сделав ни глотка.
– Во Франции. На юге.
– Но что он там делает?
– Я всего не знаю, мисс. Лишь только то, что он участвовал в военной операции, и его подстрелили. Сейчас ваш отец нуждается в доноре. Вчера мне позвонили и дали распоряжение найти в кратчайшие сроки Марию А. Лайтоллер, дочь Джона К. Лайтоллера. Они лишь знали, что вы проживаете в Лондоне и служите в пожарной части.
– Кто это-они? – задал вопрос Брандмейстер.
– Я не могу оглашать имена.
– Оглашайте фамилии.
– Это люди из сопротивления.
– Кто именно?
– Послушайте, сэр. У вас в сопротивлении есть знакомые? Если я назову имена, вам они что-то скажут? Пожалуйста, не говорите со мной в параллель и не перебивайте.
– Отчего же? – вмешалась Мария. – Он задает правильные вопросы.
– И что же, в южной Франции не нашлось подходящего донора? – не унимался Брандмейстер.
– Одного человека нашли, но больше времени на поиски нет. Мне дали бы знать, если помощь Марии Лайтоллер уже была бы не нужна.
– Но, сэр, те люди могли бы позвонить, а не пускать по моему следу ищейку.
– Разве такое обсуждается по телефону? Голосу на другом конце провода вы поверили бы больше?
Мария теперь сложилась причины и следствие. Девушка также поняла, что если бы не Брандмейстер и его вопросы, то из-за эмоций долго бы разбиралась что к чему. Беспокойство, страх за отца возросли, и чувства вновь взяли верх над здравомыслием. Мария почувствовала, как накатывают слезы, но противиться им она не могла, они скатывались по щеке крупными каплями, отчего в глазах все поплыло.
– И я должна вам поверить на слово? – глотая слезы, она смотрела на детектива, который сидел с каменным лицом, и было видно, что ему также неприятен этот разговор.
Финли Аддингтон поднялся со стула, подошел к Марии. Она зарылась лицом в его плечо и бесшумно стала вздрагивать от плача. Он обнял ее голову, а детектив начал говорить, отвечая на вопрос.
– Они нашли у Джона вашу фотокарточку и описали мне вас по ней. Но поймите, мисс, даже если отсылать это фото в качестве доказательства моих слов, то это займет много времени. А у нас его нет. Точнее, его нет у вашего отца.
– Нет, – все так же лицом в плече Брандмейстера, завыла Мария, содрогаясь. – Это чушь какая-то!
– Увы, мисс, это правда. Вы должны принять на веру мои слова. Должны попытаться спасти его.
– Тихо, детектив, держи коней! – твердо сказал Брандмейстер. – Ты обрушился на нее с ужасными известиями, перед этим флиртуя с ней, как дешевый артист. Я не верю тебе.
Затем он обратился к Марии, разжал объятия и взглянул на нее. Лицо девушки раскраснелось, щеки блестели от слез.
– Послушай, Мари! Мы завтра же все узнаем про твоего отца. Но ты только не вздумай отправляться куда-то с этим типом.
Мария на шаг отошла от Брандмейстера. Голос ее был на грани истерики.
– Я не могу сидеть и гадать – правду ли сказал мне этот джентльмен. Речь идет о моем отце! Ему нужна моя помощь, ведь ты же слышал…
– Ты. Сама. Это. Знаешь?
– Я не вижу причин, чтобы он лгал мне, – она выдвинула руку в сторону детектива. – Мой отец… Если я могу помочь своему отцу, то я это сделаю!
– И ты очертя голову ринешься неизвестно куда? Ты даже не знаешь этого человека!
– Мой отец ранен, пойми!
– Черт.
Брандмейстер решил, что спор бесполезен. К тому же он заметил, что остальные посетители оглядываются на них, а некоторые без стеснения с противной миной чуть не ломали себе шеи, стараясь увидеть, что там за дела у столика возле лестницы.
– Скажи, как все будет выглядеть? – обратился Финли к детективу.
– Имеется разрешение на воздушную перевозку Марии ближайшим самолетом. Машина припаркована рядом, мы можем выехать на аэродром прямо сейчас. До места назначения сопроводить я не смогу, но до самолета подброшу и передам в руки. Детали я расскажу мисс Лайтоллер в пути.
Детектив накинул шляпу.
– Нужно идти. Мы привлекаем к себе много внимания.
Брандмейстер оставил на столе несколько монет, прикинув, что тех должно хватить для оплаты заказа. Большими глотками он опустошил начатую им кружку водянистого горького пива и, взяв Марию за руку, последовал за детективом. Тот уже поднимался по лестнице, оглядываясь, последовали ли за ним Мария и Брандмейстер.
Весь путь до машины по бульвару никто из них не проронил ни слова. Мужчина шел впереди, не торопливо курил. Нижние края его распахнутого пальто загибались ветром. Брандмейстер шел следом и вел Марию за руку. Второй рукой она вытирала слезы. Девушка уже не плакала, и глаза быстро высыхали на ветру, который заметно усилился.
Дойдя до конца бульвара, детектив свернул влево и шел, пока не остановился возле черного автомобиля.
– Я полечу с ней, – сказал Финли.
– Сожалею, сэр, но договоренность только на одного человека.
Открыв дверь к пассажирскому креслу, детектив помог девушке сесть. Затем он уже было хотел обойти авто и сесть за руль, но Финли попросил немного обождать. Детектив остановился, а Брандмейстер всунул голову в салон машины.
– Постарайся связаться со мной сразу, как только появится возможность.
– Хорошо, – Мария говорила сухо, но спокойно.
– И держи ухо востро.
– Пожалуйста, не сообщай пока ни о чем моей маме.
Брандмейстер посмотрел ей в глаза, подержал взгляд пару мгновений, затем захлопнул дверь.
– Послушай, Шерлок. Если с ней хоть что-нибудь случится…
– Не нужно мне угрожать, мистер Аддингтон. Я не преследую злого умысла. Всего хорошего.
Детектив обошел автомобиль и сел в кресло водителя. Спустя недолгое время двигатель завелся, автомобиль резво тронулся с места, оставляя Брандмейстера одного на уже безлюдной улице. Провожая взглядом, пока машина не скрылась за перекрестком, Брандмейстер подумал: «Этот тип даже вынюхал мою фамилию…»