Глава V. Личная жизнь моего меча куда лучше, чем моя собственная
Идти на обед в таких растрепанных чувствах мне и впрямь не следовало. Там ведь у нас возле шведского стола бьются насмерть, и меня бы сейчас почти наверняка насадили на вилку для мяса фондю еще прежде, чем я бы успел до конца наполнить тарелку.
В Вальгалле вообще подавляющее количество коллективных встреч и общений происходит до смерти. Игра в скрэббл. Сплав на плотах по бурным рекам. Поедание блинов. И даже игра в крокет. (По поводу последнего особое предупреждение: никогда не соглашайтесь играть в викинговский крокет!)
У себя в номере я, прежде чем оглядеться, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, готовясь к тому, что сейчас увижу такой же разгром, как в апартаментах А. Ф. Номера-то у нас одинаковые, вот у меня возникло сильное опасение, что мой может из солидарности сотворить с собой то же самое. Но нет: в нем все оставалось по-прежнему. Разве что было гораздо чище, чем в тот момент, когда я из него уходил.
Никогда здесь не видел ни одного уборщика, и для меня остается полной загадкой, каким образом они умудряются в мое отсутствие появиться, проделать свою работу и незаметно исчезнуть. Непременно заменят белье на кровати, пусть я даже в ней и не спал. Выскребут до блеска ванную комнату, хотя я оставляю ее обычно чистой и прибранной. Сложат и выгладят всю одежду, хотя она у меня и так остается аккуратно сложенной. Выстирают и накрахмалят нижнее белье. Вы только вдумайтесь: они крахмалят мне нижнее белье!
Меня до сих пор это как-то смущает. Мало того что живу в столь роскошных апартаментах, меня еще в них и обслуживают по первому разряду. Я же привык все делать самостоятельно. Мама с детства меня приучила к этому. Но в какой бы чистоте я ни оставлял свой номер, обслуга безжалостно стерилизовала там каждый предмет, к тому же еще оставляла каждый раз какой-нибудь подарок, что приводило меня в большее замешательство, чем накрахмаленное белье.
Ноги сами собой понесли меня к камину. Первый раз ступив в этот номер, я обнаружил на мраморной полке над очагом снимок, запечатлевший меня, восьмилетнего, вместе с мамой на вершине горы Веллингтон. С той поры рядом с ним возникло еще несколько фотографий. Иные из них я знал с детства, другие увидел лишь после того, как они появились здесь. Не знаю уж, где обнаружила их гостиничная обслуга. Может быть, просто по мере того, как номер мой под меня подстраивался, они появились из космоса. Или Вальгалла хранила где-нибудь в облаке резервную копию сцен земной жизни каждого из эйнхериев.
Взгляд мой остановился сперва на фото кузины Аннабет. Она там стоит перед Золотыми Воротами в Сан-Франциско. Ветер ерошит ей светлые волосы, в серых глазах затаился веселый блеск, будто она услышала или увидела что-то очень смешное.
Мне видеть ее всегда радостно. Чувствую с ней родство не только по крови, но и по духу. Я вспомнил о нашей последней встрече, и меня охватила тревога.
Как уверяла Аннабет, наше семейство Чейзов, в силу каких-то причин, особенно притягательно для древних богов. Может, мы такие обаятельные? Или шампунем правильным головы моем? Как бы там ни было, факт остается фактом. Мать Аннабет, греческая богиня Афина, влюбилась в ее папу Фредерика, а мой отец Фрей – в мою маму Натали. Подойди ко мне кто-нибудь со словами: «Сюрприз! Сюрприз! Ацтекские боги живы-здоровы и процветают в городе Хьюстоне, а твоя вторая кузина приходится внучкой Кецалькоатлю!» – пусть не рассчитывает, что я после этого, вопя от шока и ужаса, брошусь с утеса прямо в Гиннунгагап. Видите ли, я к такому как-то уже привык и теперь не особенно удивляюсь.
Аннабет же тем более относилась к этому просто. По ее мнению, старые мифы – совсем не вымысел, а реальность, которая сохранилась до наших дней, передаваясь из поколения в поколение в верованиях и памяти. И пока живы эти истории, дюжины греческих, римских и прочих древних богов тоже по-прежнему будут жить, действовать и мериться силами, как и в далекие прежние времена. А впечатляющие истории, как известно, не умирают.
Мы с Аннабет собирались еще об этом поговорить, но у нее пока как-то не получается выбрать время для встречи со мной, а мобильной связью она почти не пользуется. Говорит, что она опасна для полукровок вроде нас с ней, хотя я лично этого не замечаю. У меня с мобильниками ноль проблем. В общем, молчание ее затянулось. С января ни слуху ни духу. Стараюсь не волноваться по этому поводу, но все равно тревожно. Да и неплохо бы разузнать у нее подробно, что происходит в греческих и римских мифах.
Я схватил с полки еще одну фотографию. На нее я гляжу далеко не с таким удовольствием, как на снимок Аннабет. Мама и два ее брата сидят на ступеньках нашего семейного особняка из песчаника. Всем им где-то немного за двадцать. Мама выглядит совершенно так же, как я ее помню. Короткая стрижка с неровными прядями, заразительная улыбка, веснушки, фланелевая рубашка, рваные джинсы… Ох, как же она умела радоваться жизни! Подсоединить к ее этому ощущению генератор, и электричества явно хватило бы на весь Бостон.
Рядом с мамой на снимке сидит дядя Фредерик – отец Аннабет. Под кардиганом, который явно великоват ему, рубашка с оксфордским воротником, бежевые слаксы задрались вверх до середины икр. В руках у него модель биплана времен Первой мировой войны. Губы растянуты в чудаковатой улыбке.
Старший брат Рэндольф пристроился позади них на верхней ступеньке. Ему там явно лет двадцать пять, не больше, но даже тогда он выглядел уже старым. Коротко стриженные волосы до того светлые, что кажутся седыми. Круглым крупным лицом и массивной фигурой он смахивает скорее не на выпускника университета Лиги Плюща, а на вышибалу из ресторана. Губы его растянуты в улыбке, но взгляд настороженный, а поза такая, словно бы он готов вот-вот кинуться на фотографа и растоптать его камеру.
Мама мне множество раз настойчиво повторяла: «Ни под каким видом не имей дело с Рэндольфом. Ему нельзя доверять». Она и сама много лет подряд сторонилась его и, невзирая на все его приглашения, отказывалась ходить со мной в наш фамильный особняк на Бэк-Бэе.
В день моего шестнадцатилетия Рэндольф сам разыскал меня. От него-то мне и случилось узнать, что отец мой – бог Фрей. Но, самое главное, он навел меня на Меч Лета, из-за чего меня тут же убили. Достаточный, согласитесь, повод, чтобы в дальнейшем изо всех сил избегать встреч с добрым старым дедушкой Рэндольфом. Аннабет, правда, со мной не согласна. Ей кажется, что я должен распространить на него презумпцию невиновности.
– Он все же член нашей семьи, Магнус, – сказала она мне перед своим отъездом в Нью-Йорк. – А это что-то да значит.
Может, я бы и согласился с ней, если бы не считал, что Рэндольф опасный тип, от которого нужно держаться на расстоянии. Вот только, увы, даже со своей новой силой эйнхерия пока не могу закинуть его достаточно далеко от себя.
Вы можете мне, конечно, сказать: «Не слишком ли ты с ним сурово, Магнус? Он ведь и впрямь тебе дядя. Стоит ли так к нему относиться только из-за того, что мама твоя всю жизнь его ненавидела, он на тебя до твоих шестнадцати не обращал никакого внимания, а когда обратил, то ты сразу погиб. Может, он как бы и не особенно виноват».
Ладно, допустим, я к нему субъективен. Но речь сейчас не о том. Меня взволновали не наши с ним прошлые дела, а весьма интересное изменение, которое появилось на снимке совсем недавно. Ручаюсь, неделю назад этого еще не было. Но сейчас на щеке у Рэндольфа можно было заметить отметину. Она виднелась не очень ясно, словно развод от воды, но я-то знал теперь, что это такое.
На всякий случай я все же взглянул на осколок посуды, который принес из комнаты А. Ф. Выдавленный на нем змеиный символ в точности совпадал с отметиной, появившейся на лице моего дорогого дяди. Кто же мог заклеймить его знаком Локи? Я силился как-то объяснить это, но лишь терялся в смутных догадках.
Поговорить бы сейчас об этом с Хэртстоуном – экспертом по рунной магии. Или с Блитценом – докой по части волшебных предметов. И Сэм мне сейчас не хватало. Она-то уж мигом бы привела меня в чувство, если бы оказалось, что я сейчас просто спятил и вижу то, чего нет в действительности.
Увы, ни с кем из троих друзей я сейчас посоветоваться не мог, поэтому, потянувшись к кулону на шее, оживил Джека.
– Рад приветствовать тебя, сеньор! – сделав сальто в воздухе, тут же воскликнул он, и руны на его лезвии засияли синим и красным. Ну прямо огни дискотеки. Очень, знаете ли, способствует серьезной беседе. – Удачно, что ты сейчас меня разбудил, – бодренько продолжил мой меч. – Мне как раз тут скоро свидание предстоит с одной алебардой. Ох и горячая, доложу тебе, штучка. Проспи я такое, чувак, просто впору себя заколоть.
– Твои интимные отношения с волшебным оружием женского пола меня не касаются, – оборвал его я.
– И очень зря, – прогудел осуждающе он. – Тебе самому бы невредно хоть иногда ходить на свидания. А кстати, пойдем-ка сегодня вместе. У моей алебарды есть чудненькая подружка.
– Джек! – мрачно глянул на него я.
– Как хочешь, – исторг он разочарованный вздох, и игривые дискотечные огоньки на его полотне сменились сосредоточенно-синим индиго. Дамочки-алебарды, наверное, просто балдеют от таких его смен цветовых настроений. – Случилось что-то? – встревожился он. – Надеюсь, нам больше не предстоит битва с ниндзя?
Я показал ему змееобразную метку на черепке.
– Что-нибудь знаешь про этот символ?
Джек подлетел поближе.
– Естественно. Один из знаков Локи. Я хоть и не обладаю ученой степенью по германской литературе, но могу с полной уверенностью утверждать: это символ чего-то змеиного.
Исчерпывающее объяснение! Похоже, я мог бы с таким же успехом вообще не трудиться задавать ему вопросы.
– Так вот, – продолжил все-таки я. – Наш новый сосед ваяет посуду из глины. И на дне каждой вещи ставит именно это клеймо.
– Ну, в таком случае полагаю, что это сын Локи, – многозначительным тоном изрек мой меч.
– Это мне и без тебя известно, – торопливо проговорил я. – Ты лучше скажи, зачем ему таким хвастаться? Вот Сэм, например, избегает даже упоминания о своем папаше. А этот штампует на всех изделиях его знак.
– На вкус и цвет, как известно, товарищей нет, – глубокомысленно изрек Джек. – Однажды мне, например, повстречался метательный меч с рукояткой из пластика. Чудовищная вульгарность!
Я снова взял с полки камина групповую фотографию мамы и двух моих дядей.
– Видишь такой же знак на щеке у Рэндольфа? Так вот, он возник здесь не более недели назад. Есть какие-то мысли по этому поводу?
Джек, вонзившись острием в ковер, начал клониться к снимку, пока чуть не уткнулся в него рукоятью. Близорукий он, что ли? Или, скорей, в его случае, близорукоятный?
– Интересуешься моим мнением? – спросил он.
– Да.
– Ну-у, – протянул он после короткой паузы. – Мне это кажется весьма странным.
Я надеялся от него услышать что-то вдобавок к этому мудрому замечанию, но напрасно. Мой меч молчал.
– А ты разве не видишь связи? – нетерпеливо проговорил я. – Здесь появляется новенький. Он отпрыск Локи. На щеке у дяди Рэндольфа вдруг возникает эта отметина. А у нас вдруг, после нескольких месяцев совершеннейшего затишья, возникает срочная необходимость отыскать молот Тора, потому что иначе случится вторжение великанов.
– Ну, после того, как ты все это так сложил вместе, и впрямь получается вроде связи, – согласился Джек. – Только ведь Локи всегда так неожиданно возникает в самых невероятных местах. А что касается молота Тора… – Джек вдруг завибрировал, словно изо всех сил сдерживаясь от приступа хохота. – Да он же вечно теряет его. Ему бы давно пора прилепить свой Мьёльнир к лицу липкой лентой.
Неслабо придумано, между прочим. И молот был бы целее, и картинка бы впечатляющая получилась. Из тех, что один раз увидишь, всю жизнь потом не забудешь.
– И как это Тор умудряется постоянно терять его? – озадаченно произнес я. – А уж то, что его все время крадут… Кто и каким образом? Тяжесть ведь жуткая. Даже не приподнимешь.
– Крайне распространенное представление, однако весьма далекое от реальности, – возразил мне Джек. – Этот – молот – под – силу – поднять – лишь – достойным, – с издевкой проговорил он. – Забудь, Магнус, подобные глупые байки из фильмов. Молот Тора тяжел. Но великаны, если их соберется достаточное количество, вместе его поднимут. Вот кинуть правильно Мьёльнир в цель или вызвать им молнии действительно нелегко. Это требует определенных навыков. Но я уж и не сочту, сколько раз Тора смаривал сон где-нибудь в дремучем лесу, а шутники великаны пригоняли подъемник-погрузчик и уводили Мьёльнир прямо из-под носа у сладко храпящего громового бога. Чаще всего Тору потом удавалось довольно быстро его найти и убить шутников.
– Но не на этот раз, – сказал я.
Джек покачался взад-вперед – его вариант пожатия плечами.
– Я полагаю, вернуть Мьёльнир важно. Он ведь действительно мощное сокрушительное оружие. Именно ужас перед Мьёльниром не дает силам зла уничтожить Вселенную. Великаны боятся его. Он способен сокрушить хоть целые армии их. Правда, мне этот молот всегда казался ужасным занудой. Усядется где-нибудь и молчит часами. Не вздумай, Магнус, когда-нибудь с ним пойти на ночь караоке в «Ядерную радугу». Я однажды попробовал. Это была совершенная катастрофа. Представь, мне пришлось петь одному на два голоса «Любовь никогда еще не была так прекрасна».
Как видите, Джек хоть и был самым острым клинком во всех Девяти Мирах, но даже его остроты не хватило, чтобы отрубить важную информацию от совершеннейшей ерунды.
– Последний вопрос, – торопливо прервал я его мемуары о неудачном походе в «Ядерную радугу». – Хафборн назвал нашего новенького аргром. У тебя есть хоть какое-то представление, что это значит?
Джек, едва не срубив мне своим острием кончик носа, резко взмыл вверх и принялся радостно кувыркаться в воздухе.
– Обожаю аргров! Цацки Фрея! Отличная новость! У нас здесь теперь живет аргр!
– Ну и что это значит? – попытался прервать поток его восторженного сознания я.
– Однажды мы были в Мидгарде. Я, Фрей и парочка эльфов, – продолжал кувыркаться Джек. – И там в три часа утра повстречали аргра. Он к нам подошел, улавливаешь? – Меч мой зашелся от хохота, и руны на его лезвии запульсировали в ритме музыки к фильму «Лихорадка субботнего вечера». – О-о! Это была эпическая ночь!
– И что именно…
Попытку мою вернуть его к сути вопроса прервал громкий стук в дверь. Она распахнулась, и я увидел Ти Джея.
– Магнус, прошу прощения, что врываюсь… О-о, Джек! – Он изумленно воззрился на выделывающий кульбиты под потолком меч. – Что тут у вас происходит?
– Привет, старина Ти Джей! – проорал с верхотуры Джек. – Как ты? Уже очухался после вчерашней ночи?
– Ну, в общем, почти, – смущенно хохотнул тот.
– Вы чего, вчера вместе гуляли? – обалдело переводил я взгляд с одного на другого.
– Ох, сеньор, не мешало бы и тебе как-нибудь к нам примкнуть. Считай, что ты еще не жил, если хоть раз не прошелся по ночным клубам в компании со штыком времен Гражданской войны, – откликнулся Джек, и по тому, каким тоном он это проговорил, было ясно: мой образ жизни ему представляется в корне неправильным.
Ти Джей, в отличие от меча, определенно не жаждал распространяться на тему вчерашней их ночной вылазки.
– Я к тебе, Магнус, сейчас по делу, – торопливо произнес он. – Битва вот-вот начнется.
– Так рано? – Я обвел глазами гостиную в поисках часов, которых, как мне почти тут же вспомнилось, у меня не было.
– Но ведь сегодня четверг, – напомнил Ти Джей.
Я скрипнул зубами. Ненавижу вальгалльские четверги! Здесь это самые отвратительные и трудные дни недели.
– Беру амуницию, и бежим, – бросил я, уже собираясь.
– Поторопись, Магнус, – сказал Ти Джей. – Вороны из отеля выследили нашего нового соседа и теперь точно доставят его на поле боя, хочется ему этого или нет. В общем, неплохо бы нам оказаться там поскорее.