Вы здесь

Мастер «соломоновых решений». Баснетерапия. Глава 1. По закону басни (Светлана Макарчева)

Глава 1

По закону басни

Вода вводная

Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии»!

(1Тим.4:7)1

Ох, уж эти поиски цитат! Ищешь что-то мудрое, весомое, авторитетное, придающее такой же вес и твоим словам, вдохновляющее и тебя на соответствующее мудрствование. А находишь… то, что находишь. Нет, надо назвать метод как-то по-другому! Притчетерапия? Вроде было. Мифотерапия? Тоже, кажется, занято. Да и что толку? Что миф, что притча – в переводе обратно на греческий – та же басня. А далее – уже по тексту.

И вдруг догадываешься: очередной урок мудрости! Очередное испытание на серьезность намерений. Зри в корень! Превращай беду, размолвку, ссору, всякий вообще конфликт в духе «баб базарных» в басню и, тем самым, от них отвращайся! Выпускай раздирающие тебя эмоции, обидные слова, сомнения, колебания на бумагу, воплощай их в остроумные шедевры словесного творчества и… освобождайся от них! Не к тем ли самым выводам приходят мудрецы сегодняшних времен, узревшие родство природы басни с природой самого настоящего конфликта? Не те ли пути «отвращения» от раздоров и распрей предлагают, рассекретив еще и способы? В той же басне ищи механизмы превращения негативного, нездорового, конфликтного в позитивное, доброе, здравое! Да очищенным от всяческой «скверны», упражняй себя в благочестии!

Так и мне однажды довелось написать свою первую «бабью басню». А поскольку история завершилась основанием нового и вполне дееспособного метода, думаю, есть смысл рассказать о ней поподробнее. Но для начала несколько благодушных, как и положено по успешному избавлению от накопленного конфликтного материала, размышлений вслух.

«Стая товарищей» и «внутренний враг»

Кто хоть раз не испытал состояние конфликта? Пожалуй, лишь тот, кто никогда не вступал в отношения с людьми. Кто не ведает внутренних борений в преддверии важных решений? Пожалуй, лишь тот, кто никаких решений не принимал. Кто хоть раз не испытал это желание – плыть против течения (или подчиниться волне убаюкивающего конформизма)? Кто хоть раз, хотя бы мысленно, не ставил себя перед выбором: согласиться с подавляющим мнением большинства или поддаться самоутверждающей силе индивидуальности? Лишь тот, кто не ведал ни собственного «Я», ни своей принадлежности к общности множества «Я», единящихся в «Мы»

Конфликтные ситуации в коллективе – тема старая, как мир. Ну, или как самый первый в мире коллектив. История умалчивает, какие именно виды начали сбиваться в стаи первыми. Да суть и не в этом. Важно то, что чем теснее сближаются индивиды, тем вероятнее возникновение между ними вспышек агрессии, подобных тем, что возникают между заряженными частицами. Это закон. И как всякий закон природы, его можно лишь принимать как данность. А еще лучше – и понимать, и использовать во благо.

А самое интересное – то, что закон этот, похоже, универсален и всеобщ, хотя противостояния могут быть самыми разными:

• противостояние личности и коллектива,

• противостояние личности и другой личности,

• и даже противостояние личности самой себе, своему, как говорится, собственному «внутреннему врагу»! И это тоже закономерно: чем сложнее и многограннее становилась в процессе эволюции личность, тем многочисленнее становился ее внутренний «коллектив». А где коллектив, там и плюрализм разных мнений. Там и прения, и стычки по мировоззрениям.

Рождение метода (в муках)

И все же конфликт – состояние некомфортное. Естественно желание избегать некомфортного. Естественно – стремление к комфорту. И, конечно, естественно пользоваться проверенными в этом деле методами. Кому что привычнее: кому – одержать несокрушимую победу над врагом, кому – найти в споре приемлемый компромисс, кому – сбежать с поля брани, воздвигнув перед обидчиком непроницаемый психологический барьер, но надолго заморозив во времени и свою собственную активность…

Последнее, без всякого снисхождения, обо мне. И вот, что самое неприятное – что-то ситуации вокруг меня стали в последнее время повторяться. Раз за разом они втягивали меня в описанный выше сценарий развития конфликта. Тексты и даже персонажи – всё словно под копирку, по шаблону, и сами сюжеты – как по нотам! И как остро ощущалась тогда нехватка той библейской соломоновой мудрости, дарующей способность одним лишь движением мысли «разрубить» этот узел трудноразрешимых проблем!

Вот в состоянии одного из таких, уже набивших оскомину «сюжетов» мне попалась в руки книга «Психология искусства» Л. С. Выготского (слово о мастере – еще впереди). Чтение текста на отвлеченную, казалось бы, тему действовало как бальзам! Да! – была первая мысль, – дело именно в отвлеченности! А еще – в особом удовольствии от соприкосновения с личностью автора!

Всё так. Но было еще и содержание. А речь шла об «анатомии» и «физиологии» басни, о законах эстетического восприятия этого особого литературного жанра. И вот эти-то законы оказались для меня настоящим открытием! Ибо описывали они не что иное, как, по моему глубочайшему убеждению, разгадку той самой соломоновой мудрости! И все это – с разбором творчества еще одного великого мастера Слова, любимого с детства баснописца! А поэтому не опробовать тут же, на деле, действие открытых автором законов, да к тому же имея наготове свежую, животрепещущую тему, было бы просто непростительно!

Так родилась на свет первая басня. Сам акт творчества оказался настолько целительным, что мне не скоро удалось «отвратиться» от этой первой своей «бабьей басни». Оказалось, что над этой творческой переработкой раздирающего меня прежде конфликтного материала можно было просто хохотать до упаду! Можно просто наслаждаться и заряжаться, как от аккумулятора, этими неожиданно извлеченными из состояния «войны» положительными эмоциями!

Забавно, что реально существующий в моей жизни конфликт, оставленный на тот момент без разрешения, вдруг утратил для меня всякую значимость. Что же касается конкретных его перипетий, то они как-то разрешились уже сами собой, без моего участия. Мне не пришлось даже ничего делать – ничего из того, что делать мне, в общем-то, и не свойственно.

А самым забавным оказалось то, что очень скоро эти самые конфликтные ситуации посыпались на меня, словно из рога изобилия! И Музы, дарующие вдохновение, стали стучаться в мое окно чуть ли не каждую неделю! И «отвращаться» от очередных своих «бабьих басен» (а потому и не застревать надолго в состоянии конфликта) получалось уже все быстрее. И были эти ситуации уже самыми разнообразными, и не было в них ничего уже шаблонного! А найденные с помощью «закона басни» решения требовали от меня уже самых разных способов действия в реальной жизни: мне то приходилось идти напролом, то отступать, то находить новые формы сотрудничества, то идти на мировую…

И самое главное, этот опыт был для меня уже просто опытом. Просто радостью взаимодействия с самой Жизнью, вступив в которое, только и можно испытать ее вкус!

Так в моем арсенале средств избавления от состояния конфликта появился еще один, подсказанный тремя мудрецами, способ, который стал вскоре и методом разрешения конфликтных ситуаций, чем, как оказалось, можно еще и делиться. Но прежде, чем начать это делать, хочу предложить вам после вводной этой «воды» сделать несколько живительных глотков уже из первоисточника.

Психология искусства и моделирование мастерства

Важнейшее из искусств

«Век высоких технологий», как мы стали гордо именовать то ли век двадцатый в последние его десятилетия, то ли двадцать первый, предусмотрительно употребляя в обиходе еще и «технологии будущего», привнес свою философию практически во все сферы человеческой жизнедеятельности. Высокие технологии пришли не только в бизнес, производство, телекоммуникации, но и в такие традиционно «человечные» области, как психология, психотерапия, образование, даже творчество! Отныне основным технологическим процессом самосовершенствования (а также «важнейшим из всех искусств») стало для нас моделирование! Моделирование эффективных способов поведения – коммуникативного, управленческого, предпринимательского… Моделирование мастерства выдающихся психотерапевтов… Моделирование стратегий гениев… Отныне эффективность великих мастеров раскладывается на вербальные и невербальные составляющие, формализуется в виде пошаговой технологии, и после хорошей тренировки весь алгоритм может успешно воспроизвести каждый желающий, даже тот, кого природа не наделила ни даром Вирджинии Сатир, ни талантом Уолта Диснея.

Прогресс не остановишь. Можно попытаться лишь успеть за ним – как успеть вскочить в набирающий скорость поезд. И все же полезно время от времени останавливаться, оглядываться назад, осматриваться по сторонам. Ведь порой даже самые новейшие технологии на поверку оказываются «хорошо забытыми старыми», а то и незаслуженно обойденными вниманием откровениями «пророков в своем отечестве».

Моделирование искусства

Сказать о творчестве Льва Семеновича Выготского, что оно таким вниманием обделено, было бы несправедливо. Его идеи опережали современную ему науку, предвосхищая развитие таких направлений, как кибернетика и семиотика. Его творчество по сей день представляет собой неисчерпаемый кладезь научных гипотез. Кажется, человек этот открыл в науке столько «золотоносных жил», что их разработка будет питать еще не одно поколение ученых. И если уж говорить о моделировании мастерства, подразумевая под этим процессом глубокий, тонкий и остроумный анализ продуктов такого мастерства, проникновение в тайну их психологического воздействия, то и здесь, думаю, Лев Семенович был в числе первооткрывателей.

Именно таким тонким и проникновенным анализом структуры художественного творчества и была пронизана открытая мной книга. «Психология искусства» раскрывала секреты воздействия творений литературы самых разных жанров – от трагедии до басни. И секреты эти, никем не сокрытые, поддавались освоению, перенесению их на более широкий спектр жизненных контекстов!

И несколько таких секретов, сформировавших впоследствии теоретическую основу метода, тот самый «Закон басни», о котором многообещающе заявлено в заголовке, считаю необходимым, не смущаясь дословным цитированием, изложить здесь хотя бы вкратце.

«Всеобщий дедушка»

Но для начала несколько слов еще об одном мастере Слова – Иване Андреевиче Крылове, чье творчество и послужило основой для синтетического разбора ученого и сделанных им в результате открытий о природе басни и ее «законах». Не в самой ли личности художника, изменившего наши традиционные представления о баснописце, как об обычном моралисте (пусть даже обладающем даром самого Эзопа), таилась разгадка этих тайн, ведущих и к разгадкам тайн «соломоновых» решений?

Не кажется ли удивительным тот факт, что Крылов, как это засвидетельствовано не однажды, питал искреннее отвращение к самой природе басни, что жизнь его представляла собой все то, что можно выдумать противоположного житейской мудрости и добродетели среднего человека. Это был исключительный во всех отношениях человек – и в своих страстях, и в своей лени, и в своем скепсисе, и не странно ли, что сделался всеобщим дедушкой, <…> безраздельно завладел детской комнатой и так удивительно пришелся всем по вкусу и по плечу, как воплощенная практическая мудрость2.

Не о внутреннем ли конфликте, разрешившемся впоследствии открытием в себе уникального дара, сочетавшего поэтичность с глубокой прозаичностью, свидетельствуют биографы? Не о том ли поиске «соломонова решения» для примирения внутреннего противоречия прозревает ученый-исследователь? Не таким ли первопроходцем был и сам дедушка Крылов в испытании на себе открывшегося ему знания, каким стал впоследствии и сам Выготский в попытках моделирования его мастерства?

Неужели в его баснях не сказалось и это первоначальное отвращение и заглушенная страсть к драматической поэзии? Как можем мы предположить, что этот болезненный процесс перерождения в баснописца остался совершенно бесследным в его поэзии? <…> И может быть, окажется психологически небезосновательным наше предположение, что именно этот второй смысл его басен разрушил тесный горизонт идей прозаической басни, которая внушала ему отвращение, и помог ему развернуть то обширное поле драматической поэзии, которая была его страстью и которая составляет истинную сущность басни поэтической3.

Оставим вопросы и гипотезы теоретикам. Просто отдадим дань уважения Учителям и приступим, наконец, к изложению открытых ими «законов».

Законы басни

Аффективное противоречие

…каково же строение той эстетической реакции, которой реагируем мы на поэтическую басню, каковы те общие механизмы психики общественного человека, которые приводятся в движение колесами басни, и каково то действие, которое при помощи басни совершает над собой человек?

(Л. С. Выготский)4

Исследуя природу эстетической реакции на поэтическую басню, Выготский обратил внимание, что основу ее психологического воздействия составляет наличие так называемого аффективного противоречия, которое наряду с противоречием логическим, проявленным, очевидным, держит читателя в напряжении вплоть до особого момента его разрешения, о природе которого в свою очередь будет рассказано подробнее.

Исследователь, на примере разбора известных крыловских басен, показывает, что основу их эффекта составляет некое противочувствие:

…мы видим развернутую систему элементов, из которых один все время вызывает в нас чувство, совершенно противоположное тому, которое вызывает другой. Басня все время как бы дразнит наше чувство <…> Мы одновременно сознаем и то и другое, одновременно чувствуем и то, и другое, и в этом противоречии чувства опять заключается весь механизм обработки басни.5

«Поляризация» позиций

Из чего же складывается это «противочувствие»? Отметим, прежде всего, эту характерную жанровую особенность, при которой упомянутая выше «развернутая система элементов» басни словно «поляризуется» на две явно выраженных противоположности, вызывающих столь разные чувства. В сюжете басни эта «поляризация» находит свое наглядное воплощение либо в наличии двух явно антагонистичных персонажей («Волк и Ягненок», «Стрекоза и Муравей», «Ворона и Лисица», «Слон и Моська»), либо в более условных противопоставлениях:

• одного персонажа – группе, обществу («Волк на псарне»),

• одной группы – другой группе («Волки и Овцы»),

• одной, формально согласной, но фальшивящей в своем согласии группы – логике, объективности, фактам («Кукушка и Петух»),

• другой, формально рассогласованной, но единодушной в подходах к делу группы – всё той же логике, эффективности, здравому смыслу («Лебедь, Щука и Рак», «Квартет»),

• одной черты характера (например, внимания к мелочам) – другой черте характера (например, «слепоте» в оценке более масштабных явлений: «Слона-то я и не приметил!») («Любопытный») и т. д.


Рис. 1. Поляризация позиций.


Отметим еще раз во всем этом условном разнообразии персонажей и сюжетов эту характерную тенденцию к поляризации на противоположности, как исключительно важную мелочь, благодаря вниманию к которой есть шанс «приметить и слона».

Параллельные планы

И все же наличие противоречия, логического и/или аффективного, еще не достаточно для понимания работы исследуемого механизма и достижения изучаемого эффекта. Истинной поэтической басней, по мнению Выготского, басня становится только в том случае, «если поэт разовьет заключенное в ней противоречие и заставит нас на деле как бы мысленно присутствовать при этом действии, развивающемся в одном и другом плане, и если сумеет стихами и всеми стилистическими приемами воздействия возбудить в нас два стилистически противоположно направленных и окрашенных чувства и затем разрушить их в той катастрофе басни, в которой оба эти тока как бы соединяются в коротком замыкании».6

Что же это за «параллельные» планы, в которых одновременно развивается действие басни? Автор постоянно обращает внимание на этот особый стилистический прием, заключающийся в соединении двух смысловых планов в одном сюжетном поле басни:

Наша реакция на басню развивается все время в двух планах, причем оба плана нарастают одновременно, разгораясь и повышаясь так, что в сущности оба они составляют одно и объединены в одном действии, оставаясь все время двойственными7.

Очевидно, что речь – об особых условиях, в которых аффективное противоречие может развиться до своей кульминационной точки, а именно – об условии наличия двух смысловых планов: формального и эмоционального, поверхностного и глубинного, явного и подразумеваемого. И очевидно, что обнаруженный «конфликт» чувств произрастает именно отсюда – из рассогласованности их формальных и истинных причин, определяющих эту «параллельную» логику развития явного и скрытого смыслов.

Вот как иллюстрирует этот стилистический прием сам Выготский на примере басни «Волк на псарне»:

С самого начала для нас ясно то стремительное нападение на волка, которое равносильно его гибели и смерти. Эта смертельная угроза, не прекращаясь ни на одну минуту, продолжает существовать все время течения басни. Но параллельно с ней и как бы над ней развивается противоположный план басни – переговоры, где речь идет о мире и где одна сторона просит заключить мир, а другая отвечает согласием, где роли героев удивительно переменились, где волк обещает покровительствовать и клянется волчьей клятвой. Что эти два плана даны в басне со всей поэтической реальностью, в этом можно убедиться, если приглядеться к той двойственной оценке, которую естественно автор дает каждому своему герою. Разве скажет кто, что волк жалок в этих величественных переговорах, в этом необычайном мужестве и совершенном спокойствии? Разве можно не удивиться тому, что смятение и тревога приписаны не волку, а псарям и псам?8

Прием настолько сильный, что роднит басню, без всякого преувеличения, с трагедией, что особенно важно для последующих наших выводов о применимости «законов басни» к разрешению самых острых конфликтных ситуаций:

Нам думается, что впечатление от этой басни может быть названо без всяких прикрас трагическим, потому что соединение тех двух планов, о которых мы говорили выше, создает переживание, которое характерно для трагедии. В трагедии мы знаем, что два развивающихся в ней плана замыкаются в одной общей катастрофе, которая одновременно знаменует и вершину гибели, и вершину торжества героя.9

Пока же отметим еще раз, как важную составляющую исследуемого эффекта, условие существования двух параллельных планов, в которых развивается одновременно одно и то же действие с характерной двойственной логикой поведения персонажей (и с вызываемыми ею двойственными чувствами), а также с очевидной рассогласованностью формальных и глубинных причин этих противоречивых чувств и поведения.

Подчеркнем также, что два плана развития событий – не противоположны. Они именно параллельны, их соединение – искусственно, их одновременное развитие не связано истинным антагонизмом конечных целей этого развития, которые парадоксальным образом даже совпадают. При этом если на первом плане совпадение этих целей означает полный крах для одной стороны, и триумф – для другой, то на втором плане все противоположно меняется. Но об этом секрете – позже. Пока же нетрудно догадаться, что в контексте сатирической басни речь идет, прежде всего, о разнице между прямым и переносным смыслами.


Рис. 2. Параллельные планы.


Проиллюстрируем эту разницу на примере басни «Волк и Ягненок». Очевидно, что диалог персонажей развивается одновременно в двух сюжетных планах: один – «натуральный», с естественным трагизмом подобной встречи животных в природе, другой – переносный, т.е. переносящий сюжет в контекст юридических препирательств «сильного» с «бессильным». «Параллельное» сосуществование обоих планов тоже очевидно: законы человеческого правосудия не применимы к законам животного мира, и наоборот.

И все же именно их искусственное соединение смысловой параллелью ведет к интересующему нас эффекту, именуемому «катастрофой» басни.

Катастрофа басни

О какой же «катастрофе» постоянно идет речь?

Под катастрофой басни, по аналогии c соответствующим моментом трагедии (или шпилькой – по аналогии с теорией новеллы), автор подразумевает тот самый момент разрешения заключенного в ней аффективного противоречия, а точнее, его полного уничтожения.

Такой катастрофой, или шпилькой, басни является заключительное ее место, в котором объединяются оба плана в одном акте, действии или фразе, обнажая свою противоположность, доводя противоречие до апогея и вместе с тем разряжая ту двойственность чувств, которая все время нарастала в течение басни. Происходит как бы короткое замыкание двух противоположных токов, в котором самое противоречие взрывается, сгорает и разрешается. <…> В катастрофе басня собирается как в одну точку и, напрягаясь до крайности, разрешает одним ударом лежащий в ее основе конфликт чувств.10

Обычно это короткая фраза, характеризуемая остротой и неожиданностью, которые уподобляются эффекту взрывающейся бомбы. И эта фраза (или слово) объединяет всю ту двусмысленность и те два плана, в которых до сих пор развивался басенный сюжет. Часто эта ключевая фраза оказывается, парадоксальным образом, составлена из двух совершенно противоположных планов басни, которые до сих пор протекали параллельно. Вот одна лишь иллюстрация:

В «Вороне и Лисице» чем сильнее лесть, тем сильнее издевательство; и лесть и издевательство заключены в одной и той же фразе, которая одновременно и есть и лесть, и издевательство, и которая эти два смысла объединяет в одно <…> «Ворона каркнула» – это кульминационный момент лести. Лесть сделала все, что могла, она дошла до апогея. Но тот же самый акт есть, конечно, верх издевательства; благодаря ему ворона лишается сыра, лисица торжествует победу. В коротком замыкании лесть и издевательство дают взрыв и уничтожаются.11

Так вот в чем заключается загадка басни! Всей логикой развития своего быстротечного сюжета, всем накалом противоречивых чувств и несовместимых намерений она не только развлекает и веселит, но и ставит подспудно перед читателем эту трудноразрешимую задачу – найти одно общее решение, в котором удовлетворятся оба намерения, где взорвутся, утратив смысл, и накал чувств, и их конфликт. Сама задачу ставит, сама ее решает.

Даже мораль, как выясняется, вторична. Она может совпасть с этой «ключевой фразой», с этим особым решением, знаменующим катастрофу лежащего в основе басни конфликта, а может оказаться формальной, для «отвода глаз». (Надо ли напоминать, что в современной Крылову обстановке цензуры такой прием имел свое значение?).

Что же можно вынести из знания описанных здесь «законов басни», какую практическую пользу извлечь, какую, следуя логике жанра, вывести мораль? Что роднит развитие сюжета басни с развитием «сюжетов» конфликтных ситуаций? И можно ли перенести приемы разрешения басенных противоречий на более актуальные для каждого из нас контексты повседневной жизни?

Оставим философские вопросы философам, тем более что сей витиеватый мостик – всего лишь переход к следующей части нашего повествования.

Законы конфликта

Не жизнь, а басня!

Задавшись целью перенести законы разрешения «конфликта чувств», лежащего в основе психологического воздействия поэтической басни, на способы разрешения реальных конфликтных ситуаций, согласимся для начала с такой простой мыслью, что в этом весьма благородном деле все средства хороши. Ведь речь идет даже не о том, что «худой мир лучше доброй ссоры», а возможно, и о том, чтобы научиться находить в любой, даже самой худой ссоре возможности для достижения доброго мира. (Хотя бы – с самим собой!). И вот с этой-то позиции все наши последующие допущения не потребуют никаких принципиальных искажений ни одной из ныне существующих теорий конфликта, а, тем более, отказа от каких-либо, уже имеющихся методов разрешения конфликтных ситуаций. Напротив, – легко в них вписываются, а кажущиеся противоречия – примиряют.

Аффективное противоречие

Думаю, это допущение не нуждается в долгом аргументировании. Всякий, кто оказывается втянут в ситуацию конфликта, испытывает в ней характерное противоборство чувств, аналогичное тому, что описано выше в структуре басни. Противоположно заряженные эмоции создают напряжение, подобное тому, что известно из курса школьной физики. По силе этого «напряжения», по этому «накалу страстей» и можно отличить конфликт от других подобных коллизий – спора, дискуссии и прочих обменов мнениями, связанных с какими-либо разночтениями. И чем сильнее аффективная составляющая конфликта, тем более мощная энергия высвобождается в результате его разрешения.

Задача метода в том и состоит, чтобы направить эту энергию в конструктивное русло. Эта же «энергетическая» составляющая, ее качественные изменения, служат в последующем своеобразным индикатором на наличие, трансформацию или окончательное разрешение конфликта.

И все же следует напомнить, что признаком конфликта, роднящим его с сюжетом поэтической басни, служит не только накал эмоций, но и их противоречивость, связанная с расхождением формальных и истинных причин этих эмоций в результате соединения «параллельных» смысловых планов. И об этом – ниже.

«Поляризация» позиций

Речь в данном допущении идет о тех противоборствующих позициях конфликта, о столкновении которых тоже достаточно подробно повествует любая другая теория конфликта. Это противоположные точки зрения, мнения, позиции, связанные отношениями конфликта благодаря содержанию в них принципиальных взаимных противоречий не только логического, но и «энергетического», эмоционального характера.

Выразители этих противоборствующих позиций могут быть самыми разнообразными: индивидуальными, коллективными и даже субличными. Не имеет значения, в каком сюжетном пространстве (внутри- или межличностном) разыгрывается актуальный конфликт. Важно, что основными его противоборствующими линиями, так же, как и в басне, будут две принципиально противоположных, «полярных» позиции.

Параллельные планы

Здесь принимается, в качестве полезной для практических целей аксиомы, что за каждым проявленным конфликтом имеется некий «задний план», неосознанный сценарий, притягивающий конфликтующие стороны друг к другу. По крайней мере, это допущение точно имеет смысл для тех конфликтов, которые представляют собой ситуации повторяющиеся, стереотипные, долгое время не находящие конструктивного разрешения. Обнаружение «второго дна» такой ситуации помогает обнаружить и ту «порочную связь» между логически не связанными смысловыми уровнями (ментальным и эмоциональным, вербальным и невербальным, буквальным и метафорическим), которая, по моему глубокому убеждению, как раз и препятствует нахождению конструктивного решения.


Рис. 3. «Закольцовка» конфликта.


Поясню поподробнее, что подразумевается под «порочной связью». С одной стороны, речь – о выразительном стилистическом приеме, чья полезная цель заключена в достижении определенной эстетической реакции от соединения прямого и переносного смыслов при восприятии произведений искусства. (Такая связь не только не порочна, но и по-своему прекрасна). С другой стороны, аналогичный прием, проделываемый подсознательно и не всегда конструктивно (например, в процессе действия механизмов психологической защиты12), как раз и «закольцовывает» конфликт в порочный круг, где явно негодное, отвергнутое сознанием решение – возможно, вовсе не единственное и не обязательное. Но для того, чтобы увидеть это, надо увидеть и саму подоплеку, «второй план» событий, которому не удается разрешиться своей «катастрофой» (катастрофой – для конфликта, разумеется, а не какой-либо из сторон).

Для иллюстрации возьмем ту же басню о Волке и Ягненке. «Порочная связь» для человека, переносящего «волчьи законы» на любые отношения с людьми, наделенными властью, заключается в риске принятия печального финала этой басни за единственно возможное «решение» подобных конфликтов. А между тем, сама связь – весьма условна, хотя и выразительна для огромного числа печальных историй. Но стоит ли принимать без всякого критического осмысления эту выразительную аналогию за некий незыблемый закон человеческих отношений, с которым остается только смириться? Так ли обязательно для мира людей, наделенных разумом, решение, перенесенное из «параллельного» мира зверей и основанное на «правоте» одной лишь силы?

Принципиально другой (творческий и конструктивный) подход всегда обнаруживает огромный пласт «человеческих» решений, которые с той же правомерностью могут быть перенесены на аналогии животного мира, с какой сами аналогии применимы для иллюстрации негодных, «звериных» элементов отношений между людьми. Творческий подход позволяет исходить в поиске решений из возможности видеть человеческое в Человеке (даже если его роль в басне исполняет Волк). Однако этим «человеческим» может быть не только способность внять разумным доводам или проявить сострадание. Человеческим может быть и сегодняшняя неспособность это сделать, связанная с текущим состоянием человека, скажем, испорченного властью и нуждающегося в нравственном «уроке» на понятном ему языке. Человек несовершенен, и это тоже (к сожалению или счастью) признак его человечности.

При этом, что особенно важно, механизм «схлопывания» аффективного противоречия, позаимствованный из поэтической басни, в любом случае остается тем же и столь же эффективным. Общее решение, «взрывающее» конфликт противоположных чувств и тенденций, можно искать в любом из двух «порочно замкнутых» контуров. Закон универсален.

Мечтая стать генералом, не забудь обжечь горшки!

Знаете, нередко истории, которыми делятся с психологами, сами клиенты относят к разряду «и смех, и грех». Воистину – сюжеты, достойные пера дедушки Крылова! Но, как всякая басня, которая – есть не только забава для ума, но и столкновение противоположных позиций, так и эти невыдуманные сюжеты несут в себе ту же напряженность, что присуща конфликту весьма нешуточному.

Вот только, по закону басни, конфликт в ней всегда, так или иначе, разрешается. А в жизни?.. Да и всегда ли мы соглашались с навязанной моралью? Всегда ли могли сочувствовать победителю? Кто из нас в детстве (хотя бы однажды), сетуя на несправедливость (хотя бы и правдивую), концовок литературных произведений, не хотел бы их переписать, переиначить? Как знать, может быть, из этого детского «благородного негодования» и жажды отмщения за всех обиженных Ягнят, Стрекоз, Ворон и иже с ними, и родилась на свет методика, которой, не мудрствуя лукаво, автор и дал это название – «Баснетерапия».

Шанс, казалось бы, иллюзорный. Но вспомните тех же героев Крылова. Лиса, к примеру, хотела послушать песен Вороны (а на деле – просто отнять у разини сыр). Ворона же, получив дар от Бога, ждала какой-то особой, «спирающей в зобу дыханье» радости, лести, славы… Муравей на поучительном примере Стрекозы хотел показать, что лишь тяжелый труд вознаграждается. Стрекоза отстаивала свое право на беззаботную жизнь. Волк искал любого формального предлога для обвинения Ягненка (а на деле думал только о своем желудке). Ягненок обосновывал невиновность логически. И, представьте, каждый достиг своего! Секрет – в особом решении, найденном гениальным баснописцем. Ведь в этом «особом» решении парадоксальным образом соединились чаяния каждого!

Но мы-то с вами знаем, что в истинном выигрыше всего одна лишь сторона. Мораль, похоже, заключалась в следующем: побеждает тот, кто владеет знанием. Взгляните, что можно сделать с такой односторонней «справедливостью» хотя бы этих классических басен. А вопрос о том, что здесь правдиво, а что – иллюзорно, оставим пока открытым. (И да простит нас дедушка Крылов!).

Лирика сатирика

Волк и Ягненок

«…Молчи! Устал я слушать.

Досуг мне разбирать вины твои, щенок!

Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…»

…И чуть Ягненка в темный лес не поволок,

Когда б Ягненок не продолжил диалог:

– И тем оправдан, Ваша честь!

Ведь если хочется Вам есть,

То виноват уж Ваш желудок.

К нему теперь без всяких шуток

И предъявляйте новый иск.

Не он ли Ваш мутит рассудок

И тем уже ввергает в риск?

Ведь только тот, чей глаз замылен,

Не видит, кто из нас бессилен.

А вдруг вон там, за тем кустом

Стоят охотники, собаки,

Чьи зубы чешутся до драки?

А вдруг и я, при всем при том,

У них работаю приманкой,

За что беру пшеном и манкой?

Что скажет Ваш пустой советчик,

Коль будет в тяжбе той ответчик?

Не справедливей будет Вам

Отдать его на милость псам?

Куда ж Вы?..

– Некогда, спешу!

А долг и так тебе спишу.

Из материалов группового тренинга «Мастер соломоновых решений» (2004 г.)

РУКОВОДСТВО ПО ЭКСПЛУАТАЦИИ


Вот такие литературные забавы. Что до практической пользы метода, судите сами. Не будем долго говорить о ценности самих «забав», как о возможности улыбнуться, встряхнуться, что куда полезней унынья, особенно в ситуации тупиковой. Не будем говорить о ценности открытия в себе новых талантов, как о возможности повысить самооценку. Умолчим о самостоятельной терапевтической ценности литературного творчества, как о возможности причаститься к акту творения. Не обмолвимся о ценности развития аналитических способностей, как о возможности их применения в оценке любой запутанной ситуации. И даже не заикнемся о ценности развития креативных способностей, как о возможности их применения для поиска нестандартных решений.

Скажем лишь о том, что баснетерапия, по прямому своему назначению, является методом разрешения конфликтных ситуаций, будь то конфликт в трудовом коллективе, в семейных отношениях или в вашем внутриличностном пространстве. Владея методом баснетерапии, можно писать и переписывать «басни», диктуемые самой жизнью. При этом – и соблюдать интересы конфликтующих сторон, и находить новые решения, и оставаться верными закону жанра. Метод универсален и эффективен, потому что использует свои универсальные и эффективные законы (за что отдельное спасибо дедушке Крылову!).

К слову о том, как накапливался и формировался «иллюстративный» материал. Часть басен написана клиентами консультационных встреч самостоятельно. Часть – в «соавторстве» с психологом. Часть – является продуктом коллективного творчества участников групповых тренингов. Басни, принадлежащие перу самого автора методики, он счел уместным включить в эту книгу, как вы понимаете, пользуясь своим особым положением. Хотя, справедливости ради, отбор такого материала был особенно пристрастным. С недавних пор соавторами моих собственных басен стали также мои заочные друзья в Живом Журнале, где я веду личную страничку «Дневник стихотерапевта», ставшую своеобразной «выставочной площадкой» достижений стихотворного творчества и, попутно, виртуальным практикумом для отработки навыков, открытым для всех желающих.

Еще несколько слов о структуре изложения. «Лирические отступления» (точнее сказать – «сатирические») будут и впредь пронизывать методику дозированными вкраплениями под соответствующим заголовком – «Лирика сатирика». Однако искать в них какой-либо особый, «сакральный» смысл для понимания предыдущего или последующего текста, не следует. Цель таких «вкраплений» единственная – разрядить обстановку, дать возможность перевести дух, улыбнуться, подзарядиться энергией тех, кому тоже было поначалу трудно, но у кого, в конце концов, все получилось! Точно так же и я перечитываю их время от времени, когда, забравшись в очередной теоретический тупик, ищу передышки. Точно так же и под тем же предлогом, рука сама выводит на полях и эти рисунки, которым так же, случайными вкраплениями, суждено попасть в эту книгу. Надеюсь, что ход общего рассуждения такие отступления не нарушат. Они – всего лишь иллюстрация метода.

Теперь по понятиям. Совсем незнакомых, пожалуй, не встретится. Специальные термины, если будет в них нужда, будут расшифрованы в сносках. Чаще вместо слова «автор» или полушутливого «баснописец», здесь употребляется слово «пишущий». В этом свой смысл. Он связан, во-первых, с подчеркиванием особой роли самого действия («писать»), во-вторых, с уточнением того, что в этом процессе первично, а что вторично. А именно: терапевтический эффект – первичен, а вот претендовать на «высокое искусство», на создание шедевров мировой литературы – это уж как получится. Во всяком случае, так я надеюсь отбиться от критики филологов. С критикой психологов поступим иначе. Отделаемся тем, что баснетерапия – метод свежеизобретенный, никем до сих пор не описанный, и свериться с первоисточниками корифеев, стало быть, не получится. А потому отошлем психологов вслед за филологами и, пожалуй, начнем.