Глава 7
Тоби пронесся сквозь лес, свернув налево у большого дерева с обрубленной верхушкой, пролетел мимо гигантского валуна, перепрыгнул через ствол красного дуба, упавшего прошлым летом во время грозы. Наконец добрался до тропинки, ведущей к одноэтажному дому. Хоть он и был меньше, чем большинство ребят его возраста, но бегал быстрее, чем любой из них.
Мальчик замедлил бег, когда на горизонте показался дом. Женщина сидела на крыльце и курила очередную сигарету, пристально всматриваясь во двор, как и две недели назад. Не то чтобы ей было за чем наблюдать. Двор переходил в овраг и, если не считать помидоров и перцев, которые посадил мистер Уэнтсел, участок бабушки представлял собой поляну, покрытую сорняками. За ульями росли несколько яблонь и грушевых деревьев, но они были не так хороши, как вишни в саду мистера Уэнтсела.
Женщина выпустила целую струю дыма, но даже не заметила, что он вернулся. Возможно, подумала, что если не посмотрит на мальчика, то он исчезнет. Но это ей следовало исчезнуть. Он пожалел, что Элли и Этана Бейнеров нет дома, иначе он мог бы отправиться к ним. Они были его лучшими друзьями, вернее, его единственными друзьями. Но на лето они уехали в Огайо, потому что родители находились на грани развода.
Она стряхнула пепел в розовые кусты бабушки.
– Дождь собирается, – сказала она. – Пчелы летят в улей.
Тоби с тревогой посмотрел на пчел. Пятнадцать ульев стояло на краю двора недалеко от границы с фруктовым садом мистера Уэнтсела. Бабушка любила пчел, но Тоби ненавидел, когда его кусали, поэтому старался держаться от них подальше. Сначала, когда бабушка заболела, мистер Уэнтсел заботился о пчелах, но потом, когда он тоже заболел, ему пришлось уехать в дом престарелых на материк. Теперь за фруктовым садом присматривал его сын, а он даже не жил на острове, а только нанимал людей, которые следили за фруктами. Никто не проверял пчел, с тех пор как уехал мистер Уэнтсел, а ведь если пчел становилось слишком много, они начинали летать целым роем. Тоби и думать об этом не хотел.
На самом деле о многом другом ему тоже думать не хотелось.
Дама скрестила ноги и затянулась сигаретой, задержав воздух в легких, как будто не знала, насколько это вредно. Высокая, с длинными рыжими волосами, она отличалась исключительной худобой, а кости ее выпирали настолько, что казалось, будто они вот-вот уколют любого, кто подойдет к ней близко. Она не спросила его, где он был. Вероятно, даже не заметила, что он уходил. Тоби был похож на бабушку. Он ненавидел, когда вокруг околачивались незнакомцы. А теперь еще и в доме Ремингтонов появилась новая дамочка. Сказала, что ее зовут Вайпер. Он сомневался, что это настоящее имя, хоть и не знал наверняка.
Все утро он шпионил за домом Ремингтонов на тот случай, если Панда, хозяин дома, тоже появится. Тоби никогда не встречался с Пандой, но точно знал: он прекратит отправлять деньги, если узнает, что за домом присматривает Тоби, с тех пор как в январе бабушка заболела. Тоби нуждался в этих деньгах, иначе не сбыться его мечтам о жизни здесь в полном одиночестве. В последний раз Панда был в городке два месяца назад, и бабушке он так и не пожаловался, поэтому мальчик пришел к выводу, что более или менее справляется с уборкой.
Женщина затушила сигарету о блюдце, которое оставила на крыльце.
– Хочешь, приготовлю что-нибудь поесть?
– Я типа не голоден. – Бабушка не разрешала ему говорить «типа», но бабушки больше не было, а он хотел, чтобы эта дама поняла: он может позаботиться о себе сам. Тогда она скорее ретировалась бы и оставила его в покое.
Она вытянула ноги и почесала колено. Даже для белой леди ее кожа была слишком белой, а руки пестрили веснушками. На самом деле он не верил, что она умеет готовить. Ведь с тех пор как приехала, она только подогревала еду, которую бабушка оставила в большом морозильнике. Можно подумать, он сам не мог бы этого делать.
Наконец она посмотрела на мальчика, но выглядело это так, будто на самом деле ей не хотелось его видеть.
– Я не хочу задерживаться, если мое присутствие тебе в тягость. – Ее голос звучал так, будто она действительно устала, но он не понимал, откуда могла взяться усталость, ведь она ничего не делала.
– Тогда почему бы вам не уехать? – поинтересовался он.
– Потому что твоя бабушка оставила мне этот дом и назначила твоим опекуном, и я пока не придумала, как поступить.
– Вам не обязательно что-то придумывать. Можете ехать. Я могу о себе позаботиться.
Она взяла пачку сигарет и уставилась на улей. Возникло впечатление, как будто она потеряла к происходящему интерес.
Мальчик протопал мимо нее по выложенной плитками тропинке вокруг дома. Почему она не хотела уезжать? Он мог бы сам собираться в школу, и готовить еду, и стирать одежду, и делать всю прочую ерунду. Разве он не делал все это с тех самых пор, как бабушка заболела? Даже те несколько недель, которые он провел с мистером Уэнтселом после похорон, ему приходилось кое-чем заниматься. Бабушка верила, что не стоит общаться абы с кем, поэтому у нее не было друзей, кроме мистера Уэнтсела и Большого Майка, который иногда возил ее к доктору. Все остальное брал на себя Тоби.
Он подошел к фасаду дома. Они с бабушкой покрасили его летом три года назад в цвет яйца малиновки со светло-серым обрамлением. Бабушка хотела покрасить в фиолетовый, но он отговорил. Теперь жалел, что не позволил ей выбрать цвет, который она хотела. Как и жалел, что огрызался и упрекал за то, что она не купила ему новую игровую приставку. Ему было стыдно и за другие проступки.
Он схватился за нижнюю ветку самого большого дерева во дворе – клена, который, по словам бабушки, был старше его. Забираясь наверх, он оцарапал колено о кору, но не остановился, ибо чем выше оказывался, тем больше отдалялся от рыжей дамочки, и от пчел, и от мыслей о девчонке в доме Ремингтонов. И тем ближе он подбирался к бабушке и папе на небесах. И к маме тоже, но она покинула его еще в младенчестве, и он почти не думал о ней. Бабушка говорила, что любила свою дочь, хоть и считала никчемной.
Бабушка и мать были белыми, а Тоби – черным, как и его отец. И как бы ни скучал по бабушке, в это мгновение ему больше не хватало отца. Ему было четыре, когда отец умер. Он был промышленным альпинистом, обслуживавшим мачты сотовой связи, – самая опасная работа в мире, это все знают. И погиб, спасая одного парня, застрявшего на огромной мачте у Траверс-Бей. Это случилось зимой, когда температура упала на пару градусов ниже нуля и свирепствовала вьюга. Тоби готов был пожертвовать чем угодно, даже рукой или ногой, если бы это могло вернуть его отца.
Люси обнаружила в гараже дорогой горный велосипед и новомодный каяк в лодочном сарае. И велосипед, и каяк были слишком новыми, так что точно не могли остаться от Ремингтонов. Обнаружив, что поездка в город не так страшна, как показалось в первый вечер, когда она заплутала в незнакомых улицах, она поехала в магазин на велосипеде, а покупки сложила в рюкзак. На Черити-Айленд привыкли ко всякому, и ее оранжевые дреды, кольцо в носу и армейские ботинки особого внимания не привлекали.
Через пару дней она отправилась на пароме на материк, чтобы избавиться от арендованной машины. Там приобрела еще несколько вещей для своего гардероба и сделала пару сумасшедших временных татуировок.
К концу первой недели, которую прожила в доме, она до блеска отмыла кухню. Чем чаще она туда заходила, тем больше ненавидела большой стол. Он был не только уродлив и слишком велик для отведенной под него ниши, но и раздражал своим отвратительным мятным цветом, который должен был сочетаться с цветом стен, но не сочетался. И даже испекла пару булочек.
Если не считать того, что несколько раз она замечала двенадцатилетнего шпиона среди деревьев, ей ничего не мешало. Наступил идеальный момент начать работу над писательским проектом для книги ее отца. Люси в любом случае не планировала возобновлять лоббистскую деятельность до сентября, хотя изначально рассчитывала вернуться к ней по окончании медового месяца. Мэтт утверждал, что сыт по горло версиями других людей о судьбе Нили. Он считал, что будущие поколения заслуживают того, чтобы услышать правдивую историю о первом президенте-женщине.
Ее отец был опытным журналистом и изначально собирался написать книгу сам, но, поработав над ней пару месяцев, решил, что одной точки зрения недостаточно. Он хотел представить происходящее в нескольких ракурсах, осветив разные аспекты жизни Нили, поэтому один раздел попросил написать отца Нили, а другой – Терри Аккермана, ее давнего помощника. Но больше всего его интересовала точка зрения Люси. Она лично видела, как Нили баллотировалась сначала в сенаторы, а потом в президенты, а еще могла рассказать о том, какой матерью была Нили. Люси ухватилась за эту возможность, но пока не написала ни слова. И хотя у нее еще оставалось время, лучше всего было бы начать прямо сейчас.
В комнате для отдыха она нашла ноутбук, на котором была стерта вся личная информация. И, закончив завтрак, вынесла его на крыльцо. Устраиваясь в одном из шезлонгов, который накрыла пляжным полотенцем, она изучила татуировку с шипами и каплями крови, украшавшую ее бицепс. Картина отличалась исключительной пошлостью, но все равно ей нравилась, а может, нравилась мысль о том, что она выставляет напоказ нечто подобное, пусть на какое-то время. На упаковке говорилось, что тату может продержаться до двух недель, но Люси купила еще несколько запасных, с другими узорами, которые, возможно, использует, а возможно, и нет.
Она отвела глаза от окровавленных шипов и подумала, что хотела написать. Наконец опустила пальцы на клавиши.
«Когда моя мать была президентом…»
Стрекотание белки на дереве ее отвлекло. Она вернулась к компьютеру.
«Когда моя мать была президентом, каждый ее рабочий день начинался на беговой дорожке еще до шести утра…»
Люси ненавидела беговые дорожки. Она охотнее прогулялась бы под дождем и снегом, чем по механической дорожке.
«Моя мать верила в пользу физических нагрузок».
Как и Люси, что, однако, не означало, что они ей нравились. Фокус был в том, чтобы выбрать для себя такой вид спорта, который бы не раздражал.
«Программу для нее разработал тренер, но в спортзале мама обычно занималась наедине с отцом».
Люси и спортзалы не любила.
«Обычно они начинали занятия с несложных растяжек, а потом…»
Она нахмурилась. Кто угодно мог написать столь скучные фразы. Мэтт хотел чего-то более личного, но это было не то.
Люси удалила файл и выключила компьютер. Как бы там ни было, утро выдалось необычайно прекрасным, чтобы что-то писать. Она схватила бейсбольную кепку и спустилась по шатким деревянным ступенькам к доку. Спасательный жилет в каяке оказался слишком велик, но она потуже затянула его и поставила лодку на воду.
Даже скользя на каяке вдоль скалистого берега Гус-Коув, она с трудом верила, что застряла на этом острове. Она приехала сюда в надежде открыть секреты человека, которого наняли родители ради ее же безопасности. Но в доме никаких ключей к разгадке не оказалось, так почему она еще здесь?
Потому что ей не хотелось уезжать.
Ветер задул в лицо, когда она выбралась на открытую воду, и она направила лодку в самые бурные волны. На мгновение Люси расслабила руки, потерла татуировку с окровавленными шипами. Она больше не знала, кто она такая. Жертва тяжелого детства? Сирота, которая взяла на себя ответственность за младшую сестру? Звездный ребенок, попавший в знаменитую американскую семью? Она была образцовой студенткой, самоотверженным социальным работником и состоявшимся лоббистом. Она собрала много денег на благие дела и способствовала одобрению законов, которые позволили улучшить жизнь многим людям. Не важно, что она разлюбила эту работу. А недавно она еще выступила и в качестве ненормальной невесты и бросила человека, которому было предназначено стать любовью всей ее жизни.
Разрываясь между работой, семьей и подготовкой к свадьбе, она была слишком загружена чтобы заняться самоанализом. Теперь, когда она задумалась о происшедшем, собственные мысли расстроили ее, и Люси направилась обратно к дому. Она гребла против течения, поэтому приходилось прилагать больше усилий, но это нравилось. Она добралась до спокойной воды и остановилась, чтобы отдохнуть. Тогда-то она и увидела одинокий силуэт у дока.
Разглядеть лицо она не могла, но узнала бы эту фигуру где угодно. Широкие плечи и узкие губы. Длинные ноги, готовые пуститься в бег, волосы, развевающиеся вокруг головы.
Ее сердце бешено заколотилось. Она потянула время, изучая бобровую плотину, а потом обогнула дерево, упавшее в воду. Стараясь действовать как можно медленнее. Собираясь с духом.
Ему не следовало целовать ее в аэропорту Мемфиса. И не следовало так смотреть на нее. Если бы он не поцеловал ее и не одарил взглядом, отражавшим все обуревавшие его чувства, она вернулась бы в Вашингтон к своей работе и он остался бы в ее памяти как мужчина на одну ночь.
Чем ближе Люси подплывала, тем больше злилась, причем не только на него, но и на себя. Что, если Панда подумает, что она преследует его? Это было совсем не так, хоть и выглядело похоже.
Она подвела каяк к доку. Пришвартоваться к скалистому берегу было сложно, поэтому при хорошей погоде она привязывала лодку к лестнице. Но сейчас не стала этого делать. Вместо этого свободно – даже слишком свободно – закрепила каяк у шеста у края дока. Наконец она подняла на него глаза.
Панда навис над ней в своей обычной экипировке: джинсы и футболка, на этот раз с выцветшей эмблемой полицейского участка Детройта. Она оглядела эти высокие скулы, мужественный нос, тонкие губы садиста и голубые глаза с острым, как лазер, взглядом. Он сердито смотрел на нее.
– Что, черт возьми, случилось, с твоими волосами? И что ты делаешь на озере? Кто, как ты думаешь, бросился бы тебя спасать, если бы ты начала тонуть?
– Твои две недели истекли, – выпалила Люси. – Так что не твое дело. И я была бы тебе признательна, если бы ты помог подняться на док. У меня судорога.
Он должен был это предвидеть. Но он знал Люси, не Вайпер. Он подошел к краю дока, как агнец на заклание, и потянулся к ней. Она схватила его за запястье, собралась и изо всех сил резко и внезапно потянула вниз.
Тупица. Он тут же погрузился в воду. Она оказалась там же, но ей было все равно. Она хотела лишь увидеть, как он выкрутится из ситуации.
Отплевываясь и изрыгая проклятия, Панда вышел из ледяной воды с мокрыми и растрепанными волосами. Не хватало только кинжала в зубах. Она откинула с лица волосы, с которых текла вода, и прокричала:
– Я думала, ты не умеешь плавать.
– Я научился, – прокричал он в ответ.
Она отплыла от каяка, спасательный жилет надулся под подмышками.
– Ты придурок, тебе об этом известно? Лживый придурок, который гребет деньги лопатой.
– Заканчивай. – Он поплыл к лестнице мощными, затяжными рывками.
Она поплыла за ним, барахтаясь в воде от злости.
– И ты первоклассный… – Вайпер подбирала нужное слово. – Осел!
Он бросил на нее взгляд, потом поднялся по лестнице.
– Что-нибудь еще?
Она схватилась за нижнюю перекладину. Вода еще хранила весеннюю прохладу, и ее зубы стучали так сильно, что становилось больно.
– Лжец, обманщик и… – Она замолчала, увидев на его теле выпуклость. Именно там, где и ожидала увидеть. Она поднялась по лестнице за ним.
– Надеюсь, этот пистолет водонепроницаемый. Нет? Жаль, конечно.
Он сел на док и закатал правую штанину, обнажив черную кожаную кобуру на лодыжке, которая объясняла, почему он отказывался носить шорты на озере Каддо и плавать. Он вытащил пистолет и достал магазин.
– Вновь вызвали на дежурство? – Люси пыталась убрать с глаз намокшие крашеные волосы, но мешали дреды. – Мои родители продлили твой контракт?
– Если тебя что-то не устраивает, разбирайся со своей семьей, а не со мной. Я только выполнял свою работу. – Он вытряхнул пули на ладонь.
– Они снова тебя наняли. Вот почему ты здесь.
– Нет. Я здесь, потому что услышал, что кто-то поселился в моем доме. Кто-нибудь говорил тебе, что взлом и вторжение на частную территорию – это преступление? – Он подул в пистолет.
Она продолжала бушевать.
– А кто-нибудь тебе говорил, что телохранители должны как-то представляться?
– Я уже сказал: разбирайся со своей семьей.
Она бросила взгляд на его макушку. Волосы уже начинали завиваться. Эти неукротимые кудри. Густые и зловещие. У какого человека могут быть такие волосы? Она принялась возиться с пряжками на спасательном жилете, но так сильно злилась, что с трудом расстегнула их. Она проделала весь этот путь из-за поцелуя, который, как вообразила, что-то значил. И отчасти оказалась права. Это означало, что она сошла с ума. Она сорвала жилет.
– Так вот чем ты будешь прикрываться, не правда ли? Ты только делал свою работу.
– Поверь мне. Это было нелегко. – Он прекратил продувать пистолет и оглядел ее прическу и татуировку с окровавленными шипами.
– Надеюсь, это не навсегда. Ты выглядишь странно.
«Да пошел ты, – сказала бы Вайпер. – Иди к черту!» Но Люси такие слова произнести не могла.
– Уверена, тебе понравился маленький бонус, который ты получил в конце. Рассказы о том, как ты переспал с дочкой президента, сделали тебя звездой раздевалки для телохранителей.
Теперь Панда разозлился почти так же, как и она.
– Ты действительно так думаешь?
«Я думаю, что окончательно распрощалась с чувством собственного достоинства, когда приехала сюда».
– Я думаю, что ты профессионал и должен был вести себя соответственно. То есть сказать, кто ты. И, что еще важнее, держать руки при себе.
Он вскочил.
– И мне это отлично удавалось! Все эти дни, которые мы провели в этой дерьмовой дыре на озере Каддо. Мы постоянно сталкивались. Ты бегала, обернувшись куском черного эластика, который называла купальником, в розовом топе – через него даже слабовидящий мог тебя разглядеть. И тогда я держал руки при себе.
Ей удалось пробить его броню и хоть немного потешить уязвленное самолюбие.
– Ты знал обо мне все, Панда. Или как там тебя зовут. У тебя было на меня целое досье, но ты не раскрыл ни одного правдивого факта о себе. Ты держал меня за идиотку.
– Я тебя ни за кого не держал. То, что произошло той ночью, не имело никакого отношения к работе. Мы были людьми, которые захотели друг друга. Вот так все просто.
Но для нее все было не так просто. Если бы все было просто, она не приехала бы сюда.
– Я выполнил свою работу, – произнес он. – Никаких объяснений я давать не должен.
Ей нужно было узнать, спросить… И Вайпер изобразила ухмылку, пытаясь скрыть, насколько важен для нее этот вопрос.
– В твои обязанности входил этот жалкий, призванный загладить вину поцелуй в аэропорту?
– О чем ты говоришь?
Его смятение еще немного повысило ее самооценку.
– Этот поцелуй был пропитан укорами совести, – заявила она. – Ты жаждал отпущения грехов, потому что прекрасно сознавал, насколько гнусен.
Он стоял перед ней с каменным лицом.
– Если ты видишь это так, то я не собираюсь тебя переубеждать.
Люси хотела, чтобы он ее переубедил. Если бы он что-то сказал, это помогло бы ей иначе посмотреть на то, что произошло с тех пор, как она запрыгнула на его мотоцикл. Но Панда молчал, а если бы она сама сказала больше, то выглядела бы еще более жалко.
Он не пытался задержать ее, когда она уходила с дока. Она остановилась у уличного душа. Прямо в одежде вымыла шампунем голову, потом обернулась пляжным полотенцем и вошла в дом. Она оставила цепочки мокрых следов на кухонном полу. Она закрыла замок на двери спальни, сорвала мокрую одежду и натянула черную майку, пышную зеленую юбку с поясом из кожи и армейские ботинки. Еще пару минут потратила на то, чтобы подвести глаза черным и накрасить губы коричневой помадой, а потом вставила в нос кольцо. Потом напихала как можно больше вещей в рюкзак. Паром отправлялся через полчаса. Настало время ехать домой.
Темно-серый внедорожник последней модели с номерами штата Иллинойс стоял на подъездной аллее. Странно представлять его за рулем машины. Она села на велосипед и отправилась в город.
Конец ознакомительного фрагмента.