Глава 1
ПРЕДСТАВЛЯЮЩАЯ ЛЕОНИДА ЗУБОВА
– Ты возьмешь шляпу в конце концов? – спросила мама устало, с усилием.
За утро она повторила это двадцать раз, и горло у нее занемело. Она стояла в дверях с кухонным полотенцем и горестно смотрела ему вслед.
– Тепло, ма. Честное слово! – крикнул он в последний раз и сбежал по ступеням на нижнюю площадку.
– Ты возьмешь… – начала она, передохнув.
– До вечера!
Он уже повернул на следующий лестничный пролет и отсюда смотрит на нее поверх ступенек, салютует поднятой рукой. Мама видит только верхнюю часть его лица и спохватывается:
– Когда ты придешь? Опять, конечно, поздно? – говорит она.
– Разумеется.
Это его просчет. После чего мама, как и следовало ожидать, пугается не на шутку. Проще было бы вечерком сказать об этом по телефону, это служило бы твердым доказательством того, что он еще жив и волноваться не стоит.
– Опять?.. – произносит мама упавшим голосом.
Она имеет в виду ночную операцию.
– Не, что ты! – спохватывается он. – У меня, понимаешь, свидание.
– Совсем отбился от рук, – бормочет мама.
Он не слышит, но догадывается по ее губам. И еще она наверняка думает, как ей трудно воспитывать его без мужа. Тот ушел от них почти двадцать лет назад, и ей выпало возиться с сыном в одиночку.
– А может, вернусь и пораньше, – сказал он помягче. – Словом, я позвоню, ма. И ты не переживай.
Времени было в обрез – он летел, едва касаясь ступеней. Но на втором этаже его задержали, и ему пришлось минуты две постоять перед тридцатой квартирой.
Как только он запрыгал по лестнице, аптекарша Иннокентьевна высунулась в дверь и показала новый детективный роман. Она знала, что он в это время пройдет, караулила и не преминула похвастаться книгой.
– Про собаку со светящимися глазами, – сообщила она, стараясь вызвать зависть.
– Конан Дойл? «Собака Баскервилей»?
Он досадно махнул рукой и уже было двинулся с места.
– Так та была Баскервилей. А эта из Малаховки. В том-то и фокус. Собака-почтальон! Так и называется: «Собака из Малаховки»!
Она тщательно подготовила этот эффект и теперь торжествовала вовсю.
– И зачем ей светящиеся глаза? Собаке-почтальону? – спросил он иронически.
Но для нее ирония, как всегда, была недоступной. Иннокентьевна загадочно улыбнулась, будто подготовила этот сюрприз совместно с автором. Но потом сокрушенно вздохнула и сказала:
– У вас все впереди. Прочтете – увидите. Счастливчик, еще не читали!
На троллейбусной остановке накопилась очередь. Леонид занял место в хвосте и приготовился ждать. Он подумал, как волнуется мать и насколько сам привык к своей профессии, будто работает в розыске тысячу лет…
Троллейбуса долго не было. Скопившаяся очередь роптала, и вместе с ней зароптал Леонид. Его пунктуальность никак не могла совпасть с графиком работы транспорта, из-за этого она почти всегда висела на волоске. И когда в конце концов троллейбус пришел и все-таки довез до Петровских ворот, Леониду уже пришлось мчаться во всю прыть от остановки до управления. Он едва не прошмыгнул мимо дежурного старшины. И если бы дежурил кто-нибудь другой, он бы пронесся пулей, сэкономив массу секунд. Но именно сегодня у входа стоял тот самый багровый и важный толстяк в начищенных пуговицах.
– Товарищ Зубов, документик, – сказал старшина.
Леонид будто с ходу уткнулся в невидимую стенку из стали и бетона. И уже в который раз на этом месте у него заныло уязвленное самолюбие… К остальным работникам розыска этот старшина был мягок и смотрел сквозь пальцы на то, как они носятся мимо, не предъявляя удостоверений. И почему-то из этой многоликой массы он выбрал именно Леонида и тренировал свою бдительность на нем.
Потом Леонид взлетел на четвертый этаж и пронзил коридор, точно сквозняк. Еще мгновение, он сбросит плащ, и тогда…
– Итак, все на месте? – спросил подполковник Михеев, отрываясь от блокнота.
Он стоял возле окна и копался в блокноте.
– Все, – ответил Леонид, тяжело переводя дыхание.
Собравшиеся посмотрели на него. Он стоял в дверях, неустойчиво покачиваясь на каблуках, упираясь пальцами в косяк, и боялся оступиться назад, в коридор. Коридор еще не кабинет. И тогда докажи, что пришел вовремя.