3
Наверное, есть какой-то жизненный закон компенсации. Когда не стало у меня студсовета, появилась жена, которая заполнила образовавшийся вакуум. Пусть другими заботами, но под завязку заполнен каждый мой новый день – волнуюсь чему-то, куда-то все время спешу, решаю задачи, ломаю голову над ответами.
Получив на меня юридические права, Оля первым делом захотела узнать:
– В твоей жизни было много женщин?
Я ответил, что влюблялся трижды – один раз подростком в спортивном лагере, потом школьником в выпускном классе, и еще на границе в девочку-мечту, на которую запали все моряки нашего ПСКа.
– Остальное – естественный физиологический фон: как поллюции – кто их считает?
– И в чем же глубокий смысл твоего ответа?
– Я знаю, о чем ты думаешь. Да, мое отношение к тебе мало похоже на страсть, но, по крайней мере, исполнено уважения. Пусть у меня не ноет сердце целый день из-за твоего отсутствия, потому что уверен – мы обязательно увидимся вечером. У нас нормальные человеческие отношения и перспективы создания крепкой семьи.
Признание было чистосердечным, ибо я знал, что для нас, Агарковых, не существует ничего более завершенного, чем супружеские отношения, которые преодолевая время, смиряются с тем, что на смену страсти приходят привязанность и обязанность перед семьей. Отец, не смущаясь мамы, рассказывал, как без памяти был влюблен в госпитале Самарканда после ранения на фронте. Не остался в благодатном краю только желанием помочь престарелой матери на Южном Урале. Как это объяснить романтичной жене?
– Вот так, значит? Получи, дорогая!
– Я не хотел тебя обидеть.
– Когда захочешь, предупреди. А то у тебя и так все слишком здорово получается. И что же дальше?
Что дальше?
Примерно в те же дни, когда я сделал предложение Оле, мне сделал предложение доцент кафедры «Автоматические установки» Васильев В. В.
– Анатолий Агарков? Мне надо с вами поговорить.
– По-моему, вы это уже делаете.
– Разговор долгий.
– Я не спешу.
– Присядем?
Присели в пустой аудитории.
– Чем могу быть полезен? – спросил я кандидата наук.
– Заразился одной идеей – хочу и вас, так сказать, инфицировать.
Выслушав историю его болезни, заявил:
– Дважды я был в стройотрядах – суперуспешных, надо сказать – и если поеду еще раз, то не за запахом тайги или поиграть в «Зарницу». Надеюсь, понятно выражаюсь?
Доцент меланхолично улыбнулся. Он хотел быть честным до конца и признал – действительно, лично он собирается на великую стройку БАМ за романтикой: поохотиться, порыбачить, надышаться дыма костров и озона таежного. Он командиром готов предварительно слетать заключить договор, а моя комиссарская задача – собрать ребят, организовать работу и заработать.
Когда сообщил Оле о своем намерении после сессии съездить на БАМ, моя милая надула губки.
– Последнее свободное лето, и нам нелишними будут деньги, – убеждал.
Мы сидели в кафе-мороженое, Оля опустила глаза, в которых были тоска и разочарование, сосредоточенно разглядывая креманку.
– Будь добра, не делай такое лицо. Просто прими то, что есть, и прости: иногда я бываю настолько упертый, что сам себя с трудом выношу.
– Ты хочешь мне предоставить возможность поупражняться в собственном идиотизме? Или я что-то пропустила, и ты сейчас мне все объяснишь?
– Попробуй понять такую мысль: нужно любить не человека, с которым соединяешь судьбу, а жизнь, которую придется вести с ним, разделяя его желания, стремления, имея общие цели и мечты. Чтобы любить, нужно набраться терпения.
– Как насчет моих желаний с мечтаньями?
– Давай обсудим. Какие у тебя планы на лето?
– Планы мои всегдашние: гулять, болтать и всячески бездельничать, – потом подумав. – Пожалуй, отпущу тебя в Сибирь, если у нас будет красивая свадьба, и медовый месяц мы проведем вместе.
Все загаданное было исполнено, хотя противоэнцефалитные прививки в медовый месяц не самая уместная процедура.
Тем не менее, в день отъезда Лялька закатила «концерт».
– Я не представляю себе наше будущее.
– «Будущее» – среднего рода и потому понятие весьма неопределенное. Попробуем для начала другое – просто «совместная жизнь». Это звучит более реалистично и конструктивно.
– Ты плюешь на мои чувства! Наши отношения, предполагавшие взаимность, приобретают односторонний характер. Оказывается, это я должна подстраиваться под твое расписание и перепады твоего настроения, разделять твои желания и беспокойства, переживать твои неудачи. Ты не перепутал, дорогой, кто из нас в интересном положении? И вообще, признайся – ты женился на мне только из-за ребенка!
– Так для тебя вся проблема в этом?
Обида жены делала ее и сильной, и уязвимой одновременно – она была как ежик, свернувшийся в клубок, чтобы отпугнуть иголками приближающуюся машину судьбы.
– Мало? И это ты мне говоришь? Ты, который, несмотря на всю мою любовь, не смог для меня отыскать маломальского места в своем сердце? Знаешь, нет худшего одиночества, чем одиночество вдвоем. Это ведь абсурд и надругательство над здравым смыслом! Из кожи лезу вон, чтоб тебе понравиться, а ты по-прежнему в упор меня не замечаешь: ты видишь только себя, свои желания и устремления. И, не смотря на все это, я все равно люблю тебя.
– А говоришь так, будто бросить хочешь.
– Я думаю об этом каждое утро, которое приближает нас к разлуке – каждое утро, когда ты тщательно облачаешься в свое одиночество и уходишь, с радостью хватаясь за любой предлог и выискивая любую лазейку, чтоб еще больше отдалиться. А я остаюсь одна, со всеми своими океанами счастья, по которым мечтала плыть вместе с тобой. Ты когда-нибудь перестанешь прятать свои эмоции, суровый мой председатель?
– Ты уже устала от меня?
– Мне кажется, твой мир вертится в противоположную сторону вращения Земли – у тебя все не как у людей.
– Да что такое произошло? С чего ты вдруг мне все это говоришь?
– Ровным счетом ни с чего. Только ты улетаешь сегодня на БАМ, так и не убедив, что любишь меня.
Что мне сказать? Что любовь – это зависимость даже для самых покорных? Что не стрела Амура, а полоска бумаги, определенным образом изменившая цвет, изменила и нашу судьбу?
Приехал тесть, скатать нас искупаться – Лялька обрадовалась, но глаза ее оставались невеселыми. Молчала на пляже, настойчиво игнорируя все мои знаки внимания. Обстановка на солнечном бреге начала угнетать. Виктор Киприянович заметил.
– Поскандалили? Но если не орать на своего мужа, к чему тогда выходить замуж?
Оля изумленно уставилась на него.
– Я пытаюсь шутить, – пояснил тесть.
– Скуда (все записано верно – это их семейное выражение) хорошее настроение?
– По закону парадокса: ты можешь стать женой, матерью, бабушкой, но покуда я жив, будешь дочкой – маленькой и любимой. Думаешь, зачем мы тебя рожали? Чтобы любить – целовать и тискать. И вообще, за все, что происходит теперь с тобой, надо бы хорошенько отшлепать твою мать.
Виновника его печали будто и рядом не лежало.
Шасси самолета коснулись посадочной полосы аэродрома Иркутска в одиннадцать часов местного времени. Тем же днем улететь в Тынду не удалось – мы заночевали в общежитии ИПИ (Иркутского политехнического института): обстановка знакомая, и денег не взяли. Но вот клопы….
В полночь по-местному с телеграфа дозвонился в Розу.
– Привет. Не спишь?
– Сколько у вас? Ты не устал, – поинтересовалась Оля.
– Нет. Я нормально переношу полеты. Ты как?
– Мне не нравится, что ты в чужом городе без меня. Там полно девочек с фигурками Элизабет Тейлор, а у меня живот растет.
– Он уже шевелится, наш ребенок? Скучаю по вам.
– Мы по тебе тоже. Очень. У тебя странный голос.
– Наверное, связь такая. Береги себя…
Диалог надо было прекращать, потому что сбилось дыхание.
Бог мой! До меня только что дошло – я говорю и делаю все не так.
Вылет в Тынду задержали еще на сутки. Появилась возможность осмотреть город, прокатится на катере по Байкалу. Что мы и сделали, не вернувшись в общагу – заночевали в Листвянке, на границе тайги и Славного Моря, взяв напрокат палатки.
Народ ликовал, меня угнетало.
– Что с тобой, комиссар? Почему похоронный вид?
– Просто устал. Человек не всегда может быть в форме.
«Форму» мою изводит осознание допущенных ошибок.
Итак, вечер, берег Байкала, водка из кружки и ностальгия.
Память часто так шутит – цепляется за какую-то незначительную деталь из настоящего, и раз – ты уже не здесь, а в тех временах, которые были, и, казалось, забыты. Любуясь закатной дорожкой солнца на водной глади, вспомнил рассказ отца – его объяснение в любви моей матери.
Победитель Японии предложил девице колхозной:
– Ищу мать своим будущим детям – если согласна рожать их, выходи за меня.
Возможно, мама так и не стала любимой женщиной моего отца, но она всегда была матерью его обожаемых детей. Чадолюбие – это у нас семейное. А любовь?
Знаю, мама в нашей ситуации сказала бы отцу:
– Езжай, спокойно работай. Я буду ждать и справлюсь одна.
Никаких упреков: у нее своих забот полон рот – вести хозяйство, хранить дом, печь хлеб, стирать, убирать, готовить, кормить и растить детей. И мы с сестрой крутились вокруг мамы – чем могли, помогали, никакую работу не считая в тягость: корову подоить, ей травы подкосить или цыплят от коршуна стеречь. Это было детство голубое – такая пора, когда за пенку от варения жизни не жалко. А любовь в романах хороша.
От кого-то слышал – у всех Оль тяжелая женская доля: не очень-то счастливы они в жизни. Моя жена должна стать исключением. Это задача партии и правительства, и я исполню ее на «отлично». Дело чести и долга. Только вот пока что-то плохо получается – я стараюсь, а она ни в какую не делается счастливой. В чем засада?
Или муж для нее не хорош? Пойдем по пунктам.
– Нас, Агарковых, жена – пусть самая лучшая из всех женщин мира – интересует, прежде всего, как мать детей наших общих.
– В этом плане, если есть место выбору, предпочтение отдается не красоте-уму-женственности, а доминирующему чувству материнства.
– Поиски счастья с одной-другой-третьей и так далее полностью исключаются, если в семье появились дети – выбор сделан: любил-разлюбил отменяется; признается – люблю и буду любить всегда.
– Какие-то проступки антисемейного характера никому из супругов не допускать, а уж коль случится, надо уметь прощать в интересах семьи.
– Задача – подобное отношение к совместной жизни попытаться привить своей половине.
– Считать эти правила семейным кодексом Агарковых.
Кто «за»? Голосую. Единогласно!
«Все это прокатило бы, – кривится подсознание, – с барышней твоего круга. Избранница наша – интеллигенция третьего поколения. Это культура, премудрый ты мой, она впитывается с молоком матери, и никакими Уставами ее не задавишь. Хочешь, по пунктам разложу ее ответы на твои бредни?»
«Валяй»
«Жена скажет на твои морали:
– Я не свиноматка, а женщина, которая хочет любить и любимой быть.
– Замужество – это не рабство; поиски счастья – пожизненная привилегия любого живущего.
– Если ты утратишь роль моего идеала, я займусь поисками другого.
– Детям не будет счастья в семье, где жена презирает своего мужа.
Достаточно? Убедил?»
«И что же делать?»
«Присмотрись к тестю – как он относится к своей половине. У девочек из хороших семей папа в большом авторитете. Может, и выбор ее пал на тебя из-за какой-то схожести с ее отцом».
«Боже! Какие сложности! А быть самому себе идеалом?»
«Слишком просто. Для этого даже не надо чистить зубы».
«Ну и как же стать идеалом в глазах собственной жены?»
«Хочу обратить твое внимание, что не ум, не сила в приоритете у женщин, а, как это ни парадоксально, внешность мужчины – с нее начинается зона любви».
«Думал, ты скажешь – 24 часа в сутки глядеть в глаза, гладя ручку, и мурлыкать: „единственная моя“….»
«Для этого тебе стоит напиться – тогда ты становишься пылким и страстным, открытым и прямолинейным, человеком эмоций, как джин из бутылки. Таких тоже любят, но недолго. В реальной жизни, если хочешь убедить женщину в искренней любви к ней, надо быть готовым идти на компромиссы со своими чувствами и привычками: тут сдержать себя; с этим смириться; на это закрыть глаза. Постоянно приспосабливаться к окружающей обстановке – ежедневно разыгрывать сотни эпизодических ролей на подмостках обыденности, быть канатоходцем, постоянно что-то уравновешивать, взвешивать, чтобы не разрушить создаваемую конструкцию. Гораздо проще – взять и влюбиться, то есть полностью сконцентрироваться на „женщине всей жизни“, на избранной, обожаемой. Тогда тебе многое простится, а остальное решится само».
«У нас нормальный, здоровый брак. Какого тебе черта надо?»
«Я тебе так скажу – если любые слова жены пусть даже самые занудо-ругательские звучат как соловьиные трели, а не кудахтаньем, то ты ее любишь. Готов признать, что супруга твоя курицей быть не может?»
«Не получится так, что полюблю некий фантом, призрак вместо реальной женщины, увидев которую, окончательно разочаруюсь в этом браке? Ты уверен, что от любви настоящей к своей жене, жизнь моя станет легче мешка цемента, а сам я из сатирика-реалиста не превращусь в мелодраматика? А вдруг от такой страсти сердце пробьет грудную клетку?»
Конец ознакомительного фрагмента.