Глава 2
Просыпаюсь словно от толчка. Мне приснился мой брат Джордж. Опять. Я весь в испарине и тяжело дышу. Пытаюсь нащупать в темноте Джоди, но матрас сдулся, и я отлежал себе руку, так что она совершенно онемела. Охваченный паникой, подскакиваю и принимаюсь отчаянно размахивать ею по сторонам, задевая бесполезной конечностью стену и ножку письменного стола Дэна. Чувствительность возвращается не сразу – как не сразу до меня доходит, что я у Дэна и, кроме меня, в гостевой комнате никого нет. Матрас негромко свистит, выпуская воздух, точно насмехается надо мной.
Утро пятницы. Дэн в ванной напевает песню Тейлор Свифт, и я боюсь даже вообразить, какое именно действие сопровождает этот аккомпанемент. Принимаю сидячее положение, роюсь в сумке в поисках одежды и выхожу в гостиную с французскими окнами, ведущими на крохотный балкончик, куда Дэн каким-то чудом умудрился втиснуть два шезлонга. В закутке расположен миниатюрный кухонный уголок с плитой, холодильником, стиральной машиной и раковиной. Все они сияют первозданной белизной. Дэн не слишком часто ими пользуется. Вся остальная комната представляет собой беспорядочную мешанину мебели из «Икеа», комиксов, игровых джойстиков и звуковой аппаратуры. Большую часть одной стены занимает плоский пятидесятидвухдюймовый телевизор. На экране застыла поставленная на паузу сцена из ГТА-5. Если бы ребята, которые проектировали этот жилой комплекс, увидели Дэна и то, как он живет, они бы, наверное, поздравили себя с успехом. Именно подобного молодого стилягу они рисовали себе в качестве здешнего жильца. Молодого стилягу, которого не волнует, что физически невозможно одновременно открыть холодильник и дверцу духовки, а в раковину не влезает ни один таз для мытья посуды[1]. Для этих целей у Дэна имеется большой контейнер из-под маргарина. Его это вполне устраивает, потому что он все равно ничего не моет, кроме кружек. Питается он большей частью вне дома, максимум – зальет кипятком свою любимую растворимую лапшу или суп. Я совершенно не понимаю, чем он умудряется зарабатывать на эту холостяцкую берлогу мечты. Меня ужасает то, как он живет, бесцельно дрейфуя от одного проекта к другому и балансируя над пропастью современной экономики с риском в нее сорваться. Я бы так не смог. Уже бы не смог. После Джорджа – после того, что с ним случилось, – я поставил крест на своих собственных амбициях. Все померкло, возможные перспективы сомкнулись вокруг меня, точно тюремные стены. Не приходя в сознание, я отучился в университете, потом потянулась череда унылых, но зато дающих гарантированный кусок хлеба работ. Дэн же тем временем оброс кучей знакомств во всевозможных творческих агентствах, которые обращаются к нему, когда возникает надобность в помощи с запуском веб-сайта, открытием клуба или интерьером нового магазина. Хотя я не вполне понимаю, в чем именно заключается его помощь. Впрочем, он такой обаяшка, что его зовут снова и снова. Бристоль – такой город, в котором вечно появляется что-то новое: то центр искусств, то импровизированная торговая галерея из грузовых контейнеров. Дэн, похоже, знаком со всеми, кто вращается в этой сфере; он вечно в гуще событий.
Я, разумеется, страшно ему завидую, а впрочем, завидовал всегда – с тех самых пор, как его семья приехала на нашу улицу в своем ярко-синем «БМВ» и поселилась в соседнем с нами доме. Мне тогда было семь лет. Дэн выбрался из машины – смышленый и шустрый не по годам пятилетка в красных джинсах и желтой футболке поло от «Лакост». Мы с Эммой и Джорджем наблюдали за нашими гламурными новыми соседями из садика перед домом, когда он неторопливо подошел к нам.
– Привет, меня зовут Дэн, а во что вы играете? – протянул он. – Можно с вами?
И мы тут же влюбились в него, как влюблялись все и всегда всю его жизнь. А я, кого я знаю? Знаю Клер и ее мужа Мэтта, у них четверо детей, и это, пожалуй, все, что о них можно сказать. Знаю агентов по недвижимости и ипотечных консультантов. Джоди и Сэма. И все. Почему я не сумел больше ничего? Что за напасть со мной приключилась?
Сэм. Со мной приключился Сэм.
Вернувшись на работу, проверяю электронную почту и обнаруживаю, что в час дня весь офис в принудительном порядке идет на обед в паб. Я, Дэрил, Дженет, остальные двое агентов, Пол и Кэти, а также менеджер Чарлз. Полу с Кэти далеко за тридцать, и ведут они себя так, как будто женаты уже лет триста. Они – единый монолит. Детей у них нет. Вместо детей у них дома. Кажется, они сами даже как-то говорили что-то подобное, не помню точно. Разговаривают они друг с другом так, как будто их отношения – это какая-то затянувшаяся сделка с недвижимостью, рублеными деловитыми фразами. Иногда я случайно представляю, как эти двое занимаются сексом и Пол, лежа на Кэти, выкрикивает: «Мы сейчас обменяемся, мы сейчас обменяемся… обмен состоялся!» Я больше не могу на них смотреть. Чарлзу за сорок, на местном рынке недвижимости он считается неудачником. В его возрасте ему давно уже следовало бы дослужиться до регионального менеджера какой-нибудь крупной национальной сети или по меньшей мере до одного из директоров нашей жалкой конторки. Однако же он по-прежнему сидит на своей должности, корпя над продажами, потихоньку лысея и хирея. Во втором ящике своего стола он держит бутылочку виски – Дженет растрепала об этом всему офису. Сорвался контракт? Надо выпить с горя, чтобы было не так обидно. Милый Боженька, пожалуйста, упаси меня от такой судьбы.
Наш выбор падает на «Кингз хэд», прелестное заведение в тюдоровском стиле, расположенное на вымощенной булыжником улочке неподалеку от порта. Внутри, впрочем, оно ничем не отличается от любого другого британского пивняка. Покоробившаяся деревянная барная стойка, влажная от пролитой выпивки, призывно помаргивающий игральный автомат в углу, всепроникающая вонь мужской уборной с фаянсовыми писсуарами и рассыпанными в них брусочками ароматизаторов. Если бы какой-то косметической компании пришло в голову выпустить архетипический аромат британского вечера вне дома, это был бы именно он: туалетный ароматизатор. Хотя я не уверен, что «L’Eau de Gateau D’Urine» пользовался бы таким уж бешеным спросом. И тем не менее я развлекаюсь этими мыслями, считая секунды до того момента, когда Дэрил примется опять говорить о работе.
Столики в большинстве своем пустуют, так что мы устраиваемся за тем, что у окна, и берем заламинированные меню, предлагающие классический выбор британской жратвы, подаваемой в подобных заведениях: полуфабрикаты, которые разогрели в микроволновке и вывалили на тарелку, в лучшем случае украсив жухлой веточкой петрушки, чтобы аппетитней выглядели. Иногда мне кажется, что в Британии все делается именно так: на автомате и без души. Это не настоящий паб и не настоящая еда, это странная имитация того, что, как людям кажется, они хотят.
Господи, чего тут удивляться, что меня выставили из дома.
– Я буду жареную рыбу с картошкой, – объявляет Дэрил. – Только мне нужно побыстрее, а то ко мне в два придет покупатель на квартиру в Клифтоне.
Тьфу ты, мы уже заказываем. Я утыкаюсь в меню и пытаюсь сделать выбор между жирной лазаньей с кучей моцареллы и желанием пойти утопиться. Вода в Эйвоне, скорее всего, на вкус куда менее затхлая.
Вечером я возвращаюсь в квартиру Дэна вымотанный и на взводе. Все мои мысли крутятся исключительно вокруг того, что завтра я пообещал куда-нибудь сводить Сэма, скорее всего в парк, а потом в кафе. И меня эта перспектива страшит. Не поймите меня превратно, я люблю Сэма каждой клеточкой своей души, но как же с ним сложно. И я абсолютно не умею с ним управляться. Когда я вижу, что он начинает идти вразнос – если ему не разрешают смотреть телевизор, или если он просыпается и понимает, что надо идти в школу, или ему неясно, что мы собираемся делать в выходные, – я тоже завожусь. Внутри все сжимается, я чувствую, как откуда-то из глубины поднимается волна раздражения, и тогда вопрос лишь в том, кто из нас взорвется первым. Только Джоди способна взять и успокоить его. Только Джоди.
После обеда в офис заходила пара – проконсультироваться по поводу ипотечного кредита на небольшой таунхаус в Тоттердауне; они взяли с собой своего малыша. «Он такой разговорчивый, – верещали они. – У него рот просто не закрывается». За этими якобы небрежными словами, разумеется, стоит замаскированная похвальба: какой он умный и развитой – этот бутуз, который роется в моей мусорной корзине и поет песенки из диснеевских мультиков. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не сообщить им, что мой собственный сын в таком возрасте говорил от силы три слова – четыре, если считать загадочное звукосочетание «шлё», которое он произносил очень часто и которое мы по сей день не можем расшифровать. Тогда все друзья в один голос твердили нам: «Ой, каждый ребенок развивается в своем темпе, куда он денется». Мы с глубокомысленным видом кивали и делали вид, что совершенно не переживаем. А потом шли в Интернет и перелопачивали родительские сайты. «Там написано, что к двум годам его словарный запас должен составлять пятьдесят слов!» Сэму до такого словарного запаса было далеко. Приблизительно как до Луны. Не уверен, что он сейчас знает пятьдесят слов, а ведь ему уже восемь.
Бедный Сэм. Бедный мой мальчик.
Дэн собирается уходить.
– Хочешь, пойдем со мной? На вечеринку в честь открытия нового клуба. Там управляющим один мой приятель.
Он вечно ходит по вечеринкам в честь открытия нового клуба, в котором управляющим один его приятель. Я уже в который раз задаюсь вопросом: как ему это удается? Он двумя годами меня младше, но это не все. Его жизнью словно управляет незримый круиз-контроль; приятные вещи случаются с ним вне зависимости от того, хочет он того или нет. Когда три года назад умер его блудный дядюшка, оказалось, что старик оставил Дэну в наследство машину: молочно-голубой винтажный «Порш-каррера-911». Дэн практически им не пользуется, тот стоит на подземной парковке под домом и растет в цене. Кажется, в его жизни нет никаких забот, никакой настоящей ответственности, если не считать многочисленные новорожденные студии звукозаписи в Стоукс-Крофте[2], которым он помогает. Дэн есть Дэн. Пока мы росли, ходили в одни и те же школы, водились с одними и теми же друзьями, встречались с одними и теми же девчонками, имели дело с одними и теми же задирами, Дэн всегда был Дэном. Он вытаскивал меня из драк, он защищал Эмму от неуклюжих и нежеланных приставаний на молодежных дискотеках. Что бы еще ни происходило со мной – родительство, полный спектр горя, осознание того, что я обречен работать на этой паршивой работе, потому что мне нужно обеспечивать мою дисфункциональную под маской мнимого благополучия семью, – Дэн неизменно маячил где-то на заднем плане, классный, как всегда.
Я тоже был классным когда-то – несколько лет. Года четыре, если точнее. В университете я каким-то образом умудрился сколотить сообщество любителей альтернативной музыки, которое мы назвали «Обливион». Мы играли пост-рок и причудливую электронную танцевальную музыку перед горстками ценителей, поглаживающих подбородки. Иногда мы давали живые концерты в заштатных местных барах, а однажды я организовал музыкальный фестиваль на территории заброшенной промзоны; корреспондент местной газеты впоследствии наградил его в своем репортаже эпитетом «практически кошачий концерт». В последующие два года эта цитата фигурировала во всех наших рекламных проспектах. Дэн, который в то время учился на дизайнера в Бристоле, не пропускал ни одного нашего выступления; он делал нам постеры и даже спроектировал для нас веб-сайт. Он до сих пор занимается все тем же, только я больше в этом не участвую. Жизнь внесла свои коррективы.
– Я лучше останусь дома. Но все равно спасибо. Спасибо тебе, Дэн.
– Не за что, приятель.
Тупо смотрю в пустой телевизионный экран – хотя уж в чем в чем, а в скудости выбора телевизионных развлечений Дэна никак не упрекнешь. У него четыреста кабельных каналов и внешний жесткий диск, заполненный фильмами и телешоу на любой вкус, смотри – не хочу. Впрочем, меня лично такое богатство приводит в ступор. Как вообще в наше время люди решают, что им смотреть? А вдруг окажется, что ты выбрал неподходящий сериал и есть что-то получше, а ты уже потратил на тот, первый, много часов своей жизни? Эта одна из вещей того рода, которые люди определенного склада называют проблемами стран первого мира. Вы наверняка с такими сталкивались – они набегают откуда-то в ваши посты на «Фейсбуке» и в «Твиттере» и принимаются радостно стыдить вас за то, что вы переживаете из-за житейских мелочей. Будучи родителем ребенка с проблемным поведением, ты очень быстро усваиваешь один крайне забавный урок: люди обожают осуждать других. Им нравится насмешливо наблюдать за тобой с высот своих, по всей видимости, идеальных жизней. Ладно, не будем о грустном. Мне нужно найти что-то такое, что отвлекло бы меня от мыслей о Сэме и о завтрашнем дне, но все не то. Я не хочу ни на чем сосредоточиваться. Я просто не в состоянии. Джоди утверждает, что мне нужна помощь; наверное, она права. Голова идет кругом, в мозгу клубятся страхи и тревоги, я совершенно не соображаю, что к чему.
Так, ладно, дыши глубже. Вот так. Есть. Мне пришлось уйти от Джоди с Сэмом. Я ушел, потому что мы постоянно ссорились и злились друг на друга. Мне нужно сообразить, как положить этому конец. Нужно справиться с обстоятельствами. Отыскать ту путеводную звезду, которая поможет выбраться.
Кажется, мое решение в конце концов включить сериал «Во все тяжкие» не очень сообразовывается с этим планом.