Измена
Отец с сыном сидели на кухне и разговаривали. Разговор получался не из приятных, и оба заметно нервничали. Отец крикнул: «Мать, принеси бутылку водки». Та, заглянув на кухню, попыталась возражать, но отец зло прикрикнул на нее, и она покорно достала из шкафчика бутылку. Потом подложив мужу и сыну в тарелки пельменей, вышла из кухни, тревожно прислушиваясь к продолжившемуся разговору.
«Ты знаешь, я всегда помогал ей. Я никогда не чурался стирать пеленки, даже ее вещи, если видел, что она не успевает. Мог и приготовить поесть. Мог и убрать. Но где-то должен быть и предел. А когда это входит в систему – это уже ненормально. И потом это хорошо, когда это оплачено вниманием и заботой в чем-то другом. А когда это воспринимается как норма, и от тебя еще требуют выполнения, и не просто выполнения, а идеального выполнения и любой работы, то тогда этот нонсенс».
«Жертва ради близких людей – это норма», – сказал отец», – «ждать какой-то оплаты – это и есть нонсенс».
«Не передергивай», – взорвался сын – «ты прекрасно понял, о чем я говорю. Когда человек, который рядом ведет себя так, как будто ты бесплатное приложение к его жизни, как будто ты ничто, как будто он приходит домой не как в святое место, а как в общежитие, только для того, чтобы пожрать и переспать, тогда это не семейная жизнь, а полная труба. Ты понимаешь, что мы уже полгода так живем. Я пытался по-всякому решить этот вопрос, пытался вызвать ее на откровенность. Ничего не получается. Она начинает говорить о том, что я все выдумываю. Что у нас все нормально и прочее, и прочее».
«Я. Я. Я.», – завелся отец. «Ты не замечаешь, что ты все время якаешь. Жизнь у вас изменилась. Она вышла на работу. Может быть, устает сильно. В чем-то можно и помочь, а где-то можно и перетерпеть».
«Можно», – отозвался сын, – «если знать, что человек, который рядом с тобой не подличает, не лицемерит и не лжет, глядя тебе в глаза».
«Так», – сказал отец, – «если ты с ней не хочешь жить, то уходи. Нечего морочить голову себе и другим».
«Во-первых, куда?» спросил сын, – «вас тут и так куча мала. А во-вторых, мой уход не оправдан перед окружающими. И так жить я не могу больше. Мне нужна рядом женщина, которая будет меня ценить и уважать».
«Э, куда хватил», – усмехнулся отец, – «ценить, уважать. Эти вещи с себя начинать надо».
Сын ничего не ответил. Выпил налитую рюмку, давая понять, что разговор окончен.
«В любом случае,» – подытожил разговор отец, «бить ее тебе никто права не давал».
«Я ее и не бил», отозвался сын, – «только замахнулся».
«Она сказала, что ты ее ударил», – сказал отец, стукнув кулаком по столу.
Мать вбежала в кухню, со страхом поглядывая то на отца, то на сына. Разговор был окончен. Сын встал, чтобы уйти.
«Сынок», – сказала мать, – «я там тебе собрала сумочку. В прихожей забери. «Уже идя по улице, он все еще продолжал мысленно спорить с отцом. «Ты еще не знаешь, что она последние полгода и спит со мною от случая к случаю. И то по обязанности. С резиновой куклой и то, наверное, было бы лучше спать. По крайней мере не чувствовал бы себя обманутым. Как можно жить с человеком, который на людях прижимается к тебе, ластится к тебе, а наедине ведет себя, как будто тебя нет рядом. Мерзкое, подлое лицемерие.
И мало того эта женщина на людях как бы наслаждается, что ты из-за ее лицемерия выходишь из себя, злишься. Она всеми силами пытается убедить всех, что вот она хорошая, и ласковая ко мне, и внимательная, а вот я полное дерьмо. Что это я на пустом месте строю невесть что, и что это я источник зол, что это я все выдумываю о ней. А она вот такая замечательная, хорошая, безгрешная.
Да лучше бы она открыто все сказала, как оно есть, чем так подличать, так лицемерить. Тогда бы я принял окончательное решение. И предпринял бы шаги к устройству собственной жизни. Ведь это подло, когда тот, кто рядом ведет долгую двойную жизнь, и не дает тебе возможности устроить жизнь собственную.
Да и не так-то оно и просто завести совестливому человеку пассию на стороне. А любовь явление редкое, пугливое и к зависимому человеку приходит с большой неохотой.
Может и правда, уйти на квартиру, пожить одному годик другой, да подождать эту вольную птицу. Так вот ведь и не все чувства к жене улеглись. Ещё кроме досады, горечи и злости, еще и надежда, и желание любить ее живет в душе. Хоть бы как-то откликнулась, хоть бы как-то отозвалась. И воспрянул бы, и делал бы для нее все с охотой, и любил бы ее как прежде».
Он не заметил, как разошелся и начал говорить вслух. Какая-то встречная женщина шарахнулась от него. Только тогда он опомнился и немного успокоился.
«Хорошо, что мы отправили сына к тёще», – продолжал размышлять он. – «Быть может, удастся нормально поговорить, и наладить отношения». Ему всё ещё хотелось верить, что он не прав в своих подозрениях. И он размечтался о том, что, всё наладится, и не надо будет никуда уходить, не надо будет пытаться начинать все сначала.
Уже подойдя к своей квартире, он услышал внутри её очень громкий разговор. Какая-то женщина что-то кричала. Прислушавшись, он все понял.
Резко толкнув дверь в квартиру, которая оказалась открытой, он ворвался вовнутрь, и, оставив сумку в прихожей, быстро прошел на кухню. Протолкнувшись через постороннюю женщину к своей жене, он со всей силы ударил ее в лицо, вложив в этот удар всю свою боль, всю свою обиду, всю свою злость на нее, за несбывшиеся надежды свои, за теперь уже явно невосстановимую жизнь свою, ранее казавшуюся устроенной и благополучной. Жена отлетела в сторону и, ударившись о холодильник, сползла на пол, и оттуда со страхом смотрела на него. Он разгоряченный, взбешенный, ринулся к ней с одним только желанием бить ее, бить до изнеможения. Он не чувствовал ничего, кроме никчемности и жены, и собственного я, и всей жизни. Женщина, оказавшаяся очень юркой, ловкой, подвижной, кинулась ему наперерез, и, обхватив его всем телом, загородила дорогу. Они чуть не упали на пол. Он в ярости попытался оттолкнуть ее, но она так плотно прижалась к нему, что он не смог этого сделать. А она, прижавшись к нему всем телом, начала гладить его по спине и шептать: «Тихо, тихо. Убьёшь ведь». Он сник, притих, а она все продолжала и продолжала гладить его по спине, и по рукам. А потом, увлекая его за собой, сказала: «Пойдем отсюда».
Жена все еще продолжала сидеть на полу, с ужасом наблюдая за происходящим. Женщина, наклонившись к ней, и, ощупав лицо, спросила:
«Челюсть цела?» Та молча кивнула головой.
До самой ее квартиры женщина что-то без умолку говорила, и все время держала его за руку. Он смутно понимал, что она говорит. Но ему был приятен и ее голос, и ее прикосновения.
«Муж забрал дочку, и сбежал к маме,» – сказала она, когда они вошли в ее квартиру. Она быстро накрыла на стол. Они немного перекусили, немного выпили, и потом, неожиданно друг для друга, как два изголодавшихся по близкому общению человека, проговорили до поздней ночи, рассказывая друг другу все о своей жизни. И женщина, чувствуя, что она с каждым мгновением нравится ему все больше и больше, все время норовила прикоснуться к нему, то рукой, то грудью, когда подавала что-нибудь.
В какой-то момент они оба решили, что пора отдыхать, и женщина пошла купаться. Вышла она из ванной в легком просвечивающем халатике на голое тело, нарочито расстегнутом внизу.
Увидев ее, он обомлел, и ему страстно захотелось прижаться ней, ласкать ее стройное упругое тело. Он встал к ней навстречу, а она, улыбнувшись ему, обняла его, прижалась к нему всем телом. И он с жадностью начал ласкать ее. Но она мягко оттолкнула его и тихо сказала: «Не спеши. Там в ванной я положила тебе чистое белье. Новое».
Он купался долго, с наслаждением, как бы смывая с себя прошлую, неустроенную внутреннюю жизнь. Чувствуя, как новые надежды наполняют его сердце, он плескался как ребенок. Потом долго обтирался и, переодевшись во все чистое, только тогда увидел, что пол в ванной сильно забрызган водой. Женщина, заглянув к нему, сказала: «Проходи в комнату я подотру здесь». Он прошел в комнату и, увидев книжный шкаф, начал рыться в книгах, неожиданно обнаружив там те книги, которые были ему интересны.
«Это моя библиотечка», – услышал он голос женщины. Обернувшись на ее голос, он увидел ее обнажённой, стоящей возле кровати. С минуту он стоял, зачарованно глядя на нее. Она, уловив его восхищение, счастливо рассмеялась и нырнула в постель.