Глава 11
С появлением голема соотношение сил на ристалище изменилось сразу. Рудольф Нидербургский не знал, на что способен в бою оберландский стальной монстр. Но несокрушимую мощь голема бургграф ощущал нутром. Альфред Чернокнижник больше не казался беззащитным и обреченным, как представлялось Рудольфу прежде.
«Не следовало все-таки с ним разговаривать», – снова и снова упрекал себя устроитель турнира.
Нужно было нападать и убивать сразу. Без лишних слов. Наплевав на турнирный кодекс и ристалищные правила. Позабыв о благородстве и рыцарской чести.
Нападать!
Убивать!
Покуда проклятый магиер не поднял с проклятой повозки проклятого голема, выступающего на стороне проклятого маркграфа.
Нападать!
Убивать!
Как только звук рога возвестил о приближении змеиного графа – так и нападать… так и убивать… Или отступать в город, под защиту стен. Но теперь-то уж поздно сокрушаться. Теперь вооруженная чудовищным мечом и невиданных размеров палицей груда железа приближалась к рассыпанному по ристалищу строю остландских рыцарей.
Чтобы начать с них.
А закончить?
– Маркграф! – собрав в кулак всю волю и мужество и силой голоса перекрывая металлический лязг, воскликнул Рудольф Нидербургский. – Немедленно остановите своего…
Змеиный граф смотрел на него. Прорезью забрала. Всем шлемом. Всем собою. Смотрел, чуть подавшись в седле вперед. Слушал. Внимал. Ждал.
– …своего…
Он был недалеко, этот Чернокнижник, совсем рядом был, на той стороне, в общем-то, неширокого ристалища, предназначенного для одиночных конных сшибок. С ним можно было перекрикиваться даже при таком шуме.
– …своего… Остановите! Слышите?!
– Зачем, дорогой сосед? – из-под опущенного забрала Чернокнижника звучала неприкрытая насмешка. – Зачем останавливать? Условия оговорены. Начало турнира объявлено. Пора делать дело.
Боум-ш-джз-з-зь! Боум-ш-джз-з-зь! – грохотали по турнирному полю стальные сапоги стального человека. Человеком, однако, не являющегося.
– Вы утверждали, что ваш защитник – благородный рыцарь, а это исчадие… это создание… – Рудольф вновь запнулся, подбирая нужные слова.
Его не дослушали.
– А может быть, любезный бургграф, благородства в этом создании больше, чем в вас? Оно, по крайней мере, атакует в открытую и не плетет заговоры за чужой спиной.
Маркграф потешался над устроителем турнира.
А защитник маркграфа…
Боум-ш-джз-з-зь! Боум-ш-джз-з-зь!
… наступал.
– Мои гости не станут драться с этим…
И опять бургграфа беспардонно перебили:
– Станут, ваша светлость! Еще как станут. У них нет выбора. Если ваши зачинщики не пожелают начинать бой, это сделает мой рыцарь. Вот только подойдет поближе…
Боум-ш-джз-з-зь! Боум-ш-джз-з-зь!
– Рыцарь?! – в отчаянии выкрикнул Рудольф Нидербургский. – Это не рыцарь! Это богопротивный! Магический! Го-лем! Порождение темного колдовства, которое не должно использовать в честном турнире!
Странно, но Альфред ответил и на это. Ответил громко и вполне серьезно – уже без тени насмешки:
– Вообще-то я предпочитаю называть своего голема не магическим, а механическим. Что же касается той невеликой доли колдовства, которая позволила вдохнуть в него жизненную силу, то она в некотором роде уравнена количеством и доблестью противников, вызвавшихся сразиться с моим рыцарем. Так что тут все честно, бургграф. И даже если не все, то уж, во всяком случае, не вам, дорогой вы мой интриган, упрекать меня в нечестной игре. А теперь, будьте добры, помолчите и не мешайте мне смотреть.
А зрелище на огороженном ристалищном поле разворачивалось невиданное и устрашающее.
Первым голема атаковал Дипольд Славный. Горячий гейнский пфальцграф, пришпорив коня, бросил несчастное животное в тяжелый галоп навстречу монстру.
Всадник, украшенный остландскими грифонами, набирал скорость. Голем, наоборот, вдруг остановился. Застыл. Широко расставив ноги и подавшись вперед, он ждал Дипольда.
И остальных.
Время замедлило бег. На стального рыцаря скакал рыцарь из плоти и крови. Расстояние между противниками быстро сокращалось.
Один за другим срывались с места другие участники турнира. Пригнувшись в седлах, прикрывшись щитами и выставив копья, остландцы мчались за Дипольдом Славным. Каждый стремился догнать пфальцграфа, обогнать, первым нанести сокрушительный удар. Или вторым. Или третьим хотя бы…
Урвать себе кусочек неувядающей славы.
Сбить противника…
Удастся ли? Создание магиера Лебиуса стояло недвижимой, несокрушимой двуногой скалой. Голем больше не сотрясал своей тяжелой поступью турнирное поле. Теперь по ристалищу грохотали копыта двух десятков боевых коней. И два десятка копий целили в громадную темную фигуру.
Но отчего-то Рудольфу Нидербургскому не очень верилось сейчас в удачливость Дипольда Славного и прочих рыцарей Остланда.
…Свое копье пфальцграф с самого начала направил в голову врага. В большую, стальную, горшкообразную голову. В середину глухого шлема – под магическую роспись, под козырек смотровой щели. Да, массивный наконечник в узкую прорезь не пройдет, но, может быть, хотя бы щепа расколотого древка…
А нет – так оглушить, ошеломить, повалить врага точным ударом. Вложив в этот удар всю силу и скорость, напор, разбег, массу коня и всадника.
Дипольд слышал за спиной нарастающих топот, лязг железа и выкрики – это на стального монстра скакали рыцари-поединщики. Скакали за славой или за смертью.
Сквозь смотровую щель усиленного турнирного салада Дипольд видел, как голем отводит назад левую руку. Ту, что с булавой. Не для удара отводит – для удара еще рано. Судя по всему, эта оживленная магией груда металла собиралась… Да, точно – метнуть оружие собиралась. Дипольд старался не думать о том, как сильно и как далеко может бросить столь устрашающий снаряд железная рука. Пусть даже левая… Или для голема нет разницы – что правая, что левая?
Резкий взмах. Рука – будто рычаг катапульты.
Булава – массивный шишковатый шар на толстой деревянной рукояти – выскальзывает из разжавшихся стальных пальцев, летит, кувыркаясь…
Нет, не в Дипольда. Мимо него. Выше. И левее.
Враг промахнулся? А может, нет? Может у голема – другая цель?
Все же немалого труда стоило не свернуть на полном скаку вправо, не пригнуть, не спрятать голову, не упасть на лошадиную шею, укрывая глаза в конской гриве. Сохранить хладнокровие.
Отвлекаться – нельзя. Иначе не удержать повода и копья. Иначе массивный наконечник ударит не туда, куда задумано.
За спиной Дипольда послышался звон, грохот…
Будто со стен оружейной вдруг разом рухнули доспехи, висевшие на ненадежных крючьях.
…И крики боли, проклятия, ругань.
Голлем, и правда, целился не в Дипольда. И голем не промахнулся: брошенная с нечеловеческой силой булава цели достигла.
А Дипольд не отвлекался, не оборачивался. Сжав зубы, и еще крепче – копье, он по-прежнему несся вперед, на несокрушимую громаду, напоминавшую человека лишь очертаниями фигуры. Через свою смотровую щель он смотрел в черную прорезь на расписанном магическими знаками темном шлеме. И по-прежнему целил туда, под козырек.
А черная прорезь смотрела на него. На него одного.
Да, турнирное копье было длиннее меча голема. И копье ударило первым. Сильно. Мощно. Только ожидаемого результата этот таранный удар не принес. И вообще – никакого результата.
Голем вдруг ушел вниз, пригибая голову, прикрывая козырьком смотровую щель. По сути, он повторял тот же прием, что использовал сам Дипольд в сшибке с Генрихом-Медведем. С неожиданным проворством стальная махина, громыхнув латами, опустилась, нет – упало на одно колено. Выставив вперед другое, подавшись всем корпусом навстречу противнику. Обретая надежную опору, подныривая под копье.
Дипольд не успел поворотить тяжелое древко. Вовремя – не успел. Недостаточно быстро опустил. Недостаточно низко. Наконечник лишь скользнул по гребню шлема, исчерканного письменами. Толстое ратовище подскочило вверх, вырываясь из опорных крюков. Даже не преломившись.
Проносящегося мимо, почти вплотную, всадника с золотым грифоном на щите и гербовой котте, голем не стал рубить мечом. Резко (и откуда только такая прыть у бронированной махины!) развернулся… Толкнул растопыренной левой ладонью. Не самого Дипольда даже – пфальцграфова коня. В бок.
Этого оказалось более чем достаточно. Тычок тяжелой латной рукавицы был страшен. Слетел с разбитого седла помятый щиток-дильж.
Взметнулся сорванный стальными пальцами кусок попоны. И клок конской шкуры. Вместе с конской плотью.
Всхрип, жалобное ржание – и верный конь Дипольда, опрокинутый и отброшенный в сторону, упал у самой ристалищной ограды. Всадник отлетел еще дальше – за ограду. На опустевшие места богатых бюргеров.
Обвешенное железом тело рухнуло на землю, сломав при этом две пустующие лавки. От сотрясения темно-красный реннтарч, украшенный златокрылым остландским грифоном, сорвался с креплений кирасы. Мощная пружина зашвырнула турнирный щиток куда-то за насыпь и трибуны.
Бесконечно долгое мгновение голову Дипольда наполняли туман и жуткая боль. Густой туман. И много боли. А после – не стало ничего.
Первая жертва стального голема лежала неподвижно. Дальнейшего боя сын остландского курфюрста благородный и отважный пфальцграф Дипольд Гейнский, прозванный Славным, уже не видел.