Глава 11
– Окунь, – сказал голос снаружи. – Будка, похоже, закрыта намертво, вряд ли внутри кто-то есть.
– Я слышал от третьей смены, что там наркоманы собираются, иногда их можно развести на деньги, но обычно проблем больше, – сказал второй голос, тоже молодой, но более начальственный, строгий. – Правда, это было в прошлом году, летом. По весне холодно, они по подвалам сидят.
Внезапно железная дверь будки содрогнулась от сильного удара, металлический гул разнесся по пустому помещению, едва не заставив Ларина вскрикнуть от неожиданности и резкой звуковой волны, резанувшей по ушам.
– Черт! – вскрикнул снаружи голос, – ах, бл… как же больно!
– Железная, идиот! Это же распределительная будка, в них мертвые двери стоят, не пробьешь!
Полицейский снаружи растирал ногу покряхтывая.
– Пятка болит, – проскулил он. – Ступать не могу… ай, черт! Придется больничный брать. Я ничего не сломал, как думаешь, Окунь?
– Мозги ты себе сломал. Причем давно, – голос того, кто звался Окунем, двигался по периметру строения.
– Здесь дырка в стене, – сказал голос после некоторого молчания.
– Залезть можно?
– Нет, на два кирпича, – Скоков, стоявший ближе к отверстию в стене, услышал сопение, и даже ощутил запах курева, ворвавшийся вовнутрь. Полицейский топтался возле дыры, стараясь заглянуть внутрь. Потом он чиркнул выключателем и выругался.
– Твою мать, вчера же работал. Батарея села в фонаре.
– Возьми мой, – сказал второй полицейский.
Прижавшись локтями друг к другу, Ларин и Скоков замерли. Кажется, они даже прекратили дышать. Внезапно Ларин вспомнил про недопитую бутылку водки на столике и стоящие стаканы на одной из табуреток и у него взмокла спина. В животе заныл тягучий, как горькое лекарство, страх.
Если их сейчас обнаружат, они не смогут объяснить происхождение трупа, версия о самообороне выглядит смешно, и не потому, что она правдивая, а потому что никому из полицейских такой исход не нужен. Суд и вовсе посмеется над их рассказом. Нужно быть наивным дураком, чтобы доверить жизнь и судьбу слепой Фемиде.
Луч фонаря прорезал темноту распределительной станции. По очереди он выхватывал скудный антураж помещения – грязный покосившийся диван, политическую карту мира на кирпичной стене позади него, правее – небольшой столик с бутылкой водки, издалека непонятно, пустая она или нет, две табуретки возле стола, грязные стаканы на одной из них, под столом – пустые смятые пачки сигарет, шприцы, множество окурков… потом луч прошелся по углам, обнаружив в одном из них метлу, лопату и рваные резиновые сапоги, в другом – жестяную тару из-под пива с картонкой наверху и висящем на гвозде черном халате.
Луч двинулся по левой стене, на которой отпечатались белые прямоугольники демонтированных трансформаторных щитов. Из стен торчали толстые обрубки кабелей, концы их блестели распушенной фольгой. Правая стена выглядела совершенно голой, не считая нескольких неприличных слов, написанных черной краской или куском смолы.
– Кто-то здесь все-таки бывает, – заключил Окунь. – Вряд ли живет, но… нужно взять на контроль. Почему мы раньше сюда не заходили?
– У нас маршрут, – сказал второй. – Что нам тут делать?
– Ну да… – ответил Окунь. – Только… запах какой-то странный оттуда идет. Не то одеколон, не то еще что-то… Надо на всякий случай вызвать наряд, чтобы вскрыли дверь и проверили. На нас же потом и повесят, чуть что. Вдруг там террористы взрывчатку делают?
Ларин в эту секунду проклял себя за то, что пользуется дорогим одеколоном BVLGARI, который ему подарила жена на день рождения.
– Ну сейчас там никого нет, – взмолился второй полицейский. – Просто в рапорте укажем. Ты же не собираешься ее ногами ломать?
– Один уже сломал, – засмеялся Окунь. – Идиот.
– Я же не думал… Там вон, картонная дверь болтается, я решил, что вторая такая же.
– Эх… ладно… идти сможешь? Сейчас уже поздно вызывать, темно. Напишем рапорты, пусть сами решают, ломать или строить.
Человек за кирпичной стеной закряхтел, охнул, потом ответил:
– С трудом, постараюсь…
Зашипела рация.
– Ничего нет, – сказал Окунь кому-то. – Проверили массив, тут закрытая трансформаторная будка с металлической дверью. Пустая. Хлестов ногу повредил, хотел выбить дверь. Возвращаемся на базу.
– Вас понял, двенадцатый, – ответила рация.
– Идем, – сказал Окунь напарнику, – давай помогу, а то копыта переломаешь оставшиеся. И я с тобой калекой стану. – Голоса удалялись.
Как по команде, Ларин и Скоков опустились на корточки.
– Фу-ух, – сказал Ларин шепотом. – Кажется, пронесло.
– А вы молодец, – сказал Скоков.
В темноте Ларин повернул к нему лицо, но увидел лишь белки глаз.
– Могли меня сдать и не сдали.
– Ты так подумал? Что я могу тебя сдать?
– Мы же не в кино. Любой бы захотел выкрутиться на вашем месте. Вы же его не убивали, зачем меня выгораживать. На кирпиче мои следы, ДНК, пот. А вас бы отпустили. Не ожидал, если честно.
– Ты идиот, – сказал Ларин и положил руку на плечо Скокова. – Я уже говорил тебе об этом.
– Ага, – отозвался Скоков. – Неоднократно.
– Нужно быстрее уходить отсюда, – сказал Ларин.
– А с Поляком что? Оставим тут? Они завтра вернутся и когда обнаружат его, начнут искать, кто это сделал. Неизвестно, на каких камерах они увидят вас, а потом меня. Если постараются, могут сопоставить.
– Его надо забрать, – сказал Ларин. – Только… как? Я машину сегодня продал.
– Вы хотели везти его на машине?
– Ну не на метро же. Они в любом случае все перероют, даже если мы найдем люк и сбросим его туда, – отыщут рано или поздно. Нужно увезти его подальше.
– У тетки есть тачка, – сказал Скоков. – Не знаю откуда, старый Вольво-универсал восьмидесятых годов. Сама она никогда не ездила, стоит в гараже. Я даже заводил пару раз.
– Заводил? Значит, она на ходу?
– По идее да, из гаража я не выезжал.
– Если есть машина, нужно двигаться.
Скоков встал, подошел к пробоине в стене и вгляделся в сумерки.
– Кажется, тихо.
– Открывай дверь, идем.
Ларин встал, прошел в тот угол, где фонарь выхватил лучом грязный халат, снял его с гвоздя, вернулся и накрыл труп. Поднял сумку с деньгами, хотел достать пачки и переложить их в карманы, но вспомнил, что внутри сумки кровь.
Он свернул ее трубочкой, зажав подмышкой.
– Все, пойдем.
Оглядываясь и постоянно прислушиваясь, они шли друг за другом, пока не миновали проселок, потом бетонный забор с щелью, за ними – беспорядочные, уже начинающие распускаться кусты, две толстые ржавые железные трубы, идущие из одного конца пустыря в другой. Через десять минут ходьбы они вышли на асфальтированную дорогу.
– Метро там, – махнул рукой Скоков налево.
– В метро нельзя. Конечно, сейчас нас никто не ищет, но на ту же станцию мы точно не пойдем.
Решили пройти километра полтора пешком, потом остановили частника, доехали до школы. И только, когда они оказались у гаража, представляющего собой отдельное кирпичное строение на заднем дворе длинного складского комплекса, Ларин вдруг вспомнил, что… должна позвонить жена.
Он похлопал себя по карманам, проверил сумку, снова прошелся везде, где мог лежать его iPhone… телефон отсутствовал. Он его потерял. И скорее всего, это произошло на диване, когда он пытался уклониться от смертельной отвертки наркомана, – в тот момент телефон выскользнул из кармана куртки.
Господи, как они его не заметили, – подумал Скоков. – А если бы жена позвонила в тот момент, когда полицейские ходили вокруг бокса? Что, если они все-таки вернутся, вскроют дверь и… Не хотелось даже думать об этом.
Снова все проверил. Телефон мог выпасть в такси. Тогда не так страшно. Но рассчитывать на это не приходилось.
– Беги за ключами, – сказал он Скокову. – Кажется, я потерял сотовый. В будке.