Принц
И Зоя вернулась к двери.
– Конечно, знаю. Тимурка, сын Абакара. Что? – Хозяин по очереди оглядел присутствующих. – Что это у вас морды вытянулись?
– Принц Тамерлан, – задумчиво проговорила Мара. – А Абакар в курсе?
– В курсе, не в курсе!.. – отмахнулся хозяин. – У кого из наших есть дети? Ты, юрист, знаешь?
– Конечно. У четверых.
– Вот то-то и оно! А почему? А потому, что мы четверо образовали костяк нашей группы, а потом уже подбирали себе людей одиноких и бессемейных. Тебя, например, бедолагу, я из ночного бара вытащил, – злорадно заметил он.
– Не начинай, – скривилась Мара. – Сейчас заведешься про наркотики и незащищенный секс.
– Про секс пусть с тобой психолог разбирается. У нее осталось две недели испытательного срока. А я про детей толкую. У четверых наших есть дети. Трое моих девок, сын Абакара, девчонка у летчика и двое внуков у химика. Так? – повысил он голос.
Садовник Елисей, подняв глаза к потолку, вероятно, вспоминал свои грехи молодости. Дездемона отвела взгляд. Мара смотрела на Виктора Лушко с удивлением.
– Так! – выждав с минуту, утвердительно изрек хозяин. – Мы четверо друг на друга детей переписали. Если что случается, выжившие растят сирот, как своих. И бумаги заготовили соответственные по опекунству. Так что этот самый принц Тимурка, считай, уже мой сын. Могу я иметь виды на его дальнейшую судьбу? То-то! – уверенно закончил он.
Рано утром, пока шофер готовил машину, Зойка пробралась в спальню отца и оседлала его живот. Виктор Филимонович, повредив в одной из спасательных операций что-то в позвоночнике, спал на полу на раскатанном матраце. Он замычал, когда Зоя постучала по его животу пятками, потом заметил, просыпаясь:
– А еще жаловалась, что уроки по конному спорту тебе не прут.
– Не прут, – кивнула Зоя. – У меня ноги для лошади коротковаты. Инструктор сказал, пусть отец купит пони.
– А ты что? – совсем проснулся Виктор Филимонович.
– А я сказала, что скорее ты ему венок купишь.
Виктор Филимонович, сдержав улыбку, скинул девчонку с живота и сел.
– Грубо, – заметил он. – Плачу, плачу за твое образование, а ты разговариваешь, как пацанка.
– Он все равно не понял. Он поляк. В Литве много поляков.
– Поляк… Стремена подтягивала?
– А что толку? – вздохнула Зоя. – Обидно. За каждую провинность в интернате меня, по твоему хотению, кстати, заставляют чистить конюшню. Ладно бы я хоть удовольствие от верховой езды получала, а то – пони!..
– Я могу поговорить с директрисой.
– Не надо! – поспешно воспротивилась Зойка.
– Что, суровая она у вас?
– Она нормальная, только слишком заботливая. Лезет не в свои дела.
– Какие такие не свои? – заинтересовался Виктор Филимонович.
– Она завела картотеку на родителей. Всех поделила на виды, подвиды, ну и вообще…
– А поподробней? Что за досье? По деньгам, по делам, по должности?
– Нет. По своим ощущениям.
– И какие у нее насчет меня могут быть ощущения? – удивился Виктор Лушко. – Виделись пару раз, когда я вас в колледж устраивал.
– Ей этого хватило. Она классифицировала тебя в желтую папку.
– И что плохого – быть в желтой папке? Чего это ты приуныла?
– Да ничего плохого, вторая степень риска, – тоскливо отозвалась Зойка, жалея, что завела этот разговор. – В общих чертах – недостаток образования, личностная переоценка, тщеславие, самоуверенность, непредсказуемость…
– Есть у меня такое дело, как недостаток образования, – согласился Виктор Лушко, не сочтя все остальное, перечисленное Зойкой, недостатками. – А тебе кто дозволил рыться в чужих папках?
– Я не рылась.
– Ладно. Хватит о бабских загибах говорить. Давай по делу. Чего пришла спозаранку?
– Я подумала… Я тут подумала, за кого ты можешь через три года выдать меня замуж? И хочу сразу сказать – за чурку не пойду.
Виктор Филимонович встал, подтянул повыше резинку семейных трусов и так странно посмотрел на дочь, что та нервно вскочила и отошла подальше.
– Это ты так обзываешь моего друга, моего кровного брата – Абакара? Чуркой?!
– Я… Я подумала, что у него есть сын, и ты захочешь…
– Его сын – мой сын! И кровь у него царская.
– Но он же узбек, а в Узбекистане царей…
– Он потомок Александра Македонского! – закричал Виктор Филимонович. – Самого Македонского! Ты смеешь называть Македонского чуркой? Молчишь?
– При чем здесь Македонский? – пролепетала Зоя.
– Историю учить надо! Александр Македонский был женат на узбечке! От ее детей пошла ветвь Абакара!
– Да я учу, – пробормотала Зоя, задумалась и выдала на свой страх и риск: – Не было тогда еще узбеков, когда Македонский…
– Конечно, не было, вижу, что кое-чему тебя в этом евроколледже научили! Какую область завоевал Македонский в том месте, где сейчас бывшая советская Азия? Говори немедленно!
Зоя закрыла глаза, сосредотачиваясь. Она напряглась, сжала веки. На верхней губе выступили капельки пота. Наконец, рассерженно топнув, она открыла глаза и с яростью выкрикнула:
– Ты сам не знаешь!
– Я не знаю?!
– Не знаешь! Ты забыл. Не можешь вспомнить!
Потом, глядя, как отец забегал по комнате, длинно выдохнула, еще раз закрыла глаза и успела выставить руку перед ним до того, как он размахнулся кожаной плеткой.
– Согдиана! Эта область называлась тогда Согдиана. В том месте, где сейчас Азия и часть Афганистана…
– Правильно, – опустил плетку Виктор Филимонович. – Значит, женщина Македонского была согдианкой. Так? Так, я спрашиваю?!
– Так… – прошептала Зоя.
– А по расчету сегодняшних старейшин ее потомки имели смешанную узбекско-таджикскую кровь, но узбекской было больше!
– Ладно, – устало отмахнулась Зоя и без сил опустилась на матрац.
– Так кто есть мой друг и брат Абакар?
– Потомок Александра Македонского, – пробормотала Зоя.
– А его сын Тамерлан? Говори!
– Тоже… потомок.
– Потомок царя Македонского, то есть – принц! Уяснила?
– Уяснила… Только в те времена в Македонии слова «царь» не существовало, – для справедливости пробормотала Зоя себе под нос.
– А теперь говори, зачем пришла.
– Попрощаться… – пожала плечами Зоя.
– Я тебя чуть не выпорол, но ведь не выпорол же, поэтому мы расстанемся по-хорошему, – разложил все по полочкам отец. – Собралась?
Зоя кивнула.
– Тогда выйди отсюда и дай мне собраться. У тебя дорога дальняя, а у меня – еще дальше.
– Ты хотя бы летишь на самолете, а нам до Вильнюса на поезде тащиться.
– Откуда ты знаешь, что я лечу на самолете? – застыл Виктор Филимонович, строго соблюдавший дома обет молчания по поводу своей работы и направления поездок.
– А как еще можно попасть в Венесуэлу, – пробормотала Зоя, чувствуя, что говорит лишнее, но остановиться не могла.
– И как же? – прошептал отец.
– На самолете… До Каракаса…
Виктор Филимонович стал отступать назад, пока икры его ног не уперлись в кресло. Тогда он сел, не спуская глаз с девчонки.
– Может быть, ты даже знаешь, зачем я туда лечу? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Да я все думаю, думаю… Зачем ты туда летишь? Там все в порядке, никаких катаклизмов. А ты думаешь, что там завтра будет наводнение. Мне совершенно непонятно, почему ты так думаешь.
– Ты знаешь, о чем я думаю?..
– Иногда. Я уже говорила, что умею читать мысли.
– Вот как. Значит, ты можешь читать мои мысли?
– Не всегда, а только…
– И о чем я сейчас думаю? – перебил ее Виктор Филимонович, поднимаясь.
Резко развернувшись, Зоя бросилась к двери, и, скатившись по лестнице на первый этаж, забежала в столовую и залезла под стол, ухватившись там за лодыжку Дездемоны, – и все это за четыре секунды.
Дездемона наклонилась и заглянула под стол. Ее рыжие вьющиеся волосы, выбившиеся из-под косынки, слегка шевелились от сквозняка, к лицу от неудобной позы прилила кровь, и оно стало красным.
– Ну? Что еще замыслила? Покажи руки, – потребовала Дездемона.
– Я не понимаю, – прошептала Зоя, но руки примерно вытянула. – Я просматриваю все сводки метеослужбы. Я даже переписываюсь по Интернету с австралийцем и канадцем, они работают на специальных станциях. Никаких наводнений!
– Оладьи будешь?
Зоя выбралась из-под стола.
– Ты что, хочешь замуж? – спросила Дездемона, подвигая к ней тарелку с оладьями и ягоды со сметаной.
– Не знаю, – честно ответила Зоя.
– А зачем тогда отцу голову морочишь?
– Ты, Дездемона, дремучая – жуть! Откуда я знаю, чего буду хотеть через три года? Я закончу досрочно образование, выйду замуж в тринадцать, в пятнадцать – разведусь! А что? Все разводятся. То, на что у многих уходит полжизни, у меня будет пройденным этапом к совершеннолетию.
– И что потом? – опешила Дездемона.
Зоя задумалась, глядя в окно. Горестно вздохнула.
– Потом уйду в монастырь.
Кухарка несколько секунд напряженно смотрела в лицо девочки. Зоя стойко плескала карюю грусть в глазах и не подпустила смешинки. Дездемона, все же чуявшая подвох, сердито ударила по столу полотенцем.
– Ладно, я – жуть дремучая, а ты у нас – умница, благоразумница, подумай своей малолетней башкой! – Она выразительно постучала себя по высокому голландскому лбу. – Подумай десять раз, зачем люди женятся. А потом уже договоры устраивай.
– Ну и зачем они женятся? – снисходительно поинтересовалась Зоя.
– Понятия не имею! – злорадно развела Дездемона руками. – Я – жуть дремучая, замужем не была и не собираюсь! – Она нервно заправила волосы под косынку и уставилась в окно.
– Ты была с мужчиной, у вас есть ребенок, это все равно как замужество, – выдала Зоя и закрыла глаза.
– Что ты сказала? – Женщина у окна резко повернулась.
– Прости, Мона, со мной сегодня что-то не то, прости…
– Ты рылась в моих вещах? Да как ты смеешь?!
– Я не рылась! Я просто слушаю, о чем ты думаешь. Наверное, я не выспалась и не могу себя контролировать, болтаю и болтаю…
– Если ты знаешь, о чем я сейчас думаю… – зловеще начала Дездемона.
– Ладно, ладно! – Зоя встала и на всякий случай обошла стол. – Что это с утра все такие агрессивные?
Она отступала до двери спиной, а потом выбежала из дома.