Книга вторая
Пепел в камине
Был уже почти час дня. Руперт Мэйкрофт, Гай Стейвли и Эмили Холкум впервые после того, как было обнаружено тело, уединились, чтобы обсудить происшедшее. Мэйкрофт специально просил Эмили Холкум вернуться из коттеджа «Атлантик» в Кум-Хаус, и она выполнила его просьбу. Перед этим, поняв, что ее попытки утешить и успокоить Милли только усиливают ее громогласное горе, Эмили заявила, что, поскольку совершенно очевидно, что ничего полезного она здесь сделать не может, она отправляется домой и вернется, если и когда понадобится ее помощь. Милли, не упускавшая возможности в истерическом порыве уцепиться за Джаго, была осторожно от него оторвана и отдана под более приемлемое попечение миссис Бербридж, которая и взялась успокаивать девушку здравыми советами и горячим чаем. Постепенно все пришло в хотя бы кажущуюся норму. Нужно было отдать какие-то распоряжения, сделать несколько телефонных звонков, успокоить сотрудников. Мэйкрофт знал, что все это он сделал, и сделал с удивительным для него самого спокойствием, но он не мог ясно вспомнить ни того, что именно говорил, ни последовательности событий. Джаго вернулся в гавань, а миссис Планкетт, у которой работы было по горло, принялась готовить ленч и делать сандвичи. Джоанна Стейвли была в Перегрин-коттедже, но Гай с каким-то посеревшим лицом старался держаться поближе к Мэйкрофту; говорил он и двигался как бы автоматически, и реальной поддержки от него ждать не приходилось.
Мэйкрофту казалось, что время распалось и что он пережил два прошедших часа не как нечто непрерывное, а скорее как серию отдельных ярких, не соединенных друг с другом сцен, каждая из которых была моментальной и неизгладимой, словно фотографический снимок. Адриан Бойд, стоящий у носилок и глядящий на мертвого Натана Оливера. Вот он медленно поднимает правую руку – с трудом, будто это какая-то тяжесть, и осеняет труп крестным знамением. Вот Руперт сам идет вместе с молчащим Гаем Стейвли к Перегрин-коттеджу, чтобы сообщить страшную новость Миранде, и репетирует в уме, какие слова он должен будет сказать. Все они кажутся ему неподходящими, банальными, или слишком сентиментальными, или жестоко короткими: повешен, веревка, умер. Миссис Планкетт с мрачным лицом разливает чай из огромного чайника, какого он раньше вроде бы никогда не видел. Дэн Пэджетт, который вел себя очень благоразумно на месте происшествия, вдруг требует, чтобы все подтвердили, что он не виноват в том, что мистер Оливер покончил с собой из-за утонувших пробирок с кровью. И свой собственный раздраженный ответ: «Не будьте смешным, Пэджетт! Умный человек не кончает жизнь самоубийством из-за того, что ему надо второй раз сдать кровь на анализ. То, что вы сделали или чего не сумели сделать, никакого значения не имеет». И лицо Пэджетта, сморщившегося и по-детски залившегося слезами. Вот он, Мэйкрофт, стоит в изоляторе рядом с кроватью, а Стейвли плотнее укрывает простыней тело Оливера; и неожиданно он впервые обострившимся от отчаяния зрением отмечает, что стены изолятора оклеены обоями в стиле «Уильям Моррис»[13]. Но ярче всего, словно высвеченное прожектором на фоне белой стены маяка, – покачивающееся на веревке тело, вытянутая шея и трагически повисшие босые ступни, хотя мысленно Руперт твердил себе, что ступни не были босыми. И он сознавал, что именно так смерть Оливера навсегда останется в его памяти.
Конец ознакомительного фрагмента.