Гиме зажигает звезду
Париж, 13 марта 1905 года
У каждой Сандрильоны есть своя добрая фея. У Маргареты это была мадам Киреевская. После дебюта в ее особняке приглашения продемонстрировать свое искусство в лучших парижских салонах посыпались на нее как из рога изобилия. Мужчины лежали у ног «леди МакЛеод». Я сам был среди тех, кто торчал у нее под дверью, мечтая прикоснуться к богине хотя бы пальцем. Конечно, обращение «леди» было не по чину для голландки Маргареты Зелле, но она как бы случайно обронила, что ее подлинными родителями были Эдуард VII и индийская княжна, которой пришлось отдать свое дитя в храм, и неудобные вопросы отпали сами собой. Самое интересное, что сама Маргарета почти поверила в свои сказки! Она уже не разделяла Маргарету МакЛеод, урожденную Зелле, и Мата Хари, исполнявшую псевдовосточные танцы в самом сердце Европы. Ежедневно сочиняя биографию своей девадаси, она постоянно придумывала новые подробности, которые зачастую не совпадали с предыдущими рассказами.
Возможно, все бы ограничилось выступлениями на домашних сценах, которые вскоре сошли бы на нет, но судьба преподнесла ей еще один королевский подарок.
Спустя неделю или две после дебюта Маргарета лежала в номере с приступом головной боли. На лбу – мокрое полотенце, глаза закрыты, плотные шторы почти не пропускали света. Ее камеристка Анна беззвучно бродила по номеру, исполняя любое желание госпожи, которая со стонами клялась, что не переживет этот день. И тут в дверь тихо постучалась сама Судьба в лице холеного мужчины трудно определяемого возраста, которому можно было дать и пятьдесят лет и семьдесят, представившегося Эмилем Гиме. Маргарете было знакомо это имя. Гиме – богатый промышленник и коллекционер – слыл большим знатоком и ценителем Востока, и у молодой женщины пробежал по спине холодок: вдруг гость пришел, чтобы вывести ее на чистую воду?
Но, восхищенный выступлением прекрасной «девадаси», Гиме меньше всего хотел чем-то расстроить прекрасную танцовщицу. Когда на стук ему открыла горничная и сообщила, что мадам не может принять визитера по причине мигрени, он пришел в ужас от того, что позволил себе явиться в столь неподходящий момент. Он большой поклонник леди МакЛеод и был бы счастлив пригласить ее продемонстрировать свой неземной талант его гостям. Не могла бы девушка передать его визитную карточку мадам, и если та соблаговолит с ним связаться, то он будет счастлив объяснить ей свою просьбу более подробно. Цветы, разумеется, тоже для ее хозяйки – и он протянул горничной вместе со своей визиткой букет роз.
Услышав о приглашении такого знатока Востока, как Гиме, Маргарет воспрянула духом. Значит, она сдала экзамен на «ориентальность» и может больше не бояться разоблачений! Боже, какой он душка! Конечно, она рада будет станцевать для него все что угодно!
Уже на следующий день они встретились в кофейне на Елисейских Полях недалеко от бывшего особняка мадам Помпадур.
Девушка чувствовала себя почти счастливой: мягкое солнце, прячась за редкие облака, ласкало ее щеку, маклер был чертовски мил и пообещал вскоре подарить красивый автомобиль, а пока прислал очень милое шелковое платье, в котором она чувствовала себя светской дамой.
Пригубив кофе со сливками, «девадаси» подняла на своего визави томные глаза.
– Месье Гиме, Анна сказала, что у вас есть ко мне какое-то предложение?
Приверженца изящных манер немного покоробил деловой настрой очаровательной дамы, с которой он планировал провести приятный вечер. Но, с другой стороны, дело есть дело, и лучше покончить с ним сразу, чтобы потом спокойно предаться светской болтовне.
– Леди МакЛеод, разрешите мне выказать вам свой восторг по поводу вашего выступления. Это было нечто фантастическое! Я потрясен до глубины души и хотел бы пригласить вас к себе. Мы с друзьями мечтаем насладиться вашим искусством. Возможно, вы слышали обо мне? Я построил Музей восточного искусства на площади Иены.
– Но месье Гиме…
– Нет-нет, я не принимаю отказов. Я сделаю для вас феерическую сцену, приглашу журналистов ведущих парижских и зарубежных изданий. О вашем выступлении будет говорить весь Париж, ручаюсь вам в этом.
– Но месье Гиме, я не…
– Мы создадим маленькую копию храма, усыплем пол розами. В качестве одного из атрибутов поставим древнюю скульптуру Шивы. У меня одна есть. Весьма древняя, кстати. Поверьте, мадам, это будет гвоздь сезона! Ваше имя будет у всех на устах… Кстати, к вопросу об имени… Вам не кажется, что «леди МакЛеод» звучит слишком уж по-европейски? Вы не думали над тем, чтобы взять псевдоним? Ручаюсь, что «ориентализация» имени пойдет вам на пользу.
Ну, разве можно было сопротивляться такому напору? Это же не человек, а форменное цунами! Да и почему бы не выступить перед друзьями милейшего знатока Востока? Судя по всему, он не будет скупиться, и можно будет неплохо заработать. И по поводу имени он прав. Молье несколько раз предлагала ей разные псевдонимы, но она все не удосуживалась подумать над ними серьезно.
Помешивая ложечкой остывший кофе, Маргарета потупила глаза.
– В храме меня звали Мата Хари – «Око дня», то есть «солнце». Вам нравится это имя?
– Очаровательно! – Месье Гиме даже поцеловал кончики сложенных щепотью пальцев. – В нем так и чувствуется аромат Индии.
– Но это малайское имя.
Маргарета напряглась, ожидая, что ее собеседник откажется от «непрофильного» псевдонима, но тот после небольшой паузы махнул рукой.
– Будем считать, что вы мне этого не говорили. Поверьте, мадам, во всем Париже едва ли найдется два десятка людей, которые знают, что Индия и Ост-Индия не одно и то же, а уж этимология вашего имени даже для них останется тайной. Ну так что, договорились? Что вы скажете по поводу тринадцатого марта? Времени еще много. Мы вполне успеем подготовиться, чтобы сделать вечер незабываемым! Договорились, мадам Мата Хари?
Она улыбнулась ему так, что даже мертвые восстали бы из могил.
– Хорошо, месье Гиме. Я принимаю ваше приглашение.
Мягкие губы сибарита чуть дрогнули в улыбке.
– Ну вот и прекрасно… Скажите, пожалуйста, мадам, если не секрет, почему вы приехали в Париж? Почему именно он, а не Вена, Берлин или Прага?
Маргарета медленно огляделась по сторонам. Ну как ему объяснить, что города, как и люди, обладают сексуальностью? С каким-то сразу возникает взаимная влюбленность, а в каком-то чувствуешь себя чужаком всю жизнь. Париж – ее любовь, и с этим ничего поделать невозможно.
За соседним столиком сидели две старушки и, чопорно поглядывая по сторонам, лакомились пирожными и кофе. Одна была одета во все розовое, и сама походила на пирожное, а у второй голубое платье дополнялось такого же цвета шляпкой и ридикюлем. Маргарета встретилась глазами с той, что в розовом, и чуть улыбнулась, но старая дама, занятая разговором с «голубой» приятельницей, не обратила на незнакомку никакого внимания.
У самого края тротуара примостился чистильщик обуви. Его смуглое лицо лучше любого паспорта говорило об арабской крови. Поглядывая по сторонам, он ждал клиента, словно Ромео запропастившуюся Джульетту.
По улице сновало множество разных людей – богатых и бедных, самодовольных и грустных, старых и молодых. Мимо проехал элегантный автомобиль, на заднем сиденье которого раскинулась в непринужденной позе изящно одетая темноволосая дама.
Проследив за взглядом своей собеседницы, Гиме пояснил:
– Это великая актриса Элеонора Дузе. Итальянка, кажется. Вечная соперница нашей Сары Бернар.
Маргарета смущенно потупилась:
– Мне очень стыдно, что я ее не узнала. Извинением может послужить только тот факт, что я недавно приехала в Европу и еще не научилась узнавать знаменитых людей.
– О, мадам, это не так важно. После выступления о вас заговорит весь Париж, и знаменитости сами будут искать встречи с вами. Что касается Дузе, то не хотели бы вы пойти со мной на спектакль «На дне» по пьесе какого-то русского? У меня есть лишний билет на премьеру. Там будет все общество и все стоящие журналисты. Если вы собираетесь и дальше восхищать людей своим искусством, то вам просто необходимо появляться на подобных мероприятиях. Никогда не позволяйте людям о вас забыть – вот лучший рецепт актерского долголетия.
Маргарета порозовела от удовольствия.
– Буду очень признательна.
Болтая о светских пустяках, они допили кофе. Потом прогулялись по Елисейским Полям, разглядывая витрины, словно впервые приехавшие в столицу провинциалы. Маргарета все ждала, когда Гиме начнет с ней заигрывать, но тот был очень мил и корректен, но что-то подсказало молодой женщине, что ей опять не повезло: муж – солдафон, этот, похоже, не интересуется женщинами, Молье, надо отдать ему должное, мужчина хоть куда, но оказался не ее круга. Где же ходит мужчина ее мечты, хотелось бы знать?
Удивительно, но в день выступления перед гостями месье Гиме она совершенно не волновалась, хотя до этого ей не приходилось выступать на настоящей сцене, если не считать любительского спектакля на Яве. Когда она зашла в библиотеку музея, то ахнула, прижав кончики наманикюренных пальцев к щекам. Это действительно было нечто фантастическое! Месье Гиме не кривил душой, когда обещал переделать музей в храм. Со всех сторон на нее глядели скульптуры с раскосыми глазами, колонны, поддерживающие балкон, увиты цветами, а за темным парчовым занавесом спрятался небольшой оркестр. Везде, как и в особняке Киреевской, горели свечи, и их мягкое мерцание не могло прогнать тени, скопившиеся по углам небольшого зала. Откуда-то сверху лился яркий свет, выхватывающий из полумрака фигуру танцующего Шивы – гордость коллекции месье Гиме. Маргарета смутно помнила, как он сказал, что статуе грозного бога почти тысяча лет, и молодая женщина долго стояла перед ней, вглядываясь в бесстрастное лицо Шивы. Как знать, не совершает ли она святотатство, рядясь в тряпки и изображая из себя храмовую девадаси? Не отомстит ли ей небо за такое кощунство?
Как и многие люди, Маргарета не столько верила в Бога, сколько опасалась Дьявола. Жизнь среди ост-индийцев, поклонявшихся целому сонму различных духов, развила ее боязнь происков потусторонних сил. Ее слуги на Яве по каждому поводу обращались к разным мистическим покровителям, и она тоже старалась без надобности не обижать никого из тех, кто мог повлиять на ее судьбу. Но то были просто духи, а многорукий Шива – бог, причем не из самых терпеливых.
Потом, несколько лет спустя, сидя в камере смертников, она часто вспоминала вечер в музее и каждый раз мучилась вопросом: была ли она права в своих опасениях или нет?
Маргарету позвали готовиться к выходу, и «храмовая танцовщица с Дальнего Востока», махнув рукой на суеверные страхи, пошла на зов.
Четыре девушки, изображавшие ее свиту, уже ждали в соседнем зале, отведенном под гримерную. Замотанные в черные одежды, напоминающие то ли тогу, то ли сари, они выглядели таинственно и зловеще, точно ядовитые змеи.
Скинув платье, Маргарета при помощи Анны переоделась в белый с вышивкой лиф и цветастый саронг, обмотанный на талии лентами. Ее точеные руки украсили браслеты, издававшие при каждом движении мелодичный перезвон. Завершила преображение голландки в восточную красавицу диадема тонкой работы.
Девушка оглядела себя в высокое зеркало – от украшений в волосах до босых ступней с ярко-красными ногтями. Аккуратно лежащие на плечах косы придавали ей флер невинности, контрастировавший с кроваво-красной губной помадой и ярким гримом.
Заглянул хозяин музея, восхищенно поцеловал кончики пальцев и удалился в зал. Пришла пора и актрисам отправиться на сцену. Накинув на голову покрывала, они друг за другом вышли в короткий коридор и тихо зашлепали босыми ногами по навощенному паркету.
Удивительно, как быстро Маргарет освоилась со своим артистическим образом. Сейчас она с удивлением вспоминала, как тряслась в истерике перед первым выступлением и стеснялась своего обнаженного тела. Какое ханжество! Готовясь выйти на сцену, она любовно оглядела свои руки, от которых мужчины приходили в восторг. Во время танца они жили своей жизнью, опутывая, словно змеи, непривыкшие к подобным зрелищам мужские души.
Заиграла музыка, и ее спутницы черными птицами выпорхнули на сцену, разойдясь по сторонам, чтобы освободить место ей, дочери то ли магараджи, то ли английского офицера. Маргарета уже с трудом помнила, какие сказки рассказывала своим поклонникам, а вскоре перестала даже пытаться их запоминать. Если Индия в глазах европейцев – пряная сказка, то она будет Шахерезадой, рассказывающей им еженощно новые байки.
Выпорхнув на сцену, она на мгновение замерла, простирая к Шиве руки, а затем двинулась по самому ее краю, периодически склоняясь так, чтобы зрителям была видна ложбинка между грудей. Жалобно пела флейта, тихо рокотали барабаны, плакали струны… Сменялись откровенные позы, маня и обещая. Покрывала падали одно за другим, обнажая прекрасное тело… Ни одна, даже самая раскованная девчонка из кабаре, не позволила бы себе ничего похожего, но при этом танец Мата Хари считался великим искусством, и никому в голову не приходила мысль крикнуть: «А король-то (королева) голый!»
Талант Маргареты заключался не только в умении красиво подать свое тело. Она чувствовала напряжение, висящее в воздухе, и интуитивно управляла им, не давая перехлестнуться через край. Вот упало первое покрывало, и ему эхом прозвучал вздох зала. Господи Всеблагой, какие же мужчины все-таки… первобытные, что ли? Она приняла позу чоука, присев с широко разведенными коленями, и накал страстей подскочил еще на порядок. О! Сбылась еще одна ее мечта! Она была Цирцеей, превращавшей мужчин в свиней, и они разве что не хрюкали в темноте, глядя на ее понемногу обнажавшееся тело.
Месье Гиме предупредил, что среди гостей будет несколько газетчиков, так что завтра о ее выступлении будет судачить весть Париж. Она еще завоюет теплое местечко под солнцем!
Гиме как в воду смотрел: не следующее утро безвестная голландская танцовщица проснулась знаменитой. Маргарета полдня просидела в ночной рубашке на постели, вырезая из кипы газет, принесенной Анной, восторженные отзывы о «восточной красавице» и вклеивая их в альбом. Потом приехал месье Гиме, и они отправились завтракать к «Максиму», где распили бутылочку «Вдовы Клико» за успешный старт ее карьеры.
– Вот увидите, моя дорогая, вас скоро завалят драгоценностями, – пророчествовал ее покровитель. – Французы умеют ценить женскую красоту, а вы такой розан, что даже покойник при виде вашего танца восстанет из могилы.
– Нет уж, давайте без крайностей, – усмехнулась «леди» МакЛеод. – Будет достаточно, если он просто перепишет завещание в мою пользу.
– А вы циничны, мой ангел, – поцеловал ее руку Гиме, – и этим мне нравитесь.
– Если бы ангел посидел с мое без единого сантима за душой, он бы тоже стал циником, – смеясь, парировала она.
Гиме шутливо погрозил ей пальцем.
– Никому не говорите, моя прелесть, что вы были бедны. Это так прозаично, что сразу же разрушит всю сказку.
– А я и не говорю, – надменно вздернула нос Маргарета. – Но мне кажется, что нет смысла скрывать свое парижское прошлое от человека, который собирается оплачивать мое проживание в «Гранд-отеле».
– Стены тоже имеют уши, – не сдавался собеседник, – а вы скоро будете знаменитостью, и поклонники будут лезть к вам из всех щелей. Пардон, мадам!
– Приму к сведению, – кивнула Маргарета, разглядывая мужчину, который направлялся к их столику. Его мужественное лицо с кайзеровскими усиками улыбалось, а глаза перебегали с ее лица на лицо ее спутника и обратно.
Гиме обернулся и тоже расцвел в улыбке.
– Альфред! Рад тебя видеть! Дорогая Ма… Мата Хари, позволь представить тебе господина Киперта – богатого землевладельца и мужа очаровательной жены. Альфред, это наша новая звезда, Мата Хари. Ты, наверно, уже читал о ее выступлении в газетах.
Смеющиеся глаза мужчины остановились на ее лице, внимательно изучая каждую черточку.
– Вы очаровательны, мадам. Разумеется, я слышал о вашем феерическом выступлении и, как всякий мужчина, мечтал лично познакомиться с прелестной танцовщицей из далекой Индии. Вы еще красивее, чем я себе представлял…
– Альфред, имей совесть, дама пришла со мной, – постучал пальцем по столу Гиме. – Это нечестно! Я ничего не могу противопоставить твоему обаянию.
– С печалью умолкаю, – картинно вздохнул Киперт. – Мое благородство меня погубит. Хотя, боюсь, что раньше меня замучает душка Аполлинер. Я уже давно обещал пообедать с ним в ресторане на Эйфелевой башне и боюсь, что всю трапезу он будет опять возмущаться ее видом. Будь его воля, он бы, не задумываясь, разобрал ее на металлолом. Если бы я был французом, то с удовольствием составил бы ему компанию в этом благородном начинании. Эта неуклюжая махина уже пятнадцать лет портит облик города и, похоже, будет стоять здесь вечно. Хотя, возможно, в ней что-то есть…
– Возможно, тебя больше привлекает не сама башня, а опыты генерала Феррье с беспроволочным телеграфом? Видишь ли, Мата, наш очаровательный собеседник не только богач, но еще и представитель немецкой армии, из-за которой наша бедная страна лишилась Эльзаса и Лотарингии. Впрочем, обструкция Альберту не грозит, даже если он по примеру Герострата спалит эйфелевское творение. Когда он в форме, то ни одна женщина не может устоять перед его чарами.
При упоминании об армии Маргарета вздрогнула, как полковая лошадь при звуке трубы. Кинув на собеседника быстрый оценивающий взгляд, она томно поинтересовалась, лениво ковыряя ложечкой мороженое.
– И зачем же вы идете в тот ресторан, если один вид башни оскорбляет ваши чувства?
– Отвечу словами Мопассана, которому задали аналогичный вопрос. Знаете, что он ответил? «Это единственное место в Париже, откуда ее не видно»… Но я злоупотребил вашим вниманием. Пойду разыскивать Гийома. Одна надежда, что он в последний момент передумает, и мы отправимся куда-нибудь в более приличное место. Хотя, должен признать, в этой перевернутой корзине для бумаг неплохо готовят… Счастливо оставаться! Мадам, рад был познакомиться с вами.
Он взял ее руку и поднес к губам, затем легко поднялся и пошел, непринужденно лавируя между столиками.
– Странный человек, – кивнул ему в спину Гиме. – Немец, а говорит по-французски лучше некоторых парижан. Впрочем, в нашем «Вавилоне-на-Сене» кого только нет: итальянцы, немцы, русские, англичане…
– …и одна индийская танцовщица, – закончила его фразу Маргарета.
– И одна очаровательная индийская танцовщица, – согласно кивнул мужчина. – Как ты смотришь на то, чтобы съездить со мной на скачки? Там ты сможешь познакомиться с теми немногими мужскими особями, которые еще не успели пасть к точеным ножкам Мата Хари. На скачках собирается весь цвет Парижа. Уверен, ты скоро станешь его украшением.
– У меня нет подходящего платья, – тут же отозвалась Маргарета, пользовавшаяся любым предлогом выпросить себе очередной шедевр портновского искусства.
– У тебя их целый шкаф, – не поддался на вымогательство Гиме. – Но я готов профинансировать покупку еще одного. В конце концов, живем один раз, а женщины так падки до туалетов…
Она ничего не ответила и только тихо рассмеялась, глядя куда-то в пространство. Если даже не интересующиеся женщинами представители противоположного пола готовы выложить ради нее кругленькую сумму, что же тогда говорить об остальных мужчинах?