Глава 1
Июнь 1853 года в Уэльсе выдался на удивление жарким. Непривычный для англичан зной лишал желания не только совершать какие-либо движения, но даже разговаривать. Пассажиры дилижанса угрюмо молчали. Дама в темно-зеленом платье вяло обмахивалась веером, пытаясь создать подобие ветерка, но безуспешно. Усугубляло ситуацию то, что окно не открывалось. Казалось, лишь одна – самая юная – пассажирка ничуть не страдала: вертя головой направо и налево, она старалась хотя бы краешком глаза взглянуть на лужайки и холмы, остававшиеся сзади.
Раздался свист кнута, резкое «тпру!», и, подпрыгнув на очередном ухабе, дилижанс остановился.
– Гостиница «Золотая арфа», Р…
– Ой, я, кажется, приехала! – Молодая девушка встрепенулась и, тщательно подобрав юбки синего платья с кружевной оторочкой, вышла из полутемной повозки. Лишь мельком взглянув на снимавшего с верха кареты ее багаж кучера, она медленно пошла по песчаной дорожке к дверям гостиницы. И обернулась на внезапно прозвучавший из-за спины крик:
– Бланш! Наконец-то!
Со стороны аллеи, ведущей к парку, к ней торопилась высокая блондинка в светлом платье. Она размахивала сорванной с головы соломенной шляпкой. Голубые ленты вились на ветру, заслоняя лицо, но, кроме Луизы, никто другой встречать Бланш не мог.
Четырехлетней разлуки как не бывало – уже через пару минут девушки обнимались и со слезами на глазах разглядывали друг друга.
– Бланш, да тебя не узнать, ты стала вылитая итальянка, – критическим тоном вынесла вердикт подруга. – В Англии нынче смуглый цвет лица не в моде, как ты покажешься в обществе? – Не выдержав серьезности собственного тона, она прыснула, и Бланш поддержала веселый смех: ей и в голову не приходило стесняться своего сходства с отцом.
– Но ты ведь погостишь у нас подольше, правда? – отсмеявшись, спросила Луиза. – Пойдем, там ждет коляска, – махнула она шляпкой, которую все еще продолжала держать в руке.
– Насчет подольше, право, не знаю, – мягко ответила Бланш, усаживаясь вслед за подругой на зеленые подушки. – Я приехала для оформления наследства тети Шарлотты… и отец не позже чем через пару месяцев ждет меня обратно. Хотя, сказать честно, я не так уж сильно рвусь вернуться… несмотря ни на что, мой дом в Англии, и хотелось бы здесь и остаться. Однако… – Она запнулась.
– Ну же, продолжай! – взволнованно поторопила ее Луиза.
И Бланш медленно, запинаясь, начала рассказывать обо всем том, о чем умалчивала в письмах.
Жизнь Бланш в Неаполе разительно отличалась от того, к чему привыкла и что могла представить себе ее подруга. Для шестнадцатилетней воспитанницы английского пансиона смерть матери и отъезд в чужую страну стали очень серьезным испытанием, но девушка выдержала его с честью, хотя поначалу каждое открытие было для нее почти шокирующим.
Едва ступив на итальянскую землю, Бланш осознала, что большую часть трудов по устройству жизни в Неаполе ей придется взять на себя. Похоже, отец после смерти горячо любимой жены держался из последних сил, только чтобы добраться до родины, а выполнив задуманное, опустил руки и оказался не в состоянии принимать даже простейшие решения. Итальянские родственники отнюдь не горели желанием возобновлять связи с блудным сыном, вернувшимся спустя почти двадцать лет. Дом в предместье города, который предоставила Луиджи с дочерью его двоюродная сестра, состоял из нескольких крохотных комнат с полуразвалившейся старой мебелью. Тетя, поначалу отнесшаяся к родственникам с нарочито показной заботой, мгновенно переименовала Бланш в Бланку и посоветовала Луиджи положить его невеликое состояние в банк. Ежемесячной ренты с этих денег едва хватало на самые скромные потребности маленькой семьи. Конечно, никакой прислуги у них не было, и Бланш все по дому делала сама, с горечью вспоминая годы учебы в пансионе: не похоже, что знания, полученные там, могли бы ей когда-нибудь пригодиться.
Предоставив Луиджи с дочерью крышу над головой, семья Вернелли сочла свой родственный долг выполненным и закрыла перед ними двери своего дома. Правда, отец частенько повторял Бланш, что и за это немногое следует быть благодарными. Увы, нельзя сказать, что возвращение на родину сняло груз печали с его плеч; Бланш нередко стала находить в укромных местечках дома пустые бутылки из-под дешевого деревенского вина: Луиджи пытался глушить тоску по жене с его помощью, однако лучше ему, разумеется, не становилось.
Так что единственной отрадой Бланш долгое время оставались только письма из Англии, приходившие редко и нерегулярно, но все же приходившие. Правда… только от Луизы.
Едва успев обосноваться на новом месте, Бланш отправила по длиннейшему посланию и ей, и возлюбленному, с описанием всех дорожных перипетий и своим итальянским адресом, но ответа дождалась лишь на одно из них. Луиза, как могла, старалась поддержать подругу, ее забавные описания лондонской жизни и поместья Грэммхерст-холл словно возвращали Бланш на несколько мгновений в ту, прежнюю, счастливую пору, когда подруги были неразлучны… О своих житейских неурядицах в Италии она Луизе не писала, ограничиваясь рассказами про Неаполь и всяческий местный колорит, не желая расстраивать подругу, которая все равно ничем не сможет помочь.
Но куда с большим нетерпением Бланш ждала конверта, надписанного другой рукой… Писала сама едва ли не каждый день, греша на расстояние, почту и что угодно еще… Сначала писала часто и много, потом – реже, а спустя полгода наконец поняла, что вряд ли дождется ответа. Она все еще любила его… И не могла понять, как же можно было забыть их любовь и клятвы так быстро – едва девушка успела покинуть английскую землю… Молчание любимого разрывало ей сердце, но что она могла поделать?
«Хорошо, что никто, даже Луиза, ничего не знал о наших встречах, – думалось Бланш иногда. – По крайней мере, я не буду опозорена ни в чьих глазах, кроме своих собственных… Какая наивность, какая доверчивость. Нет, больше никогда!» – давала она себе обещание, чтобы тут же забыть его и снова и снова мечтать о том, что он вспомнит, напишет, приедет, что он любит, но какое-то злое стечение обстоятельств препятствует ему написать… А вдруг с ним что-то случилось: ранен, заболел… или вынужден был уехать куда-то… или все-таки он просто забыл о ней?
Бланш засыпала с мыслями о нем и о своей любви и просыпалась утром, чтобы вновь окунуться в холодную и суровую действительность, в заботы об отце и о доме, которые не позволяли предаваться унынию постоянно.
Лишь на четвертый год пребывания в Италии жизнь семьи Вернелли изменилась, причем как-то вдруг, внезапно.
– Понимаешь, Лу, я ведь так скучала по тебе, по Англии… что так и не смогла толком прижиться там… и подруг у меня не появилось. Общалась немножко с соседями из дома напротив, и все. И вот с полгода назад приблизительно к ним приехала родственница – почти моя тезка по второму имени, Мария, на несколько лет старше меня. Выглядит она, кстати, совершенно нетипично для неаполитанки: белокожая блондинка с голубыми глазами… Очень красивая. И, знаешь, чем-то неуловимо похожая на мою маму. Видно, это сходство отца и зацепило. А ведь он, когда хочет, может быть просто неотразимым, – улыбнулась Бланш, – и мало ли, что Мари ему в дочери годится по возрасту… В общем, через два месяца ухаживаний он женился.
Луиза от изумления даже слегка начала заикаться:
– Т-то есть у тебя теперь есть ма… мачеха?
– Формально – да, – улыбнулась Бланш, – а по сути скорее подруга. Конечно, не такая близкая, как ты, Лу, но, когда она появилась в нашем доме, мне стало легче.
– А почему же ты мне ни слова не писала об этом? – погрозила подруге пальцем Луиза.
Бланш неуверенно улыбнулась:
– Знаешь… боялась сглазить, наверное. Представляешь, с появлением Мари отец совершенно перестал пить. Его словно подменили, он стал почти таким же, как несколько лет назад, при маме… Бодрый, жизнерадостный, готовый горы своротить! Я ужасно рада за него, и Мари мне нравится. К тому же хозяйственные заботы теперь не только на моих плечах… А не будь ее, кто знает, смогла бы я вообще приехать…
– Ничего себе! – ахнула Луиза. – Сколько, однако, у тебя новостей!
– Кроме того, – хитро посмотрела на нее подруга, – я очень хотела видеть своими собственными глазами, как ты отреагируешь на такие известия.
Девушки дружно рассмеялись.
– На самом деле только-только жизнь стала налаживаться, я бы даже не стала уезжать прямо сейчас, – посерьезнела Бланш, – но тут пришло это известие о смерти тети Шарлотты и завещании на мое имя. Отец, правда, очень сомневается, что там идет речь о сколько-нибудь значительной сумме, но в моем положении даже малыми деньгами не разбрасываются. Хотя есть вероятность, что вся сумма может уйти на оплату трудов поверенного, – смущенно улыбнулась Бланш.
– То есть все-таки ты приехала прежде всего по делам, – грустно сделала вывод Луиза. Однако ее натура не позволяла девушке печалиться дольше минуты, и, чуть помолчав, она воскликнула: – Но все-таки, все-таки хотя бы две недели ты погостишь здесь? У меня для тебя тоже есть сюрприз, между прочим! Но только дома, дома… А вот, собственно, мы уже и приехали.
Коляска, скрипя рессорами, притормозила в ожидании, пока привратник распахнет узорчатые чугунные створки. Потом она покатилась по дорожке и остановилась перед широкими дверями, ведущими внутрь массивного трехэтажного здания песчаного цвета с высокими стрельчатыми окнами и с башенками на крыше. Дом был окружен огромным запущенным садом – видно было, что хозяева уделяют ему куда меньше внимания, чем следовало бы. Побеги плюща оплетали окна нижнего этажа дома, темные аллеи уходили в глубь сада, и только перед самым входом в здание была разбита роскошная клумба с розами самых всевозможных форм, цветов и размеров.
– Твоя матушка по-прежнему любит розы, как я вижу, – с улыбкой заметила Бланш и выскочила из коляски, к которой уже спешили слуги, чтобы принять и отнести в дом скромный багаж путешественницы.
На пороге дома возникла маленькая и круглая розовощекая леди в палевого цвета платье и раскрыла приветственные объятия:
– Бланш, дорогая наша девочка!
Та склонилась, обнимая хозяйку:
– Милая, добрая моя леди Элен, как же я по вас соскучилась!
Леди Грэммхерст схватила девушку за плечи и принялась поворачивать, стараясь хорошенько рассмотреть со всех сторон.
– И не узнать тебя! Даже как будто немного выросла, вон какая высокая! А уж смуглая стала, настоящая южанка.
– Что вы, – смутилась Бланш, – рост – это каблуки дорожных ботинок, а загар – временный подарок итальянского солнца.
– Не говори ерунды, – решительно отмахнулась леди Элен. – Если я говорю, что ты изменилась, значит, так оно и есть. Вместо тихой тоненькой девочки-пансионерки я вижу взрослую и самостоятельную путешественницу, на которую, увы, мне приходится смотреть снизу вверх.
Она прошла в дом, не выпуская руки Бланш, подтянула гостью к большому золоченому зеркалу, висящему напротив входа, и поставила рядом с собой.
– Смотри, насколько ты меня выше, – сказала она и добавила немного потише: – К сожалению, я уже не могу потягаться с вами, милые девочки. Вам-то еще предстоит похорошеть, а я…
Леди Элен вздохнула, и девушки начали одновременно теребить ее за руки.
– Что вы, мама! – возразила Луиза. – Уж вы-то у нас еще можете дать фору многим юным красоткам. Вот увидите, наши гостьи просто померкнут и потеряются на вашем фоне.
Леди Элен улыбнулась и ласково погладила дочь по голове:
– Ах, спасибо на добром слове, но я уверена, что и гостьи, и я потеряемся рядом с тобой. Хотя теперь тебе есть с кем соревноваться. – Она лукаво посмотрела на Бланш. – Уверена, что среди молодых людей найдется немало желающих потанцевать кое с кем.
– Да, у Бланш наверняка появятся поклонники, – хихикнула Луиза.
Бланш хотела было сказать, что у нее и в мыслях нет в ближайшее время обзаводиться поклонниками, кроме того, она еще собиралась заверить леди Элен в ее неувядаемой привлекательности, но известие о приезде гостей неслыханно ее удивило.
– А по какому поводу вы ожидаете гостей? Ведь именины и ваши, и Луизы еще не скоро.
Леди Элен открыла было рот, но дочь опередила ее:
– О, пусть это будет сюрпризом. Сейчас тебе необходимо переодеться с дороги, поесть и отдохнуть, а потом ты все-все узнаешь. У меня так много новостей, так хочется рассказать тебе в подробностях, о чем я не успела написать…
Бланш кивнула. Несмотря на присущую ей бодрость, девушка и в самом деле чувствовала себя уставшей и немного разбитой после долгого путешествия.
Возвращение – а свой визит в Грэммхерст-холл она считала именно возвращением домой – было столь желанным и долгожданным, что она еле держалась на ногах от избытка впечатлений и эмоций.
– Милый старый дом, – бормотала девушка, проводя рукой по слегка потрескавшейся лакировке перил. – Помнишь, Луиза, как часто мы разглядывали эти маленькие трещинки, пытаясь найти в них как можно больше таинственных диких зверей?
– А ты помнишь игру в прятки в комнате горничной? И «догонялки» по правилам «не спускайся со второго этажа и не касайся стен»? – перебила ее Луиза.
– Как можно забыть! Мне дороги воспоминания о днях, проведенных в вашем доме. Только здесь мы с мамой были абсолютно счастливы, потому что лишь двери дома леди Элен всегда были открыты для нас.
Луиза нахмурилась:
– Знаешь, мама не раз говорила мне, что на самом деле вы могли приехать в гости к любой из подруг твоей матери, каждая была бы рада пообщаться с Элизабет и ее дочкой.
Бланш распахнула двери комнаты, которую считала своей. Это была маленькая спаленка в желтых тонах, с обоями «под джунгли после засухи», как едко называли их две острые на язычок девочки.
– Здесь ничего не изменилось! – восторженно воскликнула она и закружилась по комнате. – Я снова чувствую себя маленькой девочкой, которая гостит у вас во время каникул!
– А ты и есть маленькая девочка, – ласково сказала Луиза. – Мама видит в тебе какие-то изменения, но я-то знаю, что ты осталась прежней. Хоть тебя и коснулись невзгоды, разом навалившись со всех сторон, им не удалось омрачить твое лицо и потушить блеск глаз. Ты просто выглядишь чуть взрослее.
Бланш не стала спорить. Тем более что Луиза редко ошибалась в вопросах, которые касались людей и человеческих отношений. Как ей удавалось с первого взгляда отделять «светлые» души от «темных», Бланш не знала. Но в том, что Луиза не судит по внешнему облику, а видит человека насквозь, Бланш не сомневалась. Раз Луиза говорит, что она не изменилась, то так оно и есть. Хорошо, что страдания и нелегкая жизнь не сломили ее и не состарили преждевременно, а выглядит она ничуть не хуже беззаботной хохотушки Луизы.
Внезапно, будто что-то вспомнив, Бланш спрятала руки в складках дорожного платья. Ее нежные пальцы, которые с легкостью справлялись и с клавишами фортепьяно, и с кистями для акварели, и с любым рукоделием, ныне выглядели обветренными, исцарапанными и покрытыми такой же потрескавшейся сеточкой, как и старая лакировка перил холла.
– Ну что ж, – сказала она, – надеюсь, мне удастся остаться в Британии. И я буду ходить летом под зонтиком, оберегая кожу от ожогов солнца.
– И станешь белая-белая, – усомнилась Луиза. – Я думаю, тебе стоит оставаться такой, какая ты есть, а не подражать безмозглым модницам. Мы сошьем тебе замечательные наряды, ты будешь самая-самая красивая среди наших гостей и обязательно – слышишь? – я уверена, обязательно встретишь свою судьбу среди них. И будешь счастлива…
Луиза щебетала, а Бланш, обессиленно опустившись на высокую кровать, обхватила вышитую золотыми птицами подушку… Ей и хотелось бы поверить словам подруги, но мысль о возможной встрече с немедленно влюбляющимся в нее неизвестным красавцем девушку не согревала. Мечтала она совсем о другом, в чем ни Луиза, ни леди Элен никак не смогли бы ей помочь. Ей вообще никто не мог помочь, и Бланш уже начинала подумывать, что ей придется пережить жизненное разочарование, соизмеримое с тем, которое едва не постигло в свое время ее матушку.
Элизабет всегда была очень хороша собой. Когда миленькая девочка превратилась в прекрасную невесту, все родственники гордились ею и пытались договориться об удобной свадьбе с полезным женихом. Но гордый нрав, неизвестно откуда возникший у этой доселе скромной и послушной девушки, не позволял ей покорно смириться с выбором родни. Бетти отказывала назойливым кавалерам одному за другим и в результате осталась без подходящей партии.
Ее ближайшая подруга Элен покорно пошла под венец с выбранным родителями женихом, Элизабет же окончательно поняла, что не может выйти замуж без любви.
Она искренне радовалась за подругу, слушала ее сбивчивые и смущенные рассказы про мужа и молча думала, что сама никогда бы не смогла привыкнуть к чужому, навязанному ей мужчине. Нет, ни один холодный и спесивый джентльмен ее не устраивал. Все они делились Элизабет на две категории: заносчивые снобы, измеряющие жизнь в золотых монетах, денежных купюрах и величине банковского счета, и деревенские мужланы вроде Артура, мужа Элен. Эти последние хоть и были достаточно милы, но при мысли о том, чтобы провести всю жизнь с человеком, которого интересуют лишь овцы и ячмень, Бетти становилось невыносимо скучно.
И девушка предпочла отмахнуться от всех разом, оглохнув к просьбам и увещеваниям родителей и прочих родственников. Все они были уверены, что до добра такая заносчивость не доведет. Отец грозился найти Бетти самого старого, самого дряхлого и злого жениха, мать пугала одинокой участью старой девы, и лишь одна пожилая тетушка Шарлотта, давным-давно оставшаяся вдовой, не раз говорила ей:
– Не слушай других, моя милая девочка. Насильно тебя замуж никто не выдаст, не те уже времена. И если ты сама не испугаешься и не сдашься, если будешь верить в счастье, то обязательно до-ждешься того, к кому не придется привыкать. И даже если судьба отмерит вам немного времени, ты никогда не пожалеешь о сделанном.
Тетушка Шарлотта знала, о чем говорила: о ее неприличной любви к собственному мужу по всему графству ходили легенды. И памяти супруга она оставалась верна вот уже десять лет после его смерти.
Элизабет слушала тетушку и изо всех сил отбивалась от родителей. Девочки, с которыми она росла, уже давно вышли замуж. Даже невзрачная Дженни, Дженнифер Белл, послушалась родных и сделала блестящую партию. Красавчик Бернс, их общий сосед, был неслыханно богат и родовит.
Элизабет помнила нескончаемую вереницу его предков, чьи портреты занимали целую стену в охотничьем зале замка, знала, что одно перечисление поместий и угодий Бернсов занимает не менее получаса, не раз слышала истории о подвигах тех или иных представителей семьи Бернс и дальнем родстве с королевской семьей, но…
Их наследник Джеймс вызывал у Бетти тихий ужас. Слишком заносчив и высокомерен, слишком увлечен охотой и презрителен к женщинам. Облик складывался из мелочей, из случайных обрывков разговора, лишнего окрика во время бала или обычного гостевого визита.
Нет, Элизабет не завидовала Джен, а в глубине души даже жалела ее. Уж лучше бы той повезло, как Элен: простачок Артур хоть и не обладал глубокими знаниями наук, грацией и красноречием, но, по крайней мере, искренне любил свою молодую жену.
Бетти могла бы долго ждать чудесного появления идеального жениха, но ей, как и предсказывала тетушка Шарлотта, повезло. Никому не известный итальянец Луиджи Вернелли, проездом оказавшийся в соседнем городке, поразил девушку в самое сердце.
Они встретились совершенно случайно на прогулке, заговорили о каких-то пустяках и вскоре поняли, что предназначены друг для друга.
Луиджи не очень хорошо изъяснялся по-английски, и все, что он мог сообщить красивой девушке при первой встрече, так это то, что сам он из хорошей, но не очень богатой семьи, любит путешествовать и от всей души полюбил холодную Британию с ее неповторимыми зелеными холмистыми пейзажами. Он чувствовал, что судьба готовит ему сюрприз, но какой именно – не знал. Поэтому и бродил по дорогам острова, не в силах вернуться домой, где его уже заждался отец, подобравший правильную невесту.
Молодым людям хватило лишь одной беседы, чтобы решиться связать свои судьбы. Конечно, Элизабет строго-настрого был запрещен этот брак, итальянская родня Луиджи тоже не была в восторге. И влюбленным не оставалось ничего другого, как тайно обвенчаться в маленькой М-ской церкви, знаменитой своими изумительными витражами. Элизабет, выросшая в Шотландии, была католичкой, как и Луиджи, и хотя бы разности в вероисповедании между молодыми людьми не стояло.
Они поселились в маленьком домике, а вскоре у них появилась крошка Бланш, и Бетти и Луиджи почувствовали себя совершенно счастливыми. Со временем сердца родителей Элизабет немного оттаяли, и те выделили небольшие деньги на содержание и воспитание внучки. Но только и всего. Пару, рискнувшую пренебречь родительской волей, почти никто не принимал.
Единственными людьми, которые всегда были рады их видеть, оставались Элен и Артур, не менее счастливые родители маленькой Луизы, появившейся на свет годом позже Бланш.
Другая подруга Элизабет, Дженнифер, даже если и хотела принять гостей, никогда не решилась бы перечить суровому мужу. Но и немногих ее тайных визитов в дом к Луиджи и Элизабет было достаточно, чтобы Бетти не ощущала себя совершенно покинутой. Муж, дочка, две подруги – пусть одна из них и скрывает свою дружбу от посторонних, – разве этого не достаточно для счастья?
И это тихое немудреное счастье продлилось семнадцать лет, вплоть до трагической смерти Элизабет от случайного воспаления легких.
Пока Луиза вдохновенно расписывала свое видение английского будущего подруги, в дверь негромко постучали, и горничная – по виду индуска – вручила Луизе пришедшее с вечерней почтой письмо.
– Бланш, познакомься. Это Анна. Ее привез вскоре после твоего отъезда на континент мой крестный, лорд Райт, из самой Калькутты! Она моя горничная, лучше в нашем доме никого нет, и, пока ты здесь, все самое прекрасное – тебе. Анна, это мисс Вернелли, моя самая близкая и любимая подруга с ранних лет, на ближайшее время ты поступаешь в полное ее распоряжение.
– Ну зачем, Лу? – смутилась Бланш. – У меня и платьев-то таких нет, которые с помощью горничной надевать…
– Не спорь, – отрезала та. – Ты дорогая гостья, и у тебя будет все самое лучшее.
Отпустив Анну взмахом руки, Луиза вспомнила про письмо, которое все еще держала в руке. Она вскрыла узкий голубой конверт, быстро пробежала глазами по строчкам и радостно закружилась по комнате.
– Ой, Бланш! Как прекрасно!
Девушка с улыбкой взглянула на Луизу:
– Что произошло?
– Ах, Бланш, Бланш! Я так рада!
– Ты все-таки совсем еще ребенок, – покачала головой та. – Так ты скажешь, в чем заключается повод для восторга, таинственная моя?
Луиза взяла многозначительную паузу, подойдя к окну и отдергивая закрытые с вечера темные бархатные занавеси. В комнату ворвались яркие лучи солнца. Луиза обернулась и лукаво глянула на подругу, терпеливо ждавшую пояснения. Плюхнулась в кресло, отдышалась, приняла торжественный вид и выпалила:
– Через два дня сюда приезжает мой жених!
– Твой кто?! – не поняла Бланш. – Жених?! И ты ни словом не обмолвилась ни в одном письме, что собираешься замуж?!
– Да, мой жених, – смутилась Луиза. – Вообще-то это все совсем недавно произошло, когда писать в Италию было уже поздно. К тому же я хотела сделать тебе сюрприз, собиралась молчать до последнего, даже матушку подговорила, но вот не выдержала и проболталась! Если все сложится, как мы планировали, вероятно, я выйду замуж еще до конца лета. Надеюсь только, что мы не уедем сразу в Шотландию. Впрочем, он вроде бы не слишком влюблен в свое старинное поместье… Бланш, он приезжает уже послезавтра, а через неделю будет официально объявлено о нашей помолвке. Мама, по-моему, радуется больше меня, – ехидно добавила Луиза. – И волнуется тоже.
– А кто он? – поинтересовалась Бланш, еще не зная, как отнестись к таким новостям. Она не могла не понимать, что после замужества подруги их отношения с Луизой неизбежно изменятся, и что привнесет в их жизнь будущий муж Луизы, пока оставалось только гадать.
– Вот, посмотри. – Луиза сняла с шеи тонкую цепочку и протянула подруге висевшую на ней безделушку.
Бланш увидела на ее ладони небольшой серебряный медальон с искусно выполненной миниатюрой. Осторожно взяв изящную крошечную вещицу, девушка поднесла ее к глазам, всмотрелась… и внезапно без чувств упала на ковер.
На секунду остолбенев, Луиза изумленно уставилась на подругу, потом, опомнившись, отчаянно дернула шнур звонка и упала рядом с Бланш на колени. С помощью прибежавшей горничной ей быстро удалось привести девушку в чувство.
– Что с тобой? – взволнованно теребила Луиза подругу.
– Не знаю, просто закружилась голова, – пробормотала Бланш. – А может, я отвыкла от британского климата… и столько впечатлений сразу, как горный обвал…
– Ты устала после такой дальней дороги, а я мешаю тебе отдыхать, – с раскаянием выдохнула Луиза. – Тебе переодеться, полежать, быть может? А к чаю ты спустишься…
– Погоди, – остановила ее Бланш. – Ты же мне так и не сказала, как зовут твоего жениха.
– Это сын маминой старинной знакомой, Арнольд Бернс, – ответила Луиза и охнула. – Нет, дорогая, я вижу, ты все-таки неважно себя чувствуешь. Давай-ка я перестану болтать и дам тебе возможность прийти в себя после путешествия… Встретимся внизу, хорошо? Если что, Анна тебе поможет, принесет все, что нужно, и вообще. – Луиза чмокнула подругу в лоб и тихонько выскользнула из комнаты.
Бланш осталась наедине со сразившей ее новостью. От свалившихся как снег на голову известий недолго было прийти в полное отчаяние. До сих пор Бланш утешала себя мыслью, что ее письма к любимому не дошли, или она перепутала адрес, или… В общем, она находила тысячи причин в оправдание своему неверному возлюбленному. Теперь же девушка поняла, что все это время обманывала себя. И как теперь жить дальше, было совершенно непонятно.
«Не буду ничего никому говорить. Я не помешаю счастью Луизы», – в конце концов решила Бланш.
Но тут же ей в голову пришла еще одна мысль: «А если он женится на ней, но так и не научится хранить верность? Не станет ли Луиза еще несчастнее, чем я? Посмотреть бы на его поведение здесь, до помолвки… Вот только… Нет, я вовсе не хочу встречаться с ним лицом к лицу! Если он собрался жениться, то меня наверняка уже забыл. Увидит – вспомнит? И что тогда? Бежать? Нет, Лу обидится – это же такое важное событие. А она про мою историю ничего не знает… Может, зря я тогда молчала? Зря не написала ни разу ей об этом из Неаполя? Но теперь поздно… Да и не поймет никто, если я уеду сейчас, решат, что я совсем ума лишилась в Италии. Что же делать? Сбежать нельзя, оставаться – невыносимо. Хотя… – На заплаканном лице девушки появилась робкая улыбка. – Если даже Луиза и леди Элен едва признали меня с первого взгляда, то он и подавно не узнает… Сейчас, спустя четыре года, при небольших усилиях изменить внешность… Я ведь и правда стала совсем другой. Вот только имя? Его-то он вряд ли мог забыть. Однако… – После короткого размышления лицо Бланш окончательно прояснилось. – Придумала!»
Переодевшись в домашнее платье, измученная долгой дорогой и сильнейшими переживаниями, Бланш заснула, едва успев прилечь. Луиза, обеспокоенная тем, что подруга не спустилась к чаю, заглянула спустя два часа в комнату Бланш и не решилась ее тревожить – такой нежной и беззащитной казалась та во сне.
Утром следующего дня девушку разбудила горничная Анна, которая принесла кувшин с теплой водой для умывания.
– Мисс Луиза спрашивала, проснулись ли вы уже и можно ли к вам зайти?
– Конечно!
Горничная вышла, и почти тут же в комнату ворвалась Луиза.
– С добрым утром, милая! Ты отдохнула? Хорошо спала? – заботливо поинтересовалась она, помня о вчерашнем обмороке подруги.
– Да, все в порядке, – беспечно ответила Бланш. После принятия решения у нее стало ощутимо легче на душе. Однако для его выполнения девушке требовалась помощь. – Послушай, Лу… У меня есть к тебе одна просьба. Она, наверное, покажется тебе странной, но тем не менее прошу тебя – выполни ее, хорошо? Пусть все: ты, леди Элен, прислуга, – все без исключения зовут меня не Бланш, а моим вторым именем – Мэри. Я привыкла к нему на континенте.
Луиза вытаращила глаза:
– Вот это сюрприз! С каких пор ты разлюбила собственное имя?!
– Понимаешь… В Италии же наши имена произносят несколько иначе. И Бланш там немедленно переделали в Бланку, даже отец попытался было называть меня так… А оно какое-то ужасно колючее и совершенно мне не подходит, правда же?
Луиза озадаченно кивнула. У нее в голове не укладывалось, как это – носить двадцать лет одно имя, а потом вдруг назваться иначе, пусть даже в метрике что-то такое записано.
– В общем, – продолжала Бланш, – я так и не научилась толком отзываться на Бланку, это было ужасно мучительно… А потом, когда появилась Мари, отец вспомнил про мое второе имя, Мэри. И стал нас дразнить, называя Мари-старшая – ее и Мари-младшая – меня. Нам понравилось, и я, знаешь, привыкла… В общем, называйте меня Мэри, хорошо? И, кроме того, я боюсь, ваши гости… – Девушка запнулась.
– Ну же, продолжай, думаю, больше удивить ты меня уже не сумеешь, – улыбнулась Луиза, готовая с пониманием отнестись к любому чудачеству своей подруги.
Та передернула плечами.
– Я слишком хорошо помню косые взгляды, которые бросали на меня прежде в Англии, заслышав мою итальянскую фамилию. – Бланш поморщилась. – Станешь представлять меня вашим гостям – представляй как Мэри Вернел, ладно? Не будем создавать почву для конфликтов, тем более накануне твоего праздника.
– Бланш, ну это же глупость чистой воды! – возмутилась Луиза. – Кому какое дело, итальянка ты, полуитальянка, француженка или еще кто? Ты – моя подруга, это главное!
– Лу, – мягко повторила девушка, – пожалуйста, не спорь. Просто поверь – так будет лучше. Нам обеим спокойнее, и никаких поводов для пересудов. Договорились?
– Хорошо… – с сомнением согласилась Луиза. – Я предупрежу маму и всех слуг, что у меня в гостях Мэри Вернел. Так?
– Так.
Весь день девушки провели, гуляя по Грэммхерст-холлу. Луиза всячески старалась растормошить подругу, ее задорные «А помнишь это?» или «Не забыла ли ты про то?» звучали в различных уголках старого дома, но Бланш, казалось, утратила все оживление, с которым приехала накануне.
Луиза кляла себя за недогадливость, но никак не могла понять, что не так с подругой, а на все расспросы та лишь уклончиво качала головой. Единственное, что Луизе приходило в голову, – это длительная дорожная усталость, которая должна пройти после хорошего отдыха и крепкого сна. А для крепкого сна необходимо как следует прогуляться по свежему воздуху. И девушка вытащила Бланш в их любимый розовый сад, надеясь развеселить ее, показав новые кусты, посаженные леди Элен только в этом году, и нежные бутоны всевозможных оттенков – подобные тем, что были свидетелями прощания девушек в саду лондонского дома.
– Смотри же, Бланш… ох, то есть Мэри, здесь ничего не изменилось, только добавилось посадок… А вот это вьющиеся розы, смотри, они за время твоего отсутствия оплели всю беседку.
Бланш сглотнула плотный комок, сдавивший горло, и схватилась за плечо подруги, пытаясь устоять на ногах. Нежный и влажный аромат свежих лепестков и вид оплетенной растениями беседки остро напомнили ей собственные чувства четырехлетней давности: горечь утраты, страх неизвестности и… щемящую надежду на близкое счастье. Бланш была юна, слишком юна, все трудности казались легко преодолимыми, далекая Италия выглядела всего лишь очередным местом жительства, зато вера в любовь была непоколебимой, как суровые шотландские горы.
Что же осталось у нее теперь? Не было ни матушки, ни дома, ни средств к существованию, кроме мизерной суммы, которую она рассчитывала получить в наследство. Но с этими утратами Бланш давным-давно смирилась, а трудности научилась преодолевать. И вовсе не эти печали так угнетали девушку.
Нет, прекрасные розы очень живо и жестоко напомнили ей, что они всегда будут красивы, ухоженны и любимы, в отличие от бедной полуангличанки-полуитальянки, забытой ее вероломным возлюбленным.
– Ах, – Луиза всплеснула руками, – тебе, верно, напекло голову, пойдем в тень, туда, в тисовую аллею, или в нашу рощу, помнишь, как мы оставляли в ней секреты?
– Ты забываешь, я только что из Италии, солнцем меня не напугать, – вяло заметила Бланш, но позволила увести себя от нарядных кустов в прохладную глубь парка и усадить на аккуратный пенек, из которого по распоряжению незаменимой Анны садовник вырезал кресло с высокой спинкой.
– Я не знаю, что с тобой делать, – беспомощно призналась Луиза и кокетливыми складками разложила вокруг пенька края юбки Бланш. – Мне все время кажется, что я что-то не то говорю и поступаю не так…
– Со мной все хорошо, все пройдет. И чем реже ты будешь об этом вспоминать, тем быстрее все закончится. Лучше расскажи о себе. Ты собираешься замуж, а любишь ты… как его? Арнольда? А он тебя?
Луиза, как и ее мать Элен в юности, всегда была послушной девочкой. И хотя ее богатое воображение часто рисовало картины опасных приключений, безумных страстей и неожиданных поворотов судьбы, в глубине души она понимала, что все эти истории могут существовать только на страницах любимых романов, а сама Луиза в ближайшее время будет выдана замуж за того, кого подберет ей мать, приняв во внимание пожелания многочисленных тетушек и прочей опытной родни. Все эти люди искренне любили Луизу и плохого, разумеется, посоветовать не могли. Нет, о браке по расчету и речи не шло, от этих страшных слов Луизу бросало и в жар, и в холод. Леди Элен неоднократно говорила ей:
– Милая моя, выходить замуж надо только по любви. И среди десятков молодых людей, подходящих тебе по возрасту и положению, ты всегда сможешь выбрать жениха по зову сердца.
Луиза охотно соглашалась с матерью. С самого вступления в светскую жизнь она увидела, что мир полон обаятельных и симпатичных юношей, каждый из которых обладал определенными достоинствами и вызывал у девушки вполне объяснимое любопытство. По вечерам, возвращаясь с бала или званого ужина, она представляла, что лорд М. или сэр Дж. – и есть ее будущий муж. Луиза рисовала в воображении всевозможные картины семейной жизни: как они будут смотреться вместе, или как она будет проводить с супругом долгие зимние вечера, в беседах или музицировании, и находила подобные сцены довольно забавными.
Если же они гостили у дальних родственников или друзей леди Элен несколько дней, то Луиза не могла уснуть дольше обычного. Ворочаясь в незнакомой кровати, разглядывая в полумраке стены, потолок и мебель чужой комнаты, она воображала, что в ближайшем будущем может стать хозяйкой этого дома или поместья. И мысль, что такая вот зеленая или голубая комната, а не ее собственная сиреневая в Грэммхерст-холле, будет ожидать ее по вечерам, просто заполняла всю Луизину светлую головку.
Игры в воображаемые замужества так увлекли девушку, что сообщение любимой тетушки, леди Глэдстоун, о визите в загадочное шотландское поместье знатного рода Бернс сразу же нарисовало занятную картину. Мрачный замок, находящийся в отдалении от дорог и людей, и она – его юная хозяйка.
Луиза увидела неприступные серые стены, бойницы, узкие окна, крышу, обдуваемую холодными ветрами, и себя, такую тонкую и изящную, всматривающуюся в даль с этой самой крыши. Ветер треплет ей волосы и раздувает юбки. А она, невыносимо прекрасная, стремится различить на горизонте… Кого она хотела различить и почему стояла на крыше в одиночестве, Луиза придумать не успела.
Путешествие оказалось не таким уж и долгим, болтовня тетушки Глэдстоун изрядно сократила путь, и Луиза увидела симпатичное здание, вовсе не похожее на замок, хотя и довольно древнее. Никаких холодных ветров – дом Бернсов хитро расположился между каменистой грядой предгорья и густым вековым лесом.
Двухдневный бал, охота и изысканные угощения; среди знакомых – кроме самой Луизы с матерью и тетушки Глэдстоун, – пара-тройка кузенов, кое-кто из дальней родни, представители нескольких знакомых по Лондону семейств и даже дальние родственники матери Бланш. Но Луиза не очень хорошо запомнила, кто именно был, а кого не хватало: все ее внимание почти сразу сосредоточилось на сыне хозяйки, сэре Арнольде Бернсе.
Леди Глэдстоун в дороге все уши прожужжала племяннице о том, какой он красавчик и умница, и Луиза ждала этой встречи с нескрываемым нетерпением.
Арнольд Бернс и вправду показался ей довольно красивым. Конечно, лорд Мореган более изящен, и в седле сидит грациознее, и танцует отлично, а сэр Джей Лоукс и вовсе идеален почти во всех отношениях, но в Арнольде она обнаружила какое-то необъяснимое обаяние, совершенно затмевающее недостаток ловкости и обходительности.
Он не осыпал Луизу комплиментами, не всегда успевал первым подать ей руку, чтобы помочь спуститься с лошади или встать с кресла, не пытался протанцевать с ней весь вечер, из-за своей нерешительности упуская ее в распоряжение других кавалеров, но женская интуиция подсказывала девушке, что Арнольд к ней неравнодушен.
Вначале он посматривал на Луизу с любопытством, потом она поймала несколько его восхищенных взглядов. И аплодировал он после исполнения ею романса о коротком шотландском лете не так, как другие, а особенно громко. И всевозможные истории рассказывал явно в расчете на то, что она должна услышать и заинтересоваться.
Поэтому Луиза возвращалась из Шотландии домой в полной уверенности: Арнольд Бернс сражен наповал ее красотой, обаянием и талантами. А немедленного объяснения в любви не последовало по одной простой причине: Арнольд очень стеснителен. Он долго не выходил в свет, ведя замкнутый образ жизни, его матушка еле-еле настояла на приглашении гостей, и, конечно, встретив Луизу, бедняга растерялся и не смог преодолеть застенчивость.
А последовавший спустя три недели ответный визит его матери, Дженнифер Бернс, в Грэммхерст-холл и ее продолжительное шушуканье с леди Элен и тетей Глэдстоун окончательно убедили Луизу в том, что вскоре последует официальное предложение.
Она насела на тетушку с расспросами, и та покаянно призналась, что в ближайшее время они с леди Элен и леди Джен планируют помолвку Арнольда и Луизы. Сама же леди Грэммхерст почему-то избегала говорить с дочерью на эту тему.
И лишь когда изведенная многочисленными и толком не подтверждаемыми догадками Луиза растормошила ее, леди Элен призналась, что немного побаивается.
Леди Дженнифер, которую она знает с давних лет как приятельницу ее ближайшей подруги Элизабет, показалась ей измученной и странной, а ее сын Арнольд – недостаточно влюбленным в ее дорогую девочку. Сама леди Элен ни за что бы не стала спешить со свадьбой, предоставив молодым людям возможность поближе узнать друг друга, но леди Глэдстоун торопит ее, грозя возможной переменой в настроении Бернсов, хотя леди Дженнифер уже считает помолвку делом решенным.
Голова взволнованной леди Грэммхерст шла кругом, и Луиза поспешила заверить мать, что в спешке нет ничего страшного или неприличного, а лорд Арнольд Бернс – кандидатура ничем не хуже любой другой.
Любит ли она его, Луиза не знала. Арнольд был статен и симпатичен, вежлив и, безусловно, – уж в этом она не сомневалась – страшно в нее влюблен. Достаточно ли этого для семейного счастья? Наверное.
Дом его находился очень далеко от Грэммхерст-холла, но покинуть родные стены после замужества все равно пришлось бы. К тому же можно наездами посещать Уэльс, а в том, что Луизе придется по душе суровая красота Шотландии, она не сомневалась. Ее поэтическая натура уже рвалась сочинять стихотворения про безлюдный край (который, кстати, оказался достаточно плотно заселенным).
И вот в Грэммхерст-холле ожидают гостей по случаю помолвки Луизы и Арнольда. К сожалению, леди Дженнифер Бернс приехать не могла, слабое здоровье не позволяло ей столь часто путешествовать, но она прислала теплое письмо, в котором выражала уверенность, что все пройдет гладко.
Свой рассказ Луиза заканчивала уже вечером, когда девушки возвращались к обеду, зябко поеживаясь под порывами хулиганистого ветерка.
Бланш была бледна и не прервала повествования подруги ни единым звуком. Слова Луизы подхватывал ветер и, словно комья тумана, разносил по саду.
За ужином Бланш почти ничего не ела. Она отпросилась пораньше в свою комнату и лишь в очередной раз напомнила Луизе, что при гостях называть ее надо Мэри Вернел.