Мама Нади Рушевой. Молодой художник (З. Ш. Донгак, 2015)

Молодой художник

Во время Великой Отечественной войны артистов, работников культуры направляли на сельскохозяйственные работы в разные районы Тувы.

9 мая 1945 года остался одним из самых ярких и запоминающихся дней в моей жизни. Правда, дул северный ветер, но мы холода не чувствовали.

Люди вышли на улицу, на лицах у всех улыбки и слезы радости, все поздравляли друг друга, обнимались. Звучала музыка, люди пели и танцевали, всюду были видны красные транспаранты.

Закончилась война, отгремел салют Победы. У всех появилась новая забота – восстанавливать хозяйство, восстанавливать города и села. А в 1946 году я и ещё одна девушка из балетной группы – моя подруга Екатерина Кыдай – получили медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Вручала эти медали за труд (нам тогда было в неполные двадцать лет) Хертек Амирбитовна Анчимаа-Тока. Мы очень гордились этой наградой, с удовольствием носили.

– Как вы познакомились с Николаем Константиновичем?

Она счастливо улыбнулась и дала мне почитать книгу Екатерины Тановой. «Судьба матери» на тувинском языке.

Осенью 1945 года нас отправили в Барун-Хемчикский район на уборку урожая. В колхозе сортировали пшеницу девушки из балетной группы: я, Галина Севилбаа, Катя Кыдай. Мы таскали снопы и вязали их. Вернувшийся из Кызыла наш бригадир Николай Олзей-оол, белозубый с черными кудрявыми волосами, радостно сообщил:

– Из Москвы приехали специалисты: режиссер и театральный художник-декоратор. Ой, совсем не узнать наших обветренных танцовщиц, как они будут танцевать на сцене в таком виде? Эх, парни, парни, куда вы смотрите, совсем распустились, за нашими дамами не ухаживаете.

– Они молодые? – интересовался Алексей Чыргал-оол.

– Совсем молодые, примерно нашего возраста. К тому же очень симпатичные, особенно художник. Он очень красивый, с большими круглыми глазами, высокий. Если наша Ажыкмаа рядом с ним встанет, то дотянется только до его талии. Смотрите, коллеги, не упустите наших танцовщиц, – пошутил Олзей-оол, улыбаясь.

– Да, у нас ещё одна работа сейчас нашлась – сторожить их от кавалеров, Алёш, – подмигнул Кысыгбай другу Алеше.

– Кому они нужны с такими обветренными, неухоженными лицами и руками? – полушутя ответил Алеша Чыргал-оол.

После уборки урожая все вернулись в Кызыл. В театре кипела работа. Слова Николая Олзей-оола подтвердились: занимался декорациями в театре высокий, статный, красивый, молодой художник Николай Рушев. Он часто приходил во время репетиций «Звенящей нежности», чтобы узнать, о чем этот танец, о характере каждой танцовщицы. Он делал эскизы. Когда он приходил, то обязательно в своем альбоме рисовал юных балерин. Николай создавал и мои портреты в разных позах и в различных костюмах.

– Новый художник рисует только нашу Ажык. Смотрите, вот здесь он изобразил танец Галины Улановой, а лицо танцовщицы – нашей Ажыкмыы. Это что-то значит. Неужели он влюбился в нее? Ажыкмаа, то есть Наташа, скоро ты будешь танцевать, как Уланова! – шутили Сагды и Кысыгбай.

Все артисты стали замечать, что Николай Рушев действительно влюбился в меня. Но мы тогда между собой ни разу даже не общались.

– Ты с Наташей разговаривал, Коля? – спрашивали друзья.

– Я очень стесняюсь с ней общаться, просто теряюсь. А может быть, у неё уже есть молодой человек-тувинец. Я чувствую, что её коллеги-артисты посмеиваются надо мной. Ревнуют что ли? – виновато ответил Николай.

– Мужчина должен быть смелым! Если разговаривать боишься, то хотя бы пригласи ее на танец.

После окончания балетной группы в 1945 году я начала работать в музыкально-драматическом тетре в качестве солистки тувинской балетной группы.

В канун ноябрьского праздника состоялся вечер. Николай наконец-то осмелился пригласить меня на танец. И весь вечер мы танцевали. А потом стали встречаться. Нас тянуло друг к другу. Стали вместе ходить в кино. Тогда демонстрировались фильмы «Большой вальс», «Сестра его Дворецкого». По вечерам стали танцевать под знаменитый оркестр Николая Хочукпеновича Красного. Мы счастливые кружились и кружились под волшебную музыку. Тогда я плохо знала русский язык, и стеснялась говорить по-русски, а Коля – по-тувински. Но мы друг друга понимали по глазам, по жестам. А если вдруг потребовалась бы помощь, то у меня была подруга Галина Сайзуу, хорошо говорящая по-русски. Скромная Галя и я – неразлучные подруги.

Наталья Дойдаловна рассказала мне забавный случай. Меня эта история тоже растрогала до слёз, и вместе с Натальей Дойдаловной я долго смеялась. От её озорного смеха на душе стало очень хорошо.

Помню один смешной случай. Как-то Коля меня и Галю пригласил в кино. Когда мы подошли к кинотеатру, то не увидели нашего Николая. Лишь рядом прогуливался и прищуривался какой-то старик в шапке-ушанке из тарбагана, в поношенном армейском полушубке, в старых подшитых валенках. Мы не обратили внимания на него. И вдруг этот «старик» окликнул нас: «Девчонки, это же я Николай. Вы что, не узнаете меня?». Мы опешили и расхохотались. Ведь он приехал в Туву летом, не готов был к суровым осенним ноябрьским холодам, а зарплату не давали месяцами, вот и пришлось ему надеть на себя то, что подарили ему знакомые. Николай только через месяц по лимиту купил пальто, обувь, шапку.

Во время гастролей Николай с альбомом и карандашом не отставал от артистов театра. Летом артисты со спектаклями и концертами выступали под открытым небом. Николай рисовал зрителей, когда они смотрели выступления артистов. Старался запечатлеть на бумаге особенности местного быта, и, конечно же, природу – прекрасные пейзажи Тувы. Первая наша поездка с Николаем была в Тес-Хемский и Эрзинский районы. Мы были на золотодобывающем прииске, в котором работники жили и работали в очень трудных условиях. Купались в озере Тере-Холь. Добрались туда и обратно верхом на лошадях. Однажды конь Николая споткнулся, наступив на нору суслика. Николай легко ушибся, падая на колени, а шляпа его покатилась вниз на землю. Все рассмеялись, а я очень переживала за него. Но Коля сразу встал, и потом даже не хромал.

Вскоре дружба между мной и Николаем переросла в настоящую любовь. Он всем нравился своей простотой, общительностью, жизнерадостностью. Работал с удовольствием, при этом всегда прислушивался к советам опытных артистов Максима Мунзука, Николая Олзей-оола. Николай помогал молодым тувинским художникам, следил за их ростом, радовался их успехам, сожалел, если что-то не получалось, подсказывал, советовал. Позже сблизился он с художником Иваном Салчаком.

Ближе к весне Николай мне предложил: «Давай отметим наше знакомство со всеми нашими друзьями, это по-русски называется помолвкой». И 21 мая 1946 года мы пригласили артистов, писателей на свою помолвку. После этого я чувствовала себя увереннее. О нашей связи узнали не только коллеги в театре, но и мои родственники.

– Наташ, говорят, у тебя есть русский жених, надо с ним познакомиться, – однажды сказала сестра Рая.

В одно из воскресений очень стесняясь, я привела своего Колю с друзьями в дом Раисы и Олега Сагаан-оолов. Олег Карламович с радостью побежал звать соседа – писателя Степана Агбаановича Сарыг-оола.

– Как увижу молодёжь, у меня сразу голова начинает кружиться. Не дай бог, упаду. До головокружения надо успеть познакомиться со всеми как следует, – с порога начал шутить известный писатель Тувы, упрекая сестру, – Рая, а почему не предупредила, что у них свадьба, я же с пустыми руками пришёл. А то хотя бы пиалы для подарка взял.

– Нет, нет, Степан Агбаанович, это не свадьба. Мы собрались, чтобы познакомиться. Присаживайтесь, пожалуйста, друзья, приглашаю всех, к столу, – сказала Раиса.

За столом все начали знакомиться и общаться…

– Вот и состоялось наше сватовство-знакомство. Надо сейчас готовиться к свадьбе. Жених – парень завидный, такой высокий, что из хараача (обруча дымового отверстия) юрты, видна его голова. Николая силу я сравниваю с мощью марала во время гона: «казыра дег боттуг, калчаа далай ыыттыг эр-дир бо – сам как двухгодовалый бычок-казыра, как бешеное море шумящий». Надо найти хотя бы малюсенький чум-шатер для них, – Степан Агбаанович всё время шутил.

Со стороны невесты из всех присутствующих по-русски эмоционально говорил с шутками-прибаутками только Степан Сарыг-оол.

Осенью 1946 года в Туву приехал новый балетмейстер Иван Алексеевич Карелин. Он поставил отрывки из знаменитых опер, балетные дивертисменты (они шли в Больших театрах СССР): «Вальпургиева ночь», «Щелкунчик», «Цыганская рапсодия», «Князь Игорь» из оперы «Бородина» (мы были невольницами хана, нас пригнали танцевать), восточный танец… В этих прекрасных танцах изящными пластичными движениями танцевали Севилбаа, Кыдай, Харлыг, Сай-Хоо, Клара Намчак и я. Больше всех я запомнила нашу умницу, красавицу Клару Намчак, она была маленькая ростом, с большими глазами, задорная, ей примерно сейчас больше 80 лет, её мама работала медсестрой в больнице.

Очень дорога мне книга Юрия Промптова «В центре Азиатского материка» (сам автор её подарил нашей семье), где написано:

«В августе 1946 года мы – группа альпинистов из Москвы 8 человек купили билеты на эстрадный концерт в Зеленом театре в парке г. Кызыла перед первым восхождением на Монгун-Тайгу. В тувинских песнях и плясках мы каждый раз находили новое очарование. В особенности любили мы выступления исполнительницы народных песен Кара-кыс Мунзук и несравненной исполнительницы национальных танцев – Ажикмаа.

Лучшими номерами этой танцовщицы, неизменно имевшими шумный успех у зрителей, были танцы «Звенящая нежность» и «Юность». Под мелодичный звук струн Ажикмаа создавала пластические поэмы, полные радости жизни и юности. Музыка и движения этого танца обращены к красивой природе Тувы. В её танцах ключом била молодость возрожденного к творческой жизни маленького народа, забывшего уже о тех временах, когда будущее представлялось ему лишь в печальном образе засыхающего и обреченного на забвение ручья…».

После концерта в Зеленом театре из парка впереди медленными легкими шагами шли мы: стройные, молодые Севилбаа, Кыдай, Харлыг, Сай-Хоо, Клара Намчак и я. Проходящие мимо нас молодые люди любуются, восхищаются нами. Сзади нас идущие артисты театра Кысыгбай, Сагды, Октябрь, Кан-оол им улыбаются: «Ну как наши девушки?».

Как вчера звучат в моих ушах наши задорные песни: