Глава 5
Затянувшийся рейс
Солонина оказалась так себе. А сухари почти все развалились, мешок был набит трухой и жалкими огрызками крепких корок. Запивали все это противной на вкус водой, такую с трудом проглотить можно, в нее будто мыло добавили. При такой еде не до застольных разговоров, так что все помалкивали, поглядывая на Миллиндру. Но та, слегка поклевав, не спешила удовлетворять всеобщее любопытство. Отнекивалась и просила дать ей немного времени. Дескать, записи в журнале запутанные, почерк скверный, местами очень трудно его разобрать.
Трой, пользуясь случаем, спросил:
– Пока Миллиндра занята журналом, может, просветите меня немного? А то ведь я многое позабыл.
– С радостью, дружище, – ответил Драмиррес. – Ты только спроси, что тебе интереснее всего.
– Хорошо, пусть мы преступники. Но почему нас перевозят так странно – в ящиках. И почему мы в них не задохнулись, ведь там почти нет воздуха.
– Прежде чем заколотить крышку, нам дают алхимическую гадость, от которой тело как бы замораживается. Это выгодно, так можно перевозить кучу народа и при этом груз не надо ни кормить, ни поить. Набил полный трюм – и отправляй куда надо.
– У вас что, всех пассажиров так перевозят?! – поразился Трой.
– Вряд ли. Разве что самых нищих и таких, как мы. Кому какое дело до преступников? А то, что долгая заморозка может убить, тоже никого не волнует. Рассчитывают рейсы покороче, без лишнего риска, а там как получится. С нами, как видишь, не получилось.
– Почти все люди в ящиках или мертвы, или взбесились. Что произошло?
Драмиррес пожал плечами:
– Я уже всю голову поломал, но так и не понял. Может, Миллиндра расскажет. Получается, что нас почему-то слишком долго держали замороженными. Пропустили отведенный срок, а так делать нельзя, очень опасно, можешь не разморозиться.
– Из-за этого они так взбесились? Почему мы нормальные, а они такие?
– Ты задаешь слишком много вопросов.
– Ну так я не знаю ничего.
– Давай вернемся к самому началу.
– Давай.
– Памяти у тебя нет, но все, что не относится к тебе, ты помнишь. Или почти все. Все верно?
– Да.
– Это хорошо, потому что некоторых стирают так, что они не могут даже штаны расстегнуть без посторонней помощи. Мы осуждены церковными судами, нас специально отобрали из толпы преступников. Тебе что-нибудь говорит слово «рашмеры»?
– Совершенно ничего.
– Странно, ведь о них почти все знают. Ты должен был его слышать.
– У меня, понимаешь, с памятью не все в порядке…
– Но это знание не относится к тебе напрямую. Ты же знаешь многое о кораблях, так что должен был сохранить память и об этом.
– Но не сохранил.
– Ладно, понял. Тогда придется говорить много.
– Сколько надо, столько и буду слушать.
– Храннек, сбегай посмотри остальные двери, вдруг кто-то начал ломиться.
– Я тоже хочу послушать!
– Так ты быстро сбегай и много не пропустишь. Давай-давай, не медли!
– Так что там насчет рашмеров? – спросил Трой.
– Все мы выбраны в рашмеры. Ты, я, все шестьсот два пассажира в трюме. Нас выбирают из осужденных, по своей воле на такое мало кто рискнет пойти. И только церковники могут это делать, на них почти все суды завязаны. У них почти по всему миру монополия на отбор кандидатов из осужденных. Они отбирают тех, кому больше четырнадцати и меньше двадцати. Осматривают их, отбраковывают негодных. Но всех отбраковать не получается, всегда затесываются те, кто не может стать рашмером. Тем, кто прошел отбор, в кровь вливают пепельный яд.
– Пепельный яд?
– Ты и про пепел юга не знаешь?
– Нет.
– Ну ты даешь, об этом все знают.
– Кроме меня.
– Ребята, и как же ему тогда хоть что-то объяснить? До вечера придется языком молотить, а я в этом деле не мастак.
– Я бы такое послушал, – сказал Айлеф. – Я про пепел и южные страсти люблю слушать. В детстве мне много сказок про это рассказывали.
– И я бы послушал, – присоединился Бвонг. – Все равно делать нечего. Чем я хуже сенного вора, я тоже такие сказки слышал. Давай уже, рассказывай, не ломайся.
– Ладно, – сдался Драмиррес. – Но, Трой, это длинная история, если где-то что-то знаешь, сразу говори, буду ее сокращать.
– Хорошо.
И Драмиррес начал рассказывать. Начал он не с чего-нибудь, а с древнейшей истории мира. Одно это доказывало, что говорить придется долго. И что память Троя, по-видимому, повреждена куда серьезнее, чем считалось, раз он забыл то, что в той или иной мере знакомо каждому.
Когда-то, в незапамятные времена, мир имел форму шара с двумя высокими конусами на полюсах. То есть, если встать на экваторе и полететь высоко-высоко, после чего глянуть вниз, можно было увидеть что-то похожее на неровный ромб, посреди которого тянется выпуклый пояс горного хребта, разрезающего планету на две ровные половинки.
Срединный хребет сам по себе не из низких. Вершины его уходят на такие высоты, что даже перевалы невозможно преодолеть: человек там задыхается от нехватки воздуха, у него лопаются сосуды, легкие заполняются кровавой слизью. Но в сравнении с полярными исполинами он вообще не смотрелся. Они возникли из-за каких-то аномалий в поле силы тяжести планеты. Пытаясь прояснить этот момент, Драмиррес безнадежно запутался, выдав свое поверхностное знакомство с темой.
В те же стародавние времена случился катаклизм, едва не уничтоживший мир. Что там произошло, как, когда – неизвестно или скрыто от несведущего народа. Могущественная цивилизация древности погибла так стремительно, что не успела подготовиться, не сохранила великие знания. Той, что со временем возникла на осколках мира, удалось сберечь лишь крупицы былого, практически все восстанавливали заново, лучшие умы юга занимались этим тысячелетиями и продолжают заниматься.
То, что изначально земли Краймора были лишь подножием Полярной горы, – как раз из сохранившихся крупиц старого знания. Потому что при катастрофе великая вершина погибла. От нее осталось лишь основание, жалкий обломок – горная система и прилегающая к ней относительно равнинная территория.
Катастрофа изуродовала Крайний Юг, досталось и суше, и воде. Побережье испещрила система узких извилистых фиордов-трещин, некоторые из которых разрезали сушу так далеко, что едва не доставали до полюса. Рельеф стал непредсказуемым, доходило до того, что идеально плоская равнина могла безо всякой прелюдии смениться карликовой горной системой. И карликовая вовсе не подразумевала незначительность, ведь ее вершины могли доставать до небес, утопая в вечных снегах, но вершин этих две, три и обчелся, а далее начинается все та же сглаженная низменность.
В морях Краймора не протолкнуться от неисчислимых островов, скал и мелей. Все это усугубляло и без того непростую ситуацию с сильными течениями, превращая навигацию на Крайнем Юге в изощренную пытку.
Великая гора погибла не бесследно, от нее кое-что сохранилось. Изломанные останки рассечены бездонными разломами, из которых круглый год поднимаются массы разогретого недрами воздуха. В таких районах можно уши до белых волдырей обморозить, а потом выбраться из снегов и, пройдя не более трех сотен шагов, скидывать меховую одежду из-за нестерпимой жары. Ну это если ты настолько бесшабашен, что вообще ничего не боишься.
Но таких не бывает, действующие разломы Крайнего Юга пугают абсолютно всех. Помимо горячего воздуха с сернистым запахом они могут извергать водный пар, а некоторые временами сочатся вязкой лавой. Но это все пустяки в сравнении с выбросами пепла. Разумеется, не тем, который сопровождает обычные вулканические извержения. Пепел юга, ядовитый пепел, пепельный яд – у этой гадости много названий. Загадочный продукт, порожденный какими-то неведомыми странностями планетных недр.
Не гибель горы, не землетрясения, раскачивающие всю известную твердь, не исполинские цунами погубили древнюю цивилизацию. Масштабные массы пепла, которые при катастрофе изверглись в атмосферу, медленно оседая, отравили все обитаемые земли. Лишь стена Срединного хребта сумела их остановить, хотя в этом не было никакой пользы, потому что на запретном севере, который за ней укрывался, нет ничего живого, там некого было травить.
Некоторые места пострадали сильнее, другим повезло чуть больше, и там сумели выжить люди. Им пришлось поколениями существовать в условиях повышенной концентрации ядовитого пепла. Кого-то он убивал быстро или медленно, кто-то приспосабливался. Пепел мог отнять разум, но мог дать силу и выносливость или вознаградить твоего ребенка магическим даром. Без магии в те времена выжить было непросто, потому что развелось множество чудовищных порождений катастрофы.
Люди, животные и птицы менялись под действием пепельного яда, превращаясь иногда в полезных существ, а иногда в кровожадных чудовищ – против которых почти бессильно обычное оружие. Лишь искрящийся посох мага мог остановить особо опасных монстров, но даже эти могучие люди в одиночку не всегда могли справиться с порождениями пепла. Им приходилось объединяться, заботиться о пополнении рядов, сообща раскрывать потерянные секреты магии, учить неофитов. Именно в те времена начали возникать прообразы современных магических Домов.
Со временем выбросы пепла уменьшились и сейчас представляют опасность лишь на Крайнем Юге и некоторых прилегающих к нему территориях. Только там люди до сих пор существуют в условиях постоянной угрозы, ведь до разломов рукой подать, и очередной порыв ветра может принести от них облако опаснейшего яда. В определенных пределах от него защищают магические амулеты и алхимические эликсиры, но при высоких концентрациях они бессильны или действуют недолго.
У отравленных три пути: умереть в муках, каким-то чудом выжить и при этом не измениться, выжить и стать чудовищами – рабами или слугами пепла. То есть существами, утратившими разум, злобными, кровожадными. Они очень быстры, у них невероятная сила, но при этом беспросветно глупы и способны существовать лишь в условиях повышенных концентраций пепельного яда. То есть на землях Крайнего Юга, причем не на всех.
Но есть и четвертый путь, – продолжал Драмиррес. – Вот только он доступен не для всех. Да и для них открыт лишь в определенном возрасте; если перерос его, забудь о таком пути. У церковников есть препарат на основе пепла, они вводят его тебе в кровь, и через какой-то срок ты или умрешь, или превратишься в слугу пепла. Но такое случается нечасто, ведь людей перед этим обследуют и тщательно отбирают. В основном такие, как мы, остаются нормальными. Ну как нормальными… мы все равно меняемся, становимся рашмерами. В переводе с древнего языка – людьми пепла. Рашмеры сохраняют разум и память, но становятся сильнее и быстрее, их, как и рабов пепла, иногда тоже называют пепельниками.
– Для рашмера это страшное оскорбление, – не отрываясь о судового журнала, произнесла Миллиндра.
– Ну, мне так говорили.
– Те, кто тебе это говорил, – глупцы.
Трой покачал головой:
– Ни за собой, ни за вами особой силы не замечал. И быстроты тоже. Эти, которые сидят в трюме, куда быстрее нас двигаются.
– Мы начинающие рашмеры, у нас еще все впереди, – произнесла Миллиндра, все так же не отрываясь от судового журнала.
– Верно, – кивнул Драмиррес. – Радуйтесь, нам крупно повезло. Мы пережили длинную заморозку, выбрались из ящиков, не превратились в рабов пепла. Это все равно как при игре в кости дюжину раз подряд выпадет шестерка. Удача на нашей стороне, так что начинайте рыдать от счастья.
– Ага, конечно, – буркнул Бвонг. – Почаще бы так везло, не устаю радоваться.
– А ты бы хотел бегать по трюму без штанов и орать, как страдающая от запора сова?
– Я бы хотел стоять на твердом берегу, а не болтаться посреди моря на брошенном командой корабле с полным трюмом пепельников и какими-то несмешными клоунами наверху.
– Пепельников не может быть слишком много, перерождаются далеко не все.
– На нас много и не потребуется.
– Это ты верно подметил, если вырвутся, тут станет жарковато. Мы хрен знает кто, а не рашмеры, а они рабы пепла, они сразу все получают или почти все. Нас еще надо учить, мы должны хорошо питаться и жить на зараженных землях, иначе быстро умрем.
– То есть как? – не понял Трой.
– А очень просто. Рабы пепла не могут долго жить на нормальной земле, но нас это тоже касается. Если не попадем на зараженную территорию, начнем слабеть и умирать один за другим.
– То есть мы навсегда привязаны к Крайнему Югу?!
– Не совсем. Если доживем до взросления или, может, чуть дольше, зависимость пропадет. Но это не значит, что нас отпустят со службы. Кому понравится, если на север вернутся преступники, которые стали гораздо сильнее и быстрее, а еще их научили обращаться с оружием. На каждом из нас висит срок, и он большой. Так что мы попали надолго. Ну, это если сумеем добраться до земли. А я в этом не уверен. – Драмиррес выразительно уставился на ближайший обломок мачты.
– Даже с пеплом мы недолго проживем, – сказал Храннек.
– Верно, я совсем забыл, – кивнул Драмиррес. – Нам помимо пепла ввели еще один яд, особый. Если через полгода или около того не принять противоядие – умрешь. Противоядие есть только у церковников.
– Зачем им такие сложности? – не понял Трой.
– А сам не понял?
– Нет.
– Все просто – чтобы мы не разбежались по зараженным землям, где нас хрен найдешь. Этим ядом нас контролируют.
– Ловко придумано.
– У церковников почти все ловко налажено.
– Миллиндра, ты узнала что-нибудь?
– Да, Трой, кое-что есть.
– И что?
– Я знаю, почему нас так долго держали в трюме. Все дело в стечении обстоятельств. Сперва штурману пришлось остаться на берегу, в последний момент выяснилось, что лошадь понесла коляску, на которой ехала его жена. Она разбилась, мужу пришлось срочно заниматься похоронами. Судовладелец успел подобрать замену, но все делалось в спешке, и амулет связи остался у старого штурмана. И еще не взяли свежие таблицы погоды, которые делают маги, и обновлять старые тоже не смогли без амулета связи. Плавание автономное, без захода в порты. Если сойти с маршрута, компания понесет убытки. Капитан ходил по Западной подкове не первый раз, знал, что в это время года погода там без сюрпризов, предсказуемая, ветер не меняется, вот и решил не обращать внимания на проблему, идти напрямую. Но случилось редкое событие – неожиданный ураган. Ветер понес барк на полосу рифов, они не могли убрать все паруса, корабль при этом становится неуправляемым и может разбиться. И хотя работала только часть парусов, усилившийся ветер сломал три передние мачты и повредил оставшуюся. На нее после этого нельзя давать нагрузку, да и все равно с одной задней мачтой управляться таким большим кораблем нельзя. Ураган отнес корабль далеко от берегов, менять курс он не мог, только плыть по течению. Вот поэтому нас и передержали в ящиках, срок заморозки вышел, пока болтались вдали от берегов.
– На таком большом корабле должен быть маг, – заметил Драмиррес. – Кого-то должны были оставить присматривать за грузом.
– Был такой человек, но не полноценный маг, а перегоревший. Совсем слабенький. Его бы хватило определять зреющих рабов пепла, и он мог бы обновлять заморозку на небольшой срок, ему оставили для этого амулеты и зелья. Много от него не требовалось. Только этого человека смыло за борт в тот самый ураган.
– Кто-то все еще думает, что мы везучие? – улыбаясь, будто разжиревшая жаба, спросил Бвонг.
– Последние записи не все понятны. В команде начался разброд, кто-то взбунтовался, помощник капитана его убил. А потом капитан зачем-то притащил из трюма замороженного мальчика и держал его у себя в каюте. Только не спрашивайте зачем, ничего не объясняется, и это написано другим почерком. И еще тем же почерком написано, что капитан начал много пить. А потом мальчик переродился в раба пепла и напал на команду. Его убили, но он успел ранить троих, в том числе капитана. Часть команды взбунтовалась и отправилась в трюм убивать всех, кто там есть. Только в одном из ящиков оказался созревший раб пепла, они не смогли с ним сразу справиться, он убил двоих и одного очень сильно покалечил. После этого выжившие выбрались из трюма и закрыли все двери. Последняя запись сделана почерком, которого больше нигде нет. Она короткая: «Я, сэр Транниллерс, оставаясь верным рыцарем Церкви Святого Круга, пребываю на корабле, где перевозятся шестьсот два будущих рашмера. Мы попали в ураган, мачты сломаны, груз переморожен, некоторые отравленные начали перерождаться. Струсившая команда оставила судно, забрав все шлюпки, но этот путь не для меня. По мере сил буду помогать спасаться тем, кто пережил слишком долгую заморозку. Простите, дети, что не смог сделать для вас больше. Святой Круг, помоги мне уследить за всеми тремя выходами одновременно. Времени больше нет, восстают и те и другие, а в ящиках почти нет воздуха. Я спускаюсь».
– Это точно все? – уточнил Трой.
– Да. Последняя запись.
– Наверное, писал тот самый однорукий, – предположил Драмиррес. – Если бы не он, мы бы сейчас не разговаривали.
– Мог бы нас и не спасать, что толку? – буркнул Бвонг. – Так и так нам конец, без него бы уже отмучались.
– Да ты вечно всем недоволен! Вот что за человек!
– А чему здесь радоваться?! Матросы не такие уж глупые, раз они сбежали отсюда, значит, на этом корабле делать нечего! Так что бегом захлопнул пасть!
– Бвонг! – прикрикнул Трой и постучал пальцем по рукояти меча. – Довольно уже, ссоры нам ни к чему, да и глупо так себя вести. Ни Драмиррес, ни кто-то другой из нас не виноват в том, что с нами случилось. Так что давай без ругани и других глупостей. Вместе попали и вместе выбираться будем.
– И как же мы выберемся?! – с яростной ноткой в голосе спросил Бвонг.
За Троя ответил Драмиррес:
– Он знает многое про море. Он даже знает, что такое шлюпки, а я не знал.
– Что такое шлюпки, даже я знаю. Тоже мне еще, великий умник выискался.
– А что такое судовой журнал, ты знаешь? Думаю, что на это у тебя ума точно не хватает. А Трой знает даже о журнале, он его искал и нашел.
– Ну если он такой грамотный, то я послушаю. Давайте, говорите, каким способом мы спасемся. Только не забудьте перед этим поглядеть по сторонам: куда ни глянь – море, земли нет вообще, мачт у нас не осталось, несет непонятно куда, команда успела почти все сожрать, оставив только труху от сухарей и залежалую солонину. Воды тоже мало, и она затхлая. Так что ты на это скажешь, Трой? Нам крупно повезло, или наши дела попахивают тухлятиной?
– Я скажу, что надо начинать справляться с проблемами по порядку.
– Ты бы для начала в голове своей порядок навел, ведь ничего не знаешь, тебе все надо рассказывать.
– Зато я быстро учусь и не закатываю истерики, как некоторые.
– Это ты о ком сказал?
– А ты сам подумай, догадаться не так уж сложно. Итак, начнем по порядку. Наш корабль без парусов, но он не стоит на месте, он дрейфует.
– Как это? Что такое «дрейфует»? – спросил Храннек.
– Вода не стоит на месте, в ней как бы дуют свои ветра, их называют «течения». Если корабль или какой-то предмет движется в струе морского течения, это называется дрейфом.
– Трой знает даже такие слова, как «дрейф»; если нас кто-нибудь сможет отсюда вытащить, так это он, – убежденно заявил Драмиррес.
– Ну-ну… – чуть сбавил тон Бвонг, видимо, знакомство Троя с таким сложным термином, как «дрейф», тоже оказало на него немаленькое впечатление.
– Здесь есть карты, по ним можно определить, в какую именно сторону нас сейчас несет. Дело в том, что течения будто реки, направления у них сохраняются долгими периодами.
– Тоже мне еще, величайшее открытие, я и без карт могу сказать, куда нас несет, – насмешливо произнесла Миллиндра.
Все, как по команде, обернулись на девушку, Бвонг при этом покачал головой:
– Да у нас тут умник за умником, я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке.
– И куда же? – спросил Трой.
– Кто-нибудь знает, почему на Крайнем Юге так тепло? Ведь все должно быть засыпано снегом и покрыто льдом, но это не так.
– Тебя вообще-то не об этом спросили, – заметил Драмиррес.
– А вы иначе не поймете. То есть поймете не все. У вас знаний не хватает, на свалке такому не научишься.
– Да что ты говоришь? Я вообще-то целых четыре года в школе учился.
– Не верится, что учился хорошо.
– Миллиндра, ты задавака.
– Мне это уже говорили. Ладно, скажу коротко – нас несет кратчайшей дорогой кое-куда. Могу даже показать на карте.
– Почему ты решила, что нас несет именно туда, куда хочешь показать? – поинтересовался Трой.
– Это долгий рассказ.
– Мы уже слушали рассказ Драмирреса, теперь и твой послушаем. От этого зависит наша жизнь, так что давай, не молчи.
– Хорошо. Я начну с океанов. Расскажу о них кое-что. И о морях Краймора немного. Все очень просто, вы потом сами поймете, куда нас несет. Может, точно определить не получится, но сильно ошибиться невозможно – у океанской воды всего одна дорога.
Миллиндра начала свой рассказ с объяснения, почему на землях Краймора царит аномальное тепло. Ведь, несмотря на то что речь идет о самой южной местности мира, там вовсе не свирепствуют круглогодичные морозы. Доходит до того, что местами можно годами снег не увидеть. Это если речь идет о прикрытых горами районах, близких к некоторым побережьям.
Тут все дело в океане. И вовсе не в том, который называется Краймор. Картографы и географы до сих пор не могут определиться, достоин ли он столь великого статуса. Ведь, по сути, представляет собой всего лишь систему более-менее четко обособленных друг от дружки крупных морей, заливов и фиордов. Обширнейшие открытые пространства, свойственные общепризнанным океанам, отсутствуют, большие глубины – редкость. Все эти водоемы кольцом окружают громадный массив приполярной суши, и ученые мужи тоже непрестанно спорят над термином, которым его можно называть, – материк или огромный остров.
Сообщающиеся с морями Краймора Западная и Восточная подковы – те самые общепризнанные океаны, с этим не поспоришь. Они вытягиваются широкими линиями вдоль меридианов от далекой северной горной цепи, которая тянется по экватору, и почти до Южного полюса. Их воды делят полушарие на две равные половинки и не могут достать до макушки планеты лишь потому, что натыкаются на преграду – Крайморские земли. Тот самый спорный материк или остров. Обычно его сокращают до просто Краймор, то есть и сушу, и омывающую ее систему морей в повседневном обиходе называют одинаково, что нередко становится причиной путаницы.
И какое отношение океан имеет к тому, что на большей части Крайнего Юга властвует ненормальное для высоких широт тепло?
Самое прямое.
Дело в том, что Западная и Восточная подковы не останавливались на экваторе. Их воды проточили в цепи неприступных гор узкие проходы, гиблые для кораблей. Никто не проверял, что располагается там, за Срединным хребтом, но повсеместно считалось, что ничего хорошего. И вообще не может быть жизни: убивающий огонь, абсолютная пустота, сама смерть. Мгновенная гибель ждет каждого, кто окажется на другой стороне планеты.
Вода, разгоняемая приливами быстрой луны – Ярри, врезалась в проход, где заканчивалась Восточная подкова, далее, рокоча на рифах и отмелях, протискивалась на другую сторону мира, пустую и безжизненную, где, по общепринятым представлениям, царила нестерпимая жара. Из-за нее воды сильно разогревались и по неведомой системе северных путей добирались до другого прохода в Срединном хребте, где, так же разогнавшись на скалистом мелководье, напитывали исток Западной подковы. Скорость течения такова, что эти воды не успевают толком охладиться по пути на Крайний Юг. В приполярный кусок замороженного масла вонзался жар непостижимого севера, превращая Краймор из просто опасного для навигации места в самый страшный кошмар для мореходов.
Край коварнейших течений, несущих на скалы, царство исполинских водоворотов, обитель вечных туманов на границах аномально теплых побережий или даже в открытом море.
На этом приключения океанических вод не заканчивались. Холодные полярные воздушные массы сталкивались с жаром, принесенным с таинственного и ужасного севера, и постепенно отбирали его тепло. По сложной системе сообщающихся морей, по проливам и проходным фиордам воды огибали Крайморские земли и, охладившись по пути, вливались в исток Восточной подковы. В ней они вновь разгонялись вслед за той же хитро движущейся Ярри, вновь добирались до прохода в Срединном хребте, скрывались на другой стороне, и все повторялось по новой.
Этот нескончаемый круговорот непрерывно подогревал Краймор, чем и объяснялся его аномально теплый климат. И приятно прохладный климат близких к экватору побережий Восточной подковы царил там тоже благодаря этому нескончаемому течению.
Аномалия аномалией, а пальмы на землях Краймора все равно не растут. Лишь местами в тех районах, куда тепло Западной подковы приходит в первую очередь, еще не ослабленным, темнеет обширная тайга из высоких сосен, елей и кедров. Лиственные деревья попадаются куда реже и серьезные заросли образуют нечасто. Разнообразие их тоже невелико, большей частью береза. Она выживает даже там, где хвойные чувствуют себя неуютно, – в лесотундре и в тундре. Но в ней представлена почти исключительно карликовой формой.
Разве что на крайних оконечностях Крайморских земель и некоторых островах можно столкнуться с чуть большим богатством флоры. Все из-за тех же причудливых течений – где-то они подогревают сушу сильнее, где-то меньше. А где-то изломанный рельеф помогает – защищает от ледяных южных ветров.
Рассказ Миллиндры показался Трою непомерно затянутым. Вот зачем выслушивать про сосны на далеких берегах и о том, что в сутках пешего пути от полярных ледников можно заготавливать лесные орехи и загорать на мягкой травке?
А потом до него дошло – она просто ждала, когда же кто-нибудь догадается и ответит на тот вопрос, с которого все начиналось.
Откровенно говоря, отвечать не хотелось, хотя Трой уже все понял. Просто Миллиндра умела рассказывать: без пауз, запинок, «мэканья-бэканья». У нее талант рассказчицы, ведь не каждый сможет подавать не самую интересную географию так, что даже вечно всем недовольный Бвонг сидит, не шелохнувшись и не попытавшись хотя бы раз перебить.
Трой, вздохнув, поднял руку. Миллиндра замолкла, посмотрела недоуменно:
– Зачем ты поднял руку?
– То есть как это зачем? Ответить хочу.
– Так сказать надо, зачем руки тянуть?
– А разве так нельзя? Я думал, что все поднимают руки, когда не хотят перебить рассказчика.
– Не знаю, откуда ты это взял, но руки для такого тянуть не надо. Ну, говори давай. Что ответить хотел?
– Ты сказала, что мы находимся в океане Западная подкова.
– Да, так было написано в судовом журнале.
– Значит, нас несет на Крайний Юг. Течение ведь движется в одну сторону, по кругу, а мы движемся вместе с течением.
– Это что, вода нас тащит в сторону Краймора? – нахмурился Драмиррес.
– Да, – кивнула Миллиндра. – Трой ответил правильно: у воды в океанах одна дорога.
– Я слышал, что все, кто ходит к берегам Крайморских земель, седеют до корней волос в первом плавании. Гиблое место.
Миллиндра опять кивнула:
– Да, хуже места не придумаешь. Течения сильные, водовороты в проливах, рифы и скалы, прячущиеся в густом тумане. Об этом даже написано в судовом журнале, да я и без него знала. Очень опасные моря.
– Теперь мы знаем, куда нас несет – строго на юг, – сказал Трой.
– Это даже хорошо, – заметил Драмиррес. – Мы не рабы пепла, но все равно без пепла не проживем. А где его много? Только на юге. Плохо другое: ведь мы можем утонуть раньше, чем нас прибьет к земле. Или пронесет мимо нее, в Восточную подкову, а потом на север, через Срединный хребет. И там нам точно хана. Корабль неуправляем, мы ничего не сможем с этим поделать.
– Мы и правда можем утонуть, – поддержала Миллиндра. – В журнале написано, что после урагана открылась течь. Даже груз из носа переместили к корме, чтобы нос немного задрался кверху. Но когда волны высокие, все равно появляется вода. Ее откачивали трюмными помпами. Мы сможем это сделать?
Все уставились на Троя, а тот в ответ пожал плечами:
– Не уверен. Для этого, скорее всего, придется спуститься в трюм.
– То-то пепельники обрадуются гостям, – буркнул Бвонг. – Может, прямо сейчас мы тонем и сами это не знаем. Сгинем все, команда не просто так удрала.
– Море спокойное, и вроде бы корабль не погружается, – заметил Храннек.
– Это может быстро измениться, – сказал Трой. – Значит, так, мы пока что не можем изменить курс судна и не знаем точно, где находимся. Я это попытаюсь выяснить, в каюте есть карта, на ней какие-то отметки. Не было времени их рассматривать, но сейчас попробую разобраться. Миллиндра мне поможет, она грамотная. А вы следите за выходами, для этого надо три человека. Остальные трое пусть осмотрят запасы на камбузе, поищите их везде. Нам нужно точно знать, сколько осталось еды и воды.
– Чего это ты раскомандовался?! – вскинулся Бвонг.
– А что не так? Или ты хочешь командовать сам? Ну так вперед, мне все равно, кто будет отдавать правильные приказы.
– Да зачем оно мне надо!
– В таком случае сейчас командую я. Если будем шататься по кораблю без всякой цели и болтать тут часами, скоро съедим все запасы и умрем. Или погибнем в водах Краймора. Или нас доконает отсутствие пепла. Хотите выжить – нам надо добиваться этого вместе. Восемь человек – куда больше, чем один.