Глава 2
Формально зарубежные
Зимой 1934 года береговая охрана Аргентины задержала британское судно Norman Star, которое собиралось отплыть в Лондон. Операция была проведена по анонимной наводке и являлась частью большого расследования картельного сговора иностранных компаний, занимавшихся упаковкой и консервированием мяса. Картель подозревали в манипулировании ценами и в незаконном выводе прибыли за рубеж.
Происходили эти события во времена Великой депрессии, и простые аргентинцы, чьи фермы принадлежали горстке богатых землевладельцев, были в ярости. Они пришли в бешенство, когда узнали, что иностранцы, платя местным работникам сущие гроши, извлекают из экспорта мясных консервов большую прибыль. Однако фермеров раздражало еще одно обстоятельство: объединившись в картель, британские и американские владельцы мясоперерабатывающих предприятий сумели сделать так, что пока росла прибыль от их капиталовложений, цены на аргентинскую говядину продолжали падать. Насколько велика была прибыль, извлекаемая в Аргентине иностранцами? Точного ответа не знал никто, но не вызывает сомнения огромная роль Лондона в этой истории. Британский посол в Аргентине заметил в 1929 году: «Не излагая эту мысль многословно (что было бы бестактно), скажу только, что Аргентину следует считать важной частью Британской империи». Впрочем, росла и власть США. «Америка Гувера намерена господствовать в Латинской Америке всеми правдами и неправдами, – писал британский посол. – Но на их пути стоят главным образом британские интересы. Америка либо выкупит их, либо выдворит англичан вон»1. Аргентинцы испытывали ненависть к иностранным державам за то, что те превратили их страну в поле битвы. «Аргентину нельзя считать владением Англии, потому что Англия никогда не навязывала своим колониям столь унизительных условий», – говорил Лисандро де ла Торре, пламенный аргентинский сенатор, возглавивший расследование2.
Поэтому де ла Торе был особенно доволен результатами обыска. В трюме задержанного судна, под грудой дурно пахнувшего удобрения гуано, сотрудники береговой охраны нашли более 20 ящиков, опечатанных министерством сельского хозяйства Аргентины, – на них было написано «КОНСЕРВИРОВАННАЯ ГОВЯДИНА». В этих ящиках находилась не консервированная говядина, а документы. Впервые общественности были явлены финансовые подробности деятельности Уильяма и Эдмунда Вести, основателей крупнейшей в мире компании, торговавшей мясом в розницу, представителей одной из богатейших семей Великобритании и величайших в истории неплательщиков налогов, взимаемых с доходов физических лиц.
Братья Уильям и Эдмунд Вести были первопроходцами в деле создания глобальных корпораций. Свою предпринимательскую деятельность братья начали в 1897 году с транспортировки рубленого мяса из Чикаго в родной Ливерпуль, где они построили холодильники, что давало им преимущество перед конкурентами. Позднее, в первом десятилетии ХХ века, братья создали птицеводческие предприятия в России и Китае и начали в больших объемах экспортировать запредельно дешевые яйца в Европу. Они построили дополнительные холодильники и магазины розничной торговли в Великобритании, затем во Франции, в России, США и Южной Африке. В 1911 году Вести занялись судоходством, а с 1913 года стали разворачивать мясохладобойное производство на ранчо в Аргентине. Затем, после начала Первой мировой войны, они начали скупать сельскохозяйственные угодья и плантации в Венесуэле, Австралии и Бразилии3. Их компания стала одной из первых интегрированных транснациональных корпораций. Братья довольно быстро возвели во главу угла два правила ведения бизнеса. Правило первое: никогда не раскрывать своих намерений. Правило второе: никогда не разрешать другим людям делать то, что можно сделать самим. «Мы не ведем с ними никаких дел, – однажды сказал один из их конкурентов. – Они влезают в любой чужой бизнес и стремятся завладеть им».
В глубине души братья были монополистами, и именно в этом заключался секрет их успеха. Чтобы скрыть факт своей собственности, они дали своим компаниям разные названия и скупали предприятия конкурентов. Если конкурент упорствовал, братья прибегали к своей сверхмощной рыночной власти, обусловленной тем, что они владели всей цепочкой поставок. Начиналась она с травы и соединяла коров, бойни, холодильники, суда с точками распределения и розничной торговли товарами. Такая мощь позволяла братьям сбивать цены и выдавливать конкурентов из бизнеса. «Вести установили контроль – почти полный контроль – над рынком мяса, – писал герцог
Атолл в 1932 году в письме премьер-министру Великобритании. – Они держат британский рынок. Будучи единственным покупателем, компания Вести резко сбила цены аргентинских производителей, для которых выращивание скота стало чистым убытком. Большое число производителей, а многие из них совсем мелкие фермеры, приперты к стенке. Не производя, а скупая мясо, Вести выгребают из Аргентины огромные деньги».
Экспорт говядины составлял экономическую основу политической власти аргентинской элиты. В своей книге «The Rise and Fall of the House of Vesty» («Возвышение и падение дома Вести») Филип Найтли описал огромное политическое и экономическое влияние Вести в Аргентине: «Можно утверждать, что разрушительное воздействие, оказанное братьями Вести на рабочее движение Аргентины и экономическое развитие этой страны на раннем этапе, почти непосредственно вызвало формирование военизированных рабочих организаций, которые и привели к власти Перрона, к последующей диктатуре генералов, терроризму, войне за Фолклендские острова и экономическим катастрофам, обрушившимся на Аргентину» 4.
Однако страдали не одни аргентинцы. Братья проявили тот же диктаторский норов и при продаже мяса в Великобритании. «Вести доставляют мясо на собственных судах на мясной рынок “Смитфилд” и там снова управляют ценами, – продолжает герцог Атолл. – Это сбивает цены конкурентов на оптовом рынке, а Вести скупают мясо по снизившимся ценам… Они дерут втридорога с розничного торговца в городах вроде Брайтона, где нет конкурентов, но готовы снижать цены на лондонском рынке, если туда сунется конкурент. Упомяните их имя поблизости от мясного рынка – и люди начинают оглядываться».
В своем бизнесе братья применяли один прием, который и служил им ключом к успеху. Они давили с одной стороны на производителя, с другой – на потребителя, и прибыль сама с обоих концов цепочки выжималась в самую сердцевину. Это была целая философская система, и позднее братья поразительно успешно использовали ее против налоговых властей всего мира, что сделало их основателями современной индустрии уклонения от налогов.
Оба брата, и Уильям и Эдмунд, носили темные неброские костюмы и шляпы. Пожалуй, самой большой заметной роскошью, которую они себе позволяли, были часы на цепочке. Их не интересовало ничего, кроме бизнеса: они не курили, не пили, не играли в карты и, несмотря на свое баснословное богатство, жили в скромных домах и питались дешевыми продуктами. Приехав на Цейлон в свадебное путешествие, Уильям узнал о пожаре, приключившемся на консервном заводе их компании в Бразилии. Он отправил молодую жену обратно ближайшим пароходом, а сам поехал разбираться с пожаром и его последствиями. Скромные и экономные пуритане, братья отказались от торговли алкоголем и даже проверяли, нет ли у сотрудников их компании на пальцах пятен от табака. Один из их управляющих вспоминает, как довольно спокойно согласился платить бригадиру 10 шиллингов в неделю, не уведомив о своем решении Лондон. Почти немедленно ему позвонил Эдмунд и приказал снизить оплату.
Они жили не на свои доходы, и даже не на проценты от своих доходов, а на проценты этих процентов
Братья Вести жили в соответствии с принципом, согласно которому человека делает богатым не его заработок, а то, что ему удается сэкономить. Они жили не на свои доходы, и даже не на проценты от своих доходов, а на проценты этих процентов. «Я никогда не трачу ничего из моей прибыли, – сказал Уильям однажды. – Я экономлю каждый фартинг. Я живу на то, что заработал двадцать лет назад». И богатство Дома Вести сохранялось десятилетиями. Хотя семья понесла огромные убытки в 1990-х годах, она все еще остается одной из богатейших в Британии. Пэры королевства, владельцы свор охотничьих собак, личные друзья принца Уэльского и прочая и прочая, представители большой семьи Вести все еще пользуются огромным унаследованным богатством. Некоторые ее члены узнают, что являются наследниками только тогда, когда неожиданно получают чеки на крупные суммы на свой восемнадцатый день рождения. Одна дальняя родственница, неожиданно получившая в 1990-х годах четверть миллиона фунтов стерлингов, сказала: «Мне с этим не справиться», – и вернула чек.
Впрочем, в британский истеблишмент Вести вошли не без трудностей. В общих чертах, британскую элиту веками формировали три экономических класса: во-первых, аристократы-землевладельцы, за плечами которых были многовековые традиции и семейные состояния; во-вторых, представители финансовых кругов и лондонского Сити, особенно с XVII века; в-третьих, промышленники. По существу, британскую экономику контролировали одновременно как землевладельцы, так и деятели лондонского Сити. «Этот союз двух богатств – землевладельческого и финансового – породил новый класс джентльменов-капиталистов», – писали в своем эпохальном исследовании британского империализма П. Дж. Кейн и Э. Дж. Хопкинс. Представители этого класса обычно взирали сверху вниз на чумазых фабрикантов, маравших руки, чтобы зарабатывать свои деньги; в действительности, и сегодня мало что изменилось. Братья Вести занимались производством мясных продуктов, и их бизнес был насквозь пропитан торгашеским духом. Более того, уроженцы Ливерпуля, а не Лондона, братья ни в чем не соответствовали статусу членов клубов для господствующих классов. Однако наши пионеры транснациональных корпораций сумели соединить в одно целое и традиционное промышленное производство и финансовые услуги, и не менее важную систему поставок, то есть их бизнес обслуживал все вышеперечисленные классы.
Дело братьев Вести становилось все более многонациональным, и трудно было предположить, к чему это могло привести в дальнейшем. Вот выдержка из письма некого аргентинского бизнесмена: «От жульнических деяний El Ingles [компания братьев Вести], творившихся на ее мясоперерабатывающих и консервных фабриках, даже у первоклассного летчика голова пошла бы кругом. Неудивительно, что налоговому инспектору, работавшему с El Ingles, пришлось нелегко при расследовании всей этой истории, в конце которой компания осталась с одной-единственной консервной фабрикой». Именно поэтому документы, найденные в ходе расследования в трюме Norman Star, стали такой большой удачей: де ла Торре взял правильный след. Все свои мошенничества с налогами братья Вести, как утверждал сенатор, совершали в сговоре с высокопоставленными членами аргентинского правительства, гревшими руки на этих ухищрениях. Разразился громкий политический скандал. Оскорбления, контрвыпады и яростные опровержения рикошетом прошлись по всем закоулкам политического ландшафта Аргентины и достигли своей кульминации в покушении на жизнь сенатора, во время которого погиб один человек. Пуля, предназначенная де ла Торре, сразила его секретаря5.
В те далекие времена правительства разных стран пытались ощупью в полном мраке разобраться в механизме нарождающихся транснациональных корпораций и понять, как их можно обложить налогами. (Точно так же они продолжают действовать и по сей день). До Первой мировой войны Британия не облагала налогами прибыль, получаемую британскими компаниями за рубежом, налоги взимались лишь в случае, если компании репатриировали свои прибыли. Такое положение вполне устраивало братьев Вести, поскольку они могли доказать, что большая часть их прибылей получена за рубежом. Но разразилась мировая война, и Великобритании, как и многим другим государствам, понадобилось очень много денег. Ставки подоходного налога повысились самым поразительным образом: в начале войны стандартная ставка составляла 6 %, в 1919-м, через год после ее окончания, ставка поднялась до 30 %. Но в 1914-м в Великобритании был совершен еще один юридический акт, имевший прямое отношение к братьям Вести: правительство начало облагать доходы, полученные британскими компаниями во всем мире, независимо от того, перевели они эти доходы на родину или нет.
Разумеется, братья Вести пришли в ярость. Во-первых, они попробовали лоббировать свои интересы в Лондоне, но в новых военных условиях такие шаги были обречены на неудачу. Налоги на прибыль еще никому не мешали пытаться получить эту прибыль, сухо замечали британские налоговики, эти налоги появляются только тогда, когда эта самая прибыль появляется. Однако Уильям и Эдмунд не желали платить ни пенни. В ноябре 1915 года, когда в сражении под Лоосом пали пятьдесят тысяч британских солдат, братья Вести, чтобы сократить свои налоги, перебрались за границу. Сначала они остановились в Чикаго, где оказались далеко не первыми британцами, появившимися в городе после начала войны. «Да что с вами со всеми происходит? – спросил дружественно настроенный американский юрист по налоговому праву. – На этой неделе вы уже третий обратившийся ко мне англичанин». Из Чикаго братья перебрались в Аргентину, где они вообще не платили подоходный налог, но даже там они вступили в борьбу за снижение налогов на доходы своей компании, которые им следовало платить в Великобритании. Однако по ходу войны братья все сильнее стремились вернуться домой, где могли бы оказаться ближе к подлинному центру имперских прибылей. И тогда они разработали схему, позволявшую им вернуться на родину и при этом избежать налогообложения. План предусматривал два этапа, и братья Вести их прошли.
В первую очередь в феврале 1919 года они вернулись в Великобританию, приняв юридические меры предосторожности, гарантировавшие им статус временно проживающих, а не подлежащих налогообложению постоянных жителей. Братья начали работу по обработке членов правительства. Прежде всего было написано пылкое обращение к премьер-министру. Они взывали к его патриотизму и заявляли, что могли бы способствовать проблеме занятости в стране – аргумент, к которому и поныне пытаются прибегать транснациональные корпорации. Братья горько сетовали на несправедливость, указывая на пример американской компании American Beef Trust – своего крупного конкурента, платящего налоги по более низкой ставке. Просьбу братьев премьер-министр передал на рассмотрение в Королевскую комиссию, где тут же приступили к расспросу братьев. В показаниях, данных Уильямом, – и с тех пор их постоянно приводят в качестве примера в научных работах – был поднят старый вопрос о двойном налогообложении, уже упомянутый мной в первой главе. Этот вопрос затрагивает самую важную проблему, составляющую суть глобального капитализма. Если ваша компания собирается избежать двойного налогообложения, то какая из тех нескольких стран, в которых она ведет свой бизнес, имеет право облагать ее налогами? И какую именно часть бизнеса? Вопрос непростой. «В подобном бизнесе невозможно определить, сколько заработано в одной стране, а сколько в другой, – говорил Уильям. – Забой скота происходит в одном месте, а мясо этого скота продают в пятидесяти странах. Сказать, сколько выручено за работу в Англии, а сколько – в других странах, мы не в состоянии».
Уильям Вести попал в самую точку. Транснациональные корпорации по природе своей – явление глобально интегрированное, а налоги – вопрос национальный. Многие дочерние компании и филиалы транснациональных корпораций действуют в разных странах, поэтому выяснение вопроса, какая страна имеет право облагать налогами определенную часть прибыли (и какую именно часть), – дело весьма запутанное.
Великобритания стала первой страной, где ввели систему поголовного подоходного налога с физических лиц и применили ее ко всем резидентам, даже к тем, кто извлекал свои прибыли в самых разных частях света. Что касается компаний, то коронный суд постановил: их следует рассматривать как резидентов той страны, где они проводят заседания своих советов директоров, на которых принимаются важнейшие решения. Великобританию такое положение более чем устраивало, поскольку тысячи английских компаний, имевших бизнес по всему миру, финансировались через лондонский Сити, где обычно и проводили заседания своих советов директоров. Напротив, Германия придает большее значение той стране, откуда осуществляется фактическое управление деятельностью компании, – то есть имеется в виду «местонахождение ее руководства». Именно в этом заключена тонкая грань, отличающая законодательства разных стран6. Например, в США основным мерилом является понятие гражданства. Все доходы американских граждан и корпораций, учрежденных в соответствии с законодательством государства, облагались налогами независимо от того, где эти доходы были получены. Эти различия создали новые трудности на международной налоговой арене.
Иногда налоговые системы вступали в конфликт. Государство, на территории которого осуществляет инвестиции транснациональная корпорация другой страны, хотело бы обложить налогом доход от этих инвестиций; но страна, где находилась штаб-квартира корпорации, также была бы не прочь обложить налогом тот же самый доход. Поначалу подобное двойное налогообложение не представляло собой слишком серьезную проблему: доходы компаний облагались налогами лишь в нескольких странах, а ставки налогообложения были низкими. Но еще до Первой мировой войны государства стали повышать налоги, чтобы финансировать военные расходы и новые схемы социального обеспечения. Двойное налогообложение превратилось в острую тему, и предприниматели начали роптать. Проблема налогов заняла свое постоянное и значительное место в деятельности Международной торговой палаты, учрежденной в 1920 году7.
Под эгидой Лиги наций в 1920-е годы начались дебаты об учреждении хоть каких-то общих правил и принципов, но дискуссии велись слабо и безрезультатно. Богатые государства вроде Великобритании, бывшие пристанищем для множества международных корпораций, вывозивших капитал за рубеж, хотели установить правила, по которым права налогообложения получали бы страны, где находились штаб-квартиры этих корпораций. Государства, куда поступали иностранные вложения (в основном это были довольно бедные страны), хотели получить право облагать своими налогами доходы инвесторов. Первоначальный договор 1928 года, разработанный Лигой наций, предоставлял значительные налоговые права странам – импортерам капитала. В их число входило много бедных стран. Однако после Второй мировой войны возобладала модель ОЭСР, в соответствии с которой богатые страны – пристанища транснациональных корпораций – получали больше прав в налогообложении. Впрочем, эти корпорации всегда на несколько шагов опережали налоговые ведомства богатых стран.
Транснациональные корпорации собрали армии юристов и бухгалтеров, чтобы уводить прибыль из стран-производителей и стран-потребителей в третьи страны, где налоги были ниже
Нам уже известно, как братья Вести использовали всю свою мощь для устранения конкурентов, давя с одной стороны цепочки на производителей, с другой – на потребителей; подобным образом они, да и другие транснациональные корпорации, начали оказывать давление и на налоговые органы. Транснациональные корпорации собрали армии юристов и бухгалтеров, чтобы уводить прибыли из стран-производителей и стран-потребителей в третьи страны, где налоги были ниже. Если вы владеете пастбищами, скотом, холодильниками, портовыми сооружениями, судами, страховщиками, сетями оптовой и розничной торговли, то можете, манипулируя ценами, которые одно подразделение вашей корпорации взимает с другого за поставки товаров, уводить прибыль в конечном счете в самое удобное место. «Естественно, самое подходящее место, – пишет Филип Найтли, – то, где налоги минимальны. Желательно, чтобы в таких зонах вообще не надо было платить налогов». Это как раз тот принцип внутрикорпоративного ценообразования, которым пользуются банановые компании, описанный в предыдущей главе.
«Перекачивая прибыль, чаще всего через цепочку посредников, в находящуюся в налоговой гавани холдинговую компанию, а не переводя в материнскую компанию, корпорации могли в любом случае избежать налогообложения», – объясняет профессор Сол Пиччотто, ведущий эксперт по международным налогам. Транснациональные корпорации часто делали это через цепочки посредников, так что прибыли аккумулировались в зонах низких налогов, тогда как расходы направляли в зоны максимально высокого налогообложения. Транснациональные корпорации превратили систему, предназначенную для избежания двойного налогообложения, в систему двойного освобождения от налогообложения. Это давало им, с одной стороны, огромные объемы дешевого капитала для реинвестирования, с другой – помогало расширять свою деятельность быстрее, чем это делали их более мелкие и не столь «интернациональные» конкуренты.
Транснациональные корпорации превратили систему, предназначенную для избежания двойного налогообложения, в систему двойного освобождения от налогообложения
В Организации Объединенных Наций [далее везде – ООН], преемнице Лиги наций, в 1980 году подготовили проект типового соглашения о налогообложении, чтобы снова сместить баланс в пользу развивающихся стран. Но в дело энергично вмешалась ОЭСР, которая постаралась положить конец обсуждениям проекта – не только чтобы обеспечить сильные позиции богатых стран, сохранив в качестве стандарта свою модель типового соглашения, но и чтобы, агрессивно лоббируя, всячески ослаблять роль проекта ООН. Модель, обслуживающая интересы богатых стран, сегодня обрела почти полное господство. Типовое соглашение о налогообложении в версии ОЭСР означает не только двойное освобождение от налогов. Огромные налоги, деньги от которых в более справедливом мире были бы направлены в бедные страны, уплачиваются в богатых странах. Правительственные верхушки даже в наиболее нуждающихся странах не возражают против нищеты, в которой пребывают их народы, – ведь налоговые гавани позволяют элитам таких государств избегать налогообложения и сохранять свои незаконные доходы. Но по этим счетам приходится расплачиваться их бедным соотечественникам и иностранным благотворителям.
По показаниям, которые Уильям Вести давал Королевской комиссии в 1920 году, видно, что этот человек привык настаивать на своем: «Если я убиваю животное в Аргентине и продаю его мясо в Испании, Великобритания не может взимать налоги с такого бизнеса. Можете делать что угодно, но взимать налоги с таких операций нельзя»8. Уильям Вести пригрозил вывести свой бизнес и тысячи рабочих мест из Великобритании, если не получит того, чего хочет. Члены комиссии, уязвленные тем, что у братьев Вести не хватает патриотизма, преданности стране, только что кончившей тяжелую войну, жестко отреагировали на слова Уильяма. Один из членов комиссии спросил: «Так вы ничего не желаете платить за преимущества жизни в Великобритании?», – настаивал спрашивающий, – на этот вопрос Уильям Вести отказался отвечать. «При всем моем уважении к свидетелю, – я хотел бы получить ответ на мой вопрос. Этот момент слишком волнует меня с той минуты, как свидетель начал давать свои показания».
Великобритания совершенно не собиралась уступать братьям Вести то, что они хотели получить. И все же братья очень хотели вернуться на родину. «Я родился в добром старом Ливерпуле и хочу умереть в Англии», – сказал Уильям. Итак, потерпев неудачу в лоббировании своих интересов, братья Вести замыслили нечто более хитрое – нечто, помогающее нам сейчас пусть мельком, но намного яснее увидеть скользкий мир офшоров. Они учредили траст. Это и было второй стадией их плана.
По распространенному представлению, наилучший способ добиться секретности в финансовых делах – перевод денег в Швейцарию или, скажем, в Лихтенштейн, где ваши капиталы будут защищены прочной завесой законов о тайне банковских операций. К банковской тайне не следует относиться пренебрежительно, но большинство людей не понимают, что трасты являются, в известном смысле, ее англосаксонским эквивалентом. И не только. Трасты могут давать такие формы секретности, вскрыть которые гораздо труднее, чем преодолеть скрытость неопровержимой швейцарской модели.
Идея трастов возникла в Средние века, когда рыцари, отправлявшиеся в крестовые походы, оставляли свои владения в руках доверенных управляющих, которые должны были присматривать за их собственностью в интересах жен и детей рыцарей-крестоносцев. В этих трехсторонних соглашениях участвовали владельцы имущества (рыцари), бенефициары (члены рыцарских семей) и посредники (управляющие или попечители). На протяжении столетий таких законов, регулирующих эти трехсторонние отношения, становилось все больше и больше, и теперь подобные соглашения можно отстаивать в судах.
Трасты – молчаливые, могущественные механизмы, и в архивах обычно трудно найти какие-либо свидетельства их существования. Такие соглашения – тайна адвокатов и их клиентов. В сущности, трасты – это манипулирование собственностью на активы. Возможно, вы думаете, что собственность вещь довольно простая. Допустим, у вас есть миллион долларов в банке, эта сумма – ваша собственность, и вы можете потратить свои деньги в любой момент. Но собственность можно расщепить. Если подумать, именно это и происходит, когда вы покупаете дом по ипотеке: банк получает определенные права собственности на ваш дом, а вы получаете прочие права. Существуют различные варианты трастов: такие как Anstalf[10], благотворительные фонды (Stifungs) и доверительные фонды (Treuhand), более распространенные в странах континентальной Европы и также основанные на разделении различных аспектов собственности.
Трасты очень осторожно расщепляют собственность на части. Когда изначальный собственник актива, учреждая траст, теоретически передает ему этот актив, в момент передачи попечитель становится юридическим собственником актива, хотя и не имеет права свободно распоряжаться им, поскольку юридически обязан соблюдать условия трастового договора – комплекс условий, которые четко определяют, как распределять блага между бенефициарами. В соответствии с трастовым законодательством, у попечителя нет иного выбора, кроме как подчиниться инструкциям, содержащимся в трастовом договоре. Попечители не могут получать каких-либо выгод от вверенного их попечению актива, кроме предусмотренного договором вознаграждения. Богатый человек, у которого двое детей, может положить миллион долларов на банковский счет, а затем назначить попечителем этого счета какого-нибудь юриста, дав ему инструкцию: каждый из его детей должен получить по полмиллиона долларов по достижении двадцати одного года. Даже если этот богач умрет задолго до того, как деньги будут выплачены, траст сохранит силу, и закон обяжет попечителя выплатить деньги так, как это было предусмотрено трастовым договором. Взломать траст действительно очень трудно.
Трасты могут быть совершенно законными. Но их удобно использовать (и довольно часто именно так и поступают) в более низменных целях вроде преступного уклонения от налогов. Естественно, возникает вопрос, озадачивающий многих людей. Если для того чтобы уклониться от налогов, необходимо уступить актив, не ли чрезмерна подобная цена? Ответ на него совсем не очевиден.
В известной мере, это вопрос культуры. Представители высших классов британского общества испытывают удобство, отстраняясь от денег и оставляя управление ими посторонним лицам, которые пользуются их доверием. Прошедшие века джентльменского капитализма научили представителей высших классов, что они могут полагаться на доверенных слуг и профессиональных хранителей, а присущее им чувство собственности не зиждется на таких банальностях как юридические права собственности. Образование готовит представителей высших классов к признанию того факта, что есть люди, которые уважают притязания высших классов и которым поэтому можно доверять.
Трасты позволяют сделать две вещи. Во-первых, благодаря им создают прочный юридический барьер, разделяющий различные составляющие собственности. Во-вторых, этот юридический барьер может обернуться непреодолимым информационным барьером. Трасты умеют окружать активы железной, непроницаемой секретностью. Представьте, что активы, переданные в доверительное управление, – это акции какой-то компании. Компания имеет право зарегистрировать попечителя, являющегося юридическим собственником, но не будет где-либо регистрировать бенефициаров – лиц, получающих деньги. Если у вас есть миллион долларов, который вы поместили в траст, находящийся на острове Джерси, и к вам приходят налоговые инспекторы, им трудно даже приступить к расспросам, поскольку действующие на Джерси трастовые договоры не зарегистрированы в каком-либо официальном или государственном реестре. Впрочем, если налоговикам повезет и они установят личность попечителя, то скорее всего им окажется один из практикующих на Джерси адвокатов, зарабатывающих этой практикой себе на жизнь. Такой человек может оказаться попечителем в еще нескольких тысячах трастов. Он может быть единственным в мире человеком, знающим, кто является бенефициаром траста, но профессиональная конфиденциальность обязывает адвоката не раскрывать личность бенефициара. И тут налоговый инспектор упирается лбом в глухую каменную стену.
Секретность можно еще более усилить, выстроив ее в виде многоуровневой структуры. Активом, переданным в траст на Джерси, может быть миллион долларов, находящийся в одном из панамских банков, который и сам защищен строгой банковской тайной. Даже если налоговые инспекторы прибегнут к пыткам, им никогда не добиться от джерсийского адвоката раскрытия личности бенефициара, поскольку адвокат может его не знать. Попечители-адвокаты просто отправляют чеки в другие страны другим адвокатам, но они тоже не являются бенефициарами[11]. Эту игру можно продолжать до бесконечности: траст на Джерси можно наложить на другой траст, находящийся на Каймановых островах, и увенчать эту секретную структуру компанией, зарегистрированной в штате Делавэр. Если поисками займется Интерпол, в попытках отследить деньги его сотрудникам придется пускаться в длительные и дорогостоящие процедуры расследования и проводить их в разных странах. Даже в этом случае в некоторых офшорах действуют оговорки о бегстве: как только запахнет расследованием, активы автоматически будут переправлены в какое-то другое место.
По сравнению с хитроумными кружевами, которые плетут в современных офшорах, трастовые договоры, заключенные братьями Вести в декабре 1923 года (документы подписали в парижской конторе британской юридической фирмы Hall & Stirling), были довольно просты. Несмотря на это, Налоговому управлению Великобритании понадобилось восемь лет, чтобы установить сам факт существования этих договоров. А пока парижский траст братьев Вести тихо и спокойно действовал, разразился новый скандал.
В июне 1922 года, через семь лет после того, как братья Вести бежали из Великобритании от высоких налогов военного времени, обнаружилось, что Уильям Вести купил себе титул пэра. В этом не было ничего особенно необычного. Многие люди, сколотившие крупные состояния на войне, отчаянно стремились к респектабельности. Достоинство пэра позволяло прикрыть позор спекуляций, и премьер-министр Ллойд Джордж с радостью шел навстречу, вольно или невольно продавая официальные привилегии, что вызвало волну протеста в Великобритании. «Титулы раздают господам, которых порядочный человек не пустит на порог своего дома», – раздраженно говорил один из членов парламента в 1919 году.
Когда Уильям стал лордом Вести, это вызвало широкое возмущение. Выступая в парламенте, лорд Стрэйчи сказал: «Большинство людей считают, что если данный человек и заслуживает награды, то его следует награждать за уклонение от налогов и за то, что он взваливает еще более тяжкое бремя на тех, кто налоги платит»9. Стрэйчи предложил Вести убедить парламент, что его титул пэра не куплен.
Разумеется, ничего подобного Уильям делать не стал. Никому не понравилось его заявление: «С формальной точки зрения, в настоящее время я нахожусь за рубежом… Нынешнее положение дел меня совершенно устраивает. Я нахожусь за рубежом. И ничего не плачу».
Даже король Георг V был вынужден написать в своем причудливом монаршем стиле: «Самым решительным образом прошу учредить какую-то эффективную и внушающую доверие процедуру, которая позволила бы защитить Корону и Правительство от возможности подобных болезненных, если не унизительных инцидентов. Повторение их непременно создаст зловещий прецедент, опасный для общественного и политического благоденствия нашей страны». Скандал получился громким, но в конце концов и он постепенно затих, а братья Вести вернулись в Великобританию, как и хотели, причем налоговые власти пребывали в неведении о тайном парижском трасте.
Жителей современной Британии может поразить сходство этого эпизода со скандалом, разыгравшимся с лордом Эшкрофтом, заместителем председателя Консервативной партии Великобритании и богатым бизнесменом, чьи компании находятся в Белизе. Майкл Эшкрофт признал в марте 2010 года, что в целях налогообложения он не резидент Соединенного Королевства, а имеет статус так называемого налогоплательщика, не проживающего постоянно. Принадлежность к этой категории жителей освобождает богатых англичан от уплаты британских налогов с доходов, полученных за пределами их страны. После мартовского скандала в газете Guardian появилась статья под заголовком: «МИСТЕР ВОНЮЧКА ЛЕГКО ПОЛУЧИЛ ТИТУЛ ПЭРА. ТЕПЕРЬ ВОНЬ СТАНОВИТСЯ НЕСТЕРПИМОЙ». Один из членов парламента заметил: «При скорости, какую развивает Эшкрофт, к Рождеству он будет членом королевской семьи»10.
Братья Вести вернулись в Великобританию и благополучно избегали налогообложения, а британские налоговые органы упорно и скрупулезно вели свое детективное расследование и наконец узнали о парижском трасте. Однако даже после этого им так и не удалось заставить братьев заплатить налоги с активов, переданных в траст. Ибо секретность – не единственная уловка, входящая в список трастовых услуг. Трасты дают возможность своим клиентам ссылаться на то, что они отказались от денег (а значит, эти деньги уже нельзя облагать налогами), тогда как на самом деле клиенты продолжают управлять своим капиталом. В оценке Налогового управления США такой прием выглядит следующим образом: «Хотя такие схемы создают видимость разделения ответственности за собственность и управление благами, создаваемыми этой собственностью (такое разделение имеет место в законных трастах), на самом деле налогоплательщик управляет и благами»11. В преамбуле к парижскому трастовому договору братьев Вести содержится намек именно на такое мошенничество. «Принимая во внимание естественную любовь и привязанность лиц, совершающих этот акт распоряжения имуществом [братья Вести], к бенефициарам, – гласит начало преамбулы, – …а также по иным благим причинам и соображениям…», деньги действительно были отданы дорогим бенефициарам – женам и детям братьев Вести. Но на самом деле братья сделали вот что. Прежде всего они сдали большую часть своей заморской империи в аренду Union Cold Storage Ltd. – своей компании, зарегистрированной в Великобритании. При любом нормальном договоре аренды эта компания просто платила бы братьям за аренду, но вместо этого арендные платежи поступали двум юристам и директору парижской компании (лицам, пользовавшимся доверием братьев). Пока все выглядело нормально. Но попечителям были даны весьма широкие инвестиционные полномочия, которые они могли осуществлять под руководством определенных «доверенных лиц». И кто же были эти лица? Ну, конечно же, братья Вести! Так попечители – под управлением братьев – предоставили крупный кредит другой британской компании, которую также контролировали братья и которую они использовали как собственную копилку12.
Надо признать, налоговые органы постоянно изыскивают способы противодействия новым стратегиям уклонения от налогов и регулярно издают законы и правила, призванные защитить налогооблагаемую базу. В ответ на это богатые люди, уклоняющиеся от налогов, изобретают еще более сложные стратегии, позволяющие обойти новые правила. Это превращается в постоянно эволюционирующую игру в кошки-мышки, в результате чего системы налогообложения неуклонно усложняются. В ответ секретные юрисдикции постоянно – и зачастую довольно быстро – изменяют свои законы, чтобы позволить богатым совершенствовать их мошеннические уловки и на шаг опережать налоговиков. За долгие годы количество ухищрений, к которым прибегают офшорные трасты, неимоверно возросло, а мошенничество стало более изощренным. Во многих офшорных юрисдикциях допускаются так называемые отзывные трасты – их учредители имеют возможность не только изменить договор, но и ликвидировать его, а деньги возвращаются первоначальным собственникам. Если собственники могут такое делать, значит, на самом деле они не отделены от активов. Однако до тех пор, пока траст не ликвидирован, все выглядит так, словно активы вышли из-под контроля своих собственников, и власти не могут облагать эти активы налогами.
Вариаций на эту тему – бесконечное множество. Траст может иметь «защитника», который обладает своего рода влиянием на попечителей и действует от имени и в интересах лица, якобы отдавшего свои деньги. Один из «звездных трастов», существующий на Каймановых островах, разрешает изначальному собственнику средств принимать инвестиционные решения, причем попечитель не обязан гарантировать, что инвестирование осуществляется в интересах других бенефициаров траста. А можно воспользоваться джерсийским «фиктивным трастом». В нем можно менять попечителей на более податливых людей и изменять инструкции, которым должны следовать попечители, по своему произволу. Так дело и идет. Существует специальная категория офшорных юристов: они целыми днями просиживают в офисах и занимаются только тем, что выдумывают новые трасты с весьма незаконным запашком.
Впрочем, трасты – вопрос не одних лишь налогов. Как увидим, многие структурированные инвестиционные инструменты, которые помогли запустить последний экономический кризис, создавались как офшорные трасты. Каково было бы потрясение большинства людей, если бы они узнали, насколько важную роль играют эти трасты в глобальных финансах. А ведь только в трасты крошечной налоговой гавани Джерси вложено до 400 миллиардов долларов. Во всем мире в трасты вложено несколько триллионов долларов. И все это окутано завесой глубокой секретности.
Выбирая для защиты своего огромного богатства такой механизм, как траст, братья Вести остановили свой выбор на действительно могущественном орудии.
Во всем мире в трасты вложено несколько триллионов долларов
И когда сенатор де ла Торре в 1934 году нашел в трюме Norman Star погребенные под гуано ящики с документами Вести, он, возможно, даже не догадывался, насколько изобретательны его соперники. Вскоре после инцидента на корабле Norman Star нашли новые изобличающие Вести документы – на этот раз в Уругвае. А сенатору удалось добиться еще одного успеха: он убедил министерство иностранных дел Великобритании (британские дипломаты были глубоко обеспокоены сомнительным деловыми приемами братьев Вести) принять запрос Аргентины о проведении расследования межгосударственной комиссией.
«Уильям немедленно понял опасность, – писал Найтли. – Комиссия, несомненно, захочет изучить бухгалтерские книги в Лондоне, и нельзя предсказать, что обнаружится в ходе подобной проверки». Братья перешли в наступление. Когда их управляющий в Аргентине умер от сердечного приступа, Уильям Вести написал письмо в комиссию, расследовавшую деятельность братьев, и обвинил в его смерти сенатора де ла Торре. Правительство Аргентины ответило яростной отповедью, назвав письмо Вести «беспрецедентной наглостью». Министерство иностранных дел Великобритании согласилось, что письмо Уильяма оскорбительно, но заявило, что ничего сделать не может. С этого момента дело пошло на спад.
Межгосударственная комиссия работала два года, в течение которых братья Вести использовали все свои связи в Лондоне, чтобы лишить ее работу всякого смысла. Несмотря на то что было проведено шестьдесят заседаний, а в отчете содержались детальные подробности аргентинской торговли мясом, комиссии так и не удалось добраться до бухгалтерских книг Вести в Лондоне. Филип Найтли описывает, что произошло потом: «Сенатор де ла Торре, человек, который более чем кто-либо другой приблизился к проникновению тайны империи Вести, застрелился 5 января 1939 года. В своей предсмертной записке он выразил все свое разочарование в разумности поведения человечества».
Тем не менее Налоговое управление Великобритании уже начало собирать силы для следующего штурма трастов Вести. Налоговики опирались на закон 1938 года о финансах, надеясь, что он позволит им облагать налогами зарубежные трасты. Свои атаки Управление продолжало даже в 1942 году, в самый разгар Второй мировой войны. Уильям Вести умер двумя годами ранее, до последнего вздоха борясь с налоговиками, оставив после себя в Великобритании всего лишь 261 тысячу фунтов стерлингов и проклиная «несправедливые налоги на наследство». Траст, живой и здоровый, продолжал выплаты членам семьи. Новый британский закон определял: если человек обладал «правом на получение» дохода (эта формулировка, по-видимому, охватывала и семью Вести), он подлежал налогообложению. Поначалу казалось, что Налоговое управление берет верх, однако налоговикам не удалось раздобыть оригиналы документов парижского траста. Последним известным семье Вести местонахождением этих документов была какая-то коробка, которую видели в Бордо незадолго до того, как в город вошли немцы. И все же налоговики продолжали добиваться успеха, отклоняя апелляции семьи одну за другой. Однако в заключительной схватке удача перешла на сторону семьи. До принятия закона о финансах Вести предстали перед высшим судом Великобритании; они сумели убедить судебных лордов, что не располагают индивидуальными правами управлять доходом, что у них есть только совместные права. И снова Вести благодаря этой уловке увернулись от налогов – в то время, когда молодые британцы отдавали свои жизни на полях сражений Второй мировой.
Подобная игра продолжалась еще несколько десятилетий. В последующих атаках Налоговое управление Великобритании добивалось каких-то мелких успехов, но Вести всякий раз совершенствовали свою защиту, и большая часть их богатства выскальзывала из налоговой сети. «Попытки схватиться с Вести из-за налогов, – сказал сотрудник Налогового управления, – напоминают потуги зажать в кулаке кусок рисового пудинга». Вскоре после очередной атаки налоговиков Sunday Times – в то время одна из самых уважаемых газет мира – провела в 1980 году свое расследование. Было установлено, что компания Dewhurst – принадлежавшая Вести сеть розничной торговли мясом – заплатила в 1978 году 10 фунтов стерлингов в качестве налога на прибыль, которая превысила 2,3 миллиона фунтов, то есть расплатилась по ставке, равной 0,0004 %. «Перед вами – обладающая невообразимым богатством династия, и на протяжении более чем 60 лет она платит совершенно ничтожные налоги, – писала газета. – Все эти годы представители семьи
Вести наслаждаются всеми возможными благами и удовольствиями, которые могут себе доставлять богатые люди в Англии. Они не внесли ничего, что хотя бы приближалось к справедливо причитающейся с них доли. Они не дали ни гроша на те ценности, благодаря которым их жизненные удовольствия стали возможными, – на защиту от врага в военное время, на борьбу с беспорядками и болезнями в мирное время».
Неприятно об этом вспоминать, но в подавляющем большинстве откликов, присланных читателями в ответ на эту статью, семье Вести выражалась полная поддержка. «Всяческой им удачи», – обронил лорд Торникрофт, один из столпов Консервативной партии Великобритании. А Эдмунд Вести, внук лорда Эдмунда Вести, цинично бросил: «Посмотрим в лицо фактам: никто не платит налогов больше, чем его вынуждают. Мы все уклоняемся от налогов, не так ли?»13.
Лазейка, созданная парижским трастом, была закрыта в 1991 году, но у богатых британцев еще остается множество возможностей уклоняться от налогов законным образом14. Когда наконец, в результате возмущения общественности, в 1993 году подоходный налог начала платить королева, последний лорд Вести улыбнулся и сказал: «Итак, я остался один».
Как вскоре увидим, все совсем не так. Последний лорд Вести оказался вовсе не одинок.