Глава 10
– Нет, – ответила я.
– Она исчезла, – хмыкнул Купер. – Уж поверь, я человек методичный, с хорошими связями в разных сферах, поэтому на раз-два выяснил, что Наталья второй раз вышла замуж за Григория Евсюкова, сменила фамилию и себе и дочери.
– Она имела право так поступить? При условии, что Виктор официально не отказался от девочки? – усомнилась я.
– Да, – кивнул Куп, – мать может переписать фамилию ребенка на свою, для этого согласия биологического отца не требуется. И Таня тоже стала Евсюковой. А вот удочерить ее новый муж матери не мог. Но, похоже, Григорий Олегович решил проблему известным способом – пошуршал купюрами. После чего Танечка пошла в школу, имея отчество Григорьевна, в личном деле ее отцом записали второго супруга Натальи. Татьяна получила аттестат, поступила в пединститут. Когда она училась на последнем курсе, ее отчим умер. Евсюкова закончила вуз и… Все, более о ней ничего не известно.
Купер остановился.
– Она куда-то уехала? – предположила я. – В другую страну?
Собеседник сделал отрицательный жест рукой.
– Нет, отметки о пересечении госграницы России отсутствуют. О Татьяне Григорьевне Евсюковой нет никаких сведений. Она нигде не работает, не имеет прописки, медстраховки, счетов в банке и кредитных карт, водительских прав, не брала кредиты, не оформляла брак-развод, не рожала детей. Получается, ее просто нет!
– Может, Татьяна умерла? – предположила я.
– Свидетельство о смерти не выдавалось, – отрезал Купер. – Где находится молодая женщина, до сих пор остается для меня загадкой. Поверь, я прорыл землю носом и – ничего.
– Мать не искала дочь? Не била в набат? Не осаждала полицию? – поразилась я.
Мой визави начал сметать со стола крошки.
– После смерти второго мужа Наталья Михайловна угодила в клинику неврозов, провела там три месяца и осела дома. Она бросила работу, боялась выходить из квартиры, соседи слышали, как вдова скандалила с дочерью, упрекая ее в желании спать со всеми мужиками сразу, называла проституткой.
– Бедная девушка, – пожалела я незнакомую Таню, – не повезло ей.
– После того как дочь испарилась, Наталья присмирела, некоторое время жила тихо, но потом стала заговариваться. Днем спала, а ночью шаталась по квартире, зажигала свет, газ. В конце концов соседи вызвали психиатра. С той поры Наталья считается инвалидом. Живет в благотворительном интернате «Свет звезды», получает пенсию. Я хотел с ней поговорить, но меня не подпускают к ней. Мол, Наталья Михайловна очень боится мужчин, сторонится даже тех, с кем живет в одном приюте, хотя прекрасно их знает, и мое появление вызовет у нее приступ паники. Вот такой расклад. Мне необходимо побыстрее найти Таню, но о ней нет никаких сведений. Нигде.
У меня сразу возник вопрос:
– Хочешь, чтобы я поговорила с больной? Предполагаешь, что дочь общается с матерью?
– Это вероятно, – кивнул Купер. – К тебе Евсюкова должна отнестись положительно. Ей категорически не нравятся мужчины всех возрастов, ее долго упрашивали не убегать от врачей – представителей сильного пола, и только недавно Наталья стала спокойно общаться с местным психиатром. Но! Как-то раз у администратора с ресепшен заболела няня, и женщина была вынуждена привезти на работу своего малыша, очаровательного карапуза лет трех. Наталья Михайловна, увидев мальчика, впала в истерику, начала кричать, что тот ее убьет, зарежет… Местный психолог предполагает, что когда-то Евсюкова подвергалась насилию, вероятно, ее второй муж был садистом. Кстати, на руках у Натальи Михайловны есть характерные шрамы, такие остаются от порезов, нанесенных острым ножом. Но правды никогда не узнать. А вот к женщинам больная относится приветливо, в особенности к молодым. Если именно ты заведешь с ней разговор о дочери, то, скорее всего, узнаешь, где находится Таня.
– Учитывая услышанную информацию, сомневаюсь в успехе своего визита, – вздохнула я, – навряд ли от тетушки со сдвигом можно ожидать разумных речей.
Купер не стал спорить.
– Что ж, вероятно и такое! Но мне сказали, что несколько раз в день у пациентки бывают просветления. И еще. Предполагаю, что Евсюкова может получать от Тани письма или хотя бы открытки. При Наталье Михайловне постоянно находится медсестра, поболтай с ней, она может рассказать, кто навещает ее подопечную, какие известия она получает. Вдруг ей изредка звонят? На конверте может быть обратный адрес, и там точно есть штемпель, а это ниточка. Если знать день, когда Евсюкову попросили подойти к телефону, то можно отследить звонок. Пожалуйста, помоги мне выполнить просьбу умирающего друга.
Я задумалась, не зная, что сказать.
– Не бойся, я отправляю тебя не в страшную муниципальную больницу, где работают звероподобные санитары и бродят буйнопомешанные поднадзорные. Интернат, в который поместили Евсюкову, находится в симпатичном трехэтажном особняке, его содержит Леонид Гарбузов, богатый человек, не желающий афишировать свою благотворительную деятельность. Не знаю, по каким параметрам отбираются подопечные, но все они одинокие, с психическими проблемами, однако буйных или совсем неадекватных среди них нет. К каждому постояльцу приставлена медсестра, которую в приюте предпочитают называть «подругой». Там вообще подчеркивают: у нас не медицинское учреждение, где насильно удерживают пациентов, а нечто типа дома отдыха. Если человек захочет, то в любой момент может уехать домой. Однако никто из жильцов такого желания не высказывает. Сейчас в интернате проживает трое мужчин и пять женщин. Наталья Михайловна вполне бодра, они с сиделкой много гуляют по окрестностям, ходят на станцию. Там открыт торговый центр, при нем кафе. Женщины его посещают. У Евсюковой есть деньги, она же получает пенсию, которую на еду, лекарства и коммунальные услуги не тратит. Кроме того, главврач заведения всегда дает тем, кто решил дойти до местного молла, небольшую сумму на покупку каких-нибудь милых сердцу безделушек и чашку чая с пирожными. Так как, ты съездишь? Завтра съемка должна закончиться в четыре.
– Хорошо, – согласилась я. – Мы начинаем работать в девять утра в районной поликлинике. Понятия не имею, что там делать будем, но Роза обещала закруглиться не позднее шестнадцати часов.
– В интернат можно приехать до девяти вечера, я сброшу тебе адрес, – засуетился Куп. – А теперь вот, смотри…
Гость сунул руку в карман летнего пиджака, вытащил красную бархатную коробочку и открыл ее.
– Какие необычные! – воскликнула я, рассматривая крупные серьги с яркими фиолетовыми камнями. – Выглядят старинными. Хотя я плохо разбираюсь в антиквариате.
– Они современной работы, – улыбнулся Купер. – Примерь, тебе должны пойти.
Я смутилась и стала отнекиваться.
– Спасибо. Красивые подвески, но я не ношу такие. И прости, Купер, но у меня есть правило: никогда не брать дорогих подарков от мужчин.
Собеседник хмыкнул.
– Экая ты… самостоятельная.
– Не обижайся, – продолжила я. – Мы с тобой знакомы недавно, сережки недешевые и…
Купер постучал себя пальцем по лбу.
– Вот же кретин!
– Вовсе нет, – улыбнулась я, – скорей уж это я идиотка с принципами.
– Извини, Степа, это не подарок, – забормотал Купер, – надо было сразу тебя предупредить.
Я смешалась.
– Глупо вышло. Но ты просил надеть серьги, поэтому я подумала…
– Сейчас объясню, – перебил меня гость. – Перед тобой камеры.
– Камеры? – повторила я. – Видео?
– Да, новейшая разработка шпионской аппаратуры. – Купер улыбнулся. – Меня взволновал факт доставки к двери квартиры Монаховых посылки со странным содержимым. Это явно дело рук сдвинутого по фазе перца. Он, вероятно, наблюдает за Кириллом и Антониной. Супруги не обращают внимания на посторонних, а завтра в поликлинике их будет много. Что, если среди толпы окажется тот, кто придумал эту мерзкую шутку? Ты сможешь его узнать?
Вопрос меня поразил.
– Конечно нет. Я не представляю, как выглядит идиот, я же его никогда не видела. И может, это вообще женщина.
Купер усмехнулся.
– Ну и я не обнаружу в толпе гаденыша. А вот визуолог его безошибочно отыщет.
– Кто? – не поняла я.
– Психолог, работающий в отделе поведенческого анализа ФСБ, – пояснил собеседник. – Специалист сумеет вычислить преступника в скоплении народа.
– И как это делается? – полюбопытствовала я.
– Понятия не имею, – пожал плечами Купер, – да и не стоит вдаваться в тонкости процесса. Психолог посмотрит запись с камер в серьгах, и, возможно, прямо завтра мы вычислим пакостника. Кроме того, когда ты будешь беседовать с Натальей, подвески запишут и слова, и картинку. Тебе ничего запоминать не понадобится. Просто съезди в интернат и постарайся разговорить Евсюкову. Диктофон ее может насторожить, а серьги не напугают – висят себе в ушах посетительницы.
Я взяла одну серьгу и начала ее внимательно рассматривать.
– Ничего не вижу! Просто фиолетовые, красиво ограненные камни в оправе из золотых ангелочков. Где камера? Как она работает? От батарейки? Ее надо заряжать?
Купер вынул из коробочки вторую серьгу.
– К своему стыду, я совершенно не разбираюсь в технике, просто пользуюсь плодами научного прогресса. Да и тебе заморачиваться, как устроена аппаратура, не стоит. Сечешь, как мобильный фурычит?
Мне стало смешно.
– Нет. Я техническая идиотка.
– Зато прекрасно превращаешь монстра в Белоснежку. Поколдуешь кисточками, и красота получается. Ну, надевай серьги, – приказал Купер.
Я покорно воткнула подвески в уши, встала и пошла в ванную.
Конец ознакомительного фрагмента.