Глава 2
Пятиглав
За прозрачными окнами стремительно проносились пейзажи пригородов Полиса. «Нот» мчался на скорости триста километров в час, мимо лугов, начавших терять летнюю свежесть, белых мраморных вилл и небольших рощ, сливающихся в темно-зеленые кудрявые полосы. Время от времени экспресс влетал в тоннели, проложенные под жилыми районами, и затем вырывался на поверхность. Шел он мягко и очень тихо, лишь иногда кренясь на поворотах.
Почти все места в вагоне были заняты молодыми людьми и девушками. Судя по обилию шарфов, значков, фибул и маек одного цвета – синего, – а также воинственным выкрикам, я попал в толпу болельщиков, спешащих на состязание борцов. Вокруг звучал смех и разговоры на пределе громкости:
– Да они все время в верхней стойке провели!
– Я говорил, у него захват шеи был больше пяти секунд.
– Не был!
– Нет, был, я с секундомером сидел!
– А когда Линос перевод нырком с захватом сделал, я думал, у его противника голова отвалится.
По их крепким, мускулистым фигурам, лицам, пышущим здоровьем, и уверенным, энергичным движениям легко было понять, что все они не просто проводят время в залах, наблюдая за состязаниями, но и сами занимаются спортом.
Рассеянно слушая разноголосый хор, я пытался читать газету, оставленную в сетке переднего кресла.
В Полисе открывали новую линию сверхскоростной магистрали Гиперпетли, которая должна была связать наш город и Колоннос – еще один огромный мегаполис на западе материка. Раньше до него ходил только экспресс «Киркий» и ехать приходилось сутки. Еще можно было добраться на аэробусе. Но теперь расстояние «сокращалось», что радовало…
Рядом со мной на сиденье плюхнулся парень с банкой «Крови Минотавра». У него были растрепанные каштановые вихры, расстегнутая на груди синяя рубашка и штук десять амулетов и медальонов, свисающих с шеи на цепочках разной длины. На художественно порванных джинсах также нашито несколько металлических символов. Он отхлебнул энергетика, поморщился, искоса с любопытством глянул на меня, вернее, на мои седые волосы, странновато сочетающиеся с молодым лицом.
– Долгая ночь? – спросил я доброжелательно.
– Абсолютно, – выдохнул он с ноткой гордости. – Ты тоже едешь на бой полуфинала?
В прежние времена я бы непременно оказался на подобном состязании. Феликс редко пропускал бои. Кроме того что он азартно делал ставки, бывало, находил прямо в зале, а то и в раздевалке, среди спортсменов, неплохих клиентов.
– Нет, я не еду на полуфинал, к сожалению.
– Нет подходящей компании? – В темных глазах парня засветилось искреннее сочувствие.
– Хочешь пойти с нами? – Из-за переднего кресла вынырнула симпатичная девушка с длинными светлыми распущенными волосами, в синей обтягивающей кофточке с множеством блестящих пуговиц. Мой взгляд невольно остановился на этих ярких, поблескивающих кружочках.
– Спасибо. Но меня ждут в другом месте.
– Не повезло, – философски изрек сосед с энергетиком. – Ну, может, успеешь попасть хотя бы на заключительный поединок.
Из-за кресла, стоящего напротив моего, появилась вторая девушка – шатенка с высоким «хвостом» каштановых волос. Ее лицо с удлиненными зеленоватыми глазами напомнило мне изображения на старинных мозаиках острова Крит. Танцующие нимфы. Моя соседка казалась одной из них.
– А вы слышали, что произошло на отборочных? – спросила она, мельком улыбнувшись мне. – Я сегодня узнала от Кратоса.
– Нет, а в чем дело? – тут же оживился мой сосед.
– У Креона были все шансы на победу. Ему пророчили титул чемпиона Полиса. А он не смог сражаться.
Теперь заинтересовался я.
– И что конкретно случилось?
– Он вдруг начал спотыкаться, падать, не смог нормально провести ни одного захвата. Его просто валяли по ковру, как щенка.
– Наверное, плохо себя почувствовал, – предположила ее белокурая соседка, вставая коленями на сиденье и положив локти на спинку.
– Видели бы вы его лицо. – К нам подошел высокий широкоплечий парень в синей куртке – похоже, тот самый Кратос, бывший на отборочных соревнованиях. Кивнул мне дружески. Небрежно взялся за поручни двух кресел, чтобы не терять равновесие во время покачиваний вагона, несущегося на огромной скорости, и продолжил многозначительно: – Он сам не понимал, что с ним происходит. Пытался вести бой, но ни руки, ни ноги его не слушались.
– Что сказали медики? – спросил я, глядя на серьезного собеседника.
– Сейчас. – Девушка в кофточке с блестящими пуговицами исчезла за спинкой своего кресла и тут же появилась снова с планшетом в руках. Набрала в поиске вопрос и начала пролистывать открывающиеся новостные «окна», скользя взглядом по экрану.
– Пишут, что он абсолютно здоров. Провели полное обследование, но не нашли никаких причин для его странного состояния.
– Похоже на работу дэймоса, – произнес сидящий рядом со мной зловещим шепотом.
Рассмеялись все, кроме меня и Кратоса.
– Знаете, я бы не удивился, – произнес тот задумчиво, глядя в окно. – О них, конечно, уже никто ничего не слышал давным-давно. И считается, что они исчезли, остались в далеком прошлом, как, например, и многие болезни, от которых раньше люди погибали. Но все же… Это было очень похоже.
– Это сказка, миф, – весело улыбнулась «нимфа». – Просто очеловечивание ночных страхов.
Да. Для обычных людей дэймосы теперь стали чем-то вроде сказки. Все знали, что когда-то они существовали, но затем пропали, растворились в мире снов и больше никогда не появятся. В современности о них остались лишь смутные слухи и легенды. Не слишком умные родители пугали ими непослушных детей, а подростки иногда, прячась в темной комнате, вызывали Черного Дэймоса, замирая от восторженного ужаса, но в принципе не веря, что оживший кошмар появится…
Зато о создателях кошмаров были прекрасно осведомлены в особых кругах, к которым я мог считать себя имеющим отношение.
– Ну да, ты права. – Кратос отбросил сомнения. – Похоже, главному сопернику Креона повезло. Титул чемпиона теперь ему гарантирован.
– Где будут проходить соревнования? – спросил я у зеленоглазой девушки.
– Решился все-таки? – Она сунула руку в карман и вытащила листок программки. – Новый стадион. Начало в девять.
– Мы в пятом секторе, – подхватил мой сосед. – Ну, ты нас увидишь. – И потянул себя за воротник кобальтовой рубашки.
«Нот» начал сбрасывать скорость. Из динамиков полился мелодичный женский голос, предупреждающий о приближении конечной остановки.
Молодые люди стали стягиваться к выходу, разбирая вещи, обмениваясь шутками и перебрасывая друг другу синие флажки.
За окном выросли многоуровневые здания центрального Полиса. Устремленные ввысь, они напоминали туго закрученные спирали белых морских раковин. Их основания утопали в зеленом прибое парков. Но долго рассматривать это великолепие не пришлось. «Нот» нырнул под грот вокзала, и высокая серебристая крыша заслонила окружающие пейзажи.
Следом за своими недолгими попутчиками я вышел на платформу, мы тепло попрощались и разошлись – они в одну сторону, я в другую.
Шум прибывающих поездов заглушал щебет птиц из динамиков, установленных на станции. К запахам вокзала, которые было невозможно спутать ни с чем – холодная сталь рельс, синтетическое машинное масло, острая свежесть озона – примешивались ароматы жареных каштанов. Разноцветные передвижные палатки, где они продавались, стояли на каждом углу, а девушки и молодые люди в форменных кепках и фартуках весело предлагали всем желающим отведать древесные орехи нового урожая.
Пестрая толпа, единым потоком движущаяся по платформе, начала разбиваться на отдельные ручьи – часть устремились во входы подземки, расположенные уровнем ниже, другие – вверх по лестницам в здание вокзала. И мне снова было приятно ощущать себя одним из жителей Полиса, спешащих по своим делам. Чем больше я проводил времени в мире снов, тем с большей жадностью вглядывался в каждый штрих реальности, запоминая, анализируя, оценивая. Наслаждаясь звуками, запахами, яркими мгновениями. Все это было моим рабочим материалом, из которого впоследствии я создавал свои нематериальные живые картины. Надо будет рассказать Хэл об этой неисчерпаемой кладовой, откуда можно брать готовые сюжеты…
Я любил этот вокзал. За несуетливую стремительность, огромные залы, наполненные воздухом и светом, широкие лестницы, уютные уголки с клумбами и мраморными статуями, воздушный сад на четвертом этаже и небольшой открытый концертный зал на пятом, откуда сейчас по всему безграничному пространству холлов разносилась мощная дробь барабанов, слегка приглушенная расстоянием. И, кроме того, в кофейне на первом этаже варили лучший кофе из всех, что мне приходилось пробовать. Обычно я всегда останавливался там, но сегодня с сожалением нарушил приятный ритуал.
Мимо промаршировала колонна весело щебечущих младших школьников в желтых шапочках и с совершенно одинаковыми канареечными рюкзачками за плечами, которые делали их похожими на цыплят. Юных воспитанников сопровождали две наставницы. Одна помоложе, другая старше. За девушками тянулся свежий аромат духов. Малышня благоухала теплым плюшем и мятной жевательной резинкой.
Я не стал обгонять их, неторопливо следуя за этой компанией. Судя по разговорам, они шли в музей античного искусства. Место, где я тоже любил бывать в детстве.
Под ноги попался короткий желтый шарф. Он сиротливо лежал на полированном черном граните. Я наклонился, поднимая его, и тут же столкнулся с присматривавшей за детьми девушкой.
– Опять потеряли! – воскликнула она, забирая у меня добычу. Достала из кармана бледно-розового пальто полосатый красный леденец на палочке и оставила у меня в руке вместо шарфа. Развернулась и поспешила догонять воспитанников.
Сколько вокруг было мелочей, неважных для окружающих и чрезвычайно ценных для такого, как я, – потерянные перчатки, носовые платки, забытые заколки, очки, футляры от телефонов, мелочь, выпавшая из карманов, книги… «Поле для невидимой охоты», – любил говорить Феликс.
Я поднялся на два этажа и вышел на платформу городского беспилотного поезда. Он уже стоял у перрона, и я поспешил занять место в первом вагоне. Здесь не было машиниста и соответственно не было кабины, закрывающей обзор. Сиденья изгибались перед полукруглым окном.
Двери мягко закрылись, нежный голос из динамика объявил следующую остановку, «Центр сновидений», и состав тронулся. Вырвался из сумрака вокзала и понесся, наращивая скорость, по рельсам, проложенным на втором уровне улицы.
Теперь можно было рассматривать Полис без помех.
Высокий мост, по которому ехал мой поезд, изгибался на уровне пятых этажей высотных домов. Зеркальные стекла отражали солнечный свет, и казалось, будто меня преследуют сразу десятки солнечных дисков.
Величественно проплыло шестидесятиуровневое здание корпорации «Зевс», похожее на гигантский мраморный конус или гору, возвышающуюся над городом. Его было видно издалека. Днем оно сияло полированным мрамором колонн и тремя золотыми молниями на крыше. В темное время суток фасад озаряла яркая подсветка.
На всех уровнях города зеленели деревья, растущие на террасах парков. Они казались висящими в воздухе, как изумрудные облака.
На переднее сиденье рядом со мной опустилась пожилая дама в компании упитанного белого лохматого пса неизвестной породы. Он скромно устроился на полу и многозначительно поглядывал на меня из-за тяжелого занавеса ее юбки. Казалось, еще немного, и он заговорит, впрочем, это меня бы не удивило.
– Простите, молодой человек, вы на остров? – с достоинством осведомилась дама, величаво поворачивая в мою сторону голову с замысловатым узлом прически.
В реальном мире давно никто не боялся заговаривать с незнакомцами на улицах, в любое время дня и ночи приглашать в свои компании или идти в чужие – можно было не страшиться остаться одному, ни в праздники, ни в будни.
– Да, на остров.
– Хочу предупредить, – произнесла она многозначительно, – сегодня там будет очень много народу. День, когда многие процедуры со скидками. Можете не попасть.
– Благодарю за предупреждение, но я рискну.
Тот самый остров, место, куда меня вызвали столь поспешно и строго, находилось в паре километров от города. Мост, соединяющий его с берегом, длинной серебряной стрелой летел над заливом. Мощные тросы его арок натягивались стальными струнами. Штормило, как всегда осенью, и редкие проблески солнца играли на волнах, бьющихся о мраморную набережную.
– Вы тоже в центр? – спросил я попутчицу.
– Не сегодня, – улыбнулась она царственно. – Но я бываю там. Процедура омоложения однократна, мне ее уже не повторить, так что приходится ездить на косметологические сеансы. Впрочем, вы еще слишком молоды, чтобы думать об этом.
Я улыбнулся в ответ. Мой возраст был не меньше, чем у нее. Феликс настоял, чтобы я оплатил из наших с ним немалых доходов генную модификацию. Три курса за один раз. Трижды по сорок. У меня в запасе было сто двадцать лет молодости. У моего учителя двести. Только они ему не пригодились.
Поезд остановился на первой станции острова. Я поднялся, дама попрощалась со мной элегантным наклоном головы и вновь устремила взгляд на пейзаж за панорамным стеклом. Ее пес проводил меня выразительной ухмылкой во всю морду.
Двери, реагирующие на движение, закрылись, и автоматический поезд умчался дальше. На платформе кроме меня остались еще несколько человек. Похоже, они были здесь в первый раз – ежась от порывов ветра, проносящегося над морем, все поспешили к стеклянным щитам, ограждающим станцию, чтобы полюбоваться на залив, широким кольцом взрезающий землю, и сделать несколько снимков на его фоне.
Проигнорировав лифт, я пошел к лестнице, ведущей на нижний уровень.
Все пространство острова занимал огромный оздоровительный центр. Белые здания, окруженные рощами и озерами, полоса пляжей с желтым песком, два небольших стадиона. За то время, что меня здесь не было, ничего особо не переменилось. Мостик в вечность, каким всегда представлялось мне это место, не мог изменить какой-то жалкий десяток лет.
Огромный общий холл центрального корпуса, с массивными колоннами и зеркальным полом, в первое мгновение ошеломлял неподготовленного посетителя. Статуи Акесо – исцелительницы, Амина – отвратителя болезней, врачевателя Ятра, прекрасной воительницы Панакеи, Эпионы – облегчающей боль, и Гигеи – богини здоровья, кормящей змею из чаши, стояли в арках второго яруса, и лучи осеннего солнца окружали их золотыми ореолами.
Оздоровительный центр был построен на месте древнейших терм Полиса, возведенных еще Веспасианом. Вернее, древнейшие термы бережно отреставрировали, сохранив монументальную величественность и усовершенствовав систему подачи, сброса и очистки воды.
Очередь, несмотря на предупреждение дамы с собакой, оказалась совсем небольшой. Несколько мужчин в возрасте солидно обсуждали у стойки понижение цен на автомобили марки «титан», три молодые женщины пролистывали каталог в роскошном золотом переплете с услугами центра, с веселым визгом носились дети, как по льду катаясь по мраморным полам. Один из мальчишек, самый маленький, врезался в меня с разгона, словно в дерево. Удержал равновесие, поднял голову с недоумением, посмотрел на препятствие, возникшее на дороге, уставился в мое лицо и нахмурился, будто пытаясь вспомнить что-то давно забытое. А затем его светлые брови начали приподниматься, бледно-голубые глаза распахнулись испуганно, рот округлился, и, завопив от ужаса, мальчишка бросился прочь.
– Опять детей пугаешь? – прозвучал у меня за спиной знакомый насмешливый голос, искрящийся радостью.
Я стремительно обернулся и увидел мужчину в одежде сновидящего центра. Выше меня на полголовы, с русыми, кое-как приглаженными космами, широченными плечами и открытым веселым лицом, он напоминал доброжелательного тигра, сыто следящего за беззаботно играющими вокруг ланями. Его золотистый хитон до колен и короткий белый плащ – хламис – своим цветом и продольными тенями от глубоких складок еще больше усиливал сходство с этим хищником.
– Здравствуй, Гелен. Давно не виделись.
Эпиос сжал мою ладонь так, что хрустнули кости, и встряхнул как следует, не заботясь о сохранности суставов.
– Тебя где носило столько лет?
– Неужели здесь по мне скучали?
Он рассмеялся так, что все стоящие в очереди с интересом оглянулись, рассматривая целителя, запанибратски беседующего с посетителем.
– Не так чтобы очень, но закончились примеры «как-нельзя-делать-еще» на материале твоих подвигов.
Кто бы мог предположить, что мое недолгое пребывание здесь – один раз в неделю, с восьми до пяти – оставит такой след в истории центра.
– У тебя появились воспитанники?
– Двое. – Он гордо выпятил грудь, на которой сверкала фибула с двумя белыми камешками. – Зайдешь ко мне в класс? Покажу тебя народу. Ты, кстати, здесь зачем? Мимо проходил или решил вернуться? – В его голосе звучала явная надежда.
– Наши боги вызвали. Засекли мой выход в сон.
– Так ты опять начал работать?! – Восторг в его взгляде сменился некой легкой задумчивостью.
Все же мое пребывание среди сновидящих приносило им больше хлопот, чем пользы, хотя работал я хорошо. Нареканий не было. Но служил для большинства чем-то вроде учебного пособия. Одно время в мой мир сновидений водили как на экскурсию, пока мне это не надоело.
– Похоже на то.
– И с кем ты взаимодействовал? – осторожно спросил Гелен, не сумев скрыть настороженности.
– Парень, прибывший из вашего центра. Эйсон. Расщепление рассудка, кома.
– Помню такого. – Эпиос сложил руки на широкой груди, насупился. – Тяжелый случай. С ним работала Хлоя. Ну, и как успехи?
– Пришел в себя.
Он снова рассмеялся, на этот раз с заметным облегчением.
– Кто бы сомневался. Это же по твоей части. Чем безумнее, тем лучше. А как ты… – Он запнулся и усилием воли остановил вопросы, хотя видно было, ему очень хотелось еще поговорить со мной на профессиональные темы. – Ладно, тебе надо идти. – Он поспешно освободил мне дорогу. – Не буду тебя задерживать, но потом зайди ко мне обязательно. Забудешь, явлюсь через сон, и вот тогда тебе мало не покажется.
Я бы тоже с большим удовольствием побеседовал с коллегой-целителем, но задерживаться не стоило.
– Ладно, Гелн. Увидимся.
Улыбающаяся девушка у широкой полированной стойки выдала мне электронный браслет с магнитным ключом и пожелала приятно провести время.
Я пересек просторный холл и оказался в следующем помещении. Еще одна ротонда, стены которой были покрыты мозаикой. Здесь стояли длинные полукруглые столы с разложенными на них льняными хитонами для посетителей. Любых размеров и цветов, с широкими поясами разных расцветок. Я выбрал синий, невольно вспомнив компанию молодых людей из экспресса, и пошел направо, в сторону раздевалок.
Здесь уже начало веять теплом от горячих источников и легким ароматом успокаивающего сандала. Я нашел свой шкаф под номером три тысячи пятьдесят первый. В прежние времена термы могли обслужить примерно три тысячи человек, сейчас количество отдыхающих на острове увеличилось до семи тысяч.
Я наклонился, снимая ботинки, и в тот же миг дверца соседней секции, разрисованная ветвями лавра, внезапно распахнулась. От удара по голове меня спасла только хорошая реакция.
– О, прошу прощения, – из-за деревянной створки вынырнула полуодетая девушка, – я тебя не ушибла?
Лазоревый хитон сползал с ее плеча, покрытого ровным загаром, и распахивался на длинном, гладком бедре. В ее широко расставленных серых с золотистыми крапинками глазах дрожал смех.
– Нет, – улыбнулся я в ответ, убирая обувь на нижнюю полку шкафа. – Но даже если бы задела, затылок у меня крепкий.
Она рассмеялась и принялась туже затягивать свои легкие одежды.
Мимо к соседней стойке прошла компания молодых мужчин и женщин, покидающих центр. Он излучали свежий запах мяты, разгоряченных тел и розового масла.
– И сегодня я получаю от него сообщение, – громко рассказывал темноволосый юноша с фигурой легкоатлета, стягивая влажный хитон. – «Я не умею петь, не играю ни на одном инструменте, ничего не знаю о теории гармонии, в ближайшее время не планирую начать учиться музыке и стихосложению, но все равно считаю себя служителем музы – Эвтерпы».
Его слушатели дружно рассмеялись. А женщина, открывающая соседний с ним шкафчик, откинула со лба влажные кудрявые пряди красивого золотистого оттенка и произнесла с невозмутимой серьезностью:
– Во мне шестьдесят килограмм, полное отсутствие пластики, музыкального слуха, и на шпагат опущусь, только если мне на плечи сядут два атлета. Можно я буду считать себя танцовщицей?
Новый взрыв смеха прозвучал в ответ. Она подала проходящему мимо мужчине из их же компании свой хитон, поблагодарила его кивком и заметила мой оценивающий взгляд, скользящий по ее фигуре с длинными сильными ногами и высокой грудью. Мимолетно улыбнулась и вновь повернулась к своим собеседникам.
А я опять подумал, как же люблю реальный мир. Он не мог надоесть в своем бесконечном разнообразии встреч, разговоров, взглядов, запахов и звуков.
Я переоделся, закрыл шкафчик и вышел в общий зал. Тот представлял собой реконструкцию форума прошлого тысячелетия, с высокими потолками, колоннами и портиками. Мраморные полы подогревались, чтобы по ним легко можно было ходить босиком в любое время года.
Разноцветные хитоны довольных горожан мелькали в кафе, выстроенных в виде открытых беседок, увитых живыми цветами. Девушки в коротких розовых туниках, открывающих бедра до середины, сами похожие на нимф, фотографировались на фоне танцующих над источником наяд. Поймав мой заинтересованный взгляд, они тут же попросили меня сделать пару снимков, вручив крошечную камеру, что я и выполнил с большим удовольствием, получив в качестве благодарности веселый смех.
Еще несколько молодых людей в облегающих экзомисах – хитонах, заложенных складкой на одном плече, участвовали в любимом состязании древности – стрельбе из лука. Я бы с удовольствием присоединился к ним. Каменная стела с именами победителей, набравшими больше всего очков, возвышалась на зеленой лужайке – и мое имя все еще стояло среди них.
Несколько женщин сидели на скамьях у фонтана и обсуждали недавний массаж.
Слышались звуки флейты сиринги – символа идиллии и безмятежной радости. Глухие удары стрел о мишень и радостные или огорченные восклицания стрелков. Негромкое журчание разговоров, к которым я всегда с удовольствием прислушивался.
– …Пропускная способность визуального канала человека около шестидесяти террабит в секунду, при этом обрабатывать видеопоток он может со скоростью меньше десяти мегабит, – зазвучал рядом довольный, звучный голос, полный самоиронии. – То есть мы можем обработать всего одну шестнадцатимиллионную часть того, что видим. Это 0,000000016 процента от того, что мы могли бы видеть. Теперь представьте себе состояние человека, который всю свою сознательную жизнь обрабатывает и воспринимает целых десять процентов от общего потока? Вы можете себе это вообразить?!
Я невольно заинтересовался, что действительно мог бы ощущать подобный человек, когда на него обрушится такой огромный поток разнообразной информации – в тысячи раз больше цветов, света, форм и связанных с ними тактильных ощущений, – и оглянулся.
В сторону бассейнов с горячими источниками, пройдя мимо меня, направлялась компания из трех человек. Впереди шел молодой мужчина с решительным, волевым лицом, в полушаге позади, легко положив руку ему на плечо, следовал другой – его широко открытые, неподвижные глаза были слепы, по загорелому лицу блуждала беззаботная улыбка, мокрые волосы липли ко лбу. Это он рассуждал о скорости восприятия информации.
– И что, такие разработки действительно ведутся? – спросил у него шагающий рядом светловолосый юноша.
– Да. И уже есть результаты первых экспериментов.
Слепец улыбнулся, поворачивая лицо в сторону собеседника, и тот кивнул одобрительно, словно забыв, что беседует с незрячим. Они прошли мимо, и я с сожалением подумал, что стоять и наблюдать за людьми больше у меня не осталось времени.
Быстро миновав форум, я вышел в один из просторных внутренних двориков. Здесь среди деревьев тек, причудливо изгибаясь, ручей с горячей водой. Вдоль его рукотворного русла были уложены камни разной формы – под разными углами и с разным расстоянием между ними. Идеальный тренажер для массажа ступней и тренировки равновесия. Десяток подростков в коротких туниках брели сейчас по нему, хохоча, размахивая руками, чтобы не упасть на неровностях, и цепляясь друг за друга. Облака ароматного пара витали в прохладном воздухе.
В стороне, под навесом, закапывали в целебный теплый песок всех желающих.
Я пересек двор по переброшенным над водным потоком мостикам, приблизился к белому зданию, спрятанному за деревьями, открыл неприметную дверку и оказался в длинном коридоре. Он вывел меня к широкой арке, за которой виднелась «арена» небольшого амфитеатра. Ощущая себя древним воином, выходящим на арену битвы, я направился туда, где изгибались зрительские ряды. Это место чем-то напоминало одеон в мире сновидений, где я побывал недавно, и было создано для той же цели – сбора Пятиглава.
Двадцать пять каменных ступеней из серого песчаника поднимались широкими кругами надо мной.
На ступенях виднелись фигуры, сидящие в непринужденно-расслабленных позах. Две женщины, трое мужчин. Пятиглав в полном составе. Есть от чего насторожиться. Хотя я прекрасно знал, зачем меня вызвали.
Я остановился в центре полукруглой сцены, готовый выслушивать наставления мастеров сна.
Девушка, сидящая на самом первом ряду в центре, поднялась и легкой летящей походкой направилась ко мне. Ее белоснежный хитон мягко сверкал на солнце не хуже самого дорогого мрамора, длинные волосы шелковисто блестели.
Она подошла, сияя нежной улыбкой, положила ладони мне на плечи, поцеловала в щеку.
– Здравствуй, Аметил. Как давно тебя не было среди нас.
– Рад тебя видеть, Клио.
– Как твои дела? – Ее светло-зеленые глаза были наполнены участием, искренним вниманием. Конечно, она знала, как обстоят мои дела, но не могла не поинтересоваться.
– Прекрасно.
Теплые ладони соскользнули с моих плеч. Аонида с именем божественной покровительницы истории еще раз улыбнулась, пожала мою руку и вернулась на свое место.
Больше никто не спешил столь тепло приветствовать меня. Несколько сдержанных кивков, настороженные взгляды. Это все, чего я удостоился.
– Ты вновь вошел в мир снов. – Сидящая на втором ряду, выше Клио, смотрела на меня с неодобрением и даже, пожалуй, легкой неприязнью.
Я ей не нравился. Никогда. С самого первого дня знакомства. Но это было неприятие с одной стороны. Мне всегда доставляло огромное удовольствие любоваться ею и говорить с ней, даже если в мой адрес звучали сухие, как осенняя трава, колючие фразы и взгляды обдавали холодом, словно дуновения пронизывающего Киркия – северо-западного ветра.
Харита. Олицетворение изящества, привлекательности, радости жизни. Ее имя Талия, означающее «цветущая», говорило само за себя. Невысокая, тонкая, изысканная девушка. Безупречная. Лицо изумительной красоты, озаренное янтарными глазами. К ней, как ни к кому из других женщин-сновидящих, подходило прозвище прекрасных богинь – Эосфор – зареносная. Нежно-рыжая, с мраморно-розовой кожей и короткой стрижкой, подчеркивающей красоту беззащитной шеи.
Хотел бы я, чтобы именно она как-нибудь создала мне пару утешительных или развлекающих видений. Но это было так же реально для меня, как силену поймать океаниду.
В первые дни знакомства меня одолевало недоумение – что делает создательница снов наслаждения в Пятиглаве? Сначала я решил, она всего лишь представляет орден харит и числится в совете номинально. Но затем очень быстро понял – эта прекрасная хрупкая девушка обладает поистине безграничным воображением, словно дарованным ей самим гением, Мойрагетом. И оно помогает ей находить ответы на самые парадоксальные вопросы, а также выдвигать огромное количество вероятностных версий, что сильно облегчало работу Пятиглава по предупреждению и нейтрализации преступлений. Большей незашоренности сознания я в жизни не видел. Она могла дать фору любому дэймосу. Кроме того, она прекрасно разбиралась в психологии людей и сновидящих.
– Счастлив, что ты меня все еще помнишь, Талия.
Она лишь легко повела плечом и не ответила.
– Мы удивлены, – сказал мужчина, расположившийся на том же ряду, что и Клио. – Десять лет добровольного изгнания, и вдруг столь внезапное и активное появление. Нам уже стоит насторожиться?
Это сказал Геспер. Немолодой, сухощавый человек с коротко стриженными темными волосами, в которых поблескивала седина. Лицо очень запоминающееся – увидишь один раз, не забудешь. Черты его словно отполированы временем, как прибрежные камни прибоем или ствол дерева, подсушенный ветром. Заостренный нос, впалые щеки, резко выступающие скулы и подбородок. Глаза цвета разбитого бутылочного стекла – зеленоватые, прозрачные, ярко блестящие. И взгляд такой же, как острейший осколок, наткнешься на него и тут же порежешься.
В отличие от хариты, с этим у нас было абсолютное, полное, единодушное, взаимное отвращение.
– Протащил с собой необученную сновидящую, – начал перечислять мои прегрешения Геспер, – устраивал шоковую терапию пациенту… Accidit in puncto, quod non contigit in anno, – произнес он задумчиво и тут же перевел для общественности: – В один миг случается то, на что не надеешься и годами.
Он не изменился за те десять лет, что меня не было. Застыв на кромке прибоя и не замечая, что время продолжает подтачивать его.
Великий целитель и выдающийся корректировщик снов.
Лучше него я не знал никого. Эйсона, на которого мы с Хэленой потратили столько сил, он вылечил бы одним взглядом или движением пальцев.
Но и способности эпиоса являлись не самым главным достоинством этого мастера. В Пятиглаве он исполнял роль наблюдателя за всеми создателями кошмаров. Давно перевоспитанными, только становящимися на путь исправления и уже почти забывшими о своей истинной сути. А его помощник, по-моему, обладал способностью раздваиваться и троиться, перемещаясь сразу в несколько снов, контролируя и докладывая Гесперу обо всем, что происходит с его подопечными.
– Аметил, – мягко произнесла Клио. – Девушка, с которой ты был в нашем мире, кто она?
Все сидящие на одеоне заметно напряглись. Особенно те двое, что смотрели на меня из тени колонны в пятом ряду. В желто-зеленых глазах одного светилось гневное негодование и упрек. Вторая пара, бледно-серая, излучала сожаление. Аякс и Герард. Мои друзья… во всяком случае, десять лет назад они были ими. Сейчас у меня начали возникать сомнения. Непривычно оказалось видеть их здесь. Прежде это место занимал Андонис. Интересно, что с ним стало?
– Она дэймос? Это правда? – продолжала настаивать аонида.
Я посмотрел на последнего члена Пятиглава. Тайгер – самый старший из всех виденных мной сновидящих. Он постарел настолько, что процедура генной модификации уже не действовала на его физическую оболочку. Сначала части его тела, выходящие из строя, заменяли механическими протезами, искусственными органами, но в итоге и это перестало помогать, ткани одряхлели и стали разрушаться. Решено было дать ему полностью искусственную плоть. Мозг пришлось перенести в механический прототип, а личность скопировать на мощный флеш-носитель. Его организм был целиком биомеханическим – скелет, внутренние органы, мышцы, кожа, волосы… И он был совершенным, не нуждающимся в отдыхе, способным переносить колоссальные нагрузки. Мощные мускулы перекатывались под кожей, на которой не было ни одного дефекта. Гибкие суставы не травмировались и не стирались, какие бы тяжести ему ни приходилось поднимать. Мгновенная реакция, идеальное зрение, стойкость к холоду и жаре.
Всегда хотел получить такое же тело, после того как мое перестанет функционировать. Но это было абсолютно нереально. Даже ни один из глав нашего правительства не удостоился подобной награды. Стоимость полной замены физической оболочки была запредельной. И лишь общенародное голосование решало, кто из современников достоин жить в веках. Искусственные тела были лишь у двух известнейших ученых, уже не один век занимающихся генной инженерией, созданием биологических организмов и искусственного интеллекта; одного величайшего скульптора-архитектора, посвятившего все время своей жизни созданию прототипа современного Полиса, а потом воплотившего этот прототип. И у Тайгера.
Его лицу придали черты героя древности – Тесея, победителя Минотавра. И в этом сходстве наблюдалась некая преемственность. Как воин прошлого убил человекобыка – олицетворение жестокости и дикого хаоса, так этот сновидящий убивал дэймосов. Таких, как он, в прошлом называли воинами сновидений. А сейчас проще – перековщиками. Их задача заключалась в том, чтобы искать, находить, преследовать и уничтожать дэймосов. Тех, кто не желал обуздывать свой темный дар. В современности, правда, это задание усложнилось. Он перестал убивать сразу, а стал ломать, переделывать – «перековывать» – оступившихся сновидящих. Менял их сознание, отрезал от мира снов. И мне тоже пришлось пережить его воздействие. По счастью, минимальное. Но вспоминать об этом не хотелось.
Еще подобных Тайгеру величали оптимизаторами. Ведь они давали шанс дэймосам жить нормальной жизнью. Но, на мой взгляд, в этом названии было легкое издевательство.
Я невозмутимо встретил оценивающий взор его густо-синих глаз, который сейчас сканировал мое лицо, подмечая любую мелочь – подрагивание век, движение зрачка, задержку дыхания, все, что могло выдать мою ложь, и ответил:
– Да. Эта девушка – черная гурия.
– Твой антагонист, Талия, – не преминул уточнить Геспер.
Харита нахмурилась, и ее прекрасное лицо на миг стало замкнутым, холодным. Цель подобных ей вдохновителей не только в развлечении и даре наслаждения – они помогали человеку понять себя самого, раскрепощали, делали свободным, вызывали чистые, яркие чувства и давали силы. В отличие от черных гурий, которые запутывали, ввергали в отчаяние, причиняли болезненное, мутное, выматывающее удовольствие, лишающее энергии. Доводящее до безумия и нередко самоубийств. Фактически те уничтожали все, что создавали хариты.
– Кошмары имеют удивительное свойство удваиваться и преумножаться, – саркастически продолжил Геспер. – Только развеешь один, как на его месте тут же возникает следующий.
Его слова звучали откровенной насмешкой. В мой адрес.
– Ты не можешь учить ее, – сурово произнесла Талия, и ее бархатный, глубокий голос неожиданно прозвучал гулким отзвуком звонкой меди, из которой было построено жилище богини молвы – всевидящей Фамы.
– Почему же нет? – спросил я пока еще мягко, хотя уже предчувствовал жестокое противостояние.
– Она должна контролировать свой дар. Очень строго. – По худому лицу Геспера пробежала легкая тень, словно от крыла пролетевшей мимо птицы. – Ты должен был представить ее Пятиглаву… мне. А не начинать заниматься обучением самостоятельно. Это безответственно и опасно. Aditum nocendi perfido praestat fides[1].
Я посмотрел на Герарда, не спешившего покидать уютную защиту тени. Пока я болтался где попало десять лет, он упорно работал. И вот уже занимает место своего учителя на совете. Неплохо. Я был искренне рад его возвышению. Вот только, похоже, вряд ли новый глас оракулов готов с радостью принимать мои поздравления.
– Понимаю. Вы боитесь, что, общаясь с создателем кошмаров, я возьмусь за старое? Вспомню прежние навыки?
Всеобщее молчание было мне ответом, а я вдруг почувствовал недопустимую злость.
– Я не спал десятилетие только для того, чтобы не навредить никому. Я перекроил себя и свой мир…
– Мы знаем, какую работу тебе пришлось провести над собой. – Клио подалась вперед, глядя на меня с неподдельным сочувствием. – Тебе и Герарду. – Она бросила взгляд на моего упорно молчащего друга. – Вы оба очень старались. Но… ты же понимаешь, рецидив может возникнуть в любой момент. А эта девочка потенциальный дэймос. Она может сорваться и…
– Я научу ее контролировать свою силу. Сдерживаться. Лечить и утешать, а не убивать и не тянуть силу.
– А кто будет сдерживать и контролировать тебя? – возразил Геспер.
– Мне это уже не нужно.
– Ты дэймос, Аметил, – проникновенно произнес наш мудрый, всевидящий, неусыпный аргус над создателями кошмаров. – Такой же, как и твой учитель. И навсегда им останешься. Мне бы не хотелось напоминать тебе об этом…
– Меня до скончания снов будут попрекать моим прошлым? – спросил я холодно.
Герард скрестил руки на груди, усмехнувшись едва заметно. Аякс прищурил яркие глаза. Первая человеческая реакция с их стороны.
– Не надо подменять понятия, – укорил меня Геспер. – Не упрекать, а напоминать. Чтобы ты не поддался искушению забыть.
– Я давно избавился от всех искушений.
Мои планы по-быстрому разобраться с наставниками и попасть на бои высшей лиги начинали рушиться. Но не успел я это подумать, как Тайгер пошевелился, легко меняя позу. Неуловимое для глаз движение. Лицо с чеканными чертами неподвижно, словно у статуи, но в глубине его широко расставленных глаз я видел неугасимое, жаркое пламя. А голос перековщика, впервые прозвучавший на одеоне, был наполнен силой и властностью.
– Друзья мои, призываю вас к объективности.
И как только были произнесены эти слова, все присутствующие забыли о своих симпатиях и антипатиях ко мне. Главной сейчас стала истина.
– Он явился к нам без принуждения, по первому требованию, – произнес Геспер, глядя на меня как на безликую шахматную фигуру на доске, следующий ход для которой надо серьезно обдумать. – Все десять лет добровольно изгнания он не был замечен в преступной деятельности и последнее посещение сна посвятил исцелению больного. Однако… – Целитель замолчал и посмотрел на Клио.
– Он нарушил правила, – произнесла аонида бесстрастно. – Прежде чем начать обучение, его воспитанница должна была предстать перед Пятиглавом. Или одним из его членов. Получить разрешение. Аметил обязан был заявить о своем желании вновь начать заниматься сновидением.
– И не вправе сам оценивать силу дара черной гурии, – добавила Талия.
– А еще я пил зелье ониров, – буркнул я не слишком вежливо.
– Это нам тоже известно, – бросил Геспер. – Есть что сказать в свое оправдание?
– Я признаю, что должен был показать Хэлену Пятиглаву. Но я уверен, она не нуждается в перековке. Она не знала о своих способностях. Никогда раньше не пользовалась ими. Она хочет стать целителем. И она просила у меня убежища. К тому же… я уже начал обучение. Вы не можете забрать ее.
Они знали это. Оторвать юного сновидящего от учителя в самом начале пути и передать другому было невозможно. С резким обрывом тонкой ментальной связи ученик мог погибнуть. Пятиглав не имел права допустить этого.
Клио сказала что-то Талии, и харита прикрыла на миг глаза, молча соглашаясь с коллегой. Герард наверху наклонил голову, рассматривая меня как редкую диковину, и произнес звучно, на весь одеон:
– Предлагаю наказание. Три года общественных работ в центре. Два раза в неделю, две полные смены.
«Ну спасибо!» – произнес я мысленно, глядя на него.
«Всегда пожалуйста», – ответил его безмятежный взгляд.
– А его ученицу, если проявит способности, также можно привлечь к исцелению больных, – добавил мой друг невозмутимо. – Заодно будет под присмотром.
– Разумно, – строго произнесла Клио, – но срок недостаточен. Пять лет. Половина того времени, что он был в изгнании. Кто согласен с подобным решением?
В воздух поднялись две руки. Самой Клио и Герарда.
– Не будем мелочиться, – с величайшим великодушием произнес Геспер. – Десять лет. За все то время, что он предавался безделью.
На этот раз были подняты три руки. Талии, которая считала укрывательство черной гурии серьезным проступком, Тайгера, в свое время как следует покопавшегося в моем подсознании, лучше всех знавшего меня, чего я стою и что движет мной, и Геспера. Подозреваю, он упек бы меня на вечные штрафные работы, но пока считал это излишним.
Таким образом, решение было принято. Специфика работы Пятиглава. Нечетное число сновидящих и никто из них не мог воздержаться. Так что одного голосования хватало, чтобы понять общее настроение.
– Ты согласен, Аметил? – спросила Клио, и в уголках ее глаз я заметил тень легкой улыбки.
Конечно я был не согласен. Мотаться десятилетие в центр – не то, о чем я мечтал в последнее время. Но высказывать свои соображения было не слишком уместно.
– А мне будет предоставлен проездной на «Нот»? – поинтересовался я мягко.
Геспер пробурчал нечто не слишком лестное в адрес наглых дэймосов. Остальные проигнорировали мой вопрос.
– Если у тебя больше нет ни вопросов, ни заявлений, можешь быть свободен, – сухо произнесла Талия.
– Есть, – ответил я, вновь приковывая к себе их внимание. – Наблюдение. Сегодня я присутствовал при интересном разговоре.
Я пересказал все услышанное в поезде от ребят-болельщиков и сделал вывод:
– Полагаю, это работа дэймоса.
Мои старшие коллеги переглянулись.
– Все дэймосы давно под присмотром, – уверенно сказал Геспер. – Либо это нелепое совпадение…
– Либо незарегистрированный создатель кошмаров.
– Думаю, тебе не нужно беспокоиться об этом, – уверенно произнесла Клио. – Мы примем все меры, чтобы нейтрализовать этого нарушителя, если он действительно был.
Я не стал возражать, но остался при своем мнении.
– Могу я идти?
– Да, конечно, – отозвался Геспер. – Но помни, мы будем следить за вашими успехами.
– Храни тебя Эргия, Аметил, – мягко напутствовала Клио.
Я развернулся и пошел прочь.
Никто не вычислит дэймоса, кроме такого же, как он сам. Древний, всегда работающий закон. И я ни разу не видел, чтобы он давал осечку. Иначе для чего Тайгер столько веков блуждает по миру снов, таща за собой в реальности сначала дряхлеющее, а затем и вовсе механическое тело.
Я не знал, за кем из них ведется наблюдение, кто крепко посажен на поводок и сколько вообще существует дэймосов, кроме меня и потенциальной гурии Хэл. Все ли они обезврежены, или кто-то продолжает темнить на стороне. Эта информация всегда была закрыта.
Я быстро пересек центр, больше не отвлекаясь на интересные типажи и разговоры. Переоделся, бросил хитон в контейнер для стирки, сдал девушке браслет, на который не успел ничего купить, и вышел на улицу.
Начали сгущаться осенние сумерки. Похолодало. Белые здания центра автоматически осветились теплым, золотистым светом. А центральный корпус, возвышающийся над ними, приобрел величественность древнего храма.
В море поблескивали огоньки далеких кораблей, стоящих на рейде. На арки моста как будто опустились стаи светляков, и весь деловой центр полыхал ворохами разноцветных камней.
Я занял свое обычное место в вагоне и не удивился, когда рядом опустился некто знакомый.
– Гелен просил передать, что в следующий раз, когда появишься, приклеит тебе на лоб свой значок. Чтобы ты, хотя бы глядя в зеркало, вспоминал о своих обещаниях.
– О, Гелен… Забыл к нему зайти.
– Ну, это не впервые для тебя. Забывать друзей.
Как и у всех оракулов, у него был нереальный голос. Глубокий, богато окрашенный, четыре октавы, впору позавидовать любому певцу. И Герард умел им пользоваться. На меня обрушилась вся палитра негодующего осуждения.
– Гер, слушай… я… я сожалею, что уехал, не предупредив тебя.
Я оторвался от созерцания мелькания огней за панорамным окном и повернулся к нему. Физиономия оракула выражала величайшее скептическое недоверие.
– Я не должен был бросать все, пропадать так надолго…
– Наплевав на все, что мы с Аяксом для тебя сделали, неблагодарный ты хюбрис…!
Его звучный баритон наполнился громогласным негодованием.
– Об этом я тоже сожалею, – добавил я быстро, пока на нас не начали оглядываться. – Только не заводись, ладно? Я… приношу свои извинения тебе и Аяксу персонально.
– Потом принесешь их лично, – буркнул Герард, снижая накал эмоций в голосе. – Ладно, ты ведь не на вокзал едешь?
– Нет, – быстро ответил я, радуясь, что буря меня, похоже, миновала. – На стадион.
– Как все и предполагали – потащишься по следам мифического дэймоса. И каким образом ты собираешься его искать? Оборвешь пуговицы у всего стадиона?
Его льдисто-серые глаза смеялись, хотя лицо все еще было суровым.
– Меня не интересует дэймос. Оставлю удовольствие ловить его Гесперу. Я хочу встретиться с Креоном.
Он недоверчиво приподнял темную бровь.
– Решил убедиться, что с борцом все в порядке? Похвальное рвение, как сказала бы Клио. Но чем-то мне не особо нравится эта затея, – заявил Герард с сердечными интонациями прорицателя, только что узнавшего, что над жизнью его пациента уже занесены ножницы судьбы.
К предчувствиям оракула следовало прислушиваться, но меня уже захватил неуемный азарт.
– Ты можешь в этом не участвовать.
– Я и не собираюсь. Понаблюдаю со стороны.
Состав пронесся через деловую часть города, блистающую высотными зданиями, миновал несколько отелей. Один из них – пятидесятиэтажный конус – вызывал у меня смутные чувства. Я машинально попытался отыскать окно на тридцать седьмом этаже, которое так сильно изменило мою жизнь. Но светящаяся гора уже проплыла мимо. Еще несколько минут поезд скользил над темными пятнами парков, затем через влажно блестящую полосу реки, где во времена моего далекого детства располагались районы низшей общественной группы: социальные общежития, центры занятости, муниципальные школы.
Герард проницательно посмотрел на меня, пытающегося разглядеть что-нибудь через стекло на такой скорости.
– Ностальгия не мучает?
– Нет.
Я хотел сказать, что у меня ни разу не возникло желание посетить родные места. Но промолчал, эта фраза могла вернуть оракула на рельсы прежних воспоминаний о моем бегстве.
Еще одна полоса деревьев – и перед нами предстал стадион «Спирос» в новом блеске. Огромная чаша, до краев наполненная огнем. Мне казалось, я уже из вагона слышу восторженный крик толпы, комментарии диктора, музыку.
Поезд наконец затормозил, и мы вместе с большинством остальных пассажиров вышли на станцию. Спустились на первый уровень и по широкой, ярко освещенной аллее направились к зданию стадиона.
– Эта девчонка, твоя ученица, в курсе, кто ты такой? – Герард с высоты своего роста обозревал окрестности. Палатки с горячей выпечкой, сувенирные лотки, прогуливающуюся публику.
– Нет.
– Интересно, – произнес он с настораживающей вкрадчивостью. – А кто она сама?
– Нет.
– Еще интереснее.
– Я учу ее на эпиоса. Ей ни к чему знать подробности.
– А если бы ты не знал их о себе, тебе было бы легче? – Его голос начал наполняться вибрирующими нотами, довольно чувствительно бьющими по ушам.
– У меня была другая ситуация.
– Не увиливай!
Я поморщился.
– Гер, сделай одолжение, не ори.
– Извини. – Он «убавил громкость» до приемлемой. – Проблема с вами, дэймосами, в том, что вы все время врете, виляете, подменяете понятия…
– Тесно общался с Геспером? – усмехнулся я. – Изучил тему создателей кошмаров лучше? Кстати, я так и не поздравил тебя с вступлением в Пятиглав. Очень впечатляюще. Рад твоим успехам.
– Опять увиливаешь, – ухмыльнулся он, притормозил у ближайшего ларька с горячими рогаликами и оглянулся на меня. – Будешь?
– Нет, спасибо.
Герард расплатился с улыбающейся девушкой, забрал впечатляющих размеров скрученное в рог печеное тесто, тут же впился в него зубами, отхватив порядочный кусок. Теперь, пока рот у него был занят, я мог вернуться к прежней теме.
– Я не вру, обычно… просто не говорю всей правды.
– Угм, – бормотнул он, обвиняюще мотнув головой.
– Скажу ей обо всем, рано или поздно, но не сейчас. Пусть сначала убедится, что помогать людям не менее захватывающе, познавательно и опасно, чем… наоборот. И она уже делает успехи.
– Мэтт, мне все равно, кто ты такой, – произнес Герард душевно, расправившись с булкой. – Для будущего, как ты понимаешь, нет разницы – судьбу дэймоса оно выстраивает, целителя или обычного человека.
– Знаю. У оракулов всегда была смещена система ценностей, только поэтому ты можешь общаться со мной.
– Но в последнее время я ощущаю нечто тревожащее, – не обращая внимания на мои слова, продолжил он безучастно.
– Что именно?
– Пока не знаю. Нити сновидения оборваны, все перепутано… – Оракул замолчал, глядя на нечто в темноте аллеи, доступное только ему, потом тряхнул головой, отключаясь от воспоминаний о своих видениях. – Ладно. Не важно.
Мы вошли в здание касс. Билеты еще были. Средний ярус, в центре.
– Ставки делать будешь? – вкрадчиво поинтересовался Герард.
– Нет, – ответил я с сожалением, отворачиваясь от огромных экранов с именами борцов и набранными ими очками.
– А я рискну.
– Не слишком профессионально для оракула, использовать свой дар в корыстных целях, не находишь?
– Я пользуюсь не даром, а интуицией и логикой, – наставительно произнес он и наклонился, заглядывая в окно букмекера: – Триста на Линоса, пожалуйста.
Стадион был полон. Море разноцветных флажков колыхалось над головами болельщиков. Волны света пробегали по рядам. Голос комментатора гремел над полем, но не заглушал крики, свист, аплодисменты с трибун. Два борца, в синем и красном трико, как раз в этот миг сошлись в низкой стойке. Их мощные мускулы вздувались, лица побагровели от напряжения, но ни один не уступал другому.
Конец ознакомительного фрагмента.