Глава 3
Илар с облегчением опустился в короткую ванну, стоящую посреди номера, и закрыл глаза, чувствуя, как под ласковыми касаниями горячей воды напряжение его отпускает. Нелегок труд музыканта, очень нелегок. Горло немного саднило, пальцы горели – пришлось им потрудиться сегодняшним вечером. Но приятно. Приятно, когда тебя ценят не за то, что ты сын Шауса-пекаря, а за то, что ты хорошо делаешь свое дело. Тридцать серебреников и сотня медяков! Эдак можно жить!
Здешний музыкант смотрел таким голодным взглядом, что казалось – сейчас встанет и воткнет двузубую мясную вилку прямо в глаз Илару. После того как Илар исполнил первую песню, народ не хотел больше никого, кроме него, Жерес попробовал что-то спеть, но его освистали и кто-то даже кинул в музыканта огрызком пирога. Обидно, да. Илару стало немного жаль Жереса, но… свой карман дороже. Сегодня был не его, Жереса, день…
Вода медленно остывала, Илар намылился, смыл с себя пену, снова намылился, полил на себя из ковшика, черпнув воду из кадки рядом с ванной, и с сожалением вылез, осторожно шлепая мокрыми ногами. Не хватало еще грохнуться и разбить себе голову. Вытерся рубахой. Изогнувшись дугой, снова с неудовольствием осмотрел черную метку на ягодице. Потом взял свое пропотевшее бельишко и прополоскал в мыльной воде, усмехаясь, теперь заботиться о нем некому. Нет прачки, нет кухарки.
Впрочем – особой проблемы нет. Много ли ему надо? Желудок набить да чистое белье надеть, рубаху, штаны. Пока что особых неудобств Илар не испытал.
Прошел к столу, на котором грудкой лежали заработанные деньги – две кучки, одна побольше, другая поменьше. Подумал: надо обменять медяки на серебро, не таскаться же с такой кучей? Неудобно. И стражников каравана надо будет угостить с заработка; как только Илар заканчивал петь песню, они яростно вопили: «Накидаем музыканту денег! Даешь денег музыканту!» – и сыпались монетки. Без них, возможно, он столько бы не заработал. Да и просто из чувства благодарности – за все надо платить, так учил его отец. Долг превыше всего. Парни подобрали его, накормили, напоили, помогли, он тоже должен им помочь. Мир держится на добрых делах… так говорил отец. Впрочем, он мог и ошибаться.
Выбрал медную монетку, посмотрел на нее и положил назад – чего мелочиться? Можно позволить себе и серебряную! Заработал! Серебро гораздо лучше для гирикора. Сел на табурет, поставил локти на стол и задумался. Представился труп старика, которого Илар бросил в избушке, даже не похоронив. А тот ведь что-то говорил про похороны… надеялся на Илара.
«Ну – говорил! И что? Кто его просил делать меня черным колдуном?! Я просил приманивать меня?!
Не по себе как-то… вроде как совершил подлость. Все равно следовало похоронить старикашку, даже если он и был зловредным колдуном. Испугался? Наверное… Прикасаться в высохшему трупу, опять же – копать яму, когда так хочется есть…
Вот почему! Жрать хотел! Потому скорее и сбежал! Все-таки я гадина.
А что – хорошее начало для жизни черного мага, хорошее. Первую пакость сделал. Ладно, хватит упиваться своей гадостностью и чернотой, делом надо заняться и проверить, что я могу.
Итак, берем монетку… надо начертить на ней крест, чтобы потом не перепутать с обычными монетами. А на цепочку потом повешу. Не знаю только – можно ли будет в ней провертеть дырку, вдруг гирикор испортится? Впрочем, потом можно сделать оправу, и повесить на веревочку. Или на цепочку. Будет висеть на груди, как положено. Ювелиру скажу, что монетка дорога как память, как первый заработанный серебреник, и что он у меня амулет на удачу. Поверит, нормально!
Итак… берем немного крови… надо нож прокалить на огне, как бы лихорадку не занести. Нож-то старика, вдруг там зараза какая! Ага… вот так. Ай! Больно… Мажем монетку кровью… так… ну, погнали!»
Илар начал вчитываться в заклинание изготовления гирикора, положив книгу рядом с масляным фонарем. Слова впечатывались в мозг, Илар с удовольствием читал незнакомые слова, испытывая при этом почти физическое удовольствие. В занятиях магией были свои приятные моменты…
Наконец волшба прочно улеглась в голове молодого мага, и, не откладывая на потом, он начал выпускать волшебство в мир. Странные, хлесткие слова вылетали в пространство одно за другим. Илар еще не умел выстреливать заклинание целиком, оно выходило из него медленно, туго, мозг как будто не хотел расставаться с волшебными словами.
Но вот длинное, нудное заклинание покинуло Илара и впиталось в монету, политую кровью мага. Теперь оставалось только лишь взять монету в руки, и волшба будет завершена.
Илар осторожно протянул руку к гирикору, на секунду остановился, не решаясь взять его пальцами, потом резко опустил руку вниз и накрыл монету ладонью.
В воздухе что-то щелкнуло и запахло, будто после грозы. Защипало, кожа горела, как если бы Илар прикоснулся с раскаленному металлу. Стало ужасно больно, и он едва не убрал руку, огромным усилием воли заставив себя держать ладонь на месте.
Нужно было держать не менее пяти секунд, об этом говорилось в сноске. Выдержал дольше, убрал руку тогда, когда из глаз от боли выступили слезы.
Боль сразу прекратилась, на ладони не осталось и следа от «ожога». Монета так и лежала на столе, только стала темной, почти черной, будто много лет пролежала в болоте. Илар находил старые монетки, выглядели те именно так – черные, не позволяющие даже разглядеть металл, из которого они сделаны.
Илар с опаской и надеждой смотрел на монету, ставшую магическим инструментом, и не решался снова ее коснуться. Потом потрогал пальцем, готовый отдернуть руку, как только припечет, – нет, все в порядке.
Вздохнул, взял монетку, ставшую гирикором, сжал кулак, прислушиваясь к ощущениям. Почему-то ему казалось – сейчас должно что-то произойти. Ну не гром и молния, но что-то… магическое, что ли, такое, что он сразу ощутит – да, волшебство работает! Но нет, все было тихо, благопристойно. Постоялый двор спал, и только за окном слышалась пьяная песня, в которой Илар без труда узнал «Желтый клювик», который сегодняшним вечером ему пришлось пропеть десять раз. Расходились последние посетители трактира, улица погружалась в предрассветную тьму и покой.
Поколебавшись, Илар решил продолжить свои исследования, хотя у него уже слипались глаза и было совсем не до колдовства. Открыв книгу, выбрал первое попавшееся заклинание – вроде это было заклинание от злых собак – и загрузил в память. Раз! Заклинание от вшей – два! Заклинание усиления голоса – три! Заклинание напускания озноба – четыре! Зажечь свечу – пять! Потушить свечу – шесть! Вскипятить воду – семь! Остудить воду – восемь!
Влезло двадцать три заклинания. Двадцать четвертое уже не хотело лезть – огненные буквы не вспыхивали перед глазами, и, как только взгляд скользил в сторону, заклинание тут же испарялось из памяти, бесследно, словно и не читал его секунду назад. Все понятно. Его нынешняя память, даже с помощью гирикора, не позволяет загрузить более двадцати трех заклинаний. Но и так хорошо! Даже с гирикором многие волшебники не могут загрузить более десятка заклинаний! По крайней мере, так следовало из книг.
Илар довольно хмыкнул и решил проверить, как действуют заклинания. Свечи у него не было, вшей тоже, а вот подогреть воду… почему бы и нет?
В этот раз заклинание вышло уже быстрее, всего за полминуты. В комнате почему-то запахло цветами, а потом – похолодало, как будто ударил мороз. Илар запрыгал на месте, обхватив себя руками; он так и расхаживал голышом, все равно сейчас хотел ложиться спать. Подскочил к штанам, нацепил на себя, нацепил рубашку, накинул куртку – ухх… хорошо!
И только потом сообразил – какого демона стало так холодно, если он кипятил воду в ванне?! Наоборот, сейчас должно было потеплеть!
Бросился к заколдованному объекту и… оторопел, не веря своим глазам, – вода в ванне превратилась в лед! Она замерзла, выпучившись из сосуда мутной мыльной глыбой, и слегка потрескивала, распускаясь в тепле гостиницы.
Илар закрыл глаза, помотал головой, снова поднял веки – нет, глыба льда вместо воды никуда не делась, глаза не обманывают. Тогда маг потыкал в лед указательным пальцем. Палец онемел – глыба была очень, очень холодной, такой холодной, какой лед в природе и не бывает!
Илар отошел к табурету, сонливость как рукой сняло. Минут пять тупо смотрел на сотворенное чудо и размышлял о том, как все непросто в этом мире и какие сволочи эти боги, сотворившие ТАКОЕ. Или старик сволочь – заклинание, которое должно кипятить воду, ее замораживало, хотя четко было сказано: «После того, как ты задействуешь это заклинание, будь осторожен, берегись, не ошпарься брызгами кипятка!»
Да какие там брызги?! Какой кипяток?! Он что, измывается? Ну что же, тогда нужно действовать от противного. Если заклинание, которое кипятит воду, ее замораживает, то замораживающее должно кипятить!
Илар нашел в памяти замораживающее заклинание и выпустил его в мир, целясь в ванну. Если следовать извращенной логике старикашки, колдовство должно было вскипятить воду, то есть сделать прямо противоположное тому, что сказано в комментариях к заклинанию.
То, что произошло после активирования замораживающего заклинания, Илара просто потрясло и едва не стоило ему жизни. Если не жизни, то здоровья точно – поломка пары ребер, а то и костей ног. Ванна, мирно стоящая на своих медных ножках, вдруг присела, как зверь перед прыжком, и скакнула в сторону Илара, зарычав, как собака. Только быстрая реакция спасла мага от повреждений, он вскочил на кровать, и обезумевшая ванна снесла табурет, где колдун только что сидел. Потом начала биться о край кровати, повизгивая и царапая пол причудливо изогнутыми медными ножками.
Илар стоял на кровати, прижавшись спиной к стене, покрытой небольшим ковром, тупо смотрел на визжащую ванну, добирающуюся до его молодого тела, и думал о том, что никогда не бывает все хорошо и правильно. Ну вот скажите на милость, с какой стати заклинание для замораживания на самом деле оказалось заклинанием одушевления? И еще: с какого рожна он смог активировать заклинание высокого уровня, хотя является не то что подмастерьем – самым что ни на есть презираемым, жалким новичком низшего уровня?
Ванна злобно подпрыгивала, и, если бы не мощные перекрытия, на которых держался пол второго этажа гостиницы, весь этаж сотрясался бы, как от землетрясения. Впрочем, и так, того и гляди, в дверь постучат работники гостиницы осведомиться у постояльца: с какой стати он, идиот проклятый, затеял посреди ночи пляски и прыжки?
Нужно было что-то делать! И новоиспеченный маг сделал то, что единственно мог сделать: поочередно применил все заклинания, которые знал. Точнее, те, которые еще не применил, – двадцать одно заклинание.
Вначале пошло заклинание избавления от вшей – оно окрасило лед в ванне в зеленый цвет.
Потом заклинание озноба – в ванне ничего не изменилось, но повизгивать она стала в ритме песни «Моряки Унборна».
Зажечь свечу! Ванна начала кружиться на месте и напевать «Птичку с желтым клювом», отчего Илар пришел в ярость и попытался пнуть вредную емкость, свесив ногу с кровати. Это чуть не лишило его ноги, потому что ванна перестала петь и атаковала ногу, стараясь прижать ее к дереву кровати.
Отпрыгнув назад, похолодевший Илар стал лихорадочно соображать, чем же заглушить злобную одушевленную тварь, которая, как собака, кидалась на своего благодетеля. И тут его осенило! Заклинание от злых собак!
Илар выпустил искомое заклинание, в глубине души сомневаясь, что оно даст какой-то эффект. Вернее, что даст нужный эффект. Вообще, в нынешних обстоятельствах было неясно, как подействует какое-либо заклинание, – выпускаешь заклинание от блох, а вдруг вместо искоренения кусачих гадов оно раскроет портал и вызовет демонов из иного мира?
Вопреки ожиданию, ванна вдруг вздрогнула, пару раз подпрыгнула на месте, громыхнув всеми четырьмя ножками, потом припала к полу, согнув передние ноги, и тихо завизжала, как собака, извиняющаяся за свое преступное деяние. Илар перевел дух, осторожно спустил ногу с кровати и поболтал ею в воздухе – нет, нападения не последовало. Ванна осторожно подошла к ноге, «понюхала» ее, потерлась передней стенкой и встала рядом с кроватью, издавая звуки, похожие на сопение.
Илар осмелел, спустился с кровати, встав над ванной, уперев руки в бока, посмотрел на медное «существо» и нерешительно скомандовал:
– В угол! Туда! Иди в угол! Туда иди! Быстро!
Ванна послушалась: топоча, побежала в противоположный угол комнаты и встала там, нетерпеливо перебирая ножками.
– Стой там и не выходи! – продолжал командовать Илар и, убедившись, что команда исполнена, сел на край кровати, схватившись руками за голову.
На удивление, несмотря на топот одушевленного корыта, никто не пришел проверить, что тут делает Илар, и появилась надежда на то, что все обойдется. Вопрос только в том, сколько действует заклинание – час, два, пять часов? Да кто знает… только не Илар, это точно. И теперь оставалось рассчитывать лишь на удачу – если до утра действие заклинания одушевления прекратится, все пройдет тихо. Если нет… об этом Илар думать не хотел. Пойдет пешком – что еще поделаешь? Вряд ли караванщик отправится в путешествие с черным колдуном.
Решив на сегодня закончить с заклинаниями, Илар захлопнул книгу, уложил ее в вещмешок, сбросил куртку, штаны, рубаху и с разгону, слегка дрожа от холода и возбуждения, запрыгнул в кровать и юркнул под одеяло. Фонарь гасить не стал. Илару хотелось света, жутковато оставаться в темноте наедине с ванной, скребущейся где-то в углу. Илар искоса следил за этим «существом» – вдруг подкрадется, вдруг что-то сделает?
«Вот это я влип! Проклятый старикашка… С чего это у меня получается непонятно что? Ну почему, почему выходит такая ерунда?! Ведь так вначале все чинно, обыкновенно, по правилам – заклинание запоминается, потом выстреливается, но… получается невесть что?!
Ладно, давай подумаем. Итак, насколько я помню, волшебство связано с сутью человека, с его способностью управлять Силой. Для этого мозг каким-то образом, с помощью заклинаний, управляет процессами. И вот эти самые процессы у меня нарушены! Те заклинания, которые у других колдунов вызывают определенные действия, у меня совершают совсем другое, отличное от того, что следует ожидать! Почему?
Давай рассуждать: главное тут мозг. Когда старикашка запустил в меня Силу, та перестроила мой мозг под себя. И вот тут-то вся закавыка! Мозг перестроился не так, как надо!
И чем я отличаюсь от других людей? Это вопрос. А если… Точно. Понял! Перед тем как старик начал запускать в меня Силу, мне разбили башку! Вот! У меня был поврежден мозг! И Сила перестроила раненный после удара дубиной по макушке мозг. То-то меня тошнило, то-то у меня такая шишка была! Возможно, череп треснул. Эти гады, похоже, хотели меня убить, да не вышло. Спасибо, папа, за крепкий череп. И мама. Если бы не толщина черепа, гнил бы я сейчас там, на берегу речки. Ели бы меня черви и мухи…. бррр…»
Илар закрыл глаза, на него снова навалился сон, и от объятий бога сна не смогли уберечь даже поскребывания и повизгивания мятежной ванны, булькающей зеленой жижей, получившейся от тающего в ней льда.
Через минуту незадачливый волшебник уже спал, страдальчески скривив физиономию и дергая веками, когда ему снились сны.
А снился ему худой высохший старик, который грозил в его сторону кулаком, снился однорог, гнавшийся за ним по лесной тропе и норовивший загнать рог в зад колдуну до самого основания.
А позже приснилась живая ванна: Илар сидел в ней обнаженный, с обнаженной женой караванщика. Женщина обнимала парня за плечи, ванна неслась по улице городка лесорубов, а сзади с криками и руганью бежал сам Юстан, держа в руке здоровенную дубинку. Следом толпа охранников, которые кричали: «Ты нас обманул, проклятый колдун! Повесить его за…»
Та часть тела, за которую его хотели повесить, еще очень пригодится жене караванщика и самому Илару – он это знал точно, потому маг поторапливал ванну, требуя бежать во весь опор, и нахлестывал ее плеткой-треххвосткой. Ванна неслась, как скаковая лошадь, но на повороте не удержалась и на всем скаку с грохотом врезалась в забор, окружающий постоялый двор. Илар вывалился из ванны прямо на караванщицу, и тут его настиг Биргаз, занося над ним дубинку с криком: «А-а-а! Илар! А-а-а!»
Илар, проснувшись, чуть не закричал от ужаса. Секунды три не мог сообразить, где находится и откуда идет голос Биргаза, потом сообразил – из-за двери!
– Иссар, вставай! Э-э-а-ай! Караван через полчаса отправляется! Надо еще позавтракать!
– Иду! – крикнул Илар, вскочил с кровати, радуясь, что это был сон. И тут увидел в углу ванну, вспомнив все, что происходило ночью. С замиранием в сердце он заглянул в ванну – лед почти растаял, но цвет вода так и не сменила – зеленая, как море.
Ванна уже не подавала признаков жизни – одушевление, слава богам, прошло.
Илар схватил вещи, натянул их на себя, сгреб монеты, так и лежавшие на столе, сложил в объемистый кошель старика, покрепче привязал к поясу, накинул на плечи вещмешок и далир, отодвинул засов двери и вышел в коридор.
Его немного волновало, как отреагирует прислуга, увидев в ванне зеленую воду, но решил – будь что будет. Может, у него прихоть такая – подкрашивать воду специальной краской? Кому какое дело? Может, это такая соль для ванны – мать иногда применяла ароматические соли, подкрашивающие воду в разные цвета. Отец говорил, что любит, когда от нее пахнет цветами. Вот, может, и он, Илар, такой избалованный парень!
Спустившись вниз, в зал трактира, Илар поздоровался со своими новыми товарищами, нашел место с краю стола, схватил кусок лепешки, намазал его маслом и стал есть, запивая налитым из кувшина горячим фруктовым отваром. В разговоры он не вступал.
Есть не хотелось, но мама всегда говорила, что завтрак для здоровья важнее всей еды. Хочешь быть здоровым и веселым – ешь утром, а вот ужин есть не стоит, если не хочешь потолстеть и заболеть. Впрочем, Илар ее не особенно-то и слушал, наедаясь в любое время суток, и при этом не толстел совершенно – на зависть матери.
Через полчаса Илар уже сидел в фургоне, опершись на стенку, и дремал, покачиваясь в такт колебаниям повозки. Спать хотелось ужасно – ночью удалось поспать всего часа два или чуть больше, потому бог сна так и не отпустил юного мага из своих объятий.
– И что? В лесу ночуем?
– Нет. Хозяин не любит ночевать в лесу. Так-то на дороге спокойно; видел, патрули стражи ездят? Вот! Но все равно не стоит рисковать. Хоть и охрана у каравана приличная, хозяин на охрану никогда не скупится. До заката успеем! Вон за ту горку заедем, видишь, на горизонте? А там уже и постоялый двор. Отдохнем, а ты поработаешь. Я смотрю, у тебя хорошо получается! Монет нормально собрал. Если бы каждый раз не тратил на комнату, больше бы подкопил. В столице молодому парню деньги нужны, столица деньги любит. Одеться, обуться, опять же – комнату снять. У тебя есть в столице родня? Знакомые?
– Хмм… нет. Нет!
Илар соврал – родня-то у него была, но вот захочет ли эта самая родня его принять за своего? Вряд ли. Да и не нужно, на кой демон ему эти люди, которые легко отказались от матери, когда та не оправдала их надежд? Дяди, тети, двоюродные братья и сестры – как они приняли бы провинциального паренька, зарабатывающего на жизнь пением и бренчанием на далире?
Бродячие музыканты, комедианты, кукольники и всяческие жонглеры с акробатами всегда считались людьми последнего сорта, чуть выше проституток и рабов. Да еще крестьян.
– А чем собираешься в столице заниматься? Что будешь делать? Играть в трактирах?
– Почему бы и нет? – слегка ощетинился Илар. – А чем плохо?
– Да нет… я не хотел тебя обидеть, – улыбнулся Биргаз и вытер лоб тыльной стороной ладони, – ничего плохого в этом нет! И деньги ты неплохие получаешь. Вчера вон, если меня глаза не обманули, тебе золотой кинули? Ладно, ладно – не темни, кинули! Я видал! Кстати, ты поаккуратнее с деньгами, береги. Ты бы лучше сдал их под расписку Юстану, за небольшой процент, он бы хранил у себя в кассе, а у тебя голова бы не болела. А то украдут или потеряешь.
– А много берет? – Илар наморщил лоб, натужно соображая, как лучше сделать. У него никогда не было в кармане больше пары серебреников, потому все эти денежные дела явились для него откровением – хлопоты, возня и… тяжесть. Мешочки с медью весили совсем не мало. Да и кошели с серебром уже оттягивали руки и пояс.
– Процент возьмет, конечно, – за хлопоты. И можешь у него же обменять серебро и медь на золото. Он занимается обменом, тоже за процент. И объем меньше будет. Сам смотри: за двадцать серебреников – одна монета! Положил, и не думай о тяжелом мешке. А сколько медяков? Серебреник – двадцать медяков. На золотой придется четыреста медяков! Представляешь, сколько места освободится? Оставь себе на мелкие расходы серебра и меди, остальное в золотишко. А как приедем в столицу, заберешь у хозяина. Кстати, не беспокойся насчет честности, отдаст. Хозяин никогда не обманывает с деньгами, это все знают. Тем более что у тебя же будет расписка, а это, считай, как деньги. Кстати, давно хотел тебе сказать. – Биргаз приглушил голос и заговорщицки подмигнул: – Ты умный парень, как оказалось! Угощаешь ребят, не скупишься. Понимаешь, какая штука… ребята хорошие, да, но… зависть. Слышал про такой порок? Ты молодой, можно сказать, юный, а зарабатываешь столько, сколько им и не снилось. Лучше отдать часть – тебе это дорого не встанет, зато ты спокоен, что тебя не обворуют… ну, почти спокоен. Доверять на сто процентов никому нельзя. Мне – можно!
Биргаз радостно засмеялся, посерьезнел и нахмурил лоб:
– О чем мы с тобой начали говорить? А! О столице! Так вот, лучше не по трактирам играть, собирать медяки с заплеванного пола, а пристроиться к какому-нибудь важному господину, лучше всего при дворе. Будешь исполнять им песни за обедом или ужином, деньги получишь гораздо бо́льшие, чем от пения в трактирах, постоянное жилье, стол и все такое прочее. Если станешь придворным музыкантом, вообще хлопот иметь не будешь, жизнь, как в золотой вазе!
– Чего ты там ему в уши вдуваешь? – закряхтел возчик, взбираясь на облучок и забирая из рук Илара вожжи. – Лучше быть свободным, сам по себе, чем прислуживать господам! Захотел – играешь, не захотел – не играешь! А там – хошь не хошь, а придется петь!
– Облегчился? – ехидно осведомился Биргаз. – Или дерьмо все еще на мозг тебе давит, не дает соображать? При дворе будет постоянство, сытная жизнь! А ты вот что получил, мотаясь с хозяином по всему свету? Много ли заработал? И разве ему ты не служишь, господину?
– Ты дурак, Биргаз! – лениво сказал возчик и сплюнул, всем своим видом выражая презрение. – Плечи надул мясом, ляжки как у быка, а соображения нет и медяка! Я получаю за работу и лишнего делать не буду! А если не устроит этот хозяин, уйду к другому! Но я не прислуживаю ему! А при дворе – там надо хозяевам зад лизать! Это не по мне! А если парнишке это нравится, пусть идет. Меня вот нынешняя работа устраивает. Я вижу мир, новых людей, могу снять шлюху, если захочу, могу выпить, а дома жена – ззззз… ззззз… ззззз… Какие дома шлюхи, какое вино, она мне всю макушку прогрызет своим нытьем! Тут я свободен!
– Слыхал, Иссар? И этот человек что-то советует по жизни! Ему жена жить не дает, и он сбежал на волю! Трус! Что ты понимаешь в дворцовой жизни, болван?! Ты хоть раз бывал ближе чем в ста шагах от дворца императора, деревенщина? Еще что-то советует! Тьфу!
– Как будто ты бывал! Сидел рядом с императором на троне, да? Брехло!
– Сидеть не сидел, а во дворце бывал, – спокойно парировал Биргаз, – так что, если не знаешь, не трепи языком. Я в дворцовой охране работал и знаю все наверняка.
– И чего же ты уволился оттуда, если там все так сладко? – недоверчиво переспросил возчик. – И зачем шатаешься по свету, протирая зад о седло? Что-то не верится!
– В жизни есть много такого, в чем не разберутся и мудрецы, а уж такой болван, как ты, точно не разберется, – туманно пояснил охранник. – Не твое дело, почему я уволился. Были причины.
– А я слышал что-то такое, – послышался голос позади, и, посмотрев вправо, Илар увидел одного из стражников, незаметно подъехавшего сбоку, – это не ты ли тот уснар, в которого влюбилась наперсница принцессы Аугиры, девица Есенна? Та-а-акой скандал был! Уснара с треском вышибли со службы, а девицу – бывшую девицу – с раздутым пузом отправили в провинцию, рожать. Интересно, как это тебе башку не отрубили? Как это ты отделался всего-то лишением званий, денежными вычетами плюс изгнание? За меньшие прегрешения гноили в темнице до конца жизни! Это же надо – соблазнить троюродную сестру принцессы!
– Принцесса вступилась. Вернее, Есенна, потом и принцесса. Если бы не они… – Биргаз угрюмо задумался и тяжело вздохнул, – с тех пор не видел мою любимую. Где-то у меня сын растет… или дочь. А может, и в живых ее нет, моей Есенны… ничего не знаю. Ребенку сейчас должно быть уже года два.
– И ты так и не пробовал увидеть свою любимую? – с интересом переспросил Илар, которого история Биргаза очень заинтересовала. – Можно же было поехать за ней, попробовать выкрасть, убежать с ней и жить где-нибудь в провинции припеваючи! Почему так не сделал?
– А малец-то дело говорит, – усмехнулся возчик, – что, духу не хватило? Тоже мне любовь… значит, и не любил никогда! Вранье одно!
– Не трогай грязными руками… – Голос Биргаза был сдавленным, а глаза метали молнии. Возчик даже испугался и слегка отодвинулся от разъяренного охранника. Но тот быстро успокоился, взял себя в руки и грустно выдохнул: – Нельзя. Это может угрожать ее жизни. И жизни моего брата. И родителей. Мне сказали, что если я не отстану от Есенны, то мои пострадают. И я верю – мне грозили люди очень, очень серьезные. Да и куда я убегу? Что я умею делать? Драться. Воевать. Больше ничего. Разве я могу обеспечить ей ту жизнь, которую она заслуживает? Есенна королевской крови, ее родители очень богатые люди… и заносчивые. Для них простолюдины – как животные. Ты, Иссар, скоро встретишь много таких дворян, которые считают простолюдинов животными. Столица переполнена ими, как выгребная яма дерьмом. Но если вести себя правильно, соблюдать определенные условия, то и тебе может перепасть кое-что от их щедрот. – Биргаз помолчал, закусил губу, потом пожал плечами: – А впрочем, смотри сам. Может, Зерхель и прав, тут свободнее, хотя не так выгодно и чисто. При дворе только и смотри, чтобы не сказать лишнего или чтобы, наоборот, вовремя сказать то, что нужно. Интриги, скандалы, разврат и зависть – столица, средоточие зла. И денег. Все деньги со всей империи стекаются именно туда, и, если суметь подставить ладони под этот полноводный поток монет, можно кое-что и поймать. Люди приходят в столицу голые, бо́сые – и наживают себе дворцы, выезды лучших лошадей. Как? Это каждый решает для себя сам. Одно скажу – чтобы выбиться наверх, нужны хитрость, ум и… умение примиряться со своей совестью. Если совесть слишком раздута – успеха не жди. Совестливых столица не любит. Она их пожирает, как голодный дракон!
– Ну, ты и расписал, – усмехнулся второй стражник, – напугал небось парня. Не переживай, музыкант, все не так плохо! Это командира жизнь немного пожевала, а вот отойдет немного, успокоится и снова ринется на штурм столицы! И любимую свою найдет, уверен! Или я не знаю своего начальника?!
– Заткнись, Димар, – беззлобно усмехнулся Биргаз, – ничего уже не хочу. Ни славы, ни почестей, ни светской жизни. Честно – уехал бы со своей любимой подальше и забыл бы обо всем на свете, кроме своей семьи. Если бы это только было возможно…
– Все в наших руках, – неожиданно для себя заявил Илар. – Если сидеть на одном месте, плакать и стенать: «Ничего не получится, все равно ничего не выйдет», – оно и не выйдет. Боги любят смелых!
– Хмм… а ты шустрый парень. – Биргаз внимательно посмотрел на Илара и покачал головой. – Далеко пойдешь. Когда станешь важной персоной в империи, найди и мне местечко возле себя, хорошо?
– Хорошо, – серьезно кивнул Илар, – я не забываю друзей.
– Хе-хе-хе! Важная персона! Я сейчас упаду! – Возчик радостно рассмеялся, с привизгом, брызгая слюнями и фырча, ему вторил охранник, но Биргаз серьезно кивнул и на секунду прикрыл глаза в знак согласия.
– Эй, хозяин зовет музыканта! – крикнули сзади, и Биргаз подмигнул Илару:
– Вот! Иди, как раз и деньги поменяешь. Смотри не свались под колесо, с грузом-то!
– Да… – с неопределенной ноткой протянул возчик, – хорошо парень заработал. И за что? Сиди себе бренчи да вопи в такт бренчанию – а дураки тебе деньги кидают! Ну чем не жизнь! Я умел бы играть, тоже бы зарабатывал! Работка для лентяев! Дурацкие песенки выкрикивать! И за что только такие деньги платят?!
– Болван завистливый, – сплюнул Биргаз, – ты еще научись играть и петь! Да так, как этот парень! Боги не всем дают это умение, далеко не всем! Это дар богов – веселить людей, трогать их души! А ты что умеешь? Поводья дергать? Баб за зады щупать? Бесполезный ты человек, что навоз из-под лошади! Нет, навоз на огород можно накидать, урожай будет хороший, а ты так вообще бесполезен этому миру!
– Это почему я бесполезен? – обиделся возчик. – Да я…
Илар не стал дослушивать переругивание спутников, упражнявшихся в остроумии с утра до вечера, осторожно спрыгнул с повозки и побрел в середину каравана, где обитал Юстан. Биргаз тронул верную струну в душе Илара, тот уже подумывал о том, как бы не потерять заработанные деньги. За две недели, что они ехали по тракту, Илар заработал кругленькую сумму.
Общение с хозяином каравана заняло два часа; вначале Илар поменял деньги, взял расписку, облегченно вздохнув, – мешок с деньгами ощутимо оттягивал руки, потом пел Юстану и его жене, которая беспокоила Илара больше всего в этом путешествии.
Женщина все время поглядывала на Илара так, будто тот был не человеком, а куском вкусного мяса, а она – тигрицей, голодавшей уже неделю. Илар боялся даже взглянуть в ее сторону, будто она обладала способностью заколдовывать.
Трижды, когда он отдыхал в своей комнате после трудного рабочего вечера, Илар слышал, как кто-то осторожно стучал в его дверь. Илар не открывал, он каким-то чутьем сразу понял – это Гатруза. Зачем пришла? Ясно зачем. Вот только планы Илара не совпадали с планами этой любвеобильной женщины. Не дайте боги, об интрижке узнает Юстан! Караванщик человек крутой и точно не оставит предательство без возмездия. Возможно, что свою неверную жену он и простит, ведь любит же, но какого-то приблудного музыкантишку просто разотрет, как плевок на булыжнике тракта.
Не сказать, чтобы Илару не хотелось обладать женщиной, тем более когда перед глазами вертится невероятное количество особей женского пола различного размера и статей, но шлюхами он брезговал, а на приличных девушек времени не было. Да и где ее взять, приличную? Какая приличная девушка пойдет в трактир, чтобы выпивать с возчиками и охранниками? Это просто смешно.
Илар уже подозревал, что ему все-таки придется перешагнуть через свои убеждения и воспользоваться услугами какой-нибудь из девиц почище.
Во-первых, очень уж хочется женщину, просто невтерпеж, – ему всего семнадцать лет, кровь-то играет!
А еще – спутники Илара уже поглядывали на него как-то странно: симпатичный мальчик, женщинами не интересуется, уж не извращенец ли он?
Вообще-то за мужеложество в империи не преследовали, но и не приветствовали подобные развлечения; те, кто был у власти, старались скрывать свои наклонности, если хотели сделать карьеру. Считалось, что такое поведение – от влияния демонов, а те, кто склонен считать людей одного с ними пола объектами вожделения, если поддадутся позыву, в конце концов окажутся в Подземном Мире, где Главный Демон будет забивать им в зад раскаленный стальной стержень.
Впрочем, как и всегда, был способ избежать наказания, раздав жрецам основных храмов богатые дары, с тем чтобы жрецы молились своим покровителям и просили забрать нарушителя нравственности после его смерти на небо, в свои чертоги.
Все имеет свою цену, так считали в империи, и века, через которые плыл корабль-государство, иногда цепляясь за мели и рифы, но успешно продвигаясь вперед по житейскому морю, лишь утверждали подданных в этом убеждении.
Все имеет свою цену… убийство, предательство, подлость, нравственность и похоть. Плати – и ты будешь недосягаем ни для закона, ни для гнева богов. В это верили многие, очень многие, и жизнь подтверждала правильность этого вывода.
Вернувшись из фургона Юстана в свой, Илар облегченно вздохнул, открыл пробку тыквенной фляги и отпил прохладной воды, смешанной с кислым соком. Караванщик умел сохранять жидкость холодной в специальном ящике, выложенном многослойным войлоком и подбитом толстой тканью. Ледяная вода из колодца и сок из холодных погребов отправлялись прямо в ящик, чтобы весь день караванщик и его супруга могли наслаждаться холодным питьем.
Илар с усмешкой думал: если бы караванщик знал, кого он везет… интересно, что бы он сделал?
Все время, что Илар путешествовал с караваном, он пытался исследовать доставшееся ему колдовское умение. Вернее – неумение. И получалось пока что плохо. Все, что Илар сумел за это время выяснить, это то, что заклинания, которые он использует, действуют абсолютно непредсказуемо.
Например, заклинание заморозки, бывшее некогда заклинанием кипячения, то наглухо замораживает некий объем воды, например, содержимое кружки, то лишь слегка охлаждает его. И как подействует то или иное заклинание, угадать невозможно. Вот только что замораживало и вдруг перестает замораживать. Раз пробует, два, три – ничего, на четвертый раз снова заморозка работает. А с заклинанием окраски? То оно окрасит в зеленый цвет, то в красный, то вообще выбелит добела, до цвета свежевыпавшего снега!
Илар голову сломал, соображая, почему так получается, – ну все перебрал, от травмы головы до… в общем, вспомнил он слова старой колдуньи, утверждавшей, что Илар и магия несовместимы. И что его мозг глотает магию, сопротивляется ей, портит заклинания. Может, такова его природа? Так Илара создали боги?
Версия не самая плохая, и в нее укладывалось то, что Илар увидел за время своих попыток колдовать. Заклинания не действуют, а если действуют – совершенно иначе, чем должны бы, и, если подействовали, сила заклинания может опуститься ниже подошвы или взлететь выше горы.
Илар ни разу не использовал заклинание одушевления. Во-первых, он знал, что подобные заклинания могут использовать только черные колдуны. Это сродни одушевлению мертвых тел – особо сильные черные колдуны могут поднимать мертвые тела, на время вселяя в их хозяина тела.
Илар читал об этом в книге, которая называлась «История магии от древности до наших дней», под авторством Сигура Синисского, магистра магических наук. Этот самый Сигур утверждал, что в одушевлении мертвых тел нет ничего особо сложного, вот только уровень черного мага, производящего данное деяние, должен быть довольно высоким. Сложность заключалась в том, что мертвец, в которого вернулась душа, обязательно нападал на колдуна, призвавшего душу из Подземного Мира. Или с Небес – если душа попала на Небеса.
Почему нападал? Да кто знает… расспросить мертвеца не смог еще никто; они или убивали волшебника, который его оживил, либо тот вовремя сбегал, либо этого мертвеца разрубали на части, которые уже не могли добраться до своего «благодетеля» и лишь беспомощно извивались на земле. Никто не нашел заклинания, подчиняющего этого самого мертвеца.
Кроме Илара, наверное? Он не был в этом уверен: как узнать, умеет он оживлять мертвецов или нет? Единственный раз, когда Илар одушевлял, он одушевил заведомо неживой предмет – ванну. Безумная ванна, которую он подчинил себе в номере гостиницы, не могла ему ничего сказать, а мертвеца, которого можно поднять заклинанием, Илар пока не имел. И слава богам! Ему очень не хотелось оказаться рядом с мертвецами… Пока путешествие протекало размеренно, благополучно до скуки, без трупов и мертвецов – и хотелось, чтобы так же «скучно» было и дальше.
Кстати сказать, в книгах описывались черные колдуны, которые умели поднимать мертвых, разговаривать с ними и даже управлять покойниками, как Илар управлял живой ванной. Так что, скорее всего, трактат о магии врал, намеренно или по неведению – этого теперь уже не узнать. Автор трактата жил пятьсот лет назад, так что спросить у него будет проблематично.
Поразмышляв над природой магии, над своей несчастной – или счастливой?! – судьбой, Илар решил осмотреть далир и настроить для игры. Достал инструмент из чехла, огладил по крутым бокам, тронул струны… и вдруг у него стала складываться песня – новая, не похожая ни на одну из тех, что Илар слышал раньше.
Это была песня про молодого воина, полюбившего особу королевской крови, девушку необычайной красоты. Они тайно встречались жаркими ночами, и скоро все заметили, что с девушкой неладно, и… воину пришлось бежать, чтобы спасти свою жизнь от кары, а девицу выслали из дворца и заключили в башню, где она и страдала, глядя на луну.
В положенный срок родился ребенок – сын этого самого воина, прекрасный малыш с золотыми волосами. Девушка назвала сына именем своего возлюбленного и все ждала, когда воин прискачет на вороном коне и заберет ее, унесет далеко-далеко, туда, где они будут счастливы.
Но воина все не было, а красавица старела. Старела, тосковала, пока не умерла от тоски. А умирая, дала юноше кольцо и сказала, что это подарок его отца, и, когда юноша встретит папашу, покажет кольцо – тот признает его сыном.
Тюремщики похоронили девицу, а юношу выгнали прочь без гроша в кармане. Но он был сильным, ловким и, когда однажды на дороге на него напали разбойники, убил их голыми руками, забрал оружие, награбленные бандой сокровища, стал воином, а потом пошел в дальние края, где прославился своей силой, жестокостью и воинскими умениями. Его уважали, боялись, и по прошествии времени юноша набрал войско, отправившись мстить тем, кто замучил его мать, и тем, кто отправил ее в изгнание.
Мстителя встретило войско во главе с могучим воином, который предложил ему поединок. Конечно, юноша не мог отказаться. Они долго бились, и юноша сразил своего соперника. А когда наклонился над ним, умирающим, воин случайно увидел кольцо на руке соперника и признал в нем своего сына.
Юноша понял, что убил своего отца, заревел, как зверь, и кинулся на войско врага, за ним его соратники, они уничтожили противника, затем пошли войной на город, который стал источником бед матери, и снесли его с лица земли, убив всех жителей, в том числе родителей его матери.
Но юноша не смог жить после страшного деяния, пошел на высокую скалу, нависшую над берегом моря, и бросился с нее на скалы, где «благополучно» свернул себе шею, сломал ребра, разбил череп, – Илар методично перечислил все повреждения несчастного юноши, чтобы усилить эффект трагедии. Народ в трактире, да и вообще народ, очень любит кровавые подробности. Не менее чем в половине баллад, отображавших трагедии, раны, полученные героями, расписывать в деталях: «И схватил солнцеподобный Иллир огромный булыжник, и метнул его в нечестивого Исура! И попал булыжник прямо в лоб негодяю! Брызнула кровь! Вылезли глаза подлеца! Зубы посыпались белым дождем, громыхая, как громы! Желтые грязные мозги разлетелись по округе, распространяя зловоние мерзких мыслей проклятого колдуна! Никогда больше он не будет варить зелье из младенцев – кончились его подлые деяния!»
Обычно на описании страшных повреждений зрители топотали, завывали, хлопали в ладоши и ужасно радовались, будто это они зверски расчленяли несчастного поверженного негодяя.
Илар думал, и не раз, отчего люди так радуются этому? Что хорошего в этаком зверстве? И приходил к выводу, что, во-первых, в каждом человеке заложена частичка хорошего, и они радуются, когда зло все-таки повержено. Во-вторых, им приятно, что такие разрушения случились не с ними, каждый прикидывает на себя, чувствуя за собой грешки, – а с каким-то придурком, по своей глупости давшим себя убить. Ведь они-то умнее, с ними никогда такого не случится! И слушать, что кто-то оказался глупее и неудачливее, очень приятно.
Впрочем, Илар допускал, что часть из слушателей, радостно хлопающих в ладоши при описании убийств, просто маньяки-убийцы, которым приятны кровь и разрушения. Но это уже другой вопрос.
Главное, Илар умеет играть на нотах человеческих слабостей, и, если люди это и понимают, им нравится, что музыкант потакает их страстям, потому они восторженно воспринимают его усилия.
Многое зависит от исполнителя. Хорошо музицировать – это не просто дергать за струны, издавая мелодичные звуки, нет, надо попасть в такт душе, раскачать ее, вызвать отклик, эхо, а если исполнитель умеет еще и голосом передать настрой, эмоции, – тогда толпа слушателей неистовствует, носит артиста на руках и… дает ему денег на лепешку с маслом, а еще на много приятных, облегчающих жизнь комедианта вещей – хорошую одежду, хорошую обувь, хороших породистых лошадей и породистых женщин.
Илар умел достучаться к душам слушателей, первое же выступление раскрыло его талант в полной мере.
Вот и сейчас, когда сочинял абсолютно новую песню-балладу, что он сделал? Взял некую историю, приладил к ней свое видение событий, для вкуса добавил душещипательных описаний, переживаний, яркое, живое развитие событий, пусть даже глупое и фантастичное, – в конце концов, не научный же трактат сочиняется, а баллада. И завершил историю трагедией. Кстати, не факт, что трагедия останется – историю можно рассказать и в другом варианте: как они с отцом обнимаются, затем побеждают всех обидчиков. Народ в обоих случаях плачет и кидает монеты. Всем хорошо!
Конец ознакомительного фрагмента.