Вы здесь

Любопытный – значит успешный: книга о том, как владение информацией позволяет владеть миром. Глава 1. От любопытства нет лекарства (Чарльз Фишман, 2015)

Глава 1

От любопытства нет лекарства

«Лекарство от скуки – любопытство. Но лекарства от любопытства нет».

Дороти Паркер

Однажды в четверг, в то лето, когда я окончил Университет Южной Калифорнии, я сидел в квартире в Санта-Монике и думал, как бы мне немного поработать до осени, пока не начались занятия в школе права.

Окна были открыты, и я услышал разговор двух парней. Один из них сказал: «Отличное мне тогда досталось местечко в Warner Brothers. Мне платили за восьмичасовой рабочий день, тогда как на деле весь объем работы можно было выполнить за час».

Я стал прислушиваться, приоткрыл окно пошире, чтобы не упустить дальнейший диалог, и прикрыл штору.

Парень стал рассказывать, что работал в юридическом отделе. «Я только сегодня уволился. Начальником у меня был Питер Кнехт».

Поразительно. Это же отлично!

Я сразу взял телефон, набрал 4111, и попросил подсказать мне номер Warner Brothers – я до сих пор его помню: 954–60002.

Позвонив по этому номеру, я попросил соединить меня с Питером Кнехтом. Ответила ассистент его отдела, я сказал, что с осени буду учиться в школе права Университета Южной Калифорнии и хотел бы встретиться с Кнехтом по поводу открывшейся у них вакансии специалиста юридического отдела.

Кнехт ответил: «Вы сможете подойти завтра в 15.00?»

Я встретился с ним в пятницу в 15.00. В 15.15 он принял меня на работу. И с понедельника я начал работать в Warner Brothers. Я тогда еще не осознавал, но в тот летний день 1974 года произошло два важных события.

Во-первых, моя жизнь навсегда изменилась. В понедельник я явился в офис, чтобы приступить к работе в должности специалиста юридического отдела, мне дали кабинет без окон размером с кладовку. И войдя в этот маленький кабинет, я ступил в мир шоу-бизнеса. С тех пор я работаю только в этой сфере.

Я также понял, что в тот четверг меня выручило любопытство. Сколько себя помню, я всегда был любопытным. В детстве я осыпал маму и бабушку вопросами, на которые они не всегда могли найти ответы.

В юности любопытство стало для меня способом взаимодействия с миром. Ничего не изменилось с тех пор, как я подслушал разговор двух парней под окном. На самом деле ничего не меняется с того времени, как я был 12-летним непоседливым ребенком.

Мое любопытство немного наивное и иногда озорное. Многими лучшими событиями в моей жизни я обязан именно ему. А иногда из-за него бывали и неприятности. Но даже тогда это были интересные неприятности.

Любопытство никогда меня не подводило. Я никогда не жалел о том, что задал лишний вопрос. Напротив, любопытство распахивало передо мной многие двери и открывало новые возможности. Я встречал потрясающих людей, снимал отличные фильмы, находил прекрасных друзей, ввязывался в самые неожиданные приключения и даже влюблялся именно благодаря тому, что никогда и ничуть не стеснялся задавать вопросы.

Та первая работа в Warner Bros. в 1974-м была такая же, как и кладовка-офис, в который меня определили, – такая же скучная, тесная, не развернуться. Моя задача была проста: я должен был доставлять окончательную контрактную и прочую юридическую документацию партнерам, с которыми Warner Bros. вела дела. И все. Мне давали конверты с документами и адреса, по которым следовало их отправить, и я шел исполнять.

Моя должность называлась «сотрудник юридического отдела», однако под этой солидной формулировкой фактически подразумевался курьер. У меня тогда был старый BMW 2002 – красный двухдверный приземистый седан. В нем я и проводил свои дни, разъезжая по Голливуду и Беверли-Хиллз, развозя важные бумаги.

Я быстро понял, что самое интересное в моей работе, – люди, которым я доставлял документы. Это была элита, великий гламурный Голливуд 1970-х, сценаристы, режиссеры, продюсеры, звезды. Была только одна проблема: у таких людей всегда есть ассистенты, секретари и прочий обслуживающий персонал.

Но раз уж мне пришлось заниматься такой работой, то упускать тот единственный стоящий плюс, который в ней был, я никак не хотел. Мне не было дела до ассистентов, я хотел встречаться с важными людьми. Мне было любопытно.

Так, я придумал простую уловку. Всякий раз я говорил посредникам – секретарям, привратникам, – что мне нужно передать документы лично в руки.

Как-то я отправился в знаменитое агентство ICM, чтобы отвезти документы «суперагенту» семидесятых Сью Менджерс3, которая представляла Барбру Стрейзанд, Райана О’Нила, Кэндис Берген и Эли Макгроу. И как же мне удалось встретиться с Менджерс? Просто я сказал на ресепшене: «Я должен отдать это только Мисс Менджерс лично в руки». Секретарь без вопросов проводила меня.

Если того, кому были адресованы документы, не оказывалось на месте, я просто уезжал и возвращался вновь. Тот парень, который, сам того не подозревая, подсказал мне это место, не обманул – у меня в распоряжении был весь день, а работы было не очень много.

Так я встретился с Лью Вассерманом, выдающимся директором MCA Studios, и его партнером Жюлем Стайном.

Так я познакомился с Уильямом Питером Блэтти, автором романа «Изгоняющий дьявола» (The Exorcist), и с Билли Фридкином, удостоенным «Оскара» режиссером одноименного фильма.

Я отвозил контракты Уоррену Битти в Beverly Wilshire Hotel.

Мне было всего 23 года, и мне было любопытно. Вскоре я понял, что могу не только встречаться с этими людьми, но и пообщаться с ними.

Я учтиво вручал им документы, и так как это были семидесятые, то в ответ они всегда говорили: «Проходите! Выпейте что-нибудь! Чашечку кофе?»

Я пользовался этими моментами, чтобы узнать их, а иногда и получить какой-то совет относительно карьеры. Я никогда не просил у них работы. На самом деле я ничего не просил.

Довольно быстро я осознал, что кинобизнес намного интереснее, чем учеба в школе права. Поэтому я решил повременить с университетом и остался работать клерком еще на год, до конца следующего лета. В конце концов учиться я так и не пошел – из меня вышел бы ужасный юрист.

Но знаете, что интересно? За все это время меня никто так и не раскусил! Никто не сказал: «Эй, парень, просто положи контракт на стол и убирайся. Тебе незачем встречаться с Уорреном Битти».

И я знакомился с каждым, кому отвозил документы. Мое любопытство, которое когда-то привело меня на эту работу, теперь превратило ее в нечто удивительное.

Люди, которым я отвозил контракты, изменили мою жизнь. Они показали мне, как создаются истории, и в душе я стал думать, что, может, и мое призвание – рассказывать истории. Они подготовили почву, на которой позже возникли такие мои картины, как, например, «Всплеск», «Аполлон-13», «Гангстер», «В лучах славы» и «Игры разума».

Однако в тот год произошло и кое-что еще, сыгравшее не менее важную роль: именно тогда я стал понимать реальную силу любопытства.

Если вы росли в пятидесятые – шестидесятые, то знаете, что в то время любопытство, в общем-то, не считалось добродетелью. В обстановке порядка и строгой школьной дисциплины времен Эйзенхауэра оно, скорее, вызывало раздражение. Я конечно, знал, что любопытен, но это было все равно, что носить очки, – внимание обращали, но проходить отбор в спортивные команды оно не помогало и общению с девочками не способствовало.

Но тогда, в первый год работы в Warner Bros., я вдруг понял, что любопытство – это больше, чем просто свойство характера. Это мое секретное оружие, которое помогает попасть в команду и даже стать ее капитаном, а также завоевывать девушек.

* * *

Любопытство кажется таким простым, порой даже наивным.

Лабрадоры, например, очаровательно любопытны. А любопытство дельфинов, игривое и озорное! Двухлетнему малышу, перерывающему ящики кухонного стола, интересно до восторга – настоящее веселье громыхать всем, что удается раскопать. Каждый, кто набирает запрос в Google и нажимает Enter, чем-то интересуется, и таких запросов отправляют 4 миллиона в минуту, каждую минуту каждый день4.

Но у любопытства есть своя скрытая сила, которую мы чаще всего не замечаем.

Любопытство – это искра, с которой начинается флирт – в баре, на вечеринке, в лекционном зале на курсе экономики. Именно любопытство в конечном итоге питает романтические чувства и все лучшее в человеческих отношениях: брак, дружбу, родство отцов и детей. Это интерес, который заставляет задать простой вопрос: «Как прошел твой день?», «Как ты себя чувствуешь?» – и услышать ответ, и задать следующий вопрос.

Любопытство может показаться одновременно необходимым и заурядным. Кто убийца? Как закончится сериал «Во все тяжкие» (Breaking Bad)? Какие выигрышные номера в джекпоте лотереи Powerball?

Эти вопросы могут преследовать навязчиво и неотступно – ровно до тех пор, пока не получен ответ. Когда любопытство утолено, вопрос сам собой теряет значимость. Сериал «Даллас» (Dallas) отличный тому пример: кто в конечном итоге стрелял в Джей Ар Юинга? Если вы застали восьмидесятые, вы помните этот вопрос, но, наверное, не вспомните ответа5.

Очень часто бывает, что такая настойчивая необходимость оказывается оправданной, – разумеется, в том случае, когда, после удовлетворения изначального любопытства, оно только усиливается. Работа по расшифровке генома человека превратилась в упорную борьбу между двумя командами ученых.

А когда им удалось получить результаты, открылись тысячи новых направлений для научных и медицинских изысканий.

Качество многих обычных событий жизни часто зависит от любопытства. Когда вы покупаете новый телевизор, выбор модели и то, насколько в итоге вы будете довольны покупкой, в большой степени зависит от продавца и его заинтересованности в том, чтобы как можно лучше разобраться в характеристиках разных моделей, в том, чтобы узнать, что подходит вам и как вы обычно смотрите телевизор, чтобы таким образом определиться, какой вариант вам нужен.

Это отличный пример замаскированного любопытства. В подобной ситуации мы квалифицировали бы продавца, как «хорошего» либо «плохого». Плохой продавец будет активно пытаться продать то, что нам не нужно или непонятно, либо просто показывать имеющиеся модели и машинально повторять заученный текст об их характеристиках, которые и так написаны на табличке на витрине. А ведь важнейшая составляющая торговли – интерес к клиенту и продукту.

Таким же образом любопытство скрывается во всем, куда ни взгляни. И его наличие или отсутствие оказывается волшебным ингредиентом в самых разных неожиданных ситуациях. Ключ к раскрытию генетических тайн человечества – любопытство. Ключ к качественному обслуживанию клиентов – любопытство.

Если вы скучаете на деловом ужине, любопытство может вас спасти.

Если вам наскучила карьера, выручит любопытство.

Если вы чувствуете, что вам не хватает творчества или мотивации, лекарством может быть любопытство.

Оно поможет конструктивно направлять свое раздражение или гнев.

Оно придаст вам храбрости.

Любопытство привносит в жизнь азарт, и не только – с ним совершенно иначе ощущается уверенность в завтрашнем дне, в своих возможностях и благополучии. Но одного любопытства для этого, разумеется, недостаточно. Да, лабрадоры действительно очень любопытны, но ни один из них не расшифровал геном человека и не получил хорошую работу. Они довольно быстро теряют интерес к изначальному объекту своего любопытства. Для того, чтобы оно работало, к любопытству нужно добавить еще два важнейших компонента.

Первый – способность быть внимательным к ответам на собственные вопросы. Нужно действительно попытаться освоить то, чем интересуешься. Мы все знаем людей, которые задают хорошие вопросы, и в этот момент, казалось бы, увлечены и заряжены, однако, как только им начинают отвечать, они немедленно выключаются из процесса.

Второй – готовность действовать. Несомненно, любопытство вдохновляло мечты о полетах на Луну, но не оно сплотило сотни тысяч человек, изыскало миллиарды долларов и нашло силы и готовность преодолевать неудачи и катастрофы на пути к осуществлению этой мечты. Любопытство может лежать в основе изначального замысла, будь то полет на Луну или кинокартина. В нем можно находить поддержку, когда не хватает моральных сил. Но сейчас самое важное: в какой-то момент на пути к Луне или к киномультиплексу становится очень трудно, преграды возникают на каждом шагу, накапливается усталость – и здесь становится необходима решимость.

В этой книге я преследую три цели: я хочу открыть вам глаза на то, как ценно и полезно любопытство, показать все возможности, которыми я пользуюсь, в надежде, что это побудит вас тоже попробовать и следовать моему примеру в своей повседневной жизни. Но кроме того, я хочу начать разговор о том, почему сегодня такое важное качество, как любопытство, так мало ценится, не прививается и не культивируется. Для такого потенциально мощного ресурса личности само по себе любопытство кажется очень простым. Психологи определяют это качество как «стремление узнать». И все. Такое определение вполне совпадает с нашим пониманием. «Стремление узнать», разумеется, означает поиск информации. Любопытство начинается с импульса, побуждения, но разворачивается в нечто более активное и более целенаправленное – в вопрос.

Эта пытливость, по всей видимости, нам так же свойственна, как голод и жажда.

Ребенок задает вроде бы простые вопросы: почему небо голубое? А докуда оно голубое? До какой высоты? И куда пропадает голубой цвет ночью? Вместо ответов6 (а большинство взрослых, и я в том числе, не могут объяснить, почему небо голубое) ребенок может получить от ворот поворот в духе «вот же любопытная девочка…». Кому-то такие вопросы кажутся сложными, тем более если не знаешь на них ответы. И вместо того, чтобы отвечать, взрослый отметает их, утверждая свой авторитет. Взрослый может почувствовать себя некомпетентным, у него любопытство может вызывать раздражение – так чувствует себя родитель, который не знает, почему небо голубое, учитель, который хочет провести урок и не быть сбитым с толку. А девочка остается не только без ответов, но и с полным ощущением, что задавать безобидные и интересные вопросы – это дерзость и нахальство.

Вряд ли это кого-то удивит.

Напрямую никто не говорит ничего плохого о любопытстве, но если задуматься, никто его не поддерживает, не отстаивает, не культивирует и не поощряет. И дело не только в том, что любопытство неудобно. Оно опасно. Это не просто дерзость. Это вторжение. Это революционный путь.

Ребенок, который не боится спрашивать, почему небо голубое, вырастает во взрослого, который задает куда более подрывные вопросы: почему я слуга, а ты господин? А не вращается ли на самом деле Солнце вокруг Земли? Почему люди с темным цветом кожи рабы, а люди с белым цветом кожи – их хозяева?

Насколько опасно любопытство? Достаточно лишь вспомнить Библию. После истории сотворения мира первый же библейский сюжет, в котором появляется человек, – о любопытстве. История Адама, Евы, змея и древа познания заканчивается не очень хорошо для любопытных. Адаму Бог указал прямо: «от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь»7. Именно змей предлагает нарушить божественный запрет. Он сначала задает вопрос – Еве: «Есть ли такое дерево, с которого Бог запретил вкушать плод?» «Да, – говорит Ева, – дерево в центре сада – нам нельзя вкушать его плоды, ни даже прикасаться к нему, иначе мы умрем».

Ева знает правила так хорошо, что даже немного их приукрашивает: нельзя прикасаться к древу. Змей отвечает невиданной дерзостью, не испытывая трепета ни перед познанием добра и зла, ни перед Богом. Он говорит Еве: «Нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло»8. Змей пытается сыграть на любопытстве Евы.

Вы же не знаете о том, чего не знаете, говорит змей. Ева идет к древу и «находит его плоды хорошими на вкус и приятными глазу, а еще – очень желанным источником мудрости»9.

Она срывает плод, откусывает от него и передает его Адаму, и тот тоже пробует плод. «И открылись глаза у них обоих»10. Никогда познание не доставалось так легко и в конечном итоге не давалось такой дорогой ценой. Сказать, что Бог прогневался, будет слишком мягко. Познание добра и зла навсегда обернулось страданиями для Адама и Евы и для всех нас: в муках будете рожать детей своих, было сказано Еве, и в поте лица добывать хлеб свой – Адаму. И конечно, изгнание из Рая.

Трудно придумать более прямую аллегорию: любопытство влечет несчастье. Действительно, мораль этой истории адресована читателю: в чем бы ни заключалось ваше нынешнее несчастье, читатель, в нем повинны Адам, Ева, змей-искуситель и их вероломное любопытство.

Вот так. Первая же история в основополагающей книге западной цивилизации, самая первая история – о любопытстве, и ее посыл таков: не задавай вопросов. Не ищи знания самостоятельно, предоставь это тем, кто за все в ответе. Знание – путь к разрушению.

Барбара Бенедикт, профессор Тринити-колледжа в Хартфорде и исследователь восемнадцатого столетия, посвятила несколько лет изучению взглядов на любопытство того времени, когда в постижении принципов мироздания на первый план в противоположность религии стали выходить научные искания.

История Адама и Евы – это предостережение, говорит Бенедикт. «Ты раб, потому что Бог судил быть рабом. Я властелин, потому что Бог судил мне быть королем. Не задавай вопросов по этому поводу». Истории в духе сюжета об Адаме и Еве отражают стремление культурных систем и цивилизаций к сохранению статус-кво. «Все так, как есть, потому что это правильно».

Такая точка зрения распространена среди власть имущих и тех, кто контролирует информацию. И так было всегда и везде – от Эдемского сада до администрации Обамы. Любопытство и сейчас не в почете. Хотя мы живем в такое время, когда все знания человечества доступны на смартфоне, в нашей культуре до сих пор существует предубеждение против любопытства.

В школе все должны задавать вопросы, это нужно культивировать, нужно учить правильно задавать вопросы и искать на них ответы. В некоторых классах так и происходит. Но чаще в школе к любопытству относятся так же, как в райском саду. В особенности теперь, ведь с распространением стандартизированных тестов вопросами можно внести разлад в стройный план урока, кроме того, иногда и сами учителя не знают ответов. Вопреки ожиданиям, любопытство в его истинном смысле никто не культивирует, потому что это неудобно и разрушительно для упорядоченного ведения урока. В офисах и рабочих коллективах, где мы проводим значительную часть своей взрослой жизни, ситуация не лучше. Конечно, среди программистов, исследователей-фармацевтов и университетских преподавателей любопытство только поощряется, это часть их работы. Но что будет, если обычная больничная нянечка или банковский работник станут любопытствовать и задавать вопросы о том, как обстоят дела? Любопытство не приветствуется, если не сказать больше, нигде, кроме некоторых избранных компаний вроде Google и IBM. Будь вам четырнадцать или сорок пять, хорошие манеры не предполагают проявления вами любопытства.

Даже слово «любопытный» странным образом негативно отражается на восприятии понятия «любопытство». Все мы говорим, что любопытный человек – это, разумеется, отлично. Но когда мы применительно к чему-либо используем прилагательное «любопытный», мы подразумеваем нечто странное, не вполне нормальное. И когда кто-то отвечает на ваш вопрос репликой: «Это любопытный вопрос», на деле имеется в виду, что задавать его не следовало.

И вот что поразительно. Любопытство – не только отличный инструмент, помогающий улучшить жизнь и достичь счастья, увеличивающий ваши шансы получить хорошую работу или найти отличную пару. Это ключ к тому, что мы больше всего ценим в современной жизни: к независимости, способности решать и действовать самостоятельно, к самосовершенствованию. Любопытство – это путь к свободе.

Способность задать вопрос сводится к двум составляющим: свобода искать ответ и способность оспорить авторитет и спросить: «А почему ты главный?»

* * *

В детстве я был пухленьким, и в подростковом возрасте комплекция не поменялась. Когда я оканчивал университет, у меня были складки на талии. Я выглядел рыхлым и в одежде, и без нее. Я решил, что не хочу выглядеть так. Когда мне было двадцать два, я изменил режим питания и выработал программу упражнений, можно сказать, подчинил себя дисциплине. Я каждый день прыгал со скакалкой, выполнял по 200 прыжков в минуту, по 30 минут в день, 7 дней в неделю. Шесть тысяч прыжков в день в течение 12 лет. Постепенно мое тело стало меняться, складки на талии ушли.

Я занимался без фанатизма. И сегодня я выгляжу, не как кинозвезда и не совсем так, как можно представить себе продюсера. У меня свой, немного необычный стиль. Я хожу на работу в кроссовках. Волосы ставлю ершиком с помощью геля. У меня широкая улыбка.

Сегодня я по-прежнему занимаюсь спортом четыре-пять раз в неделю, обычно с этого я начинаю день, часто вставая в шестом часу утра. (Теперь я, правда, не прыгаю со скакалкой, потому что в конце концов повредил ахилловы сухожилия на обеих ногах). Мне 63 года, и за последние сорок лет я ни разу сильно не поправился.

Я принял решение и превратил его в свою привычку, в свой повседневный образ жизни.

Также я поступил и с любопытством.

Постепенно, начиная с моей первой работы в Warner Bros., я сознательно сделал любопытство частью своей повседневной жизни.

Я уже рассказывал выше про свой первый шаг – добиваться встречи с каждым из тех, кому я возил контракты. Преуспев в этом, я понял две истины. Во-первых, людям, даже знаменитым и влиятельным, очень нравится поговорить, особенно о себе и своей работе. А во-вторых, полезно иметь хотя бы незначительный предлог, чтобы с ними поговорить.


Именно таким предлогом была моя фраза: «Я должен передать эти бумаги лично в руки», – это было удобно для меня, устраивало ассистентов и моих адресатов, которых я посещал: «Конечно, раз нужно лично в руки, разумеется».

Через несколько месяцев после того, как я пришел в Warner Bros., был уволен старший вице-президент студии. Помню, как с его двери снимали табличку.

Его кабинет был просторный, с окнами, у него было два секретаря и, самое главное, он располагался рядом с офисами руководства – «монаршими», как я их называл, – там работали президент, председатель и вице-председатель совета директоров.

Я спросил у своего начальника, Питера Кнехта, могу ли я пользоваться кабинетом вице-президента, пока он пустует.

«Конечно, – ответил Кнехт. – Я договорюсь».

С новым кабинетом все переменилось. Точно так же, как когда вы правильно одеты по случаю, на вас костюм, вы держитесь более уверенно и солидно, работа в новом настоящем офисе изменила мое восприятие и ощущение. Внезапно я почувствовал себя так, будто у меня есть своя доля недвижимости и свое дело.

Конец шестидесятых и семидесятые были отличным временем для работы в шоу-бизнесе в Голливуде, «королевский люкс» занимали три самых главных креативных человека эпохи – Фрэнк Уэллс, президент Warner Bros., который впоследствии возглавил Disney, Тед Эшли, который даже не был знаменитостью, но который на посту председателя правления Warner Bros. действительно умел обратить все усилия и успехи на благо студии, и Джон Колли, вице-председатель студии, легендарный продюсер, голливудский интеллектуал, творческий и, безусловно, эксцентричный персонаж.

Я был простым клерком, но у меня был свой кабинет, секретари и даже старомодное внутреннее переговорное устройство. За моей дверью работали три самых влиятельных человека Голливуда. Так я сам создал ситуацию, в которой оказался в нужное время в нужном месте.

Я был сбит с толку индустрией развлечений, все выглядело так, будто многие из тех, кто работает в этой сфере, тоже не вполне понимают, что происходит. Было трудно понять, как делаются фильмы и телесериалы. Определенно, это не был некий линейный процесс. Казалось, всем приходится пробираться сквозь туман, без инструментов.

Но я был в восторге. Я будто антрополог, осваивал новый мир, с его незнакомым мне языком, новыми ритуалами и новыми приоритетами. Это была абсолютно захватывающая реальность, и она разжигала во мне любопытство. Я решительно намерился ее изучить, понять и освоить.

Суть работы в развлекательном бизнесе мне показал Джон Колли. Колли был выдающимся деятелем и мощным креативным центром кинематографа 1960–1970-х. Под его руководством Warner Bros. процветала, выпуская такие картины, как «Изгоняющий дьявола» (The Exorcist), «Заводной апельсин» (A Clockwork Orange), «Избавление» (Deliverance), «Собачий полдень» (Dog Day Afternoon), «Вся президентская рать» (All the President’s Men), «Ад в поднебесье» (The Towering Inferno), «Грязный Гарри» (Dirty Harry) и «Сверкающие седла» (Blazing Seddles)11.

На тот момент, когда я работал в одном крыле с Колли, ему было 44 или 45 лет, он был на вершине своего могущества и уже стал настоящей легендой – умный, эксцентричный, жесткий. Warner Bros. тогда выпускала по фильму в месяц12, и Колли постоянно думал на сто шагов вперед. Горстка людей его любили, чуть больше им восхищались, и очень многие его боялись.

Я думаю, что во мне ему понравилась моя наивность. Полная наивность. Я не прорабатывал ракурсы, я совершенно не видел никаких поворотов. Я был абсолютным новичком, даже не осознавал суть всех возможных сторон ситуации. Колли говорил: «Грейзер, зайди в мой кабинет». Он предлагал мне сесть на диван, и я смотрел, как он работает.

И это было откровение во всем до мелочей. Мой отец был адвокатом с собственной практикой, ему приходилось много работать, чтобы добиваться успеха. Сам я собирался в школу права – мне была уготована жизнь среди папок-скоросшивателей, пачек документов, толстых сборников прецедентов за письменным столом.

Колли работал в огромном кабинете, красивом и элегантном, обставленном, как гостиная. Там не было письменного стола, стояли два дивана, и весь день он работал, расположившись на одном из них. Он ничего не писал и не печатал, он не носил изо дня в день документы на дом. Он вел переговоры. Он сидел в этой элегантной гостиной и целый день разговаривал13.

Фактически контракты, которые я отвозил, были лишь финальным аккордом, закрепляющим устные договоренности. Находясь в кабинете Колли, я понимал, что вся деловая составляющая шоу-бизнеса сводилась к бесконечным переговорам. Наблюдая за работой Колли, я кое-что понял: творческие идеи не обязательно должны развиваться в линейном повествовательном порядке. Можно отстаивать свои интересы, идти за своими увлечениями, за любыми странными мыслями, которые внезапно подбрасывает вам ваш жизненный опыт или ваш разум. Это был мир, в котором хорошие идеи действительно имели ценность. Никому не было дела до того, как новая идея соотносится со вчерашней и увязывается ли она с предыдущими десятью минутами обсуждений. Если она интересная, то не имеет значения, откуда она возникла.

Это было озарение. Ведь так работает и мой мозг: масса идей, правда, не выстроенных в периодическую таблицу.

Многие годы у меня были трудности в школе. Я был неусидчивым. Мне было трудно спокойно сидеть за партой, жить по расписанию звонков и заполнять листы с упражнениями. Эта двоичная система обучения, в которой ты либо знаешь ответ, либо не знаешь, не подходила моему образу мышления и не нравилась мне. Мне всегда казалось, что мысли возникают у меня в мозгу из самых разных его уголков, и это я чувствовал даже в детстве.

В университете я учился хорошо, но только потому, что к тому времени я уже изобрел несколько уловок, помогающих добиваться успеха в предлагаемых обстоятельствах. Однако бесконечные занятия и безличные домашние задания не вызывали у меня восторга. Я не особенно многому научился. Я собирался в школу права, потому что поступил туда, да и кроме того, я не знал, чем еще могу заняться. Работу адвоката я, во всяком случае, немного себе представлял, хотя, честно говоря, она казалась мне пожизненным приговором к дальнейшим домашним заданиям при успешной сдаче квалификационных экзаменов.

Колли же был одним из самых хипповых парней в мире. Он был знаком с кинозвездами, общался с ними. Он был очень грамотным, постоянно читал. Он располагался на диване, и идеи и решения носились в его офисе круглый день без каких-то правил и ограничений. Наблюдать за ним было упоительно.

Я подумал, что хочу жить в мире, в котором живет этот человек. Кому нужна жизнь среди коричневых складных папок? Я хочу работать на диване, следовать за своим любопытством и создавать фильмы14. В его кабинете становилось совершенно очевидно, что именно на идеях и строится кинобизнес – это неиссякаемый поток пленительных находок, новые мысли каждый день. Мне вдруг стало ясно, что любопытство – способ находить новые идеи, зажигать их. Я знал, что любопытен, точно так же, как можно понимать про себя, что ты веселый или стеснительный. Любопытство было свойством моего характера. Но до этого момента я не связывал любопытство и успех. В школьные годы, например, я никогда не думал, что любопытство может принести хорошие оценки.

Но в Warner Bros., обнаружив пользу любопытства, я, как сам для себя это формулирую, ступил на путь любопытства, уже систематически следуя его велениям.

С Колли мы никогда не говорили о любопытстве. Но благодаря наличию большого кабинета и возможности наблюдать за работой Колли у меня возникла еще одна мысль, развитие идеи о том, чтобы встречаться с получателями, которым я отвозил контракты. Я понял, что можно встречаться не только с теми, к кому мне в этот конкретный день выпало ехать по делам от Warner Bros. Ведь я же могу встретиться с любым заинтересовавшим меня представителем шоу-бизнеса, просто придя к нему в офис и попросив назначить встречу.

Я разработал краткое представление для секретарей и ассистентов, которые обычно отвечают на звонки: «Здравствуйте! Меня зовут Брайан Грейзер. Я работаю в коммерческом отделе Warner Bros. У меня вопрос, не связанный со студийными делами, я не ищу работу, но хотел бы на несколько минут встретиться с господином таким-то, чтобы обсудить с ним один вопрос». Я всегда называл какую-то конкретную причину, по которой мне нужно было поговорить.

Мой посыл был ясен: я работаю в реальной компании, прошу всего пять минут времени в рабочем графике, и я не соискатель. Наконец, я всегда говорил вежливо.

Как и раньше, когда я настаивал на передаче документов лично в руки, моя речь работала, как заклинание.

Так я поговорил с продюсером Дэвидом Пикером из Columbia Pictures.

Потом решил встретиться с продюсером Фрэнком Яблансом и встретился.

После этого я задумал посетить Лью Вассермана, главу MCA (Music Corporation of America). И все получилось.

Я поднимался все выше по иерархии. После разговора с одним деятелем кинематографа на ум приходило еще пять человек, с которыми хорошо было бы встретиться. И после каждого успешного похода я чувствовал себя все увереннее перед разговором со следующим своим собеседником. Оказалось, что можно поговорить практически с любым человеком в отрасли.

Это стало началом тех событий, которые изменили и продолжают менять мою жизнь и карьеру и которые в конечном итоге побудили меня написать эту книгу.

Я начал устраивать такие сеансы любопытства, как я это для себя сформулировал. В течение долгого времени у меня было правило: я должен каждый день знакомиться с одним новым человеком из сферы развлечений15.

Но вскоре я понял, что на самом деле можно встречаться и разговаривать с кем угодно, в любой области, к которой есть интерес. Не только представители шоу-бизнеса любят рассказывать о себе и своей работе – на самом деле это любят все.

В течение 35 лет я старался выходить на тех, кто был мне интересен, и просил их о часовой беседе. Получалось всего около десятка сеансов любопытства в год, но иногда удавалось разговаривать каждую неделю. У меня была цель – общаться с интересными людьми хотя бы раз в две недели. Когда я превратил это в практику, единственным моим правилом было то, что собеседники не должны иметь отношения к миру кино и телевидения.

Идея была не в том, чтобы проводить больше времени с теми, с кем я работаю каждый день. Я быстро обнаружил, что индустрия развлечений представляет собой очень замкнутый мир, ведь мы обычно общаемся в своем кругу. Легко подумать, что кино и телевидение – весь в мир в миниатюре. Однако это не только неверно – такая точка зрения приводит к посредственным картинам, становится скучно.

Я так серьезно относился к сеансам любопытства, что часто мог посвятить целый год и более попыткам устроить встречу с тем или иным человеком. Я часами висел на телефоне, писал письма, увещевал кого-то и пытался подружиться с ассистентами. Когда я стал успешным и график мой стал более плотным, я поручил одному из моих сотрудников договариваться о таких встречах. В New Yorker даже вышла небольшая статья об этой должности, которую стали называть «атташе по вопросам культуры». На протяжении какого-то времени у меня был человек, единственной задачей которого было договариваться о таких беседах16.

Идея заключалась в том, чтобы следовать за своими интересами, и я стремился максимально расширять диапазон. Я разговаривал с двумя руководителями ЦРУ, с Карлом Саганом и Айзеком Азимовым. Я общался с ученым, который изобрел самое мощное оружие в истории, и с самым богатым человеком в мире. Я встречался с теми, кого боялся, и даже с теми, с кем на самом деле не хотел знакомиться.

Я никогда не встречаюсь с человеком с мыслью о съемках (хотя в последние годы мне стало ясно, что некоторые мои собеседники приходили на встречу, думая, что, может, я сниму фильм о них или об их творчестве). Моя задача – узнать что-то новое.

Результаты таких бесед всегда непредсказуемы, а те связи, которые сложились благодаря моему любопытству, красной нитью проходят через всю мою жизнь и фильмы, которые мы часто получаем самыми неожиданными способами.

Так, мой путь к съемкам «Аполлона-13», определенно, начался со встречи с астронавтом Джимом Ловеллом. Но как в кино передать, что чувствует человек, оставшийся на аварийном космическом корабле? Тут нам помогла чилийская общественница Вероника де Негри, которая многие месяцы подвергалась преследованиям со стороны властей. Она рассказала мне, что значит выживать, всецело полагаясь только на себя, тем самым внеся не меньший вклад в фильм «Аполлон-13», чем Джим Ловелл.

Со временем я понял, что у моего любопытства есть определенная особенность. Самое сильное любопытство я называю эмоциональным интересом: я хочу понять, что движет человеком, можно ли увязать взгляды и характер человека с его творчеством, сложностями, которые он вынужден преодолевать, и достижениями.

Однажды я общался с Джонасом Солком, ученым и врачом, который изобрел вакцину от полиомиелита и был моим героем в детстве. Мне потребовалось больше года, чтобы устроить эту встречу. Но меня интересовал вовсе не научный метод, который помог ему разработать вакцину. Я хотел понять, каково это – помочь миллионам людей избежать сокрушительного заболевания, угроза которого омрачала детство всех моих сверстников. Он работал в совершенно другой сфере. Он был известен, почитаем, успешен, но на него не обрушилось финансовое благосостояние. Он нашел лекарство от недуга, который грозил миру, и не получил за это ни гроша. Можете ли вы себе такое представить сегодня? Я хотел понять склад характера человека, который просто так отдал миру такое лекарство.

Я также встретился с Эдвардом Теллером, создателем водородной бомбы. Он был уже в преклонном возрасте, когда я с ним познакомился, и возглавлял в администрации президента Рейгана Стратегическую оборонную инициативу (Strategic Defense Initiative), известную, как программа «Звездных войн». Это был еще один человек, часовую беседу с которым мне пришлось лоббировать целый год. Я хотел понять, как устроен ум человека, способный создать оружие, подобное водородной бомбе, и узнать, каковы его моральные взгляды.

Я пообщался с Карлосом Слимом, мексиканским бизнесменом, самым богатым человеком в мире17. Мне хотелось выяснить, как выглядит повседневная жизнь обладателя такого состояния, и что нужно, чтобы быть настолько целеустремленным и решительным бизнесменом, чтобы заработать больше всех.

На самом деле, когда встречаешься с кем-то вроде Солка, Теллера или Слима, хочется откровений, озарения. Я хотел понять, кто они. Разумеется, за час общения с незнакомым человеком это обычно недостижимо.

Солк держался благосклонно и дружелюбно. Теллер был резким и неприятным. А Карлос Слим оказался совсем не таким, как я ожидал. Он не имел ничего общего с представлениями о резком бескомпромиссном дельце и принял меня очень тепло, по-латиноамерикански. На ланч он заказал массу блюд, пил вино, казалось, что он абсолютно никуда не торопится – наша беседа продолжалась три часа.

Я провел сотни таких сеансов любопытства. Это именно то, что всегда меня интересует и, пожалуй, нравится мне больше всего. Для меня узнавать что-то о человеке, с которым находишься в данный момент, лучше, чем секс, круче, чем успех.

Первый разговор с человеком, не связанным с индустрией развлечений, состоялся, когда мне было двадцать три года. К тому моменту меня уже уволили с должности клерка в Warner Bros. (спустя 15 месяцев они решили, что у меня слишком много свободного времени и слишком мало дел), и я работал у продюсера Эдгара Шерика («Захват поезда Пелэм 1–2–3» (The Taking of Pelham One Two Three), «Месть степфордских жен» (Revenge of the Stepford Wives)), мечтая, однако, о самостоятельности в этой профессии.

Я встретился с Фрэнсисом Ли Бейли, одним из самых известных адвокатов по уголовным делам. Он участвовал в процессах Сэма Шеппарда и Патти Херст.

У меня появилась мысль сделать телесериал, который я мысленно назвал «Сборник американских уголовных прецедентов Эф Ли Бейли» – своего рода правовой аналог «Уолт Дисней представляет» (Walt Disney Presents), с участием эксперта, который помог бы рассказать историю этих великих процессов.

Я очень хотел поговорить с Бейли. Он выиграл огромное множество важных процессов. Как он их выбирал? Есть ли у него своего рода моральный компас? На чем он строит свою линию в зале суда? На фактах? На правовых основах? На моральных аспектах дела? Мне хотелось определить различие между системой взглядов адвоката и его мастерством. В чем была для Бейли цель жизни, и как она сочеталась с его талантами?

Когда мне удалось выйти на него, он готовился к процессу по делу в Лас-Крусес, Нью-Мексико. Он почему-то согласился со мной встретиться, и я вылетел к нему.

Это было безумие. Он находился в этом маленьком городе, в обшарпанном дорожном мотеле с бассейном, обставленным в стиле вестерна. Я постучался, он пригласил меня в номер. Он был один, без ассистентов и репетировал свое выступление.

Стояла беспощадная жара. Я расположился на диване в его номере. Он был занят подготовкой своих реплик и через некоторое время отправил меня в магазин через дорогу, чтобы я купил ему бутылку Johnny Walker Black.

Он выпил и продолжил расхаживать по номеру взад и вперед, набираясь уверенности, усиливая свои и без того сильные аргументы. Он собрал море информации. Тогда я этого не понял, но он проверял свое выступление на мне.

Именно там, в гостиничном номере, я своими глазами увидел, что этот парень – сила. Завораживающая.

Я летел обратно и думал, что он был бы отличным ведущим телешоу. В те дни, до появления реалити-телевидения и таких телеведущих, как Нэнси Грейс и Грета Ван Састерен, мы думали о формате мини-сериалов. Мы договорились с Бейли, привлекли сценариста, но в итоге из этого ничего и не вышло.

И все же, сидя тогда на диване в душном гостиничном номере в захолустном городишке в Нью-Мексико, слушая, как Бейли выстраивает свою линию защиты, я осознал, что существует огромная дистанция между благородными причинами, по которым он, наверное, поступил в школу права и которые по-прежнему были важны для него, и тем, как обстояло дело теперь.

Это был новый взгляд на адвокатов и их работу. Я так и не снял фильм о Ли Бейли, хотя его жизнь, безусловно, представляла для этого богатый материал. Фильм на юридическую тему я снял лишь двадцать лет спустя, когда мы выпустили «Лжец, лжец» с Джимом Керри об адвокате, которому приходится говорить только правду в течение 24 часов.

Для меня сеансы любопытства – лишь самое очевидное проявление моей главной черты характера. Это своего рода дисциплина, как физические упражнения, потому что без упорной проработки никак не получится выйти на разговор с интересными людьми.

В то же время главное отличие от спортзала состоит в следующем: я ненавижу заниматься спортом, но мне нравится результат. В то же время в сеансах любопытства я обожаю сам процесс. А результаты спустя месяц или десять лет – я, конечно, рассчитываю на них, но это лишь приятный бонус.

На самом деле я только и делаю, что разговариваю, и это мой хлеб. Я пытаюсь слушать, чтобы заработать себе на жизнь. Будучи кино- и телепродюсером, я проживаю вариацию той жизни, которую мне преподал сорок лет назад Джон Колли. Целый день у меня совещания, переговоры и телефонные звонки. Для меня каждый из них – любопытный. Я включаю любопытство не только для того, чтобы общаться со знаменитостями или находить хорошие сценарии. Оно помогает мне быть уверенным, что фильмы будут сняты – по графику, в рамках бюджета и максимально убедительно. Я обнаружил, что даже в работе руководителя часто более эффективно не раздавать распоряжения, а задавать вопросы.

* * *

Свою первую полноценную продюсерскую должность я получил в Paramount Studios. У меня был кабинет в съемочном павильоне, который назывался режиссерским корпусом. Мне было двадцать восемь, за плечами – пара успешных телеработ, в том числе первые эпизоды мини-сериала «Десять заповедей» (The Ten Commandments), и в Paramount со мной заключили контракт на поиск и продюсирование фильмов.

Мой офис располагался на третьем этаже в углу с видом на дорожки, пересекающие съемочную площадку. Я открывал окно (да, в 1970–1980-е окна в офисах еще можно было открыть) и смотрел, как передо мной ходят влиятельные, знаменитые и гламурные. Мне было интересно, кто на площадке и кто с кем работает. Как раз тогда я задался целью каждый день заводить новое знакомство в своей профессиональной области. Я любил кричать из окна тем, кто проходил рядом – Говарду Коху, сценаристу «Касабланки» (Casablanca), Майклу Айзнеру, который впоследствии возглавил компанию Disney, и Барри Диллеру, который был директором Paramount и боссом Айзнера.

Однажды я увидел Брэндона Тартикоффа. Он уже тогда был президентом телекомпании NBC и поднимал рейтинги запуском новых проектов вроде «Полиция Майами: Отдел нравов» (Miami Vice) и «Блюз Хилл-стрит» (Hill Street Blues). В свои 32 он был одним из самых влиятельных людей шоу-бизнеса. «Привет, Брэндон! – крикнул я. – Я здесь». Он посмотрел на меня и улыбнулся. «Вау, да у тебя, должно быть, весь мир под контролем оттуда-то сверху». Спустя пять минут зазвонил телефон. Это был мой босс, Гари Нардино, глава телевизионных проектов в Paramount. «Брайан, что ты, черт побери, придумал – кричать из окна президенту NBC?»

«Я просто общаюсь. Нам просто весело», – сказал я. «Не думаю, что так уж весело, – ответил Нардино. – Прекращай». Да, пожалуй, тогда не всем был одинаково симпатичен мой стиль поведения. Я немного боялся Нардино, но не до такой степени, чтобы перестать кричать из окна. Однажды я увидел, как по павильону идет Рон Ховард. Он уже был успешным и знаменитым после многолетних съемок в «Шоу Энди Гриффита» (The Andy Griffith Show) и «Счастливых днях» (Happy Days), но теперь пытался переключиться на режиссуру. Он шел по павильону, и я подумал, что завтра с ним встречусь. Я не стал кричать ему в окно. Я подождал, когда он дойдет до своего кабинета, и позвонил по телефону. «Рон, это Брайан Грейзер, – начал я. – Я вижу, что вы на площадке. Я тоже продюсер. Думаю, у нас с вами общие цели. Давайте встретимся и обсудим их».

Рон был немного смущен и, пожалуй, удивлен моим звонком. Не думаю, что ему в самом деле хотелось со мной увидеться. Я сказал: «Это же здорово, поговорим в непринужденной обстановке, просто пообщаемся». Несколько дней спустя он действительно подошел ко мне и заговорил. Он пытался стать популярным кинорежиссером, я – популярным кинопродюсером. Мы оба пытались заняться тем, чего раньше никогда не пробовали. Он вошел в мой кабинет, будто окруженный аурой сияния. После разговора с ним я понял, что в своей жизни делаю выбор не так вдумчиво и взвешенно, как он. Он производил впечатление поразительно сознательного человека. Я понимаю, как нелепо это говорить после единственной встречи, но таково было мое первое впечатление

И это действительно так. Таков Рон сегодня, таким он был и тридцать пять лет назад. Когда он вошел, я спросил: «Кем вы хотите быть?». Рона интересовала исключительно режиссура, он хотел снять кино категории R [прокатная категория, рекомендуемая Американской ассоциацией кино, означающая, что дети до 17 лет допускаются на фильм только в сопровождении взрослых. Как правило, такие фильмы содержат ненормативную лексику, а также сцены с откровенными элементами насилия или эротики, демонстрацией наркотиков]. Он хотел, чтобы его воспринимали по-другому. Я не знал, может ли он быть режиссером. Но я сразу же понял, что готов на него поставить и должен попытаться убедить его работать со мной.

Я начал предлагать свои идеи фильмов – «Всплеск» и «Ночная смена» (Night Shift). Cнимать кино о любви к русалке он определенно не хотел, но ему понравился лихой сюжет «Ночной смены», комедии для взрослых о том, как двое парней и девушка по вызову развернули бизнес в нью-йоркском морге. Совсем не то, чего можно было бы ожидать от звезды сериала «Счастливые дни».

В итоге мы выпустили вместе оба фильма – сначала «Ночную смену», а потом, хотя Рон этого сперва не хотел, и «Всплеск», который стал настоящим хитом. После такого успеха совместной работы мы создали компанию Imagine Entertainment и с тех пор работаем и творим вместе вот уже тридцать лет. Рон не только справился с режиссурой, он стал классным кинематографистом. Среди фильмов, которые мы выпустили вместе, – «Код Да Винчи», «Фрост против Никсона», «Родители», «Аполлон-13» и удостоенная премии «Оскар» работа «Игры разума». Отношения с Роном стали самыми важными в моей жизни, не считая родственников. Он самый близкий среди коллег и мой лучший друг. А ведь я решил познакомиться с Роном после того, как увидел его из окна, и свело меня с ним мое эмоциональное любопытство – мне было интересно, что делает Рона Ховарда Роном Ховардом.

Так в один из важных моментов моей жизни любопытство вновь открыло мне новые возможности. Рон и я во многом не похожи друг на друга. Особенно темпераментом. Но мы одинаково понимаем подход к созданию истории и, что важнее, единодушны во мнении о том, что ее составляет. На самом деле, если и есть кто-то столь же любопытный, как я, то это Рон Ховард. Когда мы вместе бываем на совещаниях, он задает столько же вопросов, сколько и я, но его вопросы другие, они направлены на другую информацию.

Я вот уже тридцать пять лет систематически и целенаправленно устраиваю свои сеансы любопытства. В книге вы встретите много примеров. Это всегда события или случаи, когда любопытство само по себе выступает мотивацией. Но в моей повседневной жизни и работе любопытство – это не «случай». Совсем наоборот. Это инструмент, которым я постоянно пользуюсь. Я всегда задаю вопросы. У меня это получается само собой, инстинктивно. Но это также и техника. Я руководитель компании – мы с Роном вместе управляем Imagine Entertainments, – но я не очень люблю раздавать распоряжения. Мой управленческий стиль – задавать вопросы. Если мне не понятно или не нравится, что делает подчиненный, если я встречаю какое-то неожиданное поведение, я начинаю задавать вопросы. Проявляю любопытство.

Я постоянно знакомлюсь с новыми людьми, но часто это люди, которые приходят ко мне в офис в рабочее время. По натуре я человек не очень компанейский, но мне приходится так себя вести. Так как же я справляюсь с потоком новых знакомств? Иногда их бывает больше десятка за день, и все эти люди сидят напротив меня, ожидая, что я буду вести разговор. Конечно, я задаю вопросы. Я делаю так, чтобы говорили они. Проявлять интерес к кому-то не так сложно, если вы хоть немного знаете о человеке. Как я выяснил, люди очень любят говорить о своей работе, о том, что они знают, о своих путешествиях.

В индустрии развлечений нужно быть очень уверенным. Нужно верить в свои замыслы фильмов и телешоу, ведь очень скоро обнаруживаешь, что для студий и инвесторов всегда проще и надежнее сказать «нет». Я вообще удивлен, что у нас еще выходят какие-то фильмы.

В Голливуде невозможно преуспеть, если пасуешь, услышав «нет», потому что независимо от того, насколько хороши твои идеи или даже твой послужной список, такой ответ получаешь постоянно. Нужно быть уверенным, чтобы идти дальше.

И так везде: без уверенности не обойтись в технологичных компаниях Кремниевой долины, без нее не справятся и врачи в больнице. Я свою уверенность черпаю в любопытстве. Да, умение задавать вопросы действительно укрепляет уверенность в собственных идеях. И вот чем еще я обязан любопытству: оно помогает мне преодолевать неизбежную тревогу в жизни и на работе. Например, я переживаю, что могу расслабиться, что здесь в Голливуде я рискую оказаться под стеклянным колпаком, рискую потерять нить и не знать, чем живет весь остальной мир, как он меняется и развивается. Я пробиваю этот колпак благодаря любопытству, чтобы не давать спуску успокоенности.

Я беспокоюсь и по многим рядовым поводам: волнуюсь перед выступлениями, переживаю о детях, даже боюсь полиции – я нервничаю, когда вижу полицейских. И когда возникает беспокойство, я спасаюсь любопытством. Если вы понимаете, какого выступления от вас ожидают, представляете себе, как думают копы, – вы в состоянии справиться со своими страхами, и вы перестаете бояться.

Любопытство я также использую, как управленческий инструмент. С его помощью я учусь быть более коммуникабельным. Оно питает мою уверенность в себе. Оно не позволяет мне увязнуть в рутине и помогает справляться с беспокойством.

В следующих главах книги я собираюсь проанализировать разные грани своего любопытства и поделиться своими историями, поскольку уверен, что они будут полезны для всех. На самом деле это самый важный способ использования любопытства: я задействую его, чтобы рассказывать истории. Ведь это моя профессия. Моя работа, как продюсера, заключается в том, чтобы искать интересные истории. Кроме того, мне нужны те, кто напишет сценарий, кто его срежиссирует, кто сыграет. Я ищу деньги, чтобы эти истории были сняты, и придумываю, как продавать готовые картины аудитории. Но для меня ключевым во всем этом является сама история.

Вот вам один из секретов жизни в Голливуде – секрет, который узнают в девятом классе на уроке литературы, но который многие забывают. Существуют всего несколько видов историй: роман, эпос, трагедия, комедия. Мы рассказываем истории уже 4000 лет. По сути, все уже сказано.

И тем не менее я нахожусь в эпицентре индустрии, занятой поиском новых историй или пересказом старых на новый лад, с новыми героями. Чтобы хорошо рассказать историю, необходим творческий подход и оригинальность, нужна искра вдохновения. Откуда ей взяться? Я думаю, что любопытство – это в буквальном смысле тот самый кремень, который высекает искру любопытства.

По сути, создание истории и любопытство сопутствуют друг другу. Именно интерес заставляет нас каждый день выходить в мир, задавать вопросы о том, что происходит вокруг, о людях, о том, почему они поступают так, как поступают. Рассказывая истории, мы тем самым излагаем те открытия, которыми мы обязаны нашему любопытству.

История – это репортаж с линии фронта любопытства. Рассказывая истории, мы сообщаем о том, что узнали, о приключениях – своих или тех, кто нас окружает, – о людях, которых мы встречали. В свою очередь, ничто так не разжигает любопытство, как хорошо рассказанная история. Любопытство заставляет дочитывать книгу, которую мы не можем отложить. Оно скрывается в стремлении узнать, сколько правды, а сколько вымысла в только что просмотренном фильме.

Любопытство и создание истории связаны между собой. Они питают друг друга. Новизну истории дает точка зрения повествующего. Я выпустил фильм под названием «Всплеск» о том, как человек влюбляется в русалку. Я снял «Аполлон-13», реальную историю о том, как три астронавта оказались в безвыходной ситуации на аварийном космическом корабле. У меня вышел фильм «Восьмая миля» о белом рэпере. Еще в одном моем фильме, «Гангстер», речь идет о торговце героином в Нью-Йорке времен войны во Вьетнаме. Но несмотря на название, эта история не о гангстере, а о возможностях, таланте и решимости. А «Восьмая миля» вовсе не о рэпе, а о том, как преодолевать унижения, об уважении и об изгойстве. «Аполлон-13» повествует не об аэронавтике, а о возможностях человека, об умении справиться с паникой, чтобы спастись. А «Всплеск», конечно, не о русалках – хотя в Голливуде мне тысяча человек сказала: «Мы не можем выпустить фильм о русалке!» «Всплеск» – о любви, о том, как встретить своего человека и никого не слушать. Я не хочу снимать фильмы о притягательных русалках и смелых астронавтах, о дерзких наркодилерах или мытарствующих музыкантах. По крайней мере я не хочу снимать предсказуемые сюжеты исключительно об этом. Я не хочу рассказывать истории, которые вызывают восторг своими спецэффектами, взрывами или постельными сценами. Я хочу рассказывать самые лучшие истории, которые запоминаются и находят отклик в сердцах, которые заставляют зрителей думать и иногда помогают взглянуть и на свою жизнь по-новому.

И чтобы найти такие сюжеты, поймать вдохновение, почувствовать искру творчества, я задаю вопросы. Что это за история? Это комедия? Миф? Приключения? Какова ее тональность? Почему герои истории столкнулись с трудной ситуацией? Что их связывает между собой? Что делает историю эмоционально правдивой? Кто рассказывает эту историю, и какова точка зрения этого человека? В чем его проблема? О чем он мечтает? И самое важное – о чем эта история?

Сюжет – это то, что происходит, но не то, о чем идет речь. Не думаю, что хорошо бы выполнял свою работу, если бы не был любопытным. Думаю, я бы снимал тогда не очень хорошие фильмы. Я продолжаю задавать вопросы до тех пор, пока не произойдет что-нибудь интересное.

Мой дар – знать достаточно для того, чтобы задавать вопросы, и уметь увидеть, когда получается что-то интересное. Самое лучшее в любопытстве то, что совершенно не важно, кто ты, кем работаешь и чем увлекаешься. Оно для всех работает одинаково, если им правильно пользоваться. Не нужно быть Томасом Эдисоном, Стивом Джобсом или Стивеном Спилбергом – ведь находчивым, изобретательным и интересным можно всегда стать, будучи любопытным. Любопытство не только помогает решать проблемы, независимо от того, в чем они заключаются. Есть приятный бонус: любопытство бесплатно. Не нужно курсов и тренингов, специального оборудования или дорогой одежды, не нужно ни смартфона, ни скоростного интернет-соединения, ни полного собрания энциклопедии Британника (Encyclopaedia Britannica) (об отсутствии которого я всегда немного сожалел). Любопытство рождается вместе с тобой, и не важно, сколько ударов будет ему нанесено, оно всегда остается рядом, готовое пробудиться.