Три
Когда мы возвращаемся домой и ужинаем, Билли настаивает на том, чтобы мы составили отчет о своих расследованиях. Все агенты так делают. Я говорю, что это отличная идея. Билли рад это слышать: сам-то он не может быстро писать, ведь ему всего семь лет, да и правописание хромает.
Итак, вот мой отчет о том, что случилось во время первого расследования детективного агентства «ШПИОН», проезд Кавальер, двадцать два, Ханидаун-хиллз.
ШПИОНСЕКРЕТНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ НОМЕР ОДИНФАКТ НОМЕР ОДИН. Женский голос, который мы услышали, не принадлежал Перл. Я так и подозревал. Билли сказал, что знал это с самого начала (он заставил меня сделать эту приписку).
Мы услышали, как женщина сказала: я покрашу эти стены в голубино-серый. Билли шепнул – а вдруг это подсказка? Я сказал: как это может быть подсказкой о том, почему Перл здесь нет? Билли сказал, что не знает, но любой агент бы согласился с тем, что это подсказка.
ФАКТ НОМЕР ДВА. С женщиной был мужчина. Мы расслышали имя: Гарри. Вряд ли это ложный след. Мужчину точно зовут Гарри, потому что женщина повторила его имя несколько раз. Гарри много ворчит. Билли сначала подумал, что он горилла (но он не горилла).
ФАКТ НОМЕР ТРИ. Мужчина и женщина передвигались по первому этажу, и нам нужно было найти укрытие. Было три варианта.
1. Ванная. Но если мы бы там заперлись, они бы решили, что мы грабители, и позвонили в полицию.
2. Можно было скрыться через окно нашей спальни и спуститься по трубе. Я глянул вниз, чтобы посмотреть, далеко ли под нами сад. Ну уж нет, слишком опасно, решил я. (Правда, я увидел кое-что еще. Портрет Перл лежал в саду с огромной дырой как раз посреди лица. У меня от ужаса свело живот.)
3. Сушилка.
Билли предложил еще один вариант: как насчет того, чтобы зажмуриться, и тогда нас никто не увидит. Выслушав предложение, я все же выбрал то, что счел нужным. Второй вариант.
Как только мы забрались в шкаф, Билли сказал, что люди внизу грабили наш дом.
Я не согласился. Грабители обычно не обсуждают, в какой цвет хотят покрасить стены.
Билли предположил, что они грабители, которые заметают следы и, уходя, красят стены голубым. Я проигнорировал его слова. А что еще мне оставалось?
Билли сказал, что агенты в детективном агентстве «ШПИОН» не игнорируют друг друга. Я сказал, еще как игнорируют, если у одного из них студень вместо мозгов. Билли пихнул меня локтем в живот.
Примечание: это больно. Я взвизгнул.
Билли сказал, что меня атаковал невидимый локоть.
Я сказал, что невидимых локтей не бывает.
Билли сказал, что бывает, как и невидимые пинки.
Я сказал, что у него несмешные шутки.
Билли сказал, что это у меня несмешные шутки.
ФАКТ НОМЕР ЧЕТЫРЕ. Пока мы спорили, наше укрытие было обнаружено. Но агенты не теряют самообладания в любой ситуации. Поэтому мы притворились, что двум мальчикам (один в балаклаве, другой в костюме овцы) вполне естественно сидеть в сушилке. Билли, по его словам, сказал тогда женщине, что он детективный агент. Он попросил меня записать это, хотя из-за балаклавы его никто тогда не расслышал. Как факт я представить его утверждение не могу за отсутствием свидетелей.
Описание женщины: шатенка, волосы убраны в хвост, вокруг шеи шарф, похожий на звездное небо. Беременна (или проглотила шар для боулинга).
Описание мужчины, Гарри: не то чтобы макака, хотя, судя по количеству волос, выбивающихся из-под ворота рубашки, откуда-то из их семейства.
Краткое изложение того, что случилось дальше.
Билли сказал, что мы живем здесь.
Женщина сказала, что нет. Женщина сказала, что люди, которые жили здесь раньше, переехали. Так сказал им агент по недвижимости, они ходили к нему с утра. Еще он сказал, что желательно, чтобы кто-нибудь побыстрее вселился в дом, и сообщил, что предыдущие жильцы оставили всю мебель. Женщина сказала, что ей тут очень нравится и что это прекрасное место, чтобы растить ребенка, и что она сказала об этом агенту, когда позвонила ему позже.
Билли совсем не заинтересовался этой историей. Он спросил, куда делась Перл, потому что она жила тут с нами два года, а теперь исчезла. Билли добавил, что Перл любила нас до Луны и обратно, а ведь это очень много любви. Он не помнил, сколько это в километрах. А я помнил: 768 800.
Женщина спросила: «Перл – это ваша мама?»
Билли сказал, что она наша мамочка номер два.
Мужчина сказал: а может, нам позвонить нашей мамочке номер один и во всем разобраться?
Я был очень зол и сказал ему, что это будет сложно, если только у него нет прямой связи с Богом. Мужчина сказал, что я что-то слишком много болтаю. Мне хотелось сказать, что у него самого язык длиной с удава, но вместо этого я сказал: «Спасибо вам большое» – и решил, что пора делать копыта. На самом деле я имею в виду «делать ноги», но пока писал – решил, что с копытами получится смешнее. Так и оставляю.
Так или иначе, я развернулся и приказал Билли бежать.
Билли не пошевелился. Поэтому я что есть мочи завопил: «БЕЖИМ!» Билли все еще сидел, но я все равно рванул брата за руку и потащил его за собой. Балаклава сползла у него с головы и выдала его с этой самой головой. Билли потом сказал, что это неважно: он успел скорчить рожу, а значит, опознать его не удастся.
Женщина закричала: «Оставьте у входа ключи. Не хочу в следующий раз увидеть ваши головы в бачке унитаза!» Я думал, такое только с крысами бывает. Сказать этого я не успел: был слишком занят побегом, как овца, убегающая от овчарки.
Я подкинул ключ в воздух; он описал дугу крошечной серебристой радугой и упал на пол с тихим звоном, как разбившееся сердце.
Мы бежали по дороге, и Билли пропыхтел:
– Когда мы найдем Перл, я спрошу ее.
– О чем? – пропыхтел я в ответ.
– О том, почему рано или поздно все нас бросают. – Билли снова натягивает балаклаву, и разговор на этом окончен.
Конец моих заметок о первой секретной миссии агентства «ШПИОН» в доме 22, проезд Кавальер, Ханидаун-хиллз.
Сомнений нет: первое тайное расследование с треском провалилось. Билли сказал, это потому, что Перл, видимо, сбежала с цирком «Умник Билли». Я сказал, что он, по-моему, что-то напутал с названием. Нет, ответил Билли, он сам придумал название цирка в честь одного из своих хороших знакомых. И цирк точно-точно называется «Умник Билли». Что-то я не уверен, что брат знает хоть одного умного человека по имени Билли, но лучше оставить свое мнение при себе. Вместо этого я говорю Билли, что Перл ну никак не может быть цирковой артисткой, а он говорит, что может: он однажды слышал, как она говорила, что ходит по натянутому канату. Я сказал, что это просто такая фигура речи, но Билли меня не слушал: он был занят тем, что извлекал из коробки своих плюшевых зверей, представляя, что они выступают в цирке «Умник Билли». Он сделал из гиппопотама воздушного гимнаста, а из пластикового динозавра – клоуна. Честно говоря, если бы мне пришлось встретиться лицом к лицу с динозавром, мне вряд ли было бы так уж смешно.
Знаете что? Возможно, первая наша попытка найти Перл провалилась, но мы будем продолжать пытаться. Потому что без Перл Билли сам на себя не похож. Вчера, перед тем как лечь спать, братишка нарисовал Перл и обвел рисунок сердечком. Он спросил меня, любит ли она его по-прежнему. Я уверил его, что любит и этого ничто не изменит. И не страшно, что нам не удалось Перл найти сразу, потому что мы будем пытаться снова. И еще у меня обязательно получится попрощаться с мамой. Это непрощание занозой застряло у меня под кожей. Иногда я его не замечаю, но потом чувствую его присутствие и понимаю: мне надо что-то с ним сделать или оно останется со мной навсегда.
Я сижу в мамином любимом кресле. Тут тепло, удобно и безопасно. Я составляю ПРОЩАЛЬНЫЙ СПИСОК. В нем будут перечислены способы попрощаться с мамой, и все они будут особенные. Я решил, что напишу десять пунктов и испробую каждый из них. Когда найду правильный, то сразу пойму, что это именно то, что мне нужно: у меня в животе появится такое ощущение, словно я напился шипучки.
Прощальный список1. Написать стихотворение с названием «Прощай».
2. Написать это слово бенгальскими огнями.
3. Создать маленький алтарь.
4. Нарисовать рисунок.
5. Выпустить шарик в небо.
6. Назвать звезду.
7. Придумать дизайн татуировки.
8. Посадить семечко.
9. Просто сказать «прощай».
10. Не могу придумать десятый пункт, поэтому и писать ничего не буду, пока не придумаю.
Оставшуюся часть каникул я пытаюсь выполнить пункты из списка. Для начала я беру номер третий и строю маме маленький алтарь из кубиков Билли. Правда, к тому времени, как я возвращаюсь из туалета, Билли его уже разобрал. Он говорит, что не разрешал мне играть с его игрушками. Я отвечаю, что я и не играл, и Билли добавляет, что тут нечего стесняться, папа же не стесняется, что играет с радиоуправляемым вертолетом, который держит под кроватью. Я больше и не пытаюсь построить алтарь маме: пластиковых кубиков для этого явно недостаточно. Нет, это не тот способ, которым я хочу попрощаться с мамой.
Дальше я пытаюсь написать стихотворение.
Прощай. Все наше время позади.
Тебе пришлось уйти, а почему – не знаю.
Я помню о тебе, и хочется грустить.
И с этою строкой тебя я отпускаю.
Нет, это тоже как-то неправильно – мне становится еще грустнее. Так грустно, что папа приходит в комнату и говорит, что хватит мне уже хандрить. А я возражаю, что мне нравится хандрить. Папа говорит, вот стану подростком – тогда смогу хандрить столько, сколько захочу.
– Пап? – Голос у меня такой писклявый, что расслышать его могут только собаки. – Пап, а можно мне купить бенгальские огни?
Привет, второй пункт из списка! И тут же прощай, потому что папа отвечает:
– Помни не зря пятый день ноября и заговор пороховой. Сейчас не ноябрь, поэтому я тебе откажу, дорогой. – Потом он, запищав еще тоньше меня, продолжает: – Бекет! Присядь-ка. Мне нужно кое-что тебе сказать.
Что-то мне кажется, что от его новостей я буду не в восторге.
И я прав.
– Я знаю, что это будет некоторым шоком для тебя. Но каникулы почти закончились, и мы переехали в эту квартиру, и вот я договорился, что вы оба будете ходить в новую школу. Она называется «Школа Кровоточащего Сердца Господня», и до нее гораздо ближе, чем до старой. Теперь вы сможете вместе с братом сами ходить домой.
Папа пытается взять меня за руку, но я отдергиваю ладонь.
Некоторый шок? Нет уж, некоторый шок – это когда хватаешься за дверную ручку и тебя немножко дергает током. А это – просто огромный шок! Меня чуть с ног не сбивает, и волосы у меня того и гляди встанут дыбом, как если потереть голову воздушным шаром. Так или иначе, челюсть моя лежит на полу, а рядом с ней хлопнулись все внутренности. Придя в себя, я сообщаю папе, что не пойду ни в какую новую школу. Мне что, новой квартиры недостаточно?
Голос папы мягок, как растопленное масло:
– Пойдешь.
А потом он добавляет: все говорят, что там очень здорово. Кто эти все? – спрашиваю я его. Папа отвечает, что это директор школы. К этому моменту я настолько зол, что мне приходится измерить собственный пульс.
– Вот, папа! – вою я. – От стресса пульс у меня просто зашкаливает!
Папа утверждает, что у меня бычье сердце, а я говорю, что это неправда. У меня сердце десятилетнего человека, которое вот-вот разорвется на миллион кусочков.
– А как насчет моих одноклассников из старой школы? – всхлипываю я. – Я их вообще когда-нибудь увижу теперь?
Папа уверяет, что я заведу новых друзей.
Что за ад моя жизнь?! Я не попрощался с мамой, я не попрощался с Перл, и с друзьями тоже я не успел попрощаться.
Ночью Билли снится кошмар, и он пихает меня в бок. На часах пять сорок три. Я выползаю из кровати и предлагаю рассказать брату сказку, чтобы он снова заснул. Так убаюкивала меня когда-то мама. Билли говорит, что ему хотелось бы посидеть со мной в мамином кресле и чтобы мы сидели вместе, скрючившись, как две креветочные чипсины.
Сначала я никак не могу придумать, какую сказку рассказать, а потом меня осеняет.
– Сейчас ты услышишь сказку про двух мальчиков – двух братьев, – которые путешествовали… путешествовали в кресле. – Я опускаю взгляд. – Вот как раз в таком. Я расскажу тебе, как они пережили ужасную бурю и как благодаря креслу доплыли до берега в целости и сохранности.
Билли сглатывает и смотрит на меня во все глаза:
– Ладно.
– Жили-были два мальчика, и отправились они однажды с целой толпой других людей в путешествие. Они не знали, куда держат путь, но им было понятно: они больше не могут оставаться в своей родной стране, где прожили много лет, – эта страна исчезала. Чтобы выжить, им приходилось двигаться вперед. Мальчишки собрали все свои пожитки. Их было не так уж и много. Всего лишь одежда, которая была на них, и старое кресло. Они забрались в него и, оттолкнувшись от земли, поплыли в открытый океан. Остальные путешественники последовали их примеру на своих суднах. Долго-долго стояла солнечная погода, и мальчики уже могли разглядеть новую землю на горизонте. Все шло именно так, как они предполагали. Они должны доплыть.
– Мне нравится эта сказка, – улыбается Билли. – В кресле безопасно.
– Было безопасно, – возражаю я. – Поначалу. Но когда мальчики достигли середины океана, ветер изменился, а облака сгустились и потемнели. Надвигалась буря.
Билли прижимается ко мне теснее.
– Сначала полил дождь; он резал кожу, словно тысяча крошечных ножей. Потом загремел гром. Будто тысяча шутих взорвалась разом! Молния осветила землю, что лежала впереди; она показалась детям такой далекой, куда дальше, чем они думали поначалу. Один из братьев хотел повернуть назад, но земля за их спинами исчезла навеки.
– Мне не нравится эта буря в сказке, – шепчет Билли, съеживаясь в кресле.
– Детям оставалось только надеяться, что шторм закончится. Однако он утих не так скоро, как они думали. Мальчишки вцепились в кресло, страшась того, что может с ними случиться. Они махали другим путешественникам, но они были невидимы… Все были заняты своими собственными проблемами, все сражались с бурей.
Лицо у Билли вытягивается.
– Они стали невидимыми?
– Нет, не по-настоящему. Но другие люди их не замечали, хотя мальчики звали на помощь. Может, ветер слишком громко гудел. Братья снова принялись кричать. Они призывали на помощь небо, воздух и море.
Билли трясет головой:
– Кто-нибудь услышал?
– О да. Их услышали.
– Годзилла! – Билли оживляется. – Или нет, лохнесское чудовище!
– Ни то и ни другое, – отвечаю я. – Они не видели, кто это, но услышали голос. Тот сказал: Я шепот на ветру, я шорох листвы, я дрожь зимы и теплое дыхание лета, я облачный парусник, плывущий по небу, и луна, что прыгает по водной глади.
Я так стараюсь, что у меня даже голос меняется. За такие выступления надо давать «Оскар»!
– Огооо, – шепчет Билли.
Я улыбаюсь: братишка явно впечатлен моим талантом рассказчика. Возможно, у меня получается не хуже, чем у мамы. Билли опускает взгляд.
– Хотя вот эта дурь про ветер мне не очень… – бормочет он, сует палец в рот и погружается обратно в сон.
– Обещаю, что расскажу тебе потом, кому принадлежит голос, – шепчу я, и Билли еле слышно вздыхает. – Обещаю, что у этой сказки будет счастливый конец.