Вы здесь

Мама, это не та больница!. Глава 2. Мятежное счастье (Юлия Нифонтова)

Глава 2. Мятежное счастье

Значит, бывает любовь до смерти,

Словно душа в первый раз разделась,

И милосердствует, и многотерпит,

И всепрощает, на всё надеясь…

Вечерами они любили лежать на диване, тесно прижавшись, и смотреть волшебные сказки по ДиВиДи. Это стало для Кати настоящим блаженством, потому что Тёмкино тело источало манящий аромат, в жару оно было приятно прохладным, а в холод согревало родным теплом.

Теперь с лёгкой руки любимого, звали её не банально-паспортно как раньше, а ласково-смешно: Котя, Катёнка или Катёночка. Поначалу девушку посещали тревожные мысли: а вдруг Тёма маньячный шизоид, и однажды она проснётся ночью связанной по рукам и ногам с ножом у горла. Уж слишком всё хорошо, даже подозрительно хорошо. Тёма словно вцепился в неё, боясь случайной интонацией нарушить семейную идиллию. Он провожал Катю на работу, звонил ей, подбадривал SMS-ками в течение рабочего дня, не расставался с гитарой и удивлял виртуозной игрой, по вечерам встречал приготовленным ужином с «ведром чистого позитива» на десерт.

После встречи с Катей он резко прекратил визиты к врачу. А свой душевный недуг диагностировал как «плавающую зависимость», то, мол, водку пью, то антидепрессанты горстями глотаю, то в музыку – с головой, то в социальных сетях зависаю, в «Контру»[1] режусь в инете или брожу неделями по инернет-мирам «Morrowind»…


Бабушка к Кате теперь почти не приходила, лишь однажды во сне, она, скорбно покачивая головой, с горечью в слабом голосе то ли посетовала, то ли спросила:

– Что ж ты связалась с таким младенцем…

– Да, бабуля, зачем ты так говоришь? Посмотри, какой он большой и сильный!

– Ой, неет… Это ты ниччо не видишь. Он дитё совсем! Маленький! Маленький…

Вот она – здоровая психика здорового психа!

Дмитрий ЕМЕЦ «У входа нет выхода»

Безмятежное счастье продлилось две недели… потом тоже было счастье, только уже мятежное, но особенно упоительное после горьких провалов… Период ремиссии закончился и Тёма вернулся к своему привычному образу жизни, не мыслимому без наркотических препаратов, которые он покупал в обыкновенных аптеках.

Поначалу Катя не связывала резкие перепады в настроении друга с невесть откуда взявшимися в большом количестве металлическими крышечками от лекарства «G:(ucotin»[2]. Пока в один из дней, придя домой с работы, не застала Тёму в платяном шкафу, обезумевшим от страха.

Катя работала на местном телевидении и обычно возвращалась с работы вовремя, как тривиальный офисный служака. Но в тот раз ей пришлось срочно заменять внезапно забухавшего редактора бегущей строки. А так как все утренние новостные программы пишутся поздно вечером, то она вернулась на служебном автобусе только в одиннадцатом часу.

Сначала Катя подумала, что Тёма ненадолго ушёл к маме сменить одежду, поэтому, услышав в шкафу подозрительные шорохи, страшно испугалась, заподозрив там отважного мышонка, пробравшегося в апартаменты, несмотря на присутствие в доме охотничьей кошки Масяни.

Вооружившись фонариком и мышеистребительным оружием – непосредственно Масяней, Катя двинулась на штурм шкафа. Открыв скрипучую дверцу, она обомлела, встретившись взглядом с полными ужаса и слёз глазами любимого. Тёму колотило, он сжался в тугой комок, боясь пошевелиться, и ни за что не хотел покидать нафталинового укрытия.

Катя не знала что предпринять. Вызвать скорую – упекут в дурдом, сообщить его вымотанной, худой до состояния узницы Освенцима маме Зоиванне – но та уже наверняка легла спать и, кроме сердечного приступа, ничем существенно ситуацию не изменит.

Дрожа всем телом, Катя позвонила Дэну, приятелю Тёмы, что изредка к ним заглядывал. Как у всех сисадминов[3], безвылазно проживающих в виртуальном мире, период его активности приходился на время близ полуночи.

Дэн примчался на удивление быстро, словно всё это время ждал в соседнем подъезде, когда же его, наконец, позовут. Он напоминал колючего подростка, не нашедшего общих тем с окружающим социумом. Основные детали экипировки: тёмные очки даже ночью, вечно скрывающий глаза инквизиторский капюшон и наушники.

Звуки же, что пробивались из его «ушей», навевали мысль об искрящем сварочном аппарате, прохудившемся жестяном рукомойнике, роняющем свою капель непосредственно в висок, и наконец, о несчастной замученной кошке, истязаемой безжалостными вандалами. Несмотря на невообразимый вой и скрежет, занимающий его слух, Дэн с видом эксперта меланхолично констатировал диагноз:

– Глюкотин – заменитель кодеина, составной части герыча[4]… А это банальный миксованный глюкотиновый трип.

– И что делать-то теперь, Дэн???!!! – Уже не пряча истерику, зарыдала Катя.

– Это, смотря с чем он миксовал… если с мускатом, то нужно его красным вином отпаивать… хотя нет – мускат такого жесткача не даёт… чего-то другого нажрался… посмотри, дома все вещи на месте?… – Дэн говорил медленно, словно разжёвывая каждое слово, внимательно разглядывая товарища, пребывающего в глубоком шоке среди платьев и брюк.

– Дэн, ну не тормози, умоляю! Говори что делать?

– А ничего тут не сделаешь – тока ждать. Фиг-знает, когда его отпустит. Можно, конечно, ему валерьянки влить и спать уложить. Тока как его из норы выкурить? Еслив тока ещё одним пузырём глюкотина выманить…

– Ты издеваешься? Хочешь, что б он кони двинул от передоза, идиот!

– Ну и пусть себе сидит, он те мешает чо ли? Безобидный обдолбаный торчок. Ты глянь, говорю, чего он из дома вынес, что б так конкретно загнаться?

– Кольца нет. Всегда здесь на зеркале лежало…

– Ага, ну ты даёшь, подруга. Ты б ему ещё в карман его положила – на сохранение! А какое кольцо-то, золотое?

– Да.

– Ну, тогда по всему – его надолго прибило…