Глава первая
Маугли
Сначала было солнце. Било прямо в глаза. Потом солнце пропало, потому что на мое лицо легла тень кошачьей морды. На морде имелась пасть, в которую без особого труда можно было бы запихнуть голову. Хотя нет, голову – вряд ли. Клыки помешали бы. Да и не хотелось ее туда запихивать – пахло из пасти мерзко.
Я зажмурился. Пасть исчезла, вонь – нет.
«Значит, это не бред», – подумал я.
Нечто, напоминающее мокрую терку для овощей, проехалось по физиономии. Я осторожно приоткрыл один глаз – и увидел красный язык, похожий на кусок поношенного красного войлока. Язык шлепнул меня по щеке: точно, та самая мокрая терка.
Тут я вспомнил, что у меня есть руки, и отважно отпихнул клыкастую морду.
Морда исчезла, и целую секунду я лежал спокойно, только щурился от слишком яркого света.
Секунда кончилась, и меня снова лизнули. Лизнули в…
В общем, с другого конца туловища.
Это меня настолько взбодрило, что я моментально сел.
Здоровенная длинная гладкая кошка лениво потянулась и фыркнула. Глаза у кошки были узкие, желтые и очень умные.
«Естественно, – подумал я. – Модифицированная пантера. Продукт генной инженерии и селекции. Разумность – 0,7 по стандартной шкале. На одну десятую выше, чем у среднего потомственного безработного с Земли-Исходной».
Хрустально-прозрачное стекло моего сознания начало заполняться разноцветной мозаикой. Память восстанавливалась, и это было приятно.
Я упругим движением поднялся. Тело слушалось вполне удовлетворительно. Отличное тело. Мне снова восемнадцать. Или около того. Впрочем, до Исхода мое тело было не хуже. Лучше. Но это – дело поправимое. Пара дней – и организм будет в тонусе. Вот с Даром – сложнее. Но не будем о грустном. Итак, куда мы вышли?
Я огляделся.
Приятное местечко. Вокруг – лес. Нормальный лес: листва зеленая, цветы разноцветные, птички поют. Небо синее, облака пушистые, воздух теплый. Даже очень теплый. Градусов тридцать пять—сорок. Откуда-то издалека доносился мерный гул. Прибой, что ли? Ладно, потом разберемся.
– Как дела, Лакомка? – спросил я. – Как прошел Исход? – И громко, с удовольствием засмеялся.
Приятно чувствовать себя живым. Особенно приятно, если понимаешь, что могло быть и иначе.
В ответ на мой смех справа раздался жалобный клекот. Я повернул голову и поглядел на ворох сизых перьев, бесформенной кучей громоздящийся на траве.
Пантера тоже покосилась на неопрятную кучу, потянулась лениво – под пепельно-серой, с черными разводами атласной шкурой перекатились тугие бугры мышц – и потрогала кучу передней лапой.
Куча вновь издала жалобный клекот, зашевелилась и превратилась во взъерошенную лысоголовую птицу. Птица растопырила крылья, зашипела, щелкнула изогнутым клювом и заковыляла в сторону. Пантера еще раз фыркнула, оглянулась на меня, мяукнула басом и исчезла между деревьев.
Я последовал за ней, потому что уже знал: надо отыскать четвертого члена команды. Память быстро восстанавливалась. Так и должно быть. Тело и память Мастера после броска приходят в норму минут за двадцать. У пантеры – значительно быстрее. Естественно. Кто-то же должен нас, беспомощных, защищать.
Четвертый член нашей команды обнаружился неподалеку. Горбатая спина, покрытая жесткой щетиной цвета дымчатой стали, была на уровне моего плеча, даже когда он лежал. Он повернул ко мне массивную голову: карие печальные глаза, потерявшиеся в шерсти под могучим выступом лба, укоризненно посмотрели на меня.
– Потерпи, Мишок, – ласково сказал я. – Сейчас отпустит. – И почесал мохнатое надбровье.
Я знал, что из нас четверых Мишка перенес Исход тяжелее всех.
Лакомка негромко мяукнула и вопросительно поглядела на меня.
Я кивнул: иди, я присмотрю пока.
Миг – и моей красавицы уже нет. За завтраком отправилась. Очень скоро мы все почувствуем дьявольский голод. Как всегда после Исхода.
Мы – это моя верная багира Лакомка, могучий (полтонны с хвостиком боевого веса) балу с незамысловатым именем Мишка и я сам, голый, как и положено, лягушонок маугли ста десяти килограммов весом, семи пядей во лбу, непревзойденный боец Владимир Воронцов по прозвищу Гризли. Эмпат, телепат, логик-интуитив, а главное – превосходно вымуштрованный Мастерами двух Земель великолепный Мастер Исхода.
Но это – в прошлом. И, возможно, в будущем. Если мне удастся протянуть год-другой. А сейчас я всего лишь голый мускулистый паренек с генетически уплотненной костной и мышечной тканью, но начисто лишенный каких-либо сверхъестественных свойств. Так что любой из членов моей команды даст мне триста очков вперед в плане выживания.
К счастью, все они меня очень любят и не дадут пропасть зазря. Во всяком случае – постараются.
Ах, да! Совсем забыл представить госпожу Марфу. Вот она, родная, притащилась, волоча по траве трехметровые крылья, вскарабкалась, цепляясь когтями, на Мишкину спину и уселась там с очень недовольным видом. Госпожа Марфа. Безобразная помесь кондора, ворона, альбатроса, дикого гуся и еще черт знает кого, Госпожа Уродина, самолично выращенная и выпестованная мной из еще более безобразного птенца. Наш непревзойденный разведчик и потрясающей образчик жуткой неряхи и лентяйки. Прошу любить и жаловать. Но предупреждаю: характер у нее неважный.
Совсем близко раздался пронзительный писк и знакомое рычание. Лакомка.
Точно, она. Через полминуты из кустов показался знакомый хвост, а затем и все остальные два с четвертью метра. Лакомка приволокла ящерицу. Солидную, килограммов на шестьдесят. Ящерица еще трепыхалась, когда когтистая лапа прошлась по ее спине, превратив радужную шкуру в несколько узких длинных ремней. Еще несколько движений – и рядом с «ремнями» лег аккуратно отделенный пучок белых сухожилий. Лакомка знает, что мне может понадобиться, а ее когти – лучшие разделочные ножи, какие я когда-либо видел.
Марфа соскочила с «насеста» и вразвалочку двинулась к туше. Лакомка вроде бы не обращала на нее внимания, так что глупая птица сунулась отхватить кусочек добычи… И тут же схлопотала леща.
Лакомка тем временем очень аккуратно отделила кусок «филейки», килограмма на три, осторожно взяла его зубами и положила перед Мишкиной мордой.
Мишка немного оживился, приподнял голову, шевельнул ноздрями, лизнул влажное мясо, и… Щелк! Мяса нет.
С довольным урчанием огромная медвежья туша пришла в движение и неторопливо поднялась на ноги. Есть только одно зрелище, которое кажется мне более внушительным, чем Мишка, стоящий на четырех лапах. Это Мишка, стоящий на двух лапах. Полутонный модифицированный гибрид гризли и белого медведя – это наша главная ударная сила. Тем не менее он добряк, мой Мишка. И умница. И среди его многочисленных достоинств и полезных свойств числится способность моментально опознавать любой яд. Если Мишка мясо скушал, значит, и нам оно не повредит.
Лакомка одним прыжком оказалась возле свой добычи, взмахом лапы вырвала печень и метнула ее мне. Я поймал деликатес. Любит меня моя кошечка, ничего не скажешь. Конечно, я предпочитаю жареное мясо. А еще лучше – хорошо приготовленное мясо. Но в данном случае…
Марфа стремглав кинулась к туше и зарылась головой во внутренности. На редкость неопрятная особа. То ли дело Лакомка. Проглотила кусок-другой – и снова на охоту.
Мимо меня неторопливо прошествовал Мишка. Обнюхал распотрошенную тушу, подцепил когтем… Только кости захрустели. Минута – и от ящерицы осталось кровавое пятно и кучка внутренностей, которые жадно, давясь, заглатывала Марфа.
Мишка облизнулся и поглядел на меня.
– Ты же ее знаешь, – сказал я. – Скоро будет добавка.
Мишка очень большой и очень сильный. Поэтому кушает он много. Суточная норма – килограммов пятьдесят. Мяса. Конечно, он может есть и многое другое: рыбу, коренья, орехи… Но мясо предпочитает.
Его я тоже вынянчил из молочного детеныша, как и Лакомку. И они оба любят меня. Иначе я не смог бы взять их с собой. Мастер Исхода уводит с собой только тех, кто его искренне любит и безгранично ему доверяет. Мишка, Лакомка и Марфа. Пока только трое. Когда-нибудь, лет через двести, может быть, если доживу, я стану Пророком. И тогда за мной пойдут сотни и тысячи… Но пока мне сорок объективных лет и я не Пророк, а обычный Спасатель. И задача у меня другая. Срочная помощь колонистам, которые угодили в серьезные неприятности. Здешние – угодили в них по горлышко. А может, и по макушку. Я это выясню. Непременно. Для этого меня и готовили.
Итак, зовут меня Владимир Воронцов, и родился я в теократии Центральная Сибирь на планете, которая называется Земля, но отстоит от Земли-Исходной почти на сотню парсеков. То есть будь на моей родной планете некий супертелескоп, позволяющий увидеть ту, Первую Землю, то можно было бы наблюдать, как Император всея Руси Александр Первый побивает Императора Франции Наполеона Бонапарта.
На нашей Земле французов практически нет. Есть русские, китайцы, монголы, тысяч двести японцев… Центральная Сибирь – не единственное государство на планете, но на нашем континенте других нет. У нас смешанное теократическое правительство, и с другими государствами мы – в мире.
Как только выяснилось, что Бог оставил людям лазейку, позволяющую избежать запланированной телесной смерти, воинственность человечества существенно снизилась. Не говоря уже о том, что проблем с жизненным пространством тоже больше нет.
Потому что есть Дар. И есть Исход.
И теперь главное, что отделяет одних людей от других, это не благородство происхождения, не богатство и не власть. Всё, что может человек унести с собой в Исход, это он сам. И его знания, разумеется. И Дар. Если он есть. Вот почему люди теперь делятся на Одаренных и обычных.
Обычные же люди разделяются на тех, кто способен уйти в Исход вслед за своим Пророком, и на тех, кому придется, состарившись, уйти в небытие согласно своей вере или безверию.
У нас, в Центральной Сибири, последних почти нет. Все мы – либо дети Исхода, либо дети тех, кто совершил Исход. Либо – Одаренные. Я, уроженец Центральной Сибири, Владимир Воронцов по прозвищу Гризли, – Одаренный. И Дар мой – высший из возможных.
Дар стоил мне счастливого детства и беззаботной юности. Такова судьба всех Одаренных. Но она того стоит.