Подарок
Утром Марийка рано встала и, умывшись под краном, хотела сразу же бежать к Саше. Но не тут-то было. Мать заставила ее вынимать косточки из вишен, приготовленных для компота. Марийка сидела с миской на коленях и железной шпилькой вынимала косточки. Пальцы у нее были красные и липкие от вишневого сока. То и дело она посматривала на часы. Маятник ходиков мерно покачивался и скрипел, железные стрелки медленно двигались по картонному циферблату, разрисованному розами. Утюг, привязанный вместо гири, опускался все ниже и ниже. Было уже без четверти одиннадцать. В шесть часов надо идти на именины, а у Марийки еще нет подарка, и она даже не знает, что подарить. Она так беспокоилась, что съела только четыре вишни.
Не успела она покончить с вишнями, как докторша позвала ее в комнаты и велела разыскивать свой кушак от халата. Марийка облазила все углы. Только под конец она догадалась засунуть руку между спинкой и сиденьем дивана и вытащила оттуда кушак.
Потом пришлось сидеть с Лорой, которая не хотела без нее завтракать.
Освободилась Марийка только в час дня и сломя голову помчалась к Саше-переплетчику.
Она выбежала за ворота.
Вот наконец и переплетная.
Над головой Марийки скрипела и качалась вывеска на ржавых петлях: «Переплетная мастерская А. Таракановой. Картонажные работы». Ветер гнал по улице бумажки и обрывки афиш.
Проехал на извозчике отец Ванды, жандармский полковник Шамборский. Городовой, стоявший на углу, отдал ему честь. У Шамборского на коленях лежали пакеты. «Наверно, для именин накуплено», – подумала Марийка.
Она вошла в коридор, заваленный рулонами картона. Из комнаты, где работали картонажницы, доносилась песня. Марийка заглянула в переплетную.
В большой комнате работало восемь переплетчиков. Марийка вошла в мастерскую.
– А-а, кучерявая… Тебе чего, егоза? – спросил переплетчик Лука Ефимович.
Он закручивал винт небольшого металлического пресса и, подняв свое потное красное лицо, улыбнулся Марийке.
– Я ничего, дяденька, – сказала Марийка, – я к Саше…
– К Саше так к Саше. Принимай, кавалер, барышню, раз в гости пришла…
– Сашка, доктор тебя, дорогого родственничка, на обед приглашает, видишь – девчонку прислал, – пошутил молодой переплетчик Банкин. – Снимай фартук, беги. Полицмейстер и губернатор уже за столом сидят и тебя дожидаются… Да беги же скорей, фрикадельки остынут…
– Придется отказать, я сегодня у архиерея обедаю, – ответил Саша и подмигнул Банкину.
Марийка очень любила ходить в переплетную. Всё ей здесь нравилось: и веселые переплетчики, и кислый запах клея, и пол, забросанный обрезками цветной бумаги, и высокие трехногие табуретки, и груды старых лохматых книг, и даже пронзительный скрежет пресса. – Саша, – зашептала Марийка, – знаешь, какое дело? Сегодня у одной девочки, у Ванды, именины в шесть часов, гостей собирают видимо-невидимо! И меня тоже позвали, только у меня подарка никакого нет. Ты придумай, Сашенька, чего бы ей подарить.
Саша задумался. Марийка смотрела на него с тревогой.
– Придумать можно. Ты погоди, я сейчас.
Он взял со стола толстую пачку бумаги и подошел к стальной машине с большим колесом сбоку. Саша просунул бумагу в машину и завертел колесо. Огромный нож опустился сверху и перерезал поперек всю пачку бумаги, точно это был ломтик сыра.
– Эх, зачем я на свет народился! Эх, зачем я тебя полюбил… – запел высоким голосом Банкин.
Марийка подошла к Саше и дернула его за рукав.
– Саш, ты придумал? Ведь скоро уже на именины собираться… Там мороженое «тутти-фрутти» будет…
– Да ну? Раз мороженое «хрюти-шмути», значит, надо что-нибудь придумать. Вот что! Сделаем-ка мы ей альбом для стихов. Подойдет?
– Подойдет-то подойдет, а как же мы сделаем?
– Это уж не твоя забота. Вот кончу переплетать книги для прокурора, соберу разноцветной бумаги и такой тебе альбомчик состряпаю, что заглядишься. Твой подарок лучше всех будет…
– Давай работай, Соловьев, хватит лясы точить! – прикрикнул старший мастер, рыжий Смирнов.
Марийка отошла в сторону и оглянулась вокруг. Посреди комнаты стопкой были сложены до самого потолка листы желтого картона. Повсюду на длинных столах стояли деревянные чашки с густым белым клеем, похожим на манную кашу. Переплетчики сидели вдоль стола на высоких трехногих табуретках. Одни раздирали старые книги на части и ножиком обравнивали лохматые края страниц, другие обклеивали картонные переплеты коленкором. Марийка знала, что разорванные страницы снова склеят вместе, но каждый раз, когда она видела, как равнодушно переплетчики раздирают книги на части, ей становилось страшно и жалко их до слез.
Марийка на цыпочках прошла в тот угол, где работал золотопечатник Курбанов. Вот бы кем ей хотелось быть! Рядом со столом Курбанова стоял шкафчик. Там на деревянных полочках рядами были разложены выпуклые медные буквы, цифры, веночки и разные узоры, которыми украшают переплеты дорогих книг. Были в этом шкафчике и целиком составленные слова. Чаще всего Марийка видела, как Курбанов печатает золотом одно и то же: «Блокнот», «Меню», «Альбом», «Нотабене[19]», «Сувенир».
Вот и сейчас Курбанов выдвинул несколько папок и рылся в них, отыскивая какую-то надпись.
Вытянув шею, Марийка заглянула в шкафчик. Каких только там не было букв! И прямые буквы, и косые, и с завитушками, похожими на виноградные усики. Дальше лежали тяжелые медные лиры, якоря, птички с веточкой в клюве, цветы, пчелки, кораблики и руки с протянутым указательным пальцем.
– Черт!.. – бормотал Курбанов. – Куда этот «ять» проклятый задевался… Поищи-ка на полу…
Марийка стала шарить на полу. Повсюду валялись обрезки бумаги и коленкора[20]. Вместо буквы «ять» Марийка нашла под ногами медный восклицательный знак. Он был приплюснут, и Марийка сунула его к себе в карман. Она знала, что Курбанов все равно выбрасывает приплюснутые буквы.
Курбанов взял со стола темно-зеленый сафьяновый[21] переплет, положил на него тоненький листочек золотой бумаги, а на листочек несколько тяжелых медных букв. Марийка уже знала, что теперь Курбанов положит переплет под горячий пресс, а когда вытащит его оттуда, то на зеленом сафьяне будут блестеть оттиснутые золотом буквы.
В коридоре послышался визгливый женский голос. Распахнулась дверь, и в мастерскую вошла мадам Тараканова. Это была маленькая женщина с тоненькими ручками и ножками, с крохотной, точно змеиной, головкой, на которой сидела большая черная шляпа. Даже непонятно было, как такая маленькая головка не сгибается под тяжестью этакой огромной шляпы, украшенной множеством перьев, бантов и шпилек.
Тараканова надела на нос пенсне, подбежала к стенке и стала ее рассматривать.
– Все стенки изгадили и заплевали! – закричала она. – Опять Сутницкий жалуется. Завтра бабу пришлю. Она тут уберет и стенки побелит. А ты, Банкин, в тех местах, где обои разлезлись, бумагой подклеишь, возьмешь там в кладовке оберточную. И если замечу, что кто-нибудь стенки пачкает, – расчет. И никаких объяснений!
Переплетчики молчали.
Тараканова раскрыла записную книжку, отыскала в ней что-то и сердито спросила:
– Прокурору книги готовы?
– Соловьев кончает, – ответил мастер Смирнов.
Тут Тараканова заметила Марийку, сидевшую в углу на книгах.
– А ты что тут расселась? Стащить что-нибудь хочешь? Пошла вон! Ну, живо!..
Марийка выбежала вон, придерживая рукой карман, где лежал восклицательный знак.