Вы здесь

Люди без города. День третий (Павел Иевлев)

День третий

Лена

Красивая рыжая женщина шестой час сидит на стуле посередине комнаты. Вчера вечером она ходила по магазинам, закупая вещи, и вроде бы чувствовала себя нормально. Ну, почти. А посреди ночи проснулась, вспомнив про то, что сделала перед отъездом и подскочила в кровати – зачем? Зачем ей это понадобилась? Или приснилось всё? Какой жуткий сон… Метнулась в комнату – нет, вот она огромная пластиковая сумка «мечта оккупанта» из которой выпирают углами эти странные вещи. Получается, весь вчерашний вечер она старательно обходила этот баул, не замечая его? Забыв, как быстро, озираясь и прислушиваясь, запихивала в него эти странные предметы, как искала к ним… Что-то такое искала. Да и нашла, и засунула, и забыла так же, как сам баул. Который своими руками приперла и поставила и теперь не может понять, как это с ней произошло – и с ней ли? Она ли это сейчас сидит и смотрит на сумки с одеждой, которые собирала вроде бы еще она, и старательно не сморит на баул, который собирала… кто? Не понять. Не уснуть. Не проснуться. Так и сидит на стуле.

Женщина дергается к баулу, останавливается. Дергается к вещам – останавливается. Замирает на стуле. Повторяет цикл. Замирает снова. Достает из кармана телефон, совершает вызов – и сразу его сбрасывает. Лицо ее то застывает маской, то кривится в судорогах эмоций – гнев, страх, возмущение, решимость – и снова ледяное спокойствие голубых глаз. Наконец она кивает, как бы соглашаясь сама с собой, поворачивает стул к столу, берет лист бумаги и ручку, что-то пишет. Кладет записку на сумку с вещами. Переодевается. Старые джинсы, удобные ботинки, рубашка, куртка. Решительно берет большой угловатый баул и, наклонясь под его тяжестью, выходит на лестницу. С трудом вписываясь объемной сумкой в повороты, спускается вниз – на первый этаж и ниже, в подвал, открыв железную решетку прохода ключом.

В подвале пятиэтажки влажно, пахнет плесенью, пылью и канализацией. Слабенькая голая лампочка, свисающая на проводе с потолка, еле-еле освещает узкий проход. Подвал разгорожен на индивидуальные клетушки – по одной на квартиру. Фанера, доски, горбыль, обрезки мебели – кто во что горазд. Железные двери, деревянные двери, сколоченные из реек и обрезков ДВП двери. Рудименты ушедшей эпохи, склады дачных заготовок, последний отстойник вещей перед помойкой. Уже почти никто ими не пользуется, но ключи у всех есть. Клетушка их квартиры предпоследняя в этом ряду. Крашеная бурой половой краской дверь повелась от влажности и открывается с трудом, внутри пусто и пыльно. Сюда никто не заходил годами, и вряд ли в ближайшее время соберется. Отличное место чтобы что-то спрятать.

Женщина аккуратно ставит сумку на цементный пол, достает из кармана кнопочный мобильник «Нокия», некоторое время смотрит на него, как бы припоминая, что это. Телефон в подвале не берет, но она все равно выключает его, снимает заднюю крышку, вынимает батарею, бросает это все на пол и несколько раз сильно наступает на аппарат ногой. Пластмасса протестующе скрипит. Женщина выходит, закрывает дверь и покидает подвал.

На улице солнечно и тихо, город непривычно пуст – машин мало, редкие прохожие куда-то нервно спешат. Часть магазинов внеурочно закрыта, часть работают, как ни в чем не бывало, но общая нервозность ощущается прямо в воздухе. По улице, многозначительно шевеля пулеметной башенкой, проехал бронетранспортёр с эмблемой «Росгвардии» на борту, где-то за домами гулко рокотали вертолетные двигатели, в небе просквозили тенями какие-то военные самолёты. Из-за угла навстречу БТР-у выскочили два камуфлированных «Тигра» с красной полосой на борту. Передний резко затормозил и стал разворачиваться, но поздно – крупнокалиберный пулемет заплевал пульсирующим пламенем, громкое «дум-дум-дум» пошло гулять эхом. Автомобиль занесло, он выскочил на тротуар, врезался носом в опору фонаря и сразу задымил. Пулемет безжалостно перечеркнул его салон туда-сюда перфорацией пулевых отверстий. БТР взревел, выплюнув облако черного дыма, и рванул вдогонку за второй машиной, которая не стала оттормаживаться, а наоборот, прибавила газу и успела проскочить перекресток. Пулемет еще несколько раз рявкал, удаляясь, но женщина не обращала на это внимания. Она спокойно подошла к расстрелянному внедорожнику и аккуратно открыла боковую дверь, изящно отпрыгнув, когда на нее стал вываливаться, заливая борт кровью, труп в черном бронежилете. Тело некрасиво повисло – нога зацепилась за что-то в салоне, а голова уперлась в асфальт. Женщина осторожно, чтобы не изгваздаться в заливающей машину крови, заглянула вовнутрь и убедилась, что водитель тоже мертв – свесился с сиденья набок, удерживаемый ремнем безопасности. Она вытащила из-под трупа короткий пистолет-пулемет с толстым стволом. Оттянув затвор, заглянула в патронник, выщелкнув магазин, убедилась, что он полон. Найдя на камуфляже убитого чистое место, аккуратно обтерла об него кровь с затворной крышки, вынула из разгрузки два запасных магазина и сунула в карман. Открыв заднюю дверь, вытащила на асфальт тяжелую черную сумку, заглянула внутрь – там ровными рядами лежали пачки банковских упаковок с купюрами. На секунду задумалась, потом все же извлекла несколько пачек, оставив остальное. Достала следующую сумку – маленькую спортивную. В ней оказались папки с документами, украшенные устрашающего вида бордовыми печатями. Она вывернула сумку на асфальт, папки рассыпались, ветер понес какие-то листы вдоль забора. В сумку она положила пачки денег, пистолет-пулемет и переложила туда же длинные узкие запасные магазины, не поленившись достать еще два из разгрузки водителя. Больше в машине ее ничего не заинтересовало, и она спокойно пошла дальше, свернув в ближайший переулок и двигаясь проходными дворами. Шла долго, удаляясь от центра в сторону промзон. Периодически откуда-то доносились звуки выстрелов, не перераставшие, впрочем, в серьезный огневой контакт. Пара автоматных очередей, ответный рык пулемета – в городе кто-то кого-то планомерно, но без лишней жестокости зачищал. Пару раз в стороне над домами с тяжелым вибрирующим рокотом проходило звено боевых вертолетов, но они, кажется, в веселье никак не участвовали.

В городе быстро нарастала тревожность – люди шли по улицам, торопясь и нервничая. Редкие водители либо мчались с неразумной скоростью, игнорируя знаки, либо медленно катились, притормаживая перед перекрестками и долго оглядываясь по сторонам, прежде чем свернуть. Когда первые встречались со вторыми, это часто заканчивалось мелкими и не очень авариями. Участники таких ДТП тоже не вели себя странно – не вызывали ГАИ или аварийных комиссаров, не заполняли бланки для страховых компаний, а орали друг на друга, все чаще переходя в яростное рукоприкладство. На глазах у женщины из поцарапавшего красную спортивную машину белого седана выскочил пузатенький мужичок с лысинкой и начал, нарушая визгливым матом закон о пропаганде гомосексуализма, яростно дергать водительскую дверь второго участника аварии. Оттуда вылез сутулый очкарик с хипстерской бородкой и неумело стукнул пузанчика в лицо. Завязалась драка – нелепая и бесплодная, в силу полнейшей бездарности и отвратительной физической формы участников, но необычно ожесточенная, переходящая в плевки, укусы и таскание за остатки волос. Женщина не увидела, кто победил, свернув за угол раньше, чем они утомились.

На границе промзоны и частного сектора ее попытались остановить.

– Эй, блядища! – резко окликнул ее кто-то из компании поддатых молодых людей, как-то глупо, с ненужным вандализмом потрошащих ларек. Они увлеченно били стекла арматурными прутами, практически не обращая внимания на содержимое витрин. – Алё! Подь сюды! Да, ты, сука рыжая!

Женщина никак не отреагировала, продолжая свой путь.

– Ты чо, блядь, оглохла? – направился в ее сторону гоповатый парень в спортивных штанах и майке-алкоголичке. В глазах его было какое-то нездоровое остервенение. – А ну стоять! Я к тебе обращаюсь!

Женщина развернулась, одновременно доставая из сумки оружие. Увидев направленный ему в живот толстый ствол, парень резко остановился, секунду поколебался, но потом прошипел себе под нос что-то про «суку» и, нехотя развернувшись, вразвалочку направился обратно. Весь его вид выражал «не очень-то и хотелось». Его компания, подобравшись, молча смотрела ей вслед, но потом все же вернулась к ларьку.

В промзоне женщина уверенно пролезла через щель между бетонными плитами старого забора, пересекла заброшенную стройплощадку, нырнула в малозаметный проход между ангарами и, преодолев осыпь поросшего травой строительного песка, оказалась в небольшом дворике. Стоящее там сооружение было когда-то ведомственным гаражом на три машины, но по скоплениям мусора было понятно, что двое ворот из трех давно не открывались.

Женщина подергала третьи ворота – они оказались закрыты. Тогда она обошла кирпичный домик сбоку и по наружной железной лестнице поднялась к площадке второго этажа. Невзрачная железная дверь была заперта и здесь, но она уверенно извлекла ключ из незаметной ниши под козырьком. За простой ржавой дверью обнаружилась вторая, посерьезнее, с кодовым замком, код которого также не вызвал у женщины затруднений. Помещение над гаражом раньше было комнатой отдыха механиков и водителей, но теперь представляло собой вполне комфортабельную однокомнатную квартиру, обставленную небогато, но удобно. Два дивана, три раскладных кресла, стол со стульями, кухонная выгородка с плитой и холодильником, даже небольшой совмещенный санузел. Женщина поставила чайник, наполнив его из офисного кулера в углу, достала из холодильника колбасу и хлеб, и без малейшего смущения стала делать себе бутерброды. Затем она подвинула кресло к низкому окну, устроилась в нем с чаем и бутербродами и стала ждать.

Македонец

С утра мы с Сеней неторопливо позавтракали, сварив кофе на здешней версии электроплитки – черной стеклянной панели без каких-либо признаков физических нагревателей, однако неизменно греющей любую поставленную на нее посуду. В вопросах бытовых удобств ныне покойные обитатели среза были вполне на уровне. Впрочем, без каких-нибудь запредельных чудес – чуть получше, чем у нас, или примерно так же. Даже удивительно, как им удалось себя так качественно зачистить – нашим ОМП такого эффекта не добьешься, все равно кто-нибудь по кустам отсидится, вылезет и расплодится пуще прежнего. Меня житье на этаком кладбище слегка напрягало, но Сеню, кажется, наоборот – успокаивало. Мертвые его не смущали, в отличие от живых. Тем не менее, по очереди использовав сортир по прямому назначению, мы через некоторое время пошли туда вместе. Закрыли дверь, Сеня напрягся, побледнел, закатил глазки – я даже успел испугаться за него, раньше такого не было, – но он уже решительно распахнул дверь, и мы оказались в смежном санузле моей квартиры.

– Чет как-то туго, – пожаловался мой проводник. Его шатало, на лбу выступил пот, ноги подкашивались так, что он присел на край ванны. – В последний раз так было, когда мы, помнишь, пять человек протаскивали. Я тогда думал – все, щас мозги из ушей потекут…

– Ну, ты сам тогда сказал, что вытянешь, – напомнил я.

– Они ж такие худые были, я и подумал, что весу в них от силы на троих…

Да, тогда смогли вытащить пятерых. Мы забрали только тех, кто уже умирал, у прочих был шанс. Сеня тогда, откровенно говоря, сорвался – у него иногда кукушка выскакивает. Там был классический невольничий лагерь, где всякая мерзость происходила в таком масштабе, какой дает только полнейшая неограниченная власть без всякой оглядки на последствия. Нельзя такую давать людям – даже у нормальных крышу сорвет, а уж что может натворить тот, кто изначально подонок… В общем, не самые приятные воспоминания, но именно тот эпизод определил нашу дальнейшую с Сеней работу. Множественность Мультиверсума дает простор для фантазии не только хорошим людям. Ведь кажется, что там, в другом мире, ты недостижим и неподсуден, а значит – твори что хочешь. Некоторых мы от этой иллюзии избавили.

Как только Сеня отдышался, мы вышли из квартиры, собираясь отправиться к офису Ингвара. Если он завязался с Коллекционером, то рано или поздно и нас на него выведет. Лучше бы, конечно, рано – тревожно как-то тут стало, неуютно. Даже я, человек толстокожий, и то ощущал непонятное нервное давление, как перед грозой. От него копилось нехорошее раздражение и хотелось куда-то бежать или кого-то убить. Представляю, насколько тяжелее Сене, с его медиумической чувствительностью.

На выходе из подъезда столкнулись с соседом с третьего этажа. Имени я не помню, но в лицо примелькался – обычный такой мужик лет слегка до сорока из среднего пролетариата, которого публично пилит жена – расплывшаяся тетка с загнутыми книзу уголками рта, и у которого сын подросток-двоечник, курящий украдкой за гаражами. Ни разу мы и словом ним не обменялись, кивая друг другу на лестнице. Я сделал шаг в сторону, пропуская его в подъезд, но он вдруг схватил меня за куртку, дернул на себя и злобно заорал, брызгая в лицо слюной:

– Какого хуя твоя трахома тут стоит! Ты это место купил?

Я даже не сразу понял, что он имеет в виду мою «Ниву», просто стряхнул его руку и отодвинулся. Странно, но алкоголем от него не пахло, хотя глаза были какие-то диковатые.

– Ах ты, козел… – зашипел на меня мужик. – Да я тебя сейчас…

Он уже начал замахиваться размашистым жестом далекого от боевых умений штатского, но тут из подъезда вышел приотставший Сеня и молча, ничего не выясняя, отвесил ему правый хук в подбородок. Мужик тут же глазки закатил – и с копыт. По Сене не скажешь, но он, хотя с виду дрищ-дрищом, боец серьезный. Когда он ко мне прибился, надо было его чем-то занять для утилизации дурной энергии, и я пристроил к знакомым на обучение. Пришлось прилично заплатить, и не только деньгами, но это все равно было дешевле, чем трупы за ним закапывать. А трупы были бы – он тогда был физически слабый, но резкий, как понос. Драться не умел, норовил сразу наглухо… Сейчас, пожалуй, меня уделает. Я-то не рукопашник, я Македонец.

– Чего это он? – спросил Сеня, поглаживая костяшки на кулаке и разглядывая нокаутированного соседа.

– Хрен его поймет, – честно признался я. – Может, жена допекла, вот и сорвался на первого встречного…

Оставив мужика валяться, где упал, мы сели в «Ниву» и уехали. И чем ему моя «трахома» помешала? Не первый год тут паркуюсь, никто до сих пор против не был…

Ингвара едва не упустили – его внедорожник как раз отъезжал от офиса, за рулем он на этот раз сидел сам. Поехали за ним на какую-то оптовую базу в пригороде, там он долго о чем-то спорил в конторе директора – я смотрел в бинокль через окно. Слов, разумеется, не разобрал, но о чем-то договорились: Ингвар метал ему на стол пачки с деньгами, как бы не с моими даже. Бизнес, значит, идет и, судя по наличным расчетам, не самый простой. С базы наш деловой друг выехал во главе каравана из четырех «Газелей», три из которых были тентованные, а одна с термобудкой. За этой будкой мы и пристроились почти вплотную, пользуясь тем, что за ней нас Ингвару не видно. Я почти сразу понял, что едут туда же, куда и вчера, в деревню. Поэтому, когда пошли грунтовки, по которым караван груженых «Газелей» еле полз, мы с Сеней срезали угол через поле и подъехали к месту назначения первыми. Бросили машину в посадке, подошли поближе и, спрятавшись, пронаблюдали, как Ингвар выгнал из кабин водителей и собрал их в свой внедорожник. Потом он о чем-то перетер с незнакомым бородатым парнем, и покатил обратно, оставив грузовики на дороге, а нас в сомнениях – то ли ехать за ним, то ли посмотреть, что будет происходить тут. Решили держаться Ингвара – тут Коллекционер не просматривался, а там – кто его знает. Что они грузовиками возят – это не наша забота.

Конец ознакомительного фрагмента.