Глава 2
Осужденный
Мартин Борман родился 17 июня 1900 года в Хальбер– штадте, старинном и живописном нижнесаксонском городе с населением около 40 тысяч жителей. В хронике его семьи или в его юности не было ничего такого, что характеризовало бы Бормана как военного преступника, кроме соучастия в жестоком убийстве.
Теодор Борман, отец Мартина, был трубачом военного оркестра. Демобилизовавшись из армии, Теодор Борман, чей собственный отец владел каменоломней, стал почтовым служащим в Хальберштадте. Однако он умер, когда его сыну Мартину было всего четыре года, а его вдова быстро снова вышла замуж за директора небольшого банка.
В образовании Мартин Борман не поднялся выше изучения сельского хозяйства в заведении, соответствующем американскому коммерческому училищу. Но оно было прервано службой в 55-м полку полевой артиллерии с июня 1918 по февраль 1919 года. Однако в отличие от Гитлера, который заслужил Железный крест, и Геринга, получившего орден «За заслуги» (а также Железный крест и другие награды. – Ред.), военная служба Бормана прошла без наград. Он не участвовал в боевых действиях.
В августе 1920 года двадцатилетний бывший артиллерист и ученик сельскохозяйственного училища стал управляющим крупной фермой или поместьем. Оно принадлежало семейству фон Троенфельс и располагалось недалеко от деревни Пархим в северной земле Мекленбург. Южнее, в Мюнхене, обскурантистская политическая партия приняла примерно в это же время название Национал-социалистической немецкой рабочей партии со свастикой в качестве своего символа.
Вероятно, Борман не знал о деятельности новой нацистской партии или ее седьмого по счету члена Адольфа Гитлера. Однако молодой управляющий поместьем обнаружил свое недовольство условиями послевоенной Германии, вступив в Объединение против засилья евреев и организацию Россбаха.
Первоначально общество Freikorps Rossbach, руководимое бывшим участником Первой мировой войны лейтенантом Герхардом Россбахом, было одним из многих объединений ветеранов войны, представителей полувоенных организаций добровольцев (freikorps), образовавшихся под патронажем рейхсвера. По Версальскому договору регулярная германская армия была сокращена до 100 тысяч человек (100 тысяч в сухопутных войсках, 15 тысяч на флоте. – Ред.). Но допускалось использование полувоенных организаций, иногда именовавшихся «черным рейхсвером», для поддержания порядка в стране и защиты ее восточных границ от поляков и большевиков (с поляками, с большевистской Россией Германия не граничила. Только в 1920 году в Восточной Пруссии пришлось интернировать отступившие сюда (чтобы избежать польского плена) некоторые части и соединения разбитых под Варшавой войск Тухачевского. – Ред.). В таком качестве полувоенные организации участвовали в серьезных военных действиях. Вскоре поняв, однако, что кочующие отряды недовольных бездомных ветеранов могли повернуть оружие против только что родившейся республики, правительство запретило многие из них.
Россбах отказался распустить свою организацию. Он просто изменил ее название на Рабочее общество Россбаха. Когда запретили и эту организацию, ее название вновь было изменено на Союз сельскохозяйственного профессионального обучения. Члены Союза придерживались одинаковых взглядов: антисемитизм, недовольство условиями Версальского мирного договора 1919 года и необходимость их отмены, свержение республики, восстановление Германии в качестве великой европейской державы.
Таков был характер организации, в которой Борман чувствовал себя как дома. Он присоединился к группировке Россбаха в 1922 году, слишком поздно, чтобы участвовать в боевых действиях в период, наступивший непосредственно после войны. Но он стал лидером отделения и его казначеем в Мекленбурге, когда 9 января 1923 года Комиссия союзников по репарациям заявила, что Германия не выполняет свои обязательства в соответствии с условиями мирного договора по поставкам строительного леса и угля. Через два дня французские и бельгийские войска оккупировали Рурскую область.
Оккупация промышленного сердца Германии поставила страну на грань политического и экономического распада и ускорила крах марки. К ноябрю 1 доллар стоил 130 миллионов марок. Оккупация послужила также стимулом для экстремистских группировок, которые вырастают только на почве отсутствия безопасности и элементарного порядка. Власти призывали к проведению кампании пассивного сопротивления, в то время как экстремисты подстрекали к забастовкам, партизанской войне и саботажу.
Французские оккупационные власти ответили на это экономической блокадой, депортациями, арестами промышленных магнатов и профсоюзных лидеров, расстрелами саботажников. 23 мая 1923 года французами был казнен за саботаж и промышленный шпионаж Альберт Лео Шлагетер, молодой экс-лейтенант кайзеровской армии, который после Первой мировой войны воевал в рядах фрайкоров в Верхней Силезии и Прибалтийских государствах. С точки зрения французов, его вина была неоспорима, а его казнь – оправданна. Но для немецких националистических группировок он погиб мученической смертью за фатерланд, и на волне таких настроений Мартин Борман вскоре принял участие в одном убийстве.
В феврале 1923 года в организацию Россбаха вступил двадцатитрехлетний учитель начальной школы Вальтер Кадов. Он быстро вызвал к себе неприязнь. Кадов занимал деньги у товарищей и не возвращал их, а также делал вид, что заслужил много боевых наград. Возможно, самой большой его оплошностью стало то, что он позаимствовал 30 тысяч марок (около 5 долларов) из кассы организации Россбаха.
Казначеем был Мартин Борман. Ему исполнилось в это время 23 года. Кареглазый, темно-русый, около 180 сантиметров роста, он обладал мощным сложением и короткой сильной шеей, из-за которой получил прозвище Буйвол.
Борман был недостаточно образован по немецким стандартам, но у него была необыкновенная память на цифры, подробности дел и одержимость в работе. Он оставался холостяком и терял веру в учение Лютера, а также в социальный порядок, при котором родился в начале века. В этом отношении Борман мало отличался от тысяч других разочарованных немцев послевоенного периода. Но не многие из них приблизились к тем высотам, которых достиг Борман, вероятно, потому, что не многие из них обладали его талантом теневого манипулирования и насильственных действий. Первой известной жертвой этого таланта и стал Вальтер Кадов, который находился в Руре, когда арестовали и казнили Шлагетера.
Борман приказал задержать Кадова, если он приедет в Пархим в Мекленбурге. Заявленной им целью было заставить Кадова отработать долги. Но, кроме того, Борман распространил слух о том, что Кадов был коммунистическим шпионом и, вероятно, донес на Шлагетера.
Кадов, действительно, вернулся в Пархим. Ночью 31 мая 1923 года он принял участие в продолжительной попойке с некоторыми членами группировки Россбаха в таверне местной гостиницы. Ближе к полуночи опьяневшего Вальтера Кадова вытащили из таверны. Его поспешно затолкали в машину и отвезли в лес на краю деревни. Здесь его избили до бесчувствия дубинками. Ему выбили зубы и раздробили череп. Затем перерезали горло.
В заключение в голову Кадова всадили две пули, а его труп погребли в лесу. Убийцы разбежались, полные веры в то, что мученик Шлагетер отомщен, другим потенциальным предателям преподнесен предметный урок.
В послевоенной Германии политические убийства являлись обычной практикой. Они следовали германской традиции Vehmgericht, средневековых судов, которые заседали и выносили приговоры тайно. Но Веймарская республика была еще достаточно стабильной, чтобы осуществить правосудие по отношению к исполнителям подобных преступлений. Так произошло и в случае с убийством Вальтера Кадова после того, как член группировки Россбаха по имени Бернхард Юриш сознался в причастности к этому преступлению. Юриш опасался, что он тоже намечен в качестве очередной жертвы.
Мартина Бормана арестовали в июле 1923 года и держали под превентивным арестом в Лейпциге до декабря этого года. 12 марта 1924 года он и другие члены группировки Россбаха предстали в качестве обвиняемых на процессе Государственного суда по защите республики в Лейпциге. Ни во время процесса, длившегося три дня, ни впоследствии не было добыто сколько-нибудь убедительных свидетельств того, что Кадов был коммунистическим шпионом или имел какое-либо отношение к доносу на Шлагетера.
Подсудимых признали виновными в преступлении и осудили на различные сроки заключения. Самый продолжительный срок – десять лет каторжных работ – достался небезызвестному Рудольфу Францу Гессу, как вероятному главарю заговорщиков. Так в истории впервые появилось имя Гесса, двадцатидвухлетнего сына лавочника. Одно время он, по настоянию своих набожных родителей, подумывал об учебе на католического священника. Однако во время войны он служил пулеметчиком, а затем участвовал в составе добровольческих отрядов Россбаха в боевых операциях в Прибалтике. Гесса выпустили через четыре года отбывания тюремного срока по всеобщей амнистии для лиц, совершивших политические преступления. Позднее же он вновь появится в качестве коменданта Освенцима, крупнейшего нацистского концентрационного лагеря.
Мартина Бормана приговорили к одному году тюрьмы за участие в убийстве Кадова. Из-за отказа обвиняемых сотрудничать с судом и недостатка свидетелей роль Бормана в деле выглядела неясной, что позднее стало для него типично. Оказалось, что он подстрекал убийц, снабдил их машиной, помогал им укрыться, но прямого участия в убийстве не принимал.
Борман и другие обвиняемые открыто возмущались на суде во время оглашения приговора. Когда их поместили в автофургон для заключенных, чтобы вывезти со двора тюрьмы, один из обвиняемых запел, а Борман с товарищами энергично подхватили куплет:
Когда тебя пронзают мечом, продолжай
сражаться, тем не менее.
Пожертвуй жизнью, но не знаменем.
Его понесут другие, когда тебя похоронят
И завоюют славу, которая будет реять над тобой.
Борман отбыл полный срок заключения в условиях жесткой дисциплины, которая практиковалась в то время в прусских тюрьмах. По освобождении из заключения в марте 1925 года он вернулся к работе управляющего поместьем в Пархиме. Теперь он занимал несколько более высокое положение по сравнению с наемным смотрителем за крестьянами, берущими в аренду собственность, которая принадлежала аристократическому классу. Борман не принадлежал к этому классу, которому он завидовал и который одновременно ненавидел. Но работа есть работа, и бывший осужденный являлся одним из тех счастливцев, которые имели работу в стране с миллионами безработных.
Тюремный срок Бормана нисколько не повлиял на его экстремистские националистические взгляды, поскольку он вскоре вступил в организацию Frontbann. Эта организация являлась наследницей Deutscher Kampfbund (Немецкий боевой союз), состоявшего из вооруженных отрядов бывших солдат. Союз был распущен властями Веймарской республики после того, как поддержал в 1923 году неудавшийся путч Адольфа Гитлера в Мюнхене.
Сам Гитлер отбывал срок заключения в тюрьме после неудавшегося путча. (По приговору суда, состоявшегося в феврале – марте 1924 года, Гитлера приговорили к 5 годам заключения. Но отсидел он (с учетом предварительного заключения) всего 13 с небольшим месяцев. – Ред.) Выйдя 20 декабря 1924 года из тюрьмы, он обнаружил нацистскую партию в агонии. Это была расколотая организация, которую власти объявили незаконной. Запрет сняли в 1925 году, и в том же году Гитлер воссоздал свою партию. Но не многие люди верили, что этот несколько комичный, мелкий баварский политик когда-нибудь будет играть ведущую роль в Германии и лишь немного меньшую в международных делах. Поскольку инфляция, безработица и общее недовольство, которые использовали нацисты для привлечения массовой поддержки, пошли на убыль благодаря корректировке внутренней политики, в Германии началось заметное экономическое оживление.
В 1925 году для Адольфа Гитлера, казалось, не было перспективы. Это еще более справедливо в отношении человека, с которым Гитлеру еще предстояло встретиться. Мартин Борман не был в этом году даже членом нацистской партии. Он являлся безвестным управляющим поместьем и, более того, бывшим заключенным. Его перспективы выглядели туманными.
Но обстановка изменится, наступит ночь барабанов и факелов, и этой ночью взойдет звезда Бормана, по иронии и именно потому, что его посадили в тюрьму за причастность к жестокому убийству.