Суббота, 24 мая
Эллен. 06.30
Эллен с трудом нажимала на клавиши – ладони все еще были совершенно окоченевшими. Она сидела в мокром платье, поскольку не успела съездить домой переодеться.
Она поехала прямо на работу, чтобы выложить приметы девочки и призвать посетителей сайта и зрителей обращаться на ТВ4, если они что-то видели или слышали.
Она стянула с себя насквозь промокшие, запачканные глиной туфли и забралась с ногами на стул, чтобы попытаться согреться.
Поскольку полиция четко дала понять, что не хочет никакой информации от общественности из-за нехватки ресурсов, коллега из веб-отдела помог Эллен создать отдельный аккаунт и электронный почтовый ящик для входящей информации, куда будут поступать все электронные письма, смс-сообщения и звонки от граждан.
Всю ночь она искала Люкке. В конце концов, она связалась с добровольным поисковым отрядом и после согласия полиции и родственников девочку объявили в розыск.
Потрясающе, сколько же людей им удалось собрать в дождливую холодную ночь с пятницы на субботу. Почти двести человек прочесывали парк Лилль-Янсскуген и район Норра Юргорден. Они искали в канавах, на велосипедных дорожках, в лесу и на лестничных площадках.
Но Люкке словно след простыл.
Эллен, как заведенная, обновляла ящик входящих сообщений от телезрителей, но ничего ценного пока не было. «Наверное, люди еще спят», – подумала она. Несколько поступивших писем носили шуточный характер; кто-то видел, как Эмиль поднимал Люкке на флагшток Королевского дворца, кто-то видел ее среди участников Танцев со звездами. Банально и пошло. Ее раздражало, что Уве прав. Но в первую очередь в ней самой зрело неприятное чувство.
Эллен открыла браузер и зашла на форум «Флэшбэк», чтобы посмотреть, что они успели сделать. В рубрику «Актуальные темы» уже поступила информация о Люкке. Там были выложены ее приметы и фотография, которую Эллен дала полиция.
Среднего телосложения. Рост 130 см. Белая теннисная юбка и футболка. Розовая сумка с теннисной ракеткой. Длинные светло-каштановые волосы.
Имелась также ссылка на телеграмму из выпуска новостей и две короткие заметки с сетевых страниц вечерних газет. Слухи о том, что папа, наверное, узнал, что девочка не его. Может быть, он почувствовал себя обманутым и преданным, словно всю жизнь жил в мире иллюзий.
Эллен вздохнула и открыла новый документ, чтобы записать ту информацию, которую удалось собрать о семье.
У матери Люкке было довольно обычно имя, и Эллен пожалела, что нельзя сразу отфильтровать всех спортсменов с таким же данными и ссылки на продажи квартиры. Ничего ценного о матери она не нашла.
О Люкке также ничего не было. Она была слишком маленькой, чтобы оставить след в Интернете, и к тому же ее имя не разгласили. Пока что.
Эллен увеличила фотографию девочки.
Волосы Люкке развевались на ветру. Похоже, фото была сделано в Скансене, рядом с оленями.
Хорошенькая девочка. Ангельское личико с маленьким носиком, ясными глазами и длинными, слегка волнистыми волосами. Рот полуоткрыт, и, похоже, между зубами щербинка.
– Где ты? – прошептала Эллен, словно фото могло дать ответ.
– С кем ты разговариваешь?
– Как ты меня напугал! – Она аж подпрыгнула.
– Извини. С тобой все в порядке? – Джимми пристально смотрел на нее.
Она пожала плечами.
– Так рано, а ты уже на работе, – заметил он.
– Ты тоже. – Она мельком взглянула на него. Интересно, как для него закончился вчерашний вечер. Волосы взъерошены, одет в джинсы, толстовку и камуфляжные кеды «Ванс».
– Я набросала сценарий для первого выпуска новостей.
– Хорошо. В каком ключе?
– Что ты имеешь в виду? Мы призываем общественность помочь нам в ее поисках. Она находится где-то неподалеку, и мы должны ее найти. Ты говорил с редактором «Утра новостей»? Мы должны задействовать как можно больше ресурсов. – Она встала и направилась на кухню. – Теперь пойду налить себе кофе.
– А ты знаешь, что на тебе нет туфель? – Джимми пошел за ней. – Подожди.
Эллен остановилась.
– Я только что говорил с моим источником в полиции и узнал, что ты пыталась задействовать кавалерию, поисковый отряд и бог знает что еще. Мой источник также сказал, что ты угрожала полиции написать о том, что они не выполняют свою работу.
– Ты и твои источники. – Она продолжала идти.
– У нас должны быть хорошие отношения с полицией. Это крайне важно для нашего выживания.
– Ты это серьезно? – Эллен остановилась и покачала головой. – Крайне важно найти девочку живой. В буквальном смысле этого слова. И если я тебя правильно поняла, ты считаешь, что мы не должны реагировать, если полиция ошибается или не выполняет свою работу?
– Успокойся. Естественно, мы должны оценивать работу органов власти, но полиция никакой ошибки тут не совершила. У них есть свои наработки, которым они следуют, – продолжал Джимми.
– Абсолютно верно, это твой взгляд на вещи, только их наработки не сработали. Они ее не нашли.
– Нет, но и ты ее не нашла, хотя подняла на ноги весь город, ведь так?
Эллен глубоко вздохнула.
– Что-то еще? – Она встала лицом к кухонному шкафу, не ожидая ответа.
Он действительно не помнит?
– Эллен?
– Что? – Она неохотно повернулась.
– Нам надо поговорить.
– Говори. – Она взяла в шкафу последнюю чистую кружку и поднесла к кофейному автомату. Нажала на кнопку «Экстракрепкий кофе». Машина глухо загудела, но кофе не лился в стаканчик.
Она со злостью пнула автомат.
– Успокойся.
Эллен нажала на кнопку еще раз и почувствовала больше облегчение, когда у Джимми зазвонил телефон.
– Подожди, я должен ответить, – сказал он и отошел.
Кофе наконец полился в чашку.
– Держите меня четверо, что я вижу? На работе после бурной ночи.
Это был Филип. Как обычно, он говорил громко и четко, так что его поневоле слышали все, кто находился в тот момент на кухне, хотели они того или нет.
– Мне кажется, я никогда не видел тебя в одной и той же одежде два дня подряд. И без туфель. Ну, как он? – Филип ослепительно улыбнулся. От него пахло стиральным порошком и шампунем.
– Привет. – Эллен сделала глоток свежего кофе.
– Ты знаешь, что твои глаза похожи на два только что побритых лобка?
Эллен чуть было не выплюнула кофе на пол, но ей удалось удержать его во рту.
– Что? Ты с ума сошел?
– Придешь ко мне в гримерку, когда будет время, и я приведу тебя в порядок, – ответил Филип.
– Тут грим не поможет.
– Извини меня, но ты говоришь с одним из лучших шведских визажистов. Ты понимаешь, что только что оскорбила меня. По-крупному. – И хотя Филип состроил одну из своих самых безобразных гримас, он был хорошенький, как кукла. Его лицо обрамляли золотистые вьющиеся волосы. Фарфоровая кожа и длинные темные и, разумеется, загнутые ресницы.
Подойдя поближе, он прошептал:
– Что, хорошо было? Сколько раз?
– Эллен всю ночь искала пропавшую девочку, – сказал Джимми, который уже закончил разговор.
– Что ты делала? – На этот раз Филип спросил серьезным тоном и покачал головой. – Скажи, что ты шутишь, – продолжал он, открывая кухонный шкаф.
– Больше ее никто не искал… – Слова застряли у нее в горле.
– Послушай. – Он смотрел на нее в упор. – Это не твоя ответственность. Это не твоя вина. Ты меня слышишь? – Он взял ее за подбородок. – Ты не можешь изменить то, что случилось, найди ты эту девочку или нет. Ничего не изменится.
Филип открыл еще один шкаф.
– Вы что, издеваетесь надо мной? У нас четыре посудомоечных машины и ни одной чистой чашки? – Он сорвал со стены белой гламурной кухни лист А4. – Вы читать умеете? – Он поднял лист, чтобы все, сидящие за круглым столом, смогли его увидеть. – Твоя мама здесь не работает. Что тут непонятного? Я в шоке. – Он смял листок. – Но еще больше я беспокоюсь. Страшно беспокоюсь. Слышишь? Ты посмотри на себя. На тебе это скажется.
Филип знал ее лучше всех. Они подружились еще в юности, когда вместе учились в школе-интернате Лундсберга. Они сразу же нашли друг друга. Обоих отправили туда против их воли. Эллен потому, что ее родители наконец смогли от нее избавиться, а Филипа потому, что гомосексуальность портила имидж семьи аф Лестер.
Он взял грязную чашку, стоявшую в мойке.
– Ты можешь попытаться хоть один раз подумать о себе? – спросил он и начал мыть чашку руками.
– Эллен, нам надо поговорить, – вклинился Джимми.
– Ну ладно, – прервался Филип, – не буду вам мешать. – Я все равно не смогу выпить здесь кофе. – Он положил чашку в мойку и вытер руки. – Занимайтесь своими делами, а я пойду гримировать Лотту Энгберг, что не менее важно. Она будет петь детские песенки с прелестным маленьким детским хором. – Подмигнув одним глазом, он бросил на Эллен странный взгляд и исчез в сторону гримерки.
– Через час, когда все будут на месте, мы проведем совещание с остальными членами нашей команды, – объявил Джимми. – Я хочу, чтобы ты продолжала работать над этим делом, если с тобой все в порядке.
Эллен кивнула.
– Анна пусть собирает материал. – Джимми взял булочку с барной стойки. – Оператором у тебя будет Андреас.
– Он уже вышел из декретного отпуска?
– Как раз сегодня его первый рабочий день. Он не снимал несколько месяцев, но считается лучшим. Впрочем, ты и сама это знаешь. – Джимми многозначительно посмотрел на нее.
Андреас и Эллен встречались недолгое время, когда она пришла работать на ТВ4, но сейчас они были просто коллегами.
Джимми разрезал булочку пополам и намазал ее маслом.
– Если меня не подводит интуиция, до конца этого дела еще очень далеко. А интуиция меня обычно не подводит. – Он отрезал сырорезкой несколько ломтиков сыра, сверху положил ломтик ветчины, три кружочка огурца и кусочек красной паприки. Получился человечек. – Красиво, правда?
Эллен почувствовала себя совершенно без сил, она едва могла стоять на ногах. Она не спала больше суток.
– Ты в порядке? – Он взял ее за руку.
Она отдернула руку.
– Да.
– Хорошо, извини. Извини.
– Просто я устала.
– Ты можешь работать?
– Да. Мы должны найти девочку. – Она сделала глоток кофе.
– Да, но еще мы должны создавать новости и самое важное в данный момент… – Джимми откусил большой кусок бутерброда и, прожевав его, продолжил: —…ты можешь сделать так, чтобы мама девочки участвовала завтра в утренней передаче?
– Что? У Тильды?
– Завтра День матери. – Он откусил еще кусок бутерброда. – Стопроцентное попадание.
Хелена. 07.30
Сбросив с себя одеяло, она села на кровати. И только через несколько секунд вспомнила, что случилось.
Она продолжала сидеть на кровати, закрыв голову руками. Влажные волосы нависали на уши. Голова болела, во рту пересохло.
Очевидно, она задремала после душа. Она помнила, что легла на кровать, обмотавшись сырым полотенцем, чтобы дать отдых глазам. А сейчас уже восемь. Значит, она проспала почти три часа.
Она медленно встала и сделала несколько шагов. Ноги ныли после вчерашних поисков.
Из-под одеяла раздалось жужжание. Она стала лихорадочно искать телефон и, в конце концов, нашла его под подушкой.
– Хелена. – После вчерашнего крика у нее почти пропал голос, и было больно глотать.
– Привет, это Юнас Ватт из «Афтонбладет». Извини, если я не вовремя…
– «Афтонбладет»? – У нее совсем пропал голос. Она откашлялась, чтобы вернуть его. – Так ты из газеты?
– Да, именно. Самая большая вечерняя газета в Швеции. Извини, что звоню так рано, – продолжил он. – В первую очередь прими мои соболезнования.
Сердце бешено забилось.
– Соболезнования? Что ты хочешь сказать? Разве полиция нашла ее? Она…?
– Нет, нет. По крайней мере, мне это неизвестно. Извини, если не так выразился, я хочу сказать, что нам жаль, что ваша дочь пропала. Мы хотим сделать все, что в наших силах, чтобы помочь ее найти, и мы заметили, что наши читатели горят желанием помочь. Поэтому хотим тебя спросить: а ты не хочешь вести для нас блог, чтобы читатели могли следить за поисками?
– Что?
– Тебя, должно быть, испугало слово «блог», но обычно это не занимает много времени. Ты можешь рассказывать мне, а я буду записывать. Мы называем это «блогом» главным образом для читателей. Понимаешь ход моих мыслей?
– Блог?
– Да, именно, – подтвердил журналист.
– Ты что, шутишь?
– Нет, вовсе нет, разреши мне объяснить…
Не дав ему продолжить, она положила трубку.
У нее зачесались руки. Потом плечи. Она неистово чесалась, одновременно листая пропущенные звонки – ни одного знакомого номера.
Она прослушала сообщения на автоответчике. У нее хотели взять интервью шесть различных газет и сайтов.
Теперь у нее чесалась вся спина.
Хелена надела халат и пошла на кухню. Выдвинула верхний ящик под мойкой. Она жила в этой квартире почти четыре года, но так и не привинтила ручки к белым дверцам. Несмотря на большое количество попыток, ящики так и оставались без ручек. И она привыкла.
Ящик был доверху забит. Она перебрала несколько коробочек и баночек, пока не нашла альведон. Потом ей попался никотинелл, и она быстро засунула в рот две жвачки. Открыла буфет и достала муку, сахар, гречку и пачку заготовки для кекса, срок годности которой истек несколько месяцев тому назад. Она все собиралась заняться выпечкой вместе с Люкке, но не хватало времени. Хелена дотянулась до задней стенки буфета – а вдруг там осталась пачка сигарет? Она пошарила рукой, но ничего не нашла.
Вместо этого взяла две таблетки альведона, запрокинула голову и проглотила их, не запивая.
Подойдя к окну, выглянула на улицу Нюбругатан. Никого. В это субботнее утро все еще спали. Словно ничего не случилось. Дождевая вода лилась вниз по слегка покатой улице.
Тело все еще зудело, и на руках алели расчесы.
Хелена хотела было позвонить в полицию, но передумала. Может быть, лучше позвонить Харальду.
Всю ночь они искали Люкке и прекратили поиски только в четыре утра. Харальд поехал домой к своей семье, а Хелена поехала к себе домой. Она огляделась и тотчас вспомнила об электронном письме.
Его надо уничтожить.
Она выбежала в холл и села за маленький письменный стол, такой же узкий, как и ее лэптоп.
Они жили в маленькой трехкомнатной квартире. Спальня Люкке, ее собственная спальня и маленькая гостиная. Это все, что они могли себе позволить.
Когда они развелись, она получила от Харальда четыре миллиона. Вот ее стоимость. Ее ценник. Большие деньги, но только не для Харальда. Сумма никак не отразилась на его кошельке, и тем не менее он не пожелал дать ни ей, ни хотя бы Люкке, больше.
Она, конечно, могла бы купить более просторную квартиру в другом районе, но ей хотелось жить только на Эстермальме. Их дом не самый лучший на этой улице, но жить можно. Подземная парковка, хорошо организованное пространство. Удачное вложение, если на рынке жилья когда-нибудь произойдут изменения. Последний год дела шли неважно. Квартиры продавались с трудом. Престижный район или первоклассный ремонт никакой роли не играли. В наше время никто не хотел расставаться со своими деньгами.
Компьютер, как обычно, включился не сразу. Пока он загружался, у нее забилось сердце. Она сидела и барабанила пальцами по столу. Почему она не стерла мейл до того, как легла спать? А вдруг его кто-то нашел? Можно ли понять, что она его прочла? Она не представляла, возможно ли это.
Когда компьютер заработал, она вошла в электронную почту и принялась искать. Имя тренера по теннису выскочило у нее из головы. Задав в поиске слово «теннис», она наконец нашла письмо об отмене занятий и стерла его.
В ту же секунду зазвонил телефон. Она вздрогнула, словно ее застали врасплох, и прежде чем ответить, полностью очистила корзину.
Звонок был из полиции – ее просили прийти.
Через тридцать пять минут вместе с Харальдом она переступила порог комнаты для допросов в здании стокгольмской полиции.
Маленькая комната оказалась безликим офисом с ламинатом на полу и типичной казенной мебелью. Белые стены с желтоватым оттенком. Шторы не стирались несколько лет.
Хелена впервые попала в большое здание на острове Кунгсхольмен, если не считать тот раз, когда стояла в очереди за новым паспортом. Но это было в другой части здания.
Она не стала снимать пиджак, хотя он вымок по дороге от машины. Сжав ладони в кулак, она постаралась по возможности ничего не задеть в комнате, когда шла к одному из стульев, чтобы сесть.
Напротив них сидели два полицейских в штатском, с которыми они раньше не встречались. Оба – мужчины средних лет. Один представился как какой-то там дежурный, а другой – как руководитель следственной группы.
От названия их должностей ей стало не по себе.
Дежурный по имени Микаэль просматривал какие-то бумаги, а второй, Ларс, печатал на компьютере.
На обоих – клетчатые рубашки, заправленные в брюки. У руководителя следственной группы мобильник в водонепроницаемом чехле был прикреплен к поясу голубых джинсов. У обоих плохая осанка, оба сидели, наклонив головы вперед.
«Наверное, они согнулись под тяжестью всего того, с чем им приходится сталкиваться», подумала Хелена и выпрямилась.
Над ними висело несколько невыразительных постеров из «Икеи» с силуэтами больших городов. Один из них изображал Нью-Йорк до 11 сентября. Другой город она не узнала.
У нее накопилось множество вопросов к полицейским. Ей хотелось задать вопросы и попросить стакан воды, но она тихо сидела и ждала.
Харальд сидел с ней рядом, выглядел он неважно.
– Вы это узнаете? – вдруг спросил следователь и развернул экран так, чтобы им было видно.
Хелена вздрогнула и закрыла рот рукой.
– Где вы ее нашли?
На фотографии была сумка Люкке.
– Что это значит? – Она не понимала. Спина взмокла, и зачесалось одно плечо. Затем другое, и скоро снова чесалась вся спина.
– В парке Роламбсховспаркен, – кратко ответил полицейский.
– В парке Роламбсховспаркен? – Голос у Харальда дрожал. – Почему там? Вы можете объяснить?
– Да, я понимаю, у вас будет масса вопросов, и мы ответим на все, что сможем, – сказал дежурный полицейский, растягивая слова. – Сейчас трудно сказать, что означает эта находка.
– Но мы хотим, чтобы вы знали: мы относимся к этому очень серьезно. Найденная сумка с большой вероятностью указывает на то, что Люкке куда-то увезли против ее воли.
Харальд откинулся на стуле и в отчаянии всплеснул руками, как будто это был конец. Конец.
– Мы подозреваем, что ее похитили.
Похитили… Только от одного слова у нее внутри все сжалось.
– Да, надеюсь, мы ошибаемся, но мы составили заявление о похищении и возбудили уголовное дело.
Хелена попыталась поймать взгляд Харальда, но он пустым взглядом смотрел прямо перед собой.
– Мы послали сумку на техническую экспертизу, но нам надо знать, что в ней лежало, чтобы выяснить, чего не хватает. – Полицейский взял ручку и приготовился записывать.
Хелена и Харальд сидели молча.
– Простите, – сказал дежурный, не получив ответа. – Я понимаю, что на вас столько всего свалилось, но вы должны пытаться помочь нам и отвечать на вопросы.
– Да, конечно, – откашлялся Харальд. – Но, честно говоря, я не знаю, что лежало у нее в сумке. Сумку ей собирала няня.
– Няню зовут Мона… – добавила Хелена и внезапно впала в ступор. Она не могла вспомнить фамилию Моны, хотя та работала у них несколько лет. – Ты помнишь ее фамилию? – спросила она Харальда, который, извиняясь, покачал головой.
– Нам придется задать вам и людям из вашего окружения, которые могут знать, где Люкке, еще несколько вопросов. Обычная рутинная работа. Мы также хотели бы взять у вас образцы слюны, чтобы сделать анализ следов ДНК, которые наверняка найдут на сумке. Даже если не вы собирали эту сумку, вы ведь точно до нее дотрагивались. Нам также нужна зубная щетка Люкке или что-нибудь в этом роде, чтобы сделать анализ ее ДНК.
– Ответ будет готов не позднее среды, – вставил руководитель следствия. – Но мы надеемся найти вашу дочь раньше.
Не очень убедительно, но Хелена была вынуждена ухватиться за эту версию, чтобы совсем не потерять контроль над ситуацией.
Руководитель следствия выразительно посмотрел на дежурного, и тот тотчас исчез из комнаты.
В сумке Хелены зажужжал телефон, но она не стала брать трубку.
– Мы хотели бы осмотреть компьютер Люкке, если он у нее был. А также все, что может дать хоть какие-нибудь зацепки.
Оставшийся в комнате полицейский сначала посмотрел на Харальда, а потом задержал взгляд на Хелене.
– Своего компьютера у нее нет, но иногда я разрешаю ей пользоваться моим старым, – сказал Харальд.
– Хорошо. Наверняка многие сейчас хотят с вами связаться. Не только родственники, но и пресса. Сегодня утром на нас оказали большое давление, и мы назначили пресс-конференцию на одиннадцать часов. – Полицейский бросил взгляд на часы. – Это через два часа, и я думаю, будет хорошо, если вы скажете несколько слов. Чтобы от вас все отстали.
– Что? – невольно вырвалось у Хелены. Куда она попала? Блоги, пресс-конференции…
– Спокойно. – Харальд убедительно посмотрел на нее. – Я согласен, мы должны делать все, что можем.
Перед глазами Хелены возникли фотографии родителей пропавшей Мэдлин Макканн. Английской девочки, которая бесследно исчезла несколько лет назад, когда семья отдыхала в Португалии. Родители дали массу интервью, но так и не нашли свою дочь.
– Нам нужна любая помощь, которую нам могут оказать. Может быть, звучит странно, но СМИ обращаются к общественности не так, как мы. И поверьте мне. Лучше поговорить с журналистами во время пресс-конференции, чем отдельно. Эти журналисты – как настоящие коршуны.
Хелена еще раз вспомнила британскую семью и то, как родителей записали в подозреваемые.
– А что, по-вашему, мы должны сказать? – спросил Харальд.
– Это решать вам, но будь я на вашем месте, я бы попросил общественность о помощи. Кто-то мог что-то видеть. У вас есть несколько часов на подготовку. До начала пресс-конференции мы все вместе обсудим.
Хелена надеялась, что Харальд запомнит слова полицейского, она сама была не в состоянии сосредоточиться.
– Мне надо задать вам еще пару вопросов, – продолжил полицейский, настраивая стоящий на столе маленький магнитофон.
– Время – восемь сорок утра, комната для допросов номер три…
Хелена нервно смотрела на Харальда, пока полицейский зачитывал детали.
– Позже мы допросим вас по отдельности. Чистая формальность. Вам незачем волноваться, но сейчас нам надо задать вам несколько вопросов, просто-напросто добавить кое-какие сведения, – объяснил он, глядя перед собой из-под кустистых бровей. – Извините, но где именно вы находились вчера, – он заглянул в свои бумаги, – когда исчезла Люкке?
– Я был на работе, – быстро ответил Харальд.
Похоже, полицейскому не очень понравился такой быстрый ответ, и он задал дополнительный вопрос.
– Не подумайте, что я хочу вас как-то задеть, это просто обычная рутина. Но кто-то может это подтвердить?
Харальд кивнул и написал чье-то имя на лежавшем перед ним листе бумаги.
Полицейский повернулся к Хелене.
– Я тоже была на работе.
– Кто-то может это подтвердить?
Хелена написала имя своей коллеги. Как только она выйдет отсюда, она сразу же позвонит ей.
Вернулся дежурный и сел рядом со следователем. Они кивнули друг другу, будто между ними существовала негласная договоренность.
– В адрес вашей семьи поступали угрозы? – спросил дежурный.
– Угрозы? Что вы имеете в виду? – спросила Хелена. Ей показалось, что в комнате стало нечем дышать.
– Вам кто-то угрожал?
Хелена посмотрела на Харальда, который покачал головой.
– Кто-нибудь требовал у вас деньги?
– Что? Вы что, подозреваете, что ее похитили? – Он запнулся.
– Мы должны рассматривать все варианты, – ответил дежурный.
– Но… – Харальд сдержался и замолчал. Его плечи опускались все ниже и ниже.
– Я хочу, чтобы вы знали: у нас вы можете чувствовать себя в безопасности. Если у вас кто-то требовал деньги, чтобы вернуть вам вашу дочь, вы должны нам это рассказать. Мы знаем, как поступать в таких ситуациях. Если это так, вы должны нам рассказать. У нас было несколько случаев, когда похитители угрожали родителям, чтобы те не шли в полицию, но мы знаем, как с этим справиться, вам не надо бояться.
Угрозы? Выкуп? Одна сплошная мешанина из слов, которые друг с другом никак не соотносятся. Внезапно все стало происходить как в замедленной съемке.
– Вам не казалось, что вас преследуют?
– Кто-нибудь желал Люкке зла?
Нет! Нет! Нет! Прекратите!
– А как у нее в школе с друзьями?
– Хорошо. – Харальд, к счастью, вроде бы владел своими чувствами и отвечал на вопросы.
– Значит, по вашему мнению, никто не желал зла ни ей, ни вам? – опять спросил следователь.
Хелена потерла глаза и посмотрела на полицейских. Покачала головой.
Следователь стучал по клавиатуре.
– Хотите сообщить нам что-то еще? – Сначала он посмотрел на нее, а потом на Харальда. – Какая у вас дома обстановка?
– Что вы хотите сказать? Мы ведь в разводе, у Харальда новая семья… – Хелена замолчала.
Полицейские ждали, что она договорит фразу до конца.
– Вы думаете, что ее нет в живых? – Вопрос Харальда прорезал воздух.
Хелена задержала дыхание.
– На это вопрос я не хочу и не могу отвечать, оснований так считать нет, и от того, что мы будем строить здесь предположения, легче не станет. Мы ищем вашу дочь, и пока у нас нет никаких других сведений, мы исходим из того, что она еще жива.
Эллен. 08.10
– Извините, что опоздала. – Эллен закрыла за собой дверь конференц-зала Хей Бабериба, где все уже собрались. – Я только что говорила с полицией, они нашли сумку Люкке в парке Роламбсховспаркен. Через три часа состоится пресс-конференция.
– Хорошо, будем вести прямую трансляцию в Сети. Проследите за тем, чтобы они вставили эту новость в «Утро новостей», – сказал Джимми, сидящий во главе стола. – Мы сможем включить это в следующий выпуск новостей?
– Конечно, – сказала Эллен и, наскоро обняв Андреаса, села. – С возвращением. – Как хорошо, что они станут работать вместе.
– Спасибо, я совсем не против поработать. Даже в субботу. – Хоть он и улыбался, глаза у него были в красных прожилках. – Один ребенок – это психическая перестройка, двое детей – это, черт возьми, физическая перестройка. Я совершенно без сил.
Он не изменился. Просторные джинсы и еще более просторная футболка с надписью «Fuck the Fuckers»[2] большими буквами на груди.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда у тебя будет трое детей, – сказала Анна, сидевшая напротив них. – И могу сказать, что когда они вырастут, легче не станет.
Стакан Детеканны был всегда наполовину пуст. На самом деле коллегу звали Анной, но Филип с Эллен звали ее Детеканной. Она утверждала, что читает только некоторые статьи в «Свенска Дагбладет» и презирает коммерческое содержание, т. е., в принципе, все, что показывают по ТВ4, но они знали, что на самом деле она читает только детективы. Их общий коллега рассказал об этом Филипу в гримерке. Они были членами одного книжного клуба.
– Что мы знаем? – спросил Джимми и провел рукой по красному лакированному столу. За ним висели афиши популярного сериала Остаться в живых вперемешку с кадрами из Бананы в пижамах.
– О’кей. – Эллен подключила проектор к своему компьютеру. – Люкке Хёёк, восемь лет. Дочь Харальда Хёёка и Хелены Энгстрём.
На экране появилась фотография Люкке.
– Она пропала около шестнадцати часов назад. Последний раз ее видели у Королевского теннисного корта.
Эллен открыла документ со сведениями о семье, которые она успела собрать.
– Отец Люкке управляет принадлежащей семье гостиницей «Руби» на площади Норрмальмсторг. Хелена – риелтор. Оба выросли в районе Юрсхольм и сейчас живут на Эстермальме, недалеко друг от друга. Оба родились в шестьдесят пятом году. Жена Харальда Хлоя Хёёк моложе, она семьдесят седьмого года. У нее своя фирма, деятельность которой пока приостановлена, поскольку Хлоя в декрете. Ее доходы равны нулю. По описанию фирма занимается экологическим детским питанием.
– То есть высший свет. – Джимми встал со стула и достал маркер из прикрепленного к доске держателя. – О'кей, какие сценарии тут возможны? – спросил он и написал на доске одно слово.
Похитили?
Эллен открыла карту Стокгольма, на которой обвела в кружочки теннисный корт и парк Роламбсховспаркен.
– По информации полиции сумку нашли здесь, – она показала мышью на карту, – то есть, в другом конце города, так что или кто-то увез ее против воли, или…
– О'кей. А если посмотреть на это с точки зрения новостей? – спросил Джимми.
– Я думала, что именно это я и делаю, – ответила Эллен.
– Что мы знаем такое, что другим неизвестно? Предположительно речь идет о преступлении.
– Да, полиция думает, что совершено преступление, но это не значит, что мы уже не найдем ее живой.
– Нет, конечно, – сказал Лейф, подняв глаза от вечерней газеты, которую он просматривал. – Она наверняка где-нибудь спряталась и скоро объявится и скажет «ку-ку».
– Тебя это забавляет? – спросила Эллен.
Лейф слегка ухмыльнулся.
– А кого подозревает полиция?
– Пока никого, они опрашивают членов семьи и людей из окружения девочки.
– А есть возможный подозреваемый? – продолжил он.
– Пока нет, – ответила Эллен. – По моим данным, – добавила она. – У тебя, что, есть другая информация?
– Нет. – Лейф пожал плечами.
Он наклонился к Детеканне и сказал что-то, что Эллен не расслышала.
– Не шепчи. Если тебе есть что сказать, скажи вслух, – заметила Эллен.
– Идем дальше. – Джимми стукнул маркером по доске.
– А знаете ли вы, что каждый год в Швеции пропадает пятьсот детей? – подала голос Детеканна.
Джимми, который как раз собирался что-то опять написать на доске, обернулся.
– Что? Это правда? Мне нужна дополнительная информация. Мы из этого что-нибудь сделаем. Хорошо, Анна. – Он написал цифру на доске, но остановился. – Это вместе с иммигрантами?
– Извини? – произнесла Эллен так, словно у нее что-то застряло в горле. – А какое, по-твоему, это имеет значение?
– Естественно, никакого. Одинаково плохо, но я думаю о ценности новости и ее аспекте.
Эллен посмотрела на Детеканну.
– Никогда раньше не слышала эту цифру. Это правда?
– Да, правда, – ответила Анна. – Но большинство исчезновений не приводит ни к масштабным полицейским мероприятиям, ни к участию общественности. Чаще всего ребенка уводит один из родителей. Честно говоря, меня тоже удивила эта цифра. Об исчезновении такого рода не говорят. СМИ следят за событием, если вовлечена третья сторона, т. е. полиция.
– Да, и когда речь идет о белом ребенке из высшего общества, – вставила Эллен.
– Именно, – сказал Джимми, словно забил в гроб последний гвоздь. – Это суровая действительность. Я знаю, как несправедлив мир, когда у тебя нет денег и ты темнее, чем среднестатистический житель этой страны. – Он провел по своим темным волосам для уточнения. – Это так, но это не имеет значения, мы собрались здесь не поэтому.
– Но я не понимаю, почему не подключают полицию, когда за исчезновением стоит один из родителей? – спросила Эллен.
– Потому что чаще всего это считается спором по поводу опеки…
– Стоп. Давайте сосредоточимся на Люкке, – прервал Джимии. – Мы ограничены во времени. – Он напряженно посмотрел на часы.
– Двадцать пятое мая – международный день пропавших детей, – заметил Андреас, который возился со своим телефоном.
Все посмотрели на него.
– Прямо страшно становится! – смущенно улыбнулся он.
– Да, может быть. Кто-то похитил ее, чтобы привлечь внимание общественности к этому дню. Просто-напросто пиар-путч. – Эллен выдавила из себя улыбку.
– Черт возьми. – Андреас рассмеялся. – По-моему, в этом что-то есть.
– Анна, узнай все о семье, – попросил Джимми.
– Никто из них не проходит по уголовным делам, – заметила Эллен.
Детеканна медленно поставила чашку с чаем рядом со своей тарелкой, на которой лежали два хлебца с мармеладом. Теперь чашка стояла так, что все могли прочесть надпись. Лучшая в мире мама.
– Люкке ходит в Седегренскую школу на Эстермальме. Это частная школа, или немуниципальная, как теперь принято говорить. Во всяком случае, прибыльная. По мне – таких школ вообще не должно быть.
– Спасибо, Анна. Теперь мы знаем твою позицию по этому вопросу, – вздохнул Джимми.
Эллен невольно подумала о том, что Детеканне не мешало бы покрасить корни волос, а то у нее на голове полоса седых волос в целых два сантиметра.
– Продолжай, Анна, – устало попросил Джимми.
Эллен подошла к доске и взяла у Джимми маркер.
– Мы должны ее найти. Что нам делать? – спросила она нетерпеливо.
– Нет, не так: что нам делать, чтобы создать качественные новости? – поправил ее Джимми, но все-таки сделал шаг в сторону. – Педофилы, – добавил он и сел на свое место. – Напиши.
Словно он рассказал, что собирается съесть на ужин. Эллен надеялась, что никто не видит, как у нее дрожит рука, когда она начала писать на доске. Она подчеркнула слово «Похищена», которое до нее написал Джимми.
– Учитывая доходы семьи, это вполне возможно. Согласно моему источнику в полиции никто еще не выдвигал никаких требований, но это может произойти, – заметила Эллен и написала на доске еще одно слово.
Семья
– Мы не должны исключать этот вариант только потому, что Люкке белая девочка из высшего общества, – пояснила она.
– А какие у них могут быть мотивы? Папа педофил? – спросил Андреас.
– Нет, – ответила Детеканна. – По крайней мере, он не судим.
– Или мама, – сказала Эллен. – С тем же успехом это может быть она.
Детеканна вздохнула.
– А зачем маме похищать своего ребенка?
– Я не знаю, но, может быть, она убила ее по ошибке и где-то спрятала. Или она хочет отомстить папе. Кто знает? В США был случай…
– Так то в США, – оборвала ее Детеканна.
– Дичь какая-то, – заметил Андреас.
– То есть ты хочешь сказать, что мама, если она сделала что-то своей дочери, скорее сойдет с ума, чем папа, если он использовал свою дочь в сексуальных целях?
– Ну, не знаю. А что?
– Давайте двигаться дальше, – предложил Джимми, начав качаться на задних ножках стула.
Эллен откашлялась.
– Да, мы попытаемся поговорить с друзьями, соседями и семьей, но будем делать это в рамках разумного. Пусть в грязном белье копаются вечерние газеты.
– Разумеется, но мы должны быть впереди всех, – сказал Джимми.
– В десять утра поисковый отряд начнет еще раз прочесывать местность. К сожалению, мы не успеем принять участие в поиске, поскольку в это время состоится пресс-конференция.
– Поиск? Почему мы должны участвовать в поисках? Если вы и должны что-то искать, так это новости, – опять поправил ее Джимми.
Эллен вернулась на свое место.
– Извини, я не хотел тебя обидеть… – Взгляд Джимми изменился.
В сумке завибрировал телефон. Эллен, не задумываясь, взяла трубку.
– Я только что видела тебя в новостях.
Эллен встала со стула и придвинула его к столу.
– Я не понимаю, почему именно ты должна делать репортаж о пропавшей девочке?
– Привет. Да, именно. – Эллен пыталась говорить обычным голосом, чтобы никто в Хей Бабериба ничего не заподозрил. Может быть, она даже переигрывала?
– Это ужасно. Почему ты это делаешь?
Эллен пошла к двери.
– Да, конечно, – произнесла она с деланым энтузиазмом в голосе.
– Ни один нормальный человек так бы не поступил, учитывая все то, что нам пришлось пережить.
Эллен пыталась удержать в руках телефон, сумку и компьютер, одновременно прикладывая пропуск к двери, чтобы выйти из комнаты.
– А я ненормальная, – тихо ответила она, надеясь, что никто в комнате ее не слышит. Вся спина у нее взмокла, ей надо выйти. Она снова попыталась открыть дверь.
– Спасибо за помощь, – кисло сказала она своим коллегам, когда пропуск наконец сработал и дверь открылась.
– Что ты сказала? – спросила ее мама.
Эллен прислонилась к стене в коридоре.
– Подумай о семье маленькой девочки. Ты, наверное, не забыла, как с нами обращались журналисты…
– Пожалуйста, конечно, я не забыла.
– Ты можешь быть такой жесткой. Что ты хочешь этим доказать, Эллен?
Эллен не ответила.
– Как ты могла в это впутаться, я не понимаю, как ты можешь заниматься таким недостойным делом? – Теперь она всхлипывала.
– Я пытаюсь найти девочку. Только и всего! – Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не закричать на свою маму.
– То, что случилось, уже случилось, и ничего нельзя исправить, – продолжала ее мама.
– Я знаю, – прошептала Эллен. Сумка выскользнула у нее из рук и упала на пол.
– Мы ее не вернем.
Эллен закрыла глаза.
Мона. 10.10
У нее болел каждый мускул.
Мона дотронулась до груди. Здесь было больнее всего. Очень сильно билось сердце.
Ночь практически прошла без сна. Из-за волнения и непогоды она не спала до утра. В конце концов, приняла одну, нет, две, успокоительные таблетки. Легла в постель, и таблетки сделали свое дело.
Хорошо бы лечь и не проснуться.
Хотя часы показывали начало одиннадцатого, она еще не оделась.
Мона села на диван. Принялась разгадывать кроссворд в сегодняшней газете, но не смогла заполнить ни одного квадратика.
За окном лил дождь. Сквозь шум дождя она услышала, как на перроне остановился поезд метро. Хотя всю свою сознательную жизнь она прожила рядом со станцией Абрахамсберг, она так и не привыкла к грохоту. Скрежет тормозов мог по-прежнему разбудить ее среди ночи. Она много раз пыталась уговорить хозяина вставить более толстые стекла, но хозяин отказывался. Это слишком дорого, хотя у нее только три окна и балконная дверь.
Она отложила кроссворд и взяла книгу. Прочитав одну и ту же страницу бесчисленное количество раз, включила телевизор.
И тут в прихожей зазвонил телефон.
Она надела тапочки и запахнула тонкий халат. Робким шагом прошла в прихожую и взяла трубку.
– Мона Перссон, – сказала она, поправляя вязаную скатерть под телефоном.
– Мартин Янссон, полиция. Надеюсь, я не позвонил…
– Вы нашли ее? – спросила Мона, не дав ему закончить фразу.
– Нет, к сожалению. Но мы нашли ее сумку, вернее, ее рюкзак.
Грудь еще больше сдавило. Она видела это в новостях.
– Как мы поняли, вы собирали ей сумку. Мне нужно знать, что там лежало.
Мона застыла как вкопанная и попыталась вспомнить.
– Да. Это так. Я все сделала, как обычно: положила ее теннисную форму, кроссовки, полотенце… или нет, полотенца не было, гель для душа. Люкке всегда переодевалась в школе, так что я не знаю, положила ли она что-то еще в сумку.
– А больше вы ничего не помните?
– Нет, или да, резинка для волос. Волосы были распущены.
– О’кей…
В голосе полицейского послышалось разочарование. А она надеялась, что ей удалось сообщить ему необходимую информацию.
– Я могу что-то сделать?
– Сейчас нет, но мой коллега свяжется с вами в течение дня, чтобы задать дополнительные вопросы, и нам также придется взять у вас образец слюны, чтобы исключить следы вашего ДНК на сумке.
– Конечно, звоните. Можно мне спросить – где вы нашли ее сумку?
– В парке Роламбсховспаркен.
Мона призадумалась.
– Но это же в другом конце города?
– Вот именно. Сожалею, но мне надо еще поработать. Спасибо за помощь. – Полицейский положил трубку.
Мона опустилась на маленькую табуретку рядом со столиком из сосны и снова подняла трубку. Недолго думая, кому из них позвонить, набрала номер Харальда, поскольку все еще шла его неделя.
Харальд подошел после третьего гудка.
– Вы что-то знаете? – спросила она.
– Нет, ничего нового, – ответил он подавленно. – Куда она могла подеваться? Ты должна нам помочь, ты единственный человек, который ее понимает.
Мона покачала головой.
– Никак не могу взять в толк. Люкке не из тех, кто исчезает. Не понимаю, и все тут.
– Она могла сбежать?
Мона опять вспомнила о ссорах.
– Ведь она не тот ребенок, который может сбежать из дома? – продолжил Харальд.
«Ребенок, что за формулировка», – подумала она.
– Вообще-то нет. – Мона засомневалась. – Но последние недели она очень сильно грустила.
– Что ты имеешь в виду?
«Ты действительно ничего не замечал», – подумала Мона.
– Это трудно описать, но она вся ушла в себя. – У нее не было сил объяснить. Это только сделает ему больно, но никак не поможет.
– Но она всегда тихая.
Мона не ответила. Что она может сказать?
– Пожалуйста, попытайся вспомнить. Когда ты вчера отводила ее в школу, может быть, она сказала или сделала что-то особенное?
На несколько секунд воцарилась тишина.
– Нет, но я видела по ней, что она расстроена.
Они опять замолчали, и Мона стала вспоминать вчерашний день. Утро пятницы было ужасным. Когда она вошла в комнату Люкке в самом начале восьмого, девочка сидела на кровати и яростно терла пальцы о джинсы.
– Что ты делаешь? – спросила Мона и взяла ее за руки, чтобы она прекратила.
Люкке отвернула голову и прошептала:
– Я не знала.
– О чем ты?
В ту же секунду в дверь постучали, и не успели Мона с Люкке и слово сказать, как в комнату вошла Хлоя.
Мона почувствовала, как Люкке крепко сжала ее ладонь.
– Как хорошо, что ты здесь. – Хлоя посмотрела на Мону. – Я пыталась объяснить Люкке, что не надо брать мое дорогое мыло, которое в Швеции не достать. У тебя есть другое мыло, в маленькой ванне, – продолжила Хлоя, взглянув на Люкке. – На этот раз я тебя прощаю, но хочу, чтобы больше это не повторилось. Договорились?
Люкке кивнула, не поднимая глаз.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.
Люкке медленно подняла голову и прошептала:
– Договорились.
– Спасибо, давай забудем это и постараемся провести день хорошо. – С этими словами Хлоя вышла из комнаты.
– Не обращай внимания, – прошептала Мона, похлопав девочку по щеке.
Но Люкке продолжала с силой скрести ладони о джинсы.
– Я должна уничтожить запах этого мыла, – твердила она. – Я должна уничтожить запах!
Мона не знала, как успокоить Люкке, и дала ей возможность выговориться.
Через какое-то время девочка замолчала.
– Извини. – Она посмотрела на Мону голубыми глазами, полными слез.
– Давай наденем свитер и позавтракаем. – Мона похлопала Люкке по розовым щечкам.
Мона накрыла Люкке завтрак и, услышав, как Харальд и Хлоя ссорятся в холле, стала мыть посуду.
Как обычно, речь шла о Люкке.
На этот раз Хлоя утверждала, что слышала, как Люкке кашляет. Поэтому она не хочет, чтобы Люкке оставалась у них на выходные, а то она может заразить своего младшего брата.
Мона не заметила у Люкке никаких признаков простуды.
В конце концов, Хлое удалось уговорить Харальда позвонить Хелене, чтобы та забрала дочку. Они кричали друг на друга по телефону.
Она бросила взгляд на Люкке, сидевшую за столом на кухне. Девочка не притронулась к еде и сидела, закрыв уши.
Мона уронила стакан в мойку, и он разлетелся на мелкие осколки.
– Люкке умная девочка. Она прекрасно понимала, о чем шла речь, – тихо сказала она Харальду, о чем сразу же пожалела.
– Что ты сказала?
– Ничего.
– Как бы то ни было, пожалуйста, не уходи из дома, вдруг она придет к тебе. Разумеется, я заплачу.
– Не нужны мне никакие деньги, Харальд.
– А она не может быть у какой-нибудь подружки? Разве полиция не спрашивала тебя, у кого она может быть? Я думаю, у нас есть имена…
– Харальд, у нее нет друзей.
В трубке замолчали.
Мона не хотела рассказывать об одноклассниках Люкке, которые относились к ней плохо. Когда она приводила ее в школу, дети с ней даже не здоровались, хотя девочка иногда проявляла инициативу и пыталась установить контакт, но это становилось все реже и реже.
Мона много раз просила учительницу что-то предпринять. Но ей говорили, что сейчас так много дел, что этим займутся только после летних каникул.
После летних каникул.
Сколько раз Мона пыталась рассказать Харальду и Хелене о том, каково Люкке приходится в школе, но они ее не слушали.
Разговор окончился, но Мона продолжала сидеть на табуретке. Трубка лежала у нее на коленях.
Внутри нее зрело чувство, но она хотела побороть его, не дать ему взять верх.
Люкке было четыре года, когда Мона начала работать в семье Хёёк. Родители тогда только что развелись, и для всех это был болезненный период.
Это была не первая разведенная семья, в которой работала Мона. Все разводы были полны ненависти. И всегда страдающей стороной оказывались дети. Как бы она ни пыталась это себе объяснить, у нее ничего не получалось.
Но эта семья превзошла все остальные. Здесь все било через край. И не только потому, что маленькая Люкке была особым ребенком – очень одиноким и ранимым.
Эллен. 10.50
До прямого эфира оставалось десять минут. Джимми решил, что пресс-конференция должна транслироваться вживую и на канале ТВ4. Он утверждал, что это идеально подходит для целевой группы.
Андреас проверил оснащение камеры, а Эллен в последний раз просмотрела сценарий.
Вся журналистская братия собралась в здании полиции на Кунгсхольмене. Были представлены все газеты, сайты, теле- и радиоканалы. Хотя в помещении уже было слишком много народу, журналисты все прибывали и прибывали. Эллен давно не видела такой явки.
Закусив губу, Эллен попыталась собраться. В руке она держала микрофон с эмблемой канала – большой красной четверкой.
– У тебя потекла тушь. Поправь ее, а то мы не сможем начать. – Андреас показал на ее правый глаз.
Она попыталась стереть тушь слюной. Андреас покачал головой.
Эллен продолжала тереть. Под глазом начало пощипывать, а сутолока стала ее раздражать. Почему она не пошла работать на радио?
– Давай, Эллен, мы должны приготовиться как можно быстрее. Скоро начинаем, – сказал он, выставляя расстояние на камере.
Она кивнула, он прав.
Она взяла зеркало и попыталась убрать тушь, наложенную поверх телевизионного грима. Филип сделал хорошую основу, но из-за дождя, а теперь еще и духоты в комнате грим надо бы подправить.
– Осторожно, – сказала она кому-то, кто ткнул ее в спину. Отметила, где находятся запасные выходы, и вычислила, как быстро она сможет выйти, если не справится.
Она еще раз пробежала глазами мятый сценарий, который набросала в машине по дороге в здание полиции. Одернула платье, чтобы оно сидело как надо, сделала глубокий вдох и попыталась отключиться от посторонних звуков и движений.
Андреас кивнул. Она подняла микрофон и посмотрела в камеру.
– Я нахожусь в здании стокгольмской полиции… – Она опустила микрофон. – Нет, надо переписать. Я не смогу это произнести. Это слишком банально. – Она поискала ручку в сумке, но не нашла. Пришлось довольствоваться карандашом для подводки глаз. Не зная, что она будет менять, принялась черкать сценарий.
Конец ознакомительного фрагмента.